Легко ли быть ущербным и больным, Уродом на потеху остальным? Ты этого не знаешь! Как ты не понимаешь? Все будет по-другому, Когда я стану богом. Последнее Испытание — Ссора братьев
Разряд, треск! В катализаторе разгорается мощь молний, но уже через несколько мгновений она затухает, рассыпается слабыми, ни на что не способными искрами. Скарамучча с досадой отшвырнул катализатор прочь. За несколько лет жизни в Фонтейне он успел забыть, как пользоваться Глазом Порчи, а тело, радуясь этому обстоятельству, никак не хотело вспоминать прежние навыки. Прежде Скарамучча без труда мог перенаправить силы Глаза Порчи в катализатор, тем самым полностью компенсируя отсутствие Глаза Бога, но теперь… Теперь он чувствовал себя бесполезным куском дерьма. Вот блядь. Так ты вероятнее сломаешь оружие, чем проведешь тренировку с пользой. Назойливый голос Шепота Порчи, как всегда, не смог придержать комментарий при себе. Будь он человеком, Скарамучча бы ему вмазал, будь артефактом — отправил бы поздороваться со стеной. Увы, это был всего лишь голос. Сам Небесный ключ хранился в недрах Заполярного Дворца, и Скарамуччу к нему не подпускали. — А ты как будто много об этом знаешь, — огрызнулся Скарамучча, подняв катализатор. — Прошу тебя, чертова сфера без рук и ног, просвети же, как мне провести тренировку с пользой! Со стороны Шепота Порчи донесся тихий смех. Ты правда этого хочешь? — Почему у меня такое ощущение, будто ты мне угрожаешь? Шепот Порчи ничего на это не ответил. Скарамучча решил было, что вредный Небесный ключ решил съехать с темы, но тут увидел, как прямо перед ним на тренировочном поле собирается сгусток теней. Он невольно отступил на шаг и выставил руку, перед которой закрутился готовый к атаке катализатор. Сплетаясь друг с другом, тени постепенно обрисовали в воздухе силуэт высокого мужчины. Приглядевшись, Скарамучча решил, что ему не больше тридцати. Прямые черные волосы спадали почти до самого пояса. Глаза, синие, словно осколки сапфира, глядели на Скарамуччу с легкой насмешкой. Мужчина был одет донельзя элегантно, в закрытую черно-серебряную кофту по фигуре и приталенный черный плащ, ниспадающий до колен. Прямые черные брюки были заправлены в высокие сапоги. Запястья и тыльную часть ладоней закрывали тканевые наручи с металлическими серебристыми вставками. Всем своим видом он напоминал Скарамучче Фонтейн. Мужчина казался вполне реальным, но все же это не мешало соснам и мишеням просвечивать сквозь него, как если бы он был призраком. — Ты еще кто такой? — напрягся Скарамучча. Он привык к переменам, которые произошли за шесть лет его отсутствия, а потому не удивился бы, окажись мужчина какой-нибудь очередной сумасшедшей разработкой Дотторе или личным помощником Царицы, которого притащили с того света. Со стороны мужчины донесся тихий смех. Звучал он знакомо. — Разве ты не сам хотел, чтобы я помог тебе с тренировкой? Прежде, чем Скарамучча успел сказать хоть слово, мужчина растворился в тенях, а затем возник снова — совсем рядом. Скарамучча почувствовал его холодное прикосновение. Мужчина умелыми движениями придал ошарашенному Скарамучче нужное положение и направил его руку под правильным углом, отчего катализатор тут же принялся разбрасывать электрические искры. — Вот так. Не спеши. Ты витаешь в облаках, а потому и Глаз Порчи тебя не слушается. Неважно, какой инструмент ты используешь в бою, он не станет служить тебе, если ты сам не знаешь, чего хочешь. Справившись с потрясением, Скарамучча отскочил от незнакомца и направил катализатор против него, но искры пронеслись мимо, не причинив мужчине никакого вреда. — Грубовато с твоей стороны. — Да кто ты, блядь, такой? — не выдержал Скарамучча. Мужчина заложил руки за спину и склонил голову набок. Каждое его движение казалось выверенным до мельчайших деталей, и Скарамучча не мог избавиться от ощущения, что имеет дело с каким-то именитым господином из Фонтейна. — Обидно, знаешь ли. С учетом того, как много времени мы в последние дни проводим вместе, я ожидал более теплого приема. Скарамучча сощурился. Нет, конечно, ему уже приходила в голову такая мысль, но мог ли это на самом деле быть… — Шепот Порчи? — вслух озвучил он свою догадку. — О, — отозвался мужчина. Кажется, обращение Скарамуччи его расстроило. — Ну, полагаю, ты действительно знаешь меня только под этим именем. Скарамучча опустил катализатор. Даже если мужчина затеет драку, обычное оружие против него все равно не подействует. — Ты что, мог с самого начала залезть в какого-то мужика и общаться со мной нормально? Я уж думал, что обречен до скончания веков слушать твой голос в своей башке. — Я пропущу твои любезности мимо ушей, — бесстрастно отозвался Шепот Порчи. — Я всегда имел эту форму. Просто прежде связь между нами была слаба, и ты не мог ее увидеть. Ну а я не горел желанием ее тебе показывать. Слова Шепота Порчи звучали обидно, но Скарамучча привык к постоянным подколкам с его стороны. Разумеется, артефакт по своему обыкновению пытался раззадорить собеседника, потому что испытывал искреннее удовольствие, слушая его недовольное бурчание. — Так что? Хочешь продолжить тренировку? Или тебе нужно время, чтобы найти и вернуть на место свою челюсть? — Ты невыносим, — признался Скарамучча. Шепот Порчи рассмеялся. — Рад это слышать. Он небрежно облокотился на тренировочный манекен и, скрестив руки на груди, сказал: — Дело не в Глазе Порчи, а в технике, которую ты используешь. Она достаточно проста, в меру агрессивна и может быть эффективна против кучи мелких противников, но вступая в бой с врагом посерьезнее, ты неизбежно потеряешь в уроне и маневренности. — Ты думаешь, я стал Предвестником за красивые глаза? — огрызнулся Скарамучча. — Нечего меня поучать. Я умею драться, Шепот Порчи. В синих глазах Шепота Порчи сверкнул лед. — Буду признателен, если ты перестанешь так меня называть. Скарамучча фыркнул и, отвернувшись, сделал вид, что больше не заинтересован в общении. Шепот Порчи, естественно, никуда не ушел. Скрестив руки на груди, он продолжил наблюдать за тренировкой Скарамуччи, и от его пристального взгляда казалось, что тело покалывают мелкие иголки. — Блядь, да черт с тобой! — не выдержав, воскликнул Скарамучча. — Какую технику мне надо использовать в серьезном бою? — Ты же не хотел, чтобы я тебя поучал. Будь Шепот Порчи осязаемым, Скарамучча с радостью бы сейчас насадил его на нож. Пользуясь собственной безнаказанностью, призрак ухмыльнулся, но продолжать словесную перепалку не стал. Вместо этого он приблизился и, встав на одну линию со Скарамуччей, повел в воздухе рукой. Перед ним возник катализатор — круглая сфера, подозрительно напоминавшая внешний вид самого Небесного ключа. — Это… — Просто проекция, не обладающая реальной силой. — Я не об этом спрашивал. — Так сформулируй свой вопрос, а не обрывай предложение в самом начале. Скарамучча раздраженно хмыкнул. — Ты не можешь обойтись без нотаций? И вообще, прежде тебе ничего не мешало без спросу лезть в мою голову! — Ну, тебе не нравилось, и я решил особо не углубляться в твои мысли. Вечно ты себе противоречишь, господин Предвестник. «Он опять издевается», — догадался Скарамучча и твердо решил не поддаваться на провокации. Шепот Порчи тем временем отвел руку в сторону, готовый продемонстрировать Скарамучче технику, но вдруг напрягся и стремительно развернулся в сторону выхода из Заполярного Дворца. Скарамучча обернулся через плечо, но никого не увидел. — Кто-то идет, — обронил Шепот Порчи. — Будь осторожен. Он исчез во всполохе теней. В этот момент деревянная дверь, через которую обычно ходили застрельщики и агенты, распахнулась, и на тренировочную площадку вихрем вылетел Итэр, Принц Бездны. Скарамучча нахмурился. Чего этот конченый ублюдок забыл на тренировочной площадке Заполярного Дворца? К его изумлению, Итэр подлетел к нему. Прежде, чем Скарамучча успел опомниться, рука Итэра крепко ухватила его за шею и приподняла над землей. Скарамучча принялся вырываться. Пальцы Итэра сжимались, как капкан, а янтарные глаза горели неистовством, от которого душу выворачивало наизнанку. Заметив попытки Скарамуччи освободиться, Принц Бездны встряхнул его и грубо повалил на землю. — Ты… с ума сошел? — закашлялся Скарамучча. Смотреть на Итэра снизу вверх было унизительно, и Скарамучча попытался встать, но Итэр пинком заставил его остаться на земле. — Где он? — требовательно спросил он. — О ком ты, блядь, говоришь? Глаза Итэра оказались неожиданно близко. Скарамучча ощутил на лице его разгоряченное дыхание. — Я еще раз повторять не стану, так что отвечай. Куда. Ты дел. Гнозис? «Он ебнулся», — понял Скарамучча. Увы, легче от осознания этого факта не стало. — Я отдал его Чайльду, еще в Фонтейне. — Глаза Итэра сверкнули, и Скарамучча невольно поднял руки, ожидая удара. — Что ты от меня хочешь?! — Правды, — рыкнул Итэр. — Я хочу, чтобы ты в подробностях рассказал, когда именно подменил Электро гнозис на поддельный. Скарамучче потребовалось несколько секунд, чтобы осознать его слова. Электро гнозис… поддельный? Как такое возможно? Он же сам держал гнозис в руках. Он носил его в груди шесть лет, он даже пользовался его силами на гидростанции, когда пытался спасти эту суку-звездочета. Так как он может оказаться поддельным? Значит ли это, что целых шесть лет Скарамучча носил в груди фальшивку? Он стиснул зубы, и рука против воли сжалась в кулак, но от необдуманного поступка Скарамуччу спас прохладный, полный непоколебимого спокойствия голос Шепота Порчи: Напомни, что отдал Чайльду Небесный ключ. Зачем менять Электро гнозис на поддельный и при этом отдавать столь могущественный артефакт? «Обойдусь без твоих советов». Впрочем, завидев, как Итэр положил ладонь на рукоять клинка, Скарамучча передумал. Боли он не боялся, но его положение в Фатуи и без того было хуже некуда. Не хватало еще наживать неприятности с Принцем Бездны, главным союзником Царицы. — Я отдал Чайльду Небесный ключ. Знаешь, если бы я хотел оставить себе «сердце», я бы лучше подменил вместо гнозиса артефакт покруче. Итэр ухватил Скарамуччу за грудки и сердито встряхнул его так, что в голове зашумело. Ну… Почти слово в слово. «Завали». — Я отказался от гнозиса, потому что больше не нуждаюсь в сердце, — добавил Скарамучча. — Держать его при себе было бы только ненужным бременем. Итэр по-прежнему смотрел недоверчиво, но похоже, все-таки подметил искренность Скарамуччи. Хмыкнув, он выпустил воротник его рубашки. Извиняться за учиненное он, разумеется, не стал, а Скарамучча был еще не настолько безумен, чтобы на этом настаивать. Оба поднялись. Скарамучча принялся сердито отряхивать колени. — Значит, Мона должна знать, — пробормотал себе под нос Итэр. Скарамучча остолбенел. При чем тут сука-звездочет? Итэр повернулся к нему, окинул Скарамуччу внимательным взглядом, точно приценивался к клинку в оружейной лавке. Сделав для себя какие-то выводы, он сказал: — Я отправлюсь в Фонтейн, чтобы ее допросить. Ты пойдешь со мной. — С какой радости? — возмутился Скарамучча. У него не было ни малейшего желания возвращаться в Фонтейн. И уж тем более видеть Мону. Не то чтобы он боялся увидеть, как Итэр ее допрашивает… Это было не его дело. Ему было наплевать — пускай хоть в Бездну забирает. Просто он не хотел опять смотреть в эти серебристо-зеленые глаза. Ему не хотелось знать, что он может в них увидеть. — Приходи через час к центральным воротам. — Итэр не стал обременять себя объяснениями. — Мне еще нужно закончить с делами. С этими словами он, на прощание одарив Скарамуччу пристальным взглядом, удалился. Еле дождавшись, когда за ним закроется дверь, Скарамучча показал вслед оба средних пальца и процедил: — Больной ублюдок. Рядом из теней вновь соткался образ Шепота Порчи. — Спасибо за ничего, охуенно помог. Шепот Порчи развел руками. — Чего ты от меня ждешь? Я лишь лишенное тела сознание. Или ты хотел, чтобы я своей призрачной рукой бросил его на прогиб? — Ну, меня-то ты смог коснуться, — передернул плечами Скарамучча. Бросив отряхивать колени, в которые безнадежно въелась грязь, Скарамучча нагнулся и подобрал оброненный катализатор. — Только потому, что между нами есть связь. Никто меня не видит, никто не чувствует. Кроме тебя. — Ха, почту за честь, — пренебрежительно отозвался Скарамучча. Разумеется, он не испугался ни Итэра, ни его угроз, но разговор произвел на него неизгладимое впечатление. Все внутри казалось сведенным от напряжения. Сколько бы Скарамучча ни проводил руками по волосам, он никак не мог успокоиться и в конце концов принялся мерить тренировочную площадку шагами. Призрачный Шепот Порчи устроился на ступеньках, ведущих ко дворцу, и бесстрастно наблюдал за хаотичными перемещениями Скарамуччи. — Как это возможно? Я ведь точно не заменял гнозис. Чайльд — верная собака Фатуи, он бы тоже не стал этого делать. Так как же это могло произойти? — Может, ты с самого начала привез из Инадзумы фальшивку. В том, что Шепот Порчи знал о прошлом Скарамуччи, не было ничего удивительного — наверняка опять тайком залез в чужие воспоминания. Скарамучча жалел, что не может навесить на них замок. Это не только бы сдержало непомерное любопытство артефакта, но еще и помогло бы самому избавиться от назойливых мыслей. — Нет, — уверенно сказал он. — Я точно знаю, что привез из Инадзумы настоящий гнозис. — Расскажи все с самого начала, — попросил Шепот Порчи. — Ты ведь и сам все с легкостью можешь выяснить, — передернул плечом Скарамучча. — Так к чему сотрясать воздух почем зря? Когда Шепот Порчи заговорил, в его голосе прозвучала неожиданная мягкость. Скарамучча сдвинул брови. Ему показалось, Шепот Порчи жалеет его, и ему совсем это не понравилось. — Проговаривание вслух помогает иначе взглянуть на ситуацию. Давай же. Тебе это нужно не меньше, чем мне. Скарамучча вздохнул. Он бы с радостью послал Шепот Порчи к чертовой матери, но прекрасно знал — тот не отстанет. Теперь, когда связь между ними стала особенно сильна, они были вынуждены постоянно мириться с присутствием друг друга. И уж Шепот Порчи точно воспользуется этим, чтобы вытянуть из Скарамуччи все соки. — Хер с тобой, — решил он. — Слушай. Я начну с самого начала. Столько лет терпения и тщетных попыток наконец увенчались успехом. В конце концов гнозис, сердце, ради которого он был создан, оказался у него в руках. Оставалась лишь одна маленькая проблема. Скарамучча не знал, как с ним воссоединиться. Просто вставить гнозис себе в грудь было недостаточно — это было равносильно попыткам заставить мертвое сердце биться. Скарамучче требовалось стать с ним единым целым. Если он раскроет его потенциал, если сумеет овладеть могуществом, которое способен дать гнозис… Тогда вместе с сердцем он получит силу, достаточную, чтобы окончательно растоптать этот сумасшедший жестокий мир. В своем путешествии между Инадзумой и материком Скарамучча раз за разом обдумывал дальнейшие шаги. Сначала он планировал отправиться в Сумеру. Это решение казалось логичным — в королевстве умников он точно отыщет ученого, который согласится помочь. Даже если не согласится… Всегда есть деньги. Или угрозы. Правильно подобранные угрозы никогда не подводят. Вот только чем ближе становился материк, тем агрессивнее Скарамуччу покусывали сомнения. Он знал, что Фатуи охотятся за гнозисами. Они упустили Электро, и это значит, его будут искать. Так насколько разумно заявляться в Сумеру, следующую цель Фатуи? Таким образом он лишь добровольно передаст себя в руки остальных Предвестников. Нет. Идти в Сумеру было нельзя. Пускай Дотторе обещал Скарамучче соединить его с гнозисом и помочь обрести могущество, равное божественному… Пускай одна мысль об этом будоражила кровь, порождала в голове картины будущего, полного невероятных возможностей… Все было не так просто. Скарамучча уже был в курсе, что совсем недавно Фатуи и Орден Бездны заключили союз. Хоть он и был шестым Предвестником, подробностей он не знал, поскольку немало времени проторчал в этой треклятой стране. Впрочем, даже он слышал, что союз касается сбора так называемых Небесных ключей, артефактов глухой древности. Для активации Небесных ключей требовались гнозисы. Это значило, что план Дотторе использовать гнозис в своих экспериментах полетел коту под хвост. Теперь никто не позволит ему забрать гнозис в Сумеру и пытаться создать там фальшивого бога. Сладким речам Дотторе нельзя было доверять. Скарамучча вообще никому не мог доверять. Он и раньше должен был справляться со всем один, а теперь, когда карман оттягивал артефакт подобной силы… Он не мог вернуться в Фатуи. Он должен был найти другой путь. Прибыв на материк, Скарамучче пришлось постараться, чтобы скрыть свою истинную личность и порыскать в округе. Он надеялся перехватить какого-нибудь залетного ученого, который решил приехать проводить свои исследования в Мондштадте, или самостоятельно поискать информацию в книгах, но дела в стране обстояли на редкость уныло. Ни тебе залетных ученых, ни открытых библиотек — одна-единственная находилась в штабе Ордо Фавониус, приходить куда было слишком рискованно. Особенно сейчас, когда на Мондштадт стали совершать набеги твари из Бездны. Тогда Скарамучча решил, что может воспользоваться кем-то из этого плешивого рыцарского ордена. Если ему удастся втереться в доверие к какому-нибудь дурачку и убедить его помочь Скарамучче в поисках нужного решения… Еще не до конца понимая, что именно планирует делать с обманутым рыцарем, Скарамучча принялся внимательно наблюдать за людьми Ордо Фавониус, выбирая подходящую жертву. Так он однажды увидел на мондштадтских улицах знакомое лицо. «Хах? Это же та девка-астролог, которая однажды мешалась мне во всей этой истории с упавшими звездами». По причинам, которые Скарамучча не смог бы назвать даже под угрозой расстрела, астролог его заинтересовала. Еще в первую их встречу, когда астролог так легко распознала в нем Предвестника Фатуи, он разрывался между желанием лично отправиться в погоню или махнуть рукой, позволив жить. Астролог осторожничала, но не боялась. Это нравилось Скарамучче, привыкшему, что от страха некоторые подчиненные начинают ползать у него в ногах, униженно моля о пощаде. Нет, нет, астролог никогда бы не склонила свою гордую голову — и только поэтому Скарамучча решил оставить ее в живых. Астролог жила в Мондштадте, так что в этой встрече не было ничего удивительного, но Скарамучча все равно оказался поражен. Он будто бы встретил призрака из далекого прошлого. Из тех дней, когда он верной собакой прислуживал Фатуи, медленно, шаг за шагом продвигаясь к собственной цели… А теперь эта цель была достигнута — и все же оставалась бесконечно далека. Руководствуясь банальным интересом, Скарамучча незаметно последовал за астрологом. К счастью, она не заметила — она была достаточно наблюдательна и могла узнать его даже под прикрытием. Оставаясь незаметным силуэтом в тени домов, Скарамучча вышел вместе с ней на площадь у фонтана, где у алхимического верстака работал юноша со светло-русыми волосами. «А ты еще кто такой?» — нахмурился Скарамучча. Астролог обратилась к юноше с улыбкой, а он, в свою очередь, дружелюбно ее поприветствовал, и Скарамучча почувствовал из-за этого необъяснимый дискомфорт. — Прости, что отвлекаю, — заговорила астролог. — Мне нужна кое-какая помощь. У тебя есть время? — Конечно, Мона, — кивнул юноша, отложив дневник, в котором прежде делал пометки. — Чем я могу помочь? Продолжая переговариваться, они скрылись в неизвестном направлении. Скарамучче не хотелось и дальше обременять себя зрелищем их тошнотворно дружелюбного общения. Вместо этого он осторожно подобрался к алхимическому верстаку и, убедившись, что никто не смотрит, как бы ненароком смахнул дневник юноши к себе в сумку. Так он и встретил Альбедо, рыцаря Ордо Фавониус и талантливого алхимика, гениальные исследования которого лежали за пределами понимания простых смертных. Дальнейший план сложился сам собой. Выяснив, что астролог периодически наведывается в разные точки Мондштадта для проведения своих звезданутых исследований, Скарамучча выгадал момент, когда ее не будет в городе, и от ее лица отправил Альбедо записку с просьбой о помощи. Этот Альбедо имел в Мондштадте хорошую репутацию, поскольку помогал всем подряд, и Скарамучча не сомневался, что он клюнет. Альбедо пришел в назначенное время. Скарамучча поджидал его на краю утеса. Вдали, за озером, лежал Мондштадт. Скарамучча пробыл в этом городе всего несколько недель, но ему уже порядком осточертели скрипучие мельницы, закованные в камень улицы, а самое главное, люди. Эти улыбчивые люди, которые, ничего не зная о его истинной личности, с радостью подсказывали дорогу или даже пытались угостить стаканчиком в «Кошкином хвосте». Теперь, правда, город изменился, как и живущие в нем люди. Они стали серьезнее. Обзавелись оружием. Постоянно оставались начеку. Вражеские атаки участились, и маги Бездны стали то и дело появляться за городскими стенами, разрушая чужие дома, вынуждая людей искать убежища в рыцарском штабе или Соборе Барбатоса. Все менялось. Скарамучча надеялся, что сегодня и для него наконец наступят перемены. — Добрый день, — раздался за его спиной спокойный голос. Обернувшись, Скарамучча увидел Альбедо, который стоял неподалеку, заложив руки за спину. На его лице не отражалось ни страха, ни удивления. Зеленые глаза внимательно следили за каждым движением Скарамуччи, но враждебных намерений Альбедо не демонстрировал. Напротив, он всем своим видом давал понять, что не имеет ничего против Скарамуччи. — Что, даже не удивишься, не застав здесь Моны? — хмыкнул Скарамучча, поднявшись. Альбедо склонил голову набок и чуть улыбнулся, чем окончательно сбил Скарамуччу с толку. Какого черта? Скарамучча полагал, Альбедо придется угрожать. Проведя в Мондштадте столько времени, Скарамучча выяснил, чем — а вернее, кем — сильнее всего дорожит этот ненормальный. Стоит только упомянуть Кли, и Альбедо сделает все, хоть собственную жизнь отдаст, лишь бы она не пострадала. Но Альбедо вел себя совсем не так, как ожидал от него Скарамучча. — Я и не рассчитывал встретить Мону, — сказал он. — Видишь ли, когда я обнаружил пропажу дневника, а потом услышал в «Доле ангелов» слухи о некоем эксцентричном иностранце, я начал кое о чем догадываться. «Эксцентричном иностранце? — нахмурился Скарамучча. — Я ведь был так осторожен… Где я ошибся?» — Думаю, ты недооценил мондштадтцев, — продолжил Альбедо, будто прочитав его мысли. — Весьма кстати я не так давно узнал часть твоей подлинной истории. Так что не утруждай себя бессмысленной актерской игрой. Я знаю, кто ты, Скарамучча. Или мне стоит называть тебя разрушителем Райдэн гокадэн? Скарамучча еще сильнее сдвинул брови. Альбедо не блефовал: ему и в самом деле многое было известно. Но раз так, почему он ничего не сказал рыцарям Ордо Фавониус? Почему явился сюда, в Каньон Светлой Короны, хотя с самого начала знал, что это обман? — Исходя из того, что тебя заинтересовали записи в моем дневнике, смею предположить, твои попытки раздобыть Сердце Бога увенчались успехом. Скарамучча вздрогнул. Как же это было нелепо. Он рассчитывал загнать алхимика в угол, вынудить помочь, а теперь Альбедо загонял в угол его самого. Скарамучча не знал, как ему удалось это выяснить, но для простого рыцаря Альбедо был слишком хорошо осведомлен. Вполне возможно, столкнись они в бою, предсказать исход этой схватки было бы сложнее, чем рассчитывал Скарамучча. Хорошо. Альбедо все знает. Тем проще. Не нужно тратить время на бесполезные объяснения — можно сразу переходить к угрозам. Стоило Скарамучче открыть рот, как Альбедо все тем же бесстрастным тоном прервал: — Что ж, я тебе помогу. — Чего, блядь? Этот вопрос сорвался с губ сам собой. Скарамучча думал, что Альбедо попытается обернуть ситуацию в свою пользу. Скажем, манипулировать им, чтобы выяснить информацию о Фатуи или вынудить держаться от Мондштадта подальше. Подобная реакция была… неожиданной. — Ты разве не об этом хотел меня попросить? — Лицо Альбедо оставалось все таким же непроницаемым. — Ты хотел, чтобы я воспользовался своими знаниями и помог тебе стать с Сердцем Бога единым целым. — А… Хах… Ха-ха-ха! Изумленный выдох перерос в неконтролируемый хохот. С каждым высказыванием Альбедо ситуация становилась все более абсурдной. — Ха-ха-ха! — продолжал заливаться Скарамучча. — С какой стати ты по доброй воле решил помочь такому, как я? Я ведь твой враг… — Его глаза подозрительно сощурились. — Что ты замышляешь? Кажется, слова Скарамуччи позабавили Альбедо. Прикрыв глаза, он издал тихий смешок. — Ты хочешь избавиться от оков собственного создания. Я, пускай и косвенно, могу… понять это чувство. Скарамучча потрясенно застыл. «Понять»? Альбедо хотел по доброй воле помочь ему, потому что мог его «понять»? В таком случае он еще более безумен, чем Дотторе — главный псих Тейвата. Кто же помогает врагу обрести подобное могущество просто потому, что может его понять? Альбедо протянул руку. — Если ты готов, передай мне Сердце Бога, и мы начнем. Ах, ну конечно, вот оно! Скарамучча отступил на шаг. От мысли о том, что далеко внизу озеро плещется об острые скалы, все внутри сжималось от странного холода. — Ты заберешь у меня гнозис, — проговорил Скарамучча. — Ты хочешь украсть его. Как же я сразу этого не понял? Брови Альбедо вздернулись. — Судить окружающих по себе — ошибочный путь. Поскольку Скарамучча молчал, продолжая пятиться к краю, Альбедо добавил: — Хочешь уходить — воля твоя, я мешать не стану. Но не жди, что в следующую нашу встречу предложение останется в силе. — Ха, — осклабился Скарамучча. — Очень умно. Хочешь создать иллюзию, что это мой последний шанс. — Ну, решение помочь тебе было ситуативным. Если Сердце Бога все равно уже в твоих руках, лучше его вставлю я, чем, скажем, Фатуи или маги Бездны. Я рассчитываю, что в благодарность ты не станешь вмешиваться в дела Мондштадта и оставишь в покое моих близких. Скарамучча прищурился, пристально всматриваясь в глаза Альбедо. Либо он искусно врал, либо же… Что ж. Похоже, он и впрямь готов на все, чтобы защитить дорогих ему людей. Это было чрезвычайно глупо. Согласиться пойти на встречу с врагом — просто для того, чтобы удостовериться в чужой безопасности? Несмотря на всю свою гениальность, Альбедо, по всей видимости, не хватало жизненного опыта. Как можно быть таким наивным? Неужели его ни разу в жизни не предавали, не втаптывали в грязь его ожидания, его чувства, его мечты? — Хорошо, — сдался Скарамучча. — Но если вздумаешь что-нибудь учудить, я убью всех твоих близких. Начну с Кли. Глаза Альбедо оставались спокойными. Он не просто не испугался угрозы Скарамуччи, он… Он стал смотреть с жалостью. «Меня уже тошнит от нашего разговора. Пора с этим покончить». Скарамучча достал Сердце Бога и с опаской вложил его в протянутую ладонь Альбедо. Он до последнего ждал, что, заполучив такой ценный артефакт, этот странный парень тотчас попробует улизнуть, но Альбедо никуда не ушел. — Давай отойдем от края, — предложил Альбедо. — Я никогда не делал ничего подобного и потому не знаю, каким может быть побочный эффект. Напряженный его словами, Скарамучча все же проследовал за Альбедо. Когда они оба оказались подальше от обрыва, Альбедо шепнул несколько слов, и Сердце Бога воспарило над его ладонью, окутанное сиреневым светом. — Ты уверен? — спросил Альбедо напоследок. — Если ты хочешь стать человеком, Сердце Бога лишь помешает достижению этой цели. — С какой еще стати? В глазах Альбедо сверкнула грусть. — Боги сильнее чем кто бы то ни было оторваны от людей. Скарамучча усмехнулся. Верно. Он не мог представить себе более равнодушных существ, чем боги. Они создают себе игрушки, а после выбрасывают их за ненадобностью, обрекая на самостоятельное выживание в запутанном и жестоком мире. — Вовсе необязательно от рождения быть человеком, чтобы называться им, — добавил Альбедо. — Ты неправильно все понял. Скарамучча опасался, что подобное признание может заставить Альбедо передумать, но не мог слушать эти нелепые попытки врага приравнять его к людям. — Я не хочу быть человеком. Я хочу стать богом и установить над миром свое господство — то, которое сочту нужным. Альбедо не ужаснулся. Стоит признать, он даже не удивился, только устало прикрыл глаза, будто разочарованный словами Скарамуччи, и выше поднял руку с парившим над ней Сердцем Бога. — Как скажешь. Свет вокруг гнозиса вспыхнул ярче, и на глазах Скарамуччи между ним и божественным артефактом протянулась мерцающая нить. Когда ее сияние разгорелось до такой степени, что стало невозможно смотреть, тело Скарамуччи пронзила вспышка боли. Особенно сильной она была там, где у простых смертных находилось сердце. Застонав, Скарамучча согнулся, но рука Альбедо помешала ему упасть. Несмотря на небольшой рост и обманчиво хрупкое строение тела, Альбедо держал крепко, и Скарамучча смог выстоять. — Дальше будет хуже, — предупредил Альбедо. «Спасибо, утешил». Он не солгал: следующий приступ боли оказался таким сильным, что Скарамучча не сдержал крик. Казалось, Сердце Бога переписывает все его существо. В кожу будто вонзались иглы. Ослепленный, оглушенный, Скарамучча стал постепенно проваливаться в небытие. По всему телу нарастал жар. Сначала утратившему связь с реальностью Скарамучче показалось, что он стоит у пылающего горна. Затем ему померещились всполохи пламени, охватившие прохудившийся домик, и тело маленького мальчика. Пускай. Даже если это практически убьет его, к черту. Он обретет сердце. Он обретет силы. Он воспользуется этими силами, чтобы перевернуть мир и заставить богов расплатиться за все их жестокие поступки. Он спалит дотла старые порядки. А что будет после, когда все они обратятся в пепел… Это уже не его дело. Через некоторое время, длившееся, как показалось Скарамучче, не меньше пары часов, ему полегчало. Постепенно он смог открыть глаза и обнаружил себя сидящим все на том же утесе. Тело дрожало. Руки, ноги, даже мышцы на лице — все казалось чужим и непокорным. Тем не менее, он был жив. Более того, он отчетливо ощущал невероятную силу, которая пронизывала все его существо. У Альбедо получилось. Сам Альбедо сидел напротив. Держась в отдалении от Скарамуччи, он переводил дух — судя по побледневшему лицу и черным теням под глазами, слияние гнозиса с чужим телом далось ему нелегко. Заметив, что Скарамучча пришел в себя, Альбедо тяжело поднялся, и Скарамучча тоже встал, не желая смотреть на него снизу вверх. С полминуты они молча глядели друг на друга, два дрожащих, измотанных человека, столкнувшихся в весьма странных обстоятельствах. Впрочем, это было не совсем верно. Из них двоих лишь Альбедо был человеком. Скарамучча же… По его губам скользнула торжествующая улыбка. И вдруг, не успев ничего сказать, Скарамучча услышал тихий посвист. В следующий миг в спину Альбедо вонзился длинный шип. Альбедо покачнулся. Его глаза расширились, впервые с момента их встречи на утесе выдав неподдельное изумление. Закашлявшись кровью, Альбедо сделал неосознанный шаг вперед, словно пытаясь запоздало уйти от атаки, но не смог удержаться на ногах и повалился вперед. Ошарашенный Скарамучча подставил руки, подхватив его у самой земли. Мысли в голове перепутались. Скарамучча лихорадочно огляделся в поисках противника, уверенный, что это пришли по его душу Фатуи, но вокруг не было ни души. Похоже, целью атаки был именно Альбедо. Ругнувшись сквозь стиснутые зубы, Скарамучча осторожно положил Альбедо на землю и осмотрел его рану. Шип вошел глубоко. Что делать? Доставать — риск, можно усилить кровотечение или осложнить ситуацию. Оставлять — тоже риск. Они слишком далеко от Мондштадта, и помощь Альбедо смогут оказать нескоро. Пока Скарамучча пытался решить, как следует поступить, от краев раны по коже Альбедо вдруг принялись расползаться красные прожилки. Они не были похожи на кровавые следы, скорее на стремительное заражение. Не успел Скарамучча опомниться, как прожилки проявились уже на обнаженной части рук, а затем и на шее. Альбедо мелко задрожал. Его ладонь сжалась в кулак, с губ сорвался приглушенный стон, и он вдруг закрыл голову руками, словно испытывал сильнейшую мигрень. Скарамучча выдохнул, отбрасывая сомнения. Если действовать осторожно и сразу остановить кровотечение… Альбедо неожиданно прекратил дрожать. Это произошло так резко, что Скарамучча невольно напрягся. Что-то было не так. Каждой клеточкой своего изменившегося под влиянием гнозиса тела он чувствовал, как потяжелел воздух, какой темной энергией он в одночасье насытился. Будто не обращая внимания на боль, Альбедо принялся подниматься. Беги! Эта мысль вспышкой пронеслась в мозгу Скарамуччи. Не задумываясь о причинах, он отшатнулся от Альбедо и стал подниматься, но тут твердая рука, которая прежде помогала справляться с болью, крепко ухватила его за запястье. Скарамучча попытался вывернуться. Альбедо все сильнее сжимал пальцы, и Скарамучча невольно вскрикнул. Еще немного — и Альбедо просто переломает ему кости. — Что ты делаешь?! Отпусти меня, придурок! Свободной рукой он призвал катализатор и приготовился к атаке, но тут Альбедо поднял голову, и Скарамучча наконец увидел его глаза. Они были красными. На Альбедо влияла неизвестная сила. Издав стон, полный горечи и боли, Альбедо отпустил Скарамуччу и схватился за голову. Несмотря на всю мощь воздействия, он пытался бороться, но получалось из рук вон плохо — Альбедо истратил все силы, чтобы помочь Скарамучче слиться с гнозисом. Из его носа, рта, глаз — отовсюду текла кровь, и Скарамучча, потрясенный этим зрелищем, остолбенел. — Беги, — взмолился Альбедо. — Ух… Уходи сейчас же. Его неровный голос звучал так, будто в душе Альбедо столкнулись две противоборствующих сущности — человеческая и звериная. — Беги! — вскричал Альбедо, оттолкнув от себя Скарамуччу. И в этот момент он, похоже, не выдержал. Его глаза закатились. Красные прожилки добрались до лица. Казалось, они раскололи кожу, словно беспомощное тело куклы, и через эти трещины заструился зловещий красный свет. Скарамучча взвился на ноги, но прежде, чем он успел развернуться и броситься прочь, раздался оглушительный хлопок. Пространство вокруг Альбедо разорвалось красным пламенем, и Скарамуччу снесло с ног. Грудь обожгло. Лишившись сознания, Скарамучча сорвался с высоты и рухнул на дно каньона. — После этого я помню события лишь фрагментарно. Меня нашла на дне каньона сука-звездочет. Затем я потерял сознание, а очнулся уже жалким придурком без имени и прошлого. Когда Скарамучча закончил рассказ, Шепот Порчи еще долгое время сидел на ступеньках, закинув ногу на ногу и обхватив подбородок пальцами. — Что ж, в таком случае, все вполне очевидно. Гнозис забрала девушка. — Погоди. Это звучало так абсурдно, что Скарамуччу невольно разобрал смех. — Ты хочешь сказать, что эта сука-звездочет забрала мой гнозис? Шепот Порчи поднял голову и взглянул на Скарамуччу так, что ему стало не по себе. — Нет. Я предпочитаю не называть женщин суками. От подобного заявления у Скарамуччи чуть глаза на лоб не полезли. — Ты только что сказал, что все эти шесть лет моя жизнь была не просто ложью, а ложью в квадрате, а теперь читаешь мне нотации? Ты правда думаешь, что мне не насрать, оскорбляет ее это или нет? Скарамучча так разозлился, что швырнул сквозь Шепот Порчи катализатор. Шепот Порчи даже не вздрогнул. Катализатор ударился об стену и, отскочив от нее, покатился по ступенькам, остановившись у ног призрачного мужчины. — Она забрала мое прошлое, мою личность. А теперь я узнаю, что она, ко всему прочему, украла мое сердце! Шепот Порчи вздернул брови и сложил руки на груди. — Не ты ли говорил, что больше не нуждаешься в сердце? — Какая разница, — взъярился Скарамучча. — Это ничего не меняет. — Большая. В чем смысл устраивать такую истерику, если для тебя это уже не имеет значения? В который раз за день Скарамучча пожалел, что Шепот Порчи не материален. «Истерику»? «Не имеет значения»?! Да о чем вообще толкует этот кусок металла, воплотившийся в какого-то идиота? — Либо ты обманываешь себя. — Как это следует понимать, ты, Порча? — Губы Скарамуччи скривились, и последнее слово он почти что выплюнул. Шепот Порчи поднялся со ступеней, и в его глазах сверкнула холодность, какой не бывало даже во взгляде Царицы. — Я что, справочник по твоему внутреннему миру? С какой стати я должен отвечать на твои вопросы, если ты даже не можешь услышать мою просьбу и продолжаешь называть этим именем? Ах, понятно, чего он так взбесился. И ведь точно. Всякий раз, когда Скарамучча называл его Шепотом Порчи, призрак хмурился, и его бледное, чуть мерцающее голубым светом лицо тут же омрачалось. Странно, но неожиданная злость Шепота Порчи помогла Скарамучче привести мысли в порядок, и он уже спокойнее сказал: — Ладно, ладно. Ты сам не удосужился нормально представиться. Хочешь, чтобы я звал тебя «мистер эй»? Шепот Порчи скрестил руки на груди и некоторое время молчал, пытаясь обуздать гнев. До чего же странный Небесный ключ. Или, может, они все такие? Скарамучча не знал, что испытывают, взаимодействуя с ключами, Лорды Бездны. Не знал он и того, есть ли в Тейвате, помимо него самого, другие истинные владельцы Небесных ключей. Шепот Порчи говорил, что Небесные ключи могут раскрыть полный потенциал лишь в руках истинных владельцев, а Лорды Бездны таковыми не являются. Может, в руках истинных владельцев все Небесные ключи отращивают себе болтливый язык и невероятно мерзкий характер. — Терион. Скарамучча вопросительно вздернул брови. — Это мое имя. Терион. Можешь звать меня так. «Это мое имя»… Но разве у Небесного ключа может быть имя? Это же просто артефакт, пускай и обладающий собственным сознанием. «Ладно. Это не мое дело». — Хорошо, Терион. Мы уже достаточно долго здесь проторчали. Пора отправляться на встречу с этим больным ублюдком, Принцем Бездны. Не дожидаясь согласия Небесного ключа, Скарамучча поднялся по ступенькам и собирался уже толкнуть дверь во дворец, когда в спину прилетел внезапный вопрос: — Что ты собираешься делать, когда увидишь Мону? Скарамучча развернулся. Терион стоял, по-прежнему скрестив руки на груди, и между его бровей пролегала озабоченная складка. Кажется, он все еще был зол. — Ну, я обещал убить ее, если мы встретимся еще раз. — И ты намерен исполнить свою угрозу? Скарамучча растерянно сморгнул. Да чего Терион до него докопался? Опять хочет прочитать нотации? Скарамучча был сыт ими по горло, а потому небрежно сказал: — Ну да, и что с того? Терион ответил не сразу. Отведя взгляд, он тихо сказал: — Нет. Ничего, — после чего исчез во всполохе теней. Скарамучча покачал головой. Вот уж и впрямь странный. Поскольку Терион больше не появлялся, Скарамучча вернулся во дворец и торопливым шагом отправился к центральным воротам, где договорился о встрече с Итэром.* * *
Мона со всех ног мчалась через город ко дворцу Архонта. Она проспала — ну что за позор! Нет, конечно, она была рада, что сегодня впервые с момента нападения Ордена Бездны на Фонтейн смогла быстро уснуть и провела ночь без кошмаров. Но проспать собрание с секретарем Валерианом! Он ведь не упустит шанса как следует поиздеваться. Мона хорошо представляла кислое выражение его лица. «Госпожа Мегистус, не стоило торопиться. Нас не затруднило бы подождать вас еще пару часов». «Госпожа Мегистус, вы удивительно вовремя. Если, конечно, проверять время по сломанным часам». Ух, какой он невозможный! Хоть они теперь и стали союзниками, работать с секретарем Валерианом было все равно что по доброй воле убирать сарай, полный свиней. Одним словом, мерзко. Размышляя о каре секретаря Валериана, Мона неслась по узким переулкам, не замечая ничего вокруг. И вдруг прямо перед ней распахнулось звездное око портала. Мона вскрикнула, пытаясь затормозить, но было слишком поздно — потеряв равновесие, она рухнула в неизвестность. Портал грубо вытряхнул ее за пределами городской стены, посреди поляны, окруженной высокими соснами. Пахло мхом и сыростью — дождь не прекращался целую ночь, и земля превратилась в месиво, вязкое и противно чавкающее. Мона с трудом выдернула из грязи руки. Одежда, обувь, волосы — все было безнадежно испорчено. Мона осмотрелась. После нападения на Фонтейн эти порталы снились ей каждую ночь. Она не сомневалась, что в лес ее перенес некто, имеющий отношение к Бездне. Некто не заставил себя ждать. Положив ладонь на рукоять клинка, из-за деревьев вышел светловолосый юноша с длинной косой. Его янтарные глаза сразу напомнили Моне об одной давней знакомой, пропавшей в Бездне шесть лет назад. Нахмурившись, она всмотрелась в отстраненное, напрочь лишенное эмоций лицо незнакомца и наконец сообразила, кто предстал ее взору. Это был Итэр, потерянный брат Люмин. Глаза Люмин всегда лучились теплом. Итэр же источал такую холодность, что Мона не стала бы ему доверять, даже если бы они встретились в более приятных обстоятельствах. — Зачем ты меня сюда притащил? — спросила Мона, желая подтвердить свою догадку. — Поговорить, — отозвался Итэр. «Значит, это действительно ты открыл портал и вышвырнул меня сюда через Бездну». Мона поднялась, желая глядеть на врага прямо. — И какие же у нас с тобой могут быть общие темы? У нее не было ни Глаза Бога, ни оружия, чтобы защититься — в спешке она оставила кинжал, подаренный Габриэлем, дома. Тем не менее, она твердо решила не поддаваться панике. Итэру ее не запугать. Стоило ей об этом подумать, как из-за деревьев вышел до боли знакомый человек. Мона не сдержала выдоха и отшатнулась. Скарамучча. Дело принимало скверный оборот. Мона осмотрелась в поисках путей отступления, но Итэр, заметив это, стремительно приблизился. Его меч на несколько дюймов показался из ножен. «Только сделай шаг, и я тебя прикончу, наплевав на свою цель», — говорил этот жест. Что ж. Весьма красноречиво. Мона прекратила озираться и, стараясь не смотреть на Скарамуччу, обратилась к Итэру: — Ты пришел говорить. Так говори, а не размахивай клинком. Итэр усмехнулся, позабавленный ее реакцией, но рукоять клинка действительно отпустил. Когда опасность миновала, Мона все же не удержалась и скользнула взглядом в сторону Скарамуччи. Тот держался поодаль, скрестив руки на груди, и лицо его было таким мрачным, словно он заявился на похороны. «О чем это я? Да на похоронах он бы покатывался со смеху». Поджав губы, она отвернулась, дав себе обещание больше не тратить на него свои нервы. — Все дело в событиях шестилетней давности, — медленно растягивая слова, произнес Итэр. Он двинулся по кругу, и Мона закрутила головой, стараясь не упускать его из виду. Она не знала, чего можно ожидать. Если честно, Итэр казался ей слегка… сумасшедшим. Сумасшедшие непредсказуемы. Держа ладонь на рукояти клинка, Итэр производил впечатление человека, который в любой момент может сорваться с места и отрубить своей жертве голову. — А если точнее, в вашей со Скарамуччей встрече. У меня есть основания предполагать, что шесть лет назад — или позже, воспользовавшись его амнезией — ты забрала у Скарамуччи одну вещицу, которая теперь мне нужна. Мона обмерла. Догадаться, о чем шла речь, было нетрудно. Она нервно облизнула пересохшие губы и, не выдержав, все же метнула в сторону Скарамуччи еще один, более пристальный взгляд. Они встретились глазами. В этом лице, на котором прежде так легко расцветала теплая улыбка, не читалось ничего, кроме гнева, и Мона невольно ощутила укол вины. Могло ли все сложиться иначе, расскажи она Скарамучче правду? Пускай он был врагом, не поступила ли она жестоко, по собственному усмотрению лишив его права знать прошлое? И более того… Она ведь не ограничилась этим. Поначалу почти не сомневаясь в правильности этого решения, она с каждым днем начинала терзаться муками совести все сильнее. Потеряв память, Скарамучча оказался не тем человеком, каким она ожидала его увидеть. Все эти годы… он был добр к ней. Может, если бы он знал правду, тогда, в день нападения Ордена Бездны на Фонтейн, он в конце концов поступил бы иначе. Но каждый из них сделал свой выбор, и так друзья, почти ставшие возлюбленными, оказались врагами. Мона не забыла его хлесткого удара, как не забыла ненависти в его глазах и его жестокости. Она могла понять его. Но простить… Нет. Она никогда не простит его за то, что он так легко от нее отвернулся, вышвырнул шесть лет их дружбы, мигом позабыв о той проникновенной речи, которую он читал со сцены в образе Аделарда. Она не позволит чувству вины пересилить ответственность, которую она по доброй воле взвалила на свои плечи шесть лет назад. Мона взглянула на Итэра. — О какой же вещице идет речь? Как бы невзначай она спрятала руки в карманы. — Ой, не притворяйся дурой, — вмешался, потеряв терпение, Скарамучча. Он наконец смог оторваться от сосны, которую небрежно подпирал плечом, и хотел приблизиться к Моне, но, опустив ногу в липкую грязь, тотчас передумал. «Ха. Слабак». — Мы уже в курсе, что ты свинтила у меня Сердце Бога, — скривив губы, добавил Скарамучча. — Где ты его прячешь? Итэр чуть повернул голову, недовольный его вмешательством, но говорить ничего не стал. — У меня его нет, — ответила Мона. И взглянула на Итэра честными-пречестными глазами. Он, разумеется, не купился. Упрямство Моны только рассердило его, и он, сделав шаг вперед, навис над ней зловещей тенью. Мона сглотнула. Янтарные глаза Итэра пронзали, точно два кинжала. От этого взгляда все внутри превращалось в скомканный клубок нервов. — У меня его нет, — повторила Мона, надеясь, что голос не выдал страх. — У кого же он? — тихо проговорил Итэр. От его шепота, похожего на шипение змеи, волосы на затылке становились дыбом. Мона ощутила град мурашек, скатившийся по позвоночнику. — Я не знаю. — А вот теперь ты лжешь. Она ощутила намерение Итэра на уровне инстинкта. Прежде, чем его рука ухватила ее за лицо, Мона отскочила и швырнула в Итэра свое единственное оружие — горсть конфет, утешительный подарок Терезы. Пока противник приходил в себя, Мона бросилась к просвету среди деревьев. Из-под ног разлетались комья грязи. Мона поскальзывалась на бегу, но останавливаться было нельзя. Скорей! Если только она сможет затеряться в лесу или, наоборот, выйти на открытую местность, где непременно ходят патрули Королевской стражи… Бах! Сильный удар повалил Мону с ног и заставил уткнуться лицом в грязь. Она закашлялась, приподнялась, пытаясь уползти от обидчика на локтях, но тот двигался быстрее. Его рука ухватила Мону за лодыжку. Обернувшись, она увидела перед собой ожесточенное лицо Скарамуччи. Не раздумывая ни секунды, Мона дернула свободной ногой и ударила его по лицу. Скарамучча зажал расшибленный нос. Мона вскочила. Скарамучча вскочил следом. — Отъебись, — рыкнула Мона. — Как тебе жилось с этим? — процедил он в ответ. — Надеюсь, все эти шесть лет ты была счастлива, наблюдая за тем, в какого жалкого подонка превратила собственного врага?! — Подонка, это уж точно, — фыркнула Мона. Она хотела вновь броситься в бегство, но рука Скарамуччи крепко ухватила ее за запястье. Его глаза сверкали. — Ты думаешь, что я хотела над тобой поиздеваться. А в твою дурную голову ни разу не приходило, что я пыталась тебя уберечь?! — Я не просил этого! — А я не просила Предвестника, который ни с того ни с сего свалился мне на голову! — Ты сама выбрала меня спасти! — Вот именно! Я ведь с самого начала, с нашей встречи в Каньоне Светлой Короны знала, кто ты. Но все равно тебя не бросила, в отличие от тебя, кинувшего меня посреди разрушенного города, за секунду забывшего все свои дурацкие слова о любви! Щеки Скарамуччи вспыхнули. Его изумление быстро переросло во вспышку гнева. Он толкнул Мону, и она повалилась в грязь. Придя в себя после падения, она тут же попыталась пихнуть Скарамуччу по ноге, но тот без труда увернулся и навис над ней с угрожающим видом. — Довольно. От холодного звучания этого голоса оба вздрогнули и обернулись. Итэр, который провел некоторое время, наблюдая за этой сценой, оттеснил Скарамуччу плечом. Меч выскользнул из его ножен. Мона зажмурилась, готовая к удару, но тут с удивлением обнаружила, что меч обломан почти у самой рукояти. Как… странно. Итэр опустился на корточки. — Ты очень упряма, Мона. Я даю тебе последний шанс. Скажи, куда ты дела Сердце Бога. Метнув сердитый взгляд в сторону Скарамуччи, Мона вздернула подбородок и уставилась на Итэра. — Хочешь убить меня? Валяй. Я тебя не боюсь. — Смерть? — отозвался Итэр. — Что ты. Я убиваю только тех, кто мне мешает. Ты не помеха. Ты скорее… хм… слабая тростинка, которая мнит себя стальным стержнем. «Да ты философ», — скривилась Мона. — Но это не значит, что ты в безопасности. — Из обломанной рукояти вдруг вырвался фиолетовый луч, принявший форму лезвия. Мона отшатнулась. — Итак… где Сердце? — Не имею ни малейшего понятия. Итэр вздохнул с притворной жалостью. Меч в его руках дернулся. Мона отшатнулась, ожидая прикосновения смертоносного лезвия к коже, но вместо этого к ней устремился мерцающий фиолетовый шар. Как только шар соприкоснулся с ее сердцем, Мона ощутила разлившуюся по всему телу тяжесть. Она больше не могла держать глаза открытыми. Ее повело в сторону, и она, одурманенная силой странного клинка, повалилась в грязь. Последнее, что она увидела сквозь мутную пелену — обращенный к ней взгляд Скарамуччи. Мона уже и не помнила, когда в последний раз выбиралась в Горы Светлой Короны. Раньше она проводила много времени за пределами Мондштадта, наблюдая вдали от городских огней за звездами. Ее дневник полнился запутанными заметками. Некоторые из этих записей позже становились статьями в астрологической колонке «Паровой птицы». Но то было раньше. Сегодня она пришла сюда не для того, чтобы любоваться звездами. Мондштадт охватило бедствие. Раненые толпами стекались в Собор Барбатоса, и сестры Фавония сбивались с ног, пытаясь их спасти. Барбара так выбивалась из сил, что к вечеру засыпала стоя, и другим служительницам церкви приходилось тратить не меньше десяти минут, чтобы привести ее в чувство. Одним словом, в соборе требовалась помощь. Мона без раздумий согласилась отправиться в Горы Светлой Короны, чтобы собрать необходимые Барбаре лекарственные травы. Созданий Бездны она не боялась. Хотят драки? Пускай выходят. Она покажет им силу своего Глаза Бога — а еще свой гнев, ведь Орден Бездны навредил множеству ее клиентов, знакомых и друзей. Она как раз собиралась достать из кармана листок с заметками Барбары, когда неподалеку вдруг раздался взрыв, от которого со скал посыпалось мелкое каменное крошево. В небо взвился столп багряного пламени. Мона невольно отшатнулась. Убедившись, что ей ничего не угрожает, она сунула листок обратно в карман и побежала в ту сторону, откуда донесся взрыв. Больше о листке с лекарственными травами она не вспоминала. Оказавшись на утесе, Мона первым делом обнаружила выжженную полосу земли. Обгоревшая трава стала черной, с заметным красным оттенком, и рассыпалась в труху от каждого шага. В воздухе висел запах гари. Закашлявшись, Мона замахала руками, пытаясь прогнать ужасную вонь, и решила осмотреться внимательнее. Если в окрестностях Мондштадта рыскает Орден Бездны, нужно найти его и остановить. Моне не удалось найти ни следа Ордена Бездны. Зато, оказавшись на берегу, она увидела вдалеке лежавшего на земле юношу. Не раздумывая ни секунды, она бросилась на выручку… — Не может быть. …И остановилась, как только разглядела пострадавшего. Это был шестой Предвестник Фатуи. Скарамучча. Мона замедлила шаг. Ее терзали сомнения. С одной стороны, Скарамучча был врагом и не заслуживал ни капли доверия, но с другой… Мона видела, как сильно он изранен. Одежда на его груди обгорела. Не замечая Моны, Скарамучча со стоном схватился за голову. Вторая его рука бездумно стискивала широкополую шляпу, также поврежденную пламенем. Даже если Скарамучча был врагом, сейчас он вряд ли мог хоть кому-нибудь навредить. И Мона решилась. Выдохнув, она приблизилась к Скарамучче и после секунды промедления протянула ему руку. А он посмотрел на нее — и вдруг схватился за ее ладонь. Моне удалось вытащить Скарамуччу из каньона, подальше от места, где постоянно слонялись хиличурлы и был риск наткнуться на магов Бездны, но до Мондштадта Скарамучча не дотерпел — потерял сознание и повис у нее на плече. Пришлось Моне остановиться. Бережно уложив израненного Предвестника на траву, Мона подложила ему под голову сумку для трав и подперла подбородок рукой, пытаясь понять, что теперь делать. Лицо Скарамуччи даже в бессознательном состоянии кривилось от боли. Из-за ожогов температура его тела подскочила, а Мона ничего не смыслила в целительстве и могла разве что промокнуть его лоб влажной тряпкой. Ох, что же делать? Ну почему, почему ей не все равно? Могла бы спокойно отправиться домой в Мондштадт и радоваться, что одним врагом стало меньше, но нет! Ей потребовалось играть в спасательницу! И кто бы мог подумать, что она окажется настолько плоха в этой роли? Пока Мона встревоженно покусывала большой ноготь, пытаясь привести в порядок хаотичные мысли, в кустах зашуршало. Нервы Моны были натянуты до предела, так что она мгновенно призвала катализатор и без раздумий запустила в кусты водяным снарядом. — Уй! — раздался знакомый голос. Из зарослей выбралась Фишль. Снаряд угодил ей под глаз, и Фишль обиженно потирала ушибленное место. Наверное, будет синяк. Упс. — Как ты приветствуешь Принцессу осуждения? — возмутилась Фишль. Она уже собиралась разразиться гневной королевской тирадой, но тут заметила израненного Скарамуччу и сдвинула брови. — Мона… Ответить Мона не успела: кусты снова раздвинулись. Сначала из зарослей показалась трость, а затем и ее обладатель — Камисато Аято, дипломат из Инадзумы, которого Мона пару раз видела у «Доли ангелов». Он совсем недавно приехал из Ли Юэ и должен был заниматься политическими вопросами совместно с Джинн, но принял решение отложить их до окончания битвы с Бездной. А до той поры остался, чтобы помогать Джинн и Дилюку. — Что вы здесь делаете? — спросила Мона прежде, чем ее завалили вопросами касательно Скарамуччи. Странно, но она была полна решимости отстаивать свой выбор спасти его до победного конца. — Пришли искать вас, — учтиво отозвался Аято. — Сестра Фавония поведала, что ты отправилась собирать травы и должна была уже вернуться, — пояснила Фишль. — О чем еще могла подумать Принцесса осуждения, как не о том, что ее архимаг попал в беду? — Что миледи пытается сказать… — вмешался Оз. Мона устало приложила руку ко лбу. — Я прекрасно поняла, что миледи пыталась сказать, Оз. Фишль поняла, что Мона не в настроении ей подыгрывать, и тут же посерьезнела. Сделав шаг вперед, она осторожно взглянула на Скарамуччу, а затем, убедившись, что он без сознания, решилась приблизиться. Каждое тщательно выверенное движение выдавало ее недоверчивость. — Он в отключке, — сухо сказала Мона. — И потом, даже если он захочет атаковать, вряд ли он сможет сделать хоть шаг без посторонней помощи. — Что случилось? — спросила Фишль. Пока Мона рассказывала о неожиданной встрече, Аято, привычно прихрамывая, подошел к Скарамучче. Фишль помогла ему опуститься на землю. Аято отложил трость и, действуя очень аккуратно, осмотрел ожоги Скарамуччи — те отпечатались на груди в виде следов, похожих на языки пламени. — Мы ничем не поможем. Нужно доставить его в Собор Барбатоса. Ха… — Его пальцы дрогнули, а глаза расширились от изумления. Впрочем, он быстро взял себя в руки. — Любопытно… — Что вы находите любопытным, господин Камисато? — вежливо осведомился Оз. Аято еще некоторое время посидел в молчании, будто прислушиваясь к своим чувствам, а затем убрал руку и взялся за трость. — Скажите… Как много вам известно о Сердцах Бога? Через десять минут Мона уже знала о том, как Скарамучча, кукла, созданная Электро Архонтом, выторговал у Яэ Мико Сердце Бога в обмен на жизнь Путешественницы и сбежал из Инадзумы, скрывшись не только от врагов, но и от своих союзников. — Полагаю, он пытался вставить себе Сердце Бога и добился успеха, — добавил Аято. — Я чувствую энергию гнозиса. Последнюю часть фразы он пробормотал, обращаясь к самому себе: — Хехе, есть свои плюсы в том, чтобы побывать на том свете и вернуться обратно. Вот уж не думал, что смогу чувствовать подобные вещи… Глаза Моны расширились. — Погодите, хотите сказать, что у нас прямо сейчас есть шанс испортить планы Фатуи? — Ну, если мы ничего не предпримем, Сердце Бога в лучшем случае останется у Скарамуччи. В худшем Скарамучча присоединится к своим бывшим союзникам, когда сочтет это выгодным, или же они настигнут его и отберут Сердце силой. — Этого нельзя допустить, — тихо сказала Фишль. — Вороны шепчутся о будущем, и Принцесса осуждения внимает их мрачным предзнаменованиям: если Сердце Бога останется у Предвестника, его дальнейшие действия могут быть непредсказуемы. Потрясенная Мона опустилась на камень и некоторое время сидела, стиснув переносицу. Фишль права. Мона встречала Скарамуччу лишь однажды, во время того странного случая с падающими звездами. Он нес какую-то чушь про фальшивое небо и в целом произвел впечатление эксцентричного, агрессивного и очень опасного человека. Кто знает, что он может сотворить, обладая подобным могуществом. Конечно, он не стал атаковать Мону, но какой идиот станет нападать на своего спасителя, когда его собственная жизнь висит на волоске? Скарамучча определенно хотел жить. Он мог воспользоваться Моной, чтобы выбраться из каньона. Нельзя доверять ему просто потому, что он пострадал в неизвестных обстоятельствах. «Может, тот взрыв, который я слышала, случился после того, как он вставил себе Сердце Бога?» — Давайте извлечем Сердце Бога, — предложила она. — И передадим на хранение в Ордо Фавониус. Аято приложил руку к подбородку, обдумывая ее слова. — Просто извлечь Сердце Бога будет недостаточно, — сказал он наконец. — Очевидно, мы не можем бросить Скарамуччу умирать здесь. Придется взять его с собой в Мондштадт. Когда он очнется и обнаружит пропажу Сердца, не попробует ли он вернуть его, даже если для этого придется кому-то навредить? Мона сдвинула брови. Верно. Скарамучча, может, и псих, но не дурак. Без труда сложив два и два, он сразу поймет, кто именно виноват в исчезновении Сердца Бога. — Получается, надо заменить его фальшивкой, — рассудила Мона. — В таком случае Скарамучча будет думать, что Сердце по-прежнему у него. — Что ж, мои верные слуги, — с напускной бодростью вмешалась Фишль. — Кто из нас обладает талантом создавать поддельные Сердца Бога? Все трое обменялись мрачными взглядами. — Миледи… — робко окликнул Оз. Фишль повернулась к нему, уперев руки в бока. — Говори, Оз. — Миледи ведь даровала мне жизнь много лет назад, наделила сознанием и силой. Я знаю, что был рожден из сильных эмоций, но это случилось, когда вы были маленькой… — Верный ворон опустился на плечо хозяйки. — Теперь все изменилось. Вы выросли, и вместе с тем возросли ваши силы. Быть может, миледи сможет повторить такой же трюк, создав сущность, которая сумеет стать полноценной заменой Сердца Бога? — Ха… — вырвалось у потрясенной Фишль. Некоторое время она стояла, опустив голову и обдумывая слова Оза. — Думаю, я и в самом деле могу… — Волнуясь, она скрестила руки на груди. — Принцесса осуждения прибегнет к своему могуществу, дарованному ей судьбой, и создаст поддельное Сердце Бога, ибо сила богов может принадлежать лишь богам. — Прекрасно сказано, миледи, — ободрил Оз. Не в силах усидеть на месте, Мона вскочила и принялась расхаживать туда-сюда, пытаясь осознать, что именно они намереваются сделать. Если они извлекут Сердце… Если сумеют помешать планам Фатуи… Они давно не трогали Мондштадт, но Мона все равно им не верила. Благодаря Люмин ей было хорошо известно, что Фатуи никогда не замышляют ничего хорошего. И чем меньше они участвуют в текущих событиях, тем сильнее планируют ударить в будущем. — Но как же мы извлечем Сердце Бога? — задала Мона единственный вопрос, тревоживший ее с самого начала этого разговора. Фишль задумчиво постучала по кончику носа. — Скарамучча ведь кукла… Если мы проделаем в нем дырку… — Миледи, — чуть не поперхнулся от изумления Оз. — Безусловно, Предвестники заслуживают строжайшей кары Нирваны Ночи, но это как-то чересчур. — Может, он и кукла, да вот только очень похожая на человека, — поддержала Оза Мона. — Взгляни! Он весь в ожогах. Даже если он не умрет, это слишком жестоко, особенно по отношению к раненому. Фишль подняла руки, признавая поражение, и все трое, а также Оз вновь принялись усердно размышлять. Наконец Аято сказал: — Я чувствую гнозис и мог бы безопасно вытянуть его, но у меня не хватит на это сил. Нам следует вернуться в город и попросить о помощи. — Нет, — решительно возразила Мона. — А что, если он очнется? Мы не можем упускать такой шанс. Она поднялась с камня и опустилась рядом со Скарамуччей, внимательно вгляделась в его напряженное лицо. Окровавленная рука сжималась в кулак. Сколько бы Мона ни осматривала его, она нигде не могла увидеть ран — либо Скарамучча стремительно излечился, либо кровь на одежде принадлежала не ему. Как же все это странно. — Я это сделаю, — сказала она. — А вы, господин Аято, будете меня направлять. Я привыкла работать с тонкими материями, так что и здесь наверняка справлюсь. — Вы уверены? — уточнил Аято. — Это потребует немало сил. Я никогда не делал ничего подобного и не могу отвечать за последствия… Мона кивнула, оборвав его на середине фразы, и Аято не стал настаивать. Вздохнув, он вытянул руку и некоторое время водил ей над Скарамуччей, пытаясь вновь установить связь с гнозисом. Когда ему это удалось, он помог Моне отыскать верное положение, и она в самом деле ощутила в груди Скарамуччи слабый отклик — если бы она не знала, что там прячется Сердце Бога, она бы приняла это за легкое покалывание на кончиках пальцев. Фишль отошла в сторонку, чтобы поработать над созданием фальшивого Сердца Бога, а Мона сосредоточилась, пытаясь укрепить зыбкую связь. Несколько раз она, наоборот, ее теряла. Тогда все приходилось начинать заново. В конце концов от напряжения у нее задергался глаз, и пока Мона сердито его терла, Аято сжал ее плечо. — Не спешите. Он больше ничего не сказал, но в его голосе Мона ощутила столько спокойствия и поддержки, что мысли тотчас пришли в порядок. Выдохнув, она в который раз вытянула руку и теперь с первой попытки нащупала связь с гнозисом. Чуть поведя пальцами, она мысленно, стараясь действовать как можно более аккуратно, потянула Сердце Бога на себя. Медленно. Дюйм за дюймом. Ее силы быстро иссякали, но пускай Скарамучча и был врагом, Моне не хотелось ему навредить. Когда край гнозиса показался над одеждой, Скарамучча издал протяжный стон и, не приходя в себя, ухватил Мону за запястье. — Нет, — сорвалось с его губ. — Не сердце… Только не сердце… На миг опешив, Мона пересилила жалость и все же сумела закончить начатое. Сердце Бога легло ей в ладонь. Не желая больше на него смотреть, Мона торопливо сунула его в руки Аято и тяжело отдышалась. Ее трясло с ног до головы, а в ушах звучал отчаянный голос: «Не сердце… Только не сердце…» Аято показал Сердце Бога Фишль, и та придала подделке окончательную форму. — Фальшивое Сердце будет излучать легкую энергию Электро, — сказала Фишль. — Но я подумала, что раз уж это замена Электро Сердцу Бога, это только добавит подделке убедительности. — Миледи хотела сказать, что, будучи профессионалом в тактических вопросах, приняла взвешенное решение, как и полагается Принцессе, — услужливо ввернул Оз. Мона протянула руку, и Фишль вложила в нее подделку. Мона вздохнула. Она уже совсем выбилась из сил, но просить о помощи было некого — Аято с его тростью и ужасными шрамами по всему телу даже не стоило брать в расчет, а Фишль только что отдала последние крупицы энергии, чтобы создать поддельное Сердце Бога. Оставалась только она сама. «Не сердце… Только не сердце…» «Твое сердце все равно не человеческое, — с долей сожаления подумала Мона. — Так какая разница, что именно будет в твоей груди? Если ты захочешь стать человеком, ты сможешь им быть, вне зависимости от того, есть у тебя сердце или нет». Выдохнув, она обхватила руками фальшивое сердце и одним движением, исполненным нежности, заставила подделку слиться с телом Скарамуччи. Из ее груди вырвался судорожный вздох. Отшатнувшись, она схватилась за собственное сердце, пытаясь унять дрожь по всему телу. Из носа потекла кровь. Аято любезно предоставил платок, но это не помогло остановить кровотечение. Мир раскачивался. Мона с трудом удерживала себя в реальности, а в голове снова и снова звучал навязчивый шепот: «Не сердце… Только не сердце…» Архонты, она… Что она наделала? Прижимая платок к носу, Мона взглянула на Скарамуччу. Он был ужасно бледен, и казалось, каждая черточка его лица дрожала, сведенная напряжением и болью. — Давайте… — просипела она. — Давайте отнесем его в Мондштадт. Фишль подставила ей руку, и Мона с трудом поднялась. Ноги не слушались. Если честно, она до ужаса завидовала Аято — у него хотя бы была трость, на которую можно было опереться. — Мона… — нерешительно позвала Фишль. — В чем дело? Язык ворочался нехотя, и простой вопрос превратился в неразборчивую кашу, но Фишль поняла. Помедлив, она осторожно прикоснулась к спине Моны, а затем протянула руку с маленьким круглым предметом в золотой оправе. — Твой Глаз Бога… Мона часто заморгала, не веря своим глазам. «Это… боги наказывают меня?» Фишль передала Моне Глаз Бога, и Мона потрясенно сжала его в своей руке, погладила дрожащими пальцами холодную поверхность. Она надеялась, этот жест поможет вдохнуть в артефакт жизнь, но… Глаз Бога был мутным, как если бы его владелица умерла. Мона утратила с ним связь. И спустя шесть лет… Силы к ней так и не вернулись. Мона с трудом разлепила глаза. Голова была тяжелой, все вокруг кружилось и шло разноцветными пятнами, а потому она не сразу вспомнила, где находится. Из тумана выплыло лицо Итэра. Ах, точно. Ее ведь поймали с помощью портала и заманили в лес, где устроили допрос с пристрастием. Но что произошло после? Мона со стоном зажала голову рукой. По ней словно били молотком. Даже когда Моне приходилось жить через стенку от соседа, постоянно затевавшего ремонт, она не просыпалась с такой мигренью. От каждого движения голову простреливала боль, от которой дыхание перехватывало, а на глаза наворачивались слезы. — Оказывается, все это время я задавал вопросы не тому, кому следовало, — с усмешкой сказал Итэр. — Спасибо, Мона. Как я и говорил… Мне нужно было просто с тобой поговорить. Он поднялся, по-прежнему сжимая рукоять клинка. Тот снова стал обычным, обломанным, и Итэр, поразмыслив, спрятал его в ножны. — Ты идешь, Скарамучча? Теперь ты знаешь историю целиком и должен хорошо понимать, как опасно доверять кому-то, кроме самого себя. Мона с трудом сфокусировала взгляд на Скарамучче. С момента ее пробуждения он не отрывал от нее сверкающих гневом глаз. После слов Итэра его руки сжались в кулаки, а челюсть задвигалась, словно Скарамучча прямо сейчас обдумывал, как лучше ударить Мону. Она со вздохом откинулась обратно на мокрую траву. Она устала. Устала жить с грузом этой тайны, с чувством вины, которое давило с того самого дня в Горах Светлой Короны. Устала от агрессии Скарамуччи, от его злости на любое ее действие, от того, что он видел лишь собственные чувства и не мог понять, что в те времена между ними все было иначе. «Иди к черту». Она сделала свой выбор, потому что доверилась Аято и потому что хотела защитить друзей. Каждый день она думала, правильно ли поступила, и считала утрату связи со своим Глазом Бога справедливой карой за совершенный грех. Каждый день она смотрела на теплую улыбку Скарамуччи и хотела ответить ему тем же, но каждая попытка сократить дистанцию оборачивалась болезненным напоминанием о содеянном. Но теперь… Теперь она знала, что поступила так, как должна была. Теперь она отчетливо осознавала, насколько был прав Аято. Даже если был другой путь, она ни о чем не жалеет. И тем более не станет сжиматься перед Скарамуччей от страха или чувства вины. Она уже сполна искупила свои грехи. Все эти шесть лет она старалась поступать правильно, отказалась от собственных желаний, от дорогих сердцу друзей и любимого города… И она больше не хотела так жить. Она хотела расправить плечи и вспомнить ту Мону, что не стала бы унижаться ради прощения со стороны человека, который не желает ее прощать. Найдя в себе силы, Мона сжала руку в кулак и медленно села, не сводя со Скарамуччи взгляда. Он тоже не отрывал от нее глаз. Воздух между ними искрил от напряжения, и Итэр, заметив это, обронил: — Ладно. Дорогу обратно найдешь сам. С этими словами он повел рукой и исчез в звездном оке портала. Некоторое время Мона и Скарамучча молча смотрели друг на друга, пока наконец с губ Скарамуччи не сорвалось яростное: — Какая же ты сука. Мона ухмыльнулась. Какая ожидаемая реакция. Кто бы мог подумать, что этот человек совсем недавно признавался ей в любви. — Ты украла у меня все, Мона. Личность, прошлое… даже сердце. — То, что все эти шесть лет у тебя не было гнозиса, только доказывает, что тебе не нужно сердце, — отозвалась Мона. — Неужели ты не видишь этого, Скара? Услышав имя, которым она обращалась к нему шесть лет их дружбы, Скарамучча вздрогнул. — Я уже не понимаю, чего ты хочешь, — устало призналась Мона. — Нужно тебе сердце или нет, определись сам. Я просто… Я просто не хочу держать на тебя зла. Я верю, что все эти шесть лет, которые мы провели вместе, ты был по-настоящему добр и заботлив. Ты веселил меня, поддерживал… любил. — Я никогда тебя не любил, — поспешно ответил он. — Это ты заставила меня так думать. Мона покачала головой. — Как скажешь, Скара. Ее невозмутимость, ее взгляд, полный такого равнодушия… Скарамучча смотрел ей в глаза, и все внутри содрогалось от ярости. Как она может говорить такие вещи? Как она смеет снова манипулировать, лить в уши мед, сжимая за спиной кинжал? Скарамучча не мог поверить тому, что слышит. «То, что все эти шесть лет у тебя не было гнозиса, только доказывает, что тебе не нужно сердце». Что это, если не издевательство? Мол, тебе и без гнозиса было нормально, так чего ты жалуешься? Поэтому ты предала меня? Поэтому ничего не сказала? Заперла в плену иллюзий… Для чего? Почему ты так поступила, Мона?! Противоречивые чувства волнами накатывали на Скарамуччу. Он не мог понять их. Он не мог определить, где заканчивается ярость и начинается горечь. Его раздражало, что он вообще испытывает эти дурацкие чувства, когда должен был обратиться в камень и просто покончить с Моной, как и обещал. Верно. Просто покончить. Просто оборвать это безумие, заглушить эту невыносимую боль, положить конец. До боли стиснув руку в кулак, Скарамучча занес его, полный решимости нанести удар, но тут ощутил, как чья-то ладонь перехватила запястье. Разъяренный чужим вмешательством, Скарамучча вскинул голову и с удивлением обнаружил перед собой Шепот Порчи. Териона. — Отпусти, — потребовал Скарамучча. Мона восприняла его слова на свой счет и, похоже, решила, что он окончательно сбрендил. Скарамучче было плевать. — Какого черта ты меня держишь? Ты сбрендил? Отпусти. — Не делай того, о чем пожалеешь. Зная, что благодаря их связи Терион почувствует это, Скарамучча оттолкнул его. Терион устоял. Его синие глаза смотрели на Скарамуччу с долей сожаления, но все же решительно. — О чем я, по-твоему, могу пожалеть? — Ты хочешь причинить ей боль, потому что не осознаешь свою собственную. Ты надеешься, что, если кому-то станет так же больно, как и тебе, ты почувствуешь себя легче. Скарамучча не выдержал и расхохотался, чем поверг Мону в окончательный шок. — Тебе не станет легче, Скарамучча, — игнорируя его веселье, сказал Терион. — Может быть, на короткий миг… Но когда ты увидишь ее глаза, в которых больше нет ни тепла, ни доверия, ты пожалеешь об этом решении. — Что за бред ты несешь? — вскинулся Скарамучча. — Я… Пожалею? Тепло, доверие… Их нет. Их больше нет. Она все сломала. Терион склонил голову набок. — Она ли? Этот простой вопрос заставил Скарамуччу замереть. Ярость, которая прежде готова была извергнуться на Мону, теперь предназначалась Териону. Этому несносному артефакту, который считал себя самым умным, всюду лез без спросу и почему-то вбил себе в голову, будто имеет право управлять Скарамуччей по собственному усмотрению. Он поджал губы. А затем, отступив на пару шагов, окинул Териона презрительным взглядом и сказал: — Тебе не нравится, когда тебя называют Шепотом Порчи. Отчего же? Это на редкость подходящее тебе имя. Только и делаешь, что все портишь. В глазах Териона сверкнул гнев. Скарамучча ожидал, что он примется спорить или читать нотации, но вместо этого лицо Териона вдруг превратилось в непроницаемую маску. Ничего больше не говоря, он исчез во всполохе теней — и больше не появлялся. «Скатертью дорога, придурок». Мона смотрела на него во все глаза. Скарамучча же взглянул на свою руку. Сжал ее в кулак. И… Медленно разжал. После бессмысленного спора с Терионом у него уже не осталось сил разбираться еще и с Моной. Глубоко вздохнув, он развернулся, не желая больше смотреть на нее. Открыл рот, думая, что может сказать нечто колкое. На ум ничего не приходило. Он чувствовал себя… опустошенным. Зажмурившись на миг, он снова открыл глаза, не понимая, почему их застилает какая-то мутная пелена, а затем зашагал прочь, пока не скрылся за соснами. Когда силуэт Скарамуччи пропал из виду, Мона ощутила в кармане легкое покалывание. Опустив руку, она извлекла на свет маленький круглый артефакт в золотой оправе Мондштадта. Из ее груди вырвался потрясенный вздох. Артефакт наполнился синим светом. Сила Глаза Бога вернулась.