ID работы: 12152965

Пепельный реквием

Гет
NC-17
В процессе
985
Горячая работа! 1530
Размер:
планируется Макси, написана 2 861 страница, 79 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
985 Нравится 1530 Отзывы 332 В сборник Скачать

Часть 17. Реквием по минувшему

Настройки текста
Примечания:
— Покой вечный подайте им, Архонты… Ладонь Моны крепко обхватила бледная рука, увенчанная острыми черными ногтями. Мона повернула голову. Фишль сидела на деревянной скамье необычайно прямо, так, словно ей в позвоночник вставили стальной прут. Губы были сжаты в тонкую линию, а глаза метали молнии. Казалось, каждое слово Терезы, доносившееся с кафедры, пронзает ножом, а Фишль изо всех сил старается выдержать этот болезненный натиск. Мона сжала ее пальцы. Фишль протянула свободную руку и стиснула ладонь Беннета, сидевшего слева от нее. Все трое молчали, вслушиваясь в молитву Терезы. Под церковными сводами собралось черное море — люди, носившие траур по своим близким, не сумевшим пережить нападение Ордена Бездны. Это море было неподвижно, и лишь редкая рябь — чей-то прижатый к глазам платок, тихое покашливание, судорожный всхлип — говорила о том, что оно все еще состоит из живых. — И свет вечный им да сияет… Мона бросила взгляд через плечо. Габриэль сидел в заднем ряду, низко опустив голову, и упавшие на лицо волосы скрывали выражение его глаз. Его локти упирались в подрагивающие колени, а пальцы были нервно сцеплены в замок. Завидев Мону перед началом заупокойной мессы, он не произнес ни слова, лишь скупо кивнул и тут же растворился в толпе. Он сторонился Мону всю неделю, прошедшую с нападения на Фонтейн. Она пыталась выловить его во время службы, но Габриэль уходил, стоило ему завидеть в толпе знакомую остроконечную шляпу. Она надеялась застать его у реки, куда он приходил каждое утро, чтобы посидеть в спокойствии со стаканчиком кофе, но не похоже, чтобы у Габриэля было настроение посещать кофейни. Она рассчитывала поговорить с ним после работы, но окна дома Габриэля даже вечерами оставались темны. Мона не знала, где он ночевал все эти дни, но домой Габриэль не вернулся. Все там, от поскрипывающих половиц до холодного камина, напоминало о смерти Уиллоу. И вот теперь, когда они наконец встретились, Габриэль предпочел в одиночестве сидеть в заднем ряду, в одиночестве сражаться с болью потери. Почему? Тереза закончила читать молитву и, сложив руки в жесте, которым пользовался Орден Сестер Фонтейна, предоставила слово секретарю Валериану. Тот поблагодарил и занял место Терезы. Взгляды присутствующих обратились к нему. Прежде Мона не раз видела эту сцену. Секретарь Валериан был глазами Гидро Архонта. Он был проводником ее воли, ее доверенным посланником, и потому жители Фонтейна всегда смотрели на него с особенной надеждой. Обычно они принимали от Валериана поздравления или благословения Гидро Архонта. Сегодня же они хотели услышать слова, которые могли бы вернуть им веру в завтрашний день. Они хотели услышать хоть что-нибудь, что могло бы помочь им справиться с ужасной утратой. Сегодня Мона вдруг осознала то, чего прежде не понимала: не было никаких благословений или поздравлений, никаких слов поддержки или воодушевляющих речей. Все, что люди приписывали Гидро Архонту, на самом деле исходило от самого секретаря Валериана. Он никогда не был просто секретарем. Он нес на своих плечах ношу, предназначенную божеству, но был простым человеком, который лишь пытался делать свою работу. Пальцы секретаря Валериана на миг стиснули край кафедры, а затем он, справившись с собой, поднял взгляд золотых глаз и заговорил. Люди внимали его словам. Мона тоже попыталась, но слова эти осыпались в душу тяжелыми булыжниками и не имели никакого смысла: — Вероломное нападение… Предоставим защиту… Не способно компенсировать… Мона подняла руку, не занятую ладонью Фишль, и стиснула переносицу. Здесь, в этой церкви, охваченной всеобщей горечью, она вновь поддалась тем чувствам, которые овладели ей неделю назад. Многочисленные сражения. Встреча с Рэйзором. Смерть Уиллоу. Жуткий человек, выстрел которого разделил жизнь на до и после. И наконец… Закрой рот. Иначе я убью тебя. Мона зажмурилась, отвернулась так, чтобы сидящая по соседству Фишль не увидела выражение ее лица. Ты отняла шесть лет моей жизни. Хлесткий удар, безжалостная хватка… Если мы еще раз встретимся, Мона Мегистус, я тебя убью. Дыхание Моны участилось, и она сосредоточила все внимание на том, чтобы удержать себя в руках. Еще не хватало впасть в истерику на глазах у этих людей, которые собрались почтить память ушедших близких. «На что ты рассчитывала? — напомнила она себе. — Ты ведь с самого начала знала, что Скарамучча мудак». Ей отчаянно хотелось в это верить. Вот только… Одна только мысль о его нежном признании, облаченном в монолог Аделарда из «Вечности под луной», заставляла сердце болезненно покалывать грудь. Мона не могла забыть, как он обернул своим шарфом ее шею, как нес ее на руках до центральной площади, как сидел перед ней, опустившись на одно колено. «Он Фатуи. Никакая ложь не способна изменить это». Это тепло в его взгляде… И этот невыносимый холод, который пришел на смену. Словно Скарамучча в одночасье закрыл от нее свое сердце. Словно в его глазах она стала самым ничтожным человеком во всем Тейвате. Рука Моны сжалась в кулак. Выбросить из головы последние слова Скарамуччи и те шесть лет, что они провели вместе, было равносильно попытке отрезать самой себе руку. К счастью, за минувшую неделю Мона преуспела в искусстве раздувать из тлеющих углей горечи яростный пожар. Каждый раз, когда ее бросало в слезы (а случалось это порой по несколько раз на дню), она успешно этому препятствовала. Скарамучча не имел права поднимать на нее руку. Скарамучча не имел права угрожать ей расправой. Она никогда его не предавала. Все эти шесть лет она делала все, чтобы его спасти. Пускай она лгала о том, кто он, она всегда была честна в своих чувствах. И если он выбирает называть ее предательницей просто за то, что она пыталась помочь… Это, блядь, его проблемы. «Ты сказал, что убьешь меня, если увидишь снова. Что ж… Мы еще посмотрим, кто кого». Несмотря на резкие мысли, глаза отчаянно защипало. Часто заморгав, Мона попыталась прогнать дурацкое ощущение, но оно лишь усилилось. В церкви в одночасье стало нечем дышать. Мона пыталась сделать вдох, но вместо этого чувствовала, как грудь распирает горечь. В ушах шумело. Приглушенная речь секретаря Валериана сыпалась на нее лавиной — и это несмотря на то, что Мона не понимала ни слова. Казалось, один звук его голоса, проникнутого неподдельной печалью, способен переломить ее пополам. Нет. Она не может здесь больше находиться. Высвободив руку из ладони Фишль, Мона поднялась и тихонько прошла к выходу. Ей было все равно, что подумают друзья, жители Фонтейна или секретарь Валериан. Она просто… больше не может. Мона выскочила за порог церкви и вдохнула прохладный сентябрьский воздух. Она надеялась, что это принесет облегчение, но глаза защипало только сильнее. Она увидела площадь, на которой не осталось ни следа от праздничной сцены, площадь, где прозвучал злополучный выстрел, площадь, которая была обагрена кровью… Площадь, где столь дорогой сердцу человек признался ей в своих чувствах… Не думай об этом! Почему ты не можешь просто об этом не думать? Как тебе не стыдно?! Люди потеряли своих близких, а ты ноешь о том, что какой-то мудак разбил тебе сердце! Груз вины навалился на плечи, и под его натиском Мона опустилась на колени, не в силах больше сдерживать потоки слез. Неделя. Ее хватило на неделю. Ничего удивительного, что она лишилась связи с Глазом Бога. Или что шесть лет не решалась сказать Скарамучче правду. Что в конце концов не сумела защитить его от Фатуи. Что не предупредила никого об опасности, которую таил в себе Скарамучча. Что стоит ждать от слабой девчонки, которая смогла сдерживать слезы лишь неделю? — Мона? «Отстаньте от меня. Не трогайте меня. Просто дайте мне… Просто помогите забыть все это». Кто-то опустился рядом с ней на колени и, поразмыслив, осторожно заключил в объятия. У Моны не хватило сил на сопротивление. Ей оставалось лишь смириться с поражением и признать, что волевой девочки из нее не получилось. Наплакавшись вволю, Мона рискнула отстраниться и взглянуть на человека, который обращался с ней с такой добротой. — Габриэль… Мона утерла слезы. — Я думала, ты в церкви. — Нет, — качнул головой Габриэль. — Тереза большая молодец, и ее работа заслуживает уважения, но я… Я не такой сильный, как она. Просто не могу все это слушать. Мона смогла только кивнуть. Они с Габриэлем перебрались на ступеньки церкви. За дверьми продолжалась заупокойная месса, а перед глазами простиралась злополучная площадь, на которую Мона старалась не смотреть. Вместо этого она до рези в глазах вглядывалась в небо — предательски голубое, залитое солнцем, словно ему было наплевать на все то, что происходит под его золотым оком. Габриэль вновь уперся локтями в колени, опустил голову. Впервые за неделю Мона разглядела его вблизи. Лицо Габриэля казалось белым пятном, и строгий черный костюм лишь подчеркивал это ощущение. Глаза были тусклыми, лишенными привычной веселой искры. Под ними залегли тени — следы бессонных ночей. Бровь пересекал тонкий шрам. Теперь он будет служить вечным напоминанием о нападении Ордена Бездны на Фонтейн. Сложно поверить, что еще неделю назад они сидели на этой самой площади и ели эклеры, приготовленные Уиллоу, взахлеб обсуждая любовный интерес Моны. — Я хотела навестить тебя, — осторожно начала Мона. — Но ты так и не вернулся домой. Где ты сейчас живешь? Габриэль бездумно потер шрам на брови. — В штабе Королевской стражи. Там есть неплохая скамья, и… Он замолк. Скамья? Мона не могла поверить своим ушам. Неужели всю неделю Габриэль спал на скамье? Архонты, да спал ли он вообще? Мона покачала головой. — Так не пойдет. Спать на скамье — это не дело. Особенно капитану Королевской стражи. — Что ты от меня хочешь, Мона? — с неожиданным раздражением отозвался Габриэль. — Я не вернусь в тот дом. Я не смогу там жить. Только не после того, как прямо там… Габриэль вновь не договорил и с судорожным выдохом прикрыл глаза ладонью. Мона хотела дотронуться до его плеча, но не решилась. Казалось, любое прикосновение лишь обожжет Габриэля новой волной тоски по Уиллоу. Он потерял не просто подругу — он лишился человека, рядом с которым не нуждался в словах. Они с Уиллоу понимали друг друга на особенном уровне, и ее ужасная смерть стала для него невосполнимой утратой. Мона не могла даже представить, что он сейчас чувствует. Габриэль тяжело вздохнул. — Прости, — кашлянув, произнес он. — За резкие слова. И за то, что избегал тебя всю неделю. Мне казалось, ты… Я даже не думал, что… Его мысли рассыпались, и он беспорядочно крутил большими пальцами, словно пытаясь удержать их невидимыми нитями. — Мне не следовало бросать тебя бороться со всем этим в одиночку. — Я не обижаюсь, — отозвалась Мона. — И потом, я не была одна. Со мной были Фишль, Беннет, Тереза… Это ведь ты добровольно отказался от чужой поддержки. Габриэль вздохнул и ничего на это не ответил. — Почему ты избегал меня? — решилась спросить Мона. По губам Габриэля скользнула горькая улыбка. Следующие слова явно дались ему непросто: — Потому что вел себя, как дурак. Вбил себе в голову, будто это ты виновата в нападении на Фонтейн. Что если бы ты рассказала, кто такой Скара на самом деле, все могло бы сложиться иначе. И что Уиллоу… Его голос прервался, и он замолк, не закончив мысль, но Мона поняла его без лишних слов. «И что Уиллоу до сих пор была бы жива». — Но это правда. — Мона подтянула колени к груди и уткнулась в них носом. — Я привела Скарамуччу в Фонтейн. Я должна была понимать, что рано или поздно Фатуи придут за ним. Но я закрыла на это глаза и в конце концов подвела всех. Это из-за меня… — Нет. — Не надо утешать меня, Габриэль, — горестно рассмеялась Мона. — Тебе ведь самому приходили в голову подобные мысли. Он повернулся к ней так стремительно, что Мона невольно отпрянула. Каждое резкое движение напоминало о хлестком ударе Скарамуччи, о том, сколько жестокости и злобы было в его глазах, с какой ненавистью он схватил ее за волосы и назвал предательницей. Но Габриэль не был Скарамуччей. Даже несмотря на боль, его глаза смотрели мягко, и в них плескалась доброта. — Приходили. И я думал об этом достаточно, чтобы сказать: в случившемся нет твоей вины. — Но… Габриэль замотал головой. — В атаке на Фонтейн виноваты лишь те, кто атаковал Фонтейн. А ты пыталась защитить его, даже несмотря на то, что сама была ранена. Не все рыцари Королевской стражи могут этим похвастаться. «Я не заслуживаю твоей доброты». Губы Моны задрожали, и она отвернулась, проговорив: — Ты слишком хорошо обо мне думаешь. Я совершила столько ужасных вещей… — Например, спасла Скарамуччу от смерти? — чуть улыбнувшись, спросил Габриэль. — Да будь он хоть худшим из Предвестников, это не делает тебя плохим человеком. Наоборот, это значит, что даже в трудный момент ты осталась лучшей версией себя. «Если бы это было так…» Мона прикрыла глаза. Если бы Габриэль был прав, она не сидела бы сейчас на ступеньках церкви в чужой стране с нерабочим Глазом Бога в кармане. Она лишилась связи со своим Глазом Бога и в одночасье утратила способность понимать отражения звезд, потому что заслужила этого. А какие еще могут быть причины? — Я знаю, что прошу о многом, но пожалуйста, не чувствуй себя виноватой, — сказал вдруг Габриэль. — Уиллоу… Она отдала свою жизнь не ради того, чтобы мы сдавались. Я остался жив… благодаря ей. И я никогда… не забуду… этого дара. Он вновь улыбнулся, но по его щеке скатилась слеза. Сначала всего одна, но не прошло и пары секунд, как мокрые дорожки расчертили усталое лицо Габриэля, и он закрыл его руками, словно пытаясь спрятать от Моны свою печаль. И тогда… она решилась. Придвинувшись, она заключила его в объятия, в которые постаралась вложить все тепло, на какое только была сейчас способна. Габриэль ткнулся ей в плечо, и так они сидели в молчании на ступенях церкви. За дверьми раздавались голоса: это закончилась заупокойная месса, и теперь люди стремились пообщаться с Фишль, Беннетом, Терезой и секретарем Валерианом — теми, кого они называли героями и у кого искали поддержки. На площади осенний ветер путался в разноцветных лентах, оставшихся после праздника, а там, за площадью, люди встречались и расставались, смеялись и плакали… Жили. И Моне с Габриэлем тоже предстояло жить. Вопреки всему, что пыталось сломить. Ради всего, что придавало силы. Мона прикрыла глаза, подставив лицо порыву ветра. В этот раз она не пыталась сдержать слезы. Пускай бегут по щекам — кому какое дело? Ради кого она пытается показаться сильной? Ради Скарамуччи? Что она пытается доказать ему? Что его жестокость не способна оставить раны в ее сердце? А даже если и способна, что с того? Пускай. Она не боится быть уязвимой. Она не боится открывать сердце другим, даже если это означает, что однажды ей придется испытать из-за этого боль. Оно того стоит. Когда Габриэлю стало легче, Мона выпустила из его объятий, и в благодарность он сжал ее ладони. Не успели они ничего сказать друг другу, как дверь открылась, и на пороге возник секретарь Валериан: спина прямая, рука небрежно спрятана в кармане, распущенные волосы спадают до пояса, а золотые глаза мерцают решимостью. — Госпожа Мегистус, — проронил он с таким выражением, словно только что съел лимон. Мона не сдержала улыбки. Старый добрый секретарь Валериан. — Секретарь Валериан, — отозвалась она, не скрывая издевательских ноток. Он смерил ее подозрительным взглядом — наверное, усомнился в ее нормальности. Впрочем, презрение быстро сменилось задумчивостью. Он приложил руку к подбородку. — Вы сказали, что это нападение не было «Стремительным натиском», так? Мона обменялась быстрым взглядом с Габриэлем и кивнула. — Судя по тому, что я знаю от Фишль… — Хорошо, — устало отозвался Валериан. — В таком случае предлагаю вам с Габриэлем вернуться в церковь. Служба закончилась. Самое время обсудить, как мы планируем защищать Фонтейн во время «Стремительного натиска».

* * *

Тимми задумчиво дернул сережку в виде перышка. За время их двухнедельного отсутствия деревья принарядились в осенние цвета и теперь роняли вдоль дороги золотые монетки листьев. Повозка мерно поскрипывала, пересчитывая колесами каждый камень. Далеко впереди уже угадывались знакомые остроконечные башни Собора Барбатоса и крылья мельниц. В небе, затянутом облаками, проносились птицы, прощаясь в своих песнях с летом и последними погожими днями. Путь из Фонтейна в Мондштадт подходил к концу. Тимми обернулся через плечо. Стояло раннее утро, и Кли с Тевкром спали. Голова Кли покоилась на здоровом плече Тевкра. Он прижимался щекой к ее волосам. С тех пор, как Тевкр пережил в Фонтейне встречу с родным братом, они с Кли постоянно держались вместе, словно боялись оставаться наедине с собственными мыслями. Стоит признать, они прекрасно поддерживали друг друга. Кли могла сколько угодно рассуждать о том, что не умеет подбирать нужные слова — ей всегда удавалось отыскать ключик к сердцу Тевкра. Возможно, причина была в том, что они оба лишились любимых братьев, ставших им врагами, и испытывали схожие чувства. У Тимми же никогда не получалось как следует их утешить. Каждая попытка примирить друзей с потерями заканчивалась тем, что он говорил какую-нибудь глупость — что-то вроде идеи объединения с Фатуи. Пускай Тевкр и Кли быстро выбрасывали подобные случаи из головы, Тимми понимал, какую боль им причиняет, и не знал, что с этим делать. Как стереть слезы с лица Кли? Как склеить сердце Тевкра, которое с каждым годом все сильнее дробилось на осколки? Он не обладал такой властью. Раньше Тимми считал, что это логично. Тевкр и Кли оба были достаточно эмоциональны, в то время как он, Тимми, обязан был вносить в работу их суетливой команды хоть какое-то зерно рациональности. Пускай Кли размахивает своими бомбами, а Тевкр лезет на рожон. Он, Тимми, будет рядом, если их совместный хаос выйдет за все мыслимые рамки. Это было меньшее, чем он мог поблагодарить их за то, что они сделали четыре года назад. Но… Он не справился. Он не смог их защитить. Он должен был быть зерном рациональности, но заколебался, когда нужно было выстрелить в Аякса. А что, если бы Аякс все-таки убил Тевкра? Что тогда? Тимми со вздохом выпустил сережку из пальцев. В подживающей ране, оставленной Аяксом, все еще пульсировала боль, но благодаря помощи Беннета и Терезы ее можно было перетерпеть. Сделав над собой усилие, Тимми перебрался в заднюю часть повозки и осторожно потряс Тевкра за колено. Тевкр открыл глаза так стремительно, что Тимми тут же стало ясно — его сон был поверхностным, больше похожим на хрупкую дрему. — Что случилось? — потянувшись к Глазу Бога, спросил он. — Все в порядке, — мягко проговорил Тимми. — Я просто хотел заранее тебя разбудить. Скоро уже будем в Мондштадте. Тевкр с облегчением выдохнул, поднял взгляд к небу. В его глазах искрились солнечные блики, но сколько бы Тимми ни всматривался, он больше не видел в них ни счастья, ни веселья. Встреча с Аяксом окончательно лишила Тевкра веры в лучшее будущее. — Хорошо, — ответил он. Они оба неоднозначно относились к возвращению в Мондштадт. С одной стороны, там их ждал дом. Люди, которые искренне заботились о них. Друзья, с которыми приятно было скоротать вечер. С другой стороны… Возвращение значило, что придется долго и в подробностях рассказывать о нападении на Фонтейн. Ни Тимми, ни Тевкр не были к этому готовы. — Я возьму отчет Джинн на себя, — сказал вдруг Тевкр, словно прочитав мысли Тимми. — Иди домой. Ты ранен, отдохни как следует. — Не говори ерунды, — нахмурился Тимми. — Мы ведь в одной лодке, чувак. Ты тоже ранен и тоже не хочешь идти в штаб Ордо Фавониус. Так почему я должен идти домой, а ты — отвечать перед Джинн? Тевкр провел рукой по волосам Кли. — Потому что она назначила меня командиром нашего отряда. Я все думал, почему… Тимми напрягся. Неужели Тевкр снова вздумал зарядить свою шарманку о том, что не заслуживает командовать отрядом? По губам Тевкра скользнула ухмылка. — Наверное, она хотела как можно реже получать твои отчеты. Даже ей они кажутся слишком заумными. Тимми хотел возмутиться, но вдруг, не выдержав, поднял голову к небу и расхохотался. Глядя на него, Тевкр тоже улыбнулся. — Я уж думал, что больше никогда не услышу от тебя ни одной шутки, — признался Тимми. В глазах Тевкра промелькнула грусть. — Да ну, брось. Я с самого начала знал, чем все закончится. Просто позволил себе тешиться ложной надеждой. Он осторожно, стараясь не разбудить Кли, подтянул колено к груди и небрежно на него оперся. Тимми облокотился на борт повозки. Рыцари Королевской стражи, которые сопровождали их из Фонтейна в Мондштадт, вполголоса беседовали на облучке и не вслушивались в разговор Тевкра и Тимми, а потому им наконец представилась возможность поговорить откровенно. — Я упустил свой шанс спасти Аякса, — сказал Тевкр. Он не сумел скрыть грусть, но теперь хотя бы говорил об Аяксе ровным тоном, без приступов необъяснимой паники или удушающей горечи. Тимми мог лишь восхищаться его силой. — Наверное, следующая такая возможность представится только во время «Стремительного натиска», и к этому моменту я должен быть готов, — добавил Тевкр. — По-настоящему готов, понимаешь? — Не совсем, — честно признался Тимми. Тевкр со вздохом прикрыл глаза. — Я ведь отнял у него револьвер. Я должен был выстрелить. Конечно, мне пришлось бы навредить ему, но это был простой и эффективный способ остановить его. Может, даже доставить в Мондштадт и спасти. Но я… — Все еще видел в нем прежнего Аякса, — догадался Тимми. Тевкр поджал губы и коротко кивнул. — Я понимаю, — отозвался Тимми. — Я хотел выстрелить, когда он схватил Кли, но испугался. Не только задеть ее. Мне не хотелось навредить твоему брату. — Как ты и сказал. — Тевкр передернул плечом и тут же поморщился от боли в ране. — Мы в одной лодке. Тимми в ответ на это смог лишь усмехнуться. — Я должен понять, как провести эту черту между воспоминаниями и необходимостью, — продолжил Тевкр. — И я знаю подходящего человека, с которым можно об этом поговорить. А до той поры я не могу растворяться в своей горечи. Она не поможет мне — ни спасти Аякса, ни защитить Кли. Тимми едва заметно качнул головой. Тевкр уже давно был в их отряде главным и к тому же превосходил друзей по возрасту, но Тимми никогда не воспринимал его как старшего. В конце концов, Тевкр был тот еще сорвиголова. Он был хорошим бойцом и умел подбадривать других, но для Тимми он всегда оставался сумасбродным парнем, который в первый же вечер своего совершеннолетия напился до беспамятства, а потом весь следующий день жаловался, что чувствует себя дряхлым стариком. Но сейчас, в этой повозке, которая везла их навстречу неизвестному будущему, Тимми взглянул на Тевкра другими глазами. А может, это Тевкр вырос и изменился — так стремительно и незаметно, что Тимми умудрился это проглядеть. — Насчет Кли… — Тимми склонил голову набок. — Когда ты собираешься ей сказать? Щеки Тевкра вспыхнули, и он смущенно кашлянул, чем вызвал у Тимми очередной приступ веселья. Впрочем, оба быстро посерьезнели. Тевкр вновь провел рукой по голове Кли, зарылся пальцами в ее волосы, а она продолжала спать, доверчиво обхватив его за пояс. — Потом. Время сейчас неподходящее. — А когда оно будет подходящим? — вздернул брови Тимми. — Неужели история Сяо и Люмин ничему тебя не научила? Тевкр взглянул на него с укоризной. Не желая, чтобы Кли проснулась в разгар этого непростого разговора, он перешел на шепот: — Прекрати. Она ведь сейчас поглощена мыслями об Альбедо и о «Стремительном натиске», как ты себе это представляешь? — Может, хоть это поднимет ей настроение. — Ну уж нет, — замотал головой Тевкр. — А если она не захочет отвечать взаимностью? Тимми скрестил руки на груди. Серьезно? Сколько еще Тевкр собирается подыскивать себе оправдания, чтобы продолжать хранить молчание о своих чувствах к Кли? Сколько он уже влюблен в нее, год? Два? — Брось, чувак. Даже слепой увидит, как она к тебе относится. — Значит, я еще слепее слепого, — резко отозвался Тевкр. — Кли ко всем хорошо относится. Ты же знаешь. Она готова обнять даже хиличурла, если сочтет, что они смогут стать друзьями. Тимми придерживался на этот счет своего мнения, но настаивать не стал. — Я не хочу добавлять ей проблем, — сказал Тевкр. — Переживать об Альбедо, о «Стремительном натиске» и о том, что ответила отказом своему другу… Нет уж. Слишком много переживаний для одного человека. Я поговорю с ней, когда все закончится. «А закончится ли оно когда-нибудь?» — хотел спросить Тимми, но заставил себя прикусить язык. Тевкру и без того хватало непростых мыслей. Повозка остановилась у городских ворот, и рыцари Королевской стражи Фонтейна разговорились с рыцарями Ордо Фавониус. Тевкр мягко разбудил Кли. Она сонно заморгала, пытаясь понять, где оказалась. — Мы дома, — сказал ей Тевкр. Выражение, с которым он произнес эти слова, тронуло Тимми до глубины души. Тевкр и впрямь считал Мондштадт своим домом. — Ну наконец-то, — отозвалась Кли, сладко потянувшись. — Как же все болит! Жду не дождусь, когда смогу упасть в родную кроватку. Она первой спрыгнула с повозки и помогла спуститься Тевкру. Тот, в свою очередь, протянул руку Тимми. Втроем они встали перед повозкой, молча глядя на распахнутые городские ворота, за которыми суетился утренний Мондштадт. Каждый камень здесь был пронизан родным теплом, от которого на сердце становилось легко. Казалось, Фонтейн остался где-то в прошлой жизни. «Мы дома». Рыцари Королевской стражи попрощались и отправились передохнуть перед обратной дорогой у Сидрового озера, а друзья бок о бок прошли через ворота и остановились у лестницы, ведущей к площади у фонтана. — Давайте встретимся вечером в «Доле ангелов», — предложил Тевкр. — А пока отдохните. Я схожу к Джинн. — Я с тобой! — вызвалась Кли. Тевкр лишь мягко взъерошил ей волосы. Ничего не говоря, он развернулся и направился в сторону штаба Ордо Фавониус. Кли сделала шаг, намереваясь последовать за ним, но Тимми ухватил ее за запястье и покачал головой. — Он дает нам возможность перевести дух. Давай воспользуемся ей. А заодно позволим ему побыть наедине. Кли хотела возразить, но что-то во взгляде Тимми заставило ее передумать. Прижав руку к груди, она неохотно кивнула и, попрощавшись, убежала в сторону дома. Тимми проводил ее долгим взглядом. Наверное, ему тоже стоит вернуться домой. Наверное. «Куда ты собираешься, Тимми? Зачем тебе понадобилось в Фонтейн?» Тимми засунул руки глубоко в карманы и, чуть прихрамывая, отправился в сторону площади у фонтана. «Ты занимаешься глупостями. Идешь на поводу у своего дружка из Снежной и напрасно подвергаешь себя опасности. Как ты не понимаешь, что я переживаю о тебе?» Дом… «Ты в своей жизни никогда ни о ком не заботился. Ты просто не можешь понять мои чувства!» Почему порой город, который находится столь далеко от места, где ты родился и вырос, может стать тебе домом? И как место, где ты провел всю свою жизнь, может быть для тебя тюрьмой? «Только попробуй выйти за эту дверь, Тимми. Знай, это разобьет мне сердце. Хотя тебе ведь будет наплевать». Тимми остановился у монумента, пробежал взглядом по знакомым именам. Глядя на выступление «Парящего ансамбля» в Фонтейне, Тимми впервые за много лет почувствовал себя по-настоящему свободным, не обремененным необходимостью постоянно выяснять отношения с матерью, постоянно противостоять ее невыносимому натиску и ее яду, что так умело разъедал сердце. Теперь же, вернувшись в Мондштадт, он будто снова добровольно обрубил себе крылья и заперся в клетке. Он знал, что выстоит. Сколько бы мама ни пыталась удержать его, он будет снова и снова вырываться на свободу. Снова и снова обретать крылья, раз за разом взлетать в небеса. Но его сила воли и твердая решимость отстаивать себя не отменяли самого сокровенного желания, живущего где-то в темных уголках сердца. Он просто хотел, чтобы у него был нормальный дом. Обхватив себя руками, он взглянул налево — туда, где за «Хорошим охотником» пряталось с детства знакомое здание. В нем была знакомая комната, в которой стояла знакомая кровать… Знакомые вещи наполняли знакомые шкафы, а на знакомом подоконнике были расставлены знакомые безделушки. Все было столь знакомо, и ничего при этом не было родным. Чуть усмехнувшись, Тимми развернулся и решительно зашагал к алхимическому верстаку, за которым обычно работал Тимей. Сегодня здесь проводила время Сахароза — потрясая пробиркой с красной жидкостью, она что-то задумчиво бормотала себе под нос. — Привет, — поздоровался Тимми. Сахароза от неожиданности едва не выронила пробирку. — Ох, Тимми! Я и не знала, что ты уже вернулся. Как… как прошла ваша поездка в Фонтейн? Как и всегда, она смущалась, разговаривая с другими людьми — даже с собственными учениками. — Я не хочу об этом говорить, — честно ответил Тимми. — А ты чем занята? Я могу чем-то помочь? Сахароза, поразмыслив, протянула штатив с пробирками, каждая из которых была аккуратно подписана. — Помнишь тот красный цветок-сахарок, который ты принес с Пика Буревестника? Я провожу с ним ряд экспериментов, — объяснила она. — Пытаюсь определить природу сил, вызвавших подобные изменения, и характер их воздействия. — И что, есть какие-то интересные открытия? Тимми поставил штатив с пробирками на стол и привычным жестом набрал в пипетку нужное количество светло-голубой жидкости, которую Сахароза часто использовала в своих исследованиях. Сахароза тем временем закрепила пробирку с красной субстанцией над спиртовой горелкой и, пользуясь свободной минуткой, принялась записывать наблюдения в блокнот, одновременно рассказывая о них Тимми: — Изучая цветок, я заметила, что в первые дни он был окружен плотной негативной аурой. Увидеть ее невооруженным взглядом невозможно, но Индикатор Женевьевы мгновенно среагировал на нее, хоть и не смог однозначно определить природу. Тимми бросил взгляд на металлический прибор на верхней полке. Реагируя на проявления негативной ауры, его кристаллическая сердцевина начинала вспыхивать, и чем ярче и чаще становились вспышки, тем плотнее была аура и тем более разрушительным было ее воздействие. Сейчас в сердцевине мерцал едва заметный голубоватый огонек. — Со временем эта аура начала постепенно ослабевать, — продолжила Сахароза. — Вместе с тем цветок начал терять свой красный цвет. — Гм, — только и сказал Тимми. Сахароза ненадолго смолкла, настраивая высоту крепления пробирки, и заговорила снова: — Это напомнило мне о красном огне, который использовал шесть лет назад господин Альбедо. Пострадавшие от него люди поначалу находились в тяжелом состоянии, которое никак не зависело от степени ожогов или процента тела, который они покрывали. Со временем их состояние улучшилось. Сначала я думала, это результат усилий сестер Фавония, но возможно, все дело было в постепенном ослаблении негативной ауры. Сахароза открыла ящик стола и продемонстрировала Тимми цветок-сахарок, запечатанный в колбе. Благодаря алхимическому составу Сахарозе удавалось поддерживать его свежесть. — Это тот самый цветок-сахарок, который я тебе принес? — удивился Тимми. — В самом деле, он ничем не отличается от обычного. — Аура почти исчезла, — объяснила Сахароза. — У меня есть предположение, что цветок пострадал от красного пламени, но находился не в эпицентре воздействия, а потому сохранился и быстро избавился от негативной ауры. «От красного пламени?» — сдвинул брови Тимми. Это означало, что человеком, убившим группу искателей приключений в Горах Буревестника, мог быть Альбедо. Недаром агент Фатуи по имени Матвей отзывался о нем с подобным ужасом: «Надеюсь, это значит, что они хотя бы на время оставят нас в покое и не станут присылать своего бешеного разрушителя Мондштадта». Ох, пожалуй, рассказать об этом Кли будет непросто. — Я попыталась определить источник негативной ауры, — рассказывала тем временем Сахароза. — И заметила, что на лепестках цветка сконцентрированы мелкие частицы. Они обладают слабой степенью летучести. — Поэтому аура со временем ослабевает, — подхватил Тимми. — Частицы улетучиваются. — Совершенно верно, — кивнула Сахароза. — Я собрала эти частицы и сумела создать субстанцию, с которой сегодня и работаю. Вероятно, высокая концентрация частиц и наличие других компонентов привела к тому, что субстанция обрела токсичность. Поставив ряд экспериментов, я смогла определить, что под ее воздействием растения мгновенно увядают и умирают. Однако ветряным астрам, которые я собрала у статуи Анемо Архонта в Долине Ветров, все же удалось принять субстанцию. — Принять? — переспросил Тимми. Сахароза с энтузиазмом закивала, поправила соскользнувшие на нос очки. — Похоже, мы имеем дело с уникальным случаем симбиоза. Проникнув внутрь живого организма, субстанция мгновенно начинает оказывать на него воздействие, пытаясь перестроить его. — Организмы, не способные выдержать этого, умирают, — догадался Тимми. — Не так-то просто пережить то, что тебя собирают заново. Сахароза сверилась со своими записями. Она обсуждала с Тимми результаты прошлых экспериментов, но разумом была целиком погружена в текущий. Поразительно, как ей удавалось контролировать столько вещей сразу. — Верно. Однако в том случае, если организм оказывается способен принять субстанцию и пережить перестройку, он обретает необыкновенные свойства. Например, ветряные астры начали реагировать на изменения элементальной энергии. Тимми приложил руку к подбородку. Слова Сахарозы напомнили об отрывке из «Сказаний народов древности»: «Некоторые люди были способны пережить прикосновение пламени Текутли и обретали могущество, способное совладать с его демонами». Люмин не просто так оставила подсказки, ведущие к «Сказаниям народов древности». — Ты уточнила, что собрала ветряную астру у статуи Анемо Архонта, — припомнил Тимми. — Думаешь, это имеет значение? Сахароза задумчиво побарабанила пальцами по столу, пытаясь решить, какой из реагентов использовать. — Не просто у статуи Анемо Архонта. Ветряные астры, собранные у статуи неподалеку от винокурни «Рассвет», не смогли пережить воздействия. — Неужели решающим фактором оказалось то, что ветряные астры росли в Долине Ветров? «Прямо у дерева, которое выросло там, где Веннесса вознеслась в Селестию, — подметил Тимми. — И у этого же дерева Люмин оставила одну из своих подсказок». — Похоже на то, — согласилась Сахароза. — Хотя данных, чтобы делать однозначные выводы, пока недостаточно. Я пытаюсь изучить этот вопрос, а заодно определить, можно ли перебороть воздействие субстанции или хотя бы ослабить ее негативное влияние. Что касается ее природы… Сахароза выключила горелку. Прежде такая воодушевленная, она вдруг показалась Тимми опечаленной. Даже ее движения, обычно такие быстрые и умелые, стали заторможенными, будто невидимая сила пыталась оттянуть Сахарозу от верстака, а она вяло сопротивлялась. — В чем дело? — Я никому об этом не рассказывала, — призналась вдруг Сахароза. — Но незадолго до нападения на Мондштадт господин Альбедо кое-что мне оставил. От этих новостей Тимми едва не своротил штатив с пробирками. Хорошо, что Кли этого не слышала! Она бы точно не сумела сдержать себя в руках и непременно что-нибудь взорвала. Сахароза воровато огляделась и, убедившись, что за ними никто не наблюдает, вытащила из кармана пробирку с красной субстанцией, очень похожую на ту, что была закреплена сейчас в металлическом держателе. Тимми подошел ближе и с разрешения Сахарозы взял пробирку в руки, просмотрел ее на свет. Жидкость в пробирке Альбедо казалась более плотной, но в остальном ничем не отличалась от смеси Сахарозы. — Еще увидев красный цветок-сахарок, я сразу вспомнила об этой пробирке. — Сахароза оперлась на край алхимического верстака и взглянула на Тимми. — Моя гипотеза заключается в том, что субстанция, выделенная из осевших на цветке-сахарке частиц, и жидкость в пробирке господина Альбедо имеют общую природу. Разница заключается лишь в том, что красная жидкость из пробирки гораздо сильнее. Тимми вернул пробирку Сахарозе. — Почему ты думаешь, что они идентичны? Та, поманив Тимми пальцем, подошла к колбе с цветком-сахарком с Пика Буревестника. Когда она поднесла пробирку Альбедо ближе к колбе, кончики лепестков цветка-сахарка покраснели, а Индикатор Женевьевы на верхней полке замерцал чаще. — Несмотря на то, что цветок-сахарок почти очистился от негативного воздействия красного пламени, он одинаково реагирует на обе субстанции. Чем дольше они взаимодействуют, тем плотнее становится аура вокруг цветка-сахарка. Тимми задумчиво поскреб затылок. Реакция цветка-сахарка напомнила ему о том, что рассказывала после возвращения с Драконьего Хребта Кли: рана Сайно, оставленная красным пламенем Крио Вестника, будто вступила в резонанс с алым сердцем в недрах таинственной пещеры. Тогда же Сайно с Сяо поняли, что красное пламя Альбедо и сила, исходящая от алого сердца, имеют общий источник. Получается, Сайно подвергся влиянию красного пламени подобно цветку-сахарку. Первое время после ожога его окружала плотная негативная аура, которая сильно сказывалась на самочувствии: должно быть, частицы, о которых говорила Сахароза, осели в ране. Затем частицы стали улетучиваться, и аура начала постепенно рассеиваться. На Драконьем Хребте оставшиеся частицы вступили с алым сердцем в резонанс, и это привело к ухудшению самочувствия Сайно. Интересно. Сколько времени улетучиваются частицы? Как долго в таком случае Сайно будет страдать от их воздействия? — Альбедо что-нибудь рассказывал о пробирке, которую он тебе оставил? — спросил Тимми. Сахароза с сожалением покачала головой. — Я толком не имела возможности с ним поговорить. Мы ведь были заняты спасением раненых во время Пепельного Бедствия. Но когда он отдавал мне пробирку, он сказал такие странные слова… Она со вздохом отстранилась от стола и прислонилась к деревянной колонне, которая подпирала навес над алхимическим верстаком. — Он спросил: «О чем думал Дурин, когда нападал на Мондштадт? Действовал ли он по своей воле или, подобно Двалину, следовал за чужим злым умыслом?» Я не нашлась с ответом. Тимми скрестил руки на груди. С чего вдруг Альбедо принялся рассуждать о Дурине, драконе, который однажды напал на Мондштадт, и Двалине, драконе, который его остановил? А ведь это произошло незадолго до того, как Альбедо сам атаковал город. Значит ли это… Глаза Тимми расширились, и он склонил голову набок, обдумывая свою теорию. — А потом господин Альбедо сказал, что в этой пробирке содержатся ответы на многие вопросы о нашем мире, — добавила Сахароза. — Какие интересные слова для человека, который вскоре после этого едва не разрушил родной город, — отозвался Тимми. Сахароза ничего на это не ответила. Наверняка за прошедшие шесть лет она и сама не раз думала об этом. — Почему ты никому не рассказала? По губам Сахарозы скользнула печальная улыбка. — А ты как думаешь? Все до сих пор считают господина Альбедо предателем и врагом Мондштадта. Магистр Варка наверняка бы велел мне передать эту субстанцию Ордо Фавониус во избежание… непредвиденных ситуаций. — Она качнула головой. — Я никогда в жизни не сумела бы объяснить, что хочу сохранить эту последнюю память о господине Альбедо, даже несмотря на все, что он в конце концов сотворил. Тимми решил задержаться, чтобы помочь Сахарозе в проведении последних экспериментов. Смешивая реагенты, он обдумывал новые предположения. Они распускались в сознании подобно фейерверкам, но были слишком разрозненными, чтобы сложить их в единый узор. Ему недоставало сведений. — Тимми? Знакомый голос резко вырвал Тимми из круговорота мыслей. Обернувшись, он обнаружил у алхимического верстака собственную мать, которая смотрела на него во все глаза, будто не могла им поверить. — Когда ты вернулся? «Ах, ну да. Наверное, стоило хотя бы заглянуть к ней и дать понять, что я все еще жив». — Где-то полчаса назад. Правда звучала по-дурацки, но Тимми не любил врать. Мама поджала губы. — В самом деле? И когда ты собирался сообщить об этом мне? Тимми открыл рот, чтобы ответить, но мама, как и всегда, не дала вставить ни слова: — Тебе в самом деле плевать на мои чувства. Все предпочитаешь слушать этого подозрительного типа из Снежной, доверяешь ему больше, чем собственной матери! Щеки Сахарозы вспыхнули, и она принялась толочь сушеные листья мяты с таким энтузиазмом, словно намеревалась пробить в столе дырку. — Пожалуйста, давай поговорим об этом в другом месте, — вздохнул Тимми. Мама ничего на это не ответила, лишь скрестила руки на груди, окатив Сахарозу презрительным взглядом. Тимми расставил по местам пробирки. Руки дрожали, но он заставил себя привести рабочее место в порядок — это хоть как-то удерживало от перехода на бездумный крик. — Я приду на завтрашний урок, — пообещал он Сахарозе. — К-конечно, — поспешно отозвалась та. Тимми выбрался из-за алхимического верстака и подошел к матери. Она тотчас обратила внимание на то, что он хромает. — Что произошло в Фонтейне? — требовательно спросила она. Тимми едва ли не силой оттащил ее подальше от алхимического верстака. Ему вовсе не хотелось, чтобы их ссора становилась достоянием общественности, но мама не могла удержаться, все бомбардировала вопросами и причитаниями: — Тебя что, ранили? Я же говорила, что тебе нельзя туда идти, Тимми! Ты что, совсем не думаешь о своем будущем? А если бы тебя убили? Мое сердце разорвалось бы от горя! О матери ты тоже не думаешь? Тимми упрямо тащил ее через толпу подальше с городской площади. — Давай поговорим об этом дома. — Чтобы ты снова заперся в своей комнате? Да ты даже не подумал о том, чтобы прийти домой после возвращения! Мама остановилась, и Тимми понял, что проиграл. У него не получится сдвинуть ее с места. Он окончательно выбился из сил, а бесконечные вопросы и упреки все продолжают втаптывать его в землю. — Ты не любишь меня, Тимми, — сказала неожиданно мама. — И однажды сбежишь, как твой отец. Я точно это знаю. В ушах зашумело. Сердце обожгло горечью, которая тотчас превратилась в ярость, и Тимми, сделав шаг вперед, заорал: — Не смей такое говорить! Мама вскинулась, чтобы возразить, но Тимми сделал еще один шаг вперед, чувствуя, как от раны по всему телу катятся волны боли. Ему было наплевать. — Не смей сравнивать меня с отцом! Слова матери разили больнее, чем удары ножа: — Он тоже ценил друзей больше, чем собственную семью. Ты сам не представляешь, как на него похож. Руки Тимми сжались в кулаки. — Что ты мне предлагаешь? Умереть и родиться заново? Спасибо, я уже пытался! Лицо матери вытянулось. Ей понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы осознать его слова, после чего она смогла вымолвить лишь тихое: — Что?.. — Четыре года назад, — отвернув голову, сказал Тимми. — Когда я якобы «поранился на тренировке». Я преуспел бы, если бы не Тевкр и Кли. Тимми никогда прежде ей об этом не говорил. Он вообще никому об этом не рассказывал — о том ужасном случае знали лишь Тевкр и Кли, которые буквально вытащили его из ада, да сестра Грейс, которая после сумела поставить его на ноги. Он ждал, что мама начнет расспрашивать о причинах. Он всегда со страхом думал об этом разговоре, в красках представляя, как она может отреагировать. Но теперь, когда момент наконец наступил, он больше не боялся. Он давно оставил те темные дни позади и готов был спокойно рассказать обо всем матери. О том, как изменилась его жизнь после ухода отца. Как с каждым годом он все глубже погружался в отчаяние и как Пепельное Бедствие лишь усугубило это состояние. И конечно, о том, как Кли с Тевкром стали для него лучом надежды в этом темном удушающем море. Но мама не стала ничего спрашивать. Ее лицо, сменившее за прошедшую минуту с десяток выражений, наконец ожесточилось, и между бровями пролегла хмурая складка. Она скрестила руки на груди, словно пытаясь отвергнуть ужасающую правду. — Ну конечно. Ты сам никогда бы не стал делать ничего подобного. Но теперь я понимаю… Четыре года назад в Мондштадте объявился этот твой дружок из Снежной. Это он надоумил тебя, верно? Тимми покачнулся и, не выдержав этого отчаянного «верно», привалился плечом к стене дома. Он был потрясен ее реакцией. Конечно, он не ждал от нее извинений. Ему не хотелось, чтобы она считала себя виноватой в его попытке покончить с собой. Но это абсолютное отрицание… «Ты сам никогда бы не стал делать ничего подобного». «Ты… Ты совсем меня не знаешь». — Ты не слушаешь меня, — устало произнес Тимми. Ему хотелось кричать, но сил на это уже не осталось. — Кли и Тевкр спасли меня. Я думаю, ты так ненавидишь их не потому, что пытаешься уберечь меня. Ты лишь пытаешься защитить от боли саму себя. Он заставил себя выпрямиться. — Мы перестали ладить не потому, что Кли и Тевкр появились в моей жизни. Я больше не хочу просить тебя о понимании. Покачав головой, он зашагал вперед, но не стал останавливаться рядом с матерью, а прошел мимо, сам до конца не понимая, куда направляется. — Куда ты идешь? — только и спросила мама. — Куда-нибудь, где меня не будут упрекать за то, кто я, — ответил Тимми. С этими словами он двинулся прочь, в сторону Собора Барбатоса. Он вновь вырвался из клетки. Вновь оказался на воле. Но цена, которую пришлось за нее заплатить… Он обрел крылья свободы, ради которых пришлось расплатиться осколками собственного сердца.

* * *

Сяо сидел на крыше, обложившись бумагами — страницами из «Сказаний народов древности» и посланий Люмин. Целую неделю пути из Ли Юэ в Мондштадт он пытался разобраться, что мог упустить и где же следует искать дальнейшие подсказки Люмин. Они с Кадзухой вернулись в Мондштадт сегодня утром и почти сразу узнали от Джинн новости из Инадзумы. Оказалось, что Кевин жив. На этом хорошие известия заканчивались. В Инадзуме произошла жесткая стычка с Фатуи и Орденом Бездны. Врагам удалось завладеть еще одним божественным оружием, Небесным ключом под названием Воля Грома. Объявился Итэр — брат Люмин, перешедший на сторону Бездны. Объявился и второй Итэр — путешественник из другого мира, последовавший за Кевином из параллельной реальности. Он попытался остановить первого Итэра, но потерпел неудачу и в результате оказался серьезно ранен. Кевину тоже досталось: после разговора через магическое зеркало, которое с неохотой одолжила Лиза, Кадзуха выглядел не менее расстроенным, чем после перемещения в Мондштадт. Они проигрывали. Фатуи не просто опережали их — заручившись поддержкой Бездны, они неслись впереди семимильными шагами. Сяо же чувствовал себя так, словно за все эти дни не сдвинулся с мертвой точки даже на дюйм. По покатой крыше зазвучали осторожные шаги. Обернувшись, Сяо увидел перед собой Тевкра. — Джинн сказала, что вы с Кадзухой уже вернулись, — вместо приветствия сказал Тевкр. Он протянул Сяо стаканчик. Сяо не сдержал тихого вздоха. И почему все в Мондштадте пытаются его напоить? Разве они не в курсе, что Адептов не интересуют напитки простых смертных? Сяо не хотелось пить, но и отказываться после того, как Тевкр карабкался на крышу с двумя стаканами, было бы неправильно. Не дожидаясь приглашения, Тевкр устроился рядом. Наглый мальчишка — точь-в-точь как его брат. — Это кофе, — объяснил Тевкр, кивнув на стаканчик, который Сяо с некоторой растерянностью сжимал в руках. — Помогает взбодриться. Ты сидел с таким уставшим выражением… Я подумал, тебе не помешает. — Ты что, специально меня высматривал? Тевкр рассмеялся. — Нет, что ты. Я в этом городе каждую крышу знаю. Могу сходу сказать, на какой лучше выпить, на какой — встречать рассвет, а на какой — просто посидеть и подумать в одиночестве. Следуя примеру Тевкра, Сяо сделал неуверенный глоток. Напиток оказался странным: теплым, с легкой горчинкой, от которой по телу разливалось необычное ощущение. Будто… будто сидишь в доме, залитом солнцем, а за столом напротив нарезает пирог Люмин. В доме витает аромат сладости и специй, за окном покачиваются желтые макушки деревьев, и нет в мире ни зла, ни тьмы, ни Бездны. Сяо хотел спросить Тевкра о том, как прошло их путешествие в Фонтейн, но передумал. В конце концов, Тевкр здесь, на этой крыше. Вряд ли он пришел бы посидеть сюда, если бы сумел вернуть брата домой. Словно прочитав его мысли, Тевкр качнул головой. — Я встретил Аякса, но не смог сделать то, что должен был, и поэтому проиграл. Он забрал Электро гнозис. — Ясно, — только и сказал Сяо. Он с самого начала понимал, чем все закончится. Возможно, Тевкр тоже — по крайней мере, хоть он и выглядел расстроенным, в нем все еще оставались силы держаться прямо. — Я не смог выстрелить в него, потому что видел в нем не смертоносную машину Дотторе, а своего прежнего брата, — добавил Тевкр. — Но если я хочу вернуть его, мне нельзя оборачиваться на прошлое, понимаешь? Я… Я должен совершить ужасный поступок, если хочу его спасти. Сяо понимал. Сяо понимал его лучше, чем многие. В прошлом ему приходилось обрывать собственными руками жизни других Якс, ибо в океане безумия и разрушительной тьмы смерть становилась для них спасением. К счастью, Тевкру не нужно было убивать Аякса, но поднять руку на близкого всегда нелегко. Сяо обежал его быстрым взглядом. Он невольно вспомнил, как они с Аяксом сидели на утесе в Инадзуме, как смотрели в ночное небо, разрываемое вспышками ярости воскрешенной Синьоры. Тогда они разговаривали в последний раз. «Но я не хочу, чтобы все заканчивалось вот так. В конце концов… Люмин расстроится, если к моменту ее возвращения Аякс все еще будет бездушной машиной Фатуи». Ради Люмин. Конечно, это ради Люмин. — Если ты хочешь вернуть Аякса, тебе нужно стать сильнее, — сказал Сяо. — Я не могу и не хочу учить тебя тому, как навредить собственному брату, но все же могу дать пару полезных уроков. Хотя бы о том, как выжить и не сойти с ума от чувства вины. Рот Тевкра приоткрылся от изумления. Несколько минут он молчал, подыскивая подходящий ответ, пока наконец не опустил голову и не проговорил тихо: — Ты… многое пережил в прошлом. Твой опыт здорово мне поможет. Сяо кивнул и, поразмыслив, протянул ему стопку бумаг — страницы из «Сказаний народов древности». — Вот, взгляни. Аято предложил встретиться вечером в «Доле ангелов», как и всегда, обсудить находки, попытаться собрать картину воедино. Тебе нужно быть в курсе. Пока Тевкр изучал страницы, Сяо вновь пробежался взглядом по посланиям Люмин. Он чувствовал, что упускает в них нечто важное, но… Так уж вышло, что на пути, задуманном Люмин, ему все время требовалась чужая помощь. Сяо понимал, что не сумеет распутать клубок тайн, оставленных Люмин, в одиночку. Тевкр нуждался в нем, а Сяо нуждался в Тевкре — как и в каждом, кто был рядом после пробуждения. Работать бок о бок с другими людьми, просить их о помощи — все это было непривычно, но после визита в Ли Юэ Сяо уже не сомневался: он не испытывает ни малейшего желания возвращаться в родную страну и вновь пускаться в вечный танец смерти, где есть место только боли, крови и одиночеству. Нет. Он хочет лишь, чтобы она была рядом. Отправиться с ней в путешествие. Чтобы она показывала разные уголки Тейвата, как того хотела, и рассказывала бесконечные истории своих приключений. Чтобы был дом, залитый солнцем, и сладкий пирог, и аромат специй — как в том чудесном видении. Слушать ее голос, чувствовать тепло ее прикосновений, нежность рук на разгоряченной коже… Держать ее в объятиях. Касаться ее мягких губ. Даже если ему придется слой за слоем разрушить ту непробиваемую стену, что он возводил вокруг своего сердца годами… Пускай. Оно того стоит. Ему нужно найти Люмин. Конечно, все это только ради Люмин.

* * *

Вечером в «Доле ангелов» собралась знакомая компания. За неделю у каждого накопилось достаточно новостей, и первые полчаса все взахлеб обсуждали события в Фонтейне, в Инадзуме, в Ли Юэ и в Мондштадте. Кли оставалось только поражаться, сколько же интересного она пропустила. Первым делом обсуждали Мондштадт. Оказалось, господин Камисато вместе с Джинн и Лизой позаботились о том, чтобы по всему городу вспыхнули мятежи и забастовки. К церкви, к ремесленникам, к владельцам таверн — господин Камисато к каждому нашел свой подход. В том, что не получилось у него, преуспели Джинн и Лиза. В результате весь Мондштадт стоял на ушах, и имя Полуночного героя целыми днями не сходило у местных жителей с уст. — Часть из них поддерживают Варку, часть — Дилюка, — рассказывал господин Камисато, поглаживая пальцами набалдашник трости. — Значения особо не имеет. Жители Мондштадта конфликтуют, и это сказывается на жизни города. Варка знает, что Дилюк — краеугольный камень этого конфликта. — Правда, пока он так и не решил, что с этим краеугольным камнем делать, — тяжело вздохнула Джинн. Господин Камисато посоветовал ей верить в лучшее: он был убежден, что в скором времени магистр Варка не выдержит натиска и должен будет принять решение о судьбе Дилюка. — Как бы магистр не вздумал сотворить что-нибудь непоправимое, — с опаской проговорила Ноэлль. — Убрать краеугольный камень можно по-разному. Но глаза господина Камисато оставались спокойны, и Кли поняла: даже на такой случай у него есть план. Затем дошла очередь до Инадзумы. От новостей о том, что еще одно оружие оказалось в руках Фатуи, Кли залпом выпила кружку с хвойным чаем. Вообще-то ей хотелось бегать и кричать, но с одной стороны ее зажимал Тевкр, а с другой — Сайно. И как у них только не взрывается мозг от одной только мысли о том, что в Тейвате оказался добрый двойник злого Итэра? Кли не терпелось с ним познакомиться. Она знала лишь, что Итэр — это потерянный брат Люмин, на поиски которого она и прибыла в Мондштадт много лет назад. Как же любопытно будет его увидеть! Ой, а может, Итэр расскажет что-нибудь интересное о другом мире? А какая судьба постигла там саму Кли? А что там Кэйа? Альбедо? Кевин ведь догадался воспользоваться знаниями о другом мире, чтобы попытаться предотвратить кражу меча в этом — а вдруг она отыщет способ вернуть Кэйю? Ее пыл охладил Кадзуха: — Кевин сказал, они с Итэром планируют отправляться в Мондштадт не раньше, чем через неделю. Кли не сдержала разочарованного вздоха. Наконец пришла пора рассказывать о событиях, пережитых в Фонтейне. Кли открыла рот, уверенная, что сможет легко перехватить инициативу, но стоило набрать в грудь воздуха, как глаза отчаянно защипало. Она снова вспомнила рассказ Фишль и Беннета о встрече с Рэйзором. Кли почувствовала на колене легкую тяжесть — это Тевкр мягко накрыл его ладонью. Успокоенная этим прикосновением, Кли смогла взять себя в руки, а Тевкр тем временем поведал о злоключениях в Фонтейне: о встрече с Аяксом, нападении на Скарамуччу, похищении Электро гнозиса и даже о смерти Уиллоу, знакомой Моны. Его голос звучал предельно спокойно, и Кли не знала, радоваться этому или переживать. Ей не хотелось, чтобы Тевкр опять замыкался в себе и играл в героя. — Выходит, Мона, Фишль и Беннет решили остаться в Фонтейне, чтобы помочь с подготовкой к «Стремительному натиску», — заключила Эмбер. — Мона наотрез отказалась уходить, — объяснила Кли. — Она ведь шесть лет там прожила. Впрочем, самой Кли показалось, что Мона осталась по другой причине. Когда у Скарамуччи забрали Электро гнозис, он вдруг принял решение вернуться в ряды Фатуи и даже напал на Мону. Это разбило ей сердце. Конечно, ей не хотелось возвращаться в Мондштадт и объяснять всем и каждому, что Предвестник, в которого она решила поверить, в одночасье растоптал ее усилия и былую дружбу. Кли после Пепельного Бедствия тоже не хотелось ни с кем обсуждать предательство Альбедо. — Фатуи завладели всеми гнозисами, — подытожила Джинн. — Мы все еще не знаем, что представляет собой «Стремительный натиск», и потому не понимаем, как они будут действовать теперь. — Исходя из разговора Чтеца Бездны и Агента Фатуи на Пике Буревестника, «Стремительный натиск» не может быть приведен в действие, пока не найдены все управляемые гнозисами оружия, — сказал Сайно. После этого Сяо и Кадзуха поведали о своем путешествии в Ли Юэ. Тут уж всем пришлось усиленно прикладываться к хвойному чаю и глинтвейну, чтобы осознать новую информацию. — Давайте попробуем подытожить все, что знаем, — предложил господин Камисато. — Поправляйте меня, если я в чем-то не прав. Эмбер принесла с первого этажа тарелки с печеньем, Ноэлль пополнила запасы вишневого пирога, и под аккомпанемент дождя, который зарядил к вечеру, господин Камисато попытался сложить воедино все, что стало теперь известно. — Много лет назад, задолго до Войны Архонтов, посланники богов Селестии ходили по земле. В те времена наойи, древние жители Натлана, столкнулись с некой угрозой, которую они приписывали демону Текутли, живущему в недрах вулкана Миктлан и мечтающему пожрать мир. С этой целью он распространял повсюду демоническое влияние — красную субстанцию, которую наойи называли Кровью Текутли. Кроме того, Текутли и его подчиненные постоянно сталкивались с наойи в бою, используя красное пламя. Сайно скрестил руки на груди. — Те, кто попадал под влияние красного пламени или Крови Текутли, умирали или обращались в его подчиненных, — продолжил господин Камисато. — Наойи проигрывали в войне. В конце концов через своих посланников Селестия решила заключить с наойи союз, в результате которого на свет должны были появиться люди, обладающие устойчивостью к воздействию Текутли. — Более того, они должны были использовать силы Текутли, чтобы сражаться с ним, — добавил Сяо. — Должно быть, под воздействием Текутли они переживали ужасные метаморфозы и в конце концов умирали, не выдерживая, — прошептала Эмбер. Господин Камисато благодарно кивнул. — Долгие годы экспериментов и неудачных попыток привели к тому, что наойи все же удалось создать некого улучшенного человека — Шиу. Шиу успешно сражался с демонами Текутли и особенно хорошо стал показывать себя после того, как наойи выковали для него особенный меч, Могущество Шиу. — Допустим… — пробормотала Кли. Укладывать эту информацию слой за слоем было сродни пытке — в голове уже давным-давно не осталось места. — Тем не менее, под влиянием эмоций Шиу вышел из-под контроля, в результате чего был убит Селестией. Тогда Селестия и наойи пришли к выводу, что использовать людей в борьбе с Текутли нельзя, и приняли решение создать семь оружий, которые они назвали Небесными ключами. Каждое из них обладало уникальной особенностью, а все вместе они должны были исполнить некий «небесный замысел». Джинн и Лиза встретились глазами, но Лиза отчего-то торопливо отвела взгляд. — Что именно произошло после, мы не знаем. Вероятно, наойи были не единственными, кто боролся с Текутли, и другие древние цивилизации также принимали участие в этом союзе. — Мы точно знаем о явлениях, схожих с воздействием Крови Текутли, — проговорила Лиза. — Например, о черной грязи из Разлома. Сайно приложил руку к подбородку. — Или о зонах Увядания из Сумеру. Все эти явления проистекают из артерий земли. — Так или иначе, семь Небесных ключей были успешно созданы и размещены по всему Тейвату в рукотворных пещерах, которые для простоты я предлагаю называть святилищами. Все святилища имеют общие черты: символы древних цивилизаций на стенах и потолке, а также постамент, на котором хранится оружие. Господин Камисато чуть помолчал, обдумывая свои дальнейшие слова. — Все семь Небесных ключей были созданы с помощью Селестии и обладают божественной силой, но также таят в себе частицу сил Текутли. Это великая мощь, с которой непросто совладать. Для того, чтобы раскрыть полный потенциал оружия, необходимо вставить в него гнозис. Выходит, гнозисы были созданы раньше, чем началась Война Архонтов. — Но Войну Архонтов объявила Селестия, — подхватил Сяо. — А она принимала участие в создании Небесных ключей. Сайно сдвинул брови. — Это может значить, что с помощью Войны Архонтов Селестия пыталась определить достойных владельцев для семи оружий и в нужный час призвать их, чтобы исполнить «небесный замысел». Сяо согласно кивнул и взглянул на господина Камисато, ожидая продолжения. Тот молчал. Обхватив трость обеими руками, он чуть навалился на нее, что-то обдумывая. — Закончилась ли война с Текутли? — нахмурилась Джинн. — По какой причине оружия оказались спрятаны в святилищах, до которых не так-то просто добраться, и затерялись в истории? — Этого мы не знаем, — ответил Сяо. — Но судя по пещере в Разломе, святилища были запечатаны очень давно. До Войны Архонтов. Кли хотела покачаться на стуле, но рука Сайно легла на деревянную спинку. — Слушай, — шепнул он. — Тебе нужно владеть полной картиной, если хочешь победить Фатуи. Кли недовольно скрестила руки на груди, но спорить не стала. — Через много тысяч лет о существовании Небесных ключей и их могуществе становится известно Ордену Бездны, — сказал господин Камисато. — Они тут же решают завладеть ими и начинают свои поиски с Мондштадта. Так начинается Пепельное Бедствие. Кли взглянула через стол на Тимми. Тот весь вечер хранил молчание — просто сидел, положив подбородок на сцепленные руки, и щурился, о чем-то размышляя. — Орден Бездны совершает набеги на город, пытаясь отыскать святилище и Небесный ключ, но без особых успехов. — Примерно в этот момент они, вероятно, заключают союз с Фатуи, — неожиданно сказал Тимми. Взгляды всех присутствующих в «Доле ангелов» обратились к нему. Венти чуть не облился вином от таких заявлений. — Кевин рассказывал, что восемь лет назад Фатуи пытались заключить сделку с Муратой, чтобы получить Кровь Текутли, — объяснил Тимми. — В конце концов они объединились не с ней, а с Карлосом, новым правителем Натлана. Я думаю, они использовали полученную от Карлоса Кровь Текутли, чтобы провести эксперименты по созданию улучшенных людей, подобно наойи. Тимми вкратце поведал о том, что ему удалось узнать днем от Сахарозы. Рассказывая о пробирке, оставленной Альбедо незадолго до Дня Пепла, Тимми то и дело виновато поглядывал в сторону Кли. — Альбедо ведь всегда помогал Мондштадту и его жителям, — добавил он, закончив рассказ. — И потом, из посланий Люмин мы знаем, что в какой-то момент они работали вместе: «В ночи ко мне пришел посланник мела и попросил довериться судьбе», «Мел и рыцарь оба знают, что за участь ждет меня». — Дайнслейф, друг Люмин, тоже говорил о том, что Альбедо пострадал от силы Текутли, — припомнил Сяо. Тимми щелкнул пальцами, радуясь, что его догадке нашлось подтверждение. — Я готов поставить на это Фердинанда: Орден Бездны заключил с Фатуи союз и воспользовался Кровью Текутли, чтобы подчинить себе Альбедо. Некоторое время он сопротивлялся, даже пытался исследовать Кровь Текутли, которой был отравлен, чтобы найти подобие противоядия. — Хочешь сказать… — Глаза Кли расширились. — Ты хочешь сказать, что Альбедо действовал не по своей воле? Его подчинил Орден Бездны? Ей стало дурно. Комната закачалась перед глазами. Все эти шесть лет она была уверена, что Альбедо предал ее. Она научилась даже злиться на него за это — достаточно было прикоснуться к шраму на виске и, зажмурившись, изо всех сил сосредоточиться на воспоминаниях о Дне Пепла, когда Альбедо поднял на нее руку. Все те дни, что они провели вместе во время Пепельного Бедствия… Та картина, которую Кли видела на Драконьем Хребте… Она все пыталась понять, о чем думал Альбедо во время Пепельного Бедствия, пока планировал атаку на Мондштадт. Но на самом деле все это время Альбедо изо всех сил старался ее не допустить — а потом проиграл в борьбе с Кровью Текутли, и та вынудила его напасть на Кли, на всех тех, кого он так ценил и кого так стремился защищать. Когда Альбедо писал эту картину, он думал не о предательстве, а о тех днях, которым не суждено было вернуться. На сердце навалилась тяжесть. Не выдержав этого груза, Кли торопливо закрыла лицо рукой, чтобы никто не увидел, как из глаз брызнули слезы. Впрочем, по ее подрагивающим плечам и судорожным всхлипам все и так было ясно. Альбедо был таким же, как Аякс. До последнего защищал семью, но стал жертвой чужого зла. Рука Сайно успокаивающе ухватилась за ее ладонь. Тевкр приобнял ее за плечи. Их прикосновения не принесли Кли облегчения, но хотя бы напомнили, что она не одна. — Давайте… — Кли попыталась стереть слезы, но они набежали снова. — Давайте дальше, ладно? Господин Камисато обменялся сочувственным взглядом с Джинн, но Кли всем своим видом попыталась показать, что не хочет сейчас обсуждать эту тему. Ей требовалось время, чтобы осознать услышанное. Господину Камисато ничего не оставалось, кроме как продолжить: — Я согласен с твоими предположениями, Тимми. Думаю, подвергнувшись воздействию Крови Текутли, Альбедо обратился к Люмин и попросил ее о помощи. Она, в свою очередь, объединилась с Дайнслейфом, и их совместное расследование привело к тому, что они узнали о Небесных ключах и истинных планах Ордена Бездны. — «Мел и рыцарь оба знают, что за участь ждет меня»… — Сяо скрестил руки на груди, задумчиво прищурился. — Я не знаю ничего об этом Дайнслейфе, но может, «рыцарь» — это он? Эмбер заботливо пополнила чашку Кли и придвинула к ней тарелку с печеньем. — Люмин чуть-чуть рассказывала мне о нем. Он производит впечатление опытного воина. Может, его можно назвать и «рыцарем». Сяо потер переносицу. — Люмин, Дайнслейф и Альбедо знали, что должно произойти в День Пепла. Альбедо допускал, что не сможет перебороть воздействие Крови Текутли. Люмин знала, что кому-то придется остановить его, если он потеряет контроль. Я думаю, они разработали план, который состоял из двух частей. — Из двух? — уточнил Тевкр. Сяо с неохотой отлип от спинки стула и облокотился на стол, направив на Тевкра пристальный взгляд желтых глаз. — Во-первых, Дайнслейф научил Люмин открывать порталы в Бездну, чтобы она смогла забрать туда Альбедо. Если они были друзьями, она никогда не согласилась бы его убить, но и остановить такую силу привычными способами было невозможно. Все закивали. Все знали Люмин и ее особенное, трепетное отношение к друзьям. — Во-вторых, Люмин понимала, что в результате схватки с Альбедо могут произойти непоправимые вещи. — Сяо прикрыл глаза: кажется, эти слова дались ему нелегко. — И потому оставила мне подсказки, которые должны были привести к правде о Небесных ключах. Одного не понимаю: почему именно мне? — Ну, она любила тебя… — тихо проговорила Кли. Взгляд Сяо обратился к ней. Удивительно, но в нем не было привычной резкости. Не было в нем и сочувствия, от которого Кли еще со времен Дня Пепла становилось тошно — только понимание. Сяо хорошо осознавал, что именно она чувствует. — Я ведь был погружен в Сон Адепта, — объяснил он. — У Люмин не было даже уверенности в том, что я когда-нибудь проснусь. Венти заглянул на дно опустевшего бокала и сказал: — Исчезнувшие ведь не погибли. Теперь мы точно это знаем — в Фонтейне ребята встретили Рэйзора. — Рэйзор, Альбедо… — проговорил Тевкр. — Все они встали на сторону Бездны не по собственной воле. Возможно, та же участь постигла и Люмин. Такова была цена, которую ей пришлось заплатить, чтобы спасти и Мондштадт, и Альбедо. Они с Сяо встретились взглядами. К удивлению Кли, Сяо не закрылся, не отстранился, делая вид, будто боль не может добраться до его души. Он лишь коротко кивнул, и в этом жесте таилось столько горечи, что сердце Кли невольно сжалось. — Быть может, в своих подсказках Люмин дает понять, как можно вернуть ее в том случае, если она встанет на сторону Бездны, — выдохнула Эмбер. — Я… — Сяо поджал губы. — Я просмотрю ее послания еще раз. Там до сих пор остаются моменты, которые я не понимаю. Скажем, «Найди луну — ее поможет свет». Что это может значить? Лиза задумчиво постучала ногтем по кончику носа. — Очевидно, «луна» — это некое иносказание. — Хм, — только и сказал Сяо. Господин Камисато отставил трость и, попросив Венти пополнить его бокал, вновь заговорил: — Нам удалось приблизительно восстановить историю Пепельного Бедствия. Мы точно не знаем, почему после него Бездна пропала на шесть лет. Возможно, она никуда и не исчезала: после поражения в Мондштадте им должно было стать ясно, что бездумно нападать на королевства не имеет смысла. Они могли скрываться от нас и заниматься поисками Небесных ключей. — Этот агент Фатуи, Матвей, говорил о каком-то разделении обязанностей, — припомнила Кли. — Наверняка Орден Бездны должен был заниматься поисками ключей, а Фатуи — гнозисами. Найти гнозисы оказалось проще, чем ключи, вот Фатуи и примкнули к поискам Бездны. — Тут-то мы их и рассекретили, — довольно добавила Ноэлль. Господин Камисато принял из рук Венти полный бокал, но к вину не прикоснулся, лишь поставил его на стол, задумчиво постукивая по стеклянному краю пальцем. — За минувшие шесть лет, включая недавние события в Фонтейне, Фатуи собрали все семь гнозисов, а также вместе с Орденом Бездны получили несколько ключей. Сейчас нам точно известно, что они завладели Пламенным Правосудием из Натлана, Волей Грома из Инадзумы, Камнем Связывания из Ли Юэ, а также ледяным револьвером из Снежной. Тевкр до сих пор не выпускал Кли из объятий. — Добавьте сюда ту сферу из Фонтейна, которую забрал Аякс. — Почему? — удивилась Эмбер. — А зачем еще она ему понадобилась? — передернул плечом Тевкр. — И потом, именно использование этой сферы убило ту девушку, Уиллоу. Помните рассказ Моны? После использования сферы по всему телу Уиллоу появились красные прожилки. Это очень напоминает рисунок человека, пораженного силой Текутли, из «Сказаний народов древности». Кадзуха задумчиво скрестил руки на груди и наконец закивал в такт своим мыслям. — Кевин рассказывал, что использование Пламенного Правосудия сильно его вымотало, а он ведь один из самых могущественных людей в Тейвате. Как говорилось в летописях наойи, за использование Небесных ключей «цена будет высока». — Бедная Уиллоу, — вздохнула Кли. — Она этого не заслужила. В «Доле ангелов» повисла тишина. Каждый думал о своем. Наконец господин Камисато нарушил тягостное молчание: — Таким образом, противник располагает уже пятью Небесными ключами — и необходимыми гнозисами, чтобы раскрыть их полный потенциал. — О судьбе Дендро ключа мы ничего не знаем, — добавил Сайно. — Я могу связаться с Тигнари. Попробуем навести справки. — Остается лишь ключ в Мондштадте, — заключила Джинн. Все присутствующие обменялись напряженными взглядами. Фатуи вместе с Орденом Бездны напали на Фонтейн и Энканомию, чтобы заполучить сферу и Волю Грома. Они точно установили, что мондштадтский Небесный ключ находится в городе. Это значило лишь одно… Общую мысль озвучила Джинн: — Скоро Фатуи и Орден Бездны нападут на Мондштадт.               Из «Доли ангелов» Кли, Тевкр и Тимми вышли в подавленном настроении. Одна рука Кли покоилась в ладони Тевкра. Второй она беспокойно накручивала на палец прядь волос. Из ее головы никак не шли мысли об Альбедо. Шесть лет… Шесть лет она в нем заблуждалась. А теперь она знает, что все эти шесть лет он оставался ее братом, но это знание не приносит ни радости, ни облегчения. Альбедо все равно сражается на стороне Ордена Бездны, подавленный Кровью Текутли, и как именно исправить это, неизвестно. Если все исчезнувшие стали такими, как Альбедо и Рэйзор… Это ведь значит, что и Барбара, и Люмин, и… И Кэйа… Пальцы Тевкра сжались чуть сильнее. Кли взглянула на него. Тевкр глядел перед собой, и его глаза искрились решимостью. Губы были плотно сжаты. Ощутив взгляд Кли, Тевкр повернулся, мягко коснулся ее щеки. К решимости в глазах добавилось что-то еще — что-то, что Кли не могла осознать, но от чего на душе вдруг стало так тепло, словно в ней распустились пылающие цветки. — Мы все исправим, — тихо проговорил Тевкр. — Я обещаю. Кли чуть улыбнулась, и Тевкр улыбнулся в ответ. Тимми тем временем не стал сворачивать в сторону «Кошкиного хвоста», рядом с которым находился его дом, а направился к Собору Барбатоса. — Ты куда? — удивилась Кли. Тевкр не упустил возможности подшутить: — Чувак, ты что, заблудился? Впрочем, стоило ему заметить выражение лица Тимми, как веселье разом сдуло — будто мимо промчался Анемо Архонт. — Я попросился у сестры Грейс переночевать сегодня в соборе, — неохотно произнес Тимми. Кли и Тевкр сразу все поняли. Они с Тимми давно уже были друзьями и прекрасно понимали, какая причина могла выгнать его из родного дома. — Ты можешь остаться у меня, — предложила Кли. — Или у меня, — закивал Тевкр. — Если хотите, мы можем вообще сегодня переночевать все вместе. Многое навалилось в последнее время. Было бы неплохо держаться рядом. По губам Тимми скользнула печальная улыбка. Он отвернулся, засунув руку в карман, и взглянул на силуэт собора, который темнел на фоне звездного неба. — Спасибо, ребята. Я в порядке. Я останусь в соборе. Кли и Тевкр обменялись быстрыми взглядами. Оба сразу подумали о том, что случилось четыре года назад, вскоре после прибытия Тевкра в Мондштадт. «Ты же не думаешь, что он попытается снова…» — сверкнул испуг в глазах Кли. «Тогда он бы точно не стал ночевать в соборе, — взглядом заверил ее Тевкр. — Пускай останется там. Сестра Грейс за ним присмотрит. Ты же знаешь, он всегда успокаивается в ее присутствии». Кли вздохнула, но спорить не стала. — Я вряд ли усну сегодня ночью, — призналась она. — Так что давай я хотя бы тебя провожу. — Я тоже, — вызвался Тевкр. Тимми не стал возражать. Бок о бок они двинулись наверх, к Собору Барбатоса. Все трое молчали, поглощенные собственными переживаниями, и никто толком не знал, чем может утешить другого. У собора творилась какая-то неразбериха. Еще издалека друзья заслышали обеспокоенные голоса сестер Фавония. Среди них отчетливо выделялся один — голос сестры Грейс, которая, как и всегда, не теряла самообладания и уверенно раздавала другим служительницам церкви приказания. — Что здесь творится? — изумился Тевкр. Помогая раненому Тимми, друзья ускорили шаг и вскоре оказались у подножия собора. Сестры плотным кольцом окружили одного-единственного человека, который лежал на мостовой. Верткой Кли удалось проложить дорогу через толпу и рассмотреть лицо виновника ночной суеты. Вернее, виновницы. Кли отшатнулась, зажав рот рукой. Рядом оказались Тевкр и Тимми. Оба не сдержали изумленного восклицания. На мостовой лежала без сознания Барбара.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.