Полумейстер

      Конечно, Верис был в септе, где ещё он мог быть. Южные боги, должно быть, любили штаны с дырами на коленях, что требовали их так подолгу и так часто преклонять. Джон медленно выдохнул. Он просто злился на своего "дядюшку" и поэтому ругал всё, что тому дорого.       На самом деле, септы и тамошние боги ему скорее нравились — там было красиво, играли радуги, у септона Шейла был замечательный мягкий голос, которым он пел свои гимны... если бы всё это больше принадлежало Дени и Верису, и меньше — леди Кейтилин, он бы, наверное, даже обратился в семерянство или, по меньшей мере, совместил старую веру с новой, как Арья и Робб.       В любом случае, оскорблять богов, чтобы оскорбить неуловимого "дядюшку" было не лучшей идеей, и Джон наскоро попросил у них прощенья, давая крепкого пинка по удобно подставленной заднице.       — Долго ещё ты собирался прятаться?       Верис, естественно, лягнулся. Потом поднялся:       — Я не прячусь, Джон. Я просто работаю. Ты вообще представляешь, сколько дел у единственного мейстера в королевском поезде?       — Ты не мейстер, а жулик, — поправил тот.       — Король сказал — мейстер, значит, мейстер. Зачем ты меня искал? — он сложил ладони, шепча какую-то молитву, и начал аккуратно гасить свечи. Лицо Старицы медленно погружалось в тень и на какой-то миг показалось Джону страшно похожим на Вериса: тот же длинный нос, тот же разрез глаз.       — Ты говорил, что ты мой дядя. Ты не сказал, кто моя мать и как вы вообще оказались братом и сестрой, — объяснил он.       — При чём тут твоя мать? — недоумение казалось искренним. — Ах, да. Конечно. Послушай, сейчас не время об этом говорить.       — А когда будет время?       — Не знаю. Зачем оно тебе вообще? Это бочка с дерьмодемонами, Джон. Выпустишь одного — остальные вылезут за ним, а вони и от одного не оберёшься.       — Ты и твои метафоры... Зачем оно мне? Ты ради своей матери который год красишь волосы. Просто чтобы помнить. Я даже не знаю, как её звали! Мою мать, которая меня родила и выносила, которая спала с моим отцом. Я не знаю, любила ли она его. Любила ли она меня. Зачем отказалась от меня. Жива ли она. Ничего не знаю, Верис! А ты, ты знаешь и молчишь. И спрашиваешь, почему мне не всё равно. Да человек ли ты?       — Не знаю, — ответил тот, и гнев Джона куда-то делся.       Верис повернулся к статуе Матери, коснулся её стоп ладонью, подошёл к лампаде в центре септы взять огонь для свечи. Неужели сработало? Неужели сейчас расскажет.       — Твоя мать тебя любила. Любила больше жизни, я думаю, — сказал он. — Она была... неумной, пылкой, избалованной девицей, романтичной, как Санса и безбашенной, как Арья.       — Так мило, что ты нашёл для неё столько добрых слов, — буркнул Джон, глотая слёзы.       — Что до твоего отца... не знаю, любила ли она его. Я слышал, она сурово осудила жениха, зачавшего бастарду и посмевшего её признать, и поэтому сбежала с твоим отцом. Другие говорили, что он её похитил.       — Бред. Отец кого-то похитил? Он даже ремнём нас никогда не бил, ты что!       — Другой отец. Я говорил про дерьмодемонов? Терпи и слушай, потому что они ползут, их ползь неотвратима.       — Нет такого слова.       — Я мейстер, мне виднее. Твой отец. Не Эддард Старк, который взял на себя тебя, позор и всё на свете, чтобы спасти дитя своей сестры, а твой отец. О нём ты можешь узнать довольно точно, если король опять решит устроить праздник. После четвертой кружки креплёного спроси его: «Мой государь, а что за человек был Рейегар?». Я таких слов не знаю, я тихий, кроткий и воспитанный, и мейстер, к тому же.       — Сестра... и Рейегар...       — Что, доползли? — Верис невесело усмехнулся. — Поздравляю, нюхай. Теперь ты знаешь, и будешь молчать об этом, потому что...       — Иначе мне хана, — Джон был не дурак, пусть и не мог запомнить всех гербов Приречья и окрестностей и плохо помнил девизы лесных кланов. — Я понимаю. И тебе, и отцу... боги, отец мне не отец, а тоже дядя, и ты мне дядя... по Рейгару, да?       Тот кивнул.       — Об этом тоже нужно молчать? Не отвечай, я уже понял, мы не родня и вообще чужие. Зачем ты мне сказал? Это жестоко: всё знать, всё видеть, знать, что не чужой своей семье, что я не враг для леди Кейтилин, я вообще никак не в линии наследства, и всё равно...       — Ты попросил. И я предупреждал. Никакой романтики, одна трагедия.       — Мой отец то ли похитил, то ли совратил мою мамашу, которая сбежала от жениха с бастардой к женатому с детьми, мой дед сжёг на костре другого деда...       — Могу обнять и похлопать по спине. Дени это помогало.       — Да, спасибо.       Они шли по двору от септы к замку — Чертогу Пахаря. Джон пытался не думать о родителях, отце (который не отец) и горах лжи, которые необходимы, но всё равно... «Воняют, — мрачно подумал он. — Наш мейстер, как всегда, нашёл метафору». Вместо этого он смотрел по сторонам, пытаясь вспомнить знамёна на стенах и у отрядов. Сплетшиеся змеи, лягушка, голая баба с платочком, двухголовый конь — эти он знал. Шесть желудей, три остролиста, птичья лапа, рыба, другая рыба... книга и три короны... нет, надо будет повторить Приречье. Он теперь рыцарь, он обязан знать такие вещи.       Вдруг Верис замер, сунул руку в рукав — в один из многих карманов в рукаве — и, ткнув Джона в бок локтём, швырнулся чем-то белым в глаза идущего близ них посыльного. Тот скорчился, и Верис, другой рукой достав из рукава кривущий нож, ткнул им его в шею, потом ругнулся:       — Он же не за мной, зачем зарезал?       — И на глазах у всех, — добавил Джон. — Как объяснишь?       — Обыщут труп, узнают. Я в Эссосе привык их отличать, у них походка... целеустремлённая. Но этот не за мной был. Наверное.       Джон тихо вздохнул. Жизнь его жестянка, докатилась до того, что он — сьер Джон Найтшильд, а не какой-то Джон Сноу — считает убийство мейстером убийцы обычным делом. Будто каждый вторник такое случается. «Ну, может быть, не каждый... каждый второй, и убиваю обычно я, а он мне кажет, кого убить».       — Эй, мейстер! Мейстер! — крик короля разнёсся по двору. — А ну, сюда!

* * *

      Роберт сидел на троне. Рядом справа сидел Нед, в золотой цепи на шее, слева — в другой цепи — сидел драконий ублюдок. «Не ублюдок, а законный драконий выродок», — поправил он сам себя голосом Станниса. Брат непременно бы тут сказал, что даже браниться надо точно терминологически и как-то там ещё, про дух и букву. А Ренли бы добавил, что ублюдок не так противно, как законный выродок — ублюдок он вроде и не виноват, он просто получился, а законный...       Роберт скучал по братьям.       — Ты же мейстер? Вот будешь говорить мне, кто есть кто. Вот эти, с книжкой?       — Лорд Оксбридж из Коуфорда, — шепотом сообщил драконыш. — Хозяин городка у брода. Там знаменитая семинария, выпускает половину приличных септонов и септ. Но лорда тут вроде нет, только его знамя. Он должен быть...       — А где же наш славный лорд Оксбридж? — Роберт был не намерен слушать дальше.       — Лорд Оксбридж ранен, государь! — сказал старик с коронами и книгой на одежде. — Я кастелян в Хогворте, его замке. На нас напали люди под знаменами с тремя собаками, они творили ужасное. Насиловали септ, сжигали книги...       И это уже пятый, и все взывают к королю и требуют восстановить им королевский мир. А у него тут еле-еле триста солдат, считая раненых. Допустим, он соберёт кого-то по Приречью — кого-то, кого ещё не взяли Талли, они не дураки, наверняка созвали свои знамёна. То-то здесь сейчас сплошь мелкота — все крупные должны быть у Риверрана или защищают свои владенья.       — Нед, я устал. Ты примешь остальных? Ты, мейстер, иди за мной.       Нед справится, он умеет делать мордаху лордом и уверять, что скоро всё будет хорошо. Это Роберт уже хотел бухать. Но он поклялся, что завязал, и он не Рейгар, он держит клятвы!       — Сделаешь мне карту, — сказал он драконышу. — Подробно нарисуешь, где кто из жалобщиков, с цифрами, кто их атаковал какого числа. Они так ноют, что я уже теряю всякий смысл и нить рассказа.       До чего дошло, он доверяет больше жулику-Таргариену, чем мейстеру с обетом, цепью и всем положенным. Но этот положенный был Ланнистер и, судя по всему, предатель — слишком много всего совпало в той ночной атаке.       «Как всё знакомо! Кругом предатели, убийцы и ублюдки, братья сидят в осаде, а я — в Приречье, и непонятно, что будет завтра. Должна быть победа».       — Пока не начал карту, ну-ка скажи, ты знаешь дома, где плохо с наследниками?       — Росби, — подумав, ответил тот. — У лорда Гильса нет ни сына, ни дочери, одна чахотка в последней стадии. Есть Кафферены, они похоронили внучку, её отца убили железяне, а братья...       — Братьев знаю, — он отмахнулся. Братьев он сам убил, вот этим вот своим молотом, на поле боя. А кто же их просил идти на сторону Таргариенов? Никто.       — У Хейфордов наследница в пелёнках и больше никого, — продолжил тот. — Это те, кого я сразу помню, могу проверить "Альманах", нет ли ещё каких-то домов.       — Неплохо, неплохо... что лучше звучит: Эдрик Росби или Эдрик Кафферен? Не отвечай, сам слышу. Значит, Росби усыновит мне Эдрика. Поженим его с Мирцеллой и будет она мне дочка. А Томмен любит оленят, ему отлично подходят Кафферены...       Уж если он собрался давать драконам имена и земли, то о своих-то детях обязан позаботиться.