Мы не вернёмся к зиме

— Покажи щёку, — тон Висенны не терпел возражений. Она повернула голову Герта к себе. Через щёку полукругом тянулся хорошо заживающий шрам. Алая натянутая кожа вилась между нелепых редких кустов щетины, а через бровь шёл уже совсем старый, белый шрам. Весемир с большой кружкой вина сидел в кресле и смотрел на чародейку очень недовольно. Она чувствовала этот взгляд — он давил почти физически. В конце концов, она достала из чемоданчика флакон и протянула подростку. — Смазывай каждый раз вечером и смотри, пока впитается, чтобы всё об подушку не размазать. Заживёт ровнее. Герт пробормотал что-то между благодарностью и желанием поскорее смыться, взял флакон и скользнул взглядом в сторону Весемира. — Принеси ещё вина, — пришёл ему на помощь ведьмак, — и сбегай ниже по улице к Петро, забери пирог, что я заказал. Подросток с облегчением исчез за дверью. Висенна и Весемир остались сидеть в большой комнате, обустроенной гораздо проще, чем она могла бы быть обустроена. Здесь был огромный камин — почти такой же, как у эрла Горака в приёмной — но барельефы на стенах был задвинуты какими-то ящиками, а в нишах под статуи громоздилось оружие, склянки и множество рваных доспехов. Похоже, их собирались починить, но так никогда и не чинили — проще было заказать новый. За большим столом, тоже заваленным всякой всячиной, сидел Весемир. Висенна заняла кресло поближе к камину — оно казалось огромным, пахло сыромятной кожей, какими-то мазями и немного золой от камина. Какое-то время они молчали. Висенна хотела сказать, что Герт ещё слишком молод и неопытен, чтобы охотиться на монстров, но знала, что ответит Весемир. Весемир же не хотел приводить свои аргументы, потому что знал, что она в таком случае разозлится и скажет, что если Герт умрёт, то его кровь будет на руках Весемира точно так же, как и кровь Габриса. А они никогда не говорили о том, как умер Габрис. Это до сих пор было слишком больно, а Висенна была действительно умной женщиной и умела складывать загадочный паззл людских взаимоотношений, едва взглянув на них. Кажется, она знала всё о смерти Габриса ещё до того, как Весемир первый раз увидел её на пороге лесной хижины. Кроме того, Висенна действительно беспокоилась, потому что любила Весемира. Весемир же любил Висенну и делал всё, что мог, со всем, что имел, но всегда получалось, что сделать он может недостаточно, хоть и имеет теперь гораздо больше. Потом они молчали о том, что видели в подземельях под огромным домом. Дом раньше принадлежал какому-то большому купцу, но теперь тот, кажется, перебрался в Темерию и добротно построенная махина с обширными складскими помещениями пустовала. Каждый раз, когда перед глазами Висенны переставали стоять искорёженные тела с чёрными венами, она натыкалась на те же воспоминания Весемира — и другие воспоминания тоже, о том, чего она сама не видела. Сканирование чужих мыслей было чем-то, что сложно просто прекратить делать — точто так же, как сложно прекратить видеть одним глазом или чувствовать запахи одной ноздрёй. — Они приходили поначалу и спрашивали, как это было устроено в Каэр Морхене, — сказал Весемир, чтобы просто прервать хоровод жутких видений, — но быстро поняли, что от меня мало толку. Ты же знаешь, я никогда не участвовал ни в чём. Я никогда никого не учил. Я понятия не имею, что делать, я никчёмный человек, — продолжили его мысли. Висенна встала с кресла, подошла к нему и обняла за шею. — Не никчёмный, — вслух сказала она. Весемир вздрогнул. — Я не знаю больше, — вздохнул он, — когда я вижу, что шахтёров разрывают на части или пьют их кровь — я думаю, что ведьмаки действительно хорошая идея. Но когда я вижу, какой ценой… Висенна кивнула и прижалась к нему щекой. — Я могла бы попробовать договориться с остальными выжившими, — сказала она, — привести сюда. — Вряд ли они захотят придти, — бросил Весемир. Чародейка хитро на него посмотрела. — Будто я не знаю, что тебе интересно. — Я знаю, что выжил Войцех, он сейчас служит в Каэдвене, — безразлично вздохнул Весемир, — ты права, мне интересно, но…кто захочет всё вернуть? Я — и то не хочу. Я вырос в Каэр Морхене. Они выросли в Каэр Морхене. Если подумать, это то ещё детство. — Выжили Ярро и Герберт, они служат на кораблях на Скеллиге. Выжил Морт, живёт в Брокилоне. Филипп сейчас в Нильфгаарде. Вас больше, чем ты думаешь, Весемир. А насчёт того, хотят они или не хотят…я умею договариваться с людьми. Висенна действительно умела договариваться с людьми. И с нелюдьми. Вероятно, она смогла бы договориться и с чудовищами, если бы Весемир не оказывался перед чудовищем раньше неё, с мечом наперевес. В любом случае, наверняка с каким-нибудь сколопендроморфом было договориться легче, чем с Высшим Эльфом. — Не уезжай пока, — попросил Весемир. — Я и не собираюсь, — улыбнулась Висенна, — вашим алхимикам нужен чародей. Краснолюдские чародеи ни для чего не годятся. — Ты собираешься участвовать в этом? — ведьмак вскинул брови. Висенна устроилась поудобнее у него на плече и кивнула. — Если я не смогу, никто не сможет, — серьёзно сказала она. Потом немного подумала, сдвинув рыжие брови, и добавила: — Нет, я точно смогу. Вопрос в том, смогу ли я лучше, чем чародеи Каэр Морхена. Весемир улыбнулся. Самоуверенность этой маленькой женщины была потрясающей. Ещё более потрясающим было то, что эта самоуверенность ещё ни разу её не подводила. Если Висенна говорила, что она с чем-то справится — она справлялась, то ли засчёт своих способностей, то ли засчёт напористости и стремительности, как у маленького резинового мячика. — В любом случае, это просто политическое прикрытие, — махнул рукой ведьмак, — Зигрины могут тут всё зачистить. Может, не в два счёта, но тут что-то очень тёмное. Неужели они не понимают, то Махакам падёт, если не вывести монстров? — Падение Бороса и Бездны это начало конца, — кивнула Висенна, — я не понимаю, как они не видят. И как эльфы не видят. А люди, особенно чародеи, всегда видят слишком хорошо. Они видят возможности, хватаются за любые соломинки, отгрызают куски. А Старшие Расы действительно не видят. В камине горел огонь. Беспорядок у стен и на столе отбрасывал длинные пляшущие тени. Вино в кружке закончилось и Весемир понял, что так и не предложил вина своей спутнице. Впрочем, оно было паршивым — краснолюды умели варить эль, медовуху и самогонку, а в вине не разбирались. Предлагать эль чародейке он не осмелился — хотя знал, что, наверное, она бы даже и не отказалась. — Висенна? — Мм? — Зачем ты это делаешь? Висенна ездила по всему Континенту на своей лошади Шелковинке, которая была куда крепче, чем казалась. Она носила мужское платье и порой спала в занюханных тавернах у дорог, а порой и вовсе оставалась ночью посреди леса. И она говорила со всеми. С эльфами, с волколаками, с друидами других кругов. Она говорила с ведьмами и колдунами, жившими в отшельничестве долгие годы и убеждала их присоединиться. Она говорила с краснолюдами и с людьми, с дриадами и с наёмными убийцами. С эльфийскими разбойничьими шайками и с недобитыми ведьмаками. С вампирами, с владельцами борделей и постоялых дворов. Висенна ненавидела чародеев двух главных школ. Ей не нравились растущие в больших городах фабрики и условия, в которых жили на них рабочие. Ей не нравилось отношение людей к нелюдям. — А зачем ты это делаешь? — легко спросила она. — Я первый спросил. — Потому что…вот я сказала, что люди цепляются за каждую соломинку, да? С этими фабриками, с этой выработкой гор, с выращиванием урожаев и вырубкой лесов. Чтобы больше всего было, чтобы есть вкусную еду, кормить армии, покупать всякую роскошь. Весемир кивнул. — Похоже, краснолюды заняты тем же самым, — сказал он. — Нет, они…понимаешь, они понимают, как устроена гора. Они живут в горе, и гора живёт вместе с ними. А люди находят месторождение, добывают что-то, потом его заливает водой или оно обрушивается — и всё, они бросают это. Не выгодно. Несите следующее. Знаешь, что придумали в Оксенфурте? Закачивать кислоту в подземные реки, чтобы она вымывала нужные металлы. Металлы выходят, кислота попадает в водные жилы. Так нельзя. Висенна натянула рукав блузки и обнажила запястье. На нём поблёскивал изящный золотой браслет в форме скрученного в спираль листа папоротника. — Я друид, — сказала она, — у всех из нашего круга есть такие браслеты. Нас учат тому, что всё — часть природы. Что мы тоже только часть природы, часть этой большой мозаики. И эльфы, и краснолюды, и вампиры. — И ведьмаки? — усмехнулся Весемир. — И ведьмаки, — кивнула Висенна, — и монстры. Ведьмак улыбался. Чародейка немного смутилась, но тут же откинула волосы с лица и посмотрела ему в глаза. — Они Старшие, Весемир, — сказала она, — нам есть, чему у них поучиться. Иначе всех нас ждёт катастрофа. Не меня, нет, не тебя. Даже не сегодняшних детей, и, может, не их детей. Нужно очень долгое время для того, чтобы выбить природу из баланса, но дисбаланс уже есть, и он будет расти с каждым поколением, пока мы не съедим больше, чем земля может дать, пока мы не научимся запрягать солнце и не высосем из него все соки. Потому что цепляясь за эти соломинки, мы играем, мы как дети, которые не могут понять, что заигрались, пока не стало слишком поздно. — Хотел бы я, чтобы мои причины были такими же… — Весемир задумался, — возвышенными. — Но ты же со мной, правда? — подмигнула Висенна. — Я с тобой, — улыбнулся ведьмак. В коридоре топот ног и радостные переговоры вернувшихся из тренировочного зала детей. Сейчас эти голодные волки будут пожирать всё, что не приколочено к столу, а Висенна взывать к их манерам и параллельно врачевать их синяки — будто бы это имело хоть какой-то смысл, ведь завтра на месте одного синяка появится ещё пять. Их ждали чудесные дни, в которые даже возложенное на него страшное ярмо казалось вполне подъёмным. Ведь Весемир и вправду был с ней, а она — с ними всеми.