Кажется, я знал, что нам не пережить финал, Но упорно верил всем твоим словам. Так наивен был, так свет в конце пути искал, Что был ослеплён, и свет свой потерял. m19 [kei] — За тобой
Оперевшись на перила неподалеку от Храма Сурастаны, Итэр, известный также как Принц Бездны, с улыбкой смотрел в рассеченное золотыми столпами небо. У него не было причин переживать. Сегодня каждый фрагмент пазла займет положенное ему место. Исчезнувшие разошлись по всему миру, чтобы вернуть настроенные должным образом Небесные ключи на постаменты, и слияние вероятностей остается лишь вопросом времени. Эта долгая гонка… наконец подходит к концу. Улыбка исчезла с лица Итэра. Подняв руку, он коснулся виска и почувствовал, как тот бешено пульсирует в такт сердцу. Вместо радости Итэр ощущал лишь опустошение. Пятьсот лет в погоне за несбыточным. Пятьсот лет идти в будущее спиной вперед, не сводя глаз с прошлого… Такое на ком угодно оставит след. Во времена падения Каэнри’ах Итэр дал себе клятву, от которой не имел права отступиться. Он не сожалел об этом, но иногда, в редкие моменты тишины и покоя, размышлял о том, что все могло бы сложиться иначе. Череда ошибочных решений. Момент, разделивший жизнь на до и после. В тот день он оказался слишком слаб, слишком наивен. Он пообещал себе, что этого больше не повторится. Что несмотря на все препятствия, потери, безжалостные удары судьбы, он выстоит и доведет начатое до конца. Ты должен усвоить урок. Пытаясь добиться того, что находится за пределами его возможностей и чаяний, человек обязан заплатить цену. Позволь мне… определить цену для тебя. Итэр стиснул перила. Как и прежде, одного воспоминания хватало, чтобы пронзить сердце болезненной иглой. — Значит, ты добился своего. Итэр повернул голову на звучание этого голоса. За его спиной, обнажив клинок, стоял Аль-Хайтам. Этот пытливый человек, который умудрился на несколько минут перехватить у Альбедо контроль над Архивом Бодхи, был опасным, но в то же время уважаемым противником. С такими способностями Аль-Хайтама ждало блестящее будущее, и Итэр не имел ни малейшего намерения в него вмешиваться. — Как и ты, — повернувшись, он прислонился к перилам спиной, скрестил руки на груди. — Жаль, я не видел, как именно ты обманул Азара и когда ты успел снять с его головы терминал Акаши. Аль-Хайтам молча смотрел на Итэра, и его лицо оставалось поразительно бесстрастным. — Судя по разговорам, которые мне довелось слышать в городе, в Акашу поступила правдивая информация об инциденте, устроенном Мудрецами шесть лет назад, — пояснил Итэр. — Попасть туда она могла только через терминал Акаши Азара. Но Азар никогда не стал бы выдавать своих подлых секретов. Зато это с удовольствием сделал бы человек, мечтающий занять его позицию. Аль-Хайтам хмыкнул. Кажется, слова Итэра его позабавили. Увлеченный беседой, он не торопился нападать, и Итэра вполне устраивал такой расклад — ему меньше всего хотелось вступать в бой. Его противники отличались раздражающей привычкой не сдаваться. Из-за этого любая ситуация всегда заканчивалась крайностями. — Ты звучишь на удивление спокойно для человека, потерявшего союзника в Сумеру, — заметил Аль-Хайтам. Итэр передернул плечами. — Азар был моим временным ключом к Храму Сурастаны. Он был нужен мне, и поэтому я позволял ему оставаться моим союзником. Но как человек он всегда был мне отвратителен. — Любопытно, — отозвался Аль-Хайтам. — Как по мне, вы почти не отличаетесь. Вы оба ради своих целей поставили под угрозу жизни сотен людей, воспользовались окружающими как инструментами. Ты зашел настолько далеко, что подчинил себе даже собственную сестру. Весьма занимательно с твоей стороны испытывать к Азару такие чувства. Итэр взглянул на Аль-Хайтама. Он не стал говорить этого вслух, но в голове промелькнула мысль: «А кто сказал тебе, что я не отношусь подобным образом и к себе самому?» Итэр возненавидел себя так много лет назад, что со временем эта ненависть превратилась в безразличие. «Не имеет значения, как далеко я зайду теперь, потому что я давно уже стал монстром. И раз для меня нет обратной дороги, остается лишь пройти до конца тот путь, на который я ступил пятьсот лет назад». — Ты полагаешь, я хочу свергнуть Азара, чтобы стать Верховным Мудрецом? — спросил Аль-Хайтам. Итэр заинтригованно ждал продолжения. Он уже понял, что амбиции Аль-Хайтама не имеют никакого отношения к власти. — Полагаю, я ошибся, — сказал он. — Ты ошибся, — подтвердил Аль-Хайтам. — Позиция Верховного Мудреца на редкость утомительна и к тому же не подходит мне. Единственное, чего я хочу — это порядка и покоя. Итэр склонил голову набок. — Ты придумал план по спасению Малой властительницы Кусанали, Аль-Хайтам. Ты свергнул Азара, ты отправился на площадь перед Академией, чтобы защитить людей, которые едва не навредили друг другу из-за давней лжи, ты открыл людям Сумеру правду об их Архонте. Сейчас под нашими ногами разворачивается настоящее восстание, и в этом тоже есть твоя немаленькая заслуга. После этого ты не считаешь себя лидером? Аль-Хайтам повел плечом. — То, что ты перечислил, не имеет никакого отношения к лидерству. Это банальная стратегия. Итэр не сдержал улыбки. Интересно. Неужели Аль-Хайтам считает, что его порыв выбежать на площадь и остановить бессмысленное кровопролитие был стратегией? Одно дело, если бы Аль-Хайтам сделал это из корыстных побуждений. Если бы он претендовал на должность следующего Верховного Мудреца, подобное вмешательство сильно укрепило бы его авторитет среди жителей Сумеру. Ведь теперь они видели его в качестве своего спасителя, разрушителя лжи, освободителя от навешенных Академией оков — идеальный образ для будущего кандидата. Но Аль-Хайтама не интересовала позиция Верховного Мудреца. Он поступил так, как считал нужным, без особых на то причин. Просто потому, что хотел избежать лишних жертв. На взгляд Итэра, именно это делало Аль-Хайтама таким сильным лидером. — Не нужно вступать со мной в бой, — попросил он. — Ты хороший, талантливый человек. Теперь, когда люди Сумеру наконец освободились из-под влияния Азара, им понадобится кто-то вроде тебя, способный быстро и эффективно навести порядок. Аль-Хайтам хранил молчание. Впрочем, по тому, как он сжимал рукоять клинка, Итэр уже догадывался — он не уйдет. Он слишком принципиален. — Царица разорвет союз с Сумеру, когда узнает о смерти Азара. Фатуи заберут свои разработки, Дендро гнозис останется соединенным с Архивом Бодхи. — Итэр скользнул усталым взглядом в сторону Храма Сурастаны, из которого вырывался убегающий в небо золотой луч. — Это значит, что Акаша будет отключена. Люди потеряют доступ к легким знаниям, к которым они так привыкли. Но ты прекрасно понимаешь это, и у тебя уже есть идеи, как можно обернуть эту ситуацию на пользу Сумеру. Воспользуйся ими, Аль-Хайтам. Благодаря тебе Сумеру имеет все шансы стать сильной страной. Над их головами золотые лучи, которые вырывались из святилищ Небесных ключей по всему миру, постепенно соединялись в кольцо. Чем более завершенным оно становилось, тем больше странностей происходило вокруг. Контуры Храма Сурастаны двоились. Под ногами Аль-Хайтама появилось море падисар, которым решительно неоткуда было взяться. Через несколько секунд они исчезли. Слияние вероятностей уже началось, и фрагменты другого мира просачивались в этот, пытались отыскать в нем свое место. Скоро этот процесс завершится. Не нужно рушить старый мир, как того хотели Фатуи. Достаточно взять лишь лучшее от обеих вероятностей — и получить исход, который удовлетворил бы всех. — С тем, что ты задумал, у Сумеру нет будущего, — сказал Аль-Хайтам. — Что же я задумал? — приложил руку к подбородку Итэр. Аль-Хайтам бросил быстрый взгляд на золотое кольцо в небе. — До недавнего времени я думал, что это невозможно. Но после Хранитель Архива Бодхи показал мне одно любопытное видение, а потом я немного поговорил на эту тему с Кевином. И начал сомневаться. — Он опустил глаза на Итэра, чуть прищурился, будто пытаясь через зрительный контакт вытащить из его головы мысли. — Досадно, что я понял это только сейчас. Ты хочешь объединить две вероятности. Твой двойник из другой реальности предупреждал, что ты наверняка одержим идеей возрождения Каэнри’ах. Ты нашел вероятность, в которой Каэнри’ах не пала пятьсот лет назад, и с помощью силы Небесных ключей решил соединить ее с нашей. Итэр не стал отрицать. Теперь это уже не имело значения: Аль-Хайтам все равно не смог бы остановить слияние вероятностей. Сделать это могли лишь исчезнувшие — но те полностью подчинялись Бездне. А что до его личных мотивов… Аль-Хайтам видел лишь одну сторону картины. И Итэра это полностью устраивало. — Весьма амбициозный план, — продолжил Аль-Хайтам. — Но как ты намереваешься контролировать такой сложный процесс? Для полноценного объединения вероятности недостаточно столкнуть. Что насчет истории двух миров? Где, в таком случае, будет лежать истина? Законы какой реальности будут преобладать над другой? Итэр устало вздохнул. Некоторое время Аль-Хайтам пытливо смотрел на него, но, так и не дождавшись ответа, раздраженно прикрыл глаза. — Ты играешь в бога, Итэр. Пытаешься овладеть силой, которая находится за пределами твоего понимания. Небесные ключи были созданы, чтобы защитить человечество от скверны — или, если угодно, Крови Текутли. За их созданием стояли боги. Вероятно, они готовились к поражению человечества и придумали план объединения проигравшей вероятности с той, где скверна уже была побеждена или вовсе никогда не существовала. Итэр изумленно покачал головой. Ему пришлось потратить немало лет, чтобы заполучить эти сведения. Аль-Хайтам же без труда складывал фрагменты мозаики так, словно давно знал полную картину. — Только боги понимали, как правильно воспользоваться Небесными ключами. Их сила всегда была пугающе велика. Полагаю, когда угроза скверны миновала, именно по этой причине боги скрыли Небесные ключи в святилищах. — Аль-Хайтам качнул головой. — Пускай ты обладаешь великими возможностями, ты все еще не можешь встать вровень с Селестией. Ты видишь лишь свою цель, но не замечаешь, как опасна дорога, по которой ты к ней идешь. — Я не нуждаюсь в твоих нотациях, — прервал Итэр. — Если ты думаешь, что я не знаю о цене или рисках, ты заблуждаешься. Я знаю. И я готов заплатить. Аль-Хайтам взглянул на Итэра, приподняв брови. — Почему ты думаешь, что во имя твоей мечты готовы платить другие? — Я стараюсь построить мир, который будет лучше для всех. — Кто определяет, что будет лучше для других? Ты? — С губ Аль-Хайтама слетел смешок. — Ты не смог увидеть даже того, что я не хочу становиться Верховным Мудрецом. Как ты можешь брать на себя такую ответственность, избирать за людей их судьбу? Покачав головой, Аль-Хайтам повернулся к Итэру спиной. — Ты прав. Нет никакого смысла с тобой сражаться. Сейчас ты сам не более чем зритель, ожидающий конца представления. С этими словами Аль-Хайтам направился вниз, к площади перед Академией, откуда пришел недавно. Он двигался спокойно, ничем не выдавая своих намерений, но Итэр вдруг отчетливо осознал, что именно планирует сделать Аль-Хайтам. Если ему вновь удастся установить над Архивом Бодхи временный контроль… Итэр вздохнул. Аль-Хайтам. Все-таки ты чрезвычайно умен — и в этом заключается твоя главная проблема. В руке Итэра из россыпи золотых искр появился клинок. Оттолкнувшись от земли, он одним широким прыжком нагнал Аль-Хайтама и занес меч. Аль-Хайтам ждал атаки. Развернувшись, он парировал удар и оттолкнул противника вспышкой Дендро. На несколько коротких мгновений они столкнулись взглядами. Затем, отступив друг от друга на шаг, атаковали одновременно. Фиолетовый луч столкнулся с зеленым. Энергия Бездны оказалась сильнее элементальной, и фиолетовый луч, прочертив на земле глубокую борозду, прорвался через зеленый, отнес Аль-Хайтама назад. Надо отдать тому должное, он быстро оправился от удара и, оперевшись на меч, поднялся на ноги. — Сдайся сейчас, — предложил Итэр. — Если не отступишься, мне придется убить тебя. Я бы этого не хотел. Аль-Хайтам ничего на это не ответил. Вскинув голову, он вдруг обратился зеленой вспышкой и исчез. Итэр бросился вперед. Клинок Аль-Хайтама, возникшего за его спиной, оставил на плече длинный росчерк, но Итэр давно привык не замечать физической боли. Развернувшись, он парировал очередной удар, повел свободной от клинка ладонью, призвав фиолетовую вспышку. Аль-Хайтам успел выставить перед собой созданное Дендро энергией зеркало. Отразившись от него, вспышка полетела обратно в Итэра. Тот пригнулся. Просвистев над его головой, вспышка врезалась в ветвь дерева, на котором стояла Академия. На площадь перед Храмом Сурастаны посыпались щепки и листва. Ведомый мимолетной идеей, Итэр вскинул руку и швырнул в небо еще одну фиолетовую вспышку. Обломившаяся ветка едва не огрела Аль-Хайтама по голове. Тот отшатнулся, и Итэр, воспользовавшись тем, что противник на пару секунд утратил контроль над ситуацией, исчез в звездном портале, чтобы через миг появиться за спиной Аль-Хайтама. Клинок расчертил кожу так легко, словно она была холстом, по которому провели кистью. Аль-Хайтам, вскрикнув, покачнулся. Несмотря на рану, он нашел в себе силы развернуться, но его бой был уже проигран. Итэр вышел из портала и неторопливо направился к противнику. — Я хотел дать тебе последнюю возможность уйти, Аль-Хайтам, — сказал он — холодно, поскольку уже начал терять терпение. — Но ты оказался таким же упрямым, как твои друзья. Если я оставлю тебя в живых, ты найдешь способ добраться до Архива Бодхи и остановить «Стремительный натиск». Ты всегда будешь для меня угрозой, верно? По мере того, как Итэр приближался, Аль-Хайтам отступал, пока в конце концов не оказался у самого края площади. Его била крупная дрожь. Рана на спине оказалась глубокой, болезненной, и он держался на ногах лишь благодаря силе Глаза Бога. Мир в глазах постепенно мутнел. Мысли стали тяжелыми, непослушными, тело охватила лихорадка. Из последних сил пытаясь отыскать выход из ситуации, Аль-Хайтам бросил быстрый взгляд вниз. Оу… Что ж… — Я буду милосерден, — пообещал Итэр. — Обещаю, ты умрешь быстро и без мучений. — Спасибо. — Аль-Хайтам криво усмехнулся от боли. — Не имею ни малейшего желания умирать от твоей руки. Сказав так, он задержал мимолетный взгляд на золотом луче, который вырывался из Храма Сурастаны. А затем сделал еще один шаг назад — и повалился навстречу пустоте, разверзшейся под его ногами. Глаза Принца Бездны изумленно расширились. Он не сразу догадался, в чем именно заключался план Аль-Хайтама. А когда наконец понял, ничего не смог с собой поделать — и громко рассмеялся. Поставить все на такой крошечный шанс… В чем-то они с Аль-Хайтамом были похожи. Он мог бы отправиться следом, но вместо этого крепче перехватил рукоять клинка и направился к Храму Сурастаны — туда, где находился постамент для Архива Бодхи. Если Аль-Хайтам попытается вновь установить над Небесным ключом контроль, ему придется прийти в Храм Сурастаны. В таком случае Итэр остановит его. Тогда уж он без колебаний оборвет его жизнь. Впрочем, Итэр сомневался, что в таком состоянии Аль-Хайтам сумеет добраться до Храма Сурастаны. Дело было сделано. И к счастью, все обошлось даже без ненужных смертей. Неплохой вклад в новый мир, двери к которому вот-вот откроет «Стремительный натиск». Падение завершилось так, как и рассчитывал Аль-Хайтам — в руках человека, которого он в последнюю очередь ожидал увидеть в своих незапланированных помощниках. Человек перехватил его всего на несколько ярусов ниже площади у Храма Сурастаны и, расправив планер, приземлился на Улице Сокровищ. — Ты что, с ума сошел?! — первым делом прокричал Кавех, придав Аль-Хайтаму вертикальное положение. — А если бы я не понял вот эти твои многозначительные подмигивания и танцы бровями? Тебе что, совсем в песках Сумеру солнце голову припекло? — Ну… — Аль-Хайтам чуть усмехнулся. — Ты же понял. От его наглости Кавех чуть не поперхнулся. — Ты… Почему ты всегда такой… — Тут он замолк, завидев на собственных руках кровь. — Аль-Хайтам? — Ты увидел мои «подмигивания и танцы бровями», а рану на полспины — нет? Архонты, Кавех, ты… не перестаешь удивлять. Аль-Хайтам покачнулся. Его силы стремительно иссякали. Кавех вовремя подался вперед и успел перехватить его прежде, чем Аль-Хайтам повалился на землю. — Эй, эй, эй! Давай-ка, соберись. Не смей помирать у меня на руках, понял? Иначе я… я присвою себе все твои деньги. Оставаться на улицах было небезопасно: по всему городу происходили странные аномалии, артерии земли сходили с ума, а жители Сумеру решили устроить прямо в разгар апокалипсиса восстание, ознаменовавшее окончательное падение режима Мудрецов. Понимая, что в таких условиях оказать Аль-Хайтаму помощь не получится, Кавех поднял его на ноги и перекинул его руку через свое плечо. — Да ты и так уже… присвоил все мои деньги, — едва удерживаясь в сознании, отозвался Аль-Хайтам. — Как будто я не знаю, в чьем доме ты живешь. Невыносимый! Невыносимый, упрямый осел, который даже на грани смерти продолжает быть таким упертым, словно деградировал до плесенника! Гнев помогал Кавеху быстрее переставлять ноги. Так было лучше, чем поддаваться панике — а судя по количеству крови, оставшейся на руках и рубашке Кавеха, паниковать было о чем. — Помолчи, — велел он Аль-Хайтаму. — Хотя бы в качестве компенсации за моральный ущерб, который ты причинил мне своим падением. С губ Аль-Хайтама сорвался странный звук, который при хорошем воображении можно было даже принять за смешок. Кавех не знал, что обо всем этом думать. В последний раз они с Аль-Хайтамом виделись в песках Сумеру несколько месяцев назад, когда Кавех приехал в Аару по работе. Конечно, он планировал целиком и полностью посвятить себя проекту, но все же решил проведать этого зануду, убедиться, что тот еще не рассыпался от скуки. С тех пор, как Мудрецы изгнали Аль-Хайтама в пески Сумеру, он изменился. Живой интерес, который всегда горел в его глазах, угас. Мир словно потерял для Аль-Хайтама значение — он продолжал делать привычные дела, читал заумную литературу и даже занимался подобием исследований, но как-то вполсилы, без особого энтузиазма. Теперь же прежний Аль-Хайтам вернулся. Кавех сразу почувствовал это — не только по его невыносимым замечаниям. В глазах Аль-Хайтама снова светилась жизнь. Но она угасала с каждым мгновением. По неведомой причине Аль-Хайтам оказался сегодня в столице и вляпался в какую-то историю, из которой даже ему не хватало мозгов выбраться. А ведь он был довольно сообразительным, пускай отнюдь не гениальным малым. — Это ведь ты, — сказал Кавех. — Ты загрузил в Акашу документы, подписанные Азаром. О событиях шестилетней давности. — Мм, — неопределенно отозвался Аль-Хайтам. — Эй, давай там держись! — сердито велел Кавех. — Я не потащу тебя на руках до самого дома. И уж тем более не имею никакого желания таскаться по столице с твоим бренным телом. — Хах… «Он что, посмеялся?» Кавех покачал головой. Весь сегодняшний день в Сумеру происходили удивительные вещи. Чудом избежав столкновения с разъяренной толпой пустынников из Бригады тридцати, которые теперь вместо Азара подчинялись исключительно своим собственным интересам, Кавех наконец дотащил Аль-Хайтама до дома. — Как я и думал… — обежав взглядом знакомое, но претерпевшее за шесть лет немало изменений помещение, усмехнулся Аль-Хайтам. — Так бы и сказал сразу, что хочешь превратить мой дом в цирк… Если я вернусь на должность секретаря, попрошу выдать тебе удостоверение клоуна… Дотянув до безопасности, Аль-Хайтам окончательно лишился сил. Кавех подвел его к дивану. — Ты несешь чушь, — уверенно заявил он. — А теперь будь добр, полежи тихо. Я обо всем позабочусь, а ты сосредоточь все внимание на одной-единственной задаче — не помереть. Надеюсь, уж с этим ты способен справиться? — Ха… — смешком ответил Аль-Хайтам. Кавеху было ужасно жаль диван, но все-таки в глубине души Аль-Хайтама ему было жаль больше. Диван всегда можно и купить. Человеческую жизнь не купишь. Оставив Аль-Хайтама в гостиной, Кавех поспешил в кабинет, где помимо залежей чертежей и черновиков недоведенных до конца проектов хранил аптечку. На то, чтобы раздобыть ее, пришлось потратить не меньше пяти минут — все это время Кавех не прекращал ругаться и размышлять о том, что случилось сегодня в Сумеру. За окнами раздавались крики и шум — по всей столице гремело восстание. Пустынники из Бригады тридцати и прихвостни Азара стремительно теряли свой авторитет. Из Храма Сурастаны вырывался непонятный золотой луч, и он явно имел отношение к странным аномалиям на подобие той, что составляла Кавеху компанию в поисках аптечки — журнальному столику, который то пропадал, то снова появлялся, притом иногда вверх ногами или вообще в воздухе. Мир рассыпался на части. Во что же ты ввязался, Аль-Хайтам? Кто оставил тебе такую страшную рану? Кавех вернулся в гостиную. Аль-Хайтам провалился в небытие. Придвинув к дивану стул, Кавех разложил на столе все необходимое и принялся осторожно обрабатывать рану. Руки слегка подрагивали. Как-никак, весь Сумеру катился куда-то в Бездну, а Аль-Хайтам оказался в своем прежнем доме далеко не в тех обстоятельствах, которых ждал Кавех. — Ты выживешь, — пообещал Кавех. — Ты должен, ясно? — Конечно, — слабо откликнулся Аль-Хайтам. Все это время он лишь лежал с закрытыми глазами, но оставался в сознании. — Я все еще жду, когда ты выплатишь свои долги. — Ты!.. Ей-богу, будь обстоятельства иными, Кавех надел бы что-нибудь этому наглецу на голову. Скажем, вазу, которую Аль-Хайтам всегда называл безвкусной. Может, более тесное знакомство наглядно продемонстрировало бы ему, что проблема была отнюдь не в вазе. — Кавех, — позвал Аль-Хайтам. — Ну чего еще? Аль-Хайтам приоткрыл один глаз. Кавех ожидал увидеть в нем насмешливые искры, но вместо этого разглядел усталость — и печаль. Что бы ни занимало сейчас мысли Аль-Хайтама, это всерьез беспокоило его. — Наша вероятность скоро соединится с другой. Я думаю, это будет очень грубое, неумелое столкновение… Кавех уставился на него, как на полоумного. Аль-Хайтам явно терял связь с реальностью, но из уважения к раненому Кавех все-таки решил дослушать. — Мне кажется, человек, который затеял весь этот план, даже не понимает, что предсказать последствия такого столкновения трудно. Может, наша вероятность полностью сотрется. Может, из-за количества парадоксов миры просто разрушатся… Я не знаю, что будет дальше. Теперь я уже никак не могу повлиять на то, чтобы это остановить. Кавех задумчиво размотал бинт. Слова Аль-Хайтама казались бредом, но его глаза были ясными, а голос твердым. Он не сомневался в своих суждениях. Слияние вероятностей… Что за глупость? Кому в голову могла прийти такая дурацкая идея? — Человек, который замыслил все это, явно слетел с катушек. Кому из нас не хотелось изменить прошлое? Ну, знаешь там… Получи я второй шанс, я сделал бы все, чтобы не влезть в долги и не стать таким зависимым от тебя. — Кавех хмыкнул. — Но что мне теперь, две вероятности сталкивать? Мы все заложники своих прошлых решений и ошибок. И все живем в настоящем с последствиями. — Хм, — только и сказал в ответ Аль-Хайтам. Некоторое время они сидели в молчании. Закончив с перевязкой, Кавех поднялся, чтобы сходить переодеться. Он умел оказывать первую помощь, но Аль-Хайтаму требовался нормальный врач, и Кавех хотел сходить в Бимарстан — если повезет, сможет найти там хоть кого-то, кто еще не присоединился к восстанию против Мудрецов. Аль-Хайтам устало привалился к подлокотнику дивана, бросил взгляд за окно. Как Кавех и ожидал, он даже не подумал поблагодарить за помощь. Что за невыносимый самовлюбленный осел? Устало потянувшись, Кавех направился к дверям в свою комнату, но тут услышал тихий оклик: — Кавех. Он обернулся. Аль-Хайтам не поворачивал головы. Его глаза все еще внимательно наблюдали за происходящим снаружи. — Я рад тебя видеть. От удивления Кавех на несколько секунд потерял дар речи. Когда же способность говорить наконец вернулась, Кавех так и не нашелся с ответом — просто расхохотался так громко, что в шкафу затряслись тарелки. Аль-Хайтам раздраженно вздохнул, безошибочно определив причины подобной реакции. Это было до ужаса нелепо. Серьезно. Этому парню понадобилось столкнуться с неизбежной катастрофой, чтобы выдавить из себя пару хороших слов. — Тебе нужно умирать почаще, — уперев руки в бока, сказал Кавех. — А впрочем… Даже не вздумай. — И почему же? — сложил руки на груди Аль-Хайтам. Фыркнув, Кавех развернулся и зашагал вперед по коридору. Аль-Хайтам этого не знал, но Кавех все шесть лет оставлял его комнату нетронутой, только протирал пыль и складировал в коробку выписки научных журналов, которые каждый месяц получал его бывший сожитель. Аль-Хайтам мог вернуться домой в любой момент. Даже прямо сейчас. — Да потому что не хочу тратить на тебя свою аптечку, балда, — ответил Кавех перед тем, как потянуться к дверной ручке. — А теперь прекращай корчить из себя нормального человека и просто отдохни. С губ Аль-Хайтама слетел смешок, но прежде, чем он успел ответить, пространство под потолком вдруг раскололось, обнажив искрящийся разрыв — будто расщелину между мирами. С той стороны к разрыву стремительно приближалась чья-то тень. Аль-Хайтам приподнялся. Кавех призвал клинок. Нервы обоих были натянуты до предела. — А-а-а! Через разрыв на полной скорости пролетела девушка не старше двадцати пяти лет. Ее длинные розовые волосы растрепались во время падения, голубые глаза были широко распахнуты от изумления. По всей видимости, девушка стала жертвой аномалии и прибыла в этот мир из другой вероятности. — Уй! — воскликнула она, рухнув на пол. Позабыв об опасности, Кавех бросился на выручку и помог девушке принять стоячее положение. — Вы в порядке? Сильно ушиблись? Она одарила его милой улыбкой, отряхнула плащ и, отбросив волосы за плечо, сказала: — Большое спасибо, вы очень добры! Со мной все хорошо. Не могли бы вы помочь мне еще немного и подсказать, как пройти к тому месту, откуда вырывается этот золотой луч?* * *
— Да, — сказал Идрис. — Ты прав. С помощью «Стремительного натиска» Принц Бездны рассчитывает объединить две вероятности. Кевин с протяжным выдохом зачесал назад волосы. Это было глупо, но он до последнего надеялся, что ошибается. Соединить вместе два параллельных мира, чтобы получить то, что у тебя отняли… Кевин мог бы назвать это бредом. Но он ведь и сам был таким. Большую часть своей жизни он провел в погоне за недостижимым, за надеждой воссоединиться с погибшим другом, искупить перед ним свою вину. Он тоже бросался из мира в мир за тем, что никогда ему не принадлежало. Разница заключалась в том, что Принц Бездны не захотел ни за чем гоняться и решил привести недостижимую мечту к себе. — Почему он не мог просто уйти в другую вероятность? — Подумай сам, — предложил Идрис. — Ты не нуждаешься в знаниях Архива Бодхи, чтобы получать желаемые ответы. Кевин задумчиво поскреб висок. Что и следовало ожидать. Такие личности, как Идрис, никогда не давали прямых ответов на вопросы. За долгие годы своей жизни Кевин привык к подобному — как привык и самостоятельно получать всю нужную информацию. Пораскинуть мозгами было не так уж и сложно. — Отдав гнозис Принцу Бездны, Итэр сбежал от него через Воображаемое пространство. Принц Бездны не хотел оставлять Итэра в живых, но тем не менее, не стал за ним следовать. Не потому, что оказался милосердным. Он попросту не мог сделать этого, верно? Идрис ответил легким кивком головы. — Много лет назад некая сущность вписала Принца Бездны в Ирминсуль. — И тем самым насильно привязала его к этому миру, — подхватил Кевин. — Принц Бездны потерял возможность путешествовать по Воображаемому Древу, а потому не мог уйти в другой мир. Ему оставалось только жить в этом… И за долгие годы он так и не смог примириться со своими потерями. Кевин замолк. Его терзали противоречивые чувства. Если бы его собственный мир остался цел, если бы он оказался заперт там после смерти Отто, каким бы человеком он стал? Я лишь показываю, как мы похожи. Когда Принц Бездны сказал в Энканомии эти слова, Кевин пришел в ярость. Но теперь, после всего пережитого, он в какой-то степени считал это правдой. Принц Бездны и вправду был его отражением. Их обоих вело вперед желание воссоединиться с утраченным. Вот только зеркало, в которое смотрелся Кевин, было кривым. Да, он прошел через бессчетное количество миров в поисках прощения, искупления, второго, третьего, сотого шанса. Но он никогда не стал бы жертвовать миром ради Отто. В конечном итоге все получалось наоборот: он приносил в жертву Отто ради сохранности миров, в которых ему доводилось бывать. Кевин с Принцем Бездны были похожи и могли друг друга понять, но именно отличия превратили их в непримиримых врагов. «Я должен его остановить». Эта мысль, которая зародилась в его голове еще в Аару, окончательно пустила корни. Кевин уже видел подобное раньше. Амбиции одного человека… Его нестерпимая боль… Сталкиваясь, они образовывали союз, который отравлял весь мир. Избрав подобный путь, Принц Бездны мог привести Тейват лишь во тьму. «Я знаю, чего ты хочешь. Я знаю, почему ты этого хочешь…» Кевин закрыл глаза. Он помнил день, когда встретил в другой вероятности живого Томо. Когда увидел кицунэ Сайгу. Тогда он тоже думал о том, как было бы хорошо просто соединить два мира и позволить людям, потерявшим друг друга, жить счастливо. Но все не могло быть так просто. — Идрис… Что произойдет, когда вероятности сольются? Кевин повернул голову к своему таинственному собеседнику. Тот сидел неподвижно, сцепив руки в замок, но его глаза вопреки привычке были слегка приоткрыты — Кевин различал их лиловый блеск. — Представь, что это два мира. Идрис вытянул перед собой руки, и над каждой из них в россыпи мерцающих частиц появилось по тонкой серебристой ветке — Кевин не сумел определить, какому дереву они могли бы принадлежать. — Слияние вероятностей — это грубая попытка сделать из двух ветвей одну. Что произойдет, когда две ветви столкнутся друг с другом? Кевин взглянул на ветви, парившие над ладонями Идриса. Одна из них показалась ему более тонкой. — Та, что окажется слабее, сломается. Идрис кивнул. Не испытывая никакого воздействия с его стороны, ветви сами собой поднялись выше и столкнулись в ожесточенном противостоянии, в результате которого тонкая ветка раскололась на множество маленьких частей. Протянув руку, Кевин взялся за одну из них, но та рассыпалась в его пальцах серебристой пылью. — Значит ли это, что та вероятность, которая окажется слабее, будет стерта? — уточнил Кевин. — Хм… Возможно, мое сравнение было точным не до конца. Идрис указал на Воображаемое Древо — там, в исполинской кроне, миры росли, опадали, переплетались между собой и расходились по разным ветвям. — Представь, что у этих ветвей есть множество отростков. Одни из них слабее, другие — крепче. Что произойдет тогда? — Пострадает каждая ветвь, — догадался Кевин. — У каждой из них есть свое слабое место, которое и будет повреждено, когда ветви столкнутся. Он нахмурился, пытаясь осознать эту информацию. — Верно, — ответил Идрис. — Мы говорим не просто о столкновении, а о слиянии двух миров. Они станут единым целым. Но в таком случае… Как определить истину? Две вероятности с совершенно разным прошлым. Нельзя создать мир, у которого две разных предыстории, как не может быть одного Кевина, у которого одновременно есть друг по имени Кадзуха и в то же время его нет. Кевин вздрогнул. Он уже понимал, к чему ведет Идрис, и невольно напрягся в ожидании его дальнейших слов. — В таком случае какое прошлое должно преобладать над другим? Что есть истина? Кевин, у которого есть Кадзуха, или Кевин, у которого его нет? — … Кевин приложил руку ко лбу и некоторое время сидел молча. — Парадокс должен быть разрешен, Кевин, — сказал Идрис. — И ты уже догадался, каким именно образом. Идрис не нуждался в пояснениях, но Кевин все равно стал рассуждать вслух — просто потому, что думать об этом в одиночку оказалось слишком страшно. Даже для него. — Парадоксы делают миры нестабильными. Пытаясь разрешить их, Воображаемое Древо должно запустить некий отборочный механизм, так? То, что порождает парадокс, будет оценено. Каждый человек, который имеет свою копию в другой вероятности, будет оценен. И если Воображаемое Древо признает его слабой ветвью… Кевин взглянул под ноги, туда, где лежали серебристые обломки. — …Эта ветвь будет отсечена, а информация о ней — стерта. Если причина парадокса будет устранена, а память о нем удалена, парадокс можно будет считать разрешенным, а мир обретет стабильность. Идрис не стал ни подтверждать, ни опровергать догадку Кевина, но его молчание оказалось весьма красноречивым. Кевин сцепил руки в замок. Затем, не выдержав, с протяжным вздохом подтянул колени к груди и уткнулся в них лбом. Блядь. — Это невероятная трагедия для человечества, — сказал он. — Трагедия, о которой в конце концов никто не вспомнит, потому что сама память о ней будет стерта. — Ты будешь помнить, — ответил Идрис. — Потому что я не вписан в Ирминсуль, — догадался Кевин. — Но это значит, что и Люмин, и Итэр… Он не договорил, заметив, что Идрис прикрыл глаза, как если бы пытался выразить сожаление. Через несколько минут молчания Кевин осознал всю степень своего заблуждения. — Ирминсуль — лишь фрагмент Воображаемого Древа. Но изменения, вызванные слиянием вероятностей, слишком глобальны. Они будут внесены именно в Воображаемое Древо, а не в его часть, и это значит, неважно, кто вписан в Ирминсуль, а кто нет, — Кевин потер плечо, оцепенело уставившись перед собой. — Я сохраню память из-за той сильной связи с Воображаемым Древом, которую ты упомянул раньше. Но ни Люмин, ни Итэр такой связи пока не установили. Слияние вероятностей не повлияет на них физически, потому что они не принадлежат Тейвату и потому не могут быть из него стерты. Но ментально… Идрис кивнул, мягко посмотрел на Кевина. — Ты будешь единственным, кто помнит правду. Эти слова легли на сердце Кевина тяжелым грузом. Память… За свою долгую жизнь Кевин успел понять, что она бывает как благом, так и проклятием. Ему не хотелось бы забывать тех, кто будет стерт в результате слияния вероятностей. Но ему также не хотелось оставаться единственным человеком в Тейвате, несущим боль их потери. Если не станет Кадзухи, Венни… Любого из тех, с кем в последние годы сводила Кевина жизнь… В этом мире появится другой Кадзуха. Другая Венни. Но они не будут теми, кого знал Кевин. И пока все вокруг, не подозревая подвоха, продолжат вести чужие жизни, принимая их за свои, он один будет знать, что этот мир порожден ложью. Кевин вжал ладонь в лоб. Каждый выдох с трудом прорывался сквозь подкативший к горлу тяжелый ком. — … — Мне жаль, Кевин. — Это не имеет значения. Он отнял руку от головы и сжал ее в кулак с такой силой, что пальцам стало больно. — Неважно, что я чувствую по этому поводу, это ничего не изменит. Идрис промолчал, отвел взгляд, направив его на переплетение ветвей Воображаемого Древа высоко над головой. — Лучше скажи… — Кевин прикрыл глаза, пытаясь привести в порядок разрозненные мысли. — Откуда у Принца Бездны такая уверенность в том, что слияние вероятностей вернет ему Каэнри’ах? Ни за что не поверю, что он действует наугад. Если это и вправду то, к чему он стремился столько лет, он должен понимать, что рискует пожертвовать всем — и в результате остаться ни с чем. Идрис склонил голову. — Полагаю, все дело в силе Небесных ключей. Их объединение и слияние вероятностей изначально рассматривались богами как крайняя мера, как способ спасти мир от неизбежного поражения в борьбе со скверной. Вмешательство в Воображаемое Древо — серьезный шаг. Как и Итэр сейчас, они не могли действовать наугад. — Значит, тот, кто обладает силой Небесных ключей, может влиять на процесс слияния вероятностей. — Кевин все сжимал и разжимал кулаки, пытаясь сдержать рвущийся наружу гнев. — Принц Бездны сделает все, чтобы вернуть Каэнри’ах. И ему нет дела до тех, кто будет стерт, пока он гонится за прошлым чужого мира. Идрис не стал на это отвечать. Кевин выдохнул. Поднял голову, посмотрев туда же, куда был направлен взгляд Идриса — на золотое свечение, которое разливалось среди ветвей Воображаемого Древа. Несмотря на всю сложность ситуации, сидеть с Идрисом посреди невозможного пространства было на удивление приятно. Как и с Кадзухой, с ним было комфортно — как разговаривать, так и просто молчать. Мир осыпался в Бездну, а два человека, которые сегодня увидели друг друга впервые, сидели у подножия мирового древа и делили на двоих схожие чувства. — Откуда ты знаешь? — спросил наконец Кевин. Идрис вопросительно вздернул брови. — Я могу понять, почему тебе известны мотивы Принца Бездны. Архив Бодхи черпает знания из Ирминсуля, в который Принц Бездны был кем-то вписан. Разумеется, ты, будучи Хранителем Архива, имеешь доступ к этим знаниям. Но информации о Небесных ключах нет в Ирминсуле. Не найдешь там и данных о богах Селестии. И все же тебе известно так много… Впервые за все время их разговора Идрис открыл глаза целиком и теперь смотрел на Кевина — спокойно и ясно. — Ты не просто Хранитель Архива Бодхи, Идрис. Кто ты? — Ты задал сразу два вопроса, — рассмеялся Идрис. — И ты не ответишь ни на один из них. По губам Идриса скользнула слабая улыбка. — Ты поймешь, — пообещал он. — Сейчас эти объяснения будут излишними. Просто знай, что я по доброй воле поместил фрагмент своего сознания в Воображаемое Древо, чтобы однажды в будущем помочь тем, кто пострадает из-за силы Небесных ключей. — Значит, ты не настоящий человек. Ты — фрагмент Идриса, который жил в прошлом и наверняка хранил много тайн. — Наверняка, — с тихим смехом согласился Идрис. Они снова замолкли. Кевин не знал, как течет время в настоящем мире, но подозревал, что на самом деле его разговор с Идрисом происходит в считаные мгновения. Следовало воспользоваться этим шансом, чтобы найти способ сделать для Тейвата хоть что-нибудь. Чтобы положить этому безумию конец и сохранить мир, который стал для него домом. — Как мне остановить слияние вероятностей? — спросил Кевин. — Убить сукина сына? Идрис покачал головой. — Смерть Итэра ничего не решит. Процесс уже запущен. Насколько мне известно, благодаря стороннему вмешательству он произойдет не сразу, и у тебя будет немного времени перед тем, как две вероятности сольются окончательно. «Стороннему вмешательству?» Кевину хотелось узнать, кто обладает подобной силой, но вместо этого он спросил: — Сколько? — Немного, — повторил Идрис. — Может, пара недель. — Этого достаточно. Идрис вновь взглянул на Кевина с мягкостью. — Как я уже сказал, хоть пары недель и достаточно, чтобы убить человека, смерть Итэра не поможет разомкнуть вероятности. Заметив, как по лицу Кевина заскользили тени, Идрис поспешно добавил: — Я не прошу тебя отказаться от этой мысли, хотя и не могу относиться к ней с одобрением. Но сейчас тебе следует сосредоточиться на более важной задаче. Ты так не считаешь? Заодно у тебя будет время подумать, действительно ли ты этого хочешь. «О чем тут думать?» Подстегнутый гневом, Кевин хотел ответить резко, но поразмыслив, понял, что Идрис прав. Он ненавидел Принца Бездны. Он всей душой желал ему смерти — даже несмотря на то, как к этому могла отнестись Люмин. От одной мысли, что Принц Бездны продолжит играть чужими судьбами по своему усмотрению, подвергая опасности дорогих Кевину людей, тело пронзала яростная дрожь. Но сейчас он должен был держать себя в руках. Он должен был подняться над личным желанием расплаты. Сосредоточиться не на убийстве, а на спасении. — Что я должен сделать? — Небесные ключи, — отозвался Идрис. — Вот единственный способ остановить слияние вероятностей и вновь сделать два мира обособленными. Ты должен найти все Небесные ключи и их истинных владельцев, а после собрать их в одном месте и инициировать раскол вероятностей. Казалось, головная боль давно ослабла, но стоило Идрису произнести эти слова, как она вернулась с утроенной силой. Кевин потер точку между бровей. — Погоди… «Истинных владельцев»? Что еще за хрень? Идрис вытянул вперед руку. Кончики его пальцев дрогнули, и в мерцании серебристых частиц прямо в воздухе возник знакомый клинок. Он казался таким реалистичным, что Кевин невольно потянулся к нему. Пламенное Правосудие. Его единственная надежда пожить еще немного. Его ладонь замерла. Кевин не чувствовал в клинке никакой силы и понимал, что это лишь иллюзия, но горечь все равно стиснула сердце безжалостной хваткой. Если бы Пламенное Правосудие было настоящим, если бы только он получил шанс ухватиться за эту могучую рукоять, очистить свое тело от разрушительного воздействия Крови Текутли… Он хотел жить. И знал, что пока Пламенное Правосудие остается в руках противника, он лишен даже малейшего шанса на спасение. — Тебе лучше меня известно, что вы с этим клинком неразрывно связаны, — сказал Идрис, наблюдая за действиями Кевина. — Пламенное Правосудие оставило на тебе метку, потому что выбрало тебя своим истинным владельцем. Это значит, что лишь в твоих руках Небесный ключ может раскрыть свой подлинный потенциал. — Но эта метка… Кевин невольно стиснул плечо, от которого распространялось заражение. Поскольку он находился у Воображаемого Древа лишь сознанием, на нем не было и следа злополучных красных прожилок, но в реальности ими покрылось уже почти все тело. — Убивает тебя, да. — Идрис вздохнул. — Таково испытание Пламенного Правосудия. Путешествуя по мирам, ты овладел немалым числом способностей, но ни одна из них не способна впечатлить Пламенное Правосудие. — Впечатлить, — усмехнулся Кевин. — Вот уж не мог подумать, что мне придется впечатлять меч, чтобы выжить. В глазах Идриса промелькнула необъяснимая печаль, но о чем бы он ни подумал, он решил придержать это при себе. — Отмеченный Пламенным Правосудием, ты постепенно теряешь все свои физические способности. Остается лишь единственная сила, которой мы обладаем всегда несмотря на обстоятельства — сила нашего собственного сердца. — Значит, если я пройду испытание Пламенного Правосудия и сумею отвоевать его у Бездны, я выживу и стану истинным владельцем Небесного ключа, — подытожил Кевин. — А если нет, то довольно скоро помру от воздействия скверны. Идрис кивнул. — Круто. Все Небесные ключи такие ебанутые? — Пламенное Правосудие было первым Небесным ключом, выкованным из Могущества Шиу. А Могущество Шиу… — Идрис вздохнул. — Это оружие было куда более опасным, чем рассказывают легенды, Кевин. Кевин не нашелся с ответом. Прежде Идрис всегда говорил обо всем отстраненно, словно библиотекарь, который всего лишь пересказывает посетителям содержимое интересных им, но безразличных ему лично книг. Теперь тон его голоса изменился. Кевин различал в нем неподдельную грусть. Мог ли настоящий Идрис жить во времена древнего племени наойи? Знать Шиу? — Хорошо, — перевел тему Кевин. — Допустим, я пройду испытание этой повернутой железки и стану истинным владельцем Небесного ключа. Где мне найти еще шестерых? Идрис развел руками. — Потому я и сказал, что времени будет мало. Боюсь, я не могу дать тебе ответа на этот вопрос, поскольку, как ты сам справедливо заметил, информации о Небесных ключах нет в Ирминсуле. Я знаю лишь, что сейчас только три Небесных ключа, включая Пламенное Правосудие, отыскали своих истинных владельцев. Кевин покачал головой. Найди то — не знаю что и попытайся по пути не сдохнуть… Хороша задачка. И все это одновременно с кучей парадоксов и аномалий, в ходе которых из двух соединенных Тейватов будут исчезать люди. Фрагменты мира. Осколки истории. И помнить об этом будет только Кевин. Блядь. Ощущение было таким, будто в сердце попал кусочек льда. Кевин не мог достать его, а он с каждым словом Идриса, с каждой новой волной осознания происходящего вонзался все глубже. Принц Бездны… Почувствовав, как разум затапливает ярость, Кевин сделал глубокий вдох. Он должен успокоиться. Как бы совладал с гневом Кадзуха? Что бы он сделал, чтобы не позволить себе увлечься погоней за местью? «Помоги мне, малой. Еще немного, и это чувство разорвет меня изнутри». Кевин закрыл глаза. Кадзухи не было рядом, и он никак не мог услышать этот молчаливый, полный отчаяния призыв, но Кевину все равно почудилось звучание его голоса. Оказавшись сознанием у Воображаемого Древа, он распахнул настежь свою душу — а потому с легкостью мог оказаться в любом, даже самом темном ее уголке. То, что увидел Кевин, было отдаленным воспоминанием. Они с Кадзухой шли вдоль береговой линии. Это случилось вскоре после того, как они, благополучно пережив события в Инадзуме, решили отправиться в совместное путешествие по Тейвату. В те дни они еще плохо знали друг друга, и Кевину порой трудно было вести нормальный разговор. К счастью, Кадзуха любил помолчать. А иногда — как в тот закатный вечер на берегу моря — мог поделиться рассказами о своих прошлых странствиях. Слушая его, Кевин молчал. За свою короткую жизнь, которая по сравнению с жизнью Кевина была лишь каплей в океане, Кадзуха успел повидать немало мест. Он рассказывал о них с теплотой, но Кевин не мог избавиться от мысли, что все это неправильно. Кадзуха был вынужден бросить родную страну и пуститься в бега. Да, ему нравилась жизнь странника, но он встал на этот путь не по собственной воле. Этот выбор был навеки сопряжен для него с воспоминанием о невосполнимой утрате, как для Кевина каждый приход к Воображаемому Древу приносил эхо минувших дней — дней, когда они с Отто и Селеной счастливо жили в родном мире, не зная ни смерти, ни одержимости. — Как ты смог ее простить? Кадзуха, который вышагивал впереди, предаваясь воспоминаниям о давнем визите в Ли Юэ, удивленно обернулся. — Что? — Сёгуна, — ответил Кевин. — Она несет ответственность за смерть твоего друга. За смерть многих людей. За гражданскую войну, за несколько лет боли, предательства, потерь, которых легко можно было бы избежать. Кадзуха остановился. Кевин остановился тоже. Возможно, спрашивать такое было неправильно, но он хотел разобраться. К его удивлению, Кадзуха ответил без колебаний: — Я никогда не смогу ее простить. Кевин молча ждал продолжения. Они с Кадзухой стояли на берегу, затопленном теплым светом засыпающего солнца, и волны с умиротворенным шелестом накатывались друг на друга. Распущенные волосы Кадзухи развевал ветер. Всмотревшись ему в глаза, Кевин различил танцующие там искры — каким бы спокойным ни казался Кадзуха, ему все еще было непросто вспоминать прошлое. Наверное, просто не существует того момента, когда ты начинаешь относиться к потере самого дорогого с равнодушием. — Томо сам избрал свою судьбу, но его подтолкнули к этому обстоятельства, созданные сёгуном, — продолжил Кадзуха. — Я не могу просто закрыть глаза и сделать вид, что этого никогда не было. Вопрос застыл у Кевина на губах. Несмотря на то, что он остался неозвученным, Кадзуха будто услышал его и сказал: — Но я не думаю, что моя ненависть к ней сможет исправить прошлое. Мне остается влиять только на будущее. Допустим, я бы убил ее. Что тогда? Кто-нибудь захотел бы мне отомстить. Этот человек убил бы меня, кто-нибудь из моих друзей решил бы отомстить ему… — Кадзуха приложил руку к сердцу и посмотрел на Кевина с мягкостью, в который ощущался оттиск печали. — Ослепленные чувствами, мы обречены повторять одни и те же ошибки. Это замкнутый круг. Я не могу разорвать его, простив сёгуна. Но думаю, после того, что случилось в Инадзуме, я все же сумел понять причины ее прежних поступков. — Понимание причин принесло тебе облегчение? — Нет, — честно ответил Кадзуха. — Оно просто напомнило, что все мы люди, и каждый из нас несет в сердце собственную боль. Зная это, я наконец могу отпустить Томо… и свою ненависть. Голос Кадзухи задрожал. Эта тема по-прежнему оставалась для него непростой. Из-за всего пережитого недавно в Инадзуме он был вынужден вновь окунуться в кошмары собственного прошлого, и разговоры о Томо бередили еще не поджившие раны. Кевин сделал шаг вперед. Затем еще один. И еще. Наконец он оказался напротив Кадзухи и, отбросив мысль о том, что они еще даже не могут с уверенностью назвать друг друга друзьями, положил руки ему на плечи. — Малой… Он всегда плохо подбирал слова утешения, а потому не знал, как может приободрить Кадзуху. Несмотря на это, Кадзуха улыбнулся. — Давно меня не называли подобным образом. — Прости. — Нет, что ты, — рассмеялся Кадзуха. — Мне нравится. «Если это слово способно вызвать у тебя улыбку…» Кевин снял руки с плеч Кадзухи и, поразмыслив, небрежно взъерошил волосы ему на голове. — Надеюсь, ты понимаешь, на что обрек себя? Теперь ты навсегда останешься для меня «малым». Даже когда доживешь до преклонного возраста и станешь мудрецом, поучающим неопытных путешественников. — Ты слишком высокого мнения о моем будущем, — застеснявшись, засмеялся Кадзуха. Кевин фыркнул в ответ. — Как скажешь, малой. Он достал из кармана пачку сигарет и кивком головы предложил Кадзухе отправляться дальше. Кадзуха не возражал. Так они продолжили свой путь — теперь уже не друг за другом, а плечом к плечу. Вынырнув из объятий воспоминаний, Кевин сморгнул. Теперь тот день на морском берегу казался нереальным, будто полузабытый сон. И все же Кевину всегда казалось, что их с Кадзухой совместное путешествие началось именно тогда. Путешествие, которое сумело в конце концов вытащить его из личного ада и провести к свету… Свету, который теперь пытались у него отнять. Кевину нужна была вся мудрость, которой научил его Кадзуха, чтобы не броситься с клинком наперевес в погоню за вором этого света. — Идрис. — Я слушаю тебя, Кевин. Кевин закусил губу. Ему предстояло озвучить самую дурацкую просьбу в его жизни. — Раз уж Принц Бездны вписан в Ирминсуль, а ты имеешь доступ к записанным в Ирминсуль сведениям… Покажи их мне. На лице Идриса, всегда таком невозмутимом, отразилось удивление. — Я хочу понять его. Осознать, что движет им, потому что только так я смогу противостоять ему… и желанию убить ублюдка до того, как у Люмин появится шанс с ним поговорить. — Я не смогу просто передать тебе информацию, — предупредил Идрис. — Все, что ты увидишь, тебе придется пережить самому. Ты уверен? «Да ни черта я не уверен. У меня нет никакого желания относиться к нему с жалостью или пытаться понять того, кому плевать на всех остальных». Но… «Только ради Кадзухи и Люмин. Только потому, что я не хочу видеть, как она проливает слезы над телом этой мрази, хотя он не достоин ни капли ее слез». — Уверен. Несколько долгих мгновений Идрис не сводил с Кевина пристального взгляда — будто пытался прочитать его мысли. Наконец он поднялся и, вытянув руку, пальцем очертил в воздухе мерцающий силуэт двери. — В таком случае иди, — сказал он. Кевин встал, приблизился к серебристому проему, который отделял Воображаемое пространство от воспоминаний Принца Бездны. — Что, даже никакого мудрого совета не дашь напоследок? Идрис, прикрыв глаза, издал тихий смешок. — Как будто ты слушаешься советов, Кевин Каслана. — Он поднял голову и встретился с Кевином взглядом. — Иди. Найди ответы, которые ты ищешь. И в конце пути… прими то решение, которое соответствует твоему истинному «я». «Что, черт подери, это значит?» Кевин не успел озвучить свой вопрос. Неожиданный импульс, больше похожий на порыв ветра, подтолкнул его в спину навстречу серебристой двери. Сделав глубокий вдох, Кевин погрузился в чужой мир — мир, который пятьсот лет оставался надежно заперт от всех собственным хозяином.* * *
Пятьсот лет назад До падения Каэнри’ах
Прежде Итэр никогда не думал, что на гармошке можно воспроизводить настолько нежные и чувственные мелодии. Прильнув губами к инструменту, Эйси сидела прямо на полу комнаты совещаний: глаза закрыты, ресницы чуть подрагивают, а волосы цвета персиков, поцелованных солнцем, развевает влетающий через открытое окно сквозняк. Эйси была полностью сосредоточена на музыке, и Итэр, не желая отвлекать ее, тихонько устроился на своем привычном месте. Подперев подбородок рукой, он наблюдал за ее игрой. Она здорово выросла. Итэр помнил, как несколько лет назад они с Дайнслейфом наткнулись на Эйси недалеко от границы. Тогда она в одиночку преодолела путь из Мондштадта в Каэнри’ах — путь, полный опасностей и лишений. Когда Эйси осознала, что наконец достигла желанной цели, она рухнула на землю без сил и пришла в себя только через четыре дня беспробудного сна. Ей понадобилось еще несколько месяцев, чтобы оправиться целиком. Куда же подевались те времена, когда она не могла самостоятельно добраться до обеденного зала? Теперь Эйси стала настоящей воительницей. Дело было отнюдь не в клинке, который покоился рядом с ней на полу, и не в тех боевых умениях, которые она обрела. Просто даже после многочисленных испытаний и сложностей казалось, что ее дух совершенно невозможно сломить. Итэр хотел молча наслаждаться ее игрой вплоть до начала совета, но случайно задел ногой стул, и Эйси тут же открыла глаза. — Ох, Итэр! — обрадовалась она. — Ты тоже решил прийти пораньше? — А… Д-да… Итэр мысленно себя отругал. С каких это пор он заикается в ответ на такой простой вопрос? Эйси торопливо поднялась и перекочевала за стол, устроившись напротив Итэра. В комнате совещаний установилась неловкая тишина, и Итэр принялся лихорадочно искать тему для разговора. — Твоя музыка с каждым днем становится только лучше. Эйси задумчиво помахала гармошкой. — Тебе нравится? Клод говорит, будто мои песни звучат как музыкальный союз вьючного яка с хиличурлом. — Клод сам виноват, что у него эмоциональный диапазон, как у табуретки! — выпалил Итэр. Эйси на миг замерла, удивленная его реакцией, а затем, не выдержав, прыснула и рассмеялась в полный голос. Итэр невольно улыбнулся. Наверное, услышь Клод подобное высказывание в свой адрес, он ворчал бы без остановки еще целый месяц. — В последнее время ты стал чаще улыбаться, — заметила Эйси. — Это так здорово. Итэр опустил глаза. К его щекам прилила краска, а уши вдруг стали такими горячими, что при желании их можно было бы использовать вместо костра. — Скажи… Только честно! — Эйси подалась вперед, пытаясь перехватить блуждающий взгляд Итэра. — Когда мы только встретились, ты сказал, что не будешь счастлив, пока не найдешь способ разбудить сестру. А теперь, после стольких лет жизни в Каэнри’ах, рядом со всеми нами… Ты чувствуешь себя хоть немного счастливым? Вопрос застал Итэра врасплох. Он хорошо помнил разговор, о котором упоминала Эйси. В тот день он был холоден с ней и оттолкнул, поскольку считал, что она не может разделить его боль. Он долгое время вел себя так со всеми. А потом… Он и сам не успел заметить, когда все изменилось. Рядом с ним появились люди, готовые его поддержать. Эйси. Ее старший брат Артанис. Рэйн. Даже ворчун Клод. Эти люди стали его опорой в мире без сестры. Люмин до сих пор не проснулась несмотря на все усилия, но рядом с такими друзьями надежда Итэра все еще продолжала гореть. Эйси по-своему истолковала его молчание. — Прости, мне не следовало лезть к тебе в душу с такими вопросами. Я понимаю, как непросто тебе приходится. Вот увидишь, Рэйн обязательно найдет способ ее разбудить! И тогда вы снова воссоединитесь, сможете отправиться в любой мир, в какой захотите, и… — Эйси. Потянувшись через стол, Итэр накрыл ее руку своей. — Я счастлив. Она взглянула на него с удивлением. Итэр ответил на этот взгляд, и долгое время они просто смотрели друг на друга, держась за руки. Затем, точно сговорившись, оба одновременно улыбнулись. Эйси залилась румянцем. Итэр потянулся к ней, свободной рукой обхватил ее горящую от смущения щеку, чувствуя, как в груди оглушительно колотится сердце. Ее лицо оказалось неожиданно близко. Поддавшись порыву, Итэр наклонился еще немного вперед. Кончики их носов соприкоснулись. Итэр ощущал, как до него долетает сбивчивое дыхание Эйси, а она неотрывно смотрела на него, и в ее широко распахнутых зеленых глазах танцевали блики. — Эйси, я… Он не мог заставить себя говорить дальше. Тело пронизывали странные вибрации, от которых становилось тепло и приятно, но несмотря на это, Итэр чувствовал поселившийся где-то на окраине сердца страх. Страх привязаться слишком сильно — а после потерять все. Он уже проходил это раньше. Лишившись всего, он выстоял лишь потому, что рядом была сестра. Он никогда не признавал этого вслух, но на самом деле он был слабым человеком. Эйси, должно быть, ощутила его дрожь. Ее руки с нежностью обхватили его лицо. Теплые кончики пальцев скользнули по скулам, по бровям, под глазами, стирая выступившие слезы. С губ Итэра слетел судорожный вздох. Волны ее доброты, ее любви омывали его истерзанное тревогами сердце, напоминали, что истории вовсе необязательно повторяться и что каждый рано или поздно непременно обретет свое счастье. «Ничего не бойся, — говорили ее глаза. — Давай жить настоящим». Он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. — Ты права, — сказал он. — Я не должен позволять прошлому определять меня. Мы найдем способ разбудить Люмин, освободить вас от оков судьбы, позволить каждому выбирать свой путь к счастью. А все невзгоды, которые случались с нами прежде, станут новым началом. — Так и будет, — пообещала Эйси. Итэр потянулся к ней, но прежде, чем их губы соприкоснулись, дверь с грохотом распахнулась. Итэр и Эйси едва успели отскочить друг от друга, оба красные, как пламенная шевелюра Артаниса. — Я, кажется, прерываю? А впрочем, нет никакой нужды отвечать. Меня это совершенно не интересует. Зеленые волосы девушки, возникшей на пороге, были забраны в высокий хвост, но даже так они спадали крупными мягкими локонами до самого пояса. Поверх строгого костюма она носила халат, из кармана которого торчал блокнот с записями и многочисленными закладками. Окинув Итэра и Эйси взглядом, отвращение в котором мешалось с неожиданно прорвавшейся натурой свахи, девушка прошла вдоль стола и заняла самый дальний стул. — Ох, Рэйн! — воскликнула Эйси. — Привет, Рэйн, — поздоровался Итэр. Та махнула рукой и, раскрыв блокнот, углубилась в свои записи. Эйси, смущенно кашлянув, спрятала взгляд. Она всегда терялась в присутствии Рэйндоттир, той, о чьих познаниях в области алхимии ходили легенды. — Ну что вы, не обращайте на меня внимания, — сказала Рэйндоттир непроницаемым тоном. — Вы мне ни капли не помешаете. «Опять она издевается», — вздохнул Итэр. — Ожидаемо. Опять ты издеваешься. Итэр обернулся. Таким поразительным талантом точно озвучивать чужие мысли обладал лишь один человек в Каэнри’ах. Он же по праву носил титул «Тот, от чьего появления у всех сводит зубы», считался самым занудным участником любого совета и был наследником клана Энгервадель, который являлся военной элитой в прямом подчинении короля. — Здравствуй, Клод, — даже не поведя бровью, отозвалась Рэйндоттир. — Можно ли считать, что ты в хорошем настроении, если ты не принялся отчитывать с порога всех и каждого? — Спорно. Зависит от того, о каких результатах ты отчитаешься сегодня. Клод Энгервадель опустился на свое привычное место во главе стола. Из-за этого и высокомерной манеры общения Эйси в шутку называла его «батей всея совета» — разумеется, за глаза, потому что в противном случае она не сумела бы избежать часовой нотации на тему культуры поведения. Устроившись, Клод отбросил за спину длинные темно-синие волосы и сложил руки на столе, беспокойно постучав по нему пальцем. Итэр и Эйси обменялись быстрыми взглядами, и Эйси украдкой закатила глаза, заставив Итэра фыркнуть от смеха. — Я принес чаёк! Последним в комнате совещаний объявился Артанис, он же Арти, старший брат Эйси, из-за которого она и преодолела такой долгий путь из Мондштадта в Каэнри’ах. За год до этого Артанис принял решение покинуть семью, с которой не мог ужиться, и отправиться к нации без бога самостоятельно строить свое будущее. Довольно скоро Эйси, единственная, кто понимал Арти и любил его всей душой, тоже пустилась в дорогу. Ей, девочке, которой при рождении предсказали раннюю смерть, больше прочих хотелось освободиться от навязанного богами предназначения. — Ты хотел сказать, что опять заварил какой-то пахучий веник из самой дальней кладовой Каэнри’ах? — уточнила, не отрываясь от своих записей, Рэйндоттир. Клод нахмурился. — Возмутительно. Лучше бы ты принес себя без опозданий. Ты в курсе, что задержался на пять минут? — Какой ужас, — закатил глаза Артанис. — Теперь вселенная схлопнется! — Скорее схлопнешься ты, — заметила Рэйндоттир. — Я ведь не одна вижу, как Клод пытается прожечь в Арти дырку? Клод, дорогуша, это не работает таким образом. Но если хочешь, мы всегда можем вживить тебе гены тех существ, что я обнаружила недавно, и провести занимательный эксперимент. Клод заморгал. Его синие глаза со зрачками, формой похожими на четырехконечную звезду, с неохотой оторвались от Артаниса. — Неважно, — пробормотал он, раскрасневшись. Как и всегда, эта тема смутила Клода. Насколько знал Итэр, Рэйндоттир уже не меньше семи лет уговаривала его принять участие в эксперименте, потому что считала тело Клода «восхитительно подходящим для разного рода научных изысканий». Всякий раз Клод в ответ заливался краской и торопливо убегал — совершенно неподобающим для наследника рода образом. Артанис прошел к столу и потряс чайником. За его спиной забренчали витающие в воздухе чашки. — Так вы чаёк будете или нет? — Давай уже сюда свой чаёк! — схватив чашку, вскричала Эйси. Артанис победоносно улыбнулся. Тема опоздания была благополучно замята, смущение Клода — забыто, и через пару минут все пятеро уже сидели за столом, вооруженные чашками с чаем. Рэйндоттир постучала ручкой по столу. Это значило, что говорить первой будет она. — К сожалению, мне похвастаться особо нечем. Результатов много, но ни один из них я не могу назвать удовлетворительным. — Плохо, — отозвался Клод. — Его Величество ждет твоих успехов. — Его Величество всегда чего-нибудь ждет, — отрезала Рэйндоттир. — Пускай наберется терпения. Я не стану торопиться в своих исследованиях ради того, чтобы потешить его эго. Эйси смущенно поскребла нос. Итэр мысленно поздравил себя с тем, что король никогда не удостаивал их собрания вниманием. — Прежде, чем ты хоть слово скажешь, — обратилась к Клоду Рэйндоттир. — У меня есть несколько многообещающих ниточек, но мне понадобится время, чтобы все внимательно изучить. Эта материя отличается от той, с которой я сталкивалась прежде. Передай королю, чтобы не ждал, будто я в одночасье с ней освоюсь. Спешка приведет к ошибкам, которые могут дорого обойтись как Каэнри’ах, так и всему Тейвату. А мы тут, кажется, все не хотели бы этого. Клод поднял руки, показывая, что сдается. — Принято. Я полностью с тобой согласен. Делай то, что считаешь нужным, а уж с королем я как-нибудь объяснюсь. Рэйндоттир недоверчиво выгнула бровь. — Ты сегодня подозрительно любезен. В чем дело? Ты умираешь? Этот вопрос настолько потряс Клода, что он ненадолго даже позабыл о своей раздражающей привычке начинать каждую реплику с односложного предложения. — Ты что, нанюхалась чего-то в своей лаборатории? Нет, конечно! У меня все в полном порядке. Последняя фраза прозвучала настолько неискренне, что подвох заподозрили разом все. — Клод, если что-то не так, если мы можем тебе помочь… — Эйси переглянулась с Итэром. — Пожалуйста, скажи нам. Ты наш друг. Что бы тебя ни тревожило, ты не должен справляться с этим в одиночку. — И чаёк, чаёк пей, — подсказал Арти. — Вот увидишь, мой чай — лекарство от всех проблем! Клод вздохнул. Прикрыл лицо ладонью. Притянул к себе чашку и сделал глоток, после которого впал в глубокую задумчивость на несколько невыносимо долгих минут. — Клод, — сказал Итэр. Тот поднял глаза, встретился с Итэром взглядом — и все-таки принял решение говорить откровенно. — Это касается Его Величества. Будучи одним из его первых клинков, я не должен этого говорить, но… В последнее время меня несколько пугает его настойчивость. — Что ты имеешь в виду? — уточнила Рэйндоттир. Клод вздохнул. — Мы все здесь хотим избавиться от оков Небесного порядка и свергнуть богов, но это серьезный шаг, к которому мы пока решительно не готовы. Твои исследования — прекрасное тому подтверждение. Его Величество, однако, так не считает. Он торопит события. С каждым разом переубеждать его становится все сложнее. Он хочет объявить богам войну, в которой мы в данный момент обречены на поражение, и я боюсь… Все присутствующие обменялись взглядами. На их памяти это был первый раз, когда Клод признался, что чего-то боится. — Я боюсь, что это приведет к непоправимым последствиям для Каэнри’ах… и для всего Тейвата. Итэр опустил голову, скрестил руки на груди. Попав в Каэнри’ах несколько лет назад, он не имел ни малейшего представления, за что борется эта свободная нация. Его интересовал лишь способ разбудить сестру, которая по неведомым причинам не проснулась одновременно с ним. Жители Каэнри’ах обладали развитыми технологиями, и Итэр рассчитывал на их помощь, а потому принял решение остаться — хотя бы до тех пор, пока не убедится, что перепробовал все возможное. Пользуясь своими силами, которые многократно превышали способности любого из живущих, Итэр помогал местным бороться с угрозами. Они же в качестве благодарности вместе с ним искали способ разбудить Люмин. Поначалу это были сугубо деловые отношения, но со временем идеалы Каэнри’ах переплелись с его собственными. — Мы хотим построить мир, в котором будем вольны сами определять собственную судьбу, — сказал однажды Клод, когда они с Итэром разговорились во время одного из совместных заданий. — И выходить познаниями за границы дозволенного. — Что ты имеешь в виду? — спросил тогда Итэр. Они с Клодом сидели на краю скалы в землях Мондштадта — королевства, из которого прибыла в Каэнри’ах Эйси. Над головой мерцали звезды. По словам Клода, каждая из них была отпечатком судьбы, предписанной людям богами. Он верил, что когда Небесный порядок падет и люди освободятся от божественного гнета, в Тейвате случится звездный дождь, о красоте которого будут слагать легенды. — Хм. Знаешь ли ты о падших цивилизациях прошлого? — Клод взглянул на Итэра и покачал головой в ответ на свой же вопрос. — Впрочем, вряд ли. Ты ведь прибыл не так давно, но однажды, быть может, сможешь отправиться в путешествие по Тейвату и увидеть их руины собственными глазами. По его губам скользнула печальная улыбка. — Люди испокон веков жили, развивались, мечтали. Они хотели познавать мир, лежащий за пределами Тейвата, и быть свободными — прямо как вы с сестрой. Но однажды боги ограничили людей искусственными стенами. Они назвали все, что лежит за пределами нашего мира, опасным и запретили людям искать истину. Те же цивилизации, которые смели нарушить запрет, карались самым жестоким образом — полным уничтожением. Итэр оказался потрясен его словами. — Зачем… зачем они делали это? — Зачем? Это еще один вопрос, на который людям нельзя искать ответ, — отозвался Клод. — «Не ищи, не стремись, не жажди. Живи, низко опустив голову пред богами в смирении, ибо человечеству не позволено желать больше, чем указано всевышней волей». Это не мои слова. Так говорил отец Артаниса. Тем самым он пытался навязать Артанису чужие решения, с которыми тот не был согласен. Итэр не нашелся с ответом. — На мой взгляд, это позиция слабого человека. Искать, стремиться, жаждать — это основа человеческого существа. Кем ты становишься без стремления, желаний, чувств? Ты будешь послушной марионеткой в руках богов и проживешь всю жизнь в соответствии с предписанной тебе судьбой, но будешь ли ты… счастлив? Рассуждения Клода удивили Итэра. В отличие от Артаниса, который пришел в Каэнри’ах из собственных убеждений, Клод родился здесь — и Итэр всегда считал его не более чем первым клинком короля, оружием, которое обнажают во имя долга. Но под холодным доспехом старший сын рода Энгервадель скрывал пылкое сердце. Это было сердце человека, мечтающего о свободе, человека, который видел тьму и потому отчаянно мечтал прикоснуться к свету. Он говорил о счастье таким тоном, что любому стало бы ясно — это то единственное, чего хочет Клод. То, ради чего он на самом деле снова и снова берется за оружие. — Может, боги закрыли от вас другие миры, потому что хотели защитить? — осторожно предположил Итэр. Клод с усмешкой вскинул голову к звездному небу. — Возможно. Но в таком случае боги не более чем родители, которые запирают детей ради их безопасности, а мир — крошечная комната с зарешеченным окном, через которое видно остальную вселенную. Клетка есть клетка, как ее ни назови. Мы не просили богов о такой защите. И уж тем более не просили того, чтобы нас убивали за один смелый взгляд за окно. — Значит, этого ты хочешь. — Итэр улегся на траву и, подложив руки под голову, тоже посмотрел на звездное небо. — Выйти за пределы комнаты. Клод покачал головой. — Нет. В таком случае я бы уже давно попросил тебя отвести меня в другой мир. То, что я хочу — это снять замок с двери. Чтобы люди могли приходить и уходить, когда им вздумается. Чтобы эти тесные стены больше их не определяли. Итэр прикрыл глаза, обдумывая его слова. — Тебя называют первым клинком короля, — сказал он наконец. — Но ты служишь не королю. — Храбро. За такие слова можно и в карцер на пару дней отправиться, — рассмеялся Клод. — Кому же я служу в таком случае? Итэр приподнялся на локтях и посмотрел на Клода. Тот сидел, скрестив ноги и положив на них меч. Его волосы — не такие длинные, какими они стали через несколько лет — развевал ветер, и в темно-синих прядях серебрился звездный свет. — Ты служишь людям Каэнри’ах. Итэр с трудом оторвал от стола задумчивый взгляд. Он и сам не знал, почему вдруг вспомнил тот разговор на краю скалы, но именно благодаря этому сумел лучше понять противоречивые чувства, терзавшие Клода. С одной стороны, он должен был подчиняться приказам короля. С другой, он всю жизнь защищал жителей Каэнри’ах, а за время вылазок в другие страны никогда не отворачивался от тех, кто попадал в беду. Вне зависимости от того, поклонялись они богам или нет. Служащий короля обязан был исполнять его волю. Служащий мира обязан был ей противиться. — Ты не один, — сказал Итэр. — Пускай в Каэнри’ах я чужак, ваш король видит во мне надежду. Раз так, я тоже попробую поговорить с ним. — Я предоставлю ему подробные письменные разъяснения, почему мы не можем начать атаку в ближайшие пару лет, — пообещала Рэйндоттир. Артанис задумчиво постучал ногтем по чашке. — Мы с Эйси мало что можем сделать, — честно признался он. Эйси с неохотой кивнула. — Но мы будем держать наготове людей — на случай, если короля все-таки не получится переубедить. В таком случае мы будем готовы к любой непредвиденной ситуации. Клод устало приложил руку ко лбу, взглянул на каждого присутствующего в комнате совещаний — на своих друзей, которые оставались рядом вопреки любым трудностям. — Хорошо. Я знаю, что нечасто это говорю, но… кхм… В общем, спасибо вам, ребята.* * *
— Блядь! Рэйн редко теряла над собой контроль, но сейчас она была в ярости. Ее глаза пылали неподдельным гневом, грудь тяжело вздымалась и опадала. Пытаясь справиться с чувствами, она вжимала руку в сердце с таким ожесточением, будто пыталась проделать в себе дыру. — Я ведь предупреждала! Предупреждала… Будь проклят король с его спешкой, чертов идиот… Она отвернулась, закрыла тыльной стороной ладони глаза. Они по-прежнему оставались сухими, но тело Рэйн била крупная дрожь, и Артанис, надеясь хоть немного облегчить ее боль, подошел сзади и осторожно положил руки ей на плечи. Постепенно Рэйн успокоилась. Выдохнув, она высвободилась из хватки Артаниса и вновь повернулась лицом к друзьям. — Итак, Тейват заполонили чудища. Мои чудища. — Она поджала губы. — Что мы будем с этим делать? Не похоже, что я могу легко вернуть над ними контроль. — Мы были к этому готовы, — напомнил Клод. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и по его лицу блуждали мрачные тени. Он старался сохранять спокойствие, но скрыть злость, пылавшую в его глазах, было невозможно. — Мы с Эйси уже распределили отряды по странам, — заверил Артанис. — Предлагаю разделиться. В ближайшие дни наша помощь понадобится в разных уголках Тейвата. Эйси вздрогнула, посмотрела на Итэра. Она изо всех сил пыталась не показывать страх, но он неизбежно искажал каждую черточку ее лица. Сегодня мир увидел в Каэнри’ах жестоких убийц, натравивших своих чудовищ на весь остальной Тейват. И никто за пределами Каэнри’ах не знал, что это был лишь результат несчастного случая, итог гонки, которую устроил нетерпеливый король в надежде сбросить богов с их позолоченных тронов. — Артанис прав, — как можно мягче сказал Итэр. — Каждый из нас достаточно силен. Разделиться будет эффективнее. Эйси сжала переносицу. Итэр понимал, чего она боится. Эйси не пугала необходимость сражаться с чудовищами. Больше всего ее тревожило то, что отпустив друзей, она может больше никогда не увидеть их снова. Каждый из них рисковал умереть на поле боя. И что не менее важно, из-за инцидента с чудовищами Рэйндоттир боги, которые прежде игнорировали или даже отрицали Каэнри’ах, могли обратить на дерзкую нацию свой разгневанный взор. В таком случае народ Каэнри’ах повторил бы судьбу всех уничтоженных цивилизаций. Король уже сказал свое слово: во избежание падения Каэнри’ах атаку на Селестию нужно начинать сейчас. Все присутствующие в комнате совещаний понимали, что это самоубийственная миссия. Никто в Каэнри’ах не был к ней готов, но другого выхода уже не осталось. Смерть по доброй воле или смерть от божественного возмездия — это не выбор, но в первом случае у Каэнри’ах хотя бы оставалась робкая надежда выстоять. — Давайте выживем, — сказала Эйси. — Вернемся домой. Соберемся здесь, Арти опять притащит свой чай… Что бы ни случилось дальше, давайте доживем до нашей следующей встречи. — Выше голову, Эйси, — призвал Клод. — Это еще не конец. — Мы встретимся снова, — пообещал Итэр. Эйси улыбнулась. На ее ресницах задрожали слезы, и она, торопливо сморгнув их, вдруг подалась вперед и заключила Итэра в крепкие объятия. Он сомкнул руки за ее спиной, уткнулся носом в ее плечо. Затем, чуть отстранившись, обхватил ладонями ее лицо и заставил посмотреть себе в глаза. Он не сказал ни слова, но Эйси и без того поняла, что именно он пытался ей передать. — Я буду ждать нашей следующей встречи, — прошептала она. Встав на цыпочки, она потянулась к Итэру и мягко прикоснулась своими губами к его губам. Рэйн закатила глаза. Клод залился краской и торопливо отвернулся. Зато Артанис пришел от увиденного в неописуемый восторг и, улыбаясь от уха до уха, вскричал: — Архонты! То есть, конечно, в жопу Архонтов, но… А-а-а! Вы теперь официально моя самая любимая парочка в Каэнри’ах! Когда мы вернемся, мы ведь устроим вашу свадьбу? Можно, я буду вести невесту к алтарю? Или разбрасывать цветы? Я на любое задание согласен! — В таком случае вот тебе первое задание: заткнись, — проворчала Рэйн. Клод усмехнулся. Отстранившись от Итэра, Эйси жестом подозвала и всех остальных. Друзья собрались в круг. Эйси положила руки на плечи Итэру и Артанису. Итэр посмотрел на Клода. Клод, передернув плечом, бросил быстрый взгляд на Рэйн, и та, хмыкнув, скрестила руки на груди. — Не люблю прощания, — призналась она. — Особенно такие слезливые. Давайте уже просто сделаем, что нужно, и дело с концом. — Отлично сказано, — оценил Артанис. Несмотря на ворчание Рэйндоттир, все пятеро еще на несколько минут задержались в комнате, где за последние годы они встречались так часто, что само это место стало переплетением бесчисленных воспоминаний. На сердце Итэра волнами накатывалось беспокойство. Встретятся ли они снова? Если все закончится очередной трагедией… Рука Эйси нежно сжала его плечо. Итэр прикрыл глаза, а открыв их снова, задержался взглядом на каждом из своих друзей. Рэйндоттир. Самый противоречивый человек из всех, кого встречал Итэр. Увлеченная своими исследованиями, не брезгующая использовать в них неоднозначные методы, она, тем не менее, делала все на благо Каэнри’ах — даже несмотря на свое давнее неуважение к королю. Она боялась неизвестности и потому активно ее изучала. Ее страх придавал ей смелости. Рэйн отважно шагала по непроторенным тропам и без колебаний проводила за собой других. Рэйндоттир была для Итэра храбростью. Артанис. Мальчишка, сбежавший из дома ради поисков собственного пути. Мальчишка, который давно перерос свое прошлое и стал воином, на которого могли полагаться другие. Серьезный на поле боя, требовательный к собственным подчиненным, вне работы Артанис становился просто… собой. Суетливым парнем, который обожал спаивать всех чаем и испытывать терпение Клода. Человеком, который искренне любил этот мир несмотря на всю боль пережитого и был готов умереть во имя его защиты. Артанис был для Итэра запалом. Клод. Несгибаемый, будто стальной стержень. Холодный, будто осколок ледника. Первый клинок короля, первый клинок Каэнри’ах. По всей стране его знали как отстраненного, порой даже безжалостного человека, но Итэр не забыл тот вечер на краю скалы. Тогда, под бескрайним звездным небом, он увидел истинную сущность Клода — и его сердце, желающее подарить другим право на свободу и счастье. Клод был для Итэра стойкостью. И Эйси… Перехватив его взгляд, она улыбнулась, и Итэр улыбнулся в ответ. Эйси стала лучом, который вывел его из мрака. Когда Итэр был близок к тому, чтобы потонуть в отчаянии из-за невозможности разбудить сестру, Эйси протянула ему руку. «Мы справимся». «Верь мне». «Ты заслуживаешь быть счастливым». «Я точно знаю, что у тебя все непременно будет хорошо». Одного звучания ее имени было достаточно, чтобы придать Итэру сил. Он не представлял, что ждет впереди, но был полон решимости отстоять Каэнри’ах у богов. Хотя бы потому, что здесь у него появились люди, которых он хотел защитить. Больше ни слова друг другу не сказав, друзья разошлись. Каждому из них предстояло отправиться в свою часть Тейвата и столкнуться в неравном бою с полчищами чудищ. Они хотели свергнуть богов — но это не значило, что они не готовы были взять ответственность за свои ошибки и позволили бы миру, за свободу которого они боролись, пасть по их вине. Когда же они встретились снова, все уже было кончено. Великолепный дворец обратился в руины. Комната совещаний стала пылью, да и та постепенно исчезла в красных всполохах божественной кары. Хаос, захлестнувший Каэнри’ах, унес бесчисленные жизни, а тех, кто сумел выстоять, постигла участь куда страшнее смерти. Что до друзей, давших друг другу обещание… Давайте выживем. Вернемся домой. Это обещание… Что бы ни случилось дальше, давайте доживем до нашей следующей встречи. …Они так и не смогли сдержать. Итэр знал, что вернулся в Каэнри’ах слишком поздно. Ему следовало доверить сражение в Сумеру рыцарям, но он предпочел задержаться — ситуация оказалась сложнее, чем Итэр рассчитывал. В результате он, человек, прошедший такой долгий путь, чтобы помочь Каэнри’ах свергнуть богов, не явился на последнюю битву. Жители Каэнри’ах рассчитывали на него — того, кто явился из другого мира и обладал невероятной силой, неподвластной даже Селестии. Он их подвел. Безнадежно опоздав, он… обрек их на ужасную участь. Итэр пробирался через руины, а его взгляд то и дело натыкался на тела людей, не сумевших пережить разрушение Каэнри’ах. Изломанные тела. Обгоревшие тела. Смерть витала в воздухе, давила на плечи Итэра неподъемной тяжестью, и под этим весом он с трудом переставлял ноги, чувствуя, как дробится в мелкие осколки душа. По телу волнами проходила дрожь. Даже когда он закрывал глаза, ему чудилось, будто мертвецы провожают его взглядами — и осуждающе шепчут вслед. Ты не спас нас. Хах… Х-ха… Дыхание вырывалось из груди рваными толчками. Каждый вдох давался с трудом, как если бы вокруг совсем не осталось воздуха. Ты знал, чем все закончится, и ты ничего не сделал. Нет, я… Ты так боялся, что история, произошедшая с твоим родным миром, повторится, что испугался взять на себя ответственность. Я… «Люмин. Я должен найти Люмин». Эта мысль вспыхнула в голове спасительным маяком. Итэр ускорил шаг. Затем перешел на бег. Ему казалось, по пятам за ним следует темное облако — души тех, кто никогда не сможет его простить. Он оставил спящую Люмин в дальнем крыле дворца. Вне себя от ужаса, Итэр опрометью несся туда, боясь даже думать о возможной участи его беззащитной сестры. Если боги добрались до нее… Если ее больше нет… Это будет его вина, это будет его бремя. Он не остановил короля. Он знал, что спешка может привести к катастрофическим последствиям, и он должен был действовать. Сделать то, что Эйси, Арти, Клод или Рэйн по разным причинам сделать не могли. Он пришел из другого мира и обладал силой, в которой король был заинтересован, а потому мог легко на него повлиять. Но он боялся. Он так боялся… Прошлое не отпускало его. Разрушение родного мира не прошло для Итэра бесследно: у Люмин хватало сил просыпаться каждый день и с интересом исследовать новые горизонты, а он ходил за ней лишь тенью самого себя. Каждую ночь он видел во сне кошмары. Людей, которых он точно так же не смог спасти. Последствия своих ошибок. Он считал себя худшим лидером из всех возможных. И по этой причине он так и не решился мешать королю. «Я неопытен и глуп. Может, он видит нечто, чего я заметить не могу». … Нет. Король не видел ничего, кроме собственных амбиций. Желал ли он освободить Тейват или преследовал свои неизвестные цели, он вел Каэнри’ах не к спасению от оков, а к неизбежной гибели. И Итэр был ослеплен не меньше. «Пожалуйста, будь жива. Я никогда не смогу себя простить, если ты… если тебя больше нет… Пожалуйста, будь жива…» — Люмин! Его голос звенел от отчаяния и ужаса. — Итэр? Он замедлил шаг. Охваченный страхом, он и сам не заметил, как добежал до разрушенного крыла. Где-то там, в руинах, оставалась его спящая сестра. — Итэр! Знакомый голос снова и снова звал его по имени. Это был слабый, едва уловимый зов. Итэр бросился к руинам, принялся растаскивать обрушившиеся камни и балки. В конце концов из образовавшегося просвета навстречу ему высунулась худая окровавленная рука. Эйси. Подстегнутый страхом за ее жизнь, Итэр принялся за работу с двойным усердием. В конце концов ему удалось расчистить достаточно пространства, и он наконец увидел погребенных под завалами — саму Эйси и девушку, которая лежала рядом с ней с плотно закрытыми глазами. Люмин. Тело Люмин окружала золотистая завеса. Именно благодаря ей Люмин не пострадала во время обвала, но Эйси… Перебравшись через руины, Итэр рухнул на колени рядом с ней. Нога Эйси вывернулась под неестественным углом. Из глубокой раны на боку струилась кровь. Эйси пыталась зажать ее остатками плаща, но кровотечение не останавливалось, и она стремительно слабела. На бледном лице отпечатались грязь и багряные потеки. На лбу тоже запеклась кровь. — Что… Что случилось? — с трудом ворочая языком, спросил Итэр. Он мягко отнял напряженные пальцы Эйси от раны, взялся за окровавленный плащ. Руки тотчас стали красными. Одного взгляда на рану было достаточно, чтобы все понять, но разум отказывался верить в происходящее. — Ох, я… — Она закашлялась, и в уголке ее губ выступила кровь. — Когда началось разрушение, я вспомнила о… о твоей сестре… Итэр прижался своим лбом к ее лбу. Глаза заволокла пелена слез. Итэр знал, что не должен плакать, ведь это напугает Эйси, но не мог ничего с собой поделать. — …я хотела вынести ее из дворца, но… не успела, и… вот… Тело в который раз пронзила дрожь. Сердце сжалось так, что казалось, еще немного — и оно превратится в бессмысленную точку, в уголек, в котором уже не осталось ни искр, ни даже желания снова гореть. — …я так рада, что ты нашел нас, Итэр… — Прости. — Не переставая зажимать ее рану плащом, хотя это было бессмысленно, он второй рукой привлек ее к себе, зарылся носом в ее спутанные, пахнущие железом и кровью волосы. — Прости, Эйси, прости… Я должен был быть рядом, прости, прости, прости… Она то ли не могла его услышать, то ли даже не понимала его слов. Когда Итэр отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза, они казались пустыми, а по губам скользила ничего не значащая улыбка. — Эйси. Не уходи. Пожалуйста, останься, я люблю… — …будь счастлив… хорошо? Слова застыли у него на губах. Ослабевшая рука Эйси на короткий миг коснулась его щеки. Она хотела стереть его слезы, но у нее не осталось на это сил — и она, не переставая улыбаться, закрыла глаза, позволив смерти увести ее за собой. — … На смену боли, такой невыносимо тяжелой, что казалось, она сотрет его в пыль, пришло оцепенение. Итэр держал на руках мертвую девушку, в которой совсем недавно теплилась жизнь, и не мог ничего почувствовать по этому поводу. При рождении мне было предсказано, что я умру совсем юной. Ну что за глупость? Почему я обязана умирать раньше срока просто потому, что так сказали боги? Нет уж! Я хочу прожить как можно больше. Вот увидишь, я буду так счастлива, что вся Селестия мне обзавидуется! Он выпустил Эйси из рук. Ноги не слушались, но он все равно заставил себя подняться и расправил окровавленный плащ, чтобы накрыть тело Эйси. Из кармана плаща что-то выскользнуло. Наклонившись, Итэр подобрал поврежденную во время обвала гармошку. — … Он убрал ее в карман и взял на руки спящую Люмин. Сердце по-прежнему было охвачено пустотой. На миг замерев, Итэр не решился обернуться на тело Эйси и принялся карабкаться прочь из завалов, навстречу ужасам, которые остались на поверхности. Что… ему делать? Что он вообще может сделать? Не поднимая головы, он бездумно переставлял ноги, не зная, куда направляется. Мысли разлетелись вдребезги. Их осколки бередили разум, и Итэру казалось, он весь подобен обломку стекла, по которому стремительно расползаются трещины. — Итэр! Какое облегчение, ты живой! Я так и подумал, что могу встретить тебя в руинах дальнего крыла. С Люмин все в порядке? Ты не видел Эйси? Итэр остановился и поднял голову, взглянув на представшего перед ним человека с тяжестью, которую был не в силах спрятать. Завидев этот взгляд, Артанис невольно отшатнулся. Итэр не произнес ни слова, и по этому молчанию Артанис понял, какая судьба постигла Эйси. В тот момент Итэр еще не знал этого, но именно осознание смерти сестры лишило Артаниса воли к сопротивлению проклятию, насланному богами. Проклятию, которое каждого нечистокровного жителя Каэнри’ах обращало в чудовище. — Эйси… мертва? Артанис поднял руки, зажал голову, оцепенело уставившись перед собой широко распахнутыми глазами. Итэр не смог найти в себе сил ничего на это ответить. Разъяренный этим, Артанис шагнул вперед, и в его глазах, всегда таких добродушных, промелькнула звериная ярость. — Почему ты молчишь?! Тебе все равно? Скажи хоть что-нибудь! Итэр прижимал к себе Люмин и молчал. — Хоть слово! — вскричал Артанис. По его щекам покатились слезы. — Она любила тебя, а ты не можешь даже… Силы оставили его, и он упал на колени, обхватив плечи руками. — Нет. — С его губ слетел нервный смешок. — Нет, конечно, это не может быть правдой. Как Эйси может погибнуть? Я должен найти ее. Я должен ей помочь! Он поднялся — так торопливо, что чуть не рухнул в обожженную божественным пламенем землю. Его глаза, по-прежнему широко распахнутые, были полны боли, но на губах играла уверенная улыбка. Разум Артаниса отказывался принимать ужасную утрату. — Она мертва, Арти. Мне… — Голос почти не слушался Итэра. — Мне жаль. Заслышав его слова, Артанис замер на долю секунды, а затем низко опустил голову, дрожа всем телом. — Жаль? Тебе «жаль»? Как ты мог… не защитить ее?! В тот момент Итэр понимал, что Артанисом руководила горечь потери. На самом деле он никогда не винил Итэра в смерти своей сестры — но слова, оброненные в разгар ссоры, пустили корни и через некоторое время проросли сквозь трещины в разбитом утратой сердце. Как я мог… не защитить ее? Артанис приложил руку ко лбу. Божественное проклятие переписывало все его существо, и он больше не мог думать здраво. — Верно. Мне просто нужно убить тебя. Это все исправит. — Арти… Артанис вытащил клинок и направил его на Итэра. Тот невольно крепче прижал к себе Люмин, понимая, что если все зайдет слишком далеко, ему придется отпустить ее — и найти способ остановить Арти, не убивая его. — Не… не называй меня по имени… Я просто убью тебя, и этот кошмар закончится. Итэр тяжело вздохнул. — Сражайся! — яростно призвал Артанис. — Я не хочу драться с тобой, — покачал головой Итэр. Артанис бросился вперед. Стиснув зубы, Итэр повернулся к нему плечом, чтобы принять удар, под который могла попасть Люмин, на себя. Прежде он мог с легкостью защититься с помощью своих сил, но после смерти Эйси у него не получалось призвать даже малейший золотой отблеск. Он будто выгорел изнутри вместе с землями Каэнри’ах. Удара так и не произошло. Открыв глаза, Итэр увидел, что на помощь ему пришел Клод. Первый клинок короля принял удар Артаниса на свой меч и оттеснил его прочь от Итэра. — Успокойся, Арти. — Уйди с дороги! — рявкнул тот. — Я должен убить Итэра. — Ты не в себе. — Голос Клода дрожал. — Я слышал, что Эйси больше нет… Но в этом нет вины Итэра. Его смерть ничего не исправит. Выдох, вырвавшийся из груди Артаниса, больше напоминал рык. — Эйси… Вы… Вы все… Заплатите мне за ее смерть. Его глаза заволокла тьма. Он закашлялся, но уже через несколько секунд проревел нечто неразборчивое и бросился в атаку на Клода, даже не осознавая того, что превратился в дикого зверя. Зазвенела сталь. Клод отбивал удар за ударом, а Артанис, который с каждым мгновением утрачивал человеческие черты, наступал с такой яростью, что в его намерениях не приходилось сомневаться. Их силы были неравны. Клод изо всех сил старался не навредить Артанису, в то время как Артанис, напротив, прикладывал все усилия, чтобы убить Клода. — Уходи. — Клод отбил очередной удар, отстранился от Артаниса на шаг, стер кровь, которая, выступая из длинного пореза над бровью, настойчиво пыталась залить ему глаз. — Бери Люмин и уходи в любой другой мир! — Клод… — Мы проиграли, Итэр. Уходи, потому что теперь в Каэнри’ах не найдешь ничего. Ни счастья, ни свободы. Только смерть. Итэр прижал Люмин к себе. Он пытался убедить себя сбежать, но сама мысль о том, чтобы бросать друзей в таком состоянии, была невыносима. Прежде, чем он успел принять решение, клинок Артаниса рассек грудь Клода, оставив глубокий кровавый след. В ушах Итэра зашумело. Теряя связь с реальностью, он беспомощно наблюдал, как Клод рухнул на колени, зажимая рану рукой. Не успел Итэр опомниться, как меч Артаниса взметнулся снова. — Пожалуйста, не надо! Он положил Люмин на землю, бросился вперед, но было слишком поздно — еще один решительный росчерк в одночасье лишил Клода руки. Артанис в очередной раз занес меч. Итэр без раздумий врезался в него всем телом, повалил на землю, и клинок Артаниса, выскользнув из его сведенных напряжением пальцев, скрылся в темноте. Это не помешало Артанису яростно сопротивляться. Вывернувшись из хватки Итэра, он повалил его на землю, впился пальцами в его горло, и Итэр захрипел, потрясенный таким натиском. Лицо Артаниса утратило сходство с человеческим, но по его щекам до сих пор катились слезы. Рука Итэра лихорадочно зашарила по земле. Он пытался найти что-нибудь, хоть что-нибудь, что поможет ему выжить. Мир перед глазами стремительно темнел. И вдруг сквозь тело Артаниса прошел клинок. В лицо Итэра брызнула кровь. Он потрясенно застыл, наблюдая, как глаза его бывшего друга сначала расширились от изумления, а после закатились. Крепко стиснутые на горле пальцы разжались. Артанис завалился вперед, упал прямиком на распростертого под ним Итэра, и Итэр, шокированный этим, не мог даже пошевелиться, чтобы сбросить с себя бездыханное тело. — А… Арти… Кто-то оттащил тело Артаниса прочь. Итэр сел. Потянулся к горлу, которое до сих пор было охвачено чувством удушения. Его руки дрожали, перед глазами плясали темные искры. Шум в ушах перекрывал все остальные звуки, и Итэр не сразу различил, что кто-то зовет его по имени: — …эр! Итэр! Итэр, приди в себя! Итэр с трудом выдернул себя из оцепенения, перевел пустой взгляд на человека, который его спас. Этим человеком оказалась Рэйндоттир. Ее зеленые волосы растрепались, на лице отпечатались следы крови и сажи. Она была цела — если не считать того факта, что ей только что пришлось убить одного своего друга ради спасения другого. Сидя на коленях рядом с Клодом, Рэйндоттир осматривала его раны. Клод же впал в глубокое беспамятство. Земля под ним была обагрена кровью, и ее было так много, что Итэр не мог даже представить, каким образом Клод до сих пор дышит. — Ты… Арти… — Итэр никак не мог взять себя в руки. — Ты убила его… — Поразительная наблюдательность, — грубо отозвалась Рэйндоттир. Ее глаза мерцали. Как и всегда, она не плакала — скорее была охвачена яростью, но на кого именно эта ярость была направлена, Итэр сказать не мог. Разум пронзила болезненная вспышка. Воспоминание об Эйси. Воспоминание об Артанисе. Их жизни казались теперь такими короткими, едва ли не обрывками страниц в обожженной книге… Их смерти ревущим пламенем вытеснили все остальное. — Итэр! — окликнула Рэйндоттир. — Немедленно возьми себя в руки! Артаниса нельзя было спасти. Из-за проклятия Небесного порядка он так или иначе обратился бы в чудовище. — Что?.. — Все нечистокровные жители Каэнри’ах обречены стать монстрами, Итэр. — Рэйндоттир поджала губы. — А все чистокровные отныне и вовек прокляты бессмертием. Поэтому, как бы больно ни было Клоду, он не сможет умереть. Эта боль, возможно, сведет его с ума, но ему не будет позволено обрести покой. Такова божественная кара. Каждое слово Рэйндоттир падало в душу тяжелым камнем. Итэра мутило. Он ничего не понимал. Он не хотел ничего понимать. Он просто хотел отмотать время назад, назад в те дни, когда ничего этого не было, когда у него еще был шанс остановить короля Каэнри’ах, избрать другой путь… Другую развилку на дороге судьбы. Рэйндоттир порылась в карманах и извлекла на свет пузырек с зеленым зельем. — Ты должен уйти. — Она протянула Итэру пузырек. Ее руки были покрыты кровью Клода, и эта кровь отпечаталась на стекле. — Возьми. Это должно пробудить твою сестру. Итэр взялся за пузырек. Он оказался тяжелым и холодным. — Уходите, — сказала Рэйндоттир. — Уходите, пока божественная кара не настигла и тебя тоже. Ты должен был стать нашей главной надеждой на победу в войне против Небесного порядка. Они это так просто не оставят. Беги, пока у тебя есть возможность. Прохлада, которую источала жидкость в пузырьке, помогла Итэру восстановить контроль над расколотым разумом. — Но вы с Клодом… — Я ведь сказала, мы не умрем, — резко отозвалась Рэйндоттир. Закрыла глаза. Выдохнула. — Я позабочусь о нем, — сказала она уже мягче. — Просто уходи — и никогда сюда не возвращайся. Если не ради себя, то хотя бы ради сестры. Итэр сжал пузырек. Его рука по-прежнему дрожала, но голос Рэйндоттир, хлесткий, словно плеть, удерживал от бесконечного падения в пережитый кошмар. Убрав пузырек в карман, Итэр подошел к Люмин. Он мог бы разбудить ее здесь, но ему не хотелось, чтобы первым, что она увидит в Тейвате, был израненный Клод, тело Артаниса и разбитая убийством друга Рэйн. Подхватив сестру на руки, Итэр обернулся на Рэйндоттир. Он знал, она ненавидит долгие прощания. — Спасибо, Рэйн. Прощай. — Мм, — отозвалась она. По звучанию ее голоса Итэр понял, что ему следует уйти: чтобы не дать волю чувствам, Рэйн сдерживалась из последних сил. Больше не оборачиваясь, Итэр зашагал вперед. Опять он сбегает… Опять не может сделать ничего, чтобы помочь людям, которых он ценит больше всего… Чувствуя, что начинает терять связь с реальностью, Итэр взглянул на лицо сестры. «Скоро ты проснешься, Люмин. Я выведу тебя из этого кошмара». Он никогда не сможет простить себе падение Каэнри’ах, но по крайней мере, они вместе с Люмин покинут этот злополучный мир, отравленный божественной силой. Вместе. Спустя столько лет разлуки они наконец снова будут вместе — и ее свет защитит его от темных волн прошлого.* * *
Самоуправству человечества пришел конец!
Начиная с этого момента и до конца главы, фрагмент можно читать под музыку: Poets of the Fall — Where Do We Draw the Line
Эхо этих слов до сих пор не смолкало. Оно разносилось по уголкам сознания, выжигало дотла надежды и мечты. «Они всего лишь хотели быть свободными…» Открыть двери для других людей, желающих познавать миры за пределами Тейвата. Соприкоснуться с прекрасным за границами обыденности. Освободиться от навязанной судьбы. Получить право пожить еще немного. Разве эти мечты заслуживали того, чтобы их втоптали в грязь? Почему же они стали звездами, которые боги безжалостно сорвали с неба и одним движением руки превратили в пыль? Итэр с трудом оторвал голову от земли, пахнувшей гарью и кровью. Он до сих пор не мог оправиться от удара неизвестного божества, которое встретило их с Люмин при попытке покинуть Тейват. Может, не будь Итэр настолько измотан всем пережитым, не будь Люмин так ослаблена после долгого сна, они смогли бы сбежать. Но они проиграли. Какая судьба постигла его сестру? Ответ не заставил себя ждать. На короткий миг Итэру показалось, будто пространство над его головой разорвалось. Холодная розовая вспышка озарила багровые небеса — и на землю ступила та, кто разлучила брата с сестрой всего одним мановением. Пальцы Итэра легли на рукоять клинка. У него уже не оставалось ни желания, ни сил сражаться, но он хотел знать, что случилось с Люмин, и готов был выбить ответ любой ценой. Он хотел вновь увидеть ее. — Что ты сделала с Люмин? Оперевшись на клинок, Итэр с трудом поднялся. Его ноги дрожали. Неизвестное божество смотрело на него с безразличием, и от этого холодного взгляда Итэру казалось, что некто пронзил его насквозь и теперь с упоением поворачивал лезвие меча, пытаясь причинить как можно больше боли. Итэр шагнул вперед. Мир перед глазами завертелся, и лицо неизвестного божества на несколько долгих мгновений исчезло в темных завихрениях. — И что ты сделала… со мной? — Ты пришел в чужой мир. Итэр сумел выловить во мраке бесстрастное лицо. Глаза неизвестного божества были такими бездушными, что казались мертвыми. — Ты вздумал играть по собственным правилам в мире, который тебе не принадлежит. Это твое наказание. «Наказание?» Итэра повело в сторону. Он выставил клинок, навалился на него всем телом, чтобы не упасть. Он должен сражаться. Что бы ни сделала неизвестная богиня, он должен сражаться, потому что только так он сможет защитить Люмин. Пускай Каэнри’ах пала, пускай он проиграл и не сумел спасти Артаниса, Клода, Эйси… У него все еще есть Люмин. — Вы больше никогда не встретитесь. — Что?.. Что за бред ты несешь?.. — Я отправила ее в другую вероятность. — … Слова неизвестной богини с трудом прорывались через охвативший Итэра дурман. — Я могу в любой момент отправиться к ней по Воображаемому Древу. — Нет, не можешь. Теперь уже нет. Итэр понимал, что прямо сейчас в его жизни происходят непоправимые вещи, но еще не осознавал этого до конца. — Хочешь узнать причины, по которым ты так странно себя чувствуешь? Богиня прошла вперед. Ее ноги не касались земли. Вместо этого она шагала по платформам, которые возникали в воздухе из потоков красной энергии. Богиня поравнялась с Итэром и, наклонившись вперед, шепнула ему на ухо: — Ты больше не можешь пользоваться Воображаемым Древом. Его глаза расширились. — Я привязала тебя к этому миру, и теперь ты останешься в нем навсегда, в то время как твоя сестра проснется уже совсем в другой вероятности. Как я и сказала. Вы больше никогда не встретитесь. От ужаса Итэр забыл, как моргать, и по его лицу покатились слезы. Он забыл, как дышать — и в конце концов был вынужден сделать болезненный, полный отчаяния вдох. Глаза неизвестной богини скользнули по нему без сожаления. Даже без интереса. Итэр был для нее пустым местом. Переменной, которую она по щелчку пальцев удалила из уравнения, когда переменная вздумала играть не по правилам и найти себе другое место. — Я погрузила ее в глубокий сон, полный кошмаров. Она будет вечно страдать… А ты ничего не сможешь с этим сделать. — Пожалуйста, — прошептал Итэр. — Она ни в чем не виновата… — Поздно. Это слово упало в душу Итэра карающим клинком. — Ты должен усвоить урок. Пытаясь добиться того, что находится за пределами его возможностей и чаяний, человек обязан заплатить цену. Позволь мне… определить цену для тебя. Это твое наказание за дерзость. Живи со своими кошмарами. Живи с чувством вины. Живи и знай, что, перешагнув грань дозволенного, ты обрек на ужасную судьбу тысячи людей… и свою собственную сестру. Сказав так, неизвестная богиня развернулась. Сквозь темную пелену Итэр увидел, как она прошла вперед, окинула равнодушным взглядом пылающие просторы Каэнри’ах. О чем она думала? Радовалась ли? Сожалела? Нет. Итэр видел, что ей все равно — для нее Каэнри’ах была всего лишь еще одной страницей с неудачным текстом, которую надлежало бросить в огонь. Люди осмелились мечтать, но богам не нравились их мечты. Люди осмелились искать свой путь, но боги не желали, чтобы они отходили от предписанного сценария. Когда пешка отказывается служить своей цели, ее попросту сметают с доски. Богам было плевать на людей. Следуя замыслам, которые они не желали открывать смертным, боги давно утратили связь с реальным миром — и готовы были судить за мечту. Неизвестная богиня обернулась, бросила короткий взгляд на Итэра. По ее губам скользнула усмешка. Затем она исчезла — и с тех пор Итэр ни разу ее не видел. Но глубокие раны, оставленные божественной карой, остались в его сердце навсегда. Ни время, ни погоня за целью не способны были их исцелить. В тот день, стоя на коленях посреди разрушенного королевства, он поклялся все изменить. Раз боги не желают освободить людей от предписанных им судеб… Он возьмет все в свои руки. Он перепишет судьбы, в которых нет ничего, кроме бесконечного цикла боли, страданий и смерти. В тишине зазвучали шаги. Подняв глаза, Итэр увидел перед собой человека, светлые волосы которого покрывал слой пепла. Его яркие голубые глаза были полны сожаления и горечи, которую Итэр чувствовал и внутри собственной души. Этот человек прошел через ад — и мог понять Итэра, как никто другой. Так Итэр думал в то время. Дайнслейф протянул ему руку. Итэр прикрыл глаза. Поднявшись на ноги, он должен стать другим человеком. Он должен стать сильнее. Его слабость привела к падению новообретенного дома. Смерти Эйси и Артаниса. Неисцелимым травмам Клода. Необходимости убить своего друга, расколовшей сердце Рэйндоттир. Утрате Люмин. Люмин… «Я не могу позволить ей страдать». Каким бы путем ему ни пришлось для этого пройти, он найдет способ вырваться из этой вероятности и отыскать свою сестру. А если же у него не выйдет… В таком случае он сделает что угодно. Даже если ему придется переписать историю. Даже если ему придется столкнуть две вероятности, пересечь две параллельные прямые. Он сделает что угодно — но вернет ее домой. «Я перепишу вашу судьбу… Цена не имеет значения». В уголке губ Итэра обозначилась слабая улыбка. Она не имела никакого отношения к веселью — просто в тот самый момент он дал себе обещание, которому оставался верным все последующие пятьсот лет. С тех пор и до самого конца. Подавшись вперед, Итэр взялся за протянутую руку Дайнслейфа. И так начался его долгий путь. Путь, который через пятьсот лет толкнул мир на грань кошмара ради спасения одной-единственной души. Души самого Итэра, который так никогда и не смог себя простить.Вместо титров: Hidden Citizens, Tash — Casualty