Ничто не вечно под луной. Уильям Шекспир. Сонет 11 (переводчик неизвестен)
Этот фрагмент можно читать под музыку: Isaac Gracie — Silhouettes of you. Ставьте на повтор
Хоть Эмбер давно не бывала на крыше Собора Барбатоса, карабкаться вверх было легко и привычно. За свою жизнь она провела здесь немало часов — приятных и не слишком. Здесь она смеялась и плакала, считала дни до встречи с давними друзьями и провожала их в дальнюю дорогу, вспоминала дедушку и мечтала о будущем великого скаута. Здесь же они когда-то сидели с Коллеи, обсуждая ее успехи в обучении, мастера Тигнари и даже немного Сайно. Губы Эмбер тронула печальная улыбка. Подтянувшись, она наконец оказалась наверху, там, откуда открывался лучший вид на Мондштадт и где по ночам звезды казались такими близкими, словно их можно было коснуться рукой. — Так и знала, что найду тебя здесь. Сайно не стал отрывать взгляд от статуи Барбатоса. — Я подумал, что стоит самому оценить любимый вид Коллеи. Эмбер осторожно приблизилась. Сайно всегда был вежлив с ней, но несколько лет назад стал держаться более отстраненно. Эмбер догадывалась о причинах и не винила его, хотя мечтала, что однажды он сможет это преодолеть. Она лишь надеялась, что Сайно не станет отталкивать ее теперь, когда ему ни в коем случае не следовало оставаться одному. Сайно не возражал, а потому Эмбер села рядом, на расстоянии вытянутой руки, и подтянула колени к груди. Некоторое время они молчали, наблюдая, как над Мондштадтом поднимается осеннее солнце и как ветер гонит по берегу Сидрового озера первые желтые листья. — Ты как? — рискнула наконец спросить Эмбер. — Я не видела тебя уже несколько дней, с тех пор, как… как мы собирались в «Доле ангелов». Сайно вздохнул. — Мне не следовало тогда так остро реагировать, — ответил он чуть погодя. — Сайно, это любого выбило бы из колеи. Он не ответил. Встревоженно выдохнув, Эмбер растянулась на крыше и, заложив руки за голову, взглянула на утреннее небо. — Как думаешь… — медленно проговорила она. — Есть ли еще шанс спасти Лизу? Сайно сцепил руки в замок. — Я не знаю. Следуя ее примеру, он тоже лег и поднял взгляд к небу. Правда, едва ли он замечал позолоченные облака или далекий, постепенно исчезающий силуэт луны. — Я не понимаю, что она делает, Эмбер. Она будто не хочет, чтобы я помогал. Если бы не ты, я бы даже не узнал, что ее состояние ухудшилось. Эмбер повернула к нему голову. — Мне кажется, она согласилась позвать тебя только для того, чтобы успокоить нас с Джинн. Честно говоря, мы правда потеряли бдительность. Вчерашний ее приступ до смерти меня перепугал. — Она слабеет, — взглянув на свои ладони, сказал Сайно. — Что бы я ни делал, я не могу это остановить — и я не понимаю, почему. Эмбер протянула руку, но не решилась к нему прикоснуться. Бывали такие моменты, когда даже ее непосредственность давала сбой. Она не могла просто взять и вторгнуться в личное пространство Сайно, особенно сейчас, когда он казался таким отчужденным, таким… Безутешным. — Сначала я думал, это сложный случай элементального выгорания. Ну, знаешь, когда носитель Глаза Бога в одночасье тратит сил больше, чем способен выдержать его организм. Я полагал, слабый отклик ее Глаза Бога служит подтверждением этой теории. В конце концов, защищая во время Пепельного Бедствия Мондштадт, она шагнула за пределы своих возможностей. Эмбер взглянула на проплывающее над собором облако. Оно было похоже на смешную собаку с коротким закрученным хвостом. — А сейчас ты так не думаешь? — Сейчас я уже не знаю, что и думать, — со вздохом признал Сайно. — Все не так просто. И это единственное заключение, которое я способен дать. Эмбер вдруг ощутила его гнев — гнев на самого себя, на собственное бессилие, на неспособность спасти человека, который был ему так дорог. Сайно лежал, стиснув руки в кулаки, а в его глазах плескалось отчаяние, какого она никогда прежде там не видела. — Сайно… Он рывком сел и отвернулся, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Не имеет значения, кто я. Генерал махаматра, самозванец, объявивший себя служителем справедливости, или просто ученый… Затаив дыхание, Эмбер тоже села. — Я не могу никого спасти. — Не говори так! Эмбер подскочила и, махнув рукой на приличия, опустилась на колени за его спиной, заключила в крепкие объятия. — Эмбер… — Не смей так говорить, — твердо сказала она, хоть и почувствовала, как к глазам подступают слезы. — Ты ни в чем не виноват. От элеазара не существует лекарства. — Она могла бы бороться с ним, если бы не моя печать. — Печать, которая позволила ей прожить еще несколько счастливых лет! — горячо возразила Эмбер. — Как ты не понимаешь… Не выдержав горечи, которая вдруг стиснула сердце, она выпустила Сайно из объятий и отошла к краю крыши. По лицу катились слезы. Давняя потеря вдруг обрушилась с новой силой, и Эмбер обхватила себя руками, пытаясь удержать рвущуюся наружу тоску. О, Коллеи… Милая, добрая Коллеи… Если бы ты только могла жить дальше, повидать мир, исполнить свои мечты… Эмбер услышала сзади тихие шаги. Сайно подошел и осторожно положил ладонь ей на плечо, мягким движением заставил повернуться к нему. Эмбер не решилась посмотреть ему в глаза, и тогда Сайно, вздохнув, осторожно привлек ее к себе. — Прости. Прости, я не хотел тебя расстроить. Эмбер замотала головой. — Пожалуйста, не надо ни в чем себя винить. Вы с Тигнари сделали все, что могли, и я знаю, что в последние мгновения своей жизни она была счастлива. Она ощутила пробившую Сайно дрожь и крепче обхватила его руками. — Я просто… скучаю по ней. Вот и все. — Я тоже по ней скучаю, — тихо ответил Сайно. Эмбер отстранилась и осторожно на него посмотрела. Взгляд Сайно казался мертвым, бездушным, но застывшая на щеке слеза с головой выдавала настоящие чувства. Эмбер потянулась, чтобы ее стереть. Сайно перехватил ее запястье, но вдруг передумал препятствовать, и Эмбер мягко коснулась его лица. — Я знаю, что одним своим видом напоминаю тебе о ней, и что это причиняет тебе боль. Но с тех пор, как она умерла, ты всегда держишь со мной эту невыносимую дистанцию… Его глаза оставались непроницаемыми, но пальцы, которые обхватывали ее запястье, чуть сжались. — В Мондштадте много прекрасных людей, и все готовы быть рядом в трудный момент. Но, Сайно… Только ты знал Коллеи так, как знала ее я. Только ты по-настоящему понимаешь, что я чувствую. Я была бы рада, если бы ты перестал… отталкивать меня. В глазах Сайно промелькнула незнакомая искра, и он, судорожно выдохнув, вдруг взял запястье Эмбер в обе руки, приложил ее ладонь к сердцу. Эмбер ощутила, как громко и часто оно бьется. — Прости. — Он опустил голову. — Я не хотел причинить тебе боль. Я поступил ужасно по отношению к тебе. «У меня нет сил с этим спорить», — грустно улыбнувшись, подумала Эмбер. Она никогда не винила его. Не считала его поступок ужасным или нечестным. В своих письмах Тигнари уже давным-давно объяснил Эмбер, каков из себя Сайно, и даже попросил за него прощения. Ей просто было горько от того, что между ними возникла эта непреодолимая стена и что они оба остались бороться со своей утратой в одиночку. — Я приложу все усилия, — пообещал Сайно. — Не имеет значения, как сильно будет отталкивать меня Лиза. Не имеет значения, что она там надумала себе по поводу того, что ее уже нельзя спасти. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы сохранить ей жизнь. — Ах, Сайно… — невольно вырвалось у Эмбер. Она не стала продолжать. Они оба прекрасно понимали, как мало могут значить эти слова, если судьба распорядится иначе. Бывали на свете такие вещи, против которых был бессилен даже бывший генерал махаматра. Такие, как элеазар. Или загадочная болезнь Лизы, которая на протяжении шести лет по крупицам лишала ее сил — а вместе с тем и жизни. Со смертью Коллеи они оба утратили веру в чудо. Они вновь заключили друг друга в объятия и так и остались стоять на краю крыши. Сайно смотрел на то, как восходит над горизонтом солнце. Эмбер смотрела, как медленно гаснет в небе луна. Они перестали верить в чудо. Но это не значило, что они опустят руки и перестанут сражаться за то, что им дорого.Конец музыкального фрагмента
* * *
Шурша листвой, которую принесли к скамейке сентябрьские ветра, Мона читала книгу. Вернее, пыталась читать. Как можно сосредотачиваться на любовных терзаниях какой-то там леди Шерри, когда в твоей собственной жизни происходит кавардак похлеще самого драматичного романа? Мона вытянула руку и приготовилась загибать пальцы. Итак… Номер раз: все эти ссадины, царапины и раны, полученные на гидростанции. Тереза исцелила ее, насколько это было возможно, но Мона все еще не оправилась до конца и уже неделю таскалась с этим нелепым костылем, из-за которого чувствовала себя старухой. Номер два: секретарь Валериан. Невыносимый секретарь Валериан, его дурацкие очки, дурацкая коса, которую он по-дурацки перекидывает через плечо, и дурацкое желание сунуть свой нос в чужие дела! «Ах, госпожа Мегистус, я приставил к цветочной лавке королевскую стражу для вашей же собственной безопасности». «Госпожа Мегистус, мне следует напомнить, что я великодушно не стал требовать с вас компенсацию за ущерб гидростанции?» «Госпожа Мегистус», бла-бла-бла… Поразмыслив, Мона загнула еще три пальца. Секретарь Валериан заслуживает каждый из них. Номер… Какой там теперь по счету? Номер шесть: «Стремительный натиск». Мона не сомневалась, пропажа с гидростанции устройства, способного управлять другими механизмами — дело рук Фатуи. А раз так, механизмы могут атаковать в любой момент и легко оставят Фонтейн беззащитным. Последнюю неделю Габриэль прикладывал все усилия, чтобы подготовить город к неожиданному нападению, но постоянно сталкивался с упрямством секретаря Валериана. Тот хорошо знал Габриэля и понимал, что просто так он не отступится. Поэтому они то и дело вступали в противостояние — но поскольку Валериан занимал высокое положение и был первым приближенным лицом Гидро Архонта, Габриэль еще ни разу не вышел из этой неравной схватки победителем. Ну почему сейчас, в мирное время, Валериан не хочет сделать шаг навстречу? Неужели он не понимает угрозы? Что потом шанса предпринимать шаги по спасению Фонтейна может быть поздно? Или, может, он слишком верит в силы своего Архонта? Мона уже достаточно долго жила в Фонтейне и за все это время почти ни разу не видела Гидро Архонта. Та несколько раз появлялась на крупнейших праздниках, но лично в жизнь города почти не вмешивалась, даже когда пару лет назад здесь случилась крупнейшая за последнее столетие эпидемия. Со всеми проблемами Валериан разбирался сам. Так где гарантия, что Архонт не останется равнодушной и в этот раз? Ох, опять все сводится к этому дурацкому секретарю Валериану! Ладно, Бездна с ним, с Валерианом. Оставалась еще проблема номер семь. Настолько огромная, что Моне понадобилась бы пара запасных рук, чтобы загнуть нужное количество пальцев. Имя этой проблеме — Скарамучча. Впервые за шесть лет страх Моны стал настолько осязаем, что она буквально ощущала его груз на своих плечах. Очевидно, Скарамучча солгал о том, как победил Руинного молотильщика. Ни один человек не способен просто так разрубить пополам огромный боевой механизм. После случая на гидростанции Скарамучча был измотан до предела, и дело было не в его ранении. Что-то произошло за то время, которое Мона провела без сознания, и она опасалась, что последствия этого могут быть ужасающими. Но как у Скарамуччи могли пробудиться особенные силы? Неужели все дело в гнозисе? Но ведь… — Я уж думал, что не найду тебя. Мона чуть не подпрыгнула на месте. Погрузившись в мысли, она и не заметила, как на аллее появился Скарамучча собственной персоной. — Что ты тут делаешь?! — спросила она резче, чем хотелось. Скарамучча изумленно вздернул брови. Мона спрятала раскрасневшееся лицо за книгой. О, Барбатос… Хотя какие тут молитвы? Если Скарамучча узнает правду, молитвы не помогут. Мона снова не могла отделаться от навязчивой идеи, что Скарамучча каким-то образом залезет к ней в голову и прочитает все ее потаенные мысли, а потому твердо решила временно о них забыть. — Э-э… — протянул тем временем Скарамучча. — Пришел позвать тебя на праздник? Эркюль остался доволен нашей последней репетицией и велел всем отдохнуть до спектакля. Он вдруг улыбнулся. — Так что у меня есть пара свободных часов. Праздник, спектакль… Мона лихорадочно пыталась вернуться в реальный мир. Ах, ну да, точно. Праздник Начала Осени. Театр, в котором работает Скарамучча, ежегодно дает на центральной площади спектакль, и в этом году он неожиданно получил там одну из ключевых ролей — и это несмотря на предвзятое отношение Эркюля. Для Скарамуччи это было событие огромной важности, возможность, которую он так долго ждал. Неважно, почему он соврал насчет Руинного молотильщика — Мона должна сделать все от нее зависящее, чтобы этот день остался ярко гореть в его памяти.Этот фрагмент можно читать под музыку: Syd Matters — To All of You. Ставьте на повтор
Мона убрала книгу в сумку и взялась за костыль. Скарамучча помог ей подняться. — Сегодня ты, кажется, в прекрасном настроении, — заметила она. Скарамучча рассмеялся. — Ты ведь знаешь, как я люблю этот праздник. Это же буквально воплощение нашей дружбы. — Да? — удивилась Мона. Они двинулись по аллее через парк, который уже начал понемногу наряжаться в осенние цвета. Над макушками деревьев золотилось полуденное солнце. — В начале осени, вскоре после Дня Пепла, мы приехали в Фонтейн, — напомнил Скарамучча. — Нам обоим было непросто начинать новую жизнь здесь, но… Мона взглянула на него с помесью изумления и любопытства. — Но с того самого дня мы всегда поддерживали друг друга, — объяснил Скарамучча. — И это несмотря на все дерьмо, которое то и дело возникало в нашей жизни. Мона смущенно рассмеялась, чувствуя, как к лицу приливает краска. — Я знала, что ты любишь сентябрь, но ты ни разу не рассказывал мне… об этом. Ну, о том, почему так ценишь этот праздник. Скарамучча ткнулся носом в шарф. — Там, на гидростанции… Он умолк, и Мона решила не торопить. Похоже, впервые за долгое время их дружбы Скарамучче было непросто о чем-то говорить. Она заметила, как его щеки покрыл легкий румянец, а рука стиснула шарф. — Я думал, что потеряю тебя, — сказал наконец Скарамучча. — Без шуток. На несколько минут я подумал, что ты можешь умереть, и что я… Он не договорил. Потрясенная такой откровенностью, Мона осторожно протянула руку, свободную от костыля, и мягко сжала его плечо. — Скара, все уже позади. — Я знаю, знаю, — торопливо проговорил он, стараясь на нее не смотреть. — Я просто… Ну, в общем, подумал, что есть вещи, о которых я не хочу больше молчать. Мона отвернулась, чувствуя, как краска заливает ее уже до кончиков ушей. Да что со Скарой сегодня такое? Может, он заранее готовится войти в образ? К чему вся эта ошарашивающая искренность? Откуда он вообще ее взял? И почему сейчас, перед «Стремительным натиском», когда Моне надо быть особенно осторожной? — Д-давай за кофе зайдем, — предложила она поспешно. — Мне ужасно надоели эти стражники, которые теперь по милости Валериана околачиваются у двери лавки, так что я просидела в парке не меньше часа. Было бы здорово согреться. — Пойдем, — обрадовался предложению Скарамучча. Они прошли через кованые парковые ворота и вскоре вышли на одну из центральных улиц. Она начиналась у дома Габриэля, а заканчивалась на площади, где сейчас вовсю кипела праздничная жизнь. Еще издалека Мона услышала грохот музыки и взрывы аплодисментов — до начала спектакля на главной сцене давал представление «Парящий ансамбль». Не доходя до площади, Мона и Скарамучча свернули в переулок, где находилась их любимая кофейня. В связи с праздником внутри было людно, и Мона решила остаться на веранде. — Не хватало еще столкнуться с каким-нибудь растяпой, который отдавит мне ногу, — заявила она. Скарамучча не выдержал и рассмеялся, вообразив эту сцену. — Ты бы побила его костылем, — заявил он. Поразмыслив, он стянул с шеи шарф и, вдруг приблизившись, обернул его вокруг шеи Моны. Ощутив его случайное прикосновение, Мона невольно превратилась в одну большую мурашку. — Не мерзни, — хлопнув ее по плечу, обезоруживающие улыбнулся Скарамучча. — Я скоро вернусь. Махнув на прощание рукой, он взбежал по ступеням кофейни и толкнул дверь. Звонко отозвался входной колокольчик. До Моны донесся гомон голосов, а затем дверь закрылась, и она потеряла Скарамуччу из виду. «Ты что, дурак?» — хотелось закричать ей. Но вместо этого она подняла руку и сжала мягкий шарф. Мона не могла точно сказать, чем он пахнет, но этот запах успокаивал и поднимал настроение. Сидя на веранде перед любимой кофейней, в ожидании ароматного напитка и лучшего друга, Мона размышляла, что это того стоило. Все это. Ложь, которой она жила. Прощание с Мондштадтом. Утрата Глаза Бога. Постоянные страхи, которые покусывали со всех сторон. Это была странная жизнь, но Мона любила ее даже такой. Сумасбродной. Иногда опасной. Полной невозможных идей Скарамуччи и суеты, которую он наводил одним своим появлением. Моне бы очень хотелось ее сохранить. Чтобы и завтра, и через год, и через десять лет она могла вот так вот сидеть на веранде и ждать, когда ее лучший друг покажется на ступенях со стаканчиком кофе в руках, счастливо улыбаясь. Чтобы они оба были счастливы, где бы ни оказались. Вновь звякнул колокольчик, и на пороге кофейни возникло знакомое лицо. — Тереза! — удивленно воскликнула Мона. Тереза в обнимку с багетом спустилась по ступенькам. За ней шел Скарамучча — кажется, благодаря неожиданной встрече ему повезло влезть вне очереди, потому что он сжимал в каждой руке по стаканчику с кофе. Мона с облегчением схватилась за горячий напиток. Последним по ступенькам спустился Габриэль. — Непривычно видеть тебя в гражданском, — заметила Мона. Габриэль смущенно рассмеялся и поскреб затылок. — Наконец-то получилось взять выходной. — Я вообще не уверена, спал ли он последнюю неделю, — тут же пожаловалась Тереза. — Я понимаю, «Стремительный натиск», но про базовые потребности тоже нельзя забывать. — Не ворчи, — мягко упрекнул ее Габриэль. Мона невольно рассмеялась. Они встретились в странных обстоятельствах, но за последнюю неделю, пытаясь придумать план по противостоянию Фатуи, сильно сдружились. Еще и Тереза в конце концов решила покинуть штаб Королевской стражи у Каскада Дождей и перебраться обратно в город. Пару дней назад Мона узнала, какой переполох это вызвало — оказывается, Тереза возглавляла Церковь Фонтейна. В отличие от мягкой Барбары, одной из немногих служительниц церкви, знакомых Моне, Тереза была строгой и прямолинейной, так что многие ее боялись. Узнав о ее неожиданном возвращении, монахини целое утро стояли на ушах, пытаясь экстренно решить проблемы, накопившиеся за время ее отсутствия. Сейчас, правда, Тереза ни капельки не походила на главу церкви. Маленькая, в черном пальто и смешном коричневом берете, она напоминала скорее ученицу частной городской школы. — Что вы здесь делаете, ребята? — спросил Скарамучча. Опустившись за столик, он вдруг подвинулся ближе к Моне и смерил Габриэля каким-то странным взглядом. Нет, правда, что с ним сегодня такое? — Выгуливаем Габриэля, — заявила Тереза. — Пришли погулять на праздник, — отозвался Габриэль. Они уставились друг на друга с многозначительным прищуром. — Собирались поискать Уиллоу на площади, — добавил Габриэль. — И заодно хоть одним глазком посмотреть на выступление «Парящего ансамбля». Если честно, даже не помню, когда мне в последний раз удавалось это сделать. — Восемь лет назад, — пришла на выручку Тереза. Все изумленно на нее уставились. Тереза ухмыльнулась: — Ты улизнул с патруля, выбежал прямо перед первым рядом и смотрел на выступление с открытым ртом, пока тебя не оттащил оттуда твой капитан. Ох и сильно же тебе потом влетело… Габриэль залился краской и смущенно кашлянул. Тереза рассмеялась, довольная произведенным эффектом, и, повернувшись к Скарамучче с Моной, сказала: — Если хотите, можем пойти вместе. Мона вопросительно взглянула на Скарамуччу. Провести праздник всем вместе и как следует повеселиться, хотя бы на время забыв о «Стремительном натиске»? Звучало здорово. Мона давно не проводила время в большой компании — с тех пор, как уехала из Мондштадта. Скарамучча только плечами пожал. Ей показалось, он не пришел в восторг от этой идеи, но и возражать не стал. — Только нам лучше держаться подальше от толпы, — поднявшись, сказал он. — Мона все еще не оправилась до конца. Ребята согласно закивали. Мона вздохнула. Ей не нравилось чувствовать себя обузой и мешать всем веселиться, но кажется, друзья и не думали, будто она их обременяет. Стоило ей подняться, как рука Скарамуччи обхватила ее плечо, помогая сохранить равновесие. Он протянул костыль. — Как же мне надоела эта дурацкая палка, — с отчаянием призналась Мона. — Ну, дорогая, придется потерпеть, если не хочешь хромать весь остаток жизни, — отозвалась Тереза. — Хромать остаток жизни? — испугалась Мона. Габриэль смерил Терезу суровым взглядом. — Прекрати ее подкалывать! Нет, конечно. Это у Терезы шуточки такие. Ни капли не смешные, кстати говоря. — Он повернулся к Моне. — Скоро тебе станет лучше, и ты сможешь ходить без него. Мона тяжело вздохнула. — Скорей бы этот момент уже наступил… — Я могу понести тебя, — неожиданно заявил Скарамучча. Мона воззрилась на него, как на сумасшедшего. Бывали дни, когда Скарамучча был зол. Бывали такие, когда он был подавлен или мучился головной болью настолько, что даже не хотел разговаривать. За шесть лет Мона видела его сонным, взвинченным, напряженным, заинтересованным, нетерпеливым… Но таким, как сегодня, никогда. Его словно муха ужалила в задницу. И через этот невероятно захватывающий контакт умудрилась передать энергию, какой не бывало даже у Беннета в его лучшие дни. Может, Скарамучча ввел себе кофе внутривенно? А может, он выпил с утра, чтобы было больше смелости перед спектаклем? Или он сбрендил еще неделю назад, на гидростанции, но умудрялся талантливо это прятать? — Тебя что, пыльным мешочком из-за угла по голове стукнули? — возмутилась Мона. — Не надо меня никуда нести! Я могу ходить сама! — Ладно, ладно, как скажешь, — с усмешкой поднял руки Скарамучча. — Я же просто предложил. «Ах, ну конечно, ты опять надо мной издеваешься, — поняла наконец Мона. — Думаешь, я на это куплюсь. Ха! Погоди, погоди. Мы еще посмотрим, кто кого». Она обезоруживающе улыбнулась и приняла самый милый вид, на какой была способна. — Впрочем, знаешь… Она накрутила прядь волос на палец и подняла на него полные святой наивности глаза. — Возможно, ты мог бы… И впрямь немного меня понести. Глаза Скарамуччи расширились от изумления, и он остолбенел, напрочь лишившись дара речи. Ветер развевал его волосы, а в глазах искрились блики, в которых Мона разглядела теплые огоньки. Ей даже не понадобилось ничего делать. Достаточно было стоять вот так, накручивать волосы на палец и смотреть — этого уже хватило, чтобы выбить Скарамуччу из колеи. — Если он не понесет ее, это сделаю я, — пробормотал за спиной Скарамуччи Габриэль. — Заткнись, Габриэль, сейчас не время для твоих проблем с гиперответственностью! — приструнила Тереза. Скарамучча сделал шаг навстречу. «Давай, купись, купись, купись! Не ты один, знаешь ли, обладаешь магической улыбкой». Мона ощутила, как его руки мягко, но уверенно подхватили ее. Земля вырвалась из-под ног. Прижав к себе костыль, она вдруг оказалась в горизонтальном положении — почти как неделю назад, когда Скарамучча выносил ее с гидростанции, но без этой ужасной боли по всему телу. Неужели он и правда на это повелся? Мона ткнулась ему в грудь, чтобы никто не заметил, как старательно она пытается сдержать смех. Как бывший Предвестник Фатуи может быть таким наивным? — Ну что ж, — невозмутимо сказал Скарамучча. — Теперь мы наконец можем пойти на праздник?Конец музыкального фрагмента
* * *
Кли покрутилась перед зеркалом, но осталась недовольна увиденным и принялась вновь бормотать себе под нос, рассуждая о достоинствах и недостатках каждого из предложенных платьев. — О, пламенное дитя, поведай Принцессе осуждения, отчего тебя так тревожит твое сегодняшнее одеяние? Кли показала одно из приглянувшихся платьев, но Фишль, ненадолго призадумавшись, покачала головой. Совсем не царственно, надо сказать. Кли со вздохом отбросила платье в кучу отвергнутых. — Я не знаю, что задумали Фатуи и когда они сюда заявятся, — ответила она. — Но этот сегодняшний праздник… Я хотела бы запомнить его. Хотела бы, чтобы он стал особенным. Ей на глаза вдруг попалось красное платье с белым воротником и забавными пуговицами, отдаленно похожими на миниатюрную версию Додоко. — Не помню, когда я в последний раз могла спокойно отмечать что-то в Мондштадте. Каждый праздник обязательно так или иначе затрагивал центральную площадь, а там этот монумент… Исчезнувшие… Мне… Фишль внимательно ее слушала. — Мне стыдно праздновать там что-то, Фишль. — О, пламенное дитя! — сочувственно воскликнула Фишль. — Позволь Принцессе осуждения благословить тебя своей милостью. Поднявшись со стула, она заключила Кли в крепкие объятия. — Пламенному дитя не следует терзаться чувством вины, ибо те, кто теперь находятся под присмотром Нирваны ночи, были бы рады увидеть на ее лице улыбку. Но Принцесса осуждения знает, как непросто бывает совладать с собственным сердцем. Отстранившись, она ласково взъерошила Кли волосы на голове, и Кли невольно захихикала. Ободряюще улыбнувшись, Фишль протянула красное платье с белым воротником. — Принцесса рада, что пламенное дитя наконец может хоть ненадолго вздохнуть свободно. Кли оказалась так тронута ее словами, что глаза против воли наполнились слезами. — О, Фишль… Быть такой хорошей незаконно! — Принцесса осуждения стоит выше законов смертных, — подбоченилась Фишль. — Ничто не истина, все дозволено. Через пару минут они расплатились за красное платье, и когда Кли переоделась, вышли обратно на богато украшенную улицу. От местных Кли уже знала, что недавно на гидростанции, которая обеспечивала весь город энергией, произошел какой-то серьезный сбой, так что вместо фонарей и гирлянд под вечер всюду должны были зажечься жаровни и свечи. Наверное, это будет очень красиво. Кли и так не могла оторвать взгляда от этих узких, но уютных улочек, над которыми раскачивались потревоженные ветром цветочные гирлянды и разноцветные ленты. Как и полчаса назад, мальчики сидели на скамейке и непринужденно болтали. — …бои жуков, — увлеченно рассказывал Беннет. — Ну а он и говорит: «Вот, пожалуйста, возьмите Багрового демона, он мой лучший боец!» Тимми и Тевкр расхохотались. Кли понятия не имела, что за веселую историю они с Фишль пропустили, но была просто рада видеть на лицах друзей улыбки. Заслышав шаги, мальчики тут же обернулись. Беннет обрадованно замахал руками, случайно заехав самому себе по носу. Тимми понарошку отдал честь. А Тевкр ни с того ни с сего взвился на ноги и уставился на Кли с таким выражением, словно увидел ее впервые. — А? — удивилась Кли. — Что-то не так? У меня что-то на лице? Щеки Тевкра вспыхнули. — Нет, нет, все в порядке! Я просто… э-э… рад, что вы вернулись. И что у тебя получилось найти платье. Хорошо выглядишь, кстати. — Да, классное, — оценил Тимми. — В твоем стиле. Кли смущенно рассмеялась. Ох уж эти мальчики. За четыре года совместной работы они то и дело начинали говорить приятные вещи, даже не подозревая, как сильно Кли благодарна за такую внимательность. Оз тем временем радовался воссоединению с хозяйкой: Фишль настояла, что выбирать платья они с Кли отправятся сами («Даже самый верный слуга не может позволить себе подобную наглость по отношению к приближенной принцессы!») — Какой у нас план? — спросил Тимми. — Околачиваемся в городе и стараемся не попадаться на глаза Моне? Фишль обвела взглядом улицу, проверяя, что поблизости никого нет. — Архимаг Нирваны Ночи вне сомнений пользуется благосклонностью Принцессы осуждения, но мы не хотим допустить, чтобы ее омрачили тени страха и сомнений, ибо мы не ведаем помыслов льда и крови. — Миледи хочет сказать, что была бы рада повидаться с госпожой Мегистус, но не хочет ее напугать, — объяснил Оз. — Мона может решить, что мы пришли за Скарамуччей, — кивнул Тимми. — И натворить дел. Беннет хлопнул себя по колену. — Ну что ж, это значит, мы предоставлены самим себе! Самое время, чтобы погулять по праздничному Фонтейну и насладиться местными угощениями. — Я не хочу есть, — покачал головой Тимми. — Но с радостью посмотрел бы на выступление «Парящего ансамбля». «Легендарный «Танец соловья» от мастеров полета Линн и Моники»… Я об этом с детства мечтал! Оказалось, что Тевкр хотел побывать на выставке механизмов, а Фишль — навестить литературную аллею и поприветствовать своих знакомых-писателей из других стран. Эти мероприятия проходили в одно время, и о том, чтобы посетить их все одновременно, не могло идти и речи. Поразмыслив, Кли сказала: — Вечером в городе будет спектакль. «Вечность под луной» или что-то в этом духе. Мы можем встретиться там. — Отличная мысль, — обрадовался Тимми. — А если произойдет что-то неожиданное… — То пересечемся здесь, — предложил Тевкр. — Если поднимется паника, на центральной площади наверняка будет хаос. Там сейчас большая часть города. В такой неразберихе мы точно друг друга не найдем. Фишль одобрительно кивнула. — Отличное наблюдение, дитя ледяной страны. Да направит вас Нирвана Ночи и да будут вороны хранить ваш путь! С этими словами они с Беннетом удалились изучать праздничный Фонтейн. Кли смущенно потерла нос. Она почти ничего не знала о Фонтейне, а потому не думала, какие достопримечательности хочет посмотреть, какие мероприятия посетить. Архонты, да она даже не знала о Празднике Начала Осени, пока они не очутились в городе! Так или иначе, ей некуда было стремиться, а потому стоило присоединиться к одному из мальчиков. «Парящий ансамбль» или выставка механизмов? Кли было одинаково интересно и то, и другое. А может, не стоит ничего выбирать? Может, просто убежать в одиночестве в парк и гулять там до вечера наедине со своими мыслями? Нет, этого Кли точно не хотелось. Большую часть времени ей не нравились ее мысли. С такими наедине лучше не оставаться. Подняв взгляд, она встретилась глазами с Тимми. «Иди с ним». «Но…» «Ой, да брось. Мы ведь приехали сюда из-за него. Ты же понимаешь, он только делает вид, что готов ко встрече с Аяксом». Кли неслышно вздохнула. Да, это верно. Храбриться у Тевкра всегда получилось на отлично. Вот только Кли с Тимми слишком хорошо его знали и оба понимали, какой мучительный страх на самом деле снедает его сердце. — Эй, Тевкр, я могу присоединиться? На выставке, наверное, будут самые крутые машины Фонтейна! Тевкр смущенно рассмеялся. — Ну, не знаю насчет самых крутых, но пара впечатляющих экземпляров точно намечается. — Улыбка на его лице погасла, и он повернулся к Тимми. — Мы можем пойти и посмотреть на «Парящий ансамбль» вместе. Не хочу, чтобы ты оставался один. Тимми расхохотался. — Чувак, ты прикалываешься? У каждого своя мечта. У меня «Парящий ансамбль», у тебя все вот эти твои колесики и винтики, в которых я вообще не разбираюсь. Тевкр не нашелся с ответом, но Кли видела, он по-прежнему сомневался. Он всегда делал все возможное, чтобы каждый в команде чувствовал себя вовлеченным в общее дело. Касалось ли это заданий или развлечений — Тевкр никого не хотел оставлять в стороне. Возможно, именно по этой причине Джинн назначила его лидером. — Не надо предавать свою мечту ради меня, — смягчившись, попросил Тимми. — Да ее вообще не надо предавать, ради кого бы то ни было. — Ты говоришь очень странные вещи, — признался Тевкр. — Я тебя просто про ансамбль спросил. Тимми рассмеялся и, махнув рукой, удалился. Проводив его взглядом, Тевкр усмехнулся и покачал головой. — Ну, пойдем? — повернулся он к Кли. — А ты хоть знаешь, куда идти? — развела руками та. Тевкр задумчиво почесал нос. — Если честно, не имею ни малейшего понятия. — Ты серьезно? — возмутилась Кли. — Ох, и почему я не удивлена!Этот фрагмент можно читать под музыку: Sloan — Witch's Wand. Ставьте на повтор
Кли схватила его за руку и потянула за собой, через переулок, к набережной, откуда открывался удачный вид на центральную часть города. Там они, помогая друг другу, взобрались на крышу одного из домов и стали высматривать место, где проводилась выставка механизмов. — О! — воскликнула Кли. — Нашла? — тут же вытянул шею Тевкр. — Нет, но смотри! Проследив за направлением ее руки, Тевкр не сдержал изумленного возгласа. В небе возвышалась элегантная белокаменная башня, украшенная золотом и синими флагами. Сейчас ее подножие и крышу увивали цветы и разноцветные ленты, а у стеклянных дверей собирались изысканно одетые люди. На площади перед башней журчал каменный фонтан. Иногда от него в небо вздымался полупрозрачный синий столп — чистый поток Гидро энергии. — Наверное, это резиденция Архонта, — предположила Кли. — Представляешь, если бы Барбатос жил в такой! — Тогда он намного реже спускался бы пройтись по улицам Мондштадта, — поразмыслив, ответил Тевкр. Кли рассмеялась. — Тевкр, глупенький, Барбатос — это же само воплощение ветра! Что помешает ему просто вспорхнуть с вершины башни и приземлиться там, где он пожелает? Тевкр не сдержал улыбки. Тут Кли, уже напрочь позабыв о дворце Архонта, снова принялась куда-то указывать и восклицать: — Смотри, смотри! Выставка механизмов! Не успел Тевкр опомниться, как Кли вновь схватила его за руку и потащила вниз, а оттуда — мимо центральной площади на оживленную улицу, где продавали горячие закуски и сувениры с фестиваля. Тевкр едва за ней поспевал. Кли неслась вперед, восторженно крутя головой, и пыталась насытиться праздничной атмосферой, уловить каждую деталь этого суетливого, но счастливого дня. Попадись на пути лавачурл — она бы и не заметила, сбила бы его с ног и весело поскакала дальше. Опустив взгляд, Тевкр чуть улыбнулся и сжал ее пальцы, лежавшие в его ладони. Оказавшись на выставке механизмов, они тут же принялись с энтузиазмом изучать экземпляры на стендах. Кли прилипала носом к витринам, а там, где можно было что-нибудь покрутить или потрогать, обязательно это делала. Тевкр же в подробностях расспрашивал о каждом механизме. Многие из них он и сам видел впервые. Другие ему когда-то показывал Аякс. — Гляди, Тевкр, это же Клавдия! Вздрогнув, Тевкр посмотрел туда, куда указывала Кли. В самом деле, на одной из витрин за стеклом лежала золотая птичка, подозрительно похожая на ту, что оттягивала сейчас карман его куртки. — Точно, — закивала Кли. — Ты же говорил, что эти устройства изобрели в Фонтейне. — Поверить не могу, что ты все это запомнила, — изумился Тевкр. Кли фыркнула. Значило это примерно следующее: «Разумеется, я это запомнила, я всегда внимательно всех слушаю и на самом деле все знаю». Тевкр беззвучно рассмеялся. Кли тем временем отбежала к соседнему стенду. Сегодня она была прямо-таки воплощением активности, и хотя из-за оставленной Вестником раны Тевкру было тяжеловато за ней поспевать, он не возражал. В последнее время Кли пришлось несладко. То этот «Стремительный натиск», то новости о сотрудничестве Фатуи с Орденом Бездны, с Альбедо… Тевкр представлял, что она чувствует и чего опасается. Если Альбедо жив, рано или поздно он обязательно покажет себя. Рано или поздно их с Кли дороги снова пересекутся, и ей вновь придется заглянуть в глаза ужасам прошлого, столкнуться с человеком, которого она когда-то любила и которого теперь до смерти боялась. Тевкр сжал руки в кулаки. Если он переживет встречу с Аяксом, он должен разобраться, как уберечь Кли от Альбедо. А еще придумать, как почаще приводить ее в такое хорошее расположение духа. — Стой, подожди, — он приблизился, взял ее руки в свои, чтобы не дать опять убежать на другой конец выставочной площадки. — Мы здесь, кажется, уже почти все обошли. Считай, мое желание выполнили. Что насчет тебя? Где бы ты хотела побывать? Этот простой вопрос, кажется, поставил Кли в тупик. — Я… — Она неловко рассмеялась. — Если честно, я предоставила вам готовиться к походу и даже не подумала хоть что-нибудь прочитать о Фонтейне. — Кли, это же важная часть миссии… — Знаю, знаю! — зажмурилась она. — Со всеми этими событиями и обсуждениями у меня напрочь вылетело из головы. Я… Она не договорила, но ее лицо омрачилось, и Тевкр тут же пожалел, что принялся ее отчитывать. — Ладно, не страшно, — поспешно заверил он. — Я знаю, на какое место нам определенно стоит взглянуть поближе. Тевкр повел Кли через толпу. Количество людей ближе к вечеру начало неуклонно расти, и все стекались в центр, в отличие от друзей, которые шагали в противоположном направлении. Кли не отпускала его руки. Тевкр чувствовал позади ее присутствие — как и всегда, уютное, такое приятное, что кажется, будто тебя обволакивает летним теплом. Как и говорила Фишль, он дитя ледяной страны. Он пасмурная зима, а она солнечное лето. Может, ему поэтому так хорошо рядом с ней? Наконец они сумели освободиться из плена толпы и остановились у знакомого фонтана. — Тевкр… — потрясенно выдохнула Кли, вскинув голову. — Это же резиденция Гидро Архонта! Ох, вблизи она кажется еще более величественной. — А теперь представь: середина октября, — запрыгнув на парапет фонтана, начал Тевкр. — Фестиваль Вина и Ветра уже закончился. Анемо Архонт Барбатос выходит после недельной попойки… — Тевкр! — укоризненно воскликнула Кли. — Это богохульство! Он схватил ее за руку и затащил на парапет фонтана. — В глазах у могущественного Архонта слегка двоится. Он делает шаг, но под ногами оказывается пустота. Он проваливается вниз и летит, летит, летит… — Ты дурак! — …Пока наконец не приземляется своей божественной задницей прямо в этот фонтан. Тевкр столкнул Кли с парапета, и она с криком завалилась назад, но Тевкр поймал ее в нескольких сантиметрах от воды. — К счастью, ты не Анемо Архонт и попойками не балуешься. Так что и в фонтане тебе делать нечего. — У тебя ужасное чувство юмора! — заявила Кли. Тевкр притянул ее к себе и хотел спустить обратно на мостовую, но тут Кли, хитро ухмыльнувшись, извернулась и толкнула его в грудь. Совсем легонько, но поскольку Тевкр не ожидал подобного подвоха, оставалось только всплеснуть руками в тщетной попытке удержаться — и повалиться в воду. — Ха, — уперев руки в бока, сказала Кли. — Зато ты не упустишь шанса похвастаться своим совершеннолетием и попробовать какую-нибудь алкогольную гадость. Вот тебе наказание Барбатоса! — Ах так? — воскликнул Тевкр. — Ну тогда… «Время возмездия»! Зачерпнув в ладони побольше воды, он брызнулся в Кли. Она взвизгнула от неожиданности, но тут же приготовилась к контратаке — Рыцарь Искорка не привыкла так просто сдаваться. Правда, устроить водную битву они не успели: на выходе из резиденции Архонта показался хмурый мужчина с перекинутой через плечо косой. Завидев хулиганов, он угрожающе двинулся навстречу. Кли тут же вытащила Тевкра из фонтана, и они поскорее ускользнули с площади прежде, чем хмурый мужчина смог их поймать. Оказавшись в безопасном переулке, оба покатились со смеху.Конец музыкального фрагмента
Тевкр стянул с себя куртку и принялся скручивать ее, но безуспешно. Кажется, вода в фонтане была особой, пронизанной элементальной энергией, потому что выжиматься никак не желала. — Дай-ка мне, — велела Кли. Тевкр протянул куртку, но Кли, игнорируя это, вдруг сделала шаг навстречу и заключила его в крепкие объятия. А… О… Э-э… Тевкра бросило в жар. Кли прижималась ухом к его груди и наверняка слышала, как бешено колотится его сердце. Он ждал, что она начнет подтрунивать. Или выдаст очередное замечание. Но Кли лишь стояла, зажимая его в объятиях, и Тевкр чувствовал, как от нее исходят мягкие волны огненной энергии. Тело окутывало тепло. Одежда уже давно высохла, но Кли все еще не разжимала рук, как если бы это могло значить конец сегодняшнего праздника и такого спокойного, счастливого дня. — Эй, Кли… — Я с тобой, — сказала она вдруг, ткнувшись носом ему в грудь. — И Тимми с тобой. Тевкр, я знаю, что ты очень-очень хочешь вернуть своего брата… Она подняла взгляд, и Тевкр увидел в ее глазах слезы. — Но пожалуйста, не отдавай ради этого свою жизнь. — Кли… — потрясенно проговорил Тевкр. Она спрятала лицо в его рубашку — не хотела, чтобы он видел, как она плачет. Тевкр судорожно выдохнул. «Не отдавай ради этого свою жизнь»… Когда она успела стать такой проницательной? Когда догадалась, что он готов на все, даже если для спасения Аякса потребуется пожертвовать собственной жизнью? Сказалось пребывание со всеми этими умниками, которые постоянно крутились вокруг нее в последнее время, или… Она просто хорошо его знала? Тевкр медленно поднял руки и зажал Кли в ответных объятиях. — Я не буду. Обещаю. Кли душили слезы, поэтому она ничего на это не сказала. Вздохнув, Тевкр успокаивающе провел рукой по ее волосам, а сам посмотрел в вечернее небо, на котором уже высыпали первые звезды. «Надеюсь, я держу обещания лучше, чем мой старший брат».* * *
Габриэль, Тереза и Уиллоу отошли к уличным ларькам, чтобы купить горячую еду и напитки. Скарамучча же устроил Мону за столиком в первых рядах. — Ты уверен, что я могу тут сидеть? — уточнила Мона. Скарамучча зачесал назад волосы. — Для всех важных актеров спектакля выделяют места в первых рядах, чтобы они могли позвать свою семью, — объяснил он, меря шагами пространство перед столиком. — Ты моя единственная семья, так что… «А?» — выпучила глаза Мона. Скарамучча не переставал удивлять. Они провели прекрасный день на празднике, и даже странные взгляды, которые Скарамучча бросал на каждого, кто осмеливался заговорить с Моной, не смогли его омрачить. Привыкнув к компании Габриэля, Терезы и Уиллоу, Скара перестал язвить и выстраивать вокруг себя привычную неприступную стену. Он открылся им таким, каким его видела Мона — искренним и даже… добрым. И все же Мона не могла избавиться от ощущения, что его что-то тревожит. «Разумеется, дуреха! — мысленно отчитала она саму себя. — Ему скоро на сцену выходить, тут любой от волнения из штанов бы выпрыгнул, особенно когда на тебя будет смотреть такая орава народу!» Людей и впрямь собралось много — казалось, даже больше, чем во время выступления «Парящего ансамбля». Пару раз Моне даже почудилось, что она разглядела в толпе Фишль — наверняка это были ее подражатели, которых в последнее время немерено развелось по всему Тейвату. — Ты в порядке? — все же решила спросить Мона. Скарамучча вдруг остановился и подошел, небрежно оперевшись на столик одной рукой. — Это ты скажи мне, Мона Мегистус. Мону вдруг окатила волна страха. Скарамучча нависал над ней, но даже если бы она захотела, она не смогла бы убежать — всему виной этот дурацкий костыль и ее до сих пор ноющая нога. Так что она вжалась в спинку стула и во все глаза уставилась на Скарамуччу, пытаясь понять, что он сделает дальше. Пытаясь понять, сможет ли она дать ему отпор. Он наклонился. Их лица оказались настолько близко друг к другу, что Мона ощутила его дыхание — беспокойное, неровное. Скарамучча поднял руку. Мона напряглась так сильно, что невольно стиснула подлокотник плетеного кресла. «Он не осмелится напасть на меня прямо сейчас». Рука Скарамуччи потянулась к ее шее. «Даже он не настолько безумен». Он скользнул ладонью по ее шее и наконец задержал в пальцах подбородок, заглянул в глаза. И поднес свое лицо еще ближе. «Архонты, неужели тебе приятно вот так меня мучить?!» Она не могла прочитать выражение его глаз. Она не понимала, чего он добивается и почему ему приносит такое удовольствие наблюдать за тем, как она беспомощно вжимается в спинку стула. И вдруг Скарамучча, отшатнувшись, расхохотался. — Ха-ха-ха! Ты бы видела сейчас свое лицо! Поверить не могу, что ты купилась! Мона изумленно сморгнула. — Что?.. Скарамучча, фыркнув, снова зачесал назад волосы, но одна прядка непокорно выбилась и упала ему на лоб. — Ты думала, я не замечу твои уловки? «Ах, Скара, я такая беспомощная, пожалуйста, можешь меня понести?» Да ты бы ни в жизнь так не сказала, если бы не хотела надо мной поиздеваться! Мона уставилась на него во все глаза, размышляя, не схватить ли ей этот прекрасный крепкий костыль и не зарядить ли этому шутнику промеж глаз. — Ты… Ты… — Дыхание трепыхалось в горле. — Идиот! Скарамучча покатился со смеху. «Я ударю его, — решила Мона. — Прямо сейчас. Сначала огрею по голове. Потом…» Скарамучча зачесал волосы третий раз за несколько минут, и Мона подумала, что избиение может и подождать. Скара боялся. Он не нервничал так даже перед первым прослушиванием в театр — может, потому что тогда еще не знал, что его с самого начала будет поджидать обидная критика Эркюля. — Мне пора идти, — сказал он, взглянув на часы. — Надо успеть переодеться, повторить роль, проверить реквизит… — Эй, — окликнула Мона. Скарамучча обернулся. Каждый его мускул казался напряженным до предела. Мона протянула ему обе руки, и Скарамучча, поразмыслив, осторожно за них взялся. Опустился на одно колено, чтобы ей не приходилось закидывать голову — некоторые ушибы Моны все еще давали о себе знать. Она сжала его дрожащие ладони. — Ты справишься, — пообещала она. — Не думай об Эркюле. Вообще ни о чем не думай. Ты столько раз репетировал эту роль! — Да, я знаю, — опустив взгляд, ответил Скарамучча. — Не могу ничего с собой поделать. Сегодня важный вечер. Мона отпустила его руки и мягко погладила по волосам. — Я верю, что у тебя все получится. Может, с этого самого дня Эркюль наконец тебя признает! И ты будешь получать большие роли! И даже станешь известным актером… «Понятия не имею, как я буду решать гору проблем с Фатуи, которые это создаст, — вздохнула она про себя. — Но это проблемы будущей меня». Скарамучча накрыл руку, которой она гладила его по волосам, и Мона ощутила тепло его ладони. — Да. Может быть. Он наконец поднял на нее взгляд, но Мона так и не смогла сказать, что крылось в его глазах. Что-то странное. Незнакомое прежде. Что-то, отчего хотелось распластаться по стулу и вместе с тем бегать кругами по площади. — Эм… Мона… — Скарамучча нервно откашлялся. — После сегодняшнего спектакля я хотел бы с тобой поговорить. — Поговорить? — переспросила Мона. — А чем мы сейчас, по-твоему, занимаемся? — Нет, я имею в виду… Серьезно поговорить. Я должен кое-что сказать тебе. Напряжение, которое успело отпустить Мону, зажало в тиски с новой силой. Что Скара хочет сказать? Может ли это быть связано с Фатуи? Может ли быть такое, что его память частично возвращается? Если он начнет задавать неудобные вопросы, сможет ли она на них ответить? — Скара… Ты меня пугаешь, — призналась она. — Тебя что-то беспокоит? Снова болит голова? Или, может, рана, которую ты получил на гидростанции… — Нет, нет, я в полном порядке! — замотал головой Скарамучча. — Честно говоря, я никогда не чувствовал себя лучше, чем сегодня. Он замолк, опустив глаза. Мона тоже молчала. Она решительно перестала что-либо понимать, но не могла отделаться от странного чувства, которое теснилось где-то в сердце и пыталось расползтись теплой волной по всему телу. — Я просто хотел кое-что сказать тебе, вот и все, — с улыбкой сказал наконец Скарамучча. — Ты останешься после спектакля ненадолго? — Конечно, останусь, — улыбнулась Мона в ответ. — Мы ведь еще должны отпраздновать твой большой успех! Скарамучча рассмеялся, но не так, как прежде, без этих раздражающих издевательских ноток. Мягко. Непривычно. — Ну… Увидимся после спектакля, — сказал он ей, поднявшись. Мона с трудом заставила себя отпустить его руку. — До встречи. Скарамучча махнул на прощание и убежал, обернувшись через плечо только один раз, перед кулисами. Мона подняла обе руки и обхватила горящие щеки. Что это было? Что с ней такое? Почему ее бросает в жар от одной только мысли об этом странном разговоре? И о том, как Скарамучча склонился над ней… Разумеется, это ее испугало. Но в тот момент, когда Скарамучча обхватывал пальцами ее подбородок, а его губы были так близко к ее губам… «Не думай об этом, дура! Что за чушь ты несешь? Он Фатуи, и ты прекрасно об этом знаешь. Ты чуть не умерла от страха, когда подумала, что к нему вернулась память!» — Госпожа Мегистус, — прозвучал над головой кислый голос. Повернувшись, Мона к своему неудовольствию обнаружила у соседнего столика секретаря Валериана. Судя по всему, он только пришел и рассчитывал насладиться в одиночестве бокалом вина, но заметил ходячий памятник своей головной боли. — Секретарь Валериан, — не менее кисло отозвалась Мона. Он хмыкнул и, перекинув косу через плечо, опустился на стул. — Я думала, это места только для родственников актеров, — сдержанно сказала Мона, стараясь не смотреть на это воплощение занудства. — Вы правда полагаете, что секретарь Гидро Архонта будет смотреть на главную постановку осени с задних рядов? Мона усмехнулась. И впрямь. Секретарь Валериан, кажется, вообще не любил находиться в задних рядах — это не соответствовало его жизненной потребности совать свой нос в чужие дела. — А Ее Величество Гидро Архонт не придет на праздник? К ее удивлению, секретарь Валериан ответил не сразу. Повернув голову, Мона увидела, что он сидит, задумчиво глядя в бокал вина, а указательный палец его свободной руки нервно постукивает по поверхности уличного столика. — Нет, — сказал он наконец и отвернулся, дав понять, что беседа окончена. И чего вообще здоровался? Только атмосферу испортил! Вздохнув, Мона обвела взглядом толпу в поисках друзей. К счастью, Габриэль, Тереза и Уиллоу уже прорывались к ней, сжимая в руках горячие закуски и стаканчики с ароматным чаем. Все четверо устроились за столиком и принялись за трапезу, ожидая, когда наконец начнется представление. Уиллоу угостила всех эклерами, которые приготовила утром. Тереза опять принялась подшучивать над Габриэлем. Габриэль отбивался, но как-то вяло — слишком уж праздничное и умиротворенное у него было настроение. А Мона смотрела на сцену в ожидании, когда там появится Скарамучча. Я должен кое-что сказать тебе. Что он хочет сказать? Она никогда не видела на его лице подобного выражения. Оно было таким… м-м… нежным? «Ты точно сбрендила, Мона Мегистус. Скарамучча — и вдруг нежный? Что дальше? Секретарь Валериан оказывается милейшей души человеком?» И все же… — Ладно, хватит о твоей безалаберности, — заключила Тереза. — Ты уж определись, безалаберный я или гиперответственный… — пробормотал Габриэль. Тереза с горящими глазами повернулась к Моне. — Перейдем к более важным вопросам! Между тобой и Скарой что-то есть? Мона чуть не подавилась чаем. — Милость Архонта, Тереза, для служительницы церкви ты поразительно бестактна, — вмешался Габриэль. — Что? — развела руками Тереза. — Еще скажите, что вам не любопытно! Эти двое целый день флиртовали друг с другом и при этом старательно делали вид, что они друзья. Если бы не костыль, Мона немедленно спряталась бы под столом. Удивительно, как от стыда у нее еще не вспыхнули волосы. — Мне просто интересно: ты любишь его? — напрямик спросила Тереза. — Я сейчас заключу тебя под стражу, — пригрозил Габриэль. — В Фонтейне, конечно, своеобразные законы, но не настолько же, — возмутилась Тереза. Все это было так нелепо, что Мона не выдержала и рассмеялась, заслужив удивленные взгляды новых друзей. А затем, опустив глаза, призналась: — Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Все сложно. Габриэль пронзил Терезу осуждающим взглядом. Тереза сочувственно сдвинула брови и, протянув руки через стол, мягко сжала ладони Моны. — Прости. Я не хотела задеть тебя. Иногда я совсем не умею держать себя в руках. — Все в порядке, — заверила Мона. — Но больше никогда так не делай. Тереза смущенно рассмеялась. Наблюдая за ними, Уиллоу вдруг выдала целую вереницу знаков, и некоторое время все молчали, дожидаясь, когда она закончит свою пламенную речь. Наконец Габриэль перевел: — Уиллоу говорит, она видит твою печаль. Ей жаль, что тебе приходится испытывать такие непростые чувства. А еще она говорит, что если люди действительно друг друга любят, они всегда найдут способ преодолеть трудности. — А если эти трудности непреодолимы? — печально спросила Мона. Уиллоу, поразмыслив, вновь принялась жестикулировать. Габриэль улыбнулся: — Уиллоу кажется, что именно в этом и проявляется истинная любовь. Непреодолима только смерть. Все остальное можно исправить. Мона тоже улыбнулась и ткнулась носом в шарф Скарамуччи. Вряд ли она сможет исправить все, что натворила по отношению к Скаре. Она не может обернуть время вспять. Не может перечеркнуть его связи с Фатуи. Если он узнает правду… всю правду… Найдется ли в его сердце место пониманию и прощению? И все же слова Уиллоу вновь разожгли в Моне надежду, которая вспыхнула в ней днем, когда они сидели у кофейни. Непреодолима только смерть. Все остальное можно исправить. Подняв взгляд, Мона тихо сказала: — Спасибо, Уиллоу.* * *
Скарамучча потер переносицу и в который раз за последние пять минут бездумно уставился в сценарий пьесы.Дом Гальяно. Леди Вайолет, Люциан, Хелена, леди Дари, отец Георгий. Хелена (отчаянно) О, леди Вайолет, послушайте себя! Я отродясь добра лишь вам желала. Давать советы слугам не пристало, Но можно ль быть счастливым, не любя? Люциан (холодно) Молчать, служанка. Место свое знай. Леди Дари Не смей с Хеленой говорить в подобном тоне. Люциан Не ты ль, сестра, всегда была тихоней? Леди Дари поднимается с кресла. Отец Георгий (устало) Так нужно ли мое благословенье? Люциан (поспешно) Теперь уж слишком поздно для сомнений. Входит Аделард.
В который раз за последние полчаса Скарамучча зачесал назад волосы и осторожно выглянул из-за кулис. Площадь перед сценой обволакивал сизый дым жаровен. Толпа гудела и смеялась в предвкушении спектакля, но единственное лицо, которое интересовало сейчас Скарамуччу, выглядело опечаленным. «Что так тревожит тебя, Мона?» Он снова заглянул в сценарий. После случая на гидростанции ему пришло в голову, что он больше не может молчать. Сегодняшний вечер, конечно, лучше всего подходил для задуманного. Осенняя прохлада, посеребренная луной темнота, праздничные ленты и цветы… Он не мог представить себе обстановки идеальнее этой. Но то, как Мона отреагировала, когда он склонился над ней… Почему она боится? Неужели он хоть раз поднял на нее руку? Обидел ее чем-то? Откуда взялся этот ужас в ее глазах? — Эй, Аделард! — весело позвал один из актеров. — Пятиминутная готовность. Скарамучча прикрепил сценарий к кулисе, за которой ему предстояло околачиваться чаще всего, и поспешил занять свое место среди актеров. Вскоре на сцену вышел Эркюль. Как и всегда, Скарамучча его не слушал. Все его мысли вертелись вокруг последней сцены, в которой присутствовал его персонаж, и девушки, которая сейчас запивала эклеры горячим чаем и улыбалась друзьям. Акты пьесы потекли один за другим. Раньше Скарамучче никогда не приходилось так много суетиться во время постановок: когда он не был занят на сцене, он забегал за кулисы и лихорадочно собирал реквизит или переодевался, чтобы уже через пять минут вновь оказаться на глазах у сотен зрителей. Их взгляды покалывали, беспокоили, но не настолько, чтобы сбить настрой, с которым Скарамучча проснулся сегодня утром. И вот наконец… Последняя сцена. Дом Гальяно. Леди Вайолет, Люциан, Хелена, леди Дари, отец Георгий. Скарамучча в последний раз взглянул в текст сценария, прикрепленного к кулисе, в последний раз встревоженно зачесал назад волосы. — Теперь уж слишком поздно для сомнений, — раздался со сцены высокомерный голос «Люциана». Входит Аделард.Этот фрагмент можно читать под музыку: Вера Свешникова — Пообещайте мне любовь. Ставьте на повтор
Выдохнув, Скарамучча шагнул на сцену. Вновь под прицел сотен глаз. Вновь туда, где она видит его, как на ладони, с оголенным сердцем и распахнутой настежь душой. Не потому, что так требует сценарий. Он сам так решил. — Довольно лжи твоей, надменный Люциан! Тебя влечет богатство, но не чувства. Быть может, то вершина безрассудства, быть может, я ищу лишь новых ран, но больше я молчать о том не вправе! «Надменный Люциан» скользит по нему холодным, ничего не значащим взглядом. Леди Вайолет высвобождается из его цепкой хватки и прикладывает руки к груди. — О, Аделард… — Он вам мешал отраву, — перебивает «Аделард». — Он жаждал денег, только и всего. «Люциан» багровеет. — Я уничтожу наглого мальчишку! — Мой брат определенно выпил лишку… — прикладывает руку ко лбу «леди Дари». «Леди Вайолет», не обращая ни на кого внимания, делает шаг вперед, внимательно вглядывается в лицо своего слуги. — Но отчего же я не знала ничего? «Аделард» разводит руками и обезоруживающе улыбается. — Я обещал миледи защитить. Я лишь сдержал обет, что дал когда-то… Вы помните? У моря в час заката. «Леди Вайолет» кивает, и в ее глазах стоят слезы. «Аделард» смотрит на нее, сраженный неожиданной мыслью, а затем поворачивается лицом к зрителям… К зрителю. Скарамучча нашел среди толпы лицо Моны. Она наблюдала за сценой, затаив дыхание, и ему казалось, он даже издалека слышит, как бьется ее сердце. Ее пальцы сжимали опустевший стаканчик из-под чая. Рядом что-то шепнула на ухо Габриэлю Тереза, но Мона не заметила. Она во все глаза смотрела на Скарамуччу, а он смотрел на нее — и обращался только к ней, к ней одной, забыв о «леди Вайолет», забыв обо всем, что его окружало. — Нам стоило давно поговорить. Слуге любить миледи не пристало, но лгать себе я больше не могу. Я чувствую лишь горькую тоску за все, что быть нам вместе помешало… В первых рядах охнул кто-то, кто с самого начала пьесы ждал романа между Аделардом и леди Вайолет. Скарамучча не отрывал взгляд от Моны. — Я много лет был тайно в вас влюблен. В глазах Гальяно я был жалкой пылью, но вашей добротою одарен, осмелился в тиши мечтать о крыльях. Пускай ваша любовь мне не дана, я греюсь вашим светом и заботой. Мона потянулась к костылю. — Я не могу смотреть, как ту, что мне важна, фальшивой покрывают позолотой, и как плетет свой заговор паук, как брызжет ядом, жаждая победы… Я должен был вам истину поведать и разомкнуть проклятый этот круг. Крепко ухватившись за костыль, Мона поднялась. Зрители из первых рядов зашикали, но она, не замечая их, медленно пошла вперед. Скарамучча опустился на одно колено и протянул руки, уже не зная, где заканчивается роль Аделарда и начинается его истинное я. — Простите же за дерзость, моя леди. В тот час у моря, в тот закатный час… Все было просто. Я увидел вас. Мне полюбилась нежность ваших глаз, ваш голос, что исполнен был печали, ваш мягкий контур, солнцем озарен… Не дойдя до края сцены несколько шагов, Мона остановилась и подняла голову. В ее глазах стояли слезы. — В тот день я уже понял, что влюблен. В тот день я понял, что навеки буду вашим. Рука Моны дрогнула, словно она хотела шагнуть навстречу и ухватиться за протянутую ладонь. Строчки сценария вспыхнули перед глазами.Люциан наставляет на Аделарда пистолет. Люциан Об этом уж расскажешь ты в могиле. Звучит выстрел.
Бах! Оглушающий грохот. «Аделард» зажимает простреленное сердце… Сердце вдруг пронзила резкая боль. Скарамучча со вскриком схватился за него и тут же ощутил, как ладонь покрылась кровью. Он в ужасе взглянул на собственную руку. Это была настоящая кровь. Это был настоящий выстрел. Мир перед глазами завертелся, в ушах зазвенело. Он успел увидеть, как расширились от ужаса глаза Моны, как вскочили со своих мест Габриэль, Уиллоу и секретарь Валериан, как спрятался за колонну Эркюль. Некоторые люди улыбались. Они еще не поняли, что происходит. Они еще не осознали, что это не часть постановки. «Бегите», — хотел сказать им Скарамучча, но слова застряли в горле. Он наконец увидел стрелка. Надвинув на голову капюшон, тот широко шагал через толпу. Его жуткая, пронизанная мерцающими прожилками металлическая рука медленно поднялась в воздух. А затем вновь взвела курок револьвера.