***
Гермиона протирает запотевшее зеркало рукой, всматриваясь в свое отражение. Единственная ночь за последние недели, которую она проспала почти полностью, не стирает печати бесконечной усталости и измученности, но чувствует себя Гермиона гораздо лучше. Сил хватает на то, чтобы принять душ, почистить зубы, нанести заживляющую мазь на места, где еще вчера, словно паразиты, на ней росли цветы. А сегодня большая часть из них осыпалась, оставив уродливые шрамы, с которыми, впрочем, отлично справится мазь мадам Помфри. Когда Гермиона открывает глаза и понимает, что может свободно дышать, воспоминания придавливают ее стыдом и страхом. Теперь они все знают, но хуже всего, что знает профессор Снейп. Она действительно ничего никогда от него не ждала. Он был далекой мечтой, чем-то несбыточным. Свою роль он в ее жизни уже отыграл, так ей казалось, ведь в самые тяжелые моменты лета, сам того не зная, стал невероятной поддержкой для нее. И вот теперь, когда он здесь, когда он все узнал, как ей посмотреть ему в глаза? Она даже любить без проблем не умеет. Влюбилась она, а разгребать ему. Вспомнив настрой профессора Макгонаггал, Гермиона теперь опасается, что Снейпу просто не дадут уйти. А еще Гермиона с ужасом думает, что об этом скажут мальчики, когда узнают. Нужно обговорить этот момент с директором и не допустить того, чтобы кто-то из них узнал правду. Осторожно накинув на себя шелковый халатик, Гермиона почти не морщится: цветов осталось не так много, и они почти не причиняют боли, словно, получив свою дозу магии, присмирели на время, перестав душить ее и использовать как живое удобрение. — Ахринеть! Гермиона?! Грейнджер вздрагивает, когда ее из мыслей выдергивает ошарашенный голос Джинни, которая стоит на пороге ее палаты и во все глаза смотрит на подругу. Гермиона облизывает сухие губы и с натянутой улыбкой пожимает плечами. — Ага, — только и может выдавить она, отчаянно соображая, что же ей придумать и как объяснить Уизли то, что она так неожиданно передумала умирать. На время. Джинни неглупая, схватывает самую суть, поэтому она захлопывает дверь и с горящими глазами оглядывает палату. — Он здесь, да? Тот, кто может тебя спасти, он пришел? — Джинни осматривает палату так, будто из-под кровати в любой момент может выползти таинственный возлюбленный, а потом проходит мимо Гермионы и заглядывает в ванную. Немного разочарованно оборачивается к подруге и снова неверие отражается в глазах. — Оно проходит, да? От такой искренней надежды у Гермионы щемит сердце, когда она смотрит на Уизли. Она ласково ей улыбается. — Оно не пройдет, Джинни, — негромко, без драмы произносит Гермиона, — ты должна это запомнить. Бессмысленная надежда сделает тебе только больнее. — Но… — Уизли подлетает к Гермионе, обхватывает ее лицо руками и заглядывает в глаза. — Но тебе же лучше. Гораздо… Еще вчера я боялась тебя оставлять, потому что… — Джинни, — Гермиона убирает руки подруги от лица, но из своих холодных пальцев не выпускает. — Мне сегодня действительно гораздо лучше, потому что меня навестил… — она запинается, пытаясь подобрать слово и поджав губы, произносит: — этот человек. — Это что-то значит? — Это не значит ничего, кроме того, что он великодушно продлил мои мучения, — пытается пошутить Гермиона, но взгляд Джинни темнеет, и плечи поникают. Она выдергивает руки и встает, отходя к окну. — Что он за человек такой, раз ты даже не предполагаешь, что могут быть взаимные чувства? — Обычный, — пожимает плечами Гермиона, чувствуя жжение в груди — раньше это значило, что скоро начнется кашель. Она неосознанно потирает грудную клетку. — Пойми, Джинни, то, что человек не может полюбить кого-то насильно, не делает его плохим. Представь, если бы тебя привели к какому-нибудь малознакомому студенту и попросили полюбить его, иначе он умрет… как бы ты на это отреагировала? Тут же забыла бы Гарри? — Нет, — растерянно произносит Джинни, взглянув на Гермиону, а потом вздыхает и отворачивается. Пару мгновений молчит, а потом глухо спрашивает: — Нет совсем никакого шанса? — Он любит другую, — Гермиона чувствует боль, когда произносит эти слова и вымученно улыбается: — И я ей пока не соперник, Джинни. Тяжело тягаться со святой мертвой возлюбленной. Уизли пораженно приоткрывает рот, но сказать ничего не успевает, потому что в палату вихрем влетает мадам Помфри, неся перед собой поднос с бесчисленными порционными колбочками лекарств. Она улыбается обеим девушкам и ставит поднос на прикроватный столик, воодушевленно глядя на Гермиону. Она уже видела ее с утра, и состояние девушки сильно подняло настроение Поппи, что она даже не пыталась скрыть. — Выпей все зелья, Гермиона, и нам нужно собираться, — говорит она и берет руку своей пациентки, осматривая красные шрамы на ее коже. — Уже не как клумба, да? — шутит Гермиона, обращаясь к Помфри, но взгляд бросает на Джинни и замечает, как она, не сдержавшись, хихикает. На это и был расчет. — Клумбой ты всегда успеешь стать, — улыбается Поппи и добавляет: — Я принесу еще мазь, которую приготовила специально для тебя. Концентрация заживляющих веществ в ней выше. Если будешь мазать шрамы хотя бы три раза в день, от них не останется и следа. Гермиона улыбается и кивает, не собираясь расстраивать Помфри скептическими репликами о том, что шрамы — последнее, что ее интересует. Провожает целительницу взглядом и, когда та выходит, утыкается в подушку и заходится кашлем, который изо всех сил пыталась сдерживать. Пока откашливается, чувствует, как Джинни гладит ее по спине. Гермиона выпрямляется и вытирает рот, устало выдыхая. Ненадолго же цветы присмирели однако. — Куда вы собираетесь? — пытается звучать как ни в чем не бывало Джинни, но Гермиона уже видит слезы на ее глазах — ей тяжело выносить проявление болезни. Она всегда плачет. — Я поживу в другом месте, рядом с… этим человеком. Он любезно согласился побыть со мной некоторое время. — Я больше тебя не увижу? — спрашивает Джинни, стойко пытаясь выговаривать слова без дрожи. — Не буду обещать, что увидишь, — Гермиона подается вперед и обнимает ее. — Прости, Джин. Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, — Джинни стискивает ее крепко-крепко, и пару раз шмыгнув носом, произносит: — Пообещай мне кое-что… — Не стать клумбой? — Гермиона отстраняется и видит, как в истеричном смехе трясутся плечи Уизли. Потом она берет себя в руки и с решимостью говорит: — Пообещай попытаться, — когда Гермиона вскидывает бровь, не понимая, Джинни с кривой усмешкой добавляет: — Кем бы она ни была… Пообещай утереть этой мертвой святой сучке нос.***
Сложно «утереть мертвой святой сучке нос», когда Снейп считает Гермиону «зубастой и лохматой выскочкой». Приподнятое настроение ухает куда-то вниз и разбивается миллионами осколков, впиваясь и раня еще сильнее. Помфри, которая идет несколькими шагами позади нее, не слышит последних слов Снейпа и замершая на пороге Грейнджер ее немного удивляет. — Ну же, милая, чего ты встала как вкопанная, проходи, — торопит она, неся на руке корзинку, наполненную лекарствами. Макгонаггал, которая уже приобнимает Гермиону за плечи и тянет вперед, к столу, пытается разрядить обстановку и ведет себя так, словно оценка Грейнджер не повисла напряженной недоговоренностью в воздухе. — Ты выглядишь гораздо лучше, — с восторженным неверием произносит она, поправляя на носу очки, и осматривает присевшую напротив Снейпа Гермиону. Гермиона не отвечает, сразу утыкаясь взглядом в окно. Пока Минерва наливает чай для Гермионы, исподтишка осматривает двух упрямцев, что сидят друг напротив друга и пялятся на осенний пейзаж, словно это единственное, что может их заинтересовать, и думает о том, что это будет сложно — оставить их одних. Оставить Гермиону наедине со Снейпом и рассчитывать, что он не будет каждую чертову минуту делать ей больно. — Что ж, — Помфри осматривает собравшихся, безошибочно считывая напряжение, и ставит на свободный стол корзинку с зельями, — немного проясню наши дальнейшие планы, — она, нахмурившись, смотрит на Минерву, и та закатывает глаза, качая головой. Помфри откашливается и чуть громче произносит: — Северус, по поводу времени, которое мы займем у тебя. Рейки Ёсида пообещал прибыть в Хогвартс к концу месяца… У Гермионы сжимается сердце и она, дернувшись, чтобы обернуться, нечаянно задевает ногу Снейпа. Тепло его голени оказывает невероятный эффект, словно удар током проходит по ней. Удар, который дает разряд по оголенным нервам, а потом дарит онемение, которое оказывается очень кстати, потому что болеть цветы внутри начинают меньше. — Директор, — ее голос звучит возмущенно, что Гермиону удивляет и радует — хотя бы без дрожи, — я уже обозначила свое решение по поводу Ёсиды. Нет смысла дергать мастера через полмира впустую. Она замечает, как Снейп отлепляет взгляд от окна, оборачиваясь к бывшим коллегам, и его низкий бархатный голос звучит почти угрожающе: — Как интересно получается, Минерва. Мне сложно осознать целесообразность моего присутствия, когда решение принято. Гермиона понимает по тону и легкой вопросительной интонации, что для него это оказывается сюрпризом, в его обманчиво вежливой интонации так и слышится вопрос: какого хрена тогда я здесь делаю? — Мисс Грейнджер решение за долгие две недели может и поменять, — яростно шипит Макгонаггал, для которой тема, касаемая операции, довольно болезненна. Взгляды Гермионы и Минервы встречаются, и с решимостью в глазах директора трудно соперничать. — Профессор, вы не заставите меня обречь себя на такое существование. Никто не заставит. Даже он, — последние слова шепотом срываются с ее губ, и атмосфера накаляется еще сильнее. Гермиона видит, как директор злится, чувствует, как злится Снейп, видимо, на то, что ему не обрисовали полную картину. Она упрямо вздергивает подбородок, с трудом осознавая, что ей приходится отвоевывать свое право на смерть. Это ее тоже начинает злить. И магия в воздухе искрит статическим электричеством, готовая в любой момент взорваться и разнести к чертям маленькую и уютную кухню, где четверым очень мало места. — Подождите, — дружелюбно начинает Помфри, и ее бодрый голос в накалившейся обстановке звучит максимально неестественно, — мисс Грейнджер, вас никто ни к чему не принуждает. Только один разговор с мастером. Просто разговор. Он провел не одну подобную операцию. Кто, как не он, лучше расскажет о том, как живут его пациенты. «Но я знаю, как они живут», — хочется закричать Грейнджер в лицо этим упертым женщинам, но она стискивает зубы и опускает голову. Повисает молчание, в котором почти осязаемо каждый думает о своем. — Итак, всего две недели, — взяв себя в руки, как ни в чем ни бывало нарушает тишину Макгонаггал. — Располагайтесь в моем доме как вам будет удобно. Вам ни о чем не придется думать, едой и уборкой займется кто-нибудь из эльфов на время вашего пребывания здесь. Я всегда доступна по каминной сети, так что если понадоблюсь, летучий порох на полке. Мадам Помфри будет навещать Гермиону пару раз в день и по мере необходимости. Ее кабинет так же всегда открыт для связи. Может, какие-то вопросы? — Все предельно ясно, — язвительно цедит Снейп и, поправив мантию, встает из-за стола, заполоняя собой почти все пространство кухни. — Мне понадобится пара дней, раз уж я тут так надолго. Это не проблема? Последний вопрос он задает Гермионе, потому что его темные глаза впиваются в девушку, заставляя ее поднять взгляд и посмотреть прямо на него. Черная бровь вскинута, лицо раздражено, глаза прожигают равнодушной тьмой. Гермиона вздыхает и, между делом, отмечает: неужели он всерьез полагает, что когда смотрит вот так, кто-то может ответить не так, как ему нужно? — Нет, это не проблема, — отвечает Гермиона, мотнув головой, и отворачивается к окну. — Погоди, но… — вскидывается Помфри. — Я думала, что уже все обговорено, и я привела сюда Гермиону только потому, что здесь Северус. Я не могу оставить ее здесь одну, без постоянного отслеживая ее состояния. — Что ж, — сводит брови Минерва, бросая недовольный взгляд на Снейпа, — тогда мисс Грейнджер придется провести еще пару дней в больничном крыле. — Нет, — почти выкрикивает Гермиона, а потом, устыдившись своей эмоциональности, смущенно улыбается. — Я вполне нормально себя чувствую. Если хоть что-то будет не так, я дам вам знать, мадам Помфри. Позвольте мне остаться здесь. Что может случиться за пару дней? Женщины угрюмо переглядываются, а Гермиона отчетливо понимает, что в школу не вернется. С Джинни она уже попрощалась. А вытерпеть прощание с мальчиками она вряд ли сможет. Гарри очень остро реагирует на все, что с ней происходит, и его муки причиняют ей невыносимую боль. А еще нужно будет отбить бесконечные вопросы. И думая об этом, Гермиона расправляет плечи, приготовившись настаивать. В конце концов, что действительно может случиться за пару дней?***
Один прыжок аппарации, затем другой, третий. Пока, наконец, он не оказывается под проливным дождем Эдинбурга в одной из незаконных точек аппарции в нише между двумя подпирающими друг друга домами. Замирает, осматриваясь и прислушиваясь, а потом, подняв воротник мантии и ниже опустив голову, черной тенью выскальзывает из укрытия и смешивается с толпой. До дома Минервы Северус решает прогуляться пешком, чтобы исключить возможную слежку и не светиться рядом магическими всплесками: ее дом стоит в самом конце улице, на окраине, где живут только магглы, поэтому нужно быть особо осторожным, если он не хочет оказаться в Азкабане. Волна раздражения снова поднимается в нем, зудит под кожей, его хочется выплеснуть. Все как-то не так. Все его инстинкты кричат об опасности, глупости этой затеи. Весь этот план Минервы хочется сбросить с себя, стряхнуть и уничтожить. Ему бы не возвращаться в Англию, пока он не найдет достаточно веские аргументы для своего оправдания. И, учитывая характер его обвинений, для этого ему нужны бывшие соратники, а он тратит время на Грейнджер. Промозглый северный ветер разгоняет согревающие чары и изрядно промокшая мантия начинает холодить тело. Волосы тоже промокают, и с них на щеки и подбородок стекают ледяные капли. Набрасывать водоотталкивающие чары посреди маггловской улицы Снейп не решается, поэтому только ускоряет шаг — до светлой, украшенной венком из осенних листьев, двери дома Минервы остается совсем ничего. Оказавшись под козырьком уютного крыльца, Снейп морщится, вспоминая про ключ. Еще пара мгновений поисков, раздраженное «акцио чертов ключ» и, наконец, замок в двери приятно щелкает, впуская внутрь. В прихожей его сразу окутывает тепло горящего камина, уютный треск дров, а чуткий нос безошибочно улавливает тонкий аромат лилий, который теперь вечно сопровождает Грейнджер. Северус специально шумит, чтобы обозначить свое присутствие, но она даже носа не показывает, чтобы проверить, кто это. Это раздражает еще сильнее. Он неторопливо снимает мантию, бросая ее на скамейку в прихожей — все равно нужно будет заняться очисткой и сушкой, — а потом заглядывает в гостиную. На диване четко видно место, где она устроилась: смятый плед, томик Шекспира — и как ее еще не тошнит от него, — дымящаяся кружка чая. Снейп поджимает губы, собираясь отвернуться и уйти в спальню, но взгляд выцепляет дорожку из нежно-розовых и белых, почти молочных, лепестков, которая ведет в сторону кухни. Он хмурится, но идет по ним, как по хлебным крошкам, сминая нежные цветы подошвой черных кожаных ботинок, что не успел снять. И резко останавливается, словно уткнувшись в стену, когда видит на полу распростертое девичье тело. Гермиона лежит щекой на лепестках и целых соцветиях. Цветы повсюду. И запах здесь сгустившийся, приторный, бьющий в нос. Ее рот перепачкан кровью, как и цветы под ней, и Снейп завороженно смотрит на это и… ничего не делает. Чуть кривясь от всей этой картины, он подтягивает брюки на бедрах и аккуратно присаживается на корточки рядом с Грейнджер, осматривая ее. В голове всплывает ее спокойное: «что может случиться за пару дней», а потом внутренности опаляет злость. Например, вот это, глупая девчонка. Твоя смерть может случиться за пару дней. По всем признакам дыхания нет, губы посинели, кожа бледная. Северусу хочется проверить пульс, но он одергивает руку, сдерживая прикосновение. Стоит ли? Если болезнь взяла свое, то, может, пусть все так и останется? Снейп не видит смысла в дальнейших муках этой девочки, особенно потому, что она свой выбор сделала. Он сжимает руку в кулак и прикрывает глаза. Она сказала, что не хочет операции. Замечательно. Это ее выбор. А исход у болезни всегда один. И она была к нему готова. Это ее выбор. Это. Ее. Выбор. Тогда пусть она еще полежит немного для контрольного и можно звать Помфри. Северус выпрямляется во весь рост, не в силах оторвать взгляд от Гермионы. Зрелище и в самом деле завораживает. Хрупкая девичья фигура, кровь, цветы. Как гармонично это все смешивается между собой. Но ощущение неправильности жжет грудную клетку. И потребность оказать первую помощь, хотя бы попытаться, заставляет руки снова сжаться в кулаки. Он говорит себе, что это дерьмовая идея. Для Грейнджер самое страшное уже кончилось. Не стоит снова возвращать ее в эту боль… Северус снова пытается напомнить себе, что это ее выбор. В голове яростно и совершенно не вовремя звучит голос Минервы: «Мисс Грейнджер решение за долгие две недели может и поменять». Проклятье! — Мисс Грейнджер, уж простите… Он быстро опускается на колени, обхватывает ее руками и переворачивает на спину. Надавливая на щеки, открывает рот, чтобы проверить дыхательные пути и замечает там цветок. Анапнео остается без реакции, и он, не раздумывая, пытается достать его пальцами и удивленно замирает, когда он ускользает от него, скрывается где-то внутри ее легких. А Гермиона тут же делает громкий и протяжный вдох и снова заходится кашлем. Северус придерживает ее, помогая перевернуться набок. Исхудавшее, слишком хрупкое тело дрожит в его руках, Гермиона издает стон, полный боли и страдания, и Снейп, прикрывая глаза, отчетливо понимает, что совершил ошибку.