* * *
Признаться, он и не думал, что это будет легко, но эта невыносимая маленькая… гриффиндорка. Северус прикладывает все усилия, чтобы даже мысленно не назвать эту нахалку всеми теми словами, что пронеслись немного ранее в нем уничижительным потоком на ее «никто не узнает, сэр, не стоит волноваться об этом». «Идиотка», — не сдерживается он, кривясь. Как будто дело в том, что все узнают. Ему становится неприятно, от мысли, что она интерпретировала его слова неправильно, перевернула так, что теперь кажется, будто вся проблема в том, что он боится… чего? Чужого мнения? Охоты на себя? Что за бред? Черта с два, как бы не так! Да, он боялся. Но совсем не этого. Его пугала неизвестность. Осознание собственного бессилия. Ответственность, которую своими просьбами и мольбами на него возложили Минерва и Поппи. Его страшила смерть юной девушки, в конце концов. Он не виноват, в возникновении этой болезни, но вина тяжелым грузом опустится на его плечи, потому что если бы не он, Гермиона Грейнджер, самая умная волшебница своего курса, героиня войны и подруга Гарри Поттера, была бы жива. И плевать на детали. Снейп понимал, что только он мог спасти ее, но при этом было ясно как день, что это невозможно. Да, он вел себя ужасно рядом с ней, но лишь потому, что его ужасно бесила вся эта ситуация. Бесила покорность и смиренность, которую демонстрировала девчонка. Это было так убого и так неприятно напоминало ему его самого. Бесило, что ему сейчас нужно позаботиться о себе, найти своих бывших товарищей, вырвать из них те воспоминания, которые докажут его невиновность, а он тратит время на Грейнджер, потому что по-другому не может, как бы ни хотел. Когда он получил письмо Минервы с просьбой о помощи, речи не могло быть о том, чтобы не согласиться. Он бы помог любому ученику Хогвартса, но когда увидел имя Грейнджер, в голове сразу всплыли воспоминания этого отвратительного лета, которое помогла сделать менее невыносимым именно она. Если нужно было ворваться в ее голову, чтобы найти того, кто может помочь ей, он готов был это сделать. Но увидеть себя ее глазами, почувствовать эту ужасную, переворачивающую внутренности тоску… это оказалось неожиданно. Напомнило собственные чувства, которые он много лет назад захоронил под толстым слоем льда. Пусть многие и считают его безжалостным Пожирателем смерти, все же Северус не был жесток по своей природе. И боль Грейнджер произвела на него впечатление. Но, к сожалению, это ничего не меняло. Поэтому он старался обозначить дистанцию, внушительную, чтобы у нее не возникло глупых надежд на то, что он может ответить на ее чувства. Он ведь даже ни разу на нее не смотрел как на женщину. Оборачиваясь назад, он за эти дни много анализировал их разговоры и ее поведение, чтобы понять, когда это произошло? Но ответов не было. Он лишь понял, что все случилось даже без его участия, что-то тянуло ее к нему по какой-то причине. Чего стоит первая увиденная им картина, где Грейнджер почти лежала на его кровати. Он не понимал, как это возникло в ее голове. Почему возникло? И можно ли остановить эту машину смерти как-то иначе? Без его ответных чувств и полного лишения ее эмоций. Снейп раздраженно дергает пуговицы и скидывает с себя сюртук. Оставшись в одной белоснежной рубашке и брюках, он вздыхает свободнее — все-таки в доме очень жарко для него, привыкшего к прохладе. А потом Северус снова берет в руки лепесток с запекшимися капельками крови на месте слома и рассматривает его. Он все еще теплый, остывает медленно, словно это отрезанная часть тела. Это жутко, но интересно. Снейп аккуратно помещает его в подготовленную колбочку, наложив чары стазиса. Нужно будет изучить его. Но он займется этим позже. Когда мысли о Грейнджер немного отпускают его и раздражение уменьшается, Северус с отвращением осматривается. Он предпочел бы остаться внизу, если бы она не решила все за них обоих. Сначала комната кажется ему темной, но когда он зажигает лампы, обнаруживает, что декан гриффиндора, вероятно, решила даже летом не давать себе забыть о своем звании. Вся комната оформлена в красно-золотом цвете и самым спокойным здесь по оттенку был, пожалуй, пол, из светлого дерева с теплым отливом. Взглянув на большую, удобную с виду кровать, Северус отмечает, что это определенно комфортнее, чем спать на том небольшом диванчике, что достался Грейнджер. У подножия кровати стоит невысокий комод, на котором аккуратно составлены книги и живые комнатные цветы. Как они выживают без Минервы, он понятия не имеет, но его это мало интересует. В изголовье квадратное окно, в которое попадают разноцветные огни с улицы. Небольшой круглый столик сбоку, на котором стоит аккуратный светильник с красно-золотым абажуром. Посередине комнаты к балке подвешено плетеное кресло, в котором можно уютно устроиться с книгой. Напротив — оборудованное рабочее место с полками и большим столом. Но Северус подходит к единственной незаставленной стене, с таким же большим квадратным окном, как и на противоположной стороне, и дергает ручку. Распахнув его, Снейп вдыхает полной грудью холодный и влажный эдинбургский воздух, а в комнату врываются звуки улицы и долбящего по крышам дождя. Сейчас безумно хочется выпить, и он, прищурившись, оборачивается на рабочий стол. Старая кошка наверняка имела что-то для расслабления. Огневиски он находит в комоде. Трансфигурировав из пера бокал, наливает щедрую дозу янтарной жидкости и снова возвращается к окну, всматриваясь в темноту. Мысли снова плавно перетекают на Грейнджер. Нужно вернуть их общение в нормальное русло, иначе эти две недели станут просто невыносимыми. Но при этом общаться с ней, как в больнице, он не хотел. Это чревато еще большими сожалениями впоследствии. Держать дистанцию, общаться вежливо и не позволять эмоциям овладевать ими. Чуть прикрыв окно, но оставив щель, чтобы свежий воздух проникал в комнату, Снейп призывает свою сумку, которую бросил на пороге несколькими часами ранее. Достает оттуда книги, захваченные в Паучьем тупике на обратном пути, и, расположившись на кровати с бокалом огневиски, углубляется в чтение.* * *
Следующие три дня становятся невыносимыми, как и ожидал Северус. Потому что девчонка держится демонстративно холодно и отрешенно. А не в его характере навязывать общение. Обычно этим занималась она. И в зависимости от настроения, он мог пойти навстречу. Впрочем, этим он и собирался заняться, но она неожиданно решила обойтись без него. Судя по виду, обходилась так себе, конечно. Но не просила его остаться, не приближалась, когда он спускался на кухню. Ела после него. И ужасно бесила Снейпа. Проходя мимо, он бросал на нее быстрый взгляд, оценивая состояние, и то, что он видел, ему не нравилось. Под глазами залегли глубокие тени, сухие губы казались обветренными, скулы заострились, и она стала выглядеть даже хуже, чем несколько дней назад, когда они впервые встретились в этом доме. На четвертый день Поппи попросила его спуститься после утреннего осмотра девушки, и Снейпа посетило неприятное предчувствие, которое не заставило себя долго ждать в исполнении. — Что происходит? — требовательно спрашивает напряженная целительница, уперев руки в бока. Она ловит его у подножия лестницы и воинственно смотрит из-под густых бровей. — Если ты соизволишь объяснить, о чем ты спрашиваешь, то… — Северус, — он всплескивает руками в беспомощном гневе, — я про Гермиону. Она очень слаба. — Новые цветы? — он вскидывает бровь, бросая взгляд за спину Помфри, но Грейнджер в гостиной не видит. — Нет, но мне кажется, болезнь берет свое, — Поппи почти в отчаянии. — Ты бываешь рядом с ней? — Я живу с ней в одном доме. Это не считается? — холодно осведомляется Северус, уходя от прямого ответа, хотя про себя отмечает, что вероятнее всего, пересечение пару раз в день не сильно способствует улучшению ее состояния. Не дав возможности Помфри что-то ответить, он интересуется: — Где она? — На кухне с Минервой. Гермиона греет руки о чашку и, когда он входит, демонстративно отворачивается от него к окну. Снейп кивает Макгонаггал, которая сидит напротив Гермионы. — Есть новости? — между делом интересуется Северус, наливая себе чай и игнорируя тяжелый взгляд бывшей коллеги. — Не знаю, как отвадить Поттера. Если бы он не работал в Аврорате, я бы просто перестала пускать его на порог замка, — раздраженно бросает Минерва, делая небольшой глоток из чашки, — кажется, он решил, что я убила Гермиону и где-то спрятала. И я вам скажу, этот юноша может быть крайне отталкивающим в своей настойчивости. — Я твержу это с первого курса, — хмыкает Снейп и замечает, как уголок губ Гермионы дергается, а Минерва закатывает глаза. — Я знала, что в этом вопросе ты меня поддержишь. И все же, он крайне надоедлив. А вкупе с Уизли, мне кажется, что они скоро начнут меня пытать. — Скажите им, что я пришлю сову, если буду в состоянии увидеться с ними, — слабо улыбается Гермиона, а в глазах расцветает нежность. — Они так волнуются, я не ожидала от них проявлений подобных чувств. — Скорее, они напуганы до чертиков, — поправляет Минерва и как бы между прочим интересуется: — А что, тебе становится настолько хуже, что ты не можешь уделить им время? Гермиона спокойно смотрит на Минерву и отвечает ровно: — С трудом уделяю его вам, директор. Снейп при виде лица старой кошки едва не смеется в голос. Ушла от прямого ответа, еще и довольно тонко намекнула, что хочет поскорее остаться одна. Минерва намек поняла, поэтому через несколько минут зовет Помфри, они обсуждают состояние Гермионы, дают рекомендации. Поппи утешающе сообщает, что со дня на день ждет ответное письмо от мастера и после этого, бросив на него тяжелый многозначительный взгляд, женщины удаляются через камин, оставляя Гермиону и Северуса на кухне одних. Она все также сжимает чашку чая в пальцах, который наверняка остыл, ведь Гермиона ни разу к нему не притронулась, а Северус все также стоит у кухонной зоны, облокотившись на нее бедрами, и допивает чай, гипнотизируя девчонку тяжелым взглядом, который она успешно игнорирует. Молчание тяжелым ореолом накрывает их. Оно не похоже на то, что иногда повисало между ними в больнице. Тогда было комфортно, а сейчас создавалось впечатление, что одно неверное слово и пространство взорвется. — Мисс Грейнджер, я всегда здесь, если вам нужна помощь, — все-таки пытается нарушить молчание Снейп, когда ему надоедает держать в руках пустую чашку, — если нужно уменьшить боль или симптомы. Гермиона, наконец, оставляет несчастную чашку в покое и поднимается, выпрямляя хрупкие плечи. Она спокойно смотрит на него и, вздернув нос, припечатывает: — В этом вы мне точно не помощник, сэр. Не хочу чтобы мои неуместные и никому не нужные чувства касались вас еще больше. Он провожает ее тяжелым взглядом и кривится. Вот же маленькая язва. Сама едва двигается от боли, а его хочет уколоть. Криво усмехнувшись, он прищуривается и решает просто ждать. Это он умеет. Она еще придет к нему за помощью.* * *
К двум часам ночи Гермиона больше не находит в себе сил держаться. Она мечется по гостиной, обхватив себя руками и крепко сжимая зубы, отчего уже болит челюсть. В последние дни все так изменилось в ней. Цветы теперь двигаются постоянно, напоминая клубок змей под кожей. Они больше не замирают, как раньше до нового роста, а просто гудят внутри нее, двигаются, беспокоятся. Это не всегда больно, чаще просто невыносимо. Как вечный, непрекращающийся зуд, который ничем не унять. Больно становилось, когда лилии начинали набирать цвет, тогда это место начинало ужасно болеть, под кожей появлялся бугорок, который рос как нарыв, только прорывался не гноем, а прекрасным цветком. И не приносит облегчения, а лишь усиливает боль. Вот и сейчас эта боль не дает ей передохнуть, а вместе с беспокойством цветов, ей иногда кажется, что она тоже сходит с ума. Гермиона тихо скулит, впиваясь ногтями в ладошки. Она обещала себе быть сильной, достойно выдержать боль, не потерять лицо перед мужчиной, которого любит и боготворит. Пусть он и ведет себя как настоящая заноза в заднице. Но ей до безумия хотелось, чтобы он запомнил ее не такой жалкой, вечно цепляющейся за него, нуждающейся. Чтобы она не ассоциировалась у него с раздражением, которое он испытывает, когда вынужден носиться с ней. В какой-то момент этой агонии она, проявляя слабость, уже почти готова броситься наверх и умолять его побыть рядом. Тело и мозг паникуют в ожидании еще большей боли. Гермиона не понимает, почему цветы растут, если он здесь. Сейчас подвергать этот факт анализу нет сил. Она чувствует жжение на шее. Словно кто-то обмотал ее тонкой проволокой и с садистским удовольствием натягивал все сильнее и сильнее. Она теряет голову. Не в силах больше выносить боль, Гермиона бросается к входной двери, распахивает ее и выбегает на улицу прямо босиком. Спускается с крыльца, сразу оказываясь в луже по щиколотку, и замирает, поднимая лицо навстречу дождю, который щедро льет с неба. Ее тонкая белая рубашка промокает сразу, а разгоряченное тело остывает под холодными каплями. Она позволяет себе заплакать — дождь все скроет. Смерть действительно кажется избавлением, когда с болью приходится жить постоянно. Она готова встретить ее хоть сейчас. Давно готова. Но каждый раз старуху с косой отгоняет один невыносимый, угрюмый, холодный… зельевар. Гермиона всхлипывает и чуть с облегчением выдыхает. Холодные капли жгут горячую кожу, отвлекают от беснования цветов. Она запоздало отмечает, что с таким же успехом могла встать под холодный душ. Эти мысли вырывают у нее истерический смешок, и губы искажает подобие улыбки.* * *
Северус слышит щелчок входной двери и пару мгновений думает, что ему показалось. Но нахмурившись, он встает и подходит к окну, чтобы проверить, нет ли кого во дворе по периметру. Глаза сразу же выцепляют тонкую фигуру в белом одеянии, замершую посреди тропинки, и злость вместе с раздражением поднимаются в нем опасной волной. Он хватает палочку и стремительно спускается вниз. Открывает дверь и сдержанно говорит: — Мисс Грейнджер, немедленно вернитесь в дом. Нахалка игнорирует его. После того как он повторяет еще раз, ему хочется Гермиону хорошенько стукнуть. Поджимает губы, делает глубокий вдох и выходит под дождь к ней. Обходит девушку, замечая сдвинутые домиком брови, закусанную губу. Она делает глубокий вдох, стоит ему остановиться рядом, и Северус делает такой же вдох, когда осматривает ее. Мокрые волосы рассыпались по плечам, белая сорочка полупрозрачной из-за влаги тканью облепила грудь с напряженными сосками, позволяя внимательному глазу оценить размер и форму. Тонкий разлет ключиц притягивает внимание, и Снейп впервые осознает, что, похоже, Гермиона Грейнжер все же женщина. Юная и тощая на его вкус, но тем не менее. Он сглатывает, не в силах вспомнить слов, которыми хотел отчитать ее. Внимание Северуса привлекает струйка крови, потекшая по груди и смешавшаяся с дождем. В этот же момент она открывает глаза и смотрит прямо на него. С ее носа и ресниц капают капли дождя. Она смотрит на него так проникновенно, но лицо расслабленно. Снейп протягивает руку, очень медленно, словно давая себе время передумать и не трогать. Убирает волосы, с шеи и видит, как совсем маленький цветок проложил себе путь, разорвав кожу, а совсем рядом, чуть повыше, кожа натянулась так сильно, словно еще один бутон лилии готов был оказаться на поверхности. Северус проводит пальцем по нему и чувствует его движение под кожей. Как он словно уползает куда-то под его рукой. Он интуитивно накрывает юный цветок, и тот тоже прячется, оставляя лишь рваную рану на шее, из которой все еще идет кровь. В этот момент помимо жути, которую он испытывает, Снейп отмечает так же, какая у нее горячая кожа, слишком горячая. И пульс под его пальцами бьется как у колибри. Пряный аромат лилий щекочет его нос, вызывает воспоминания. Запах не перебивает даже дождь. Поднимает взгляд к ее лицу и видит безумные темные глаза на пол-лица. В них смешиваются столько чувств, ему кажется, что Гермиона не в себе. Словно она в бреду. Впрочем, учитывая ее температуру, он бы этому не удивился. Снейп осматривает ее лицо, оценивающе, против воли чуть дольше задерживается на губах. Она в этот момент тихо выдыхает, обхватывает его запястье пальцами и подается вперед, под влиянием момента и ханахаки, которое ликует в ней. Но он удерживает ее, чуть крепче сжав шею. — Не делайте глупостей, мисс Грейнджер… — предупреждает он сдержанно, но безапелляционно. А она словно пьяная, голову кружит его прикосновение, его голос, цветы внутри, словно дьявол на плече нашептывают, сбивают с толку, заставляют ее гореть от эмоций. — Тогда не смотрите на меня так, — тихо шепчет она. — Как? — он вскидывает бровь тяжелым взглядом, обегая ее черты. — Как будто сами этого хотите. Жесткая ухмылка расчерчивает губы. — Если я этого захочу, то смотреть — это последнее, что я буду делать, мисс Грейнджер, — чуть склоняясь к ней, говорит он, а потом резким движением достает из кармана палочку, касается ее виска, заставляя девушку отключиться. Северус подхватывает ее совсем невесомое тело и быстрым шагом идет в дом.