Мы не вернёмся к зиме

— Казимир Фабер? — переспросил трактирщик, — а кто такой Казимир Фабер? — Говорят, это местный охранник, — пожал плечами человек в дорожном плаще. Трактирщик вытер серой тряпкой стакан и посмотрел на свою работу на свет. Стакан едва ли стал чище, на что трактирщик поцокал языком. Человек в плаще не казался особо примечательным. На одежде его осела пыль дорог — видно, скитается из города в город. Он не был молод, но и не был стар — виски бродяги совсем поседели, а волосы на макушке были слегка присыпаны белым, но был он крепок и широк в плечах. Когда он расплачивался за пиво, трактирщик заметил, что руки его не были грубыми от тяжёлой работы — значит, вероятно, мужик зарабатывал на жизнь физическим трудом другого рода. — А что, ты ищешь работу? — попробовал угадать трактирщик, — здесь в Обрезках мне не помешал бы хороший вышибала. — Не ищу, нет, — ответил тот, — так не знаешь Казимира Фабера? — Вообще не припомню такого. Незнакомец достал из кармана пару монет. — А так? Трактирщик замотал головой. — Нет, ей-богу, действительно не помню. Монеты тут не помогут. Фабер, Фабер… Нет, понятия не имею, о ком ты. У меня двое вышибал, Гвоздь и Моритц. Пару месяцев назад был ещё Зяма, но он куда-то запропал. Моя догадка, что окончательно спился, он это дело любил. — А где жил твой Зяма? — Да хер его знает, — трактирщик отошёл от стойки, чтобы поставить чистые стаканы на место, — в основном, валялся в канаве у игорного дома. Приходил на работу — и ладно. Но я говорю, давно его не видел, ужо месяца два как. На что он тебе? — Старый друг, — посетитель допил пиво, хлопнул кружку на стол и вытер рукавом усы, — вместе штурмовали крепость ведьмаков на севере. Трактирщик присвистнул. — Да, похоже, тебе таки нужен мой Зяма, — сказал он, — он любил про это попиздеть, но мы всё думали, что байки. Как говоришь, Казимир Фарбер? — Фабер. — Фабер… Чудны дела твои, Господи! Ты знаешь, что, мужик, Зяма-то точно скорее всего помер, но ты сходи в Застенье. Это далече, не в нашей части, а где мост Славы. Ты город знаешь-то? — Не особенно. — Мост здоровый видел? В сторону доков? Такой, статуи крылатые? — Ну. — Вот это мост Славы. Перейдёшь по нему в Застенье и свертай оттуда налево, вдоль реки. Спросишь хозяйство Лефортов. Родрик Лефорт там хозяин, вот он тоже ту крепость брал. С Зямой пару раз сцепился по этому случаю. — Лефорт? Да неужто? — похоже, незнакомец искренне обрадовался, — спасибо, хозяин, удружил. — Да уж чем смог, — пожал плечами трактирщик, — удачи тебе. *** — Паап! Пааапа! Родрик Лефорт был в хлеву — он чистил коровье копыто. Бурёнка была немолода и относилась к процессу философски. Младшая дочка, вбежала в хлев и повисла на створке дверей, тяжело дыша. — Что, Ясминка? — спросил Лефорт. — Там дядя у ворот, тебя спрашивает. — Что за дядя? — Высооокий такой! Как ты высокий, — Ясминка попыталась показать руками, — большой. Страшный немножечко. Лефорт собрал инструменты и отпустил корову. Та махнула хвостом, но продолжила жевать сено. — Страшный, говоришь? А на кого дядя похож? Девочка задумалась и замолчала. Видно, процесс раскачивания на двери помогал мыслительным процессам. — Перестань качаться, сломаешь. Так каков дядя? — Ну он такооой… — Ясминка послушно слезла, — на путника похож немножечко. — Ну, беги, помоги маме. Девочка ускакала, а Лефорт сполоснул руки в умывальнике и направился к воротам. Страшный высокий дядя действительно обнаружился, но был он чуть ниже ростом, чем сам фермер, зато шире в плечах. — Хозяин, припасов в дорогу не найдётся? — к счастью, путник сразу же изложил цель визита. У Лефорта отлегло. — Отчего ж не найтись. Проходи, выбирай, — он махнул рукой, приглашая гостя внутрь, — деньги-то есть? Тот похлопал себя по карману, в котором приятно звякнуло. Лефорт кивнул. Они пошли по аккуратной гравийной дорожке к дому, вдоль заросшего старинными ивами берега. То тут, то там тянулись побеги настурции, горели на полузаросших клумбах огоньки ноготков и бархатцев и взлетали вверх стрелы вербены. — Хозяйство у нас махонькое, — рассказывал Лефорт, — всего пять коровок, да бычок. Сыр есть на любой вкус, старый сыр тоже есть, есть калт тоже, ну, это сушёный творог со специями. Сейчас всё дам попробовать, конечно. Мёд вот есть, пасека у меня в том конце хозяйства, ещё остался с того года, но и этого года майский есть. — Давно здесь живёшь? — Да уж не сосчитать, — Лефорт махнул рукой, — как пятнадцать лет тому пришёл, так и завёл хозяйство. Ну вот, пришли. Лефорт кликнул жену, чтоб вынесла гостю попробовать сыра, сам присел на скамейку в кустах смородины. Воздух дышал летом, в кустах шорхали молодые дрозды, а маленькая трёхцветная кошка очень сосредоточенно крутила задницей, пытаясь их поймать. Кошка прыгнула. Дрозды с возмущёнными криками запрыгали по листве и нелепо подлетели. — Сам-то куда путь держишь? — спросил фермер. — На север, — ответил путник, — в Каэдвен. Знаешь тамошние места? Лефорт нахмурился и какое-то время помолчал. — Знал когда-то. Сейчас не вспомню, — сказал он в конце концов, — говорят, непорядок там стал, жуть какой непорядок. — Говорят, там в горах ведьмаки жили. Лефорт оглянулся по сторонам, будто бы их кто-то мог подслушать и продолжил вполголоса: — Знаешь, вот если кто спросит меня — так и нехай бы жили. Я считаю как, если нужно, то двое всегда могут договориться. Вояки были первоклассные, сейчас-то ведьмака днём с огнём не сыщешь. Жутковаты, конечно, но что с ними натворили — этого они не заслужили. Незнакомец задумчиво смотрел на него, будто кошка. Словно что-то взвешивал про себя, раздумывал. Лефорт понимал — то, что он сказал, вряд ли было популярным мнением, но другие фермеры и купцы его чаще всего понимали. Что ж, этот купцом не был. Лефорт мысленно выругал себя за то, что в очередной раз разболтался с кем не попадя. Тут жена принесла поднос с продукцией и кувшин холодного яблочного сидра, чтобы пробовалось получше, и гость оживился. Фермер вздохнул с облегчением — разговор свернул на привычную ему стезю. Он погрузился в рассказы о том, как делается каждый из сыров и нахваливание продукции — в конце концов, своим продуктом он действительно гордился. *** Дегустация затянулась. Гость, которого звали Борислав, оказался крайне приятным собеседником с целым ворохом занятных баек со всех концов Континента. Совсем скоро рядом со столом выстроилась вереница детишек — тут были и трое детей Лефорта, и двое тех, кого он усыновил. Обалдуи быстро воспользовались тем, что никто за ними не смотрит, бросили дела по хозяйству и пристроились у стола, таская куски сыра, сушки и фрукты, и слушая истории о разных дивных делах. Борислав был не против. Ему настолько понравилось на лефортовском хозяйстве, что он решил остаться на ночь, чему хозяин был несказанно рад. Гость больше не возвращался к вопросам о ведьмаках, но Лефорт, язык которому развязали холодный сидр и летняя жара, сам снова поднял эту тему. Вместе они пришли к тому, что каждый должен заниматься своим делом. — Ты знаешь, Борислав, я же был в ополчении тогда, с теми, кто брал крепость. Гость быстро сверкнул глазами, проявляя интерес. Лефорт продолжал. — Это был кошмар. Я тогда служил наёмником, где давали монету — там и служил. Так же, выходит, как те ведьмаки. Тогда же, лет двадцать назад, были все эти грамоты, про то, какие они все чудовища, да и денег обещали немерено — я и клюнул. Наверное, это была худшая ошибка в моей жизни. — Вы ведь победили, — удивился Борислав, — и ты выжил. Я считаю, целых два плюса. — Да дерьмо это было, а не победа. Мы были просто мясом, страшная мясорубка. Почти все, кто там был из людей, все перемёрли. Чародеи выпустили чудищ, так им всё едино было, где ведьмак, где нет — всё человечина. Детишки, собравшиеся вокруг самовара, слушали, затаив дыхание. Солнце уже клонилось к закату и на сад ложились трепещущие полоски света. — Тогда-то я побежал назад и спрыгнул там с мостика, а под ним — вроде пещерки, проход такой, и ежевикой всё заросло. И гляжу — а там в этой ежевике ведьмак сидит. Ну тут, думаю, мне и конец. А он молодой, как я тогда был, лет двадцать ему, может. Глазищи кошачьи, а в них тот же страх, что у меня. И рукой показывает в эту ежевику, мол, пошли. Мы по ней, значит, под мост проползли, друг другу помогали — там одному не слезть, даже будь ты сто раз ведьмак. Там у них, оказывается, помойка была — все кости и мусор туда скидывали. Так, в общем, мы и выбрались. Ни слова друг другу не сказали, ни он не узнал, как меня зовут, ни я не узнал, как его. Разошлись — и не виделись больше никогда. Вот тогда, ребят, я из наёмников-то и ушёл. Пришёл сюда, сначала работал много, но накопил деньжат, взял кредит, отстроил ферму. — А у ведьмака клыки волчьи были? — спросил мальчик. — Не было, Тревис, — ответил его отец, — просто был человек, как я, только молодой. Только глаза жёлтые, как у кошки. — А почему их так ненавидели? — спросила девчушка. — Чёрт его разберёт, — пожал плечами Лефорт, — но вот Корнфуты, низушки, дядя Ферсон и тётя Азалия, их вон правительство налогами обкладывает по самую макушку. А так же, как мы они живут, и с детишками их вы играете, и тётя Азалия вам пряники даёт, а? Вот так и продолжайте, и с их детишками тоже всем делитесь, потому что мало ли, у кого там какие глаза, а у кого, может, волосы на ногах растут, а кто ростом ниже — всё главное, что внутри у человека, а не снаружи. Закончив изрекать наставления младшему поколению, Лефорт блаженно откинулся, привалившись к стене домика. Потом вдруг спохватился. — Пойдём, гость дорогой, — сказал он, поднимаясь со скамейки, — раз ты остаёшься на ночь, покажу тебе, где баня. Борислав последовал за хозяином вглубь сада, мимо яблонь, кустов смородины и крыжовника и раскиданных тут и там клумб. Дорожка уходила всё дальше от берега реки. Скоро они оказались у уже затопленной бани, рядом с которой подрастали гигантские рыжие тыквы. — Всё тут, и веничек, и полотенце. Я к тебе тоже присоединюсь, только отправлю детишек коров загнать. А ты только к реке после парилки не ходи, хоть тут и дорожка есть, а ходи к бочке вот тут за углом. — А почему в речку нельзя? Грязно? — Не, с нашей стороны чисто. Да только там зверюга какая-то живёт. Месяц назад телёнка у меня утянула, а неделю назад — овцу у соседей. Уток никто уж не держит у нас, всех пожрала, зараза. — Вот тут и пригодился бы ведьмак, а? — И не говори, брат, и не говори, — зацокал языком Лефорт, — да что ж поделаешь. Ладно, ты начинай, а я мигом. Фермер ушёл обратно, в пламенеющий закатным светом яблоневый сад. Его гость улыбнулся чему-то своему и отправился мыться. *** Дверь в сени была скрипучей — Весемир помнил об этом. Будить хозяина в такую рань он не собирался, да и не место этому трофею внутри дома. Стол, за которым они просидели вчера после бани далеко заполночь, белел в предрассветных сумерках, покрытый серебристой росой. В деревьях пищали просыпающиеся птицы, а от кустов изумительно пахло смородиной. Весемир бросил голову молодой жагнички на траву рядом со столом, вытер руку об росистую траву. Тварь была ещё молоденькой и ему не составило большого труда избавиться от неё. Он посмотрел на своё отражение в окне. Действие чар Висенны уже прекратилось и его глаза снова обрели свой обычный вид. Никто этого не увидел — в доме все ещё спали, но Весемир знал, что хозяева вот-вот проснутся на утреннюю дойку. В курятнике послышалось шевеление. Нахохлившийся петух вспрыгнул на забор, задев крылом висящий на нём горшок, и закукарекал. Весемир взял туесок с сыром и мёдом, и зашагал прочь из хозяйства Лефорта. Он знал, что всё здесь сделал правильно.