Помни меня

      Северус моментально ощущает, как тело Гермионы напрягается под его рукой, и она делает шумный испуганный вдох. Ее пальцы судорожно впиваются в его пальто, и она вскидывает голову. От дикого, первобытного страха в ее глазах и вмиг побелевшего лица его сердце учащает ход. На мгновение он задумывается — это ее эмоции передаются ему или ее эмоции так волнуют его?       — Бегите, — выдыхает она и чуть толкает его, — ну же, сейчас! — она взволнованно оборачивается, бросая взгляд через плечо, а потом снова смотрит в его лицо, сдвинув брови: — Я их отвлеку. Пожалуйста, профессор!       Ее молящий тон и испуганный взгляд сбивают его с толку. Раздражение от этого волной поднимается где-то за грудной клеткой, и он, скривившись, грубо отрывает ее руки от лацканов своего пальто и ядовито цедит:       — Перестаньте паниковать, словно вы перепуганный ребенок…       — Но, сэр…       — Я. Сказал. Тихо, — чеканит каждое слово и вскидывает бровь, многозначительно глядя в ее глаза. И когда она упрямо снова открывает рот, чтобы наверняка сказать очередной бред, Северус рывком разворачивает ее и закрывает рот рукой, вызывая возмущенное «хмм». Он наклоняет голову к ее уху и произносит: — Если бы это были авроры, мы бы не подошли так близко, мисс Грейнджер. Если Пожиратели, мы бы уже были мертвы, — Северус крепко прижимает ее тело к себе и между делом замечает, какая она маленькая и хрупкая. Нос улавливает сладковатый кокосовый запах от ее волос, смешавшийся со свежестью улицы и немного кофе. — Перестаньте паниковать и всмотритесь.       Она замирает, а потом медленно кивает, и Северус убирает руку, отпуская ее.       — Это Рон, — подытоживает Гермиона, в спокойствии без труда угадывая силуэт кутающего в мантию друга. — Рядом, наверное, Гарри. Что они здесь делают?       — Вам лучше знать.       Гермиона бросает на него испытывающий взгляд.       — Я уведу их в кафе, так вы сможете зайти в дом.       Он качает головой.       — Я не собираюсь ждать, пока вы наболтаетесь в кафе со своими друзьями. Заводите их в дом, я зайду следом.       Так они и сделали. Гермиона не стала спорить и уточнять, как войдет он, просто кивнула и неуверенно двинулась к дому. Перед ребятами замерла и неосознанно сгорбилась, словно желая спрятаться.       «Ну же, выпрямите спину, мисс Грейнджер!» — думает Северус, которому эта сжавшаяся девушка сейчас совсем не напоминает ту нахалку, что весь вечер дерзила ему.       Гермиона делает глубокий вдох, словно собираясь с силами, чтобы встретиться со своими друзьями. Снейп накидывает на себя дезиллюминационные чары и подходит к ней.       — Все в порядке? — тихо спрашивает он, и Гермиона вздрагивает.       — Д-да, — кивает и делает еще один глубокий вдох. — Просто им противостоять сложнее, чем профессору Макгонаггал или мадам Помфри.       Северус поднимает руку и почти невесомо касается спины Гермионы в знаке молчаливой поддержки, а потом чуть подталкивает ее вперед. Если она будет столько решаться, то ему полночи придется терпеть этих остолопов поблизости. На это Северус не рассчитывал.       — Привет, — слышит он шокированный голос Поттера, когда Гермиона подходит к ним, и они замирают друг напротив друга.       Мальчишки стоят перед ней, тупо переминаясь с ноги на ногу, пялясь и разглядывая ее.       — Ты в порядке, Гермиона? — Уизли делает неуверенный шаг вперед и обнимает ее, заключая в медвежьи объятия. Вымахал бывший студент не под стать своей семейке — подкидыш, что ли?       Северус хмыкает, когда видит, как Гермиона обнимает его в ответ и зарывается лицом в его куртку, словно чуть расслабляясь. Какое-то недовольство неприятно шевелится внутри, и он отгоняет непонятные эмоции прочь. Ханахаки-то у нее не из-за Уизли. Северус чувствует себя немного не в своей тарелке, даже размышляя об этом. Ему не нравится об этом думать. Это наводит на неприятные мысли о том, что ему вообще есть дело до всего этого.       Кипя раздражением, он пропускает момент приветствия и замечает, как Гермиона впускает их в дом, пробегая по улице взглядом, и потом заходит следом, оставляя дверь приоткрытой.       Он еще немного стоит на улице, дыша влажным терпким осенним воздухом с примесью приближающегося холода и наблюдает за медленно падающим снегом. Отмечает, что это действительно красиво. Ловит себя на мысли, что давно не обращал внимания на то, что его окружает, слишком сосредоточенный на проблемах. Северус усмехается и заходит в дом, тихо прикрыв за собой дверь.              Гермиона провожает друзей на кухню и сразу приступает к приготовлению чая. Она скидывает свое пальто, но его шарф так и остается висеть на ее шее. Возможно, она не заметила, что не сняла его, а, может, оставила специально. Но этот шарф привлекает внимание Поттера. Уизли же без устали и, не обращая ни на что внимания, рассказывает ей о том, как дела у ее кота, кажется, Крукса. Северус порывается было уйти к себе, но любопытство все же берет верх. Он скидывает пальто в холле за лестницей, чтобы его не увидели, и осторожно проходит в гостиную, облокотившись о косяк и наблюдая через комнату за кухней, где расположились ребята. Поттер, словно почувствовав его незримое присутствие, поднимает голову и внимательно всматривается в темноту гостиной, но, никого там не обнаружив, хмурится и снова обращает свое внимание на друзей.       Все шло довольно обыденно, они мило общались о своих делах и проблемах. Гарри жаловался на тяжелые, выматывающие тренировки, Рон, потупившись и краснея до кончиков ушей, рассказал, что бросил учебу на мракоборца и ушел к брату.       — Я понял, что приключений мне хватило на всю жизнь за эти семь лет, — оправдывается Рон, пожимая плечами и старательно не глядя на друзей. — Да и Джорджу нужна помощь…       — Ты правильно делаешь, — Гермиона уже заканчивает возиться с чаем и ставит его перед ними, выжидая положенное время, прежде чем разлить по чашкам. Усаживается посередине между мальчишками и ласково улыбается Рону: — Зачем делать то, к чему не лежит душа. Я была бы разочарована, Рон, если бы у тебя не хватило смелости жить так, как ты хочешь.       — Я тоже ему так говорю, — угрюмо говорит Гарри. Он сидит мрачнее тучи и смотрит на Гермиону.       Лицо Рона довольно озаряется. Он сильно переживает из-за того, что его посчитают слабаком или трусом, но друзья спокойно принимают его выбор. Гермиона разливает чай, ставит молоко, сахар и печенье перед друзьями. Слушая новости о семействе Уизли, она иногда разминает шею и плечи, и Северус понимает, что она устала за целый день хождений. Как бы хорошо она ни держалась сегодня, все же еще была слаба. Но она никогда не признается в этом. Когда новости кончаются, повисает тишина, в которой Гермиона делает осторожный глоток, и в этот момент ощутимо подскакивает напряжение. Его можно руками пощупать, ножом провести и разрезать. Две пары глаз впиваются в лицо девушки, и она едва не давится. Гермиона смотрит на ребят и вскидывает брови.       — Спрашивайте уже, — устало говорит она, зная, что это неизбежно.       — Ты здесь с ним живешь? С тем, из-за кого все это… — серьезно спрашивает Гарри и снова косится в темноту, словно чувствует, что там кто-то есть.       — С ним, — тихо отвечает Гермиона, не собираясь лгать им.       — Я и понятия не имел, что это реально так — цветы пропали, словно их и не было, — Рон разглядывает Гермиону, — ну небольшие шрамы остались только.       — Такова болезнь, — пожимает она плечами, принимая равнодушный вид.       — Значит то, что цветы пропали, — это хороший признак? Значит ли это… — Гарри замолкает, чуть краснея.       — Взаимность, — приходит ему на помощь Рон и тоже краснеет.       Гермиона закрывает лицо руками. Им всем ужасно неловко, но ситуация требует прояснения, и они переступают через себя, задают вопросы, на которые не готовы получить ответы.              — Нет, — глухо сквозь пальцы говорит Гермиона, а потом отнимает руки от лица. — Ничего это не значит, кроме того, что человек находится рядом, продлевая мне время.       — Значит…       — Я знаю, почему вы тут оказались сегодня, — недовольно говорит Гермиона и встает, складывая руки на груди, неосознанно закрываясь от них. — Директор дала вам адрес, чтобы вы пришли сюда и надавили на меня так, как не получается у нее.       — То есть теперь это так называется, да? Желание видеть тебя живой…       Гермиона резко вскидывает руку, теряя терпение.       — Давай я расскажу тебе о той живости, что меня ожидает, — жестко говорит она, глядя на Гарри, — Ведь, по сути, жизни во мне не будет. О, конечно, останется знакомая вам оболочка, какие-то привычки. Я буду есть и пить, как живая. Но это буду не я. Вы придете в ужас, когда поймете, кто перед вами. Да, поначалу я буду помнить, что вы были мне дороги, но совсем скоро без эмоциональной подпитки это забудется. Забудутся и ценности. Я смогу вызубрить правила поведения в обществе и играть свою роль. Но единственное, что я смогу делать нормально, — это думать. О, думать я буду хорошо. Особенно без отягощающих моральных принципов, — Гермиона при этом смотрит на Гарри, — как психопаты. Как Том Риддл.       Гарри вздрагивает, и его глаза темнеют от эмоций. Он насупливается и молчит. Рон выглядит ошарашенным. А Гермиона упрямо продолжает.       — Через некоторое время вы поймете, что со мной что-то не так, когда притворяться мне станет сложнее, потому что мои чувства к вам будут забываться, стираться, как со старого рисунка. Вы захотите мне напомнить, кто вы для меня, но тогда я еще сильнее осознаю, что вы страница из прошлой жизни. И не нужны мне. Я уже не буду оглядываться на память о былых чувствах, мне будет просто плевать. И вы меня возненавидите за это.       Повисает молчание, в котором слышно, как Гермиона всхлипывает. Ей тяжело рассказывать им как есть эту ситуацию. Рон встает и подходит к ней, снова обнимая, и она с благодарностью утыкается в его объятия. Гарри сидит мрачнее тучи, не принимая ее слова.              — Прости, Гермиона, — Уизли гладит ее по волосам, и глаза его блестят.       — За что? — доносится ее слабый, глухой вопрос.       — За то, что у нас ничего не получилось. Если бы только все вышло, ты бы не влюбилась непонятно в кого, не было бы этой страшной болезни. Ты бы сейчас счастливо училась в Хогвартсе…       Плечи Гермионы начинают трястись еще сильнее, и она крепче обнимает Рона, обхватывая его талию руками.       — Мне тоже жаль.       Уизли незаметно вытирает слезы, потом старается взять себя руки, поднимая лицо к потолку и делая глубокий вдох.       — Кто он? — вдруг зло спрашивает Поттер, вскакивая на ноги. — Он ведь здесь, да? Вы живете вместе, раз на тебе нет ни одного цветка. Раз ты не в больнице.       Гермиона растерянно поднимает голову и отстраняется от Рона, глядя на Гарри. В его удивительных глазах бушует шторм, точно такой же, как когда-то Северус видел в глазах его матери.       — Эта информация ничего тебе не даст, Гарри…       — Я хочу знать, я имею права знать…       — Нет, это не твое дело…       — Он здесь? — Гарри идет к выходу из кухни, и Гермиона, вывернувшись из объятий Рона, бросается ему наперерез и перекрывает вход, расставляя руки и ноги и цепляясь за косяк.       — Перестань, Гарри, не заставляй меня жалеть, что я пригласила тебя в дом…       — Жалеть? — он на минуту теряет всю свою злость. — Из-за чего, Гермиона?       — Из-за того, что ты не можешь успокоиться и принять все как есть?       — Принять? — орет он ей в лицо, и Северус морщится. Начинается. Все эти неконтролируемые эмоции в стиле Поттера. — Почему я должен принимать это? Я принял смерть слишком многих дорогих мне людей, Гермиона. Почему я должен принять еще и твою?       — Если я тебе дорога…       — Ты издеваешься? — снова кричит Поттер, нависая над ней. — Ты, блядь, издеваешься? — потом он закрывает глаза, выдыхает, сжимает кулаки, снова открывает глаза и тихо произносит: — Я хочу знать, кто он. Или этот человек настолько труслив, что не может показаться нам на глаза?       В Поттера хочется кинуть аваду, ну или на крайний случай какое-нибудь мерзкое проклятие. Что за тупая манера вечно всех обзывать трусами. Герой чертов.       — Он не трус! — вскипает Гермиона и напрягается, когда Гарри пытается оттолкнуть ее. — Нет!       — Отойди…       — Друг, да, может, не стоит… не думаю, что это хорошая идея, — пытается образумить его Рон, но Гарри даже не смотрит на него, буравит тяжелым взглядом Гермиону и повторяет:       — Отойди, я хочу увидеть его. Я хочу знать, кто это.       Гермиона держится из последних сил, они продолжают спорить, и с каждым словом тон становится все выше. Крик, ее мольбы, всхлип и этого достаточно. Снейп снимает с себя чары и в пару шагов оказывается рядом, за ее спиной.       Реакция мальчишек бесценна. Их глаза расширяются от неверия и страха. А потом они отшатываются. Гермиона, которая не понимает в чем дело, кидает взгляд за плечо и вздрагивает. В ее глазах мелькает испуг, она неосознанно вытягивает руку в защитном жесте, а потом чувствует, как Северус кладет руки ей на плечи и подталкивает вперед в кухню, чтобы не загораживала проход.       — Сели все, — раздраженно бросает Снейп, хотя хочется проклясть упрямцев и зачаровать обливиэйтом.       От неожиданности они послушно плюхаются на стулья, Гермиона же отходит от стола, замирая вдали, и ее лицо перекошено переживаниями. Снейп опирается бедрами о кухонную зону и складывает руки на груди, переводя тяжелый взгляд с одного парня на другого.       — Так это он, что ли? Нет, нет… точно нет, — шепчет себе под нос ошарашенный Рон.       Гарри буравит взглядом Гермиону, потом переводит на Северуса и обратно. В его голове кипят мысли, и он все понимает. С протяжным горестным стоном он закрывает лицо руками. Все в его голове, наконец, складывается, как пазл. И когда это произошло — он в курсе ее дежурств в Мунго, — и почему так прогрессировала болезнь, и почему Гермиона так много твердила о безнадежности и отказывалась называть имя человека. Она тоже понимала это. Понимала всю бессмысленность. Ему становится еще страшнее, еще безнадежнее, потому что Гарри не просто знает, он был в его воспоминаниях, чувствовал его эмоции, эту застарелую, непроходящую боль, пронизывающую верность былым чувствам и давно умершему человеку.              Он убирает руки, его глаза блестят, когда Гарри смотрит на подругу. Она понимающе смотрит на него, грустно улыбается. Между ними ведется молчаливый диалог. Потом она кивает, и слеза скатывается по ее щеке. Гарри шмыгает носом, встает и обнимает подругу. Он больше не кипит эмоциями, словно потух.       Северус дает им пару минут, а потом жестко говорит:       — Сядьте, Поттер. Поговорим. Вы же хотели правду. Пришло время ее получать.

***

      Гермиона еще долго после событий этого вечера раз за разом прокручивала его в голове, вспоминая все сказанные слова, угрозы, обвинения. Тот день, который она вырвала у жизни, урвав кусочек счастья себе, закончился грандиозной ссорой с мальчиками.              Северус в конце концов вышвырнул их, наложил на дом чары и, раздраженный донельзя, поднялся к себе в спальню, бросив что-то подозрительно похожее на «несносные гриффиндорцы, вечно им нужна нянька».       Гермиона понимала, чем вызваны такие слова. Он действительно устал возиться с ними, ведь ему нужно было думать о себе. В тот вечер она узнала много нового и о его деле. Гарри не сдерживался, и информация лилась рекой. Информация, от которой внутренности Гермионы сковывал ледяной страх. За всеми своими переживаниями она совсем забыла, какая опасность на самом деле угрожает ему. Особенно отягощало все теперь его бегство.       Ей безумно хотелось расспросить его об этом, узнать подробнее, но она все никак не могла найти подходящий момент. Гулять они больше не выходили, а дома между ними не шел разговор так открыто, как в кафе или на улице. Выходить Гермиона больше не решалась. Не из-за себя. Из-за Снейпа. Он мог пойти за ней, а теперь, зная некоторые подробности дела, она не хотела рисковать лишний раз и выходить из их маленького убежища. Наткнуться на волшебников, которые свободно узнают Снейпа в Эдинбурге — раз плюнуть. А у него потом вся жизнь будет перечеркнута. Он так сильно рискует, находясь с ней здесь.       — Вы знали, что вас обвинят в таком? — все-таки решается однажды за завтраком спросить Гермиона. Признаться, она плохо спала ночами после прихода мальчишек. Думала и размышляла. А еще боялась. За Северуса. Она смутно помнила, что говорили авроры в больнице во время ее дежурства. Старалась не слушать их. В разговорах между мужчинами были мерзкие подколы и грубые шуточки в сторону задержанных. Гермиона помнила, что дело приняло к концу августа серьезный оборот, но не знала деталей.       — В убийстве детей? В насилии над несовершеннолетними? В применении пыточного проклятия к трети учеников Хогвартса? Вы про что-то конкретное?       Вилка Гермионы противно скрипит, когда ее рука начинает дрожать, и она строго смотрит на Снейпа, который, прищурившись и наблюдая за ней, перечисляет свои преступления.       — Перестаньте, профессор.       — Что такое, мисс Грейнджер? — обманчиво ласковым голосом тянет он, не сводя с нее пристального тяжелого взгляда,от которого все внутри сжимается. — Вам страшно?       — Вы ведь не совершали этого, — заявляет Гермиона, но ее голос где-то едва слышно предательски дрожит, потому что уголок губ Снейпа презрительно дергается.       — Вы в этом уверены?       — Д-да… — Гермиона ненавидит себя за дрожь в голосе. Она точно знает, что он не способен на это.       — Лжете.       — Нет! — она отбрасывает вилку и хмуро смотрит из-под сведенных бровей. — Я волнуюсь, а вы принимаете мои эмоции за страх.       — Вы, что, дура, мисс Грейнджер? — он спрашивает так серьезно, что это даже сбивает с толку на мгновение.       — Вы опять…       — Вам предоставляют данные на человека, доказательства, свидетельства в страшных преступлениях, а вы бездумно заявляете, что он невиновен, игнорируя доводы разума?       Гермиона шумно выдыхает. Обидно. Глаза начинают предательски пощипывать горячими слезами и ее это ужасно злит, но она выдерживает его взгляд, такой темный и проникновенный, что кажется, она смотрит в бездну. А бездна смотрит на нее.       — Помните, я сказала вам однажды, что каждому нужен человек, который верит тебе несмотря ни на что… Считайте, что у вас есть такой человек. Я не собираюсь доказывать вам же, какой вы хороший. Это глупости. Я не идеализирую вас. Но также я знаю, что на такое вы не способны. Только не вы.       Она снова берет вилку, распрямляет плечи и продолжает завтракать, хоть аппетит и пропал, а Снейп откидывается на спинку стула и буравит ее взглядом. Он больше не ест, только смотрит на нее, иногда в окно и размышляет. Они больше не говорят. Но когда Гермиона встает из-за стола, собираясь уйти, Снейп произносит:       — Я не совершал большую часть преступлений, в которых меня обвиняют.       Гермиона замирает с бешено колотящимся сердцем. Она знает это, но услышать от него эти слова для нее дорогого стоит.              — Кто вас оклеветал? — Гермиона стискивает салфетку в пальцах до побелевших костяшек.       — Да любой мог. Я оказался предателем, такое не оставляют просто так, — равнодушно пожимает плечами Северус.       В тот день их разговор на эту тяжелую тему завершился, но в последующие дни они еще не раз возвращались к ней. Так Гермиона узнала и о причине побега. Его обвиняли в чужих преступлениях. И те, кто их совершал, сейчас были на свободе. Они давно покинули страну, но по своим связям Северус мог их отыскать и, если уж не поймать, так вытрясти воспоминания. Благо, что легилиментом он был искусным. Снейп как раз вышел на след одного бывшего товарища, когда ему пришлось вернуться в Англию.       Осознание, что она мешает ему поскорее вернуться к нормальной жизни, ее удручало, расстраивало, выводило из себя. И хоть Снейп отмахивался от нее, говоря, что его дела не ее ума дело, Гермиона чувствовала свою прямую причастность и хотела помочь. Да только сделать ничего не могла.       Гермиона выплывает из своих постоянных размышлений о Северусе и поднимает голову от книги, задумчиво посмотрев на Снейпа, который что-то быстро пишет на полях книги. В последние дни они почти все время проводят в его комнате, на мансарде. Он увлеченно занимается исследованиями и совсем не против, что она присутствует рядом. Гермиона же уютно устраивается каждый раз в плетеной качели и исподтишка наблюдает за ним, стараясь не отвлекать. Конечно, иногда ей не терпится вставить свои ценные мысли, но Снейп проявляет недюжинное терпение к этому и почти не раздражается.       — Кощунство, — бурчит Гермиона, глядя на то, как он зачеркивает строчку в книге и пишет свои пояснения.       — М-м? — Северус все еще погруженный в мысли, поднимает на нее задумчивый взгляд.       — Творить такое с книгой, — Гермиона указывает на исписанную страницу и чуть толкается ногой, чтобы качели снова начали легонько покачиваться.       — Это моя книга, мисс Грейнджер, — напоминает он ей, отчего она лишь отмахивается. Он многозначительно смотрит на томик в ее руках и насмешливо произносит: — Вы же свою уже залапали и зачитали до дыр и рваных страниц. Почему мне нельзя поиздеваться над своей.       Гермиона надувает губы недовольно, — не проходит и дня, чтобы он не ткнул ее носом в ее Шекспира, — но больше ничего не говорит. Захлопывает томик, отбрасывает его на ковер и откидывается в плетеном кресле на подушки, задумчиво и, совершенно не стесняясь, разглядывая Снейпа. Не поднимая головы, он спрашивает:       — У вас новое развлечение — нагло пялиться на меня?       — Разве это развлечение? — фыркает она. — Тоже мне… Скорее пытка.       Снейп хмыкает и тянется к сундучку с ингредиентами, в котором и хранит сорванный у нее лепесток лилии. Он уже некоторое время работает с ним, проверяя различные теории. Все это время лепесток оставался целым, не вял, приятно пах, но былой жизни в нем не чувствовалось. Гермиона слышит его тихий удивленный вздох и с интересом буравит его спину.       — Что там? — нетерпеливо интересуется она.              Снейп с недовольным лицом оборачивается, держа в пальцах колбочку, в которой хранил цветок. Его там больше нет, вместо лепестка черный не то пепел, не то порошок. Он безапелляционно смотрит на Гермиону.       — Мне нужен еще цветок, — заявляет он, и она настороженно замирает.       — Еще чего! — возмущенно округляет глаза Гермиона, давая понять, что не хочет в этом участвовать.       — Ради науки, мисс Грейнджер, — настаивает Северус, и Гермиону передергивает.       — Даже не рассчитывайте, сэр, — без капли сомнений говорит она, с ужасом вспоминая уже позабытую боль и отчаяние, которые накрывали ее, когда росли цветы.       Снейп фыркает.       — Вы же понимаете, что мне достаточно уйти на сутки…       Он делает неопределенное движение, а Гермиона вскакивает, как подорванная, и вцепляется в него, обнимая.       — Вы же понимаете, что я не дам вам это сделать вот так… — ее сердце стучит от ужаса, она точно к этому не готова. — Я не хочу. И вообще, что за угрозы?       — Мисс Грейнджер, — предупреждающе тянет Северус, глядя на нее сверху вниз и пытаясь отодрать ее пальцы от своего сюртука.       — Вдруг вы уйдете, а болезнь снова даст сбой…       — Ну-у… цветок-то я все равно получу, — едко замечает он, и Гермиона вскидывает голову, с обидой в карих глазах глядя на него.       Стоит ей посмотреть в его лицо, пальцы Северуса замирают на ее руках. Они сами словно останавливаются во времени. Только сейчас Гермиона понимает, что прижимается к нему всем телом. Сквозь тонкую ткань летнего платья она чувствует грудью и животом пуговички его сюртука. И его пальцы, скользнувшие по ее рукам и выше, к плечам, посылают будоражащие мурашки по телу.       Его взгляд пронзает ее насквозь, заставляет что-то внутри томиться, гореть в ожидании. Ей тяжело сдержать столь яркую реакцию на него, она быстро, взволнованно дышит. Бегает взглядом по его лицу, а он, как завороженный, не может оторвать от нее темных глаз. Его пальцы сжимают тонкие плечи, скользят по голой коже ключиц, к шее, и обхватывают стальной хваткой, а потом он ее отодвигает от себя.       — Я не уйду, — успокаивающе произносит он, — но не стоит так нарушать личные границы.       Гермиона под давлением его руки делает шаг назад и глубоко дышит, беря себя в руки. Рядом с ним у нее совсем сносит крышу. И сейчас даже на цветы не спихнешь все это, потому что она их уже несколько дней совсем не чувствует. Словно их и нет.       Становится неловко и, заливаясь румянцем, она указывает на колбу с останками цветка.       — Может, это значит, что болезнь прошла?       — Ну, любовью я к вам не воспылал, — ехидно ухмыляется Снейп, и Гермионе сразу хочется его стукнуть. Удивительно. Пару мгновений назад, хотелось обнимать и целовать, а сейчас не прочь сделать больно за его слова. — Разве только… есть какой-то другой способ.       — Другого нет, — заключает Гермиона и разворачивается, тряхнув тяжелой копной кудрявых волос. Проходит к креслу и поднимает книгу, взглянув немного задумчиво на Северуса через плечо: — Знаете, мы порой и сами не понимаем, что чувствуем. А когда понимаем, может быть слишком поздно. И не желая видеть насмешливого блеска в его глазах, она ступает к выходу, но неожиданно комнату озаряет свет патронуса в виде кошки, и голос Макгонаггал, она сообщает: — Мастер Ёсида прибыл в Хогвартс. Мы ждем вас в больничном крыле после ужина.