Полумейстер

      — Ты нужна своему отцу, — сказала мать из костра.       Она именно такова, какой её помнила Мелони: лицо сердечком, разноцветные глаза и серебряные волосы, и мягкая, печальная-печальная улыбка.       — Я читала, гадания часто дают очевидные и без них ответы, — посочувствовала Сарелла.       — Спасибо за утешение, — Мелони хмуро продолжала смотреть в огонь, надеясь получить что-то ещё, какую-то подсказку.       Огонь был капризным другом, неверным — образы в нём могли отвечать на вопрос или не отвечать, или быть совсем из другого времени и места; она видела сейчас три картины сразу.       Одна из них была из далёкого прошлого, где черноволосый мальчик волок на спине беловолосого и бранил, что тот полез на яркое солнце без шапки. Точно так же он когда-то бранил Мелони: до того, как Владыка заменил своим огнём её кровь, она не выносила жары и прямых лучей солнца. В другой, тоже из прошлого, отец бил лорда Кроворона по голове белой табуреткой, или не лорда Кроворона, а его тень — крылатую, коронованную тень. В третьей... это было сейчас, сейчас отец — в его новом златокудром теле — горячил коня по берегу широкой реки.       — Река... отличный ориентир, — с горькой иронией сказала она.       — Вода в ней не красная, — возразила Сарелла, — и она очень широкая. Значит, это Черноводная. А если он сейчас скачет вдоль Черноводной...       — Вопрос только, где.       — Можем попробовать подождать его в Опрокинутой Кружке, — предложила та. — Это большая деревня у последнего речного порога, городок почти. Я думаю, он не проедет мимо, лошадей-то надо менять, да и отдыхать не помешает.       Отец был из тех, кто загоняет лошадей до смерти и слово отдых знает только понаслышке, но лучше какой-то шанс, чем никакого.       — Ты нужна своему отцу! — повторила мать. — Настоящему отцу, Мелони!       Её настоящий отец вырастил её в своём доме и заботился о ней, как умел — когда был трезв и в здравом уме. Мужчина, который излил своё семя в мать, был ей чужим человеком, она не знала даже его имени и никогда не хотела узнать. Мало ли на свете мужчин?       — Без тебя он погибнет, — настаивала женщина в огне, заламывая брови болезненно и горько.       Что ж, значит, такова его судьба — погибнуть, потому что когда-то он бросил свою женщину и своего ребёнка. Мелони хватало забот: Азор Ахай, отец, грядущая Долгая Ночь...       «Верно, моё дитя! Не знай жалости к падшим, не знай сомнений в своём пути. Любовь и помощь — для того, кто их заслужил».       Как от ожога, она вздрогнула и выпрямилась. Слова, которые шептал огонь — которые шептал Владыка — были словами Красного Храма и его хозяев. Словами тех, кто продавал Мелони снова и снова, пока от неё не осталась только Мелисандра, пока её кровь не почернела от горя и ненависти, пока её душа не заледенела, устав болеть. Слова, которые шептал огонь, были ложью: ни для Акору, ни для отца и мачехи, ни даже для чернушки Сареллы Мелони не сделала ничего, заслуживающего любви, дружбы и помощи.       — Где он? — спросила она свою мать.       — На Севере. Я поведу его навстречу тебе, — обещала она. — Без тебя он не справится. Враг заберёт его душу.       — Враг? Великий Иной? Зачем ему мой отец?       — Он красив, силён и мог бы стать ему страшным противником. Мелони, я прошу тебя...       — Я приду, мама, — пообещала она и попросила тихонько: — Покажись мне однажды снова. Пожалуйста.       В конце концов, это всего лишь её долг жрицы: оказать всяческую помощь и поддержку соратнику Азора Ахая, который по случайности однажды оказался в опасной близости от материна лона.       — Заодно повидаемся с моими родителями, — довольно согласилась Сарелла. — Они как раз где-то в тех краях, по идее. Если ещё живы. Они же живы, Мелони?

* * *

      Кейтилин смотрела на нарисованный от руки календарик с тихой ненавистью обречённого человека. Она считала и пересчитывала — но всё сходилось на том, что лунная кровь не приходила в свой срок уже дважды, а если считать тот раз, когда её было совсем мало и она опоздала почти на неделю... в сущности, ей надо было только подождать ещё месяц и перестать гадать. Обычно живот начинал у неё расти именно через четыре месяца, иногда чуть раньше, иногда чуть позже — это зависело даже не от размеров ребёнка, Арья показалась раньше Брана, но была куда меньше его...       — Котёнок, ты на себя не похожа, — вырвал её из размышлений голос дяди. — Ещё один отряд сожрали львы?       — Нет, — чуть отстранённо ответила она, — львы больше нас не трогают с тех пор, как королевская армия повернула на Каменную Септу. Я думаю, они оставили нас в покое.       Дядя почесал бороду.       — Тогда в чём дело, котёнок?       — В том, что я жду ребёнка, — честно ответила она. — И сама не знаю, радоваться этому или огорчаться.       Он, неженатый и связанный рекой по рукам и ногам, не знал тем более, но Кет надо было хоть с кем-то поделиться.       — Назови Хостером, — попросил он. — В честь брата.       — А если будет девочка?       — Хостой.       Хоста Старк... звучало не очень удачно, но бывают имена и похуже. Да и если поверить пророчеству хозяйки Сероводья, то «Хоста Рид» — гораздо приятнее на слух.       — Я носила Робба, когда в стране была братоубийственная война и мятеж, и мой муж был далеко, — тихо сказала она. — Потом был мятеж Грейджоев, и я носила Брандона. Почему мне опять приходится ждать моего мужа с войны, пока его ребёнок растёт в моём чреве?       Дядя обнял её, прижал к груди, так что она ощутила щекой кольчугу под плотной тканью его сюркота.