Полумейстер

      За восемь лет, что Верис Полумейстер прослужил в их доме, он не сделал ничего дурного и даже ничего из ряда вон выходящего. Его сестра нашла яйцо дракона, не он. Он только бегал по поручениям, сидел в библиотеке, молился в септе и учил детей — учил на совесть, так что даже Нед запомнил, что «Воспою мечи и мужей» — вообще не Валирия, а холодный и практичный Браавос, «Гнев воспой, Мераксес» — тоже не Валирия, потому что тогда её толком не существовало, «Фиалками венчанная Валирия» — расцвет эпохи, а «Балерион, с тебя начну рассказ о славе» — её закат и жалкое подражание «Гнев воспой...»(1). Он не знал, зачем оно ему надо — не был уверен, что это надо его детям, если на то пошло — но запомнил накрепко.       Нед вздохнул.       Может ли быть такое, что человек целых восемь лет смиренно служил помощником мейстера, не беря ни гроша за услуги и довольствуясь пищей и кровом, а потом оказался Таргариеном? «Даже невероятный Эйгон ни разу не продержался дольше пары месяцев, — подумал он мрачно. — Неужто мне достался образец ещё невероятнее?». С другой стороны, Эйгон был не один; отец, братья, Кровавый Ворон — все они весьма мешали ему скрываться всласть. Это тоже следовало учесть.       «Но он и не был коронованным монархом, только младшим принцем». Не следовало забегать вперёд, впрочем — на самом деле, кузеном Джьяны мог оказаться кто-то ещё. Сын сьера Виллема Дарри, например. Но... возраст, сестра, и просто закон подлости, который никто не отменял — всё подсказывало, что надеяться стоит на худшее.       Он поравнялся с детской кибиткой, заглянул в окно — с седла было удобно, почти не надо было тянуться. Верис (опять же, имя!) сидел в углу, расчёсывая волосы Мирцелле. К его коленям привалился Бран, махая в воздухе фигуркой зеленого дракона. Джон и Санса склонились над листом пергамента, разложенном по полу; приглядевшись, Нед узнал "Начертание Вселенной", большую карту мира.       — А Моссовия правда существует? — спросил Джон. — «Край оборотней и демонов» звучит как сказка.       — В Браавосе я видел их корабли, — легко ответил Верис. — С пёстрыми парусами и бортами, крашеными в алый и золото. Они привозили меха, хлебное вино, от которого не пьянеют, и ягоды древесной клюквы, вкуснее которой нет на свете. Так что, думаю, там живут не только оборотни и демоны — кто-то ведь охотится на белок и куниц, собирает ягоды с деревьев и растит хлеб, верно?       — Кто-то всегда растит хлеб, — задумчиво ответил Жойен; Нед сначала его и не заметил. — Даже у нас в болотах, хотя наш хлеб называется "рис". Люди не живут без еды, верно, кузен?       — Я ведь просил меня так не называть, — устало сказал Верис. — Все зовут "мейстер", и ты зови.       — Но ты не мейстер, — удивился Жойен. — Зато ты мой кузен. Племянник мамы. Как мне ещё тебя звать?..       Жойен не понимал, что здесь не так — не мог понять. Он отдал понимание за дар, как Хоуленд — здоровье, а Джьяна — ноги. Даже не "отдал" — отдают добровольно, с пониманием жертвы. Просто дар забрал у него часть рассудка. Как там говорил тот одичалый, полу-шут, полу-воспитанник, что жил когда-то в Винтерфелле? «Колдовские силы — клинок без рукояти: и режет других, и ранит тебя».       Нед легко позволил себе отвлечься от тяжёлых мыслей («Сказать Роберту? Убьёт. Не сказать? Предательство. Позволить сбежать и сказать потом? Но его сестра в Винтерфелле, куда он побежит?») на воспоминания о детстве, об одичалом Томе и его пословицах, огне в камине, отце и матери. Тома привёз дед, если не прадед — тогда вокруг Стены опять была война, и как-то было неясно, что ещё делать с попавшим в плен мальчишкой.       Теперь вот снова вокруг Стены шумят.       Иногда Нед думал, что зря шумят. Что если бы, да кабы, да Болтонов грибы с глазами — одичалых бы всех взять, пустить за стену и расселить по пустошам. Когда-то же там жили, и почва там хорошая. Пусть бы растили рожь и овёс, охотились. Налоги платили. Север бы стал богаче, Стена — бесполезнее, а жизнь — спокойнее.       Он тяжело вздохнул.       — Что, лорд Старк, невеселы сегодня? — ответил на вздох бойкий голос. — Хотите, сыграю что-нибудь?       — Не стоит, — сухо ответил он. — Помнится, ты шёл на Север, Абель.       — Шёл, — тот развёл руками, поддал шпор карему коньку, подъехав ближе. — Пришёл, не нашёл ничего интересного, решил податься на Юг. Не печальтесь, милорд, у вас дома всё хорошо. Жена и детки здоровы, к младшей дочке жених приехал, — усмехнулся он.       — Спасибо за новости, — Абель был... странным, и Нед ему не доверял и доверял одновременно, не понимая, почему. Не понимать он не любил.       — Так что вас так печалит? Скажите, что ли?       «Ведь не отстанет же...»       — Думаю, как было бы хорошо: взять всех одичалых и расселить по Северу, — сказал он, пряча улыбку. Это было достаточно абсурдно — и он правда об этом думал — и было немного интересно узнать, что на такое скажет остряк-бродяга.       — Расселить по Северу... — взгляд Абеля устремился вдаль, как будто он увидел что-то прекрасное и недостижимое. — Но вы же знаете, вольный народ. Они зовут всех чужаков "поклонщиками".       — Зовут, — легко ответил Нед. — Легко болтать о смерти на свободе, пока здоров и сыт. Я слышал, с этим у них там стало плохо. Иначе бы не лезли на Стену.       — Иначе бы не лезли, — ответил Абель мрачно. — Вы интересный человек, лорд Старк.       — Да? Я бы не сказал.       — Вы даже не представляете, насколько! — искренне заявил тот, но быстро достал из-за спины лютню и снова задал коню шпор, устремившись вперёд, туда, где Роберт продолжал пытаться играть в ухаживания.       Вдали показался город — Болотная Гавань, с её белыми домами и красной крышей старинной бани. Аж кости заныли, так захотелось скорее туда, погрузиться в бассейн с водой, смыть пот и грязь дороги, смыть мысли...       Но поезду до города было ещё ползти и ползти, и мысли отпускать было никак нельзя, даже если бренчание лютни и звуки пошлых песен очень мешали думать.       «Роберт казнит детей». Не детей, конечно: он взрослый юноша, она расцвела год назад. Но всё равно, он помнил их детьми, он видел их своими детьми и не хотел им смерти.       «Но сколько детей умрёт, если они решат заявить о своих правах?» — и так ли случайно Визерис сватал именно Джона за свою сестру, вдруг он узнал, почувствовал, вдруг не случайно явился в Винтерфелл? «Да нет, абсурд. Откуда ему знать?»       Сбежать? Но некуда. Дать мейстерский обет? Его снимали в прошлом. Послать на Стену? Можно, там уже есть один Таргариен, будет два. Он ведь и направлялся на Стену, тогда, восемь лет назад.       А девочка? За Джона её нельзя, никак нельзя. Но можно выдать за кого-то другого, кого-то, кто никому не сдался. «Магнара со Скагоса», — ядовито сказал он самому себе. Противно такое думать, противно, что своими руками убить не можешь, зато готов отправить на смерть, но как-то обиняком, чтобы оно само.       — Нед! — крикнул Роберт, разрывая цепь мыслей. — Нед! Тут гонец из гавани! Ты не поверишь, езжай сюда!       Нед смотрел на бумагу и видел на ней слова, но разум отказывался их понимать.       Жойен не мог быть неправ. Логика не могла ошибаться.       Это был новостной листок из Браавоса, совсем свежий, позавчерашний — обо всём и ни о чём: цены на краски и рабов, рождения и смерти, союзы и разрывы союзов. И среди всего — короткая заметка:       Иллирио Мопатис из магистров Пентоса приглашает людей достойных и знатных на свадьбу его воспитанницы королевы Дейнерис, дочери Эйриса, Таргариен (первой своего имени, к.А.Р.П.Л.) и хала Дрого Дотракийского. С прискорбием уведомляем о безвременной кончине короля Визериса, сына Эйриса, Таргариена (третьего своего имени, к.А.Р.П.Л.). Тризна по королю Визерису состоится в день макаки в поместье Иллирио Мопатиса из магистров Пентоса.