***
Гермиона вздрагивает и просыпается, успокаивая дыхание. Черт… последние события всколыхнули воспоминания детства. Как и слова Снейпа. Снова заставил думать об отце. И откуда он все знает. Неужели что-то видел в ее воспоминаниях? Или просто ткнул пальцем в небо и просто попал в цель. С отцом у Гермионы отношения всегда были сложные. Он хотел мальчика, а родилась она. Он хотел покладистости от дочки, а она стала занозой в заднице. Он хотел умного ребенка, а получил всезнающего и кичащегося своим умом. Гермиона думала, что чем умнее будет, тем больше ее будут любить. Она не знала меры в выражении знаний, ведь чтобы она ни сказала, каких бы результатов ни добилась — отец встречал их с рвущим сердце равнодушием. И девочка понимала — она снова сделала недостаточно, нужно лучше, намного лучше. Чтобы он был доволен. Гермиона стала трофейным ребенком, спасаясь от темной энергии своего нарцисического родителя. Это позволило со временем испытывать меньше боли, трансформируя ее в достигаторство. Но далось дорогой ценой. Она его бесила, вечно что-то делала не так. Раздражала тем, как ест, как говорит, как играет. И вскоре Гермиона поняла, что так он хотя бы обращает на нее внимание. Зацепилась за эту мысль, и после этого ее всегда было много. Мама, конечно, ругалась с папой из-за его строгости, отношения к дочке. Слова Джин до сих пор отзывались болью: — Почему ты ее не любишь? Это же твоя дочь. Раньше, несмотря на разные ситуации, Гермиона и подумать не могла, что папа ее не любит. Она думала, что он любит как может. Просто у него это получается хуже, чем у мамы. Но когда услышала ее слова, больше не смогла выкинуть их из головы. Чем старше Гермиона становилась, тем больше теряла эмоциональную привязанность к отцу, тем сильнее привыкала к такому положению вещей, перестав ожидать что-то. Это превратилось в норму. Гермиона быстро смаргивает набежавшие слезы. Правда эта норма до сих пор ледяным осколком сидит где-то внутри. Но она привыкла. Девушка глубоко вздыхает и выпрямляется, осматриваясь. От неудобной позы, в которой она задремала, защемляет поясницу. Гермиона поднимается со своего диванчика в поисках Северуса, но среди людей вокруг его не замечает. Подавляет желание отправиться на поиски, ощущая тревожность, но тут буквально физически чувствует его присутствие за спиной и быстро оборачивается. — Кофе? — он протягивает ей бумажный стаканчик, и Гермиона с благодарностью кивает. Ночью им не удается отдохнуть нормально. Сначала они вслушивались в звуки улицы, ожидая гостей из-за того, что им пришлось задержаться. Потом их начинают одолевать патронусы друзей и профессоров. И Северус блокирует доступ заступников к ним обоим. Потом он задумчиво читал книгу и делал пометки и его не смущало тусклое освещение одинокой свечи, а Гермиона, свернувшись клубочком, смотрела на него, одолеваемая сотней вопросов, которые не решалась задать. Под утро они перекусили прихваченной с собой едой и еще затемно покинули Лютный, траснгрессировав в Дувр, где и дожидались нужного парома. Гермиону беспокоит то, что они с Северусом почти не разговаривают вот уже несколько часов подряд. После такой эмоциональной ночи, после поцелуя, она не думала, что он будет настолько равнодушным. Гермиона ничего не знала о мужчинах и их поведении, просто на каком-то интуитивном уровне понимала, что то, что происходит, не совсем нормально. Может, он уже жалеет, что позволил им поцеловаться? И решает больше никогда об этом не говорить и не вспоминать? Эти мысли ее изводят и заставляют чувствовать себя рядом с ним еще более неуверенно, чем обычно. Гермиона тянет не очень вкусный кофе и, откинувшись на спинку дивана, исподтишка наблюдает за Снейпом, снова отмечая, как ему идет пальто, которое он трансфигурирует из мантии. Она еще в их прошлую прогулку по Эдинбургу отметила это, но продолжает любоваться, наблюдая, словно натуралист за интересным объектом. Все в нем вызывает восторженное восхищение: горделивый профиль, тонкие, узловатые пальцы и руки в мелких шрамах, его знания и невероятная сила. — Почему мы не воспользовались поездом? — интересуется вдруг Гермиона, чувствуя странную потребность поговорить с ним. — Мы направляемся не в Париж. Да и я предпочитаю находиться над водой, мисс Грейнджер, а не в узком туннеле, придавливаемым тысячами тонн жидкости. — Вы страдаете клаустрофобией? — Нет, скорее здравым смыслом, — его губы искажает усмешка, как будто он сам не верит в то, что говорит. — Вам не опасно отправляться во Францию? — продолжает она, заметив, что Северус не так сильно замкнут, как ночью. — Не опасней, чем быть в Англии. Властям до британских преступников нет дела, пока они ничего не нарушают на территории Франции. — Так вы были во Франции до того, как вас вызвали? — предполагает Гермиона. — Да, — просто отвечает Северус, и от его честности теплеет в груди. — Вы считаете, те, кто вам нужен, тоже здесь? — Я в этом уверен. Никто не хочет уезжать далеко от дома, где выстроена вся их жизнь. Какой бы она не была, порой то, что готовят чужие земли, гораздо страшнее. При первой возможности они вернутся. Гермиону от этой новости передергивает. Она надеется, что когда преступники вернутся, их будут ждать авроры. Магический район в Кале расположился прямо рядом с портом. Северусу и Гермионе даже не приходится трансгрессировать. Они скользят между старых улочек, словно тени, пока не оказываются у входа в квартал. Им удается быстро смешаться с толпой многочисленных и совершенно разношерстных волшебников, и Гермиона следует за Северусом неотрывно, боясь потерять его из виду. Ей было бы спокойнее, возьми он ее за руку, но такое она не решилась бы озвучить. Квартал не настолько яркий, как Косой переулок, но и не совсем мрачный, как Лютный. Что-то среднее между ними, и, как успевает отметить Гермиона, здесь вообще нет разделения на темные и светлые магазины. Магазин метел соседствует с магазином темномагических артефактов, а бутик одежды последней магической моды — с отделом, где, если верить вывеске, обещали сделать куклу вуду по вашему вкусу. Она жадно рассматривает вывески, людей и впитывает атмосферу, но при этом старается не отстать от Снейпа. В какой-то момент она так отвлекается, что налетает на него, не заметив, что он останавливается. — Соберитесь, хватит глазеть по сторонам, — рычит он, раздраженный ее несобранностью. — Последний раз вижу, — огрызается Гермиона, и Снейп молча качает головой, но больше замечаний не делает. — Тогда постойте здесь, порассматривайте прилавки, уверен, вам понравится. Мне нужно забрать портал. — Можно с вами? Мне тут не по себе. — Нет. — Почему? — Потому что я так сказал, — рявкнув на нее, Снейп скрывается. Гермиона обреченно качает головой, осматривается и неуверенно направляется к витрине с вуду. Куклы-чучела на самый разный вкус стоят на прилавках, пугая свой жутью. Здесь находятся куклы от самых простых вариантов, до более изысканных, увешанные бусами, костями, драгоценными камнями. — Милая девушка ищет куклу для своего обидчика? — обращается к ней по-французски мужчина, который, заметив ее, вышел навстречу. «Ага, тощую, бледную в черной мантии», — злорадно думает Гермиона и даже улыбается мыслям. — Я… эм, нет, просто подошла посмотреть, — отвечает она ему тоже на французском. — У нас действительно много вариантов. На любой вкус и кошелек, — он подмигивает ей. Гермиона сама не замечает, как мужчина вовлекает ее в увлекательный разговор о магии вуду. Она успевает поделиться своими знаниями и получить несколько удовлетворительных кивков, но вскоре чьи-то пальцы обхватывают ее плечо и резко тянут в сторону. Гермиона торопливо бросает продавцу слова прощания и недовольно смотрит на Снейпа. — Скроемся из людного места и активируем портал, — тихо говорит Северус, умело игнорируя ее недовольство. Не проходят и десятка метров, как видят пустующий проулок с мусорными баками и пожарными лестницами и заворачивают туда. Северус тянется к внутреннему карману, но вдруг его взгляд устремляется поверх ее головы и леденеет. Лицо искажается звериным оскалом, а в руке вместо портала оказывается палочка. Гермиона испуганно оборачивается. — Сне-ейп, мой старый недруг. А я уж думал, что птичка принесла ложную весть. К ним медленно приближался высокий мужчина с низко надвинутым на глаза капюшоном, из-под которого виднеется только нижняя часть его лица с густой бородой. Его усы приподнял зловещий оскал, и он стянул с себя капюшон. Долохов! Сердце Гермионы пропускает удар, а затем делает больной толчок о грудную клетку, прямо туда, где оставлен подарок этого Пожирателя. Тем временем, мужчины словно хищники, изучающие друг друга, замирают на мгновение, а потом резко бросаются в бой. Снейп толкает Гермиону за мусорный бак, но не рассчитывает силу, и она впечатывается в кирпичную стену и тихо охает, ударившись всей правой стороной тела и лбом, по которому тут же стекает тонкая струйка крови. Узкий проулок взрывается какофонией заклятий, освещается разноцветными вспышками неизвестных ей заклинаний. Гермиона с тревогой наблюдает за поединком, до боли вонзая ногти в ладошки. Она верит, что Северус сильнее Долохова, но ей почему-то кажется, что у того преимущество только потому, что он не погнушается никакими заклятиями. Ловит себя на мысли, что, наверное, и Снейп не погнушается, но все мысли тут же вылетают из ее головы, когда в бак попадает заклятие, от которого железо начинает плавится. Она с ужасом смотрит на разъедающее железо заклятие и испуганно вскрикивает, отползая подальше. Гермиона покидает свое ненадежное убежище и это отвлекает Долохова, он бросает на нее взгляд и этой доли секунды Северусу достаточно, чтобы наслать на него проклятие, которое обволакивает того шаром, внутри которого словно разрастается песчаная буря. Это выглядит устрашающе, но завораживает своей изощренной пыткой. А потом Снейп швыряет Долохова об стену. От такого удара можно больше не подняться, но Долохов вскакивает в тот момент, когда Снейп оказывается рядом. Они хватают друг друга за грудки, яростно глядя глаза в глаза. Палочки направлены на противника. Гермиона удивлена, как Долохов еще на ногах стоит, его лицо поцарапано песком до крови, нос разбит, но в глазах горит такой дикий огонь, что она сомневается, возможно ли его вообще убить. — Уже готов к поцелую дементора? — с кровавым оскалом выплевывает Долохов. — Я достану их, даже если мне придется сплавить твой никчемный мозг, — чеканит Северус, кривясь в отвращении. Издевательская ухмылка слышится от Антонина, и он почти ласково тянет: — Попробуй… Мужчины снова готовы бросится в бой, но вдруг настороженно поднимают головы, когда раздаются звуки многочисленных трансгрессий. Слышится суета, беготня, возмущенные крики, а потом в проулок вбегают авроры. И Гермиону охватывает ужас. Снейп и Долохов тут же забывают о своих обидах и, готовые только что убить друг друга, теперь стоят рука об руку, насылая на авроров проклятия и защищаясь щитами от их заклинаний. Она слышит, как Снейп зовет ее, поднимается, запутываясь в ногах и снова едва не падая, но его протянутая рука как ориентир, и она видит, как он достает портал. Бросает последний взгляд на Долохова, и тот пугает своей восторженностью от этой безвыходной ситуации. С победной улыбкой он смотрит на Снейпа и кричит: — Встретимся в аду, ублюдок! А потом реальность резко рассеивается на миллионы частиц, как и она сама, смешивается, теряется в небытие, а потом все же формируется и Гермиона падает на мокрый песок, дыша прерывисто носом и пытаясь унять беснующийся желудок. В глазах все плывет, и она вытягивается на песке, игнорируя океан, ливень и яростный рык Снейпа: — Блядь!***
Ну почему, стоило ему явиться в Кале с девчонкой, он находит то, что искал так долго. Находит и упускает в тот же момент. Долохову не выбраться оттуда. Его схватят, а Снейп снова останется ни с чем. Ярость переполняет его, на себя, на чертового Тони и, как ни странно, на Грейнджер, которая вроде бы и не виновата, но, тем не менее, он все равно хочет прибить девчонку. Бросает на нее яростный взгляд. Почему у нее кровь? — Вас расщепило? — он наклоняется к ней, и Гермиона отчаянно мотает головой, но глаза не открывает. Дышит часто. Ладно, с этим он разберется потом. Сейчас главное уйти отсюда. Северус скидывает с себя тяжелое пальто прямо на песок. Несмотря на дождь и ночное время, здесь тепло настолько, что в своей одежде ему становится трудно дышать. Он раздраженное дергает пуговицы сюртука на шее. Хочется выдохнуть, подумать, но времени на это нет. Он оборачивается и смотрит на ряд стройных белых особняков, которые выстроились у линии океана. Подхватывает вещи и, тяжело ступая по песку, идет в их сторону. — Вам лучше поторопиться, — бросает он Гермионе и слышит возню позади. — Куда мы идем? Северус останавливается. Нет, сейчас он не в силах слушать ее, и уж тем более спорить. А споры обязательно будут, учитывая, что он собирается делать. Снейп оборачивается. — Мисс Грейнджер, давайте договоримся — следующие полчаса вы ни во что не вмешиваетесь и не досаждаете мне вопросами, — раздражение ядовитыми нотками прорывается сквозь бархатный баритон его голоса, как бы он ни старался это сдержать. Она растерянно смотрит на него, неуверенно кивает и плетется следом. Снейп же в этом время словно играет в считалочку, думая, какой дом выбрать. Главное не ворваться туда, где живут сами Грейнджеры. На это нужна подготовка. Интуитивно он выбирает особняк и направляется туда. Конечно, он с самого начала знал, где находятся Грейнджеры. В отличии от других членов Ордена, которые, потеряв предводителя, вели себя словно безмозглые слепые щенки, — если конечно не считать Грюма, — Северус действовал согласно плану. Он отслеживал, чтобы никто из членов Ордена или их семей не попал в черные списки Волдеморта, благо у него был доступ к этому. Когда на одном из собраний зашел разговор о семьях друзей Гарри Поттера, Северус проверил Уизли и направился к Грейнджерам. Он застал их пакующими вещи, а проверив, понял, что сделала Гермиона. Перед тем как уйти, он внушил им отправить на его адрес письмо с местом, где они остановятся на постоянное жилье. Через два месяца пришла короткая записка с адресом. Время в Австралии едва перевалило за полночь, поэтому Северус направляется к дому, где горит свет. Дверь ему открывает высокий бородатый мужчина, на которого Снейп тут же накладывает чары. Боковым зрением видит, как Гермиона прижимает руку к губам и отворачивается. Ей тяжело и противно на это смотреть, но почему ему должно быть до этого дело? Через двадцать минут, мужчина и его спутница уже заводят машину и уезжают во внезапное недельное путешествие по западному побережью, и выглядят при этом очень воодушевленно. Гермиона некоторое время смотрит им вслед, а потом проходит в одну из комнат, даже не взглянув на него. Но Северус повторяет себе, что это его не волнует. Здесь действовать либо быстро, но теми методами, что доступны, либо правильно, но с учетом подготовки к путешествию у них это все заняло бы слишком много времени. А его нет ни у нее, ни у него. Да, она недовольна и разочарована его методами, но кто, если не он, сделает нужные вещи? Северус ловит себя на мысли, что уже минуты три пытается придумать оправдание себе. Это его злит еще больше. Какого черта? Осматривая дом, чтобы понять, где что находится, он продолжает думать о Гермионе. Это все она. Все пошло наперекосяк, стоило ему с ней связаться. Надо было еще две недели назад на все это не соглашаться. Пройти мимо как проходил сотни раз мимо бед других, не вмешиваясь, не беря за это ответственность. Потому что, когда проходишь мимо, да, жалко, но это все равно не его проблемы. Но стоит вмешаться, помочь хоть чем-то, так эта тяжесть сразу перекладывается на его плечи. Вот так и с Гермионой. Он не виноват, что она влюбилась в него, и в том, что ответные чувства исключены, но согласился помочь протянуть ей две недели до приезда Ёсиды. Кто ему мешал вчера просто попрощаться с ней? Просто ли научный интерес? Да, он играл не последнюю роль, это было бы феноменально… но дело было в другом. Он поцеловал ее. Захотел попробовать, ведь ее чувства так чисты, невинны. И ему чертовски это понравилось. Она так хорошо о нем думает, любит, даже несмотря на проклятую метку на руке. Да, как он сейчас подозревает, это не совсем та любовь, о которой они думали, но для него это так необычно и удивительно. Ведь раньше он ни разу не видел подобного по отношению к себе. И признаться, тяжело оставаться равнодушным в такой ситуации, столь непривычной для него. Тем более Грейнджер то и дело удивляла его, пробуждала противоречивые эмоции, испытывать которые, он думал, что вовсе не умеет. И это сбивало Северуса с толку. А еще она выглядела так невинно, так трогательно в своей пугливости и, одновременно, дерзости. И он точно не хотел вспоминать ее тело, прижатое к его всего часами ранее. Столько случилось за эти двенадцать часов. Удивительно, как может измениться жизнь и планы за столь короткий срок. Он бросает свои вещи в одну из свободных комнат и падает на кровать, зарывшись лицом в подушку. Надо чуть отдохнуть, а потом, может быть, они все обсудят.***
Гермиона чувствует себя настолько изможденной, что стоит ей остаться одной, она сворачивается калачиком на кровати и засыпает на несколько часов. Просыпается от монотонного стука и сначала даже не может понять, где она и что с ней. Потом воспоминания прошедших часов наваливаются на нее тяжелым грузом. Она встает и закрывает окно, которое стучит, качаемое ветром, выглядывает на улицу, где начинает светать. Дождь к этому времени кончается, и Гермиона испытывает жгучую потребность выйти на улицу. Выходит из дома и движется к океану и узкому причалу, который начинает затапливать прилив. Небо на горизонте окрашивается в контрастные яркие цвета: фиолетовый, оранжевый, красный и желтый. Выглядит это вместе с тяжелыми тучами очень впечатляюще. Рассвет разгоняет тьму, и Гермиона с большим наслаждением смотрит на огромные волны с пенистыми шапками. С тех пор как она просыпается, внутри цветы тревожно шевелятся прямо под кожей, болят. В такие моменты ей хочется покинуть свое тело, чтобы все это закончилось. Гермиона прижимает руку к груди, словно стараясь унять боль, но это лишь иллюзия. Ей нужен Северус, но она впервые не хочет его видеть. Разочарование затапливает ее, когда она больше узнает о нем, его принципах, жестокости. Странно, что она готова была стерпеть все по отношению к себе, но видеть, как он вредит другим — невыносимо. Ее фантазия разыгрывается, и она с ужасом представляет, что он мог делать еще, если наложить Империо — для него секундное дело. Противоречивые чувства по отношению к нему разрывают ее изнутри, рвут на части и причиняют боль, а ей казалось, у нее нет иллюзий. Но ей вообще много чего казалось… Гермиона отрешенно смотрит на лучший в своей жизни рассвет, слушает невероятный шум волн и вдруг замечает движение сбоку. Кто-то бежит к океану, держа под мышкой доску для серфинга. И сердце начинает биться чаще, когда она узнает в женщине свою мать. Гермиона неосознанно спускается с причала и прямо по холодной воде ступает в ее сторону. Женщина в гидрокостюме невероятно стройная, волосы она теперь коротко остригла, а ее кожа золотилась от яркого загара, и, казалось, она ничем не напоминала ту Джин, которую Гермиона заколдовала, но это была она. Австралия точно пошла ей на пользу. Мама помолодела лет на десять. Гермиона продолжает двигаться к ней, увлекаемая эмоциями, тревожным шепотом цветов и воспоминаниями, но тут ей на плечо опускается тяжелая рука. Джин в это время, заметив на пляже еще кого-то из соседей, машет им издали с широкой улыбкой и в следующее мгновение вбегает в океан, бросается на доску и плывет навстречу волнам. Гермиона не может отвести от нее взгляда, а потом понимает, что все расплывается перед глазами. Быстро вытирает слезы и смотрит на Северуса. Тревожность и желание выпрыгнуть из себя немного отпускают, потому что, чувствуя его близость, цветы успокаиваются под его тяжелой рукой, замирают. Она замечает, как хмуро он осматривает ее лицо. И выглядит он странно, в одних штанах и белой рубашке. Как непривычно. — Ваше лицо в синяках и крови, — холодно отчитывает Северус, разворачивая ее и уводя в сторону занятого ими дома. — В таком виде вы хотели подойти к ней? Уверен, она бы сразу же вызвала полицию. Вы должны быть осторожней, мисс Грейнджер. Нам не стоит привлекать к себе внимание. Гермиона чувствует себя полнейшей дурой, снова идя на поводу у эмоциональных порывов и не обращая внимания на здравый смысл. Она не отвечает ему, просто следует за мужчиной, а когда заходит в дом, собирается удалиться к себе в комнату, но Северус ее не отпускает. Он проводит Гермиону на кухню, пока она садится на высокий барный стул, он мочит полотенце и призывает из своих вещей аптечку, чтобы обработать рану. Оба молчат, когда Снейп осторожно вытирает засохшую кровь с ее лба. Его глаза темны как бездонная пропасть, внимательны. Он стоит близко, и Гермиона на мгновение закрывает глаза, отдаваясь его прикосновениям и вдыхая запах мужчины. Он принял душ и от него пахнет свежестью с нотками чего-то особенного, принадлежащего только ему. Она рада чувствовать что-то помимо приторного запаха лилий. — Откуда это? — спрашивает Северус, продолжая аккуратно вытирать кровь. — Ударилась вчера или сегодня, — путаясь во времени, говорит Гермиона, и он хмурится. — Это я сделал? — Скорее, стена, — ей почему-то становится смешно, и Гермиона не сдерживает улыбку. Открывает глаза и видит его лицо так близко от своего — из-за высоты барного стула она почти на одном уровне с ним. Сглатывает и радуется, когда Северус откладывает полотенце и тянется за антисептиком. Она позволяет себе снова удивленно рассматривать его белую рубашку. — Вам будет жарковато в этом. Она кивает на его одежду, пока Северус обрабатывает рану. Начинает щипать и Гермиона морщится. — Я что-нибудь придумаю, — отвечает, критично осматривая свой результат. Они некоторое время молчат, потом Северус вздыхает и говорит: — Спрашивайте. Он продолжает накладывать мазь на рану, а Гермиона думает, с какого же вопроса ей начать? — Зачем мы здесь? Вы думаете, я увижу отца и цветы осыпятся с меня, как листья с Гремучей ивы осенью? Едва заметная усмешка приподнимает его губы, а потом он качает головой. — В такие чудеса я не верю, но, возможно, в совокупности наши действия смогут остановить болезнь или обратить ее. — Какие действия? Что у нас за план? Ну помимо раскидывания непростительными, — добавляет она между делом, чуть пожимая плечами, и он с прищуром смотрит на нее. Гермиона серьезнеет. — Это было страшно, сэр. Не само заклятие, а то с какой легкостью вы его наложили и… — Ваши иллюзии насчет меня — только ваши проблемы, мисс Грейнджер, — холодно говорит Северус, убирая мазь в аптечку. Потом снова поднимает взгляд, от нее не отходит, продолжает стоять близко, нависая. — Простите, что продолжаю искать хорошее в вас, — она вскидывает голову, тоже прищуривается, бросает это с вызовом. Эти слова попадают в неведомую ею цель. Они словно меняют его. Взгляд, выражение — едва уловимо, но при этом так ощутимо. Практически сразу она чувствует искру между ними, как меняется настроение и растет невероятное напряжение. Дыхание невольно учащается, возбуждение усиливается от одной лишь игры в гляделки. Желание прикоснуться к его бледной щеке с легкой щетиной становится непреодолимым. — Вы поцелуете меня? — вопрос срывается с губ и, произнесенный вслух, кажется таким наивным, но Северус не смеется над ней. Кажется, он становится еще ближе, Гермиона закрывает глаза, из-за шума сердца не слыша собственные мысли. Чувствует его дыхание на щеке, сглатывает. — Не сейчас, — хрипло говорит он и отстраняется как раз в тот момент, когда ее глаза широко раскрываются. — А когда? — срывается по-детски, прежде чем она может себя остановить, и он смеется, уходя от нее на второй этаж. — Отдыхайте, мисс Грейнджер. У нас впереди насыщенные дни. Сегодня мы проверим ваших родителей, а завтра вернем им память. Гермиона надувается, слыша, как его шаги удаляются на втором этаже. Потом все же счастливая улыбка расплывается на лице. «Не сейчас» не означает «никогда». И это невероятным теплом оседает в груди, цветы буквально звенят всплесками магии, придают ей сил. Конечно, вряд ли бы он сказал ей точное время — «мисс Грейнджер, потерпите до полудня» или, например — «сегодня в шесть», но то, что он может ее поцеловать чуть позже, селит в ее душе трепетное ожидание. Гермиона ловит себя на неприятной мысли, что буквально полчаса назад не хотела его видеть, а сейчас ведет себя как счастливая дурочка. Подобная неразбериха в собственных чувствах ее удручает. Только немного уняв свои эмоции, Гермиона вспоминает его последние слова — завтра они вернут память родителям. Сердце ухает вниз, придавлемое тяжестью вины, потери и неуверенности. Стоит ли это того? А что если не сработает? Тогда, только обретя ребенка, они снова потеряют ее. Папа-то справится, но мама… Одолеваемая тяжелыми мыслями, Гермиона решает принять душ, поспать несколько часов, а потом поговорить с Северусом.