Инстинкт

Когда наступило утро пятого дня утомительного и трудного пути, пролегающего через густые леса и глубокие сугробы, Нэру начал узнавать местность, в которой оказался. Юноша понял, что если они продолжат идти в том же темпе, то к ночи достигнут старых общинных земель, а там уж и до врагов-кочевников недалеко, ведь они наверняка остались зимовать в горах неподалеку. Возможная встреча со свирепыми чужаками до дрожи пугала Нэру. Несмотря на то, что этот исполин не стал его убивать, терпел его присутствие рядом с собой и делился с ним пищей, хоть и делал все это крайне неохотно, юноша почему-то серьезно сомневался, что сородичи его спутника окажутся столь же дружелюбными. Чем ближе были родные раньше земли, а вместе с ними и горы, в которых скрывались чужаки, тем сильнее Нэру хотелось развернуться назад и убегать от возможной опасности что есть мочи. Когда они пересекали большую поляну, на которой летом еще возвышались многочисленные шатры его племени, страх уже почти полностью овладел разумом юноши. Лишь невероятным усилием воли он заставлял себя передвигать ноги и идти за чужаком. Наконец путники достигли гор. Идущий впереди Нэру мужчина внезапно остановился, и юноша, смотревший себе под ноги, не успев остановиться, налетел на него. В тот день второй раз за жизнь Киана, а ему шла уже двадцать третья зима, произошло что-то, способное выбить почву у него из-под ног. Подойдя к горе, он обнаружил, что совсем недавно произошел сильный камнепад, лежащие у подножия булыжники еще не занесло снегом. Под завалами мужчина нашел мертвыми трех женщин, ребенка и двух мужчин из своего племени. Из рассказов отца тогда в пещере Киан знал, что в живых из племени не оставалось больше никого. Самого вождя под завалами не оказалось, что вселило в сердце мужчины слабую надежду. Позабыв обо всем на свете, Киан стал быстро карабкаться вверх по горе. Стоило мужчине отступить в сторону, прекратив загораживать Нэру обзор своей широкой спиной, юноша понял, что ввергло чужака в такой ступор. У подножья гор, придавленные огромными камнями, лежали люди, судя по всему, соплеменники его врага. Глядя на то, с какой скоростью мужчина стал взбираться в гору, Нэру догадался, что человека, которого его спутник больше всего хотел увидеть, под булыжниками не оказалось. Бросив последний сострадательный взгляд на мертвых рыжеволосых чужаков, юноша поспешил за попутчиком. Добравшись до стоянки своего племени, Киан с тревогой огляделся по сторонам. Его внимание почти сразу привлекла виднеющаяся из-под снега кисть человеческой руки. Мужчина упал на колени, принявшись быстро стряхивать с трупа мешающий разглядеть его снег, и замер, когда прямо на него бездумно уставились серые глаза отца. Тело было обглодано почти до самых костей. Нетронутыми остались лишь голова, кисти и ступни. Не возникало никаких сомнений в том, что это сделали люди. Хищники крайне редко поднимались так высоко в горы, и если бы это были голодные звери, они не оставили бы от трупа ничего, а уж голову разгрызли бы в первую очередь — мозг был для них лакомством. Киан предполагал, что с его отцом может такое случится. Мужчина видел, что племя вымирает от голода. А согласно традициям, умершего полагалось съесть, чтобы забрать себе силу, которой он обладал при жизни, и не позволить злым духам завладеть бездыханным телом. Обычно племя Киана просто ломало все кости умершего — даже если демон вселится в него, он все равно не сможет передвигаться. Только в сильные холода обычай соблюдался, лишь потому, что кроме соплеменников питаться было нечем.* Мужчина попытался успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов. Ему хотелось рвать и метать, хотелось убить тех, кто сделал такое с его отцом несмотря на то, что они уже были мертвы. Киан стиснул руки в кулаки — здесь он был бессилен. Мужчине удалось немного остыть, когда он подумал о том, что его соплеменники не стали бы убивать своего вождя, как бы голодно и холодно им не было, и как бы он не был слаб. Наверняка его отца прикончила та странная болезнь, и только потом люди решили съесть его. Возможно, перед смертью вождь даже сам дал на это свое согласие. Смерть отца пробудила в Киане воспоминания, которые он изо всех сил пытался выбить из своей головы. Именно для того, чтобы избавиться от них, мужчина решил никогда больше не думать. Сколько Киан себя помнил, они всегда шли. Их племя беспрестанно кочевало в поисках лучшего места, останавливаясь лишь для того, чтобы переждать холода. Восемь лет назад зима была такой же суровой, как сейчас. Но тогда племя не сумело найти себе пристанища. Они продолжали идти. Идти с рассвета до заката, по пояс проваливаясь в сугробы и обмораживая себе пальцы. Иногда племя неделю не могло убить ни одного, даже самого маленького, животного. Люди гибли от голода и холода. Тогда Киан еще несильно выделялся среди своих соплеменников. У него только-только начали расти волосы на лице и на теле, он был ниже себя нынешнего на пару голов, да и мышцы едва выделялись. В то время Киан дружил с одним пареньком по имени Ис, старше него на зиму, они были неразлучны, сколько он себя помнил. Ребята были словно родные братья, всегда готовые заступиться друг за друга, защитить и поддержать. У Киана не было никого ближе его единственного друга. Той зимой Ис сорвался во время спуска с горы и сломал себе руку и обе ноги. Их шаман умел лечить такие травмы, но на восстановление пострадавшего ушла бы вся зима и весна, а у племени не было сил, чтобы тащить за собой калеку, оно не могло прокормить и здоровых членов общины. Ис был обречен умереть в одиночестве от голода или холода, а потом его тело нашли бы хищники. Возможно, звери могли наткнуться на юношу и до его смерти, исход был бы один — он все равно не был способен двигаться. Голод был таким лютым, что люди решили не оставлять Иса на корм волкам, а съесть его самим. Киан помнил, как пытался вразумить соплеменников, как кричал и загораживал друга собой. Тогда он был недостаточно сильным, чтобы защитить его. Мужчина помнил, как отец отвел его подальше и в первый и в последний раз в жизни обнял. С того дня Киан запретил себе думать, чтобы прогнать воспоминания об Исе, перестать винить себя в его гибели, пообещал, что не будет больше ни с кем говорить — так он выражал свою неприязнь к соплеменникам, поклялся, что ни один зверь и никакие морозы не смогут его одолеть. Постепенно мужчина стал жить, руководствуясь лишь инстинктами. Он утратил способность рассуждать и говорить, зато теперь не боялся ничего и никого. Киан подумал, что если бы тогда он был таким, как сейчас, он никого бы не подпустил к Ису, остался бы с ним и смог найти им двоим убежище и пропитание. Ис был бы жив. Для того, чтобы поймать животное, нельзя мыслить, как человек, надо жить охотничьими инстинктами, изучить звериные повадки, самому стать хищником. Теперь Киан в полной мере ощущал себя частью животного мира. Он не боялся острых когтей и зубов, убить в одиночку оленя не было для него проблемой, но иногда мужчине все же хотелось хотя бы ненадолго стать человеком. Это желание будило в нем те черты его характера, которые были неприемлемы для животных. Например, жалость к своим потенциальным жертвам. Как бы ни убеждал себя Киан, что все никак не прикончит приставучего мальчишку лишь потому, что тот не сделал ничего плохого, это было неправдой. Мужчине часто доводилось убивать чужаков, которые не причинили ему вреда. Киан понимал, что паренек погибнет один, видел, с каким отчаянием он на него смотрел. Что-то заставляло мужчину то и дело невольно сравнивать паренька с погибшим Исом, с той лишь разницей, что теперь он действительно мог стать для кого-то спасением. Нэру, пыхтя и обливаясь потом, наконец дополз до своего спутника. Пытаясь отдышаться, юноша подковылял к стоящему перед чем-то на коленях врагу, заглянул ему через плечо и мгновенно позеленел. От увиденного юноша не смог сдержать рвотный позыв. Оказалось, что чужак смотрел на почти полностью обглоданный труп какого-то мужчины. Нэру замутило от пустого и холодного взгляда человека, от которого, по большей части, остались одни кости. Прочистив желудок, юноша осмелился бросить на тело еще один быстрый взгляд. Теперь он заметил, что кроме головы мужчины уцелели еще кисти и стопы. Когда Нэру понял, почему, его снова замутило. Юноша подозревал, что эти чужаки не брезгуют человечиной, но чтобы есть своих!.. Охи и причитания мальчишки вывели Киана из забытья. Он еще раз посмотрел на отца, и в нем снова начала бушевать ярость, сорвать которую можно было только на попутчике. Плотно стиснув челюсти и сжав руки в кулаки, Киан начал стремительно спускаться с горы вниз, в сторону того леса, в котором он охотился всю осень и зиму. Нэру заставил себя встать со снега. Стараясь не смотреть на лежащий у его ног труп, юноша, пошатываясь, последовал за чужаком, крикнув ему в спину возмущенное: — Неужели ты даже его не похоронишь?! Хоть Киан и не понимал речи чужаков, его взбесил упрек, прозвучавший в голосе мальчишки, однако он лишь сильнее сжал кулаки и яростно рыкнул вместо ответа, продолжая спускаться с горы. *У неандертальцев действительно существовали такие обычаи.