Мы не вернёмся к зиме

К апрелю снег начал подтаивать. В первую в новом году ходку Весемир решил взять с собой Габриса, который в последнее время стал совсем уж невыносимым. К шестнадцати он вымахал выше Весемира, но ещё оставался по-подростковому нескладным, с длинными руками и ногами, за которыми не поспевали нарасти мускулы. Габрис как-то нелепо стриг прямые чёрные волосы ножом, что они постоянно закрывали его лицо и порой лезли в рот. За это Весемир постоянно грозился обрить его налысо, но Габрис только выкручивался и кривил тонкие губы в поганой волчьей усмешке. Ведьмак вздохнул с облегчением, когда его старший воспитанник начал целыми сутками пропадать из дома. Этого было бы уже достаточно, но парень всегда возвращался с какой-нибудь добычей — то с парой куропаток, то с лисьей шкурой на выделку, то с уже подкопчёной рыбой. Не составило особого труда выяснить, что Габрис построил себе шалаш где-то в двух часах пешком от избы. Туда он не брал с собой никого, а Весемир не препятствовал. Изначальные его опасения не оправдались и Габрис пока боялся соваться в сторону городка и деревень. А может, попросту не помнил, как найти туда дорогу. Известие о том, что в апреле он первым из всех поедет вместе с Весемиром в город, было воспринято недоверчиво и с подчёркнутым безразличием. Это было отвратительное путешествие, наполненное запахами едкого подросткового пота и враждебностью. Габрис шёл рядом с лошадью, пока Весемир ехал верхом, и игнорировал все попытки ведьмака с ним заговорить. К середине третьего дня они переправились через бурную горную речку Сычинку, в месте, где был заброшенный давным-давно брод. На берегу, выжимая замоченные в ледяной воде носки, Весемир взглянул на своего длинного спутника. — Ну вот, видишь реку? Габрис кивнул. — За рекой начинается дорога. Вон она идёт вдоль этого оврага. Ведёт к местечку Войнарки. Оттуда одна дорога идёт в шахты, другая к городку Пасым. Вдоль этой дороги ещё деревеньки, ближняя к шахтам Чёрная Печь, дальше Яблоньки, Омулево и Новый Лес. От Пасыма уже выезжаешь на большак. Всё. Весемир готов был поклясться, что при слове «большак» у парня дёрнулись уши, как у пса. Он резко повернул голову и посмотрел в глаза. — Что «всё»? — Всё «всё». Ты можешь о себе позаботиться. Можешь жить охотой. Умеешь драться, валить всякую нежить по мелочи и отрастил себе мотню на лбу, чтобы никто не обращал внимания на твои глаза. Можешь устроиться в стражу. Можешь попытать счастья ведьмаком, но в этих краях не советую. Впрочем, до пизды тебе мои советы. Можешь браконьерить, ловить рыбу и… — И ты отправляешь меня вот так? — в голосе Габриса непонимание граничило с истерикой, — без меча? Без лошади? Весемир повёл коня под уздцы вверх по склону. Габрис шёл следом, громко круша сапогами подлесок. — Куда я пойду без меча? Какой я ведьмак без меча? Ты взялся воспитывать нас, ты должен был… Весемир просто шёл вперёд. Проклятия подростка сливались в один большой ядовитый комок и он едва сдерживал себя. Наконец, они оказались наверху, на узкой дорожке в пятнах подтаявшего ноздреватого льда. — Если ты не понял, я ничего тебе не должен, — спокойно сказал Весемир, — я жил свою жизнь. Очень счастливую, полную баб, монет и приключений. Потом она закончилась. Деглан попросил меня вырастить из вас что-то лучшее, чем смог он. Я вырастил просто что-то. Потому что знаешь, что, Габрис? Знаешь, что? А? Потому что ебал я вас всех. Все эти слёзы, вопли, сопли, щенячий выпендрёж и мелкую волчью грызню. А особенно тебя, Габрис, с твоим «а что дальше, а что потом, а я лучше знаю». Я живу на свете в пять раз дольше тебя и не знаю, как и что лучше. И что дальше — тоже не знаю. Потому что я жил свою жизнь, а потом она закончилась. Но я, леший меня побери, буду жить её дальше. И ты свою тоже, будь добр, живи. Только, пожалуйста, нахуй от меня подальше. Лицо Габриса из красного стало белым. Пару секунд он стоял, будто собираясь с мыслями, а потом схватил коня под уздцы и вырвал повод из рук Весемира. Занёс было ногу для того, чтобы вскочить на лошадиную спину, но Весемир дёрнул его за эту ногу и Габрис полетел назад. Он успел перенести вес и попытался толкнуть ведьмака в грудь. Тот увернулся и в пару лёгких пинков уложил ученика на грязную землю. Потом, воспользовавшись его шоком и замешательством, вспрыгнул верхом и пустил коня рысью, потом галопом, а когда гневные крики позади утихли, снова проехал пару сотен метров рысью и, наконец, остановился на подступах к деревне. У дома кожевника воняло аммиаком и маленькая грязная девочка таскала на верёвке козлёнка. Козлёнок испуганно блеял. На улицу вышла грузная женщина — судя по всему, мама девочки, и без разговоров влепила ей леща. Девочка заревела и отпустила козлёнка. Ведьмак поморщился от звука детского плача и легонько стукнул коня в бока пятками. Тот пошёл ходкой рысью и скоро они миновали деревню. За деревней уже оттаяли чёрные поля с белыми кляксами снега то тут, то там, а на дороге ещё лежала плотная корка из снега и льда. На душе оставался премерзкий осадок, но Весемир улыбнулся. Он собирался продолжать жить эту жизнь. Потому что она и не думала заканчиваться. А Габрис, если вернётся домой, будет теперь как шёлковый. Но Весемир надеялся, что он всё же не вернётся.