Инстинкт

Нэру казалось, что весь мир состоял из нестерпимо горячей лавы глубокого черного цвета. Он не чувствовал своего тела, не понимал, какое положение занимает в пространстве. Его поглотил пламенный дурман. Юноша метался между миром живых и миром мертвых трое суток, не подозревая об этом. Десятки раз он едва не пересекал зыбкую грань. Возвращение в свое тело было резким, неожиданным. Нэру широко распахнул глаза, жадно хватая спертый воздух пересохшими, потрескавшимися губами. Закашлявшись, он чуть приподнялся, опираясь на левую руку и хватаясь за горло правой. Когда приступ наконец закончился, юноша, щурясь, огляделся по сторонам, еще не вполне понимая, где находится. Воспоминания накатили одной огромной волной, заставляя сгорать от стыда за свою трусость и сжиматься в комок от перенесенного унижения. Он точно помнил, что лишился сознания в лесу, лежа на холодном снегу, голодный и невероятно слабый. Сейчас Нэру находился в пещере. Той самой пещере, где он совсем недолго жил с чужаком. Юноша сбросил с себя шкуры, из-за тяжести которых не мог пошевелиться, и медленно сел, прислонившись мокрой от пота спиной к прохладным камням. Враг, казалось, не обратил внимания на пробуждение Нэру, возясь с мясом у большого костра с высоко вздымающимися языками пламени. Юноша больше не испытывал той безумной ненависти, что возникла сразу после того, как чужак надругался над ним. Нэру понимал, что он сам предпочел новые унижения голодной смерти. Облизав пересохшие губы, юноша надломленным голосом выдавил очень тихо, но так, чтобы враг услышал: — Зачем?.. — и обвел тоскливым взглядом мощную фигуру. Глупо было бы полагать, что мужчине настолько сильно понравилось глумиться над ним, что стоило спасать его только ради этого. Нэру отдавал себе отчет в том, что ни на что другое он не годится, наоборот — он лишь помеха, обуза. Чужак бросил на Нэру короткий взгляд из-под своих густых бровей. Несомненно, он слышал обращенный к нему вопрос, хотя вряд ли понимал его смысл, и видел, что юноша пришел в себя, но почему-то никак на это не реагировал. Вместо ответа враг прямо через костер швырнул юноше кусок жаренного мяса. Нэру едва успел среагировать и не позволить куску приземлиться на пол. Сейчас он напоминал себе волков из общины Могучего Сверра. Хозяева бросали им пищу с той же небрежностью. Наученный горьким опытом, юноша не стал жадно набрасываться на пищу, чуть ли не заглатывая кусок целиком — он знал, что если переесть после длительного голодания, можно несколько дней промучиться от болей в животе и тошноты. Откусив небольшой кусочек, юноша с трудом проглотил его и снова опустился на шкуры. Он скромно надеялся, что чужаку не придет в голову набрасываться на него прямо сейчас. И все же, зачем он его спас? Киан почти не разозлился на мальчишку, когда тот попытался его убить на следующее утро после изнасилования. Он понимал, что это было для чужака крайне неприятно, и на его месте поступил бы так же. Никакой вины Киан не испытывал. Мальчишка сам нарвался — нечего было весь день его злить, да и должен же он был хоть чем-то отблагодарить его за пищу, убежище и защиту? Мужчина не удивился и когда чужак сбежал, напротив — даже обрадовался тому, что избавился от нахлебника. У Киана и в мыслях не было идти его искать. В очередной раз отправившись на охоту, он совершенно случайно наткнулся на припорошенное снегом тело. Мужчина был уверен, что поселенец мертв. Сначала он хотел пройти мимо, но на мгновение ему показалось, что мальчишка пошевелился. Ощупав холодную кожу, Киан понял, что в чужаке еще теплилась жизнь. Перед глазами мужчины всплыло лицо Иса. Вот такой смертью он и должен был умереть, не растерзай его соплеменники. Киан не сумел оторвать взгляд от изнеможенного тела. Он не смог спасти Иса. Но может спасти этого мальчишку. Поможет ему пережить зиму, тем более что осталось не так уж и много. А потом его можно будет прогнать прочь. Мужчине не пришлось бы сильно напрягаться, чтобы прокормить тщедушного паренька. К тому же, чужак мог хоть как-то скрасить его одиночество и заменить ему женщин, которых Киану иногда очень не хватало. На восстановление у Нэру ушло несколько суток. Все это время он вздрагивал от каждого шороха, забивался в дальний угол пещеры, стоило врагу сделать шаг в его сторону, ночью вскакивал от кошмаров. Чужак исправно кормил его и поддерживал огонь в пещере. Юноша был рад тому, что его не трогают, но не понимал причину равнодушия своего сожителя. В тот день, когда юноша впервые смог встать на ноги и сделать несколько шагов, поведение чужака изменилось. Если раньше он, занимаясь разделыванием туши или приготовлением мяса на костре, не обращал на Нэру никакого внимания, то сегодня то и дело бросал на него долгие изучающие взгляды, как будто увидел впервые. Юноша начал нервничать и беспокоиться, но что он мог сделать?.. Снаружи было свежо. Снег, искрящийся на солнце, поскрипывал, а кости не ломило от мороза. Нэру заметил, что сугробы несколько уменьшились. Зима уже достигла своего апогея, и теперь начала медленно, но верно отступать. Юноша неспешно ступал по снегу, стараясь не отходить далеко от пещеры — а вдруг станет плохо. Нэру не привык ходить по снегу босиком, раньше у него была удобная обувь и одежда, надежно защищавшая от холода, сейчас — лишь прикрывающий пах кусок шкуры. Юноша думал, сможет ли он сшить себе одежду сам? Хоть как-нибудь, пусть даже косо и криво? В общине этим занимались женщины, Нэру пробовал один раз, но у него совершенно ничего не получилось. Однако перспектива ходить, обмотавшись обрывками звериных шкур, особого восторга не вызывала. Замерзнув, юноша вернулся в пещеру, где безмятежно спал его враг. Укрывшись несколькими шкурами, Нэру придвинулся поближе к огню и уставился на пляшущие языки пламени, иногда бросая настороженные взгляды на чужака. Мужчина давно уже не охотился, пища закончилась утром, значит, сегодня он опять уйдет, можно будет хоть пару часиков вздремнуть спокойно, не вскакивая от каждого шороха. Проснувшись, Киан долго разглядывал мальчишку из-под полуприкрытых глаз. Черты его лица были мягкими, местами даже детскими, приятными, тело — гибким и стройным, сейчас все еще истощенным. Со спины он мог бы сойти за излишне худую девушку. Такие Киану не нравились, инстинкты подсказывали ему, что для продолжения рода нужны женщины с широкими бедрами и большой грудью, но в условиях, которых он сейчас оказался, даже тощий мальчишка-чужак казался привлекательным. Иногда мужчина думал, есть ли у него дети. Наверняка есть, то есть были — племя ведь вымерло. Хоть Киан и не был женат, никогда не страдал от нехватки женского внимания. Согласно обычаям, он мог выбрать себе жену только после смерти отца, и уж тогда обзаводиться потомками, но Киан не мог сдерживать свои физиологические потребности, поэтому частенько развлекался со свободными девушками из племени. У некоторых из них рождались дети, но не факт, что они были его. Охота заставляла кровь Киана вскипать, все чувства были на пределе. Вернувшись в пещеру с тушей, мужчина решил выплеснуть оставшуюся энергию. Услышав шаги, мальчишка проснулся и сел, заспанными глазами уставившись на него. Бросив тушу у входа, Киан быстро пересек пещеру и завис над сжавшимся в комок сожителем. Паника охватила Нэру. Он знал, что рано или поздно это снова случится, но все же надеялся, что еще нескоро. Чужак рывком поставил его на ноги, посмотрел прямо в глаза. Юноша отвел взгляд, сжимая руки в кулаки. Как же хочется сбежать! Но он знал, что потом его ожидает — голод, холод и безумие. А захочет ли враг снова приютить его, неизвестно. И снова лицо утыкается в шкуры на полу, ноют заломленные за спину руки и разъезжаются колени. Опять отчаянное сопротивление сильным толчкам, раздирающим нутро, и снова боль, от которой темнеет в глазах, стыд и унижение. Только ненависть к насильнику медленно сменяется обреченностью.