***
*** — Что мне делать, Прыг? — общается к крупной зеленой жабе Аркадия, падая навзничь на кровать. Застеленные домовиком простыне вновь сменяются под тяжестью девушки. — Не хочу-у-у! — завывает она, содрогаясь всем телом перед порцией злых слез от накопившихся чувств. Глупое, глупое, глупое зелье удачи! Нихрена оно не помогает! Мерлиновым панталонам и то больше везло, когда он мочился. А ей — хуже некуда: приедет паршивец братец! Ну почему папа не поддался на ее уговоры? Сглатывая огромный ком в горле, Аркадия то и дело вспоминает ужасных два года, когда брат уже выпустился из Хогвартса и только и делал, что пил, играл, блевал, вонял и дразнил её. Житья от него не было! Чего стоит ее платье или нет, вот еще хуже: летая на метле по особняку, он разнес в пух и прах любимую матушкину вазу из Греции и тот самый пейзаж, написанный ею во время путешествия в Афины. Нервно-сглатывающая Аркадия подскакивает, начиная вновь ходить кругами по своей широкой спальне. — Ты только представить, Прыг, если он снова сюда заявится, — быстро шепчут обескровленные губы, обращаясь едва ли к жабе. — Я уже вижу эту картину! Нет, надо снова поговорить с отцом… Это все мальчишка Изербург… А братец-то… Салазар… О мой милый Прыг! — она останавливается перед акватеррариумом, где на большом камне восседает ее спокойный жаб. — Милый мой Прыг, ты понимаешь меня? Я такая несчастна-а-а-я, — жалуется, наклоняя свое лицо вровень с жабьим. Широкие брови сдвинулись вместе и так и застыли в этой обреченно-несчастной гримасе. Прыг хрюкает в ответ. Ободренная, Аркадия принимается вновь ходить по комнате, едва ли замечая, что мелкие предметы взмывают в воздух. Сейчас ее более занимают собственные чувства — в груди поселилось неприятная неудовлетворенность, присущая капризным детям, которым не купили красивую игрушку. Избалованная вниманием и заботой родителей в детстве и познавшая роскошный образ жизни, Аркадия совсем не привыкла, когда не потакают ее желаниям, особенно, если речь идет о важном вопросе. Несколько слезинок снова скатились по красным щекам вниз и осели пятнами на платье. Зарычав, Аркадия громко топает ногой. Зеркало трескает. — Отец ведь послал уже письмо, что я сделаю? Что?! Кипящая кровь гонит в мозг одну единственную мысль: — Я избавлюсь от мальчишки. Да, да-да! — подпрыгивая, Аркадия снова спешит нагнуться над своим питомцем. — Мы его вытворим, Прыг. Дадим денег, вручим портал, да что угодно, главное, ты меня слышишь, главное — выставить его вон прежде, чем соизволит приехать братец. Ох нет! — она меняется в лице. — Я ужасная, отвратительная эгоистка, милый Прыг! Так нельзя! Он и так настрадался, а я… Но мы ведь дадим ему денег, да? Ну конечно! Мы наоборот сделаем доброе дело — дадим Теодору денег, пусть снимает комнату в Косом и живет отдельно, он ведь так не хотел стеснять нас. Да! Она отворачивается от жабы, запрокидывая голову наверх и крепко кусает себя за губу. Навязчиво-капризные мысли не покидают ее голову, но теперь они приняли другой оборот. — Мы молодцы, жаб, — выдает она и резко наклоняется к Прыгу, чтобы чмокнуть зажмурившуюся рептилию в голову. Прыг громко квакает, раздувая под горлом голосовой мешок. — Да, знаю, ты не любишь такое, но ты такой молодец! И я тоже. Тоже… Аркадия выпрямляется и садится за туалетный комод, распускает наэлектризовавшиеся от магии волосы и берет гребень с длинными острыми зубцами. Заколдованный гребень легко скользит по волосам цвета клубничного блонда. Наконец, успокоившаяся Аркадия замечает уродливую трещину прямо поперек ее отражения. — Жуззи! — Хозяйка звала Жуззи? — эльфийка низко раскланивается, да так, что уши касаются пола. — Приберись здесь. И принеси мне успокаивающий чай, — когда вся ярость ушла, она может хладнокровно думать. И первая задача — привести себя в порядок. Вторая — найти Теодора Изербурга. И, Мерлин свидетель, сейчас то она точно справится без зелья.***
— Вот ты где! А я все гадала, не ушел ли ты. Теодор поднимает глаза на Аркадию, отрываясь от чтения книги. Библиотека Селвин Мэнора ничуть не хуже ноттовской или малфоевской, размером с две спальни — Теодор посчитал количество шагов от одной стены к другой. И хоть он не нашел талмудов по темной магии, действительно темной, библиотека содержит в себе множество полезных книг по Трансфигурации. МакГонагалл наверняка бы от счастья обосса… — Извини. Меня заинтересовали книги. — Так ты любишь читать? — Аркадия наклоняет голову набок, вставая напротив Теодора у следующего стеллажа. — На самом деле, нет. Просто люблю узнавать что-то новое. Аркадия смотрит на обложку книги в руках Теодора и брови ее ползут вверх. — И «Макбет» тебе в этом помогает? — Черт, подловила, — усмехается он и трет правую бровь. Аркадия замечает, что ему неловко. — Дай угадаю: чтение не слишком клевое хобби для парней? — Только не кому не говори! Театрально озираясь по сторонам, он выпучивает глаза и прислоняет палец к губам. В зеленых глазах вспыхивает что-то такое, от чего сердце Аркадии глупо-надрывно начинает колотиться быстрее. Соберитесь, мисс! — Ты не применяешь заклинание-переводчик? — Нет нужны. Я в совершенстве владею английским. — А я так и не смогла освоить немецкий, — Аркадия видит недоуменный взгляд парня и спешит объяснить: — Моя мама наполовину немка, в детстве она пыталась научить меня, но ничего толкого не вышло. Но если тебе будет удобнее, я могу… — Не стоит, Аркадия, — вежливо улыбается Теодор и захлопывает книжку. Он подходит ближе к ней и выжидающе смотрит. — Ты позволишь? Она отходит в сторону и Теодор ставит книжку на место, заполняя пустующие место среди книжек классической литературы. Теодор некоторое время смотрит на ряд книжек: Макбет, Грозовой перевал, Дракула, Скорбь Сатаны, Мария Стюарт, Буря, Анна Каренина, Эмма, Моя кузина Рэйчел. Все корешки у книг стертые. Аркадия выжидает. Ненавязчиво Тео прикасается к переплетам и он проводит указательным пальцем по всем книгам с нажимом, будто хочет извлечь из них звук как у клавиш пианино. — Самый любимые книги… — делает вывод он, по прежнему не поворачиваясь к ней. О, если бы Аркадия видела его лицо, то непременно задалась бы вопросом: отчего ему так грустно? — Сделал какие-то выводы? — Да, — серьезно говорит Теодор, но потом поворачивается к ней всем телом, на лицо у него легкая полуулыбка. — Ты любишь маггловскую литературу. — Только некоторую. У литературы нет разделения на волшебников и не-волшебников. — Согласен, — кивает он. Пружина внутри Аркадия отчего-то расслабляется. Она рада, что Теодор не стал копаться глубже и анализировать ее книги. — Хочешь я покажу тебе задний двор? — Было бы замечательно. Некоторое время после Аркадия хихикает над реакцией волшебника, ожидавшего наверняка увидеть прекрасные сады и изгороди, но никак не болотистую местность с кольцами для игры в квиддич, парящими высоко в воздухе. — Нравится? — Шутишь?! Мерлинова борода! — Теодор запрокидывает голову и прислоняет ладонь к глазам, отгораживаясь от ярких солнечных лучей. — Теперь я понимаю, почему твой старик все время говорил о квиддиче! Это же…это… Он не находил слов. — Да, я знаю, — довольно кивает головой Аркадия, закусывая губу. Любовь к квиддичу передалась и ей — отец тренировал ее похлеще сборной «Яростных горгулий». В детстве, еще до поступления в Хогвартс, Аркадия страдала частыми всплесками магии и расстраивалась, когда взрывала, поджигала или разрушала что-то особенно ценное в доме. Галатус, чтобы подбодрить малышку дочь, усаживал ее перед собой на метлу и долго-долго кружился с ней в небе, рассказывая правила игры в квиддич. На втором курсе она сама записалась в команду Слизерина и отец до сих пор хранил ту самую колдографию, сделанную во время ее первого матча против Пуффендуя. Снимок запечатлел ее удар битой по бладжеру. — Отец выиграл два кубка для Слизерина на шестом и седьмом курсах. Он ловец, но хорош на всех позициях. Мне за снитчем ни за что не поспеть, жаль, конечно, но зато я отличная загонщица. — Ты? — Теодор качает головой, с изумленной улыбкой окидывая ее новым взглядом. — Никогда бы не подумал. — Щелкаю ловцов как орешки, — самодовольно высказывается, откидывая гладкий хвост волос за спину. — Если тебя интересует квиддич, ты можешь вступить в нашу команду, когда поступишь в Хогвартс. — Если поступлю. — Ох, прекрати! — она беспечно махает рукой. — Конечно ты поступишь. Не переживай, Теодор. — Можешь звать меня Тео, — предлагает он, закатывая рукава на рубашке. — Мне так привычней. — О, вот как, — обескуражено моргает девушка, смотря куда угодно, но только не на загорелые руки волшебника. — А меня так и зови, знаешь, Аркадия никак не сокращается, так что… — И что, никаких прозвищ от друзей? — он щурит свои зеленые глаза от солнца и разворачивается к нему спиной, чтобы каждый раз не закрывать глаза. Он такой высокий, что теперь его тень падает на девичье лицо. Аркадия пожимает плечами и не может представить ту ситуацию, при которой ее однокурсники, — слизеринцы, — могли бы дать ей дружеское прозвище. Скорее уж за каждую попытку она бы наслала на них сглаз. — Ты играешь в квиддич? Тео неопределенно пожимает плечами. Он играл. Когда-то сотни жизней назад. Давно-давно. В основном составе с третьего по шестой курс, а потом стало не до того. Тяжело получать удовольствие от игры, когда в школе бродит толпа Пожирателей, но Драко как-то умудрился спокойной играть в квиддич на повторном седьмом курсе. Тео так не смог. Его лицо мрачнеет, а глаза перестают светиться весельем. — Ты не против, если я вернусь в свою комнату? Голова болит, наверное, все еще не привык к местному климату. Аркадия прищуривается. Он снова надел на себя вежливо-улыбчивую маску. Она отвечает ему такой же ничего не значащей улыбкой и мягко отвечает: — Конечно, Тео. Обратно они идут в неприятном молчании. Аркадия хочет начать разговор, о том, что Тео вообще-то было бы неплохо уехать сегодня-завтра из их дома, но не решается. Отступивший припадок забрал с собой всю решимость идеи. Она трусиха. Просить уехать того, кто в Англии никого кроме них не знает — просто низко. Награни непростительного. Аркадия знает, чего хочет. Это же так просто и ясно — усидеть на двух стульях. Сохранить зарождавшуюся дружбу с Теодором Изербургом, потому что он действительно ей нравился, и выгнать его прочь из поместья. Так эгоистично! Так нужно, потому что иначе братец сведет ее с ума. На этаже, где они живут, Аркадия останавливает Теодора. — Послушай, ты не мог бы… — Хочешь, чтобы я уехал? — с невозмутимым видом спрашивает парень. У девушки вытягивается лицо, краска сходит с щек и без того бледного лица. Она облизывает вмиг пересохшие губы и выдавливает из себя смешок. -Что? Нет… Я… — Ты чего позеленела аж, я ведь пошутил, — Теодор усмехается, засовывая руки в карманы черных брюк. Перекатывается с пятки на носок. — Я обидел тебя? — Нет, нет, ты что, просто… — она выдыхает и берет себя в руки, усмехаясь. — Вообще-то да, Тео, как ты мог подумать, что мы выгоним тебя? — Аркадия фыркает преувеличенно-громко и толкает его в плечо. — Ты наш гость! Перекатываясь с пятки на носок, он примирительно улыбается. Но улыбка не касается глаз. — Вот как? Тогда прости. Что-то темное чудится ей в его словах, издевка, будто он знает о её намерениях. Дрожь комка нервов зарождается в солнечном сплетении. — Да, — Аркадия незаметно вытирает потные ладошки о платье, делая вид, что она поправляет ткань. — Приятного тебе отдыха. Позвать тебя к обеду? — Будет славно. Спасибо. Аркадия что-то бормочет в ответ и спешит скрыться за дверью своей комнаты. Потемневшие зеленые глаза волшебника провожают ее спину и жгут затылок даже сейчас, когда между ними преграда. Теодор Изербург безусловно самый странный человек, с кем доводилось ей общаться. В один момент он прост как один кнат, а в другой — сложен как Патронус. Что-то в нем необъяснимо-дикое. А в глазах — старость. После такого девушке представляется невообразимым заводить речь о том, чтобы он покинул поместье Селвинов. Упав на подушки, Аркадия крепко сжимает волшебную палочку. Она забывается беспокойной дремотой, но кончик палочки иногда выпускает сноп искр, отражая не отпускавшее ее напряжение. Искры зеленые, как и глаза, преследовавшие ее во сне.