Этот фрагмент можно читать под музыку: Shawn James — The Guardian (Ellie's Song). Ставьте на повтор
Дождь усилился. Его капли сыпались за шиворот и стекали противными холодными дорожками по спине, но Джинн этого не замечала. Мысли были поглощены Барбарой и странным медальоном, который она так боялась потерять. Что делать? Может ли Барбара быть… опасной? Конечно, Джинн хотелось кричать на всякого, кто смел бросить в сторону Барбары подозрительный взгляд. Она бы отдала сейчас все на свете, чтобы легко отбросить сомнения и просто быть рядом с сестрой, наверстывать упущенное за шесть лет, наслаждаться каждой минутой, проведенной вместе. До Пепельного Бедствия Джинн часто не находила на Барбару времени. Бывало, они виделись мельком лишь раз в неделю и надолго упускали из виду жизни друг друга. Теперь, когда Барбара наконец вернулась, Джинн хотелось проводить с ней каждую свободную минуту. Но… Она должна думать не только о себе. Она несет ответственность за весь Мондштадт, особенно теперь, когда магистр Варка спутался с Фатуи, а Дилюк оказался в тюрьме. Ох, Дилюк… Если бы только он был на свободе… Он точно смог бы дать здравый совет. Здравости Джинн сейчас ощутимо не хватало. Внезапно пронизывающие капли перестали сыпаться с неба. Вынырнув из омута мыслей, Джинн подняла взгляд и обнаружила, что над ней стоит Аято. В тени черного зонта его лицо казалось окутанным сияющим ореолом, отталкивающим мрак ночи. — Я слышал новости, — сообщил он. — Ты в порядке? По губам Джинн скользнула печальная улыбка. — Хотела бы я сказать без раздумий, что счастлива… Она замолкла. Нужды продолжать не было: они с Аято были знакомы уже много лет и хорошо друг друга знали. — Пойдем, — позвал Аято. — Сидеть на холодных мокрых камнях — верный способ простудиться. А тебе ни в коем случае нельзя болеть. Джинн поднялась. Пожалуй, Аято прав. Встреча иностранных делегаций, грядущее нападение Фатуи, борьба за Мондштадт… Столько всего впереди. Столько всего поставлено на карту. Как она намерена встречать это будущее? Кашляя и чихая? Аято передал ей зонт. Поразмыслив, он стянул с себя плащ и, не дожидаясь согласия, набросил на плечи Джинн. — Аято… Он улыбнулся, и Джинн поняла: как и всегда, спорить бесполезно. Если Аято принял решение, он будет придерживаться его до конца. Бок о бок они двинулись к воротам, откуда начинался путь к винокурне «Рассвет». Джинн стоило вернуться домой. Неважно, с какими испытаниями ей приходится сталкиваться здесь, в Мондштадте — дома ее ждет Венни. Ей не объяснишь мотивов Варки, не расскажешь, как может быть опасно слепо доверять родной сестре, которая только вернулась из Бездны, не поведаешь даже о том, что ее отец уже больше двух недель провел в тюрьме. На долю Венни выпало непростое время. Джинн помнила, как разбилось ее собственное детство: развод родителей, смерть мистера Крепуса, которая надолго разобщила их с Дилюком и Кэйей союз. Она хотела бы сделать все возможное, чтобы сохранить детство для Венни. Когда Джинн озвучила свой вопрос, ей не удалось скрыть дрожь в голосе: — Что мне делать, Аято? Моя сестра вернулась, но я… Я должна… — Выбирать между семьей и долгом, — закончил ее мысль Аято. Джинн кивнула. Пальцы стиснули ручку зонта. Аято взглянул на кольцо, которое серебрилось на его указательном пальце. Джинн не раз замечала, как он смотрит на него или бездумно поглаживает, хотя так и не осмелилась спросить, откуда оно взялось. Кольцо выглядело совсем старым, серебро давно потемнело — едва ли подобную вещь мог носить человек, который в прошлом был главой комиссии Ясиро. Должно быть, оно имело для Аято особенное значение. — Пытаться объединить долг и семью — все равно что балансировать на острие клинка, — честно признался он. — Чем выше ты забираешься, тем сложнее будет удержаться. — Как ты справлялся с этим, когда был главой комиссии Ясиро? Аято чуть усмехнулся. — Я пытался сделать все, чтобы уберечь свою сестру от участия в политических играх Инадзумы. Но… — Он сжал переносицу. — Я не осознавал, что зашел уже слишком далеко. Некоторые люди пытались манипулировать мной, угрожая сестре. Другие вредили моим друзьям лишь ради того, чтобы нанести удар клану Камисато. Джинн молча слушала его слова. Капли дождя стучали по зонту, и на истертых мостовых собирались холодные лужи, в которых не отражалось ничего, кроме темноты ночи. — В конце концов я понял: как бы я ни старался, я не смогу уберечь Аяку от опасности. Все, что я могу сделать — это прекратить лгать и довериться ей. Не зная, что именно ей угрожает, не имея возможности повлиять на это, она становится еще более уязвимой. Аято опустил руку, и некоторое время они с Джинн в тишине шагали по ночному городу. — Отвечая на твой вопрос, — вновь заговорил Аято. — Если бы я был на твоем месте… Если бы я считал Аяку мертвой шесть лет, а затем вновь обрел бы ее… Я бы послал весь мир к черту и был с ней. Джинн чуть улыбнулась. Она всегда ценила честность Аято. Он никогда не пытался показаться лучшим человеком — благодаря этой черте у Джинн получалось хотя бы на время избавиться рядом с ним от навязчивого чувства вины за то, что последние шесть лет она была такой плохой защитницей Мондштадта. — Но я не на твоем месте. Мы с тобой разные, Джинн. Там, где я потерпел неудачу, ты можешь одержать победу. Найди свой способ балансировать на этой грани. Они добрались до ворот и остановились неподалеку от лавки Марджори, чтобы не тревожить ночную смену рыцарей. — Вне зависимости от того, какое решение ты примешь, я останусь на твоей стороне, — сказал Аято. — И помогу разобраться с последствиями, насколько сумею. Джинн покачала головой. — Ты столько лет помогаешь нашей семье… Даже сейчас, когда любой неосторожный шаг может столь дорого обойтись. Почему, Аято? Она ожидала, что он привычно спрячется за мягкой улыбкой. Аято нередко прибегал к ней, когда нужно было перевести тему или избежать прямого ответа на вопрос. К ее удивлению, он остался предельно серьезен. Опустив голову, он отвел взгляд и сказал: — Потому что люди не должны нести великую ношу в одиночку. Этот путь ведет лишь к смерти — того, кто несет эту ношу, или же тех, кто оказывается у него на пути. Он развернулся, готовый уйти. — Спокойной ночи, Джинн. — Подожди! — окликнула она. — Твой зонт и плащ… — Оставь себе, — качнул головой Аято. — До винокурни «Рассвет» идти дальше, чем до моего дома. Помнишь? Тебе ни в коем случае нельзя болеть. Он вновь напустил на лицо беспечное выражение и, махнув напоследок, удалился, тяжело наваливаясь на трость. Дождь пытался достать до него, но упругие капли разбивались о зонт, созданный элементальной энергией. Проводив его взглядом, Джинн тяжело вздохнула. «Люди не должны нести великую ношу в одиночку»… Им с Дилюком не стоит об этом забывать. За эти шесть лет они неоднократно пытались друг друга уберечь. Он натягивал маску Полуночного героя, она — рыцаря Ордо Фавониус. Они боролись за одно и то же, но все пытались разобраться, кому же из них следует взвалить на плечи груз ответственности за весь Мондштадт. «Не волнуйся, Джинн, я обо всем позабочусь». «Не надо вмешиваться в это, Дилюк. Я разберусь». «Я не стану ничего ему рассказывать, чтобы он не подвергал себя опасности». «Если я сохраню все в секрете, она не станет вмешиваться в это дело». Может, вместо того чтобы решать, кто из них должен принимать удар на себя, им следует объединить силы и отразить удар вместе. Развернувшись, Джинн зашагала через ворота Мондштадта в сторону винокурни «Рассвет».Конец музыкального фрагмента
* * *
Приземление вышло мягким. Не успела Тоня как следует удивиться, как под ней раздался сдавленный стон. Она испуганно ойкнула и торопливо слезла с агента Фатуи по имени Матвей, который и послужил ей площадкой для приземления. Впрочем, чувство вины быстро сменилось вспышкой ярости. — Из-за тебя! — прокричала Тоня. В руке нашлась только папка с документами по проекту «Одиннадцать», и Тоня от души зарядила ей Фатуи по лбу. — Из-за тебя… Я… — Она то и дело прерывалась, чтобы отхлестать Матвея папкой. Он лишь обессиленно заслонялся руками. — Ты зачем… полез… со своей секретностью? Так сложно было… просто меня… отпустить? Матвей негодующе вскинулся. — Ты издеваешься? Я просто пытался… исполнить… — Ему, в свою очередь, приходилось прерываться, чтобы сопротивляться отчаянным ударам Тони. — Свой… Да прекрати избивать меня этой папкой! — Ах, пытался исполнить свой долг! — В глазах Тони сверкнули слезы. — Да из-за твоего дурацкого долга я могла оставить в Заполярном Дворце именно те страницы, которые нужны мне для спасения брата, придурок! Стоило Тоне озвучить эту мысль, как осознание всего произошедшего поразило ее в самое сердце. Она встретила Аякса. Спустя шесть лет она наконец его нашла — и не сумела спасти, потому что опять повела себя как самая настоящая дура. А потом Аякс… Ее Аякс, ее любимый брат, который со смехом кружил ее по комнате, когда она была маленькой, и постоянно присылал письма из разных уголков света… Ее Аякс едва ее не убил. Тоня отстранилась от Матвея. Вскочила, прижав к себе папку, обожгла его взглядом, полным ярости, и отвернулась. По щекам заструились слезы. Тоня плакала, дрожа всем телом, и ее пальцы бездумно стискивали папку — последнюю надежду на спасение Аякса. Надежду, которую она могла упустить из-за этого дурацкого агента. — Если ты будешь так сжимать эту папку, там точно никакой полезной информации не останется, — буркнул Матвей. Тоня обернулась через плечо. Жаль, Глаз Бога не позволяет прожигать в людях дырку одним только взглядом. Впрочем, слова Матвея звучали здраво. Папку нужно показать Антону и господину Чжун Ли — помятые документы, залитые слезами, вряд ли облегчат им работу. Тоня чуть ослабила хватку. Найти бы еще, куда деть эту папку, чтобы благополучно донести ее до дома. Поразмыслив, Тоня заткнула папку за пояс. Не самое надежное место, но на первое время сойдет. — Упрекаешь меня в том, что я хотел исполнить свой долг, но ведь это ты влезла в Заполярный Дворец, — напомнил Матвей. — О чем ты только думала, дура? Надеялась проникнуть в секретную лабораторию и уйти безнаказанной, да еще и похитив секретные документы? — Тебя забыла спросить, — огрызнулась Тоня. Матвей, хмыкнув, скрестил руки на груди. — Я теперь по твоей милости торчу Бездна знает где вдали от своей родины. Зачем ты вообще потащила меня за собой? — И ты еще меня называешь дурой? — вспыхнула Тоня. — Ты пошел наперекор приказу! Это равносильно предательству. Какая судьба ждала тебя там, а? Вечное заточение? Смерть? Очередной безумный эксперимент Предвестников? Матвей открыл рот, но тут же его закрыл. Слова Тони потрясли его — он смотрел на нее несколько невыносимо долгих секунд с выражением искреннего изумления. — Ты… — Он зачесал назад волосы. Нервно рассмеялся. — Ты что, в спасительницу мою играть вздумала? Тоня фыркнула. — Да ты сам хотел, чтобы тебя спасли! Видел бы ты свои глаза, когда я применила печать! — Я хотел, чтобы меня спасли? — взвился Матвей. — Я хотел сохранить свою работу и привычную жизнь, а не становиться по твоей милости предателем родины. Если так хотела меня спасти, могла сделать одолжение и не лезть в Заполярный Дворец. Какой же он невыносимый! У Тони так и зачесались руки снова как следует отхлестать его папкой. — Если что-то не нравится, могу вернуть тебя обратно. — Да ну? — сощурился Матвей. — Правда можешь? Тоня понурила голову. Печати закончились. Она не могла вернуть Матвея домой — она теперь и сама не могла вернуться. Они застряли в… Кстати говоря, а где они вообще очутились? Тоня утерла рукавом остатки слез и осмотрелась. Всюду, докуда дотягивался взгляд, клубился туман, в котором угадывались смутные очертания деревьев и камней. Вытянув руку, Тоня нащупала левее холодную шершавую поверхность — по всей видимости, бок скалы. Небо, которое слабо просматривалось сквозь туман, было темным, затянутым тучами. Под ногами хрустели мелкие камешки. Матвею наверняка было больно на них падать, а Тоня ведь еще навалилась сверху… Ярость, вспыхнувшая мгновенно, столь же быстро угасла — будто спичка перегорела. Тоня повернулась к Матвею. Он сидел, привалившись к камню, но по его непроницаемому бледному лицу было совершенно невозможно прочесть, о чем он думает. Впрочем, Тоня и так догадывалась: в его голове роились невеселые мысли, к тому же нелестные в адрес одной рыжеволосой девчонки. — Ты знаешь, где мы? — рискнула спросить она. Матвей тяжело вздохнул. Осмотрелся, но увиденным остался недоволен. Вскинул голову к небу. — Туман и тучи, — проворчал он. — Если бы не они, можно было бы определить наше местоположение по звездам. — Вас в Фатуи даже этому учат? Матвей не стал отвечать. — Сейчас ночь, но все равно довольно тепло, — продолжил рассуждать он. — Мы явно не в Снежной. Он пошарил по земле и, отыскав камень побольше, подбросил его в руке. — Что ты делаешь? — полюбопытствовала Тоня. На мгновение ей стало страшно: а вдруг агент Фатуи засадит ей этим камнем промеж глаз? Но Матвей сделал знак вести себя тихо и метнул камень куда-то мимо, прямо в туманное облако. Вскоре Тоня услышала глухой звук удара о скалу. Некоторое время Матвей сидел молча, прислушиваясь, а затем сказал: — Похоже, мы упали на дно ущелья. Оно неглубокое, если повезет, найдем место, где можно вскарабкаться наверх. Тоня с готовностью шагнула в туман, но тут обратила внимание, что Матвей до сих пор сидит, приклеившись спиной к камню. Да что это с ним? Ночевать он тут что ли вознамерился? Она уперла руки в бока. — Тебе нужно особое приглашение? Матвей раздраженно закатил глаза и, опершись на камень, попробовал подняться, но тут же завалился обратно. Краски схлынули с его лица. Он невольно схватился за бок — тот самый, в который Тоня ударила его перед побегом из Заполярного Дворца. Прищурившись, Тоня вспомнила, как к Антону приходили пациенты с очень похожим выражением лица. Ее тотчас осенила догадка, от которой спину будто закололо мелкими ледяными иголками. — Я что, тебе ребра сломала? — испугалась она. — Прости, я не хотела, прости! Я ведь потом еще и упала на тебя, ох, прости! Матвей рассмеялся и тут же об этом пожалел — болезненные ощущения усилились. — Вот уж не думал, что ты скажешь Фатуи целых три «прости». Щеки Тони вспыхнули. — Не волнуйся, — добавил Матвей с непроницаемым лицом. — Они уже были сломаны. Твой удар был не сильнее, чем у хомячка. «Хомячка?» Эх, отыскать бы вместо папки более подходящий инструмент, чтобы как следует задать взбучку этому наглому Фатуи! Вот только слишком уж болезненный у него вид. Ладно. Пускай живет. Пока что. А потом, когда ему станет лучше, она покажет ему всю мощь тайного искусства хомячка. — Останься, — предложила Тоня. — Если будешь и дальше себя изматывать, у тебя могут возникнуть осложнения. Я выберусь из ущелья и позову на помощь. — Еще чего, — нахмурился Матвей. — Куда ты пойдешь в этом тумане? А если здесь на мили вокруг никого нет, кроме каких-нибудь хиличурлов? — Сидя здесь, мы точно этого не узнаем. А хиличурлов я не боюсь. У меня Глаз Бога есть. Матвей вздохнул и, прикрыв глаза, потер переносицу. — Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Что, если ты уйдешь и решишь не возвращаться за Фатуи, которого так ненавидишь? Его слова оскорбили Тоню до глубины души — она скрестила руки на груди и даже легонько топнула, из-за чего в разные стороны брызнули мелкие камешки. — Я никогда бы так не поступила! Матвей поднял на нее взгляд. — Так каждый может сказать. Я не могу тебе доверять. Тоня почувствовала, как обжигающая краска заливает ее до кончиков ушей. Что не так с этим агентом? Разве обязательно быть таким колким? Как он не понимает, что только подвергнет опасности свое здоровье, если потащится в туманную неизвестность? Впрочем… А если он прав, и вокруг нет никого, кроме хиличурлов? Вдруг они спустятся в ущелье и решат приготовить из Матвея ужин? У него ведь нет Глаза Бога, а применять в таком состоянии Глаз Порчи равносильно самоубийству. И потом, Матвей, кажется, обучен ориентироваться даже на такой непростой местности. Без него Тоня в два счета заблудится в этом густом белесом облаке. Нет. Оставлять его здесь неправильно. Вздохнув, Тоня подошла и протянула руку. Кажется, этот жест поразил Матвея до глубины души. — Я тоже не могу тебе доверять, — заявила Тоня. — И считаю тебя своим недругом. Но ты прав. В одиночку здесь может быть опасно. Если хотим выбраться, надо держаться вместе. Матвей дотронулся до ее ладони с таким выражением, словно добровольно засунул руку в капкан. Тоня помогла ему подняться и терпеливо дождалась, когда Матвей переведет дух. Затем они, не глядя друг на друга, двинулись в туман. Через некоторое время Тоне начало казаться, что они ходят кругами. Она уже точно видела это изогнутое, иссушенное дерево и поцарапанный когтями неизвестного существа камень. Сомнения покусывали со всех сторон, а плотный туман налипал на плащ, въедался в нос, затрудняя дыхание. В тишине, обступившей двух путников, зловеще звучали отдаленные крики воронов. «Куда же нас занесло?» Тоня споткнулась, но Матвей среагировал мгновенно — выставив руку, удержал ее от падения. — Смотри под ноги, — буркнул он. — Ты уверен, что мы не проходили здесь раньше? — спросила Тоня. Она указала на изогнутое дерево и камень со следами когтей. Матвей сдвинул брови и ругнулся сквозь стиснутые зубы. — Бессмыслица какая-то. Я уверен, что… — Он не закончил мысль. — Что-то не так с этим туманом. Держись ближе. Его ладонь сомкнулась под локтем Тони. Даже несмотря на боль, он двигался быстро, и Тоня едва за ним поспевала. Впрочем, она не могла не отметить, что Матвей держал ее аккуратно, совсем не той мертвенной хваткой, которой он вцепился в нее в Заполярном Дворце. Выставив свободную руку, Тоня скользила ей по одному из скалистых боков ущелья. Она надеялась, что так сможет проследить за направлением движения, но уже через пять минут они вновь оказались у изогнутого дерева и злополучного камня. Тоня в сердцах выругалась и хотела даже пнуть камень, но Матвей вовремя вмешался: — Хочешь хромать еще сильнее? Тоня сердито сдула упавшую на лицо прядь, уселась на камень, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди. — Я не понимаю, — проговорила она. — В прошлый раз ты свернул направо, а в этот раз — налево! Земля под ногами изменилась, а еще несколько раз попадались деревья, которых мы до этого не видели. И вот мы снова здесь. Как это возможно? — А ты наблюдательна, — сказал Матвей. И опять это непроницаемое лицо! Поди разберись, искренне он это говорит или насмехается. — Возможно, туман влияет на наше чувство направления, — предположил Матвей. — Тогда почему мы каждый раз возвращаемся в одно и то же место? Матвей ничего на это не ответил. Приблизившись, он опустился на камень рядом с Тоней, и некоторое время они молча сидели спина к спине. Тоня нервно покусывала прядь волос. Матвей сцепил руки в замок и мрачно глядел в землю. Затем они заговорили одновременно: — Прости, что… — Я, наверное… Оба замолкли. — Говори, — предложил Матвей. Тоня решилась на него посмотреть. Он выглядел таким подавленным, словно перенесся не в туманное ущелье, а прямиком на чьи-то похороны. Впрочем, такими успехами похороны понадобятся им самим. Тоня закусила губу. — Прости, что втянула тебя в это. Я найду способ вытащить нас отсюда, обещаю! Матвей молчал, но Тоне и не требовался ответ. В ней вспыхнула решимость. Нет времени рассиживаться и горевать о своей судьбе! Нужно вытащить Матвея из ущелья. Нужно выбраться из этого тумана и скорее вернуться домой. А там господин Чжун Ли и Антон обязательно что-нибудь придумают. Они обязательно спасут Аякса. И тогда… Тогда Тевкр вернется домой. Антон снова улыбнется. А мама… Маме станет лучше, и они вновь соберутся вместе, чтобы испечь блины с малиновым вареньем и послушать мамины истории. Тоня вскочила с камня и вытянула вперед руку. Над ладонью вспыхнул шарик огня. Туман вокруг Тони разбежался, но лишь самую малость — он по-прежнему укрывал дно ущелья плотным одеялом. Тогда Тоня соединила обе ладони и, сосредоточившись, швырнула вперед огромный клуб огня. В его алых всполохах она сумела разглядеть голые деревья с иссушенными ветвями и стаи ворон, которые молча собирались на дне ущелья, пристально наблюдая за двумя незваными гостями. Но хуже всего были обступившие их с Матвеем скалы — как он и говорил, невысокие, но отвесные, так просто не заберешься. Проклятье. Шар огня умчался в туман и исчез. — Здесь можно забраться, — сказал Матвей. Тоня и не заметила, как он поднялся с камня и оказался рядом со стеной ущелья. — Просто не будет, но хотя бы есть шанс. Карабкаться умеешь? Тоня кивнула. Карабкаться ее еще в детстве научил Аякс. В Ли Юэ, тоскуя по брату, она нередко убегала в горы и там забиралась куда повыше, чтобы сесть на краю, свесив ноги, и пожевать свежие закатники. — Я пойду первая, — решила она. — А потом посвечу тебе сверху. Матвей нахмурился, и Тоня, разозлившись, выпалила: — Ты думаешь, что я брошу тебя при первой удобной возможности, а я думаю, что так поступишь ты! Ясно тебе? Я пойду первая. Точка. Матвей поднял руки, признавая поражение, и отступил от стены. Не глядя на него, Тоня несколько раз хлопнула в ладоши, создав вдоль стены небольшие язычки пламени. Они отталкивали туман, и в их робком свете Тоня увидела то, что прежде приметил Матвей — трещины и впадины, достаточно широкие, чтобы можно было уверенно опереться на них ногами. Выдохнув, Тоня собралась с мыслями и, нащупав подходящее углубление, начала подъем. Тело ныло после драки с Аяксом. Ушибленное колено и оставшиеся после нитей Сандроне порезы на запястьях саднили. Скала была невысокой, но к концу подъема Тоня окончательно выбилась из сил и еле-еле затащила себя наверх. Она повалилась в траву, пытаясь отдышаться, и чуть не уснула прямо так, посреди тумана и темноты — из небытия ее выдернул слабый оклик Матвея. Заглянув за край, она вытянула руку и разожгла огоньки вдоль скалы посильнее. — Давай, — обратилась она к Матвею. — Видишь? Дело пяти минут. Он криво усмехнулся и, привычно промолчав, тоже начал подъем. Каждое подтягивание давалось ему труднее, чем Тоне. Она вообще не представляла, как он еще держится, но агенты Фатуи, наверное, были с болью на ты. Матвей успешно преодолел половину скалы, но затем замедлился, задышал тяжело, с хрипом, подолгу отдыхая после каждого рывка вверх. — Ты молодец, — подбодрила Тоня. — Осталось еще чуть-чуть! Они оба знали, что это ложь, но кажется, поддержка Тони придала Матвею сил. Он подтянулся еще несколько раз, но оказавшись совсем недалеко от края, вдруг сильно вздрогнул и начал заваливаться назад. Тоня перегнулась через край и, не раздумывая, ухватила Матвея за запястье. Под его весом ее потянуло вперед, и она еле успела удержаться за тяжелый камень у обрыва. В уставших мышцах мгновенно разгорелась боль. Тоня отчаянно тянула Матвея на себя, но он был слишком тяжелым. От напряжения на глаза навернулись слезы, и Тоня, не удержавшись, выругалась сквозь сжатые зубы. — Отпусти, — тихо проговорил Матвей. — Заткнись, — велела Тоня. — Лучше помоги! Матвей зажмурился, но быстро принял решение. — Не теряй силы, ты все равно меня не вытянешь. Просто держи. У Тони не нашлось сил отвечать, но тянуть она перестала. Матвей со вскриком подтянулся и, нащупав ногами опору, смог восстановить равновесие. Сразу же стало легче, и Тоня помогла ему преодолеть последние несколько выступов, а затем перетащила через край. Они с облегчением повалились в траву. Тоня вслушивалась в бешеную скачку собственного сердца. Казалось, каждый сантиметр тела пытается громогласно обвинить ее в столь бесцеремонном обращении. Отдышавшись, она взглянула на Матвея. Тот лежал без сил, и его лицо казалось во мраке призрачным ликом. Полуприкрытые глаза следили за каждым движением Тони, но в них не было ни враждебности, ни настороженности — только бесконечная усталость. Тоня сообразила, что до сих пор держит его за запястье, и поспешила разжать пальцы. Во время подъема рукав его плаща задрался, и Тоня успела заметить, что его рука усыпана шрамами от ожогов. Проследив за направлением ее взгляда, Матвей перекатился на спину и поддернул рукав, скрывая страшные следы. — Спасибо, — сказал он. — Я ведь говорила, что не брошу тебя на произвол судьбы, — отозвалась Тоня. Матвей чуть усмехнулся. — Из ущелья мы выбрались, но вокруг по-прежнему туман, — заметила Тоня. — Что будем делать? Матвей не ответил. Взглянув на него, Тоня обнаружила, что он лежит с закрытыми глазами. Неужели отключился? Она осторожно потянулась к нему, надеясь воспользоваться этим и осмотреть его повреждения, но Матвей почувствовал это и перехватил ее руку прежде, чем Тоня смогла к нему прикоснуться. Что ж. Весьма красноречиво. Тоня отдернула ладонь и, опершись на локти, с трудом села. — Давай передохнем немного, — предложила она. Не открывая глаз, Матвей кивнул. Тоня качнула головой. Он вроде бы такой умный, тогда почему ведет себя, как дурак? Неужели не понимает, что в таком состоянии отказываться от помощи вредно для здоровья? Кому он сделает лучше, если будет относиться к ней с подобной настороженностью? Вздохнув, Тоня решила оставить его в покое. Стараясь не отходить далеко, она собрала ветви для костра и разожгла огонь. Пускай здесь, в этих туманных землях, было теплее, чем в Снежной, стояла уже середина сентября, и ночной холод медленно, но верно пробирался под одежду. Придвинувшись к костру, Тоня обняла колени руками и положила на них голову, вглядываясь в туман. — Знаешь, мне кажется, ты прав. Здесь действительно на мили вокруг никого нет. Матвей неопределенно хмыкнул. — Мне кажется, я знаю, где мы. — Правда? — подалась вперед Тоня. Матвей открыл глаза, но вместо того, чтобы посмотреть на Тоню, направил взгляд в небо. Впрочем, даже его не было видно за туманной завесой. — Повсюду туман. Пахнет морем. А еще эта растительность на дне ущелья… Пускай деревья уже высохли, на материке таких не встретишь. Я думаю, мы оказались на Цуруми. — Цуруми? — ошарашенно переспросила Тоня. Ее словно из ведра с ледяной водой окатили. Цуруми! И ведь верно. Использовав печать, она загадала не какое-то конкретное место, а пожелала перенестись как можно дальше от Заполярного Дворца. Да уж. Цуруми и впрямь далеко от Заполярного Дворца — дальше не придумаешь. Издав мученический стон, она спрятала лицо в ладони. — Какая же я дура! Неужели так сложно было нормально сформулировать свою мысль? Дура! Из-за меня мы застряли на необитаемом острове! Мы ведь можем никогда отсюда не выбраться! — Не отчаивайся раньше времени, — отозвался Матвей. — Если повезет, сможем найти на берегу лодку. — А если не повезет? Матвей вздохнул. Молчание повисло между ними тяжелым облаком, и Тоня, сердито стукнув кулаком по земле, отвернулась. Она злилась не на Матвея — она злилась на себя. — Я привыкла к своей удачливости, — в сердцах сказала она. — А теперь удача закончилась, и я решила притянуть к себе все на свете несчастья. — Не надо так говорить. Тоня не нашлась с ответом. Матвей ведь спас ее. Пускай он Фатуи, он не испугался ворваться прямиком в лабораторию к Аяксу и даже атаковать его. Он нарушил приказ, в одночасье лишился доверия собственной организации, работы, привычной жизни. И чем она отплатила ему? Ударом по сломанным ребрам и путевкой на необитаемый остров. Хороша благодарность за спасение! — Убиваясь, делу не поможешь, — рассудил Матвей. — Так что нечего себя винить. Отдохни. Пойдем дальше… минут через тридцать… Обернувшись через плечо, Тоня заметила, что он снова закрыл глаза и на этот раз, по всей видимости, окончательно уснул, сраженный борьбой с болью. Тоня растянулась на траве, протянув ладони к костру. Ее взгляд вновь метнулся к Матвею, к его рукам, скрытым под плотной тканью плаща. Интересно, откуда взялись его шрамы? Размышляя об этом, она вспомнила, что не выяснила кое-что еще. Там, на дне ущелья, Матвей сказал: «Наверное, я…» Он позволил Тоне говорить первой и в конце концов так и не закончил свою мысль. Так что же он пытался сказать?* * *
Тимми не удержался от зевка. Большую часть ночи он провел без сна, тайком от других сестер подглядывая за дверью, которая вела в комнату Барбары. За несколько часов она так ни разу и не отворилась. В конце концов Тимми сдался и отправился спать — после нескольких ночей, проведенных на постоялых дворах и на дне телеги, ему была жизненно необходима теплая мягкая постель. А наутро он снова вернулся на свой наблюдательный пункт и с удивлением обнаружил, что Барбара уже покинула комнату и теперь подметала пол у алтаря. К счастью, в этот ранний час собор был пуст — лишь сонные сестры шепотом обсуждали предстоящие дела. Если бы не это, Барбару уже наверняка окружили бы былые почитатели. И каждый из них первым бы пытался узнать, что с ней случилось и как она сумела вернуться домой. Тимми тоже очень хотелось это знать. Решив не упускать свой шанс, он приблизился. Он ожидал, что Барбара его не узнает, но она, подняв взгляд, тотчас улыбнулась и сказала: — Доброе утро, Тимми. — Доброе утро. Как же вывести ее на чистую воду? «Могу ли я узнать, не служишь ли ты часом Бездне?» — Вот уж не думал, что сестры позволят тебе убираться в таком состоянии, — осторожно подбирая слова, сказал Тимми. Барбара перекинула через плечо длинный хвост из светлых волос, в которых отчетливо просматривались седые пряди. Пару раз Тимми замечал такие и у Тевкра. — Не волнуйся, — попросила Барбара. — Я хорошо себя чувствую. Разве что голова немного болит, но это не повод проводить целый день в постели. «Болит голова… Так и запишем». — Ты совсем ничего не помнишь? — спросил Тимми. — Ты ведь шесть лет в Бездне провела. Неужели вот так взяла и забыла целых шесть лет своей жизни? Барбара вздохнула и, оторвавшись от подметания пола, возвела глаза к высокому сводчатому потолку. В ее взгляде плескалась грусть. — Мне жаль, Тимми, но я правда ничего не могу вспомнить. Где я была? Что со мной делали? Что случилось с остальными ребятами? Я не знаю. Я не знаю даже, как спаслась. Прости. Тимми задал еще несколько вопросов, но никаких толковых ответов так и не добился. Он заметил лишь, что Барбара то и дело дотрагивается до серебряного медальона с черным камнем. Всякий раз, когда Тимми бросал взгляд на камень, в его ране, оставленной ледяным шипом Аякса, скапливался холод. Двери в собор открылись, и утренний прихожанин, завидев Барбару, тотчас устремился навстречу. Пришлось Тимми убраться, пока и он не стал объектом чужого внимания. Уже через полчаса собор наполнился людьми, и каждый пытался поговорить с Барбарой. Каждому она отвечала с мягкостью и улыбкой — шесть лет назад она вела себя точно так же, одаривая всех вокруг добротой. В ее глазах плескалось тепло. Она охотно пожимала руки, возносила молитвы Барбатосу и терпеливо отвечала на многочисленные вопросы. Когда толпа схлынула и у Барбары появилась возможность выдохнуть, она вновь взялась за метлу и, напевая, принялась убираться между скамьями. До Тимми доносились обрывки ее песни:В тихом поле бродит волк…
Барбара улыбнулась проходившей мимо сестре Грейс, и та кивнула в ответ.Змей струится, словно шелк…
Пальцы Барбары вновь погладили серебристый медальон.Я блуждаю средь травы…
К ней подошел очередной прихожанин, и песня оборвалась. Тимми вздохнул. Нет. Барбара решительно не напоминала девушку, отравленную Кровью Текутли. Ни красных прожилок, ни вспышек агрессии. Она вела себя, как всегда, лучилась доброжелательностью и любовью ко всему, что ее окружало. Устало потерев виски, Тимми поднялся и отправился на встречу с Кли и Тевкром. Кли задумчиво глядела в сковородку, в которой скворчала яичница. Они с Тевкром целую ночь провели на крыше собора. Тевкр вслушивался в звуки, которые приносила Клавдия, и изредка передавал удивительное устройство Кли. Прикладывая его к уху, Кли слышала лишь потрескивание помех и отдаленные голоса сестер. Комната Барбары хранила молчание. Ничего подозрительного. «Мы сошли с ума, — осознала Кли. — Барбара наконец вернулась домой, а мы подозреваем ее в сговоре с Бездной и относимся, как к врагу. Разве это правильно?» Дверь открылась, и на пороге показался Тевкр. — Ого, ты решила нам пир устроить? Он поставил на стол стаканчики с кофе и стянул с шеи шарф. Кли потерла заспанные глаза. Окончательно замерзнув и выбившись из сил, они решили уйти с крыши и провели остаток ночи дома у Тевкра. Тевкр великодушно выделил Кли кровать, а сам отправился спать на диван в кухне. — Да ну, ерунда. Это же всего лишь яичница. — Ничего не ерунда! Спасибо. Твоя забота спасает меня уже четыре года. Он раз пять спросил, не нужна ли Кли помощь, и лишь когда она пригрозила зарядить ему лопаткой по лбу, успокоился и устроился в углу, потягивая кофе. — Я слышал, винокурня «Рассвет» сегодня утром тоже объявила о забастовке, — поделился он новостями. — Ого, — отозвалась Кли. — Магистр Варка сейчас наверняка скрипит зубами от ярости. Ты можешь поверить, что все это дело рук господина Камисато, Лизы и нашей Джинн? — Знаешь народную мудрость? — отозвался Тевкр. Кли повернулась к нему, уперла руку в бок. — Какую? По губам Тевкра скользнула улыбка. — «Не злите Джинн». По ней, может, и незаметно, но она буквально рвет и мечет из-за заточения Дилюка. Мне кажется, если Варка его не освободит, она самолично подвесит его на самой высокой мельнице Мондштадта. Кли невольно захихикала. — Это точно. Разложив яичницу по тарелкам, она устроилась напротив Тевкра, и некоторое время они молчали, с удовольствием уплетая завтрак. Оба порядком вымотались за последние дни и теперь наслаждались спокойным утром в компании друг друга. Через некоторое время в дверь постучали. На пороге обнаружился заспанный Тимми. Не дожидаясь приглашения, он протиснулся в кухню и тут же принялся ставить чайник. — Я наблюдал за ней полночи и все утро, — сказал он. — Не знаю, ребята. Может, мы совсем уже съехали с катушек. — Может, — согласился Тевкр. — Мы тоже не услышали ничего подозрительного. Все трое обменялись тяжелыми взглядами. Стоит признать, после всего, что случилось в Фонтейне, они действительно начали относиться к окружающим с большей подозрительностью. Кли чуть не расплакалась, услышав новости о Рэйзоре, а Тевкр и Тимми до сих пор с содроганием вспоминали встречу с Аяксом, его ледяные шипы и пули. Козни Бездны и Фатуи уже начали мерещиться им повсюду. — Давайте понаблюдаем еще немного, — предложила Кли. — Слишком уж все просто. Неужели Бездна такая: «Ну ладно, что уж поделать, иди, Барбара, живи свою лучшую жизнь!» — И медальон на память подарила, — хмыкнул Тимми. Кли не донесла стаканчик с кофе до рта. — Медальон? — переспросила она. Тимми описал им примечательное украшение, которым за шесть лет отсутствия обзавелась Барбара. — Мы ведь не знаем точно, получила ли она его в Бездне, — со вздохом признал Тевкр. — Но выглядит это и впрямь подозрительно. Кли права. Давайте понаблюдаем еще немного, хотя бы сегодняшнюю ночь. — Ночь? — уточнил Тимми. Чайник закипел, и он, по-хозяйски порывшись на полках, отыскал свою любимую кружку с рисунком голубя. — Я сегодня буду большую часть дня тренироваться с Сяо, — неожиданно для всех объявил Тевкр. Тимми чуть не плеснул кипятком себе на ногу, а Кли лишь чудом не облилась кофе. Сяо — и вдруг согласился кого-то тренировать? Тевкр будет обучаться у тысячелетнего Яксы из Ли Юэ? Вот уж и вправду неожиданные новости! Кли не знала даже, радоваться или завидовать. Впрочем, хоть Сяо и был очень хорошим, от одного его взгляда все тело Кли покрывалось колкими мурашками. Вряд ли она смогла бы тренироваться под его началом. От строгости Кли тут же смущалась и начинала все делать наперекосяк. Порой она впадала в такую панику, что могла даже забыть, как дышать. — Ты уверен, что не хочешь отдохнуть? — уточнил Тимми. — Ты еще не оправился от ран и… Пальцы Тевкра сжали стакан. — Уверен, — был короток его ответ. А ночью они с Кли вновь встретились у Собора Барбатоса. Тимми вернулся туда сразу после утреннего разговора, а Кли скоротала день, гуляя по городу и наблюдая за его жителями.Этот фрагмент можно читать под музыку: The Secret Sisters — Hold You Dear. Ставьте на повтор
Венти в компании Кадзухи потягивал яблочный сидр на крыше «Кошкиного хвоста». Скучающая Диона, которая на время забастовки не знала, чем себя занять, гуляла, разбрасывая ногами опавшие листья. Господин Камисато в одиночестве размышлял у монумента исчезнувших. Вскоре компанию ему составила Лиза: заложив руки за спину, она с улыбкой поздоровалась, и они неторопливо двинулись в сторону «Доли ангелов». Сайно сидел на скамейке у штаба Ордо Фавониус, уткнувшись в свиток, и переговаривался с Эмбер, которая помогала ему отыскать в книге какую-то информацию. Эола наблюдала за городом с мельницы. Опершись на перила, она глядела вниз, и прохладный осенний ветер трепал ее волосы. Магистр Варка не меньше часа провел на кладбище за собором, ухаживая за могилой своей жены. Розария объявилась только под вечер: покинув собор, она привычно обратилась в незаметную тень и растворилась в вечернем сумраке. А Кли… Кли бродила по Мондштадту и думала о том, как вопреки всему рада вернуться домой. Она любила Мондштадт, любила его людей и надеялась, что однажды сможет починить все, что было сломано, примирить всех, кто оказался в раздоре, и вновь пройтись по этим улицам бок о бок с Альбедо. Она никогда бы не решилась портить монумент, а потому не стала вписывать к исчезнувшим имя Альбедо. Вместо этого она на скорую руку смастерила игрушку, похожую на Додоко, украсила его венком из сесилий и поставила у монумента. Погода выдалась ясная, а потому Кли мановением руки зажгла свечи, расставленные у монумента неравнодушными горожанами, и некоторое время простояла так, вспоминая минувшие дни. Затем она уселась прямо на мостовую и, засунув руку в карман, развернула прощальное письмо Кэйи — то самое, что он подложил в ее сумку с бомбами незадолго до Дня Пепла. «Привет, маленькая сияющая звездочка. Если ты нашла это письмо, значит, я не смог вернуться к тебе, несмотря на свое обещание. А еще это значит, что я должен быть предельно честен с тобой, какой бы трудной ни была правда. В твою жизнь наверняка пришли перемены. И раз уж я пообещал быть честным, скажу прямо — вряд ли она теперь когда-нибудь станет прежней. В ней больше не будет людей, к которым ты привыкла, а каждое напоминание об ушедших временах будет неизменно приносить боль. Ты не сможешь закрыть на нее глаза или притвориться, будто ее не существует. Как бы быстро ты ни бежала, она догонит тебя. Не надо бежать. Не надо притворяться. Позволь себе пережить все, что тревожит твое сердце. Готов поспорить, этот мрачный ворчун еще много лет будет тосковать по старым временам, но ты ни в коем случае не бери с него пример. Не держись за прошлое, Кли. В конце концов это приносит лишь боль. Отпустить его бывает нелегко, и я вряд ли тот человек, который сможет дать тебе совет, как это сделать. Но я уверен, вокруг тебя найдется немало добрых людей. Такая уж ты, звездочка. Всегда притягиваешь к себе хорошее. Не отказывайся от их помощи. Не бойся открыть им свое сердце, потому что я знаю — если кто-то посмеет тебя обидеть, ты сделаешь для него персональную бомбу и найдешь лучший способ ее применения». Дойдя до этого момента, Кли невольно рассмеялась и вытерла выступившие слезы. «Знаешь, я обычно легко обращаюсь со словами, но в этот раз не могу их подобрать. Просто не могу выразить, как благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Ты всегда была ко мне добра. Ты всегда верила в меня — даже когда никто не верил. Я никогда этого не забуду. Даже если мне суждено провести в Бездне остаток своих дней, я буду греться твоим теплом и твоей любовью. Сияй ярко, звездочка. И пожалуйста, не взорви Мондштадт в мое отсутствие, ладно? Всегда помни: «В городе что-то взорвется — Кли плохо придется», «Если кого-то поранит, Джинн злая станет», «Если в Мондштадте бум случится, Кли за решеткой очутится». Я буду по тебе скучать. Кэйа» Не надо бежать. Не надо притворяться. Сияй ярко. Я буду скучать. Кли ласково провела по истрепанной бумаге пальцами. Не счесть, сколько раз за последние шесть лет она перечитывала это письмо, но только сейчас, когда она наконец выяснила, что Альбедо никогда не был ее врагом, до нее стал доходить смысл прощального послания Кэйи. Она зажгла свечку, думая о нем, а затем поднялась и, спрятав письмо в сумку, отправилась к Собору Барбатоса. Стемнело. Тевкр уже ждал ее на крыше. Подтянув колено к груди, он задумчиво крутил в руках Клавдию, а сам глядел на звезды. Заметив Кли, он тут же повернул голову и улыбнулся. Кли не стала здороваться. Вместо этого она опустилась рядом с Тевкром и порывисто заключила его в объятия. — Кли? Она вжалась в его плечо, прижала к себе крепко-крепко, надеясь, что так сможет запомнить все самое лучшее, самое теплое, что их связывало. «Но я уверен, вокруг тебя найдется немало добрых людей. Не отказывайся от их помощи. Не бойся открыть им свое сердце». — Я скучаю по ним, — прошептала она. — По Альбедо, по Кэйе… По всем, кто исчез в Бездне. Ее откровение потрясло Тевкра. Отложив Клавдию, он обнял Кли и ласково провел рукой по ее волосам. Кли судорожно вздохнула. Она думала, что не сможет подобрать нужных слов, но стоило решиться на этот разговор, как они посыпались сами собой неудержимым потоком: — Больше всего я боюсь, что мы не сумеем их вернуть и что мне все же придется научиться жить без них. Надежда на их возвращение… Это единственное, что помогало мне держаться все эти шесть лет. Тевкр сильнее сжал ее в объятиях. — Если ее не станет, Тевкр… Я боюсь, что не смогу этого вынести. Я просто лягу, расплачусь и никогда уже больше не встану. Она пыталась сдержать слезы, но не сумела, и они все же покатились по щекам. Тогда Тевкр отстранился и стер их осторожным прикосновением. Его тепло чуть успокоило Кли, и некоторое время они молча сидели, взявшись за руки, а над их головами перемигивались далекие звезды. — Я тоже, — признался наконец Тевкр. — Может, это глупо, но даже после встречи с Аяксом в Фонтейне я до сих пор надеюсь на лучшее. — Я боялась, что эта встреча тебя сломила. Тевкр качнул головой. — Может, потому что Аякс все-таки меня не убил, а может, потому что без этой надежды я и впрямь не знаю, как быть дальше… Но я не должен сдаваться. Тогда… если в конце пути я пойму, что проиграл, я хотя бы буду знать, что сделал все возможное. Кли стало так его жалко, что ее лицо, должно быть, исказилось, потому что Тевкр улыбнулся и коснулся ее щеки. — Все в порядке, Кли. Я ведь не один. У меня есть ты… и Тимми, и Джинн, и множество других людей. Ты тоже не одна. Неважно, что ждет нас впереди. Я всегда буду на твоей стороне. Не выдержав, Кли вновь заключила его в объятия. Руки Тевкра сомкнулись за ее спиной. Вдруг оба ощутили на крыше кого-то постороннего. Повернувшись, они обнаружили Тимми, который наблюдал за ними с помесью любопытства, насмешки и невыразимой нежности. Судя по всему, он только-только забрался на крышу, но тому, что застал друзей в подобном виде, ни капельки не смутился. Типичный Тимми. — Эй, вы, любители обнимашек! Я только что видел, как Барбара спустилась в комнату у алтаря.Конец музыкального фрагмента
Кли и Тевкр обменялись встревоженными взглядами. Кажется, операция «Тамара» началась по-настоящему. Подхватив Клавдию, Тевкр сунул ее в карман, и все трое соскользнули с крыши. В собор они пробрались бесшумно, воспользовавшись окном, через которое выбрался на крышу Тимми. Оказавшись в пустующем соборе, Тевкр первым делом запустил Клавдию. Она первой пролетела в темноту, которая окутывала ступени у алтаря, но пока ничего, кроме помех, не улавливала. Кли, Тевкр и Тимми в нерешительности остановились у прохода. Десятки вопросов крутились в их головах. Что, если все это время под алтарем Собора Фавония находилось еще одно святилище с Небесным ключом? Что, если следом за Барбарой в Мондштадт проникнут гончие разрыва? Маги, Вестники и Чтецы Бездны? И что, если им придется столкнуться с Барбарой в бою? Через треск помех Клавдия донесла до Тевкра отголоски песни. Ее пела Барбара. Голос ее звучал ровно, словно Барбара была абсолютно равнодушна к тем словам, что срывались с ее губ.В тихом поле бродит волк, Змей струится, словно шелк. Я блуждаю средь травы — Не отмыться от крови.
Взявшись за руки, Кли, Тевкр и Тимми двинулись в темноту.