О, Отец мой, Сын Неба и Земли! Мир есть боль. Его бремя — нести прошлое. Я никогда не голодаю и не испытываю жады, Поскольку царство его тщетно. Спину его украшают перья белые, Убежище от страха. Смерть приходит в двух обличиях — юноша и дева, — прошептав «Я рядом». Они и я встретимся, улыбаясь.
Облокачиваясь на керамические края, Том заглядывает в глаза своему отражению. Почему-то мужчина по ту сторону выглядит болезненно бледным, а глаза мечутся, не зная за что зацепиться. Он будто напуганный зверь, только чем он напуган? Волосы взъерошены, а рубашка расстёгнута на три пуговицы. Мужчина сам себя не понимает: всё ведь идёт по плану, так чего он сам себя загоняет в тупик?! В последний раз оглядывает это напуганное ничтожество и лицо его принимает бесстрастный вид. Он всегда умел сохранять холодную голову, даже когда паника накрывала его, словно одеяло. Он выходит из уборной, победив своё отражение. Осталось совсем немного и он сможет с ним встретиться… Проходя по коридорам школы, Реддл чувствует своё превосходство намного лучше, чем в обычное время. Каждый из студентов считает своим долгом поздороваться с ним и проводить удаляющуюся спину восхищённым взглядом. Эти мелкие ублюдки даже не догадываются, что становятся частью большой игры. Том усмехается наивности и невинности этих детей. Хотя, конечно, некоторые ученики радуют его тем, что знают своё положение в этом мире и знают кому именно стоит подлизать, чтобы занять место под солнцем. Таких хочется использовать в своих целях лишь больше. — Добрый день, профессор! — тёмнокожая девушка здоровается с ним также, как и остальные. Рядом с ней две рыжеволосых, которые лишь тихо подхватывают «здравствуйте». — Добрый, Медоуз. Вы сегодня прямо светитесь, случилось что-то хорошее? — интересуется лишь из вежливости. Том уже понял — Доркас Медоуз ведомый человек, и если найти нужный подход, она сможет сослужить ему хорошую службу. Не то, что эти аристократишки, что мнят, будто все им должны… — Начались усиленные тренировки, так что скоро будут соревнования между факультетами. Жду не дождусь выйти на лёд вместе с командой Гриффиндора! — воодушевлённо вещает студентка. Её подруги отошли чуть дальше, чтобы не мешать беседе и ждут, когда она вернётся к ним. — Ах, точно-точно! Ты ведь играешь в хоккейной сборной своего факультета, извини, совсем об этом забыл. — Том вежливо улыбается, будто ему действительно не жаль, что он запамятовал такую мелочь. На тёмной коже не видно, но девушка перед ним краснеет от смущения. Приятно, когда о тебе знают такую мелочь. — Обязательно приходите на соревнования! Если придёте, я буду стараться ещё больше, чем обычно! — Постараюсь найти время. Теперь, когда ты заговорила об этом, мне даже стало интересно, как ты смотришься на льду. — Доркас смущённо хихикает. — Не буду задерживать тебя и твоих подруг, у вас — студентов — наверняка есть и свои дела. Увидимся на занятиях, леди. — Хорошего дня, профессор! — прощается с ним Медоуз, её рыжие подруги опять подхватывают её фразу и прощаются с ним тоже, хоть и не участвовали в беседе. Мило с их стороны. Скрывшись в своём кабинете, Том позволяет себе ехидный оскал. Заинтересовалась профессором, значит? Или простое восхищение ученицы? Чтобы это ни было, Реддл сможет воспользоваться этим.***
«Яшма, ты давно испытываешь приступы гнева?» — вспоминаются юному Слизеринцу вчерашние слова декана. Естественно, после «инцидента» ему вздумалось поучаствовать в сложном разговоре с учеником, Флитвик тоже присутствовал, как декан пострадавшей стороны. Мало того, что у него ужаснейшая посещаемость и ожидаемые незачёты почти по всем предстоящим экзаменам, так он ещё и в драку ввязался. Точно умалишённый. Ну и что? Как ответственный педагог и отвечающий за жизни учеников, Слизнорт посчитал необходимым выпутать причину данного поступка. И ничего… Абсолютно. Только это «захотелось». Что это вообще значит? «Захотелось». На всё есть свои причины. Ну, преподаватели хотели в это верить. Так что они начали перебирать разные варианты. Что у подростка может вызвать склонность к насилию? Правильно! Почти всё… Мало того, что эмоциональная нестабильность и игра гормонов, так он ещё, похоже, врага себе решил найти… И ладно бы, если бы это был такой же крепкий парень. Так нет же! Девушка-тростинка, хоть и играющая в хоккей. Ну, дальше больше. Желание показать свою силу? Указать, что это — его территория? Просто ненависть в конкретной девушке? Почему? Что она ему сделала? Яшма разозлился из-за чего-то другого? Почему сорвался? Понимает ли он, что это серьёзно? А что скажет на это семья пострадавшей Лазурь? Или сами опекуны Яшмы? Вдруг его поставят на учёт? Или отстранят от занятий на неопределённый срок? И другие разношёрстные вопросы, которыми его закидал Флитвик, очень уж переживающий за свою подопечную студентку. Ну и последний, который, судя по всему, пришёл к Слизнорту как общий вывод после всей этой тирады от декана Рейвенкло, добил: «Яшма, ты давно испытываешь приступы гнева?» И что на такое ответить? Ну, ладно. Он ещё немного в пол посмотрел, и его отпустили, похоже поняв, что ничего от этой «барышни» не добиться. И сейчас, только проснувшись, ещё не успев из кровати выползти, он снова вспоминает этот океан вопросов, на которые и сам бы хотел знать ответы. День обещает быть очень длинным. Яшма сделал над собой усилие и встал. Пора собираться на занятия…***
Перидот стоит перед дверьми не своей гостиной и не осмеливается постучать. Прошло уже какое-то время, но она до сих пор уверена, что Ляпис и её сестра не желают видеть ни Яшму, ни саму Аллен. Госпожа Корунд, узнав, что произошло с племянницей в «самом безопасном месте на земле» устроила настолько сильный скандал преподавательскому составу, что Яшму отстранили от занятий на какое-то время, и теперь он остаётся в доме жёлтой ветви под присмотром Аметистов. Хорошо, что Рубинов не приставили к аристократкам, так бы было сложнее подойти… Ситуация не очень, но он заслужил. Перидот же посчитала, что им стоит извиниться перед пострадавшей стороной. Хотя бы ей. Хотя бы за то, что не остановила этого идиота, хоть и имела возможность это сделать. Ну, так считала сама Аллен. — Как долго ты собираешься здесь стоять? — спросил голос позади. — А, что?! — Перидот подпрыгивает на месте. Оборачивается и видит обеспокоенную Корунд-младшую. — Прошу прощения, госпожа! — хризолит скрещивает руки на груди в ромб, зажмуривая глаза. Страшно, дико страшно. Тихий смешок доносится до неё и она не смело приоткрывает один глаз. — Я думала, в школе все равны. — невысокая девушка прикрывает свою улыбку бледной рукой. — Ты хочешь поговорить с Ляпис, да? — Перидот лишь кивает, открыв уже оба глаза и чуть опустив «ромб». — Она сейчас на тренировке. Вернее, на трибунах. Смотрит, завидуя, что играть не может. Ей недавно шайба чуть в лицо не прилетела! — взволнованно рассказывает аристократка. — Так что, пойдёшь? — Д-да. — сглатывая ком нервозности в горле, произносит Аллен. Сразу же после ответа, Сапфир крепко берёт её за руку и довольно быстрым шагом направляется к спортивному залу. Они действительно очень быстро доходят до спортивного зала и занимают места на трибунах рядом с Лазурь. Перидот несколько раз промаргивается, чтобы понять, где сейчас находятся. С недоверием смотрит на Корунд, что с улыбкой на лице что-то щебетала своей сестре. Из их разговора она выловила знакомые имена — «Рокса», очевидно, Сноуфулл, и «Лилс», наверное, Эванс. Никаких других людей, которым бы подошли эти сокращения, в их кругу общения она не знает. А учитывая, что она достаточно пристально наблюдала за теперь уже бывшими объектами (к сожалению, после ошибки Яшмы, и её саму отстранили от наблюдения), то не знать кого-либо ещё с такими именами она не могла. Ляпис дулась. Ей тоже хотелось на лёд, ей хотелось показать насколько она отточила своё мастерство. Но Вульф сказал, что не допустит её. Чёрт бы побрал ту траекторию отскочившей шайбы… И этого Яшму тоже! Мало того, что синяк ещё не до конца сошёл, добавился новый. Подперев подбородок руками, она недовольно смотрела на игроков, которые, конечно, и с заменой неплохо справлялись, но Ляпис считала, что с ней было бы во много раз лучше. Зачем им вообще нужна была замена? Всего-то пару недель и Ляпис снова покажет им кто здесь мамочка! Недовольно сдувает прядь чёлки, которая спала на глаза. Сегодня её даже гнездо на голове не слушалось. — А её ты зачем привела? — переводит взгляд на Слизеринку синеволосая. — А-а, э-э-э… — начинает Перидот, когда встречается с пронзительным взглядом синих глаз. — По-членораздельней давай. — недовольно произносит Лазурь. — Прошу прощения! — Перидот снова делает ромб на груди и с сожалением смотрит в глаза Лазурь. — Мне очень жаль, что я не смогла остановить Яшму, хотя вполне имела возможность. Прошу, не наказывайте нас. — И не собиралась. — Ляпис закатывает глаза. — Что значит «не смогла остановить»? Ты как себе это вообще представляешь, коротышка?! Даже я бы не смогла её остановить! И что ещё за «не наказывайте»? — Госпожа Корунд… — Перидот отвела взгляд. — Что? Госпожа Корунд? Ты мою мать имеешь в виду? — тут же в диалог подключилась и Сапфир. — Д-да. Госпожа-мать потребовала отстранения Яшмы после случившегося. И я думала, что если вскроется, что я не остановила его… Её, то и меня накажут отстранением или чем похуже. — совсем уж опустив взгляд на свои колени и расслабив руки, объясняет Перидот. — Глупость какая. Мы её об этом не просили, да и в отмщении не заинтересованы. Но спасибо, что сказала. — фыркнула Лазурь. — А ей не важно, попросили бы мы или нет. Пострадала аристократка от руки обычного человека, значит, будет отвечать по закону семьи. — вздохнула Корунд. — Удивительно, что она не узнала об этом раньше. — Учителя пытались выяснить причину, почему Яшма так поступил… Поступила, но так и не узнали. «Захотелось» — это всё, что он тогда сказал. — продолжала рассказывать Аллен. Ей почему-то хотелось подольше остаться с этими двумя. Привязалась к ним за время слежки? Может быть… Особо-то друзей у Аллен нет, ибо смысла в них она не видела. Но почему-то после выговора от Её светозарности Жёлтого Алмаза, она наконец поняла, насколько была всё это время одинокой. Бороться в одиночку слишком сложно. Как минимум, нужна поддержка и соратники. И ей казалось, что Лазурь и Корунд-младшая хорошо подойдут на роль первых в её жизни друзей. Если, конечно, у неё получится заинтересовать их. Может, её мысли о параллельных вселенных не такая уж и глупость?***
Снейп одиноко лежал на койке в лазарете и смотрел в потолок — пока заживало разбитое лицо, оставалось только размышлять. Удивительно, что из-за спора, в котором изначально участвовал он и ублюдок-Сириус, в драке ему проломил голову, выбил несколько зубов и перешиб нос тихоня-Люпин. Снейп считал его голосом разума в этой компашке идиотов, но, видимо, ошибся. Но, если рассматривать и другую сторону конфликта, — Северус тоже проявил себя не с самой лучшей стороны. В тишине больничной комнаты его прежнее безумие ушло, и впервые за много лет одиночества буря внутри начала утихать. Ему даже начало казаться, что он наконец немножко набрался ума-разума. Ибо постиг он кое-какие истины, которые каждый должен открыть для себя сам, — и открыл их, как положено каждому человеку: через испытания и ошибки, через заблуждения и самообманы, через ложь и собственную несусветную дурость, потому что бывал слеп и не прав, глуп и себялюбив, полон порывов и надежд, безоглядно верил и отчаянно запутывался. Здесь, на больничной койке, он заново пересмотрел всю свою жизнь, и по крупицам извлёк из неё суровые уроки опыта. И каждая постигнутая истина оказывалась такой простой и самоочевидной, что он только диву давался — как можно было этого не понимать! А все вместе они свивались в некую путеводную нить, что потянулась далеко назад, в его прошлое, и вперёд, в будущее. И Северусу думалось: пожалуй, можно стать истинным хозяином собственной судьбы, ведь теперь он всем нутром чувствует к чему надо стремиться, но вот куда это чувство его заведёт — как знать? А чему же он научился? На взгляд философа, вероятно, немногому, однако же просто по-человечески это не так уж мало. Он жил, и каждый день, по сто раз на дню, в мелочах должен был что-то решать, повинуясь всему, что было в нём заложено наследственностью и окружением, ходом мысли и кипением чувств, а решив, пожинал, что посеял, и на этом понял: даром ничто не даётся. И понял — наперекор своему телу, до того непокорному и чуждому равновесия, что он порою чувствовал себя каким-то выродком. Понял, что нельзя обнять необъятное и надо знать меру своим силам и примириться с этим. Оказалось, многое, чем он терзался годами, он растравил в себе сам, и это были неизбежные муки роста. И, что самое главное для человека, который взрослел так медленно, — он как будто научился наконец не быть рабом чувств. Чаще всего он попадал в беду оттого, что действовал очертя голову. Что ж, хорошо, он станет осмотрительней. Вся штука в том, чтобы взнуздать ум и сердце — пусть будут заодно, а не тянут в разные стороны. Попробуем передать полноту власти рассудку и поглядим, что получится; тогда, если разум скажет: «Вот оно!» — ты и сердцем рванёшься к той же цели.***
Роксалана решила, что навещать Северуса ей не стоит. Последний их разговор окончился скверно, потому что она, видите ли, защищала «не ту» сторону. Конечно, это оставило свой осадок и Сноуфулл чувствовала обиду на Принца-полукровку. Растрёпанные волосы нагло лезут в лицо, и Рокса даже задумывается о том, чтобы отстричь их нахрен. Конечно, только на мгновение. Вздыхает и продолжает свой путь. Пальцами играет с тремя пенни — их нужно отдать почтальону, чтобы получить своё письмо. Письма ей приходят не так уж и часто, в силу того, что мама не здорова, но Рокса и этому рада. А ещё она рада, что школе всё равно на материальное состояние учеников — важны только сами знания студентов. Повезло, что Сноуфулл была умной девочкой, а то не получила бы своё приглашение в этот интернат. — Ваше имя? — спрашивает сотрудник, получив деньги. — Роксалана Сноуфулл. — со скукой в глазах отвечает девушка. Мужчина кивает и начинает искать нужный конверт. — Получите, распишитесь. — с улыбкой проговаривает усач. Сноуфулл быстро чиркает роспись в графе со своим именем, краем глаза замечая, что она единственная, кому так часто пишут. Принимает в руки конверт, чувствуя, что там по меньшей мере листа два-три. Видимо, адресанту много чего нужно было сказать ей. — Спасибо. — уже на выходе произносит девушка, покидая отделение. Мама вряд ли узнает, что Роксалана писала этой женщине, но по-другому правду о своём отце ей не узнать. Девушка вздыхает, сжимая в руках нераспечатанное письмо и мысленно извиняется перед своей матерью несколько раз. На душе кошки скребут от всего этого, но другого выхода нет. Либо так, либо никак. Прячет письмо в ящик своей тумбочки и закрывает его на ключ. Прочтёт позже, сейчас ей нужно покурить, чтобы избавиться от угрызений совести.***
Милая моя Рокси, вот уже два месяца с лишком как я не беседовала с тобой письменно. Наверное, ты не обвинишь меня в этом невольном молчании. Ты знаешь, как я люблю тебя; Ты одна у нас, ты наше всё, вся надежда. Очень я рада, что твои однокашники не обижают тебя и хорошо к тебе относятся. Наконец, смогла оплатить свой долг и теперь, слава Богу, я, кажется, могу ещё выслать тебе денег, да и вообще мы можем теперь похвалиться фортуной, о чём спешу тебе сообщить. И, во-первых, угадаешь ли ты, моя милая Рокси, что мамочка твоя вот уже как два месяца живёт со мною, и мы уже больше не разлучимся. Слава тебе Господи, кончились её истязания, но расскажу тебе всё по порядку. Когда ты писала мне с просьбой рассказать о тайне рождения твоего и рассказать о услышанных тобою слухах, будто Дарли, будучи горничной у господ Малфоев, терпит от них грубости всякие — что могла я написать тебе в ответ? Если б я написала тебе всю правду, то ты, пожалуй бы, всё бросила и хоть пешком, а пришла бы к нам; ты бы не дала в обиду матушку свою. Я и сама-то всей правды тогда не знала. Главное же затруднение состояло в том, что Дарли, вступив с прошлого года в их дом гувернанткой, взяла вперёд целых сто фунтов стерлингов, и стало быть, нельзя было место оставить. Сумму же эту взяла она для того, чтобы выслать тебе шестьдесят фунтов стерлингов, в которых ты тогда так нуждалась. Действительно, Абракс Малфой сначала обходился с ней очень грубо. Конечно, не смотря на доброе и благородное обращение госпожи Малфой и всех домашних, Дарли было очень тяжело. Но что же оказалось в последствии? Представь себе, что этот сумасброд давно уже возымел к Дарли страсть, но всё скрывал это под видом грубости и презрения. Может быть, он и сам стыдился, потому и злился невольно на Дарли. Но не удержался и осмелился сделать Дарли предложение, обещая ей разные награды. Можешь представить себе её страдания! Оставить место было нельзя; были тут многие разные причины, так что раньше шести недель Дарли никак не могла рассчитывать вырваться из этого ужасного дома. Конечно, ты знаешь Дарли, знаешь, как она умна и с каким твёрдым характером, несмотря на свою болезнь. Она даже мне не написала обо всём, чтобы не расстроить меня, а мы часто пересылались вестями! Развязка наступила неожиданная. Госпожа Малфой нечаянно подслушала своего мужа, умолявшего Дарли в саду, и, поняв всё превратно, во всём её же и обвинила. Произошла у них тут же в саду ужасная сцена: госпожа Малфой даже ударила Дарли, не хотела ничего слушать, а сама целый час кричала и, наконец, приказала тотчас же отвезти Дарли в город, на простой телеге, в которую сбросили все её вещи. А тут поднялся проливной дождь, и Дарли должна была проехать с мужиком 18 километров в некрытой телеге! Подумай теперь, что я могла тебе написать в письме, в ответ на твоё, полученное мной два месяца назад, и о чём писать? Целый месяц по городу ходили сплетни об этой истории, и до того уж дошло, что нам даже в церковь нельзя было ходить с Дарли. Все знакомые от нас отстранилась, все перестали даже здороваться. Всему этому причиной была госпожа Малфой, которая успела обвинить и загрязнить Дарли во всех домах. Она у нас со всеми знакома, вот и разнесла всю историю, не только в городе, но и по уезду. Я заболела, состояние Дарли тоже ухудшилось, но была она в то время твёрже меня, и если бы ты видела, как она всё переносила и меня же утешала и ободряла! Но, по милосердию божиему, наши муки были сокращены: господин Абракс Малфой одумался и раскаялся и, вероятно, пожалев Дарли, представил госпоже Малфой полные и очевидные доказательства всей её невинности. Кроме того, в оправдание Дарли, явились наконец и свидетельства слуг, которые видели и знали гораздо больше, чем предполагал сам господин Абракс Малфой. Госпожа Малфой была поражена и «вновь убита», но зато вполне убедилась в невинности Дарли. Дарли тотчас же стали приглашать в некоторые дома давать уроки, но она отказалась. Вообще же все стали к ней вдруг относится с особенным уважением. Узнай, милая Рокса, что к Дарли посватался жених, и что она успела уже дать своё согласие. Случилось же так. Он уже надворный советник, Пьер Леру, и дальний родственник госпожи Малфой. Начал с того, что через неё изъявил желание с нами познакомиться, был как следует принят, пил кофе, а на другой же день прислал письмо, в котором весьма вежливо изъяснил своё предложение и просил скорого и решительного ответа. Человек он деловой и занятый, и спешит теперь обратно во Францию, так что дорожит каждой минутой. Разумеется, мы сначала были очень поражены, так как всё это произошло слишком скоро и неожиданно. Соображали и раздумывали мы вместе весь день. Человек он благонадёжный и обеспеченный, служит в двух местах и уже имеет свой капитал. Да и предупреждаю тебя, милая Рокси, как увидишься с ним на своих зимних каникулах, что произойдёт в скором времени, то не суди слишком быстро и пылко, как это и свойственно тебе, если на первый взгляд тебе что-нибудь в нём не покажется. Говорю это на случай, хотя и уверена, что он произведёт на тебя впечатление приятное. А Пьер Леру, по крайней мере по многим признакам, человек весьма почтенный. В первый же свой визит он объявил нам, что он человек положительный, но во многом разделяет, как он сам выразился, «убеждения новейших поколений наших» и враг всех предрассудков. Я, разумеется, мало поняла, но Дарли объяснила мне, что он человек хотя и небольшого образования, но умный и, кажется, добрый. Конечно, ни с её, ни с его стороны особенной любви тут нет, но Дарли, кроме того что женщина умная, — в то же время и существо благородное, как ангел, и за долг поставит себе составить счастье мужа, который в свою очередь стал бы заботиться о её счастии. К тому же он человек очень расчётливый и, конечно, сам увидит, что его собственное супружеское счастье будет тем вернее, чем Дарли будет за ним счастливее. Он, например, и мне показался сначала как бы резким; но ведь это может происходить именно оттого, что он прямодушный человек. Перед тем, как решиться, Дарли не спала всю ночь, и, полагая, что я уже сплю, встала с постели и всю ночь ходила по комнате взад и вперёд; наконец стала на колени и долго и горячо молилась перед образом, а наутро объявила мне, что решилась. Я уже упомянула, что господин Пьер отправляется теперь во Францию. У него там большие дела, и он хочет открыть во Франции публичную адвокатскую контору. В Францию же ему и потому необходимо, что там у него одно значительное дело в сенате. Таким образом, милая Рокси, он и тебе может быть весьма полезен, даже во всём, и мы с Дарли уже положили, что ты, даже с теперешнего дня, могла бы определённо начать свою будущую карьеру и считать участь свою судьбу уже ясно определившеюся. О, если б это осуществилось! Дарли только и мечтает об этом. Мы уже рискнули сказать несколько слов об этом господину Пьеру. Он выразился осторожно и сказал, что, конечно, так как ему не обойтись без секретаря, то лучше платить жалованью будущей родственнице, чем чужому человеку, если та окажется способной к должности, но тут же выразил сомнения, что школьные занятия твои не оставят тебе времени для занятий в его конторе. На это раз тем дело и кончилось, но Дарли ни о чём теперь, кроме этого, и не думает. Она теперь, уже несколько дней, просто в каком-то жару и составила уже целый проект о том, что впоследствии ты можешь быть товарищем и даже компаньоншей господина Пьера по его тяжебным занятиям, тем более что ты заканчиваешь такую элитную школу. Я, Рокси, вполне с нею согласна и разделяю все её планы и надежды, видя в них полную вероятность. Уж конечно, мы остереглись проговориться господину Пьеру хоть о чём-нибудь из этих дальнейших мечтаний наших и, главное, о том, что ты будешь его компаньоншей. Равным образом ни я, ни Дарли ни полслова еще не говорили с ним о крепкой надежде нашей, что он поможет нам способствовать тебе деньгами, пока ты в интернате; потому не говорили, что, во-первых, это и само собой сделается впоследствии, и он, наверно, без лишних слов, сам предложит. Так хочет устроить Дарли, и я с нею вполне согласна. Во-вторых же, потому не говорили, что мне особенно хотелось поставить тебя с ним, при предстоящей теперешней встрече нашей, на ровной ноге. Когда Дарли говорила ему о тебе с восторгом, он отвечал, что всякого человека нужно сначала осмотреть самому и поближе, чтоб о нём судить, и что он сам предоставляет себе, познакомясь с тобой, составить о тебе свое мнение. Знаешь что, бесценная моя Рокси, мне кажется, по некоторым соображениям, что я, может быть, лучше сделаю, если буду жить после их брака особо, как и теперь живу, а не вместе с ними. Я замечала в жизни не раз, что тёщи не очень-то бывают мужьям по сердцу, а я не только не хочу быть хоть кому-нибудь даже в малейшую тягость, но и сама хочу быть вполне свободною, покамест у меня хоть какой-нибудь свой кусок, да такие дети, как ты и Дарли. О, с каким счастьем прижму я тебя к моему сердцу! Дарли вся в волнении от радости свидания с тобой, и сказала раз, в шутку, что уже из этого одного пошла бы за Пьера. Ангел она! Но, несмотря на то, что мы, может быть, очень скоро сами сойдемся лично, я все-таки тебе на днях вышлю денег, сколько могу больше. Теперь, как узнали все, что Дарли выходит за Пьера Леру, и мой кредит вдруг увеличился, и я наверно фунтов двадцать пять или даже тридцать пришлю. Прислала бы и больше, но боюсь, что расстроится всё с переездом Дарли во Францию; всё-таки нам надо рассчитывать и на оставание в Лондоне. Мы, впрочем, уже всё рассчитали с Дарли, и вышло, что дорога возьмет немного. Но довольно; два листа кругом уписала, и места уж больше не остается; целая наша история; ну да и происшествий-то сколько накопилось! А теперь, бесценная моя Рокси, обнимаю тебя. Люби Дарли, свою матушку, Рокси; люби так, как она тебя любит, и знай, что она тебя беспредельно. Она ангел, а ты, Рокси, ты у нас всё — вся надежда наша и всё упование. Была бы только ты счастлива, и мы будем счастливы. Прощай, или, лучше, до свидания! Обнимаю тебя крепко-крепко и целую бессчетно. Твоя до гроба Пульхерия Блейк.***
В конверте письмо было не одним. Вместе с ним, тоже запечатанное, выпало и другое. По дате, написанное оно было довольно давно, но конверт до этого уже открывали. Значит, запечатали снова? Специально для Роксаланы? Недолго думая, девушка распечатывает и его. Внутри небольшая переписка от миссис Блейк: «Это всё, что я нашла, милая». Пробегаясь глазами по тексту самого содержания письма (вернее, нескольких писем), лицо становится её всё больше шокированным. Почерк определённо принадлежал маме, но не понятно, почему в то время она вела переписку с Абраксом с явным романтическим подтекстом. К концу сборника писем отношения между переписчиками становятся хуже, а в одном из последних написано всего пара строк, одна из которых «У меня родилась дочь. Я назвала её Роксалана». Погодите, что?! Этого не может быть! Здесь точно какая-то ошибка! Роксалана закипает от злости и хочет избавиться от этого доказательства отцовства и родства с Малфоями. Какой же мерзкий этот Абракас, да как он только… Посмел! Ха… Рокса и злится, и плачет, она и сама не понимает своей реакции на это всё. Успокаивается также быстро, как только слышит щелчок открывшейся двери. — Ой, Рокса, — удивлённо произносит явно не ожидавшая увидеть такую бурю эмоций на лице у подруги Нарцисса, — А ты чего тут? Письмо от мамы читаешь, да? — Ага. — коротко произносит Сноуфулл, теперь уже и Малфой. — Где сейчас Люциус? — проглотив ком в горле, а вместе с ним страхи и сомнения, спрашивает она. — В библиотеке с друзьями, наверное. Он в последнее время там часто бывает. — пожимает плечами Блэк, — А в чём дело? Я могу тебе помочь? — Извини, Цисси. Но дело лично к Малфою. — Рокса хмурится, когда произносит фамилию. Она у них теперь общая, как она поняла. Хотя, конечно, иметь родство с таким человеком ей абсолютно не доставляет удовольствия. Нарцисса только вздыхает и аккуратно присаживается на постель. Роксана поспешно покидает их спальню, собрав все письма матери.