Пепельный реквием

Той ночью Эльса была страшно напугана, она спросила бабушку, что они будут делать, если мир начнет рушиться там, где они живут. Бабушка взяла ее за указательные пальцы, крепко сжала и ответила: «Мы сделаем то же, что и другие, то есть все, что в наших силах». Эльса забралась к ней на колени и спросила: «А что в наших силах?» Бабушка поцеловала ее в затылок, обняла крепко-крепко и прошептала: «Мы взвалим себе на плечи столько детей, сколько сможем унести. И побежим изо всех сил». «Я быстро бегаю», — прошептала Эльса. «И я», — прошептала в ответ бабушка. Фредрик Бакман «Бабушка велела кланяться и передать, что просит прощения»

Щелчок. Робкий язычок пламени, танцующий над позолоченной зажигалкой из Фонтейна. Секунды три Кевин неотрывно смотрит на него, зажимая между пальцами второй руки сигарету, но не закуривая. Щелчок. Пламя гаснет. Цикл начинается заново. Он хочет, но не может закурить. Мыслями он до сих пор пребывает у Воображаемого Древа, раз за разом прокручивает в памяти разговор с Идрисом. Голова тяжелая, будто слияние вероятностей происходит не во внешнем мире, а внутри нее. Чуть щурясь в пустоту, Кевин почти не моргает — провалившись в размышления, он попросту забывает это делать, а тело, охваченное оцепенением, отказывается работать самостоятельно. Щелчок. Пламя. Ты будешь единственным, кто помнит правду. Щелчок. Пламя гаснет. Ты должен найти все Небесные ключи и их истинных владельцев, а после собрать их в одном месте и инициировать раскол вероятностей. Вместо того, чтобы щелкнуть зажигалкой, Кевин вскочил и в сердцах швырнул ее в траву. Он знал, что означает каждая минута промедления, но это знание не помогало сдвинуться с мертвой точки. Он понятия не имел, как отыскать других истинных владельцев Небесных ключей. Как отнять у Бездны сами ключи. Как помочь миру, который он так любил — и который разваливался на глазах. Кевин вздохнул. Потер уставшее плечо, в котором, казалось, скопилось все напряжение минувших дней. Груз ответственности. Чужих ожиданий и надежд, пламя которых Кевин боялся не суметь поддержать. Наклонившись — теперь уже с трудом из-за проклятой метки блядского Пламенного Правосудия, — Кевин подобрал зажигалку и хотел наконец закурить, когда вдруг услышал со стороны Алькасар-сарая шум. Небо закрыла огромная тень. Бездумно сунув незажженную сигарету в зубы, Кевин схватился за оружие, решив, что это пожаловал собственной персоной Принц Бездны. Не выпуская из ладони рукояти клинка, он едва ли не кубарем покатился вниз по склону, куда забрался подумать наедине, но по дороге наконец осознал: бояться нечего. Неожиданным гостем Алькасар-сарая оказался дракон, на спине которого сидели подозрительно знакомые личности. Вместе с Кевином по холму сбежала каменная крошка. Оказавшись у подножия, он бросился навстречу новоприбывшим, упал на одно колено, и маленькая красноволосая девчушка, соскользнув с дракона, устремилась ему навстречу. Кевин немедля достал сигарету изо рта и торопливо сунул ее в карман, в то же мгновение напрочь о ней забыв. По щекам Венни бежали слезы. Глаза были широко распахнуты, как если бы за ней по пятам гнался порожденный Кольцом Изнанки инадзумский демон. Оказавшись в объятиях Кевина, Венни зашлась плачем, неожиданно тихим, как если бы боялась заплакать в полный голос. Кевин прижимал ее к себе со всей теплотой, на какую только было способно его холодное сердце. Пальцы Венни комкали рубашку на его плечах. Он попытался заглянуть ей в глаза, но она замотала головой и только крепче вжалась в него, тихонько всхлипывая. Тогда Кевин позволил ей и дальше орошать его рукав слезами, а сам, погладив ее по волосам, спросил у подошедшего Тигнари: — Что случилось? Почему вы не в Гандхарве? Тигнари с усталым видом убрал за спину лук, который не выпускал всю дорогу от Гандхарвы до Алькасар-сарая. — Да нет больше никакой Гандхарвы, — мрачно изрек он. Сайно ободряюще сжал его плечо, но Тигнари лишь обессиленно отмахнулся. — Не теряй надежды раньше времени, — посоветовала светловолосая женщина, до сих пор восседавшая на драконьей спине. — Твои люди изменились, но их все еще можно исцелить. Заметив пристальный взгляд Кевина, она повернула голову и, помахав, одарила его совершенно непроницаемой улыбкой. Кевин кивнул в ответ. По внешнему сходству и опыту из других миров он догадался, что это ведьма Алиса, мама Кли и известная по всему Тейвату личность. Несмотря на творящийся вокруг хаос, Алиса была чрезвычайно спокойна. Уголки ее губ были слегка приподняты, глаза лучились умиротворенностью, а на самом их дне плясали веселые искры — такие, словно Алиса могла заглянуть в будущее и с уверенностью сказать, что все непременно будет хорошо. Кевин надеялся, все это демонстрирует ум Алисы, а не ее наивность. В любом случае, уравновешенное состояние Алисы помогло ему взять верх над сердцем, которое все никак не могло успокоиться с момента воссоединения с плачущей малышкой Венни. Тигнари сдержанно поведал, как по прибытии в Гандхарву они застали на месте прежде мирного поселения разливы черной грязи и толпы зараженных — чудовищ, некогда бывших лесными дозорными. Тоня рассказала о том, как Тевкр поддался воздействию Крови Текутли. К этому моменту с крыльца сбежал Сяо. Двигаясь быстро и решительно, он в несколько широких шагов оказался рядом с драконом. Его лицо казалось отстраненным, но Кевин знал, что он внимательно прислушивается к рассказу друзей, попутно находя время подумать о десятке других вещей сразу. О плачущей Венни. Об Аято, которому он помог спуститься с драконьей спины. О Тевкре, впавшем во время полета в болезненное небытие. Казалось бы, разве может тысячелетний Якса вырасти? Но этот Сяо определенно отличался от того, что Кевин встретил в Инадзуме, и это… это сулило надежду. Кевин уже понимал, что в скором времени ему придется поставить на Сяо все. И ему хотелось, чтобы эта ставка была оправдана. — Давай, — протянув руки, обратился к Тимми Сяо. Тимми осторожно подтолкнул Тевкра к краю драконьей спины. Дракон по имени Двалин помог им, припав на правую половину тела, и Сяо без труда поймал Тевкра, взял на руки его обессиленное тело. — Я отнесу его внутрь. Давайте встретимся минут через двадцать в главном зале? — предложил он. Несмотря на усталость, все согласились. Кевин промолчал. Прибывшие из Гандхарвы пока еще не знали, в чем заключался гребаный «Стремительный натиск», и Кевин боялся, кто-нибудь из них может остро воспринять подобные новости. Справится ли с подобным ударом Тигнари, убитый потерей своих людей? Или Аято, который и без того уже заплатил из-за амбиций Принца Бездны непосильную цену? И что сказать обо всем этом Венни? Кевин никак не мог выбросить из головы одну-единственную мысль: что, если во время чистки парадоксов сотрутся ее родители? Он знал, от того, что он думает об этом снова и снова, решение проблемы не придет. Напротив. От каждой подобной мысли холодная рука страха сжимала сердце все крепче. Однажды ее хватка станет такой ожесточенной, что раздробит сердце на маленькие ледяные кристаллы. Он должен был остановиться. Найти способ заткнуть этот назойливый внутренний голос, нашептывающий кошмары, над которыми Кевин не имел власти. Но он не мог. Он не мог одним щелчком зажигалки выжечь мысли, которые подобно стервятникам растаскивали остатки его поношенной души. Сяо ушел в Алькасар-сарай, кивнув по пути Кадзухе, Итэру и Элизии — те как раз сбежали со ступеней навстречу друзьям. Все принялись представляться, обниматься, восклицать от облегчения, заново делиться пережитым, заваливать друг друга вопросами. Кевин не участвовал в разговоре. Чуть отстранившись, он все же сумел заставить Венни поднять голову и заглянуть ему в глаза. Бездна. Ей ведь всего пять лет. С точки зрения Кевина, чей возраст давно исчислялся тысячелетиями, она была чуть ли не новорожденной малюткой. Такой же хрупкой. Слишком маленькой, чтобы противостоять штормам, бесцеремонно вторгшимся в ее жизнь. Кевин осторожно, стараясь не навредить Венни своими неумелыми прикосновениями, сгибом пальца стер слезы сначала под одним ее глазом. Затем под другим. Венни невольно жмурилась от его касаний. Ее губы дрожали, но она изо всех сил старалась оставаться сильной девочкой. — Хах… Кевин улыбнулся сквозь мутную пелену, вдруг застившую глаза. Силе, которой обладала эта крошка, мог позавидовать любой взрослый человек. — Дядя Кевин, мне было так страшно… — прошептала Венни. — Я знаю, Венни. Ты держалась молодцом. — Он протянул руки, и Венни обхватила его за большие пальцы. — Теперь все в порядке. Ты в безопасности, и я с тобой. Он чувствовал ее дрожь и жалел, что не обладает властью просто собрать ее страхи в какой-нибудь мешок, затянуть его потуже да запустить в звездное море под Воображаемым Древом. Ужас Венни не был связан с вымышленным монстром под кроватью. От него невозможно было спрятаться под одеялом, и Кевин, никогда прежде не имевший дела с детьми, представления не имел, чем можно ей помочь. Тем не менее, он дал себе обещание, что не бросит Венни бороться с этим страхом в одиночку. Он похлопал себя по колену, и Венни с готовностью на него опустилась. Кевин протянул ей ладонь. Венни обхватила его руку целиком, прижала к себе с таким видом, словно собиралась укусить любого, кто попытается ее отнять. — Хочешь, расскажу секрет? Венни неуверенно кивнула. Свободной рукой Кевин стал перебирать пряди ее пламенных волос, и от этих размеренных движений Венни понемногу успокоилась. — Иногда мне тоже бывает пиз… кхм… очень-очень страшно. «Например, прямо сейчас». Разумеется, вслух он этого не сказал. Если он хочет успокоить Венни, ему нужно в первую очередь оставаться спокойным самому. — Я думала, дядя Кевин ничего не боится, — ответила Венни. Кажется, она не поверила. — Все чего-нибудь боятся. Даже я. Даже твои родители. — Кевин надеялся, в его голосе прозвучала хотя бы крошечная доля той мягкости, которую он пытался передать. — Мы не можем спрятаться от него. Но если мы громко и уверенно скажем, что ни капельки не боимся, то страх сам испугается и уйдет. — Правда? — распахнула глаза Венни. Кевин ласково щелкнул ее по носу. — Угу. А если страх никак не желает уходить, мы представляем, что у него вместо лица появляется нелепая рожица. Знаешь, вот такая. Его лицо приняло дурашливое выражение, и Венни робко хихикнула. Кевин, улыбнувшись, взъерошил ей волосы. Тогда Венни вскочила, обвила руками его шею и некоторое время стояла, уткнувшись носом в воротник его рубашки. Кевин не возражал. Пускай хоть на голову ему залезет, лишь бы ей стало легче. Вскоре Венни отстранилась и, обхватив ладошками лицо Кевина, заглянула ему в глаза. — М? В чем дело? — Дядя Кевин… От взгляда Венни не укрылись красные прожилки, которые теперь решительно невозможно было спрятать. Заметила она и то, как, несмотря на улыбку, напряжена каждая черточка лица Кевина — прожилки причиняли боль, и после эмоциональной вспышки он не чувствовал в себе сил ей сопротивляться. Тело словно разрубало на кусочки Пламенным Правосудием. — Тебе больно? Кевин вздохнул, ласково сжал ее запястье. — Все в порядке, крошка. Я просто немного устал. Венни сощурилась. Поразмыслив, она вдруг отстранилась и сердито ткнула Кевина кулаком в плечо. — Ты врунишка! Из всех возможных слов она выбрала именно это. Не сдержавшись, Кевин тихо рассмеялся, но вместе с тем ощутил в сердце укол горечи. Он не может рассказать ей о слиянии вероятностей. Во-первых, она слишком маленькая. Во-вторых, нет нужды бередить ее и без того раненую страхом душу таким тяжелым знанием. В конце концов, главное, чтобы Венни сама осталась существовать. А что касается остального… Она все равно это забудет. Как бы ни менялся мир, Венни все равно не будет этого знать. Никто не будет этого знать и потому не сможет случайно проболтаться, если вдруг кто-то из ее близких исчезнет. Выдохнув, Кевин заключил Венни в объятия, и она, пускай чуть поворчав, все же прильнула к нему и даже погладила по спине, как обычно делал он сам, пытаясь ее утешить. Губы Кевина тронула улыбка. Он улыбался, но глаза заволакивали слезы, и Кевин прижимал к себе Венни так сильно еще и потому, что не хотел показывать их. Он поднял взгляд и увидел Элизию — та стояла неподалеку и общалась с Эмбер. Вдруг, словно почувствовав, как Кевин на нее смотрит, Элизия обернулась. Улыбнулась, зажмурив глаза. — Найди госпожу Сангема-бай, — обратилась она к Эмбер. — Если сумеешь отвлечь ее от спора с лордом Кавехом, она выделит пару комнат. — Лордом Кавехом? — заслышав ее слова, растерянно пробормотал Тигнари. — Каким еще «лордом»? Погладив Эмбер по плечу, будто давняя подруга, Элизия приблизилась к Кевину и Венни. Ее лицо казалось исполненным мягкости, а в глазах искрилась нежность. Возможно, все это было лишь иллюзией, навеянной давними воспоминаниями о Селене, но все же Кевину отчаянно хотелось ей доверять. Не как временной союзнице. Как подруге, с которой не страшно сразиться плечом к плечу. Элизия опустилась на корточки и положила ладонь на спину Венни. — Привет, огонек. Давай знакомиться? Венни разомкнула объятия, повернулась, с любопытством изучая Элизию. Пользуясь этим, Кевин улучил момент, чтобы стереть подступившие слезы. Руки дрожали. — Меня зовут Элизия, а тебя? Венни неуверенно взглянула на Кевина. Тот кивнул. — Я Венни, — представилась она. — Тетя Элизия, ты здесь живешь? — Ой, нет, огонек, я живу не так далеко отсюда. Вокруг моего дома растет большой-пребольшой сад, а еще там есть утес, с которого хорошо смотреть на звезды. — Ух ты! — искренне восхитилась Венни. Рука Кевина сжалась в кулак. Он торопливо отвел глаза в сторону, впился взглядом в древесный ствол, надеясь, что если сосредоточится на нем изо всех сил, то сумеет сдержать накатывающие волны печали. Селена из его мира всегда мечтала вырастить большой сад. Здорово, что у Элизии получилось это сделать. — Давай-ка дадим дяде Кевину немного отдохнуть, — предложила Элизия, протянув Венни руку. — А я пока покажу тебе все самые интересные местечки в Алькасар-сарае! — Но дядя Кевин… Кевин положил руку на плечо Венни и мягко подтолкнул ее в сторону Элизии. — Все хорошо. Иди. Я немного переведу дух и скоро к тебе приду. Венни засопела, словно считала, что в ее отсутствие дядя Кевин непременно натворит дел. Но все же Элизия ей понравилась, да и посмотреть на Алькасар-сарай было слишком любопытно. Так что она, обняв напоследок Кевина, твердо сказала: — Только отдохни как следует, ладно? — Так точно, генерал, — отозвался Кевин. Венни довольно рассмеялась и, взяв Элизию за руку, зашагала следом за ней к Алькасар-сараю. Элизия украдкой обернулась. — Спасибо, — одними губами прошептал Кевин. Она улыбнулась. Дождавшись, когда Элизия и Венни скроются за деревьями, Кевин устало уронил голову на грудь. Рядом, положив руку ему на плечо, опустился Кадзуха. — Как ты себя чувствуешь? Кевин потер глаза, посмотрел на друзей, собравшихся на лужайке у Алькасар-сарая. Сайно и Эмбер отправились поговорить с Дори. Тимми и Кли о чем-то увлеченно спорили: Кли привалилась спиной к нагретому солнцем боку Двалина, а Тимми беспрестанно дергал сережку в виде перышка. Тоня и Матвей держались в стороне. Оба смотрели туда, где осталась лежать зараженная черной грязью Гандхарва. Сзади к ним, задав пару вопросов, подошел Тигнари. Затем он устало прикрыл лицо рукой, и Тоня ласково погладила его по плечу, вызвав у Тигнари слабую улыбку. Не отходя ни на шаг от Аято и магистра Варки, Венти бренчал на лире, и магистр Варка ворчал, потому что Венти отказывался сыграть его любимую песню. Итэр, завидев Алису, протянул ей руку, и она с удовольствием скрепила рукопожатие. Паймон крутилась рядом, бомбардируя Алису вопросами. Эти ребята… В глазах большинства из них таилась усталость, а на лицах проглядывала тревога, с которой невозможно было совладать. Тем не менее, они все собрались здесь, пытаясь подбодрить друг друга. Что бы ни творилось с миром, с ними самими, они держались вместе. Кевин надеялся, что ему удастся навсегда удержать в памяти этот момент.

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX — Ambiguous Light. Ставьте на повтор

Протянув руку, он сжал плечо Кадзухи в ответ. — Нормально. Поможешь подняться? Кадзуха с готовностью подался навстречу, и с его поддержкой Кевину удалось принять вертикальное положение. Кадзуха перекинул его руку через свое плечо. Кевин не стал сопротивляться. В обычное время он бы тут же принялся ворчать, но сейчас у него правда не осталось сил. А ведь он был только в начале пути. — Малой, — окликнул Кевин. — М? — Зачем ты пытался вытащить Архив Бодхи? Ну, то есть… Ты ведь должен был понимать, что это невозможно. Но все равно пытался. Заслышав его слова, Кадзуха неожиданно рассмеялся. — Я учился у самого упрямого человека во всем Тейвате. — Что, черт побери, это значит? Кадзуха одарил его невинной улыбкой. Наглец. Притворяется милым мальчишкой, а сам бессовестно подтрунивает над другими — и даже не краснеет. Кевин фыркнул. — Кевин, — неожиданно посерьезнев, сказал Кадзуха. — Я знаю, о чем ты думаешь, но… Это не так. Не бойся. Жизнь сейчас непростая, но я не намерен сдаваться, бросившись в убийственный луч. Шесть лет назад я чуть не допустил подобную ошибку, но как бы мне ни хотелось вновь увидеть Томо, я дал себе обещание не торопиться. Встреча становится еще более счастливой, когда она долгожданная, ведь так? Кевин посмотрел на него как на сумасшедшего. Только Кадзуха способен даже на краю Бездны оставаться таким неисправимым романтиком. — Я люблю эту жизнь и именно поэтому так хочу ее защитить, — признался, поймав взглядом опавший с ветви лист, Кадзуха. — Вы с Томо научили меня отстаивать самое дорогое, и я пытался достать Архив Бодхи лишь потому, что мне дорог весь этот мир. Кевин не стал отвечать. Он знал, что Кадзуха не нуждается в словах. Вместо этого он вскинул голову к небу, туда, где еще недавно горели золотые столпы — теперь они угасли, но время от времени среди облаков вспыхивали розовые разрывы. Параллельные вероятности пересекались. Мир, который столь трепетно пытался сберечь Кадзуха, больше не был прежним. Кевин опустил взгляд. Принца Бездны тоже вела любовь. Любовь, которой он лишился, любовь, которую он мечтал обрести. Отто в свое время тоже следовал за любовью. Едва прикоснувшись к ней, он тотчас ее утратил, и в конце концов это привело его в объятия смерти. Лежа посреди лепестков сакуры с пронзенным сердцем, он смотрел в небеса и тянулся к любви, которая до самого последнего вдоха так и осталась для него недостижимой. Странная это штука — любовь. Словно бесчисленное множество отражений в осколках разбитого зеркала, она обретала разные формы, и ни один осколок не был похож на другой. Когда одних любовь проводила к свету, других она толкала во тьму. Кем станет сам Кевин, пока его мир охвачен демоническим пламенем Текутли, пока он несет в сердце память о дорогих людях, о которых больше никто не вспомнит? Найдет ли в любви спасение или уничтожение? Пройдя этот путь до конца и заглянув в отражение в осколке зеркала, что он увидит? — Я рад, что мы друзья, малой. Кадзуха взглянул на Кевина с удивлением. Тот не любил откровенничать, и обычно подобная искренность значила, что Кевин замыслил нечто чрезвычайно опасное. Кадзуха боялся спрашивать. Он уже знал, что сознанию Кевина довелось побывать у Воображаемого Древа, и хотя Кевин передал ему большую часть разговора с Идрисом, Кадзуха понимал: о самом важном он все-таки умолчал. Он видел это по глазам Кевина. В них таилось то же выражение, что и в день смерти Пиро Архонта Мураты. Кевин высвободился из хватки Кадзухи. — Я могу идти и сам. Ты лучше… хм… сыграй что-нибудь. Давненько я не слышал твоей музыки. Кадзуха невольно замер. Кевин в задумчивости прошел еще несколько шагов, а затем, осознав наконец, что Кадзуха отстал, обернулся. — Кевин, — окликнул Кадзуха. Ветер гнал по земле между ними сорванные с ветвей листья адхигамы. — Ты ведь не пытаешься со мной попрощаться? Кевин неожиданно рассмеялся. Сквозь облака струился закатный свет, и оттого казалось, что его дорогой друг вдруг облачился в золотую корону. Кадзуха не сдержал вздоха. Он не хотел задавать этот вопрос, но не мог избавиться от странного щемящего ощущения, что прямо сейчас они бок о бок шагают к чему-то непоправимому. — Что, мне уж и песню попросить нельзя? Брови Кадзухи изогнулись в печальном выражении. Он промолчал. Они оба знали, почему Кадзуха сказал такие слова. Взгляд Кевина смягчился. Он сунул руки в карманы и вдруг с неподдельным изумлением обнаружил там сигарету, которую не успел выкурить на холме. Довольный неожиданной встречей, он щелкнул зажигалкой. Пламя обняло кончик сигареты. Сунув зажигалку в карман, Кевин затянулся и некоторое время молчал, о чем-то размышляя. — Нет, — сказал он наконец. — Я не пытаюсь попрощаться, малой. Сейчас я больше, чем когда-либо прежде, полон решимости жить. Кадзуха верил, но какой-то скрытый подтекст в словах Кевина не давал ему покоя. — Эта штука кажется совсем хреновой, — указав на прожилки на лице, заметил Кевин. — Но я не поддамся. Не имею права. Ты верно говоришь: мы должны отстаивать самое дорогое, и я не успокоюсь, пока мы не вернем Тейват. Пока я не буду знать, что вы все… — Он обвел взглядом ребят, которые по-прежнему общались на лужайке. — …в безопасности. Он выпустил в небо облако дыма и, проводив его взглядом, почему-то улыбнулся. Кадзуха не мог понять, что за мысли сейчас крутятся в его голове. Кевин казался необыкновенно тихим и печальным — таким, каким он обычно становился долгими ночами, когда в начале их с Кадзухой совместного путешествия вспоминал Отто. И все же неведомая сила нарисовала на его лице улыбку, и у Кадзухи на душе тоже стало теплей. — Пойдем-ка, — предложил Кевин. — Сяо скоро придет в главный зал. А кто мы такие, чтобы заставлять великого Яксу ждать?

Конец музыкального фрагмента

* * *

Сяо думал, что придет в главный зал раньше остальных, но заслышав сердитые голоса, спорившие на повышенных тонах, вздохнул. Эта ругань сопровождала его с тех самых пор, как они с Кадзухой и Элизией перенеслись в Алькасар-сарай. Все дело было в том, что при столкновении вероятностей в привычный мир попала альтернативная версия Кавеха — архитектора из даршана с непроизносимым названием, которое мгновенно улетучилось у Сяо из головы. Вообще-то обычный Кавех сейчас жил в столице. Он усердно трудился над своими проектами, по словам Кусанали, порой забывая даже о необходимости есть и спать. А вот альтернативный Кавех, в отличие от своей бедной копии, в деньгах не нуждался, жил на широкую ногу и ко всему прочему требовал, чтобы его называли лордом. «Лорд Кавех несколько экстравагантный человек, — доверительно сообщила Сяо Элизия. — Ну… Короче, напыщенный индюк». Более точную характеристику сложно было придумать. В альтернативной версии Тейвата Алькасар-сарай находился в распоряжении лорда Кавеха. Стоило вероятностям соприкоснуться, как они с Дори принялись вести ожесточенный спор: кому должен принадлежать Алькасар-сарай и чья вероятность все-таки главнее. Выясняя отношения, оба не скупились на крепкие выражения и к тому же кричали так, словно вознамерились пробудить всех погруженных в вечный сон Адептов. Сяо круто развернулся, твердо решив опоздать на встречу минут на десять, и столкнулся нос к носу с Итэром. За ним хвостиком следовала Паймон. — Сбегаешь? — рассмеялся Итэр. Сяо устало потер шею. — Еще пять минут их криков, и я подвешу Кавеха на одном конце Сумеру, а Дори — на другом. И пусть болтаются где-нибудь повыше, думая над своим поведением. — Ты что! — округлила глаза Паймон. — Тогда они оба будут кричать на весь Сумеру! Сяо в который раз обреченно вздохнул. Итэр издал тихий смешок, но вдруг посерьезнел, обхватил пальцами подбородок, будто внезапно провалился в тягостные мысли. — В чем дело? — спросил Сяо. — Ох, я… — Итэр поколебался, но под пристальным взглядом Сяо сдался. — Да я все думаю. Этот Кавех точь-в-точь такой же, как лорд Кавех из моей вероятности. Конечно, это может быть совпадением, но я ведь и про Элизию слышал. Сяо скрестил руки на груди, пытаясь понять, к чему клонит Итэр. — Я все думал: почему же меня никак не покидает чувство, будто я уже видел Кевина раньше, до нашей встречи в Инадзуме? — И как, понял? — полюбопытствовал Сяо. Итэр облокотился плечом на стену, взглянул за окно. Там, подставив бок заходящему солнцу, отдыхал после насыщенного полетами дня Двалин. — Понял, — кивнул Итэр. — Я видел не его самого, а памятник, который установлен в Сумеру. В моей вероятности Кевин погиб за пару лет до того, как я пришел в Тейват. И судя по реакции Элизии… — Ты думаешь, она пришла из твоего мира. Глаза Паймон округлились. — Так, стоп, стоп, стоп, Паймон не понимает! Получается, вероятность, с которой столкнулась наша — это та же самая вероятность, из которой пришел Итэр? Та самая, в которой живы Томо, кицунэ Сайгу и Макото, а Итто стал этим… как его… генералом? Пытаясь осознать такую информацию, Паймон приложила ладонь ко лбу и некоторое время задумчиво крутилась вокруг своей оси. Итэр сочувственно вздернул брови. Сяо же опустил голову, размышляя над его словами.               Когда они перенеслись в Алькасар-сарай, перевязали раны и оклемались после тяжелого боя, Кевин собрал всех в зале и рассказал об истинных целях «Стремительного натиска». Принц Бездны никогда не пытался свергнуть Небесный порядок — или, по крайней мере, это не было его первым приоритетом. Вместо этого он рассчитывал вернуть Люмин. Свою настоящую сестру, которая пятьсот лет назад была помещена в другую вероятность. Иными словами, Люмин, которую знал Сяо, принадлежала чужой вероятности. — Я думаю, Хранительница Небесного порядка поменяла двоих Люмин местами, — объяснил Кевин. — Время в мирах течет неодинаково. Можно сказать, что из-за своего разного положения на Воображаемом Древе миры находятся в разных часовых поясах. — Часовых поясах? — озадаченно переспросил Кадзуха. Кевин устало вздохнул, сообразив, что в Тейвате подобное понятие не используется. — Ну, представь, что когда в Мондштадте два часа дня, в Снежной уже два ночи. Астрономически это одно и то же время, но… Лицо Кадзухи изумленно вытянулось. Сяо задумчиво подергал ухо, пытаясь понять, кому и зачем могло понадобиться так странно обходиться со временем. Не лучше ли сказать, что во всем мире два ночи, и не думать о каких-то «часовых поясах»? — Так, блядь, я в учителя географии не нанимался! — рассердившись, объявил Кевин. — Короче, просто поймите: время течет с одинаковой скоростью, но у каждой вероятности есть своя точка отсчета. Кадзуха и Сяо обменялись озадаченными взглядами. Итэр тихонько засмеялся, но даже не подумал прийти Кевину на выручку. Кевин показал ему средний палец и, сердито вытряхнув из пачки сигарету, запрыгнул на подоконник, чтобы дым выходил в окно. — Оставим частности. Я просто пытаюсь сказать, что бедствие в Каэнри’ах необязательно происходило одновременно во всех мирах. — Он щелкнул зажигалкой. — Из-за всех этих временных сложностей две Люмин поменялись местами не сразу, и та Люмин, которую мы знаем, оказалась в нашей версии Тейвата позже, чем Тейват покинула вторая Люмин. Сяо потер лоб, изо всех сил стараясь не потерять нить разговора. У него уже все извилины в мозгу поменялись местами от таких запутанных объяснений. Кевин со вздохом взъерошил волосы. — В общем, самое главное, что вам нужно уяснить: наша Люмин принадлежит другой вероятности. Той, с которой происходит слияние.               Его слова пронеслись в голове Сяо подобно брошенному во врага Нефритовому Коршуну. Но если та вероятность, с которой происходит слияние — это вероятность Итэра, тогда получается… Сяо поднял взгляд и посмотрел на Итэра. А тот вдруг побледнел. Покачнувшись, он зажал рот рукой, навалился спиной на стену и медленно сполз по ней, глядя перед собой широко распахнутыми глазами. Он тоже вспомнил этот разговор. Он тоже все понял. — Итэр, твоя сестра… — Жива. — Итэр говорил в прижатую ко рту ладонь, и потому его голос звучал едва различимо. — Люмин жива… Та Люмин, которая умерла, никогда не была моей сестрой… Глаза Паймон стали размером с блюдца. — А?! — только и смогла воскликнуть она. Итэр отнял руку от лица, зачесал назад волосы. Он до сих пор сидел на корточках, оцепенело глядя на стену напротив, и не среагировал, когда Паймон дернула его рукав в ожидании объяснений. — Я не могу в это поверить, — прошептал он. — Я ее похоронил, Сяо. Сяо молчал. Он не мог представить, что сейчас испытывает Итэр. Попрощаться с родной сестрой, пройти через ее смерть, не знать, почему она встала на сторону Бездны и почему в конце концов по доброй воле отдала свою жизнь — и вдруг выяснить, что все это время Люмин была ненастоящей. Долгие годы Итэр считал чужую Люмин своей сестрой, а теперь все запуталось в такой переплетенный клубок, что найти в нем начало хоть одной нити не представлялось возможным. Итэр зажмурился. Его била крупная дрожь, и Сяо опустился рядом. — Архонты, я не понимаю… Я рад, конечно, но… — Такое непросто осознать, — согласился Сяо. — Дай себе время. — Я просто чувствую себя виноватым, — с неохотой признал Итэр. Сяо и Паймон взглянули на него с удивлением. — Пускай погибшая Люмин не была мне настоящей сестрой, я долгое время считал ее частью своей семьи… И теперь чувствую перед ней вину. Как я могу так бессовестно радоваться обретению родной сестры? Будто предаю ее память. Будто отбрасываю за ненадобностью ее жертву. Паймон приложила руку к сердцу. — Итэр… — сочувственно проговорила она. Сяо тяжело вздохнул. — Ты ни в чем не виноват. Итэр уткнулся носом в колени. Сяо не был уверен, что он услышал. Мысли Итэра были целиком поглощены внезапными новостями и, конечно, воспоминаниями — о смерти той, которую он так долго пытался спасти и которая в конце концов оказалась для него чужой. — Я всегда думал… — Итэр поднял голову, задержал взгляд на солнечных бликах, танцующих на стене. — Почему она так холодна со мной? Почему, когда я смотрю на нее, она кажется незнакомкой? Она выглядела прежней, но столь разительно отличалась от Люмин, которую я знал… Тогда я убедил себя в мысли, что она стала такой из-за катастрофы в Каэнри’ах. Итэр протянул руку, пытаясь поймать в ладонь солнечный зайчик. — Но может, она всегда была такой. Я не знаю, какой она была. Я вообще ничего о ней не знаю. — Зато ты знаешь свою настоящую сестру, — заметил Сяо. — И до сих пор можешь помочь ей. Пускай ты не сможешь заглушить таким образом голос вины… По крайней мере ты воссоединишься со своей семьей. Это ведь то, чего вы оба всегда хотели. Губы Итэра тронула неуверенная улыбка. — Да. Ты прав, Сяо. Я не смог помочь той, альтернативной Люмин… Но у меня все еще есть моя сестра. — Повернув голову, он вдруг призвал клинок и упер его в пол с таким видом, словно намеревался принести рыцарский обет. — Обещаю, Сяо, мы ее вернем. Я и так собирался помочь тебе, чего бы это ни стоило, но теперь полон еще большей решимости. Сяо издал тихий смешок. Как Итэр ни старался, он не мог скрыть ни улыбки облегчения, ни азартных искр во взгляде. Ему было стыдно за подобные чувства, но он не имел над ними власти. Сяо мог его понять. Сестра Принца Бездны всегда была холодна к Итэру. Как ни крути, она была для него чужим человеком. Возможно, она это чувствовала. Возможно, знала. Ее утрата стала для Итэра тяжким бременем не только потому, что он лишился человека, которого считал родным — в конце жизни той, другой Люмин Итэр совсем не понимал, кто же она такая. И вот теперь все встало на свои места. Это осознание было для Итэра ношей, но оно же стало для него освобождением. — Он ведь притащил сюда эту вероятность ради нее, — сказал Сяо. — Принц Бездны, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Паймон. — Принц Бездны устроил слияние вероятностей, чтобы воссоединиться с той, что на самом деле давно мертва. Паймон погрустнела. Заложив руки за спину, она тихо спросила: — Выходит, его цель не имеет смысла? — Он гонится за призраком, — с горечью сказал Итэр. — Я не сберег его сестру, и все, что он делает, все эти Небесные ключи, «Стремительный натиск»… — Зря, — выдохнул Сяо. Некоторое время они молчали. Принц Бездны перевернул целый мир, нашел способ провести мосты между двумя параллельными реальностями, внести изменения в само Воображаемое Древо. Ради этого он дважды разрушил Мондштадт. Отравил исчезнувших Кровью Текутли. Убил, пускай даже ненамеренно, великое множество людей. Предал копию своей сестры. Он поставил на кон все, даже принес в жертву собственную душу. И проиграл. Принц Бездны еще не знал этого, но в конце пути его ждала сила, над которой даже он был не властен. Смерть. Никому еще не удавалось ее переиграть. Непостижимая, непокорная, она отпускала одних, позволяя им вознестись и обрести новые силы, и губила других. Она могла быть жестокой и милосердной, но вне зависимости от этого каждый, кто пытался подчинить ее себе, заканчивал одинаково — в ее объятиях. — Что он сделает, когда узнает об этом? — озвучила Паймон мысль, которая беспрестанно крутилась у Сяо в голове. — А вдруг он поможет нам разомкнуть вероятности? Сяо промолчал. Он в это не верил. Он видел глаза Принца Бездны, чувствовал его отчаяние, его одержимость. Сяо проходил это тысячи раз. Яксы, которые поддавались искушениям. Босациус, поглощенный горем от потери Индариас. Отто, навсегда оставшийся в том дне, когда в Заполярном Дворце стало известно о смерти Синьоры. Все они были заложниками прошлого. Принц Бездны выстроил свою жизнь вокруг трагедии пятисотлетней давности. Он без колебаний убивал других, потому что для него мир закончился в тот день, когда он остался в одиночестве стоять посреди разрушенных земель Каэнри’ах. Все, что случилось после, не имело смысла. Принц Бездны надеялся вновь обрести его, вернув свою Люмин, но эта дорога в будущее, единственная, которую он видел, оказалась перекрыта. Что он сделает? Кем станет, лишившись той единственной ниточки, которая удерживала его над Бездной? Может, он осознает, как далеко зашел, и сложит оружие. А может, окажется поглощен собственными демонами — и перед тем, как сгинуть в этом темном море, утащит за собой целый мир. — Пойдем в главный зал, — предложил Сяо. — Думаю, об этом стоит рассказать остальным.

* * *

Одиннадцать лет назад, стоя на могиле отца, Дилюк дал себе обещание: он никогда не возьмет в рот ни капли алкоголя. Конечно, когда ты владелец винокурни, сдержать подобное обещание непросто. На протяжении последующих лет Дилюк изредка позволял себе компромиссы. В основном они нужны были для того, чтобы оценить качество вина и внести коррективы в производственные процессы. В те дни, когда Дилюку не хотелось связывать себя с алкоголем даже ради этого, он выдумывал нелепые предлоги, чтобы пригласить на винокурню Кэйю. Тот шутил, открыто издевался и даже набивался в друзья. Дилюк сносил каждую его шпильку. Он знал, что в вопросах выпивки лучшего эксперта не сыскать во всем Тейвате. Пускай тогда одно присутствие Кэйи казалось ему невыносимым, Дилюк терпел — и в конце концов привык. Шесть лет назад, покидая берега Инадзумы, они с Кэйей наконец заключили перемирие. Разумеется, они не смогли в одночасье стать лучшими друзьями. Кэйа по-прежнему был холоден и в ответ на серьезность Дилюка только отшучивался. Дилюк же не мог перебороть свою замкнутость. Оставаясь наедине, они поначалу говорили взахлеб, а потом вдруг замолкали — словно кто-то перекрывал кран, откуда лились темы для разговора. Глядя друг на друга, они не могли не вспоминать, как много горьких событий их связывало. Дилюк не гордился их с Кэйей совместным прошлым. Он знал, что часто вел себя как последняя сволочь. Он никогда не переставал думать о вспышке ярости, охватившей его в ночь смерти отца, и о страшном шраме, который остался у Кэйи на память. Но все же это было хоть что-то. После ужасных событий, которые им довелось пережить в Инадзуме, ледяные стены между ними наконец треснули. Исцеление не могло случиться в одночасье, но они оба старались построить на руинах старого нечто новое. Нечто, что могло появиться только благодаря союзу двух братьев — пускай не такому идеальному, как хотелось бы, но все-таки дорогому сердцу. Вернувшись из Инадзумы, Дилюк решил разделить с Кэйей бокал вина. Это было сиюминутное решение, и Дилюк никогда не мог подумать, что в будущем будет вспоминать тот день со слезами на глазах. Они сидели в ресторане «Народный выбор» в окружении друзей, которыми успели обзавестись в Инадзуме. Аякс сказал, что уйдет в Заполярный Дворец — с тех пор Дилюк его больше не видел. Все обменивались шутками, обсуждали давние истории, по молчаливому согласию не затрагивая события в Инадзуме, а Дилюк смотрел на Кэйю. На своего израненного брата, который лишь чудом сумел удержаться за жизнь. Кэйа посмеивался и стрелял шуточками в сторону Бэй Доу, а пару раз даже предложил тост — один из них он, явно издеваясь, посвятил Дилюку. Но как и всегда, в лживых словах Кэйи была доля правды. «За моего брата». В тот день они в первый и в последний раз выпили вместе. Когда пути друзей разошлись, Дилюк, поглощенный тревогами за судьбу Мондштадта, вновь одел душу в привычную броню. Кэйа несколько раз упрашивал его выпить: то попробовать уникальный напиток в «Народном выборе», то устроить турне по питейным заведениям Ли Юэ. «Тебе, как владельцу винокурни, это пойдет на пользу!» Но Дилюк раз за разом отказывался, называя Кэйю безответственным, и в конце концов Кэйа перестал приставать. А потом они вернулись в Мондштадт. Несколько недель сражались на износ, защищая родной город от набегов Ордена Бездны. Большую часть свободного времени Кэйа проводил либо в одиночестве, либо в компании Августа, второго капитана Ордо Фавониус, с которым они неустанно строили планы по защите Мондштадта. Дилюк же сражался на передовой и в редкие моменты отдыха просто падал без сил в кровать, мгновенно забываясь беспокойным сном. И в конце концов Кэйа исчез из его жизни. В один день он просто оказался не в том месте и не в то время — а может, пришел туда по собственному желанию, следуя плану, о котором он даже не подумал рассказать брату. Улыбнувшись напоследок, словно зная некий секрет, Кэйа шагнул в Бездну. Это был шаг длиной в шесть лет. Шесть лет. Шесть лет Дилюк искал способ вернуть исчезнувших, шесть лет он верил, что их можно спасти. Он следовал за любой подсказкой, брался за любую работу, которая могла хотя бы в теории быть связанной с Орденом Бездны. Он утопал в секретных сведениях, он не спал ночами, раз за разом покидая дом в маске Полуночного героя, он вырастил свою сеть информаторов в десятки раз — и все тщетно. Кто же мог подумать, что совсем скоро он увидит брата отравленным ужасной силой, которая искажала его природу до неузнаваемости. Дилюк позволил ему уйти, и теперь Кэйи нет. Мондштадт разрушен — теперь уже во второй раз. Да, благодаря диверсии Дилюка и Розарии Джинн удалось вывести из города немало людей, но большая их часть не может сражаться. Остатки свободной нации ютятся в Спрингвейле в надежде вернуть родной дом, но кто поможет им осуществить эту надежду? Дилюк не знал. Раньше он думал, что мог. Все эти шесть лет он осознанно бросал себя прямиком в сердце городской жизни, потому что после исчезновения Кэйи ему хотелось лишь одного: сделать все, чтобы больше не позволить никому вот так тихо уйти. Если он свяжет свою душу с другими, сможет ли его душа стать в отчаянный час маяком? Или хотя бы уступом на краю скалы, за который можно удержаться? Теперь Дилюк знал ответ. Он не может стать ни для кого опорой. Он был яростным пламенем, которое отлично умело разрушать — но никогда не умело быть просто светом, согревающим и зовущим других из темноты. Эти мысли опутывали его крепче нитей Камня Связывания. Поддавшись их мрачному течению, Дилюк сидел, свесив ноги с деревянной площадки на верхушке мельницы, и прижимал ко лбу бутылку. Она была уже второй за сегодняшнюю ночь. Одуванчиковое вино дурманило голову, и в обычные дни Дилюк ненавидел это чувство, но сейчас тянулся к нему как к единственному возможному освобождению. Он хотел одного — забыться. Сидя под темным пасмурным небом и сверля взглядом покрасневших глаз ночь, Дилюк прекрасно осознавал, почему Кэйа раз за разом прикладывался к выпивке. Когда внутри тебя живет ком напряжения, такой тугой, что кажется, будто он выворачивает наизнанку все твои внутренности, ты хочешь ослабить его давление хотя бы на миг. Хотя бы на короткий миг избавиться от груза, который придавливает тебя к земле и неустанно напоминает, как ты никчемен. Дилюк заглянул в горлышко бутылки, но в такой темноте ожидаемо ничего не увидел. Он жестко усмехнулся. Ему давно уже начало казаться, что в последние годы он только и делал, что смотрел на мир через вот такое узкое горлышко. Присутствие рядом Венни и Джинн помогало бороться с этим ощущением. Дилюк знал, что должен быть для дочери ответственным отцом, растить ее счастливой девчушкой, которой никогда не придется познавать горечь и ужасы страшных дней. Наверное, мысль о том, что она сможет всегда жить без забот и сожалений, была слишком наивной. И все же Дилюк надеялся, что ей не придется сталкиваться с кошмарами так рано. От одного воспоминания о том, как Принц Бездны угрожал Венни, рука Дилюка сильнее сдавливала горлышко бутылки. Дилюк представлял на месте бутылки Принца Бездны. Если стиснуть руки с определенным усилием, он сумеет переломить его шею — а после предать его тело огню в надежде, что вместе с ненавистным врагом сгорит и боль, иглой поселившаяся в сердце. Дилюк с силой сжал зубы. В то же мгновение раздался хруст, и горлышко бутылки рассыпалось осколками. По руке Дилюка потекло недопитое вино. Ладони оказались иссечены стеклом, но Дилюк этого не заметил. Он не чувствовал боли. Им овладело странное оцепенение, и Дилюк уже не думал, что когда-нибудь найдет в себе силы пошевелиться снова. Но тут за спиной раздались мягкие шаги. Кто-то присел рядом с Дилюком на корточки. Он ощутил осторожное касание — чужие руки повернули его ладонь, чтобы лучше рассмотреть глубокие царапины. — Архонты, — сказал Кэйа. — Ты с ума сошел, Дилюк? Две бутылки! Ты ведь не умеешь пить. — Отстань, — отозвался Дилюк. — Не смей мне указывать. Лишь через несколько мгновений до него дошло, что именно произошло. Глаза Дилюка расширились. Шок оказался таким сильным, что Дилюк мгновенно отрезвел — и в то же время ясно увидел перед глазами лицо брата. Кэйа стоял перед ним на одном колене, оглядывая царапины Дилюка с помесью насмешки и неодобрения. Его глаз, не закрытый повязкой, был льдисто-голубым, как застывшая вода. — Кэйа… — Привет, Дилюк, — сказал Кэйа таким тоном, словно они никогда и не расставались.

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, Yu-Peng Chen — Before Dawn, at the Winery. Ставьте на повтор

Скулы Дилюка сводило от напряжения. Он вырвал руку, прижал ее к себе, отшатнулся, едва не свалившись с мельницы. Кэйа вовремя успел его придержать. Качая головой, Дилюк просипел: — Как… Что… Ты используешь Камень Связывания? Если ты хочешь обмануть меня, как Барбара… — Дилюк, это я, — тихо отозвался Кэйа. Дилюк поднялся на ноги, призвал клинок. От количества неумело выпитого алкоголя в голове все еще мутилось, но одно Дилюк осознавал с предельной ясностью: как бы ему ни хотелось верить в возвращение брата, он не может быть столь наивен. Он видел, на что способны исчезнувшие. Как Принц Бездны управляет ими. Он знал, как Барбара проникла в Собор Барбатоса и как она разбила сердце Джинн. А сердце Дилюка и без того уже обратилось в угли. Только тронь — рассыплются черной пылью, и обратно уже не соберешь. Кэйа поднял руки. По его губам скользнула улыбка. Он пытался казаться прежним, но в этой улыбке отчетливо читалась печаль — оттиск всего, что ему довелось пережить в Бездне. Холодный ночной ветер путался в одеждах, и Дилюк видел, как изредка под воротником Кэйи проглядывают глубокие темные шрамы. Он был меченым ужасной судьбой, и это невозможно было спрятать за улыбкой. Но все же Кэйа пытался. А может, лишь притворялся — и одна мысль о том, что он уже ни в чем не может быть уверен, приводила Дилюка в неконтролируемую ярость. — Я всегда мечтал увидеть тебя пьяным, но не в подобных обстоятельствах, — заметил Кэйа. — Ты правда намерен сражаться? Вместо ответа Дилюк стиснул рукоять клинка. — Я понял, — вздохнул Кэйа. Он поднял руку. Дилюк напрягся, взметнул меч, на острие которого вспыхнуло пламя, но Кэйа лишь прикоснулся к повязке на глазу и медленно, не желая провоцировать Дилюка резкими движениями, снял ее. Глаз пересекал шрам. Этот шрам Дилюк оставил Кэйе собственными руками, когда в другой подобный раз поддался ярости и позволил ей овладеть разумом. После этого случая он сотни раз клялся, что не допустит подобного снова. «Через что бы нам ни пришлось пройти, я не стану поднимать на него руку». Повязка, под которой Кэйа стал прятать этот след раскола между двумя братьями, служила Дилюку вечным напоминанием о допущенной ошибке. Но разумеется, он все равно нарушил обещание. Меч вылетел из руки Дилюка. Он сделал шаг вперед, но пошатнулся, и Кэйа подался ему навстречу, подхватил прежде, чем Дилюк упал. — Дружище, — сказал он насмешливо. — Тебе кто-нибудь говорил, что надо меньше пить? — Идиот. Рука Дилюка стиснула плечо Кэйи. Он поднял взгляд и увидел на губах Кэйи улыбку — на сей раз искреннюю, полную невыразимого тепла, каким прежде он одаривал, пожалуй, только малышку Кли. От этой улыбки что-то внутри Дилюка окончательно надломилось. Сначала он думал, это рассыпалась его душа. Но потом он понял: это разбились оковы, которые столько лет стискивали его сердце. По щекам Дилюка покатились слезы. Захлебываясь ими, как маленький мальчишка, он бросился вперед и заключил Кэйю в объятия. На короткий миг Кэйа опешил, нелепо расставив руки в стороны. Он не привык к сентиментальности со стороны Дилюка и даже не представлял, как брат может его встретить. В глубине души он опасался, что Дилюк заклеймит его врагом и оттолкнет, оставив Кэйю одного — как в ту ночь, когда их на долгие годы разделила смерть отца. Но Дилюк не оттолкнул его. Напротив, он прижимал к себе Кэйю так сильно, словно боялся, что стоит ослабить хватку, и тот улетит. Кэйа беззвучно рассмеялся, сомкнул руки за спиной Дилюка. Он тоже плакал, но совсем тихо — за шесть лет под бдительным присмотром Бездны он научился сбавлять градус любого чувства почти до нуля. — Ну, чего плачешь? Тебе ведь уже скоро тридцать! Такой взрослый, серьезный мужчина, а ревешь похлеще любого дитя. — Заткнись, — уткнувшись в его плечо, велел Дилюк. Не выдержав, Кэйа рассмеялся в голос, и слезы побежали по лицу с новой силой. Оказавшись рядом с Дилюком, Кэйа наконец осознал, что может больше не сдерживаться — и снова быть собой, не боясь последствий. Он… был свободен. В голове раздался тихий, исполненный неподдельной теплоты голос Цзиньхуа: — С возвращением домой, Кэйа. Кэйа ткнулся носом в плечо Дилюка. За шесть лет брат сильно изменился. Пускай внешне он лишь казался немногим старше, Кэйа чувствовал: Дилюк уже не тот человек, каким он был в прошлом. Может, на нем так сказалось Пепельное Бедствие. Многочисленные потери — и тогда, и теперь, в ночь нападения Фатуи на Мондштадт. Может, шесть лет брака и забота о маленькой дочери тоже оставили свой след. Дилюк стал серьезнее, но при этом мягче, как если бы Джинн и Венни наконец сумели подобрать к сердцу этого сухаря ключи. Кэйа чуть улыбнулся. Что ж. Они оба стали другими. Они не участвовали в жизни друг друга шесть лет. Кэйа не смог выпить на его свадьбе. Не застал рождение Венни и не был рядом, пока она росла. Он пропустил все праздники, успехи и достижения Дилюка в винодельческом бизнесе, ну а в последнюю встречу они и вовсе были вынуждены обнажить друг против друга клинки. Все это теперь не имело значения. Цзиньхуа была права. Он вернулся домой. Он дома. Они с Дилюком не выпускали друг друга из объятий по меньшей мере минут десять. Время утратило свой смысл. В глубине души Кэйа боялся, что если отпустит Дилюка, то вдруг проснется в милях от дома, в одиночестве, в темноте, в удушающих объятиях скверны. Что возвращение в Мондштадт окажется лишь сном, порожденным его воспаленным от тщетного сопротивления сознанием. — Все в порядке, — мягко заверила Цзиньхуа. — Я не позволю ни одной силе навредить твоему сознанию. Возможно, это было наивно, но Кэйа решил просто ей довериться. Когда Дилюк наконец решился разомкнуть руки, они еще некоторое время сидели молча, не зная, какими словами следует заполнять пустоту, порожденную в сердцах шестью годами разлуки. — Давай спустимся, — предложил Кэйа. — Нужно обработать твои царапины. — Да какие это царапины, — воспротивился Дилюк. — Так, ерунда. Кэйа одарил его насмешливым взглядом. — Не сомневаюсь, что для достопочтенного Полуночного героя это сущий пустяк. Но ты же не хочешь подхватить какую-нибудь заразу в такое время? Давай, давай. Или ты боишься, что я замечу всю степень твоего опьянения? Дилюк сердито ткнул его кулаком в плечо, и Кэйа тихо рассмеялся. Поворчав еще немного, но скорее для виду, Дилюк все же согласился спуститься с мельницы. Кэйа соскользнул следом. Деревянные ступеньки поскрипывали под ногами. Дожидаясь, пока Дилюк примет на земле устойчивое положение и отойдет подальше, Кэйа замер на лестнице и, подставив лицо ветру, взглянул на ночной Спрингвейл. Под ногами искрились огни — еще не все обитатели деревни разошлись по кроватям. А через целое озеро от этих огней стоял небольшой городок, и его остроконечные верхушки подпирали рассеченное звездной полосой небо. Мондштадт. — Ты чего застрял? — недовольно окликнул Дилюк. — Забыл, как ногами перебирать? Кэйа улыбнулся. Интересно, его брат всегда был таким дураком? Добравшись до последней ступеньки, он спрыгнул на землю, и они с Дилюком бок о бок зашагали к ближайшему дому. Дверь поприветствовала уютным скрипом. Дилюк и Кэйа поспешно нырнули в тепло, в небольшую, но уютную гостиную, где трещали в печи дрова. — Наверное, мне стоит разбудить Джинн, — сказал Дилюк. Он уже собирался уйти, но Кэйа перехватил его запястье и покачал головой. — Пускай спит, — попросил он. Дилюк не стал спорить. Они с Кэйей не стали задерживаться в доме, и если честно, Кэйа был этому рад. Он все шесть лет чувствовал себя запертым в маленькой тесной комнатушке — у него не было ни малейшего желания снова втискивать себя в плен четырех стен. На улице дышалось гораздо спокойнее. На улице, где гулял ветер и мерцали высоко в небе звезды, казалось, что никакое зло не способно до тебя достать. Устроившись на ступеньках крыльца, Кэйа заставил Дилюка повернуть руку ладонью вверх и стал обрабатывать его царапины. Не то чтобы в этом была особая нужда. Кэйе просто нравилось заниматься чем-то обыденным, чем-то, на что человек, живущий по чужим приказам, был не способен. — Как ты выбрался? — спросил Дилюк. — И как оказался здесь? Уголки губ Кэйи приподнялись. — Мне помогли. — Помогли? — удивился Дилюк. — Кто? «Просветленный мальчишка с мудрыми глазами и сознание наследницы давно исчезнувшей императорской династии», — хотел ответить Кэйа, но вовремя придержал язык за зубами. Одна их встреча потрясла Дилюка до глубины души. Занимаясь его царапинами, Кэйа чувствовал, как по-прежнему мелко дрожат его пальцы. Нет нужды вываливать на Дилюка такие ошарашивающие факты. Пожалуй, стоит рассказать все неспеша. Все равно этой ночью он наконец может позволить себе никуда не торопиться. Выдохнув, Кэйа собрался с мыслями и поведал обо всем с самого начала. О том, как получил в свое владение Камень Связывания, как установил с ним особую связь и как Альбедо оборвал ее в ночь атаки на Мондштадт. Как во время «Стремительного натиска» Небесные ключи соединились, и Камень Связывания смог благодаря этому раскрыть свой полный потенциал. Как Кэйа украл его и как сбежал, заручившись поддержкой Цзиньхуа. В ходе рассказа Кэйа старался не углубляться в подробности. Во-первых, в таком случае он мог бы говорить всю ночь. Ну а во-вторых, он не хотел бередить и без того глубокие раны — ни свои, ни Дилюка. Можно было подумать, что его злоключения на протяжении шести лет были лишь увеселительной прогулкой, и Кэйю целиком это устраивало. Уж лучше так, чем снова увидеть, как Дилюк плачет. Забавно, конечно, но пугает, когда осознаешь происходящее в полной мере. Тем не менее, в глазах Дилюка все равно плескалась грусть. Каким бы искусным лжецом ни был Кэйа, он врал брату всю жизнь — и Дилюк со временем научился легко распознавать стоящую за его словами правду. К счастью, Дилюк не прерывал, и так Кэйа вскоре добрался до того места, где к нему, едва не совершившему роковой шаг, спустился с небес странный юноша верхом на божественном тигре.

Конец музыкального фрагмента

              — Забирайся. Пора тебе покинуть это гиблое место. Не раздумывая ни секунды, Кэйа взялся за протянутую ладонь. Всадник выглядел совсем юным, но при этом излучал такую энергетику, что Кэйа сразу же ему поверил. Не то чтобы у него был выбор: Барбара, силы Бездны, Фатуи — все они подступали, полные намерения опять затащить его в темное море Крови Текутли. Юноша был единственной надеждой Кэйи на спасение. Он затянул Кэйю на спину тигру, усадил перед собой, и невероятное создание, не дожидаясь приказов всадника, сорвалось с места и бросилось прочь. Отталкиваясь от земли могучими лапами, тигр переносился на расстояния, недоступные обыкновенным существам, и Кэйа окончательно уверился в мысли, что был спасен не человеком. — Держись крепче, — велел юноша. Кэйа ухватил тигра за загривок. Раны нестерпимо жгли, сознание ускользало, и глаза Кэйи против воли начали закрываться. Его повело в сторону. Юноша, почувствовав это, успел его ухватить. — Я знаю, что прошу о многом, но попробуй оставаться в сознании. Кэйа с трудом выдернул себя из небытия. Юноша сжал его плечо. — Шэн Ли, — спокойно произнес он. Кэйа не сразу понял, что это значит, но ощутил со стороны тигра какой-то ответный импульс. По всей видимости, так звучало его имя. Подстегнутый неозвученным приказом всадника, Шэн Ли ускорил шаг, а юноша вдруг исчез в россыпи ледяных кристаллов. Обернувшись через плечо, Кэйа увидел, как юноша встал посреди дороги, чтобы преградить путь преследователям. В его руки покорно легла рукоять двуручного клинка. Юноша рассек пространство перед собой одним уверенным росчерком, и на земле, следуя окутавшим его волнам элементальной энергии, распустились ледяные лотосы. Что случилось дальше, Кэйа не увидел. Тигр уже унесся вперед, и преследователи превратились в крошечные фигурки на горизонте. Не прошло и нескольких минут, как юноша вновь появился за спиной Кэйи. Его окружало облако холодной энергии, но будучи обладателем Крио Глаза Бога, Кэйа не боялся холода. — Ты Адепт? — прямо спросил он. — Хм? — растерянно отозвался юноша. Похоже, мыслями он находился в совершенно ином месте. — А, пожалуй, что так. «Что это значит?» — Пожалуйста, зови меня Чун Юнь, — представился юноша. — Кэйа. У него снова сложилось впечатление, что Чун Юнь не слушает. Все его внимание было сосредоточено на Разломе, который теперь лежал по правую руку и притягивал взгляд зловещим черным пятном. Казалось, Чун Юнь пытается высмотреть кого-то среди высоких грязевых столпов. Кэйа не смел отвлекать. Он не так много знал об Адептах, но все же изредка почитывал в библиотеке Ордо Фавониус профильную литературу и к тому же слышал немало разговоров на эту тему, когда был в гавани шесть лет назад. В основном жители Ли Юэ отзывались о них с глубоким уважением, благоговением даже — каждый мечтал урвать хотя бы кусочек милости просветленных существ. Сложно было поверить, что столь приближенное к божествам создание решило сегодня прийти ему на помощь. Молчаливое путешествие закончилось быстрее, чем ожидал Кэйа. Шэн Ли домчал их до небольшого палаточного лагеря, вокруг которого крутилась горстка Миллелитов — местного аналога рыцарей. Лагерь стоял на ушах. Невысокая девушка с двумя фиолетовыми хвостиками и Электро Глазом Бога деловито раздавала приказы. Ей помогала ее подруга, обладательница голубых волос, красно-черных рожек и Крио Глаза Бога. Посреди лагеря, сверля взглядом доску с закрепленными на ней планами и картами, стояла высокая женщина. Ее Кэйа узнал — это была леди Нин Гуан, Воля Небес Цисин, самая влиятельная женщина Ли Юэ. Кэйе ни разу не доводилось общаться с ней лично, но он знал, что еще шесть лет назад Джинн изредка с ней переписывалась. Леди Нин Гуан была не в духе. Сложно сказать, было ли это связано с ситуацией в Разломе, с суетой в лагере или с шумными высказываниями молодой женщины, которая вышагивала за спиной Нин Гуан из стороны в сторону, нервно потрясая руками. По губам Кэйи невольно скользнула улыбка. — Да они совсем страх потеряли! — восклицала женщина. — Если не вытурим их сейчас, следующим этапом эти чертовы Фатуи начнут выселять людей из собственных домов! — Я понимаю, — раздраженно отозвалась Нин Гуан. — Прошу, Бэй Доу, ты можешь так не кричать? О, Моракс, моя голова сейчас взорвется… Фыркнув, Бэй Доу скрестила руки на груди и отвернулась, всем своим видом умоляя Нин Гуан отпустить ее в Разлом бить Фатуи морды. Кэйа издал тихий смешок. Заслышав его, Бэй Доу вскинула голову, готовая обжечь яростным взглядом всякого, кто посмеет насмехаться над ней в такой напряженный момент, но тут же растерянно замерла. — А… Альберих? — Привет, Бэй Доу. За шесть лет она почти не изменилась, только обзавелась парочкой новых шрамов да стала носить за спиной черный плащ вместо красного. — Якорь мне в… — Памятуя о том, что сзади по-прежнему стоит Нин Гуан, Бэй Доу благоразумно решила не заканчивать фразу. — Альберих! Она сорвалась с места, побежала вперед так быстро, что волосы захлестали по щекам, и с разбегу заключила Кэйю в крепкие объятия. Он обессиленно засмеялся. Если честно, он так устал, что с трудом стоял на ногах, и с дополнительным грузом в виде Бэй Доу окончательно лишился сил. Они вместе повалились в траву. Не обращая на это внимание, Бэй Доу взъерошила волосы ему на голове и расхохоталась так громогласно, будто надеялась привлечь внимание какого-нибудь спящего на дне моря Архонта. — Ты, черт морской! Шесть лет! Шесть гребаных лет, да ты хоть понимаешь, как давно мои надежды на твое возвращение пошли ко дну? Пожалуй, это был тот редкий случай, когда челюсть достопочтенной леди Нин Гуан упала до земли. Один услужливый Миллелит подвинулся таким образом, чтобы никто из ее подчиненных этого не заметил. — Бэй Доу, — взмолился Кэйа. — Ты меня сейчас раздавишь! — Пожалуй, для начала стоит позаботиться о ранах Кэйи, — заметил Чун Юнь. — Обладатели Глаз Бога обладают более высокой выносливостью, но и у них есть свой предел. Спохватившись, Бэй Доу помогла Кэйе подняться. Нин Гуан велела Миллелиту сопроводить его в палатку, где оборудовал себе рабочее место врач из гавани. Бэй Доу увязалась следом, и Кэйа слабо отбивался от ее вопросов, в основном отшучиваясь — он не знал, как можно вот так просто рассказать обо всем, что случилось за шесть лет. Тем не менее, он был рад ее видеть. Чун Юнь остался поговорить с Нин Гуан. Признав в нем экзорциста, который пять лет назад удалился в Заоблачный предел, она немало удивилась: теперь Чун Юнь и сам выглядел так, будто спустился к Разлому из божественной горной обители. — Ты стал Адептом? — без обиняков спросила она. Губы Чун Юня тронула печальная улыбка. — Много всего произошло. Леди Нин Гуан, в гавани случилась беда. Нужно вывести из Разлома оставшихся там Фатуи — не только для того, чтобы заключить под стражу, но и не допустить их превращения. — Превращения? — переспросила Нин Гуан. — В кого? Пока они разговаривали, врач из Миллелитов перевязал раны Кэйи и наказал не пренебрегать постельным режимом. «Хах, — только и подумал Кэйа. — Хорошая шутка, господин Миллелит». Откинув рукой полог палатки, Бэй Доу дождалась, когда Кэйа выйдет наружу, и встала рядом. Некоторое время они оба молчали — глядя на все те повреждения, которые Кэйа получил во время бегства и за шесть проведенных в Бездне лет, Бэй Доу притихла и теперь казалась опечаленной. Сунув руки в карманы, она оставила большие пальцы торчать и бездумно ими крутила. Кэйа же неотрывно смотрел на горизонт, туда, где посреди Разлома тянулись к небу черные столпы грязи. Туда, где он чуть не оборвал свою жизнь собственными руками. Кэйа бесшумно вздохнул, и Бэй Доу, ощутив это, наконец решилась перевести на него взгляд. — Я рада, что ты вернулся, Альберих. — Спасибо, капитан. Молчание упало между ними тяжелым камнем. Не вытаскивая руки из карманов, Бэй Доу задумчиво ковыряла носком ботинка землю. Наконец она спросила: — Что ты теперь собираешься делать? Кэйа передернул здоровым плечом. — Веришь, я об этом пока даже не задумывался. Хочу… наверное, просто пожить. Может, наконец отправиться в плавание с «Алькором». — Он одарил Бэй Доу слабой улыбкой. — Примешь меня на борт через месяц-другой, капитан? Бэй Доу усмехнулась. — О чем разговор. Двоим одноглазым лучше держаться вместе. В таком случае у них будет на двоих уже целая пара глаз. Ничего более нелепого Кэйа, пожалуй, еще не слышал. Цзиньхуа, похоже, тоже так подумала, потому что до Кэйи донесся ее смешок — сдержанный, как у истинной наследницы императорской семьи. — Ты правда отправишься в плавание? Кэйа отвернулся от Разлома. Там, за горами, простиралось море — вотчина Бэй Доу, бескрайние территории, над которыми она безраздельно властвовала. Бэй Доу звала Кэйю плавать с «Алькором» с того самого момента, как они встретились в Инадзуме. Раньше они оба считали это просто локальной шуткой, но теперь шутка, кажется, намеревалась выйти из-под контроля. — Не знаю, Цзиньхуа. Цзиньхуа промолчала. Что бы она ни подумала, она решила придержать это при себе, а Кэйа не хотел настаивать. — Знаешь, ждать пару месяцев совсем необязательно, — заявила Бэй Доу. — Можешь присоединиться к команде хоть сейчас. То есть мне, конечно, еще нужно вышвырнуть Фатуи из Ли Юэ… Но «Алькор» пришвартован в гавани. Приходи да оставайся в любой момент. — Спасибо за радушие, капитан. — Кэйа усмехнулся. — Но я все же хочу сначала побывать дома. К его удивлению, Бэй Доу вдруг перестала издеваться над бедным клочком земли, который уже был сплошь изрыт носками ее ботинок, и скрестила руки на груди. Она выглядела сердитой. — Тц… И ты думаешь, тебе пары месяцев на это хватит, черт ты морской? Кэйа открыл рот, но не нашелся с ответом. Бэй Доу говорила с предельной серьезностью — обычно она отчитывала с таким видом провинившихся матросов. По всей видимости, Бэй Доу заметила растерянность Кэйи и, вспомнив о его состоянии, смягчилась. — Я не тороплю, — объяснила она. — И ты себя не торопи. Море никуда не денется, а вот близкие — другое дело. Сам знаешь, как люди внезапно смертны. Да и вообще, у тебя же племянница растет. Такое упустишь — больше не увидишь. Кэйа потер плечо. Верно. У Дилюка ведь теперь дочь. Кэйа помнил ее заплаканной. В ночь атаки на Мондштадт малышке Венни пришлось пережить подлинный кошмар, и Кэйа невольно ощутил укол совести. — Побудь с ними столько, сколько захочешь. Наберись сил. — Уперев руки в бока, Бэй Доу широко ухмыльнулась. — Мне в команде дармоеды не нужны. Попадешь на борт — придется работать. А как ты работать будешь, когда на ногах не стоишь? Не выдержав, Кэйа рассмеялся. — Не вы ли, капитан, утверждали, что я могу отправиться на «Алькор» прямо сейчас? — Пфф, — отмахнулась Бэй Доу. — Не помню такого. А ты в команде у любого спроси: капитан никогда ничего не забывает. — Команда правда так считает или просто поддакивает тебе, чтобы не драить в наказание палубу? — уточнил Кэйа. Бэй Доу расхохоталась. Наверное, Кэйа поймал ее с поличным. — Спасибо, Бэй Доу. — Кэйа отвернулся, прикрыл глаза ладонью, надеясь этим жестом отгородиться от тревожно скачущих в голове мыслей. — Ты права. Я слишком спешу. Никак не могу избавиться от мысли, что этот момент свободы скоро закончится. Что если я вернусь домой, они найдут меня там и убьют всех, кто попытается меня защитить. В море проще затеряться… и забыться. Бэй Доу вздохнула. Некоторое время она молчала, нервно покусывая обветренные губы, а затем подошла и приобняла Кэйю за плечи. — Ты шесть лет отстаивал свою свободу — и все-таки победил. Несмотря на мизерные шансы. Ты истинный сын Мондштадта, Кэйа. Кэйа промолчал, до глубины души тронутый ее словами. — Я бы сказала, что Анемо Архонт покровительствует тебе, но мы оба знаем, что Анемо Архонт с большой вероятностью прямо сейчас где-нибудь пьет. А если не пьет, то лежит в кустах в пьяном угаре. Заметив, как дернулись вверх уголки губ Кэйи, Бэй Доу немного расслабилась и взъерошила ему волосы. — Я всегда буду рада видеть тебя на «Алькоре». Правда. Но приходи только в том случае, если действительно этого захочешь. — Выпустив его из объятий, она подошла к краю, за которым начинался обрыв. Сбежав по крутой тропке, можно было отправиться прямиком в Разлом. — В море не выходят для того, чтобы сбежать от себя, Альберих. Наоборот. Однообразные дни тянутся один за другим, на мили вокруг простирается бескрайняя вода, а в дни штиля там и вовсе тоска смертная. Бывает, неделями не видать даже намека на сушу. В таких условиях у тебя появляется слишком много времени для посторонних мыслей. Бэй Доу обернулась. Мудрый капитан наверняка навидалась на своем веку с десяток таких, как Кэйа — людей, которые не могли ужиться со своими демонами и искали первой возможности сорваться в никуда в попытке от них сбежать. — Я понимаю, чего ты хочешь. Но море не принесет тебе исцеление. — Тогда что принесет? — не сумев скрыть горечи, спросил Кэйа. Брови Бэй Доу сочувственно приподнялись. Но она знала, что Кэйа не слишком-то любит, когда его жалеют, поэтому попыталась изобразить на лице ободряющую улыбку. Получилось неловко. Но все равно с теплотой. — Ну… Я не профессионал в таких вопросах, — призналась она. — Для меня спасением оказалось любимое дело, в котором я хороша и чувствую себя в своей стихии. А еще люди. Она отыскала взглядом Нин Гуан, которая до сих пор беседовала с Чун Юнем. — Все те, с кем доводилось пересекаться «Южному Кресту». И экипаж. В особенности экипаж. — Бэй Доу усмехнулась приятным воспоминаниям. — Я за этими ребятами и в огонь, и в воду. И они за мной тоже. Знаешь, бывают дни, когда мне так тягостно, что хочется на стенку лезть. Тогда я прикладываюсь к бутылке и всю ночь напролет кричу в трюме матерные песни. Она поскребла висок. — Но я точно знаю, что могу не волноваться. И что наутро я открою глаза в капитанской каюте под теплым пледом, потому что кто-то из команды обо мне позаботился. — Подойдя к Кэйе, она положила руки ему на плечи. — Я уж не знаю, что тебе довелось пережить за эти шесть лет, но я точно уверена: Дилюк ждет тебя дома. И когда ты вернешься, он сделает все, чтобы о тебе позаботиться. Эта забота не сможет перечеркнуть твои страдания. Но она согреет твое сердце и напомнит, что ты жив. А пока ты жив… Ты можешь двигаться дальше. И найти себе новый смысл жить. Глаз Кэйи засверкал, и он отвернулся, чтобы капитан не увидела подступивших слез. Не то чтобы он стеснялся. Просто… при капитанах не плачут. При капитанах только испытывают временные неудобства в виде внезапно попавшей в глаз соринки. Бэй Доу похлопала его по плечу. — Жизнь бывает редкостным дерьмом, Альберих. Этого у нее не отнимешь. Таким ребятам, как мы с тобой, остается только выбирать: тонуть в нем или построить корабль и плыть, гордо подняв голову. В это время Чун Юнь наконец закончил говорить с Нин Гуан. Оба выглядели усталыми. Нин Гуан взмахом руки подозвала к себе Миллелита, а Чун Юнь, бросив еще один долгий, полный тягостной тоски взгляд на Разлом, подошел к Кэйе и Бэй Доу. — Вечереет, — заметил он. — После заката в Разломе станет еще опаснее, поэтому мы с леди Нин Гуан договорились выступать завтра с первыми лучами солнца. Мы потеряем достаточно времени, выжидая, так что действовать придется быстро. Глаз Бога дает людям повышенную устойчивость к воздействию черной грязи, поэтому вы, капитан, там тоже понадобитесь. Бэй Доу кивнула. Она была немало удивлена, что малыш Чун Юнь за минувшие пять лет не только вырос, но еще и стал Адептом, но вслух решила это не комментировать. Наслушавшись сполна историй и сказок, Бэй Доу усвоила одну простую истину: от хорошей жизни Адептами не становятся. — Воспользуйтесь этой возможностью, чтобы как следует отдохнуть, — посоветовал Чун Юнь. Он развернулся, целиком погруженный в собственные мысли, и в воздухе в унисон с его шагами запели кристаллы льда. Но прежде, чем он успел уйти, Кэйа окликнул: — Чун Юнь. Чун Юнь повернул голову. — Я понимаю, что прошу о многом, но твой тигр, кажется, способен покрыть недоступные простому человеку расстояния. Не мог бы ты… — Кэйа метнул быстрый взгляд в сторону Бэй Доу, и та ободряюще кивнула. — Не мог бы ты отвезти меня в Мондштадт?              

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, Yu-Peng Chen — Lone Sojourner. Ставьте на повтор

— Так я и оказался здесь, — закончил рассказ Кэйа. — Уж не знаю, как Чун Юнь понял, где тебя искать, но он доставил меня к границе Спрингвейла и тут же отбыл обратно в Ли Юэ. Похоже, его там и без Фатуи ждут важные дела. Некоторое время Дилюк сидел молча, пытаясь переварить услышанное. Кэйа, конечно, старался говорить ровно. За шесть минувших лет он не растерял таланта искусно лгать, но Дилюк хорошо его знал и мог разгадать таившуюся за небрежно оброненными словами правду по одному лишь движению брови Кэйи. Кэйа пытался его сберечь. После всего пережитого он все равно в первую очередь думал о Дилюке. Пока Дилюк подбирал слова, Кэйа оперся рукой на ступеньку и поднял голову к небу. Ночь выдалась ясной — впервые за несколько дней тучи над Спрингвейлом наконец разошлись. Не ушли окончательно, нет — Дилюк знал, они лишь расползлись по углам, как затаившиеся крысы. Возможно, завтра они вернутся, и на деревню вновь опрокинется зябкая, пробирающая насквозь морось. Но это будет завтра. А пока они с Кэйей делят на двоих спокойную безлунную ночь. Темное небо выткано мерцающим серебром. Под его тусклым, но ясным светом хорошо. Чувствуешь себя так, словно оторвался от реальности и спрятался в крошечном уютном мирке, где никакая Бездна не может до тебя добраться. «А что Кэйа? — Эта мысль болезненно кольнула сердце, и Дилюк обеспокоенно потер друг о друга огрубевшие от клинка ладони. — Чувствует ли он, что в безопасности?» Дилюк открыл рот, чтобы озвучить этот вопрос вслух, но Кэйа успел первым. — Так… Мондштадт до сих пор остается во власти Фатуи? Дилюк понял, что он пытается перевести тему. Пускай это было ему не по душе, он все же согласился подыграть Кэйе. Иногда от одних разговоров о пережитом становится тошно. Кэйе требовалось время, чтобы заново привыкнуть к дому — по крайней мере, к тому его слабому подобию, каким Дилюк мог обеспечить его в Спрингвейле. — Фатуи вцепились в город гребаными коршунами, — кивнул он. — Мы смогли вывести людей, но это ничтожное количество по сравнению с теми, кто остался. Не то чтобы Фатуи вредят им, но… Ты и сам знаешь. Мондштадтцы никому не позволят рубить свои крылья. Кэйа прикрыл глаза в знак согласия. — И что ты думаешь со всем этим делать? — Побеждать, — просто ответил Дилюк. Сидя на мельнице в компании двух бутылок вина, он был близок к тому, чтобы опустить руки. Теперь же он с новой силой загорелся мыслью отстоять родину во что бы то ни было. Он должен вернуть дом Венни. И непременно сделать так, чтобы Кэйа чувствовал себя в безопасности. — В таком случае сейчас должна открыться лучшая возможность для удара, — заметил Кэйа. — Орден Бездны обманул Фатуи. Результат «Стремительного натиска» стал неожиданностью для них самих. Фатуи понадобится время, чтобы определиться с дальнейшим планом действий. В этот период их приказы будут весьма неопределенными, да и Орден Бездны больше не станет им помогать. Можно воспользоваться хаосом в рядах противника, чтобы нанести удар. Дилюк взглянул на Кэйю с нескрываемой теплотой. Он скучал по этому. Кэйа мог разложить происходящее по полочкам столь стремительно, что иногда Дилюк сомневался, не встроили ли ему в голову особый анализирующий механизм. Благодаря этой особенности Кэйа всегда был рисковым, но очень талантливым стратегом. — В Спрингвейле осталось не так много людей, способных сражаться, — тем не менее, вернулся к реальности Дилюк. — Ну, — развел руками Кэйа. — Сам знаешь, иногда численное превосходство не имеет никакого значения. В этом и смысл атаки во время суматохи. Дилюк тихо рассмеялся. — Опять пытаешься подбить меня на сомнительное предприятие? — Именно, — мурлыкнул Кэйа. Они вновь замолкли. Лицо Кэйи, прежде озаренное какой-то неестественной, машинальной улыбкой, постепенно стало пустым. Дилюк даже испугался этого взгляда — оцепенелого, будто все внутри Кэйи обратилось в лед. — Что ты намерен делать с Фатуи? Убить их? Дилюк опустил глаза и взглянул на свои руки с таким выражением, будто в переплетении линий на ладонях прятался особый секрет. — Я не стану их жалеть, Кэйа. Не имеет значения, что Фатуи сами оказались обмануты. Это не снимает с них ответственности за содеянное. Они сделали свой выбор. Ну а я, глядя на тело Эльзера, сделал свой. Кэйа опустил взгляд. Между ними вновь стеной опустилась тишина. Из-за угла показался пес по кличке Одуванчик — несмотря на нелепо лохматый вид, за который он и получил свое имя, Одуванчик был настоящим следопытом и верным помощником охотников Спрингвейла. В обычное же время Одуванчик, как и всякий уважающий себя пес, ластился к людям, выпрашивал подачки и подставлял любому желающему косматые бока. Кэйа жестом подозвал его, и радостный Одуванчик в три могучих прыжка оказался рядом. Кэйа задумчиво потрепал его по холке. — Эльзер был хорошим человеком. — Он много сделал для Мондштадта. Уж точно больше, чем магистр Варка с его слепой верой в Фатуи, погубившей нас всех. Ярость Дилюка, казалось, навалилась на плечи Кэйи мешком. — Да я ведь не о его заслугах перед Мондштадтом, Дилюк. Тебе обязательно всегда носить маску Полуночного героя? Архонты. Он ведь был твоим другом. И фактически членом семьи. Слова Кэйи прозвучали резко, но Дилюк понимал: Кэйа просто сожалеет. О том, что поневоле участвовал в атаке на Мондштадт. О том, что не разделил с братом неподъемный груз потери. И что в конце концов Мондштадт пал, оказавшись в руках врага. Сожаления теснились в чаше его души и в конце концов переливались через край, выплескиваясь на окружающих замечаниями, прожигающими не хуже кислоты. — Прости, — сказал Дилюк. — Нет, нет, это я… Кэйа не договорил, только принялся с преувеличенным усердием натирать бока Одуванчика. — Я не позволю Эльзеру умереть напрасно, — твердо заявил Дилюк. — Мы отстоим Мондштадт. Кэйа чуть усмехнулся, и Дилюк решил, что он не поверил. Тогда он вскочил и, прижав руку к груди на манер рыцарей Ордо Фавониус, как они частенько делали с Кэйей в детстве, сказал: — Я обещаю, мы вернем наш дом. Архонты, да мы с тобой, если захотим, можем вдвоем перебить всех Фатуи. Усмешка исчезла с лица Кэйи. — Оу… В этом «Оу» таилось столько боли, что рука Дилюка невольно разжалась и обессиленно упала вдоль тела. Тем временем Одуванчик поставил передние лапы на колени Кэйи, и тот бездумно провел ладонью по его широкому приплюснутому носу. — Прости, Дилюк. Боюсь, в этот раз я не смогу составить тебе компанию. Я… — Он одарил Дилюка виноватой улыбкой — будто ему, человеку, прошедшему через мрак Бездны и нашедшему силы оттуда вырваться, было чего стыдиться. — Я больше не хочу сражаться. Я знаю, что ты рассчитываешь на меня, но я… не хочу. Не могу. Дилюк чувствовал себя так, словно Кэйа только что переломил пополам его клинок. Это было ожидаемо. Это было совершенно понятно — Дилюк никогда бы не посмел винить Кэйю за подобное нежелание. Но все же ощущение, которое преследовало Дилюка все шесть лет отсутствия Кэйи, вернулось. Будто он остался без руки. Один в целом мире. Это было неправдой, ведь у Дилюка за спиной стояло множество людей, готовых поддержать его в любом бою, но все же… Ни один из этих людей не был Кэйей. Дилюк присел на одно колено и тоже принялся трепать Одуванчика. Глядя на брата, который самозабвенно игрался с собакой и находил в этом такое удовольствие, словно пробовал лучшее на свете вино, Дилюк не мог не ощущать подкативший к горлу ком. Гребаная Бездна. Дело было не в том, что Дилюк боялся не справиться без Кэйи. Он справлялся шесть лет — знал, что сможет и на сей раз. Нет. Дилюк просто осознавал один горький, но неизменный факт: хотя тело Кэйи освободилось, его разум все еще оставался заперт в кошмарах, через которые его заставили пройти враги. Протянув руку, Дилюк сжал плечо Кэйи. — Я не буду заставлять тебя, Кэйа. Дай себе время. — Дилюк, я не уверен, что со временем… — Я знаю. — Дилюк чуть улыбнулся, хотя губы предательски дрожали. — Знаю. Все в порядке. Кэйа понимал, что ничего не в порядке, но ничего не сказал. Вздохнув, он откинулся назад, прислонился спиной к двери и стал вновь смотреть на звезды. Казалось, он находит в этом какое-то особое, непостижимое никаким иным способом умиротворение. Не прошло и пяти минут, как его глаза постепенно закрылись. Утомленный долгим, полным испытаний днем, Кэйа уснул так крепко, что не отозвался даже тогда, когда Дилюк легонько потряс его за плечо. Одуванчик ткнулся в ослабленную руку Кэйи. Казалось, пес чувствовал его эмоциональное состояние и пытался таким образом выказать поддержку. Дилюк с судорожным выдохом стиснул переносицу. — Да, Одуванчик, — тихо сказал он. — Я тоже не знаю, что могу для него сделать. Дилюк бережно поднял Кэйю на руки. Умный Одуванчик встал на задние лапы, оказавшись ростом практически с Дилюка, и надавил передними на дверную ручку. Удивительный пес. Завести бы такого на винокурне «Рассвет» — на радость Венни. Пускай бегают все трое, вместе с Кэйей, посреди виноградников и никогда не знают забот. Дилюк подцепил дверь ногой и, кивнув псу на прощание, скрылся в доме. Одуванчик лег у порога. Подобрав хвост, он положил голову на передние лапы и стал зорко поглядывать по сторонам, словно твердо вознамерился охранять сон своих новых друзей до утра. Впрочем, Дилюк знал, что уснуть этой ночью не сможет. Он отнес Кэйю в небольшую комнатушку на чердаке. Комната не отличалась удобством, и под низкой крышей Дилюку приходилось постоянно нагибаться, но сейчас в Спрингвейле практически не осталось свободных спальных мест. Пускай чердак был тесным, с крошечным окошком, в которое можно было от силы высунуть только руку, здесь стояла хорошая кровать — а Кэйе было без нее не обойтись. Дилюк уложил брата. Волосы Кэйи, все еще спутанные и грязные после побега из Разлома, разметались по подушке. Хозяйка дома будет ворчать. И пускай. Что за глупости — думать об испачканных наволочках, когда Кэйа наконец вернулся домой. Дилюк накрыл Кэйю одеялом. Тот слабо пошевелился, издал приглушенный стон, но не проснулся. Только стиснул одеяло так, словно оно могло уберечь его от беспокойных снов. К сожалению, в таких вопросах одеяло ничем не отличалось от старших братьев — оно тоже ничем не могло помочь. — Прости, что не смог найти тебя раньше, — прошептал Дилюк. — И что снова бросил одного. Я ведь обещал никогда тебя не отпускать. Но забыл, что на редкость паршиво держу свое слово. Уронив голову на руки, Дилюк остался сидеть на краю кровати Кэйи — и пробыл там, так и не сомкнув глаз, до самого утра.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX — Resonance of Khvarena. Ставьте на повтор

Ночь выдалась холодной. Пускай осень в Сумеру всегда была мягче, чем в большинстве регионов, конец сентября все равно понемногу брал свое. Зато сегодня хорошо были видны звезды. Пережив настоящую революцию, город погрузился во мрак — немало фонарей оказались разбиты и оттого не рассеивали темноту. На месте ученых Ртавахиста было бы грешно упускать такую ночь. Аль-Хайтам не был ученым Ртавахиста. Он и ученым-то как таковым больше не был. Покинув дом, который на долгие шесть лет перестал быть ему родным, он вышел на балкон над Улицей Сокровищ и оперся на перила. Кое-где еще слышались отдаленные возгласы — это улаживали конфликты пустынники, которые решили отказаться от Азара. Целый день в доме Аль-Хайтама хлопали двери. Пустынники приходили и предлагали свои копья. Некоторых из них Аль-Хайтам прогонял без объяснения причин. Других принимал — и немногим позже отправлял в определенную точку города, где их таланты, по его мнению, могли пригодиться наилучшим образом. Некоторые из пустынников до сих пор не разошлись по домам. Революции не ложатся спать по ночам. Вот и пустынники бодрствовали, желая выслужиться перед Аль-Хайтамом так, будто он до сих пор был Секретарем Академии. Но теперь все окончательно перепуталось. Аль-Хайтам провернул это дело лишь для того, чтобы вернуться к спокойной, размеренной жизни, в которой он каждый день проводил с комфортом и никогда ни в чем не нуждался. Вот только до спокойной жизни было еще как пешком до Инадзумы. Спокойствие предстояло отстроить с нуля на порожденных Азаром руинах. В глубине души Аль-Хайтам до последнего надеялся, что этим займется кто-то другой, но так уж бывает: взявшись за дело, доведи его до конца. Лучше тебя все равно никто не сделает. Он просто даже не представлял, насколько далеко все может зайти. Холод быстро проник под одежду. К тому же Аль-Хайтам до сих пор не мог прийти в себя после нанесенной Принцем Бездны раны. Его знобило даже в теплой комнате — что уж говорить об улице, где от холода в низинах над водой стлался плотный туман. Аль-Хайтам обхватил себя руками, но согреться это не помогло. Уходить обратно в дом не хотелось. Он вышел, чтобы проветрить мозги, а мозги все никак не желали проветриваться. Неожиданно Аль-Хайтам почувствовал, как ему на плечи опустилось что-то мягкое. Клетчатый плед. Надо сказать, весьма странного вида — сразу видно, кто именно его прикупил. — Ты чего тут ошиваешься? — возмущенно осведомился Кавех. — Ты ведь в курсе, что оставил дверь нараспашку? Я понимаю, ты лентяй и тебе все равно. Но мне, между прочим, нельзя болеть. Я веду одновременно несколько проектов и не могу задерживать… О, Кусанали. Как же много он болтает. Аль-Хайтам натянул плед посильнее, и Кавех неожиданно замолк, будто в этом жесте таилось нечто особенное. — Ладно, серьезно. — Кавех упер руки в бока. — Ты чего не спишь посреди ночи? Только не говори, что у тебя кошмары. Все равно не поверю. Кошмары? Совсем наоборот. Шесть лет назад Аль-Хайтам снял терминал Акаши. К тому моменту он уже многое знал о проекте Мудрецов и понимал, что без терминала Акаши к нему должна вернуться способность видеть сны, но этого так и не случилось. Каждая ночь была пустой. Словно заглядываешь в комнату, в которой рассчитываешь увидеть уютную постель, но вместо этого застаешь только голый пол да притаившуюся по углам пыль. Закрывая глаза, Аль-Хайтам открывал их утром, и промежуток между этими двумя действиями наполняла одна лишь чернота. Хотя сны не были специализацией Аль-Хайтама, он понимал, с чем это связано. После изгнания в пустыню, где возможностей заниматься научной деятельностью почти не было, его мозг впал в странное оцепенение. Следуя давно выработанной дисциплине, Аль-Хайтам все равно занимался привычными делами, записывал результаты исследований, которые проводил в упрощенных условиях, каждый день расшифровывал руны и много читал. Несмотря на это, часть его мозга все время блуждала где-то еще — где-то, где Аль-Хайтам впервые за всю жизнь был не способен до нее добраться. Это началось после Сансары Сабзеруза и продолжалось ровно до тех пор, пока в Аару не объявились беглецы из Мондштадта. Тогда действия Аль-Хайтама наконец обрели для него хоть какую-то значимость. Но сны так и не вернулись. Сегодня все изменилось. Аль-Хайтаму было некомфортно признавать это, но похоже, даже ему, человеку, не обремененному излишней эмоциональностью, требовалось время на примирение с самим собой. Что уж тут отрицать: он чувствовал перед Сумеру свою вину. Когда у него был доступ к сведениям о грядущем проекте Сансары, Аль-Хайтам поленился их проверить — и не смог вовремя предпринять нужные меры. Столько времени потребовалось, чтобы разгрести последствия этой ошибки. А уж сколько работы еще только предстоит. Но после сегодняшнего сна — первого за такое огромное количество времени — Аль-Хайтам понимал, что отступиться уже не может. Может, конечно. Но не хочет. Глядя на Кавеха, Аль-Хайтам хорошо понимал, что это такое — жить под вечным гнетом вины. Он не хотел для себя такой судьбы и лишь по этой причине согласился на предложение Малой властительницы Кусанали. Вообще-то сначала он увидел во сне бабушку. Кавех бы назвал это знаком судьбы, но Аль-Хайтам в подобную ерунду не верил. Он увидел бабушку, потому что много думал о ней перед сном, только и всего. А когда его сознание вдоволь насладилось неожиданным видением давно утраченного, из туманов недостижимого прошлого показалась Малая властительница Кусанали. Дендро Архонт, который наконец освободился от оков Мудрецов и мог исполнять свои обязанности перед народом Сумеру. Кавех щелкнул пальцами перед лицом Аль-Хайтама. — Эй, ты уснул? Да, пожалуй, молчание и впрямь затянулось. — Нет. Я думаю. — О чем? — О предложении Малой властительницы Кусанали. Как и рассчитывал Аль-Хайтам, глаза Кавеха стали огромными, как персики зайтун, а челюсть против воли поползла вниз. — О каком еще предложении? — Ну… — Аль-Хайтам поднял голову к небу. — Она предложила мне стать Верховным Мудрецом Сумеру. — Что? — воскликнул Кавех. — Я отказался. — ЧТО?! Реакция Кавеха была бесподобной. Хорошо, что получилось выстроить объяснения именно таким образом: Аль-Хайтам давненько не видел, чтобы люди за одну минуту меняли столько расцветок лица. — Ты что, совсем спятил?! — закричал Кавех. — Солнце пустыни последние мозги выжгло? Аль-Хайтам запахнул плед. Что-то плечам вроде и тепло, а внутри все равно холодно — никак не согреться. Кавех прищурился. Аль-Хайтам проигнорировал это. — Я согласился побыть исполняющим обязанности Верховного Мудреца, пока в Академии не изберут нового. И не смотри на меня такими глазами. Должность Верховного Мудреца — одни сплошные хлопоты. Я не имею никакого желания взваливать их на свои плечи. — Пф, — скрестил руки на груди Кавех. — Ну еще бы. Да и ладно. Ты, конечно, более или менее способный малый, но в Сумеру найдется еще с десяток таких же. Аль-Хайтам усмехнулся. — И потом, — подняв палец вверх, заявил Кавех. — Сейчас эта страна нуждается в доброте, а от тебя ее вовек не дождешься. — Эта страна нуждается в контроле, — возразил Аль-Хайтам. — Одной добротой порядка не установишь. Нужны надзор и строгая, но прозрачная система. — У Мудрецов уже была система. И посмотри, куда это нас привело. Аль-Хайтам в самом деле взглянул вниз, туда, где в ночи покоились руины, оставшиеся от бывшего магазина сувениров. Днем пустынники из Бригады тридцати, не желавшие предавать Азара, устроили там взрыв. — Это была плохая система. То, что мы видим — не более чем демонстрация того, насколько она себя изжила. Кавех задумчиво пнул маленький камешек, и тот, слетев с балкона, устремился вниз, пропав в темноте. Аль-Хайтам не верил, что Кавеху надоело спорить, но по какой-то причине он замолк на довольно долгое время. — Что ты сделаешь первым делом? — спросил он наконец. — Отключу Акашу, — без раздумий ответил Аль-Хайтам. Кавех вздернул брови, и Аль-Хайтам повернулся к нему. Возможно, его последующая фраза прозвучала резко, но ему и впрямь было интересно: — Что? Считаешь, что и здесь нужно быть добрее? Кавех покачал головой. — Да отключи ты ее уже к чертовой матери. Давно пора отправить эти терминалы на помойку. — Это вызовет в городе новую волну протестов. — Естественно. — Кавех перевесился через перила. — Но знаешь, это редкий случай, когда я хоть в чем-то с тобой согласен. Мы оказались в этой точке из-за слепого доверия жителей Сумеру к Акаше. Знание — это постижение. Именно процесс познания придает знанию смысл. В противном случае это просто сведение, которое занесено в библиотеку и может быть в любой момент оттуда стерто. Аль-Хайтам подпер подбородок рукой. Пожалуй, много лет назад именно это отличало Кавеха от прочих студентов Академии. Пока другие слепо следовали за Акашей и установленными нормами, Кавех выходил за пределы. Во всех смыслах этого слова. Аль-Хайтам всегда посмеивался над его приверженностью идеалам, разбивавшейся о прочные стены реальности. Но все же в этой неизменности было что-то такое… успокаивающее. Как бы ни менялся мир, на какие бы осколки он ни крошился, приятно знать, что в нем остается маленький островок чего-то привычного. — Люди должны научиться учиться, — сказал Кавех. — Думать и анализировать. Я не знаю человека, который научил бы их этому лучше, чем ты. — Ты пытаешься подмазаться в надежде, что я увеличу финансирование Кшахревара? — спросил Аль-Хайтам. — Прости. Это вторая вещь, которую я рассчитываю сделать: урезать финансирование всех проектов, которые не касаются напрямую восстановления Сумеру и всех его ключевых систем. Кавех отозвался не сразу. Облокотившись на перила, он задумчиво постучал по ним пальцем и сказал: — Да уж. Сумеру теперь ни к черту. Вряд ли кому-то в ближайшее время понадобятся услуги архитектора. Все текущие проекты придется свернуть, так что я снова останусь без дедлайнов. — Без денег, — поправил Аль-Хайтам. Кавех фыркнул, всем своим видом выражая презрение к его бессердечности. — Как-то ты быстро забыл о своем долге перед Сумеру, — заметил Аль-Хайтам. — Что ты имеешь в виду? — Ну, знаешь ли, всеми своими знаниями ты обязан Академии. — На лице Аль-Хайтама не дрогнул ни единый мускул. — Личных проектов у тебя, может, и не будет, но дел по восстановлению города хватит с лихвой. Или ты намереваешься и дальше пользоваться моим домом бесплатно? Кавех хмыкнул, скрестил руки на груди, намеревался сказать что-то колкое, но вдруг передумал и неожиданно расхохотался. Может, он пытался таким образом оттолкнуть от себя реальность. Аль-Хайтам не знал. Как не знал и того, почему в ту ночь, стоя под ясным звездным небом, он вдруг тоже улыбнулся без всякой видимой на то причины. Наконец холод взял верх. Аль-Хайтам тяжело оперся на перила, чувствуя, как мысли в голове начинают путаться. Кавех заметил это. Обхватив Аль-Хайтама за плечи, он осторожно помог ему выпрямиться. — Давай-ка пойдем в дом. Я и так врача из Бимарстана на последние деньги вызвал, не хватало еще потом тебя от простуды лечить. От раны по телу шипами распространялась боль, но Аль-Хайтам все равно не смог сдержаться от смешка: — Архонты, Кавех, что за бред ты опять несешь? Или ты до сих пор не в курсе, что медицина в Сумеру бесплатная?.. Пререкаясь вполсилы, они оба вернулись в дом — туда, где холод осенней ночи был над ними не властен.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Закинув ногу на ногу и склонив голову набок, Сяо неотрывно смотрел перед собой. Он провел в подобном положении не меньше получаса, и от такого даже у бессмертного Яксы начала затекать шея, но Сяо этого не замечал. Подставляя лицо рассветным лучам, которые пробивались сквозь роскошные витражные окна Алькасар-сарая и рассеивались по полу разноцветными узорами, Сяо размышлял. Нога покачивалась в такт мыслям. Сяо прокручивал в голове предложенный Аято план. План был прост, как одна монета моры. Раз пока нет ни информации о других истинных владельцах, кроме Кевина, ни возможности легко заполучить Небесные ключи, остается лишь одно. Постепенно лишить врага его основной силы — исчезнувших. И начать с того, чтобы заполучить обратно на свою сторону сильнейшую из них. Иными словами, вернуть Люмин. После встречи с Люмин в Мондштадте Сяо уже не знал, насколько это возможно. Однако Малая властительница Кусанали, которая настояла на том, чтобы ее звали Нахидой, придерживалась на этот счет своего мнения. И когда все собрались в главном зале для обсуждения дальнейших действий, она поспешила поделиться им с остальными.               — В отличие от других отравленных, Люмин обладает естественной устойчивостью к скверне, — объяснила Нахида. — Если так, почему поддалась заражению? — спросил Сайно. Нахида развела руками. — Скверна тем сильнее воздействует на человека, чем более нестабильно его эмоциональное состояние. Вспомните, что предшествовало ее заражению, — повернувшись к Сяо и Итэру, сказала она. — Возможно, окажись Люмин отравлена в других обстоятельствах, она бы этого даже не заметила. Ее организм сам сумел бы перебороть заразу. Сяо приложил ладонь к подбородку. В самом деле. Люмин остро переживала погружение Сяо в Сон Адепта. Она беспрестанно сражалась в Мондштадте и вместе с тем без устали путешествовала с Дайнслейфом, чтобы раздобыть информацию о мотивах Ордена Бездны. Она знала о самоубийстве Рубедо и боялась, что Альбедо, ее дорогой друг, повторит ту же судьбу. Охваченная желанием спасти все и сразу, Люмин допустила ряд ошибок — и винила себя за последствия. Более того, под воздействием Крови Текутли она ранила Дайнслейфа. Он выжил лишь потому, что погрузился в сон — и это не могло не напомнить Люмин о событиях в Инадзуме. Ко всему прочему она думала, что Кровью Текутли ее заразил родной брат, по неведомым причинам примкнувший к Ордену Бездны ради довольно зловещих, хоть и туманных целей. В те дни Люмин была разбита как никогда в жизни. — Ее сознание угнетено. — В голосе Нахиды голосе зазвенела печаль. — Когда она пришла в Сумеру шесть лет назад, она была переполнена болью. И как вода выливается из переполненного кувшина, так и Люмин больше не могла вместить в себя столь тяжелые чувства. Ее эмоциональное и физическое истощение привели к тому, что Кровь Текутли пустила корни не только в ее теле, но и в сознании. Перебороть такое воздействие невероятно сложно, особенно когда и так находишься на пределе. Эмбер беспокойно терзала выбившуюся из хвоста прядь волос. Эмбер была первой, кто встретил Люмин в Мондштадте — неудивительно, что их связывали теплые дружеские отношения. — Как, в таком случае, мы можем ее вернуть? Нахида повернулась к ней и заговорила с таким выражением, словно смысл ее последующих слов лежал на поверхности: — В пасмурный день мы говорим, что на небе нет солнца, но на самом деле оно никуда не пропадает — просто мы перестаем видеть его из-за туч. Однако человек, обладающий определенными способностями, может на время заставить тучи разойтись. Дори, решившая принять участие в общем собрании наравне с лордом Кавехом, недоуменно выгнула бровь. — Мы не можем изменить погоду, но можем, воспользовавшись определенной стратегией, ненадолго разогнать тучи и дать солнцу шанс снова коснуться лучами земли. Запрыгнув на подоконник, Кевин вытряхнул из пачки сигарету и закурил, выпуская дым в окно. Лорд Кавех попытался сделать ему замечание, на что Кевин ответил убийственным взглядом. Лорд Кавех смешался и сделал вид, что ему потребовалось срочно перепроверить количество стульев в комнате. Кевин выглядел взвинченным. Говоря откровенно, он выглядел взвинченным всякий раз, когда Сяо его видел, но сейчас, казалось, мог взорваться от одного прикосновения. Сяо то и дело ловил на себе его долгие цепкие взгляды. По всей видимости, Кевин уже догадался, что собирается предложить Нахида. И теперь пытался понять, стоит ли идти на такой риск. На взгляд Сяо, понимать тут было нечего. Что бы ни предложила Нахида, это может вернуть Люмин. А раз так, Сяо попросту обязан попробовать — даже если для этого ему придется вырвать собственное сердце. — Кровь Текутли управляет сознанием Люмин, и Принц Бездны пользуется их связью, чтобы отдавать приказы, — проговорила Нахида. — Разорвать эту связь сами мы не можем. На такое ввиду своего происхождения способна только Люмин. К счастью, она понимала, чем рискует, и еще шесть лет назад попросила меня научить ее технике перемещения сознания. Паймон заложила руки за спину, заинтересованно подалась вперед. — Вроде той, что использовала Эи, чтобы вечно медитировать в Царстве Эвтюмии? — Вроде, — согласилась Нахида. — Хоть и не совсем. — Давайте без частностей, — взмолился магистр Варка. Аято согласно кивнул. Нахида решила не спорить. Тимми не сдержал разочарованного вздоха: он-то уже приготовился к лекции о премудростях перемещения сознания. Такому у Сахарозы или рыцарей Ордо Фавониус не научишься. — Эта техника требует тщательных тренировок и особого состояния разума, и у Люмин не было времени овладеть ей полноценно. Но все же ей удалось спрятать маленькую частицу своего сознания. Эта частица не обладает никакой самостоятельностью, но может послужить проводником, чтобы добраться до основного сознания Люмин. Кли интенсивно натирала точку между бровей, пытаясь слой за слоем уложить объяснения Нахиды в голове. Аято молчал, склонив голову набок. Его незрячие глаза скрывались под повязкой. Может, Аято и не мог видеть внешний мир, но Сяо чувствовал — ему открыто то, что укрывается даже от самых зорких глаз. Ум Аято услужливо рисовал перед ним план действий, и с каждым словом Нахиды план принимал все более отчетливые очертания. — Где находится фрагмент сознания Люмин? — поинтересовался Тимми. Нахида посмотрела на Сяо. Тот сразу все понял и, сняв с пояса маску Яксы с позолоченными рогами, выложил ее на стол. — Она все время была со мной, — шепнул он. Нахида кивнула. — В каком-то смысле. Пускай частица сознания Люмин не самобытна, она давала тебе силы и помогала сопротивляться воздействию скверны. Венти издал сдавленный звук. Прежде, чем кто-то успел спросить, что случилось, он спрятался под столом, сделав вид, будто ему срочно понадобилось завязать шнурки. Все знали, что шнурков у Венти не было. Нахида решила прийти на выручку своему коллеге-Архонту и поспешно продолжила: — Сознание Люмин переплетено с Кровью Текутли, поэтому я могу найти ее через Ирминсуль и воспользоваться заключенным в маске фрагментом, чтобы проложить мысленный мост. — И тогда Люмин вернется? — обрадовалась Паймон. — Нет, — признала Нахида. — Если бы все было так просто, я бы уже давно сделала это, верно? Сознание Люмин не просто окружено Кровью Текутли, оно отравлено ей изнутри. Как я уже говорила прежде, очиститься от этого воздействия может лишь сама Люмин. Мы можем только подтолкнуть ее, а именно пробудить ту часть сознания Люмин, которая осталась нетронутой. Не вижу смысла приукрашивать факты: это невероятно трудная задача. Паймон разочарованно вздохнула. Итэр ободряюще сжал ее плечо, и Паймон доверчиво прильнула к нему, взволнованно теребя край рукава. — Шесть лет назад мы с Люмин уже проворачивали нечто подобное. — Нахида вновь посмотрела на Сяо. — Как тебе известно, никакая внешняя сила не может пробудить человека от Сна Адепта. Он либо проснется сам, либо будет спать вечно. Сяо кивнул. Он уже понял, к чему клонит Нахида. Остальные заинтересованно слушали, затаив дыхание. — Люмин думала, что я, будучи богиней снов, сумею ей помочь. Но даже мне было не по силам разбудить Сяо. Единственное, что я могла сделать — это соединить сознание Люмин с сознанием Сяо, помочь ей отправить мысленный импульс, который мог бы стать для него мотивацией вернуться. Глаза Сяо расширились. Он, конечно, давно догадался, что Малая властительница Кусанали приняла непосредственное участие в его пробуждении, но теперь разрозненные фрагменты прошлого наконец сложились в единую картину. Во Сне Адепта он слышал голос, зовущий его с другого берега. Именно этот голос не давал ему покоя, именно он стал причиной, по которой Сяо решился пересечь беспокойную реку между жизнью и смертью. А когда он едва не заплутал в бурном течении, он увидел бумажный фонарь — такой, какие обычно делали во время Праздника Морских Фонарей. Это не было иллюзией, порожденной подсознанием. Все это было на самом деле. Установив связь с сознанием Сяо, Люмин не смогла разбудить его, но протянула через время и пространство путеводную нить, по которой он в конце концов смог вернуться в реальность. Обещаю, мы встретимся снова. Сколько бы времени это ни заняло. Благодаря Нахиде Люмин знала, что время внутри сознания течет иначе. И что путь, который будет для Сяо делом нескольких минут, может показаться ей вечностью. Прямо как параллельные вероятности, расположенные в разных «часовых поясах»: одни и те же моменты случались в сознании и в реальности одновременно, но в то же время и нет. Люмин готова была подождать. Жаль, жизнь распорядилась иначе. Сяо опоздал на целых шесть лет и не смог предотвратить непоправимые вещи. — Ты хочешь, чтобы я сделал то же самое, — понял Сяо. — Ты проложишь мысленный мост к Люмин, а я пройду по нему и попробую пробудить ее сознание. Но почему именно я? — Потому что ты последовал за ней, — просто ответила Нахида. — А она последует за тобой. Люмин знала об этом, Сяо. Она знала, что если ты вернешься, если будешь ждать ее, она сумеет вырваться из любой тьмы. Сяо потер плечо, пытаясь справиться с неожиданно подступившими к глазам слезами. — Почему Паймон чувствует в этом какое-то «но»? — напряженно спросила Паймон. — Хм… — Нахида сложила руки на груди, обхватила подбородок пальцами. — Я проложу дорогу, но пробиваться через окружающую сознание Люмин Кровь Текутли Сяо придется самостоятельно. Это будет непросто. Ты столкнешься со скверной не физически, а оголенным разумом, а потому будешь чрезвычайно уязвим. Любые твои страхи, сомнения, боли — все это обернется оружием против тебя, попытается остановить на пути к Люмин. Иными словами… ты либо доберешься до нее, либо твое сознание будет стерто Кровью Текутли. Присутствующие в комнате притихли. Тимми нервно трепал сережку в ухе. Кли постукивала пальцем по столу. Кевин, неразборчиво ругнувшись, отвернулся к окну, стряхивая пепел с сигареты едва ли не с ожесточением. — Нет нужды волноваться, — спокойно сказал Сяо. — Во-первых, я уже проходил нечто подобное раньше. Это было правдой: в Инадзуме Сяо по доброй воле метнулся навстречу демоническому воздействию, чтобы научиться с ним бороться, а после не поддался темной энергетике во время боя с Аяксом. Скверна была сильнее демонического воздействия, но по своей сути мало от него отличалась. — А во-вторых, Люмин готовила меня к этому. Кадзуха вопросительно вздернул брови. — Все ее послания, подсказки, загадки… Что мешало ей просто оставить письмо с объяснениями? Но она решила сделать все именно так. Выстроила для меня маршрут, зная, что ради нее я захочу пройти его до конца. Она знала, что на этом пути я не только встречусь с собственными страхами или неразрешенными конфликтами прошлого, но еще и обрету нечто новое. Сяо обвел взглядом собравшихся в зале людей. После всего пережитого за последние несколько недель они стали для него не только верными соратниками. Они стали ему друзьями. Это давно забытое слово, которое после исчезновения Люмин приобрело едва ли не болезненный оттенок, теперь грело сердце. Пускай Сяо не мог рассчитывать, что друзья помогут ему добраться до Люмин, пускай последний участок пути он обязан будет пройти в одиночку, он знал — пока друзья здесь, беспокоятся о нем, ждут его обратно, он пройдет через любые Бездны. Битва не закончится возвращением Люмин, и он должен будет вернуться, чтобы помочь сберечь этот мир. Это его долг как Яксы и его желание как человека. — Давайте позволим Сяо делать то, что он должен, — вмешался Аято. — Нашей же задачей будет обеспечить ему защиту. — Но мы же не можем отправиться к сознанию Люмин вместе с ним, — напомнила Кли. — Не можем, — согласился Аято. — Но кто сказал, что битва будет происходить только в сознании? Присутствующие обменялись встревоженными взглядами. Все хранили молчание. Кевин смотрел на сигарету, и она ходила ходуном в его напряженных до дрожи пальцах. — На месте Принца Бездны я бы уже связал концы с концами, — пояснил Аято. — Он прекрасно осведомлен о способностях Малой властительницы Кусанали и боится связи между Сяо и Люмин — именно по этой причине он старается по возможности никогда не брать ее с собой. Принц Бездны придет, чтобы не дать нам вернуть Люмин. Тигнари нахмурил брови. — Но разве «Стремительный натиск» не окончен? Принц Бездны добился, чего хотел. Зачем ему отстаивать исчезнувших? — Потому что слияние вероятностей не завершено, — напомнила доселе молчавшая Алиса. — И пока два мира не соединились до конца, Принц Бездны не сумеет встретить свою настоящую сестру. — Да он ведь уже вообще не сумеет ее встретить, — проворчал Тимми. Алиса повернулась к нему и одарила доброжелательной улыбкой. — Ты прав. Но ведь Принц Бездны этого не знает. — Разумеется, он решит, что это мы мешаем вероятностям соединиться, — кивнул Кевин. Кажется, ему все же удалось взять себя в руки. — В частности, мы с тобой, — согласился Итэр. — Раз уж мы оба являемся пришельцами из других миров. По-моему, он уверился в мысли, что ты способен хоть Воображаемое Древо под корень срубить. Кевин с усмешкой потряс сигаретой. — А мы не будем его в этом разубеждать. Пускай заблуждается дальше. Так мы сумеем хотя бы на время защитить тех, кто на самом деле мешает вероятностям слиться. Алиса заговорщицки хихикнула — совсем не так, как полагается взрослой, умудренной многолетним опытом ведьме. — Мы, в свою очередь, попытаемся продержаться и дать вам как можно больше времени, — пообещала она. Аято задумчиво постучал костяшками пальцев по столу. — Принц Бездны наверняка приведет с собой других исчезнувших — они-то не смогут очиститься от воздействия скверны, даже столкнувшись с близкими им людьми. Иными словами, назревает бойня. — Бойня? — уточнил лорд Кавех. Он и без того был взвинчен, а заслышав о грядущей битве, и вовсе принялся наматывать по комнате нервные круги. — Не подумайте, что я пытаюсь вас выгнать или еще чего, но нельзя ли перенести ее подальше? Не хватало еще, чтобы Принц Бездны разрушил мой Алькасар-сарай! — Мой Алькасар-сарай! — взревела, окончательно потеряв терпение, Дори. Аято вздохнул. Ему, человеку, которому приходилось целиком полагаться на слух, шумные ссоры Дори и лорда Кавеха казались особенно утомляющими. — Благодаря связи Архива Бодхи с Ирминсулем Альбедо отыщет нас в любом уголке Тейвата, так что сбежать от битвы не получится. Алькасар-сарай же благодаря своему местоположению даст нам несколько тактических преимуществ. К тому же вы с Дори оба хорошо знаете дворец. Мы также можем этим воспользоваться. — Да, но… — начала Дори. — Так и есть, но ведь… — начал лорд Кавех. Аято неожиданно повысил голос и заговорил так твердо, что каждое его слово казалось камнем, бьющимся в стену Алькасар-сарая. — Мы должны дать Сяо достаточно времени, чтобы пробудить сознание Люмин, и использовать для этого все доступные средства. Я не вижу никакой другой возможности изменить расстановку сил. Пока Люмин остается у Принца Бездны, мы не сможем заполучить преимущество в этой войне. Несомненно, сохранность Алькасар-сарая в этой ситуации гораздо важнее поисков Небесных ключей и раскола вероятностей. Дори и лорд Кавех притихли. Сложно сказать, почувствовали ли они себя пристыженными — вряд ли таким людям был знаком стыд. Но все-таки дальнейших возражений по поводу места битвы ни у кого не нашлось. — Мы также должны воспользоваться случаем и попробовать завладеть хотя бы одним Небесным ключом, — добавил Кевин. — Без них мы не сможем расколоть вероятности. Аято устало подпер подбородок рукой. Кажется, он немного жалел о своей вспышке. — Согласен. Следите не только за обстановкой на поле боя, но и за собственными ощущениями. — А какие ощущения считаются? — уточнила Тоня. — Ну типа… Если у меня там живот заболит или глаз задергается?.. Аято прижал ладонь к лицу, и Тоня тотчас пожалела о своем вопросе. На выручку Аято пришел Кевин: — Если связь истинного владельца с Небесным ключом работает для всех одинаково, вы можете почувствовать какие-то особенные импульсы. Это чувство ни с чем не перепутаешь. Вам будет казаться, что вы стали с Небесным ключом единым целым, что он является естественным продолжением вашей руки, может улавливать ваши еще даже несформированные намерения. Его взгляд остекленел, и Сяо понял, что он вспоминает тот первый и последний раз, когда держал в руках Пламенное Правосудие. Ценой связи Кевина с этим могущественным оружием стала жизнь Мураты. — Кэйа говорил, что он слышал голос, — вспомнила Кли. — В ночь атаки на Мондштадт, помните? Она не обращала свой вопрос ни к кому конкретному, но Тимми кивнул. — Кэйа сказал, что установил особенную связь с Камнем Связывания, — припомнил он. — И Альбедо так беспокоился из-за этого, что даже вынудил Кэйю отдать Камень Связывания ему. — Думаете, Кэйа может быть еще одним истинным владельцем? — внимательно глядя на Кли, спросил Кевин. Она поразмыслила. Прежняя Кли согласилась бы без раздумий: она редко сомневалась в своей правоте. Теперь же она осторожничала. Всего несколько недель вынудили ее многое пережить, но также многому научили. Пускай Кли не была ученицей Сяо, в какой-то мере он ей гордился. — Думаю, это очень вероятно, — сказала наконец Кли. — Будь это нормой для всех исчезнувших, Альбедо бы так не перепугался. Кевин кивнул. Он не стал никак комментировать это открытие, но судя по тому, как омрачилось его лицо, он уже размышлял над непростым путем к возвращению Кэйи. — Одна забота за раз, — посоветовал ему Сяо. Кевин перевел на него задумчивый взгляд. И снова кивнул. Тени, теснившиеся в его глазах, слегка рассеялись. — Значит, Нахида свяжет Сяо с Люмин, — подытожила Паймон. — Сяо попытается добраться до сознания Люмин, чтобы она могла очистить себя от воздействия Крови Текутли. Ну а мы в это время будем защищать Сяо и Нахиду в Алькасар-сарае, а заодно пытаться отнять у исчезнувших Небесные ключи. Звучит… — Паймон прижала руку ко лбу, пытаясь подобрать слово поточнее. — Ох… — «Ох» — самая подходящая характеристика этого плана, — заметила Элизия, которая уже некоторое время стояла в дверях. Кли фыркнула от смеха. Сяо приподнял уголок губ. «Ох» — вот и весь их план. Отчаянная попытка отстоять хоть что-нибудь за пять минут до конца света. Но Сяо был знаком с отчаянием не понаслышке. А еще он знал, как много всего можно сделать за пять минут.              

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, Yu-Peng Chen — Adeptus' Solace. Ставьте на повтор

Теперь он сидел и размышлял о предстоящем деле, пытаясь представить, какие опасности поджидают его на пути к сознанию Люмин. Кровь Текутли была серьезным соперником — серьезнее даже останков Архонтов. К тому же останки Архонтов были старым, хорошо изученным врагом. О Крови Текутли же до сих пор было известно недостаточно. Тевкр был неслабым мальчишкой, но все же не смог ей противостоять. — Сяо? Тихий голос вывел Сяо из задумчивости. Он моргнул раз, другой. Сообразил, что голос принадлежит Тевкру — из-за хрипоты и непривычно печальных интонаций он звучал почти что незнакомо. — Ох, я… Сяо, я не смог, я не… Сяо вздохнул. Подавшись вперед, он бездумно поправил сбившееся одеяло, из-за чего Тевкр потрясенно замолк. — Не говори ерунды, — попросил Сяо. — Ты сделал более, чем достаточно. Даже Люмин с ее врожденной устойчивостью не смогла избежать заражения. Так что не бери на себя больше, чем можешь унести. Тевкр устало прикрыл глаза. Сяо думал, что он снова впадет в небытие, но Тевкр все же удержался в сознании и повернул голову к окну. В его синих глазах танцевал солнечный свет. В этот момент Тевкр напомнил Сяо своего старшего брата — в день, когда Сяо видел Аякса таким, тот сидел на краю скалы, свесив ноги, и в сотый раз перечитывал прощальное письмо своего умершего отца. Тевкр… Он тоже в сотый раз начинал свой непростой путь заново. И в сотый раз оказывался в тупике. — Я думал, что смогу удержаться, — прошептал Тевкр. — Что если буду изо всех сил думать о друзьях, обо всех, кого я люблю и хочу защитить, о том, что должен вернуть Аякса… То все получится. Но ничего не получилось. Сяо упер локти в колени, сцепил руки в замок, встревоженно покручивая большими пальцами. На самом деле Тевкр говорил сейчас очень важные вещи. Сяо тоже не следовало о них забывать. Пускай его тело обладало бессмертием и могло быстро регенерировать, пускай он был вынослив и силен, его разум мало чем отличался от человеческого. И когда он отправится за Люмин, в своей схватке с Кровью Текутли он не будет ничем отличаться от Тевкра. Он тоже станет мальчишкой, беспомощным перед подобной силой, с одной лишь непоколебимой верой в лучшее будущее в кармане. Непоколебимая вера… хорошее оружие. Но только в том случае, если она действительно непоколебима. — Другие могут стать для тебя светом, Тевкр, — сказал Сяо после нескольких минут молчания. — Но не дорогой к нему. Тевкр выдохнул, стиснул пальцами одеяло. Его глаза наполнились слезами, и он поспешно нахмурился, пытаясь их удержать, отвернулся в надежде, что Сяо ничего не заметит. Сяо, конечно, заметил. — Ты сильный человек, — сказал он. — Но опыта тебе не хватает. Поражения случаются. Они необходимы. Среди Якс, служивших под моим командованием, лучшими были не те, кто никогда не проигрывал, а те, кто выносил из поражения ценный урок — и не забывал его в грядущих битвах. Сяо не знал, сумели ли его слова приободрить Тевкра, но лицо этого изрядно потрепанного жизнью мальчишки слегка просветлело. — Ты помнишь, что заставило тебя сдаться? — спросил Сяо. Тевкр кивнул. Сяо издал тихий смешок. Что ему нравилось в Тевкре, так это способность признавать свои слабости. Хорошая черта. Тот, кто знает свои уязвимые места, может своевременно их защитить. Надо отметить, старший брат Тевкра таким талантом похвастаться не мог. Он, наоборот, всегда пытался сделать вид, что неуязвим — и это привело к тому, что Чайльд оказался поражен во все свои слабые места. Что в Инадзуме. Что после, когда он в одиночку отправился в Заполярный Дворец, отказавшись от любых предложений помощи. — Мысль о том, что я не знаю, кто я. Такого ответа Сяо не ожидал. Сложив руки на груди, он терпеливо ждал продолжения. Тевкр вздохнул, попытался сесть. Сяо протянул руку, чтобы помочь ему, но Тевкр покачал головой: ему хотелось самому найти в себе силы. Сяо не стал препятствовать. — Мне восемнадцать лет, Сяо, — сказал Тевкр, откинувшись спиной на стену. — Восемнадцать. И большую часть из них я посвятил Аяксу. Сяо молча слушал. — До его исчезновения я восхищался им, я следовал за ним даже на другой конец континента и ждал его домой. Я мечтал быть на него похожим. — Тевкр наблюдал за пляской солнечных бликов на витражных стеклах. — После того, как Аякс пропал в Заполярном Дворце, я посвятил всего себя его поискам. Попыткам его вернуть. Мыслям о нем, о его судьбе, о его боли и о его страданиях. Тевкр качнул головой в такт своим мыслям. — Я не говорю, что сожалею об этом. Он мой брат, и я готов на все, чтобы вернуть его. Но… Он повернулся к Сяо, и Сяо увидел, как подрагивают его брови, как искрятся переполненные сожалением глаза. — Я пришел в Мондштадт для него. Я стал рыцарем для него. Я брался за любые задания, любые получения — для него. Я вступил в борьбу с Принцем Бездны… для него. А что за эти восемнадцать лет я сделал для себя? — Пристыженный своими же словами, Тевкр зажмурился. — Я могу скоро стать монстром или умереть. Что останется от меня, кроме вечной погони за недостижимым братом? Я прожил свою жизнь ради другого. Кто я в отрыве от него? Кто я, черт возьми? Восемнадцать лет. И я до сих пор не знаю ответ. Некоторое время Сяо молчал. Тевкр сидел, опустив голову, беспокойно пропуская одеяло сквозь пальцы. Сяо продолжал подергивать ногой. Она не прекращала свой нервный пляс с тех самых пор, как Тевкр заговорил. — Ты знаешь, кто ты в отрыве от Люмин? — спросил Тевкр. — М… Сяо ответил не сразу. — Я Адепт, Якса, истребляющий демонов. Я тот, кто считает Властелина Камня своим отцом, тот, кто любит музыку и миндальный тофу. Тот, кто не жалеет, что шесть лет назад покинул берега Ли Юэ и отправился следом за золотым огоньком в Инадзуму. Но в то же время человек, допустивший много ошибок и сожалеющий о них, потому что я не Кадзуха, чтобы уметь принимать их с благодарностью. Тевкр тихо рассмеялся. — Что, прям так? Все и сразу… и так просто? — А чего ты хотел? — Откинувшись на спинку стула, Сяо закинул ногу на ногу. Они обе наконец прекратили свой нервный пляс. — Послушай, Тевкр, я не думаю, что на твой вопрос можно найти однозначный ответ. И ты его не ищи. Не пытайся определить себя чем-то одним. — … Глядя на этого задумчивого мальчишку, Сяо не мог сдержать усмешки. Он многое позабыл о своей прошлой жизни, но все же помнил, что в свои восемнадцать был беспечен, наивен и глуп. Он несся по жизни с широко распахнутыми от восторга глазами, да так быстро и неосторожно, что в конце концов не заметил преграждающей путь стены. И влетел в эту стену с разбега, и разбился об нее, как корабль о скалы. Тевкр был другим. И Сяо знал, что в скором времени он непременно найдет ответ — по крайней мере, тот, который устроит восемнадцатилетнего мальчишку. Через пару лет ему понадобится новый. А через пару лет еще один. Свое «я» можно определять до бесконечности, потому что ты никогда не остаешься неизменным. Мир вокруг никогда не остается неизменным. И чем дольше сопротивляешься этим переменам, тем больше рискуешь превратиться в ворчливого Яксу, который никому не верит и не может даже сразу сказать любимой девушке, как он ее ценит. — Не так важно, чем именно продиктованы твои поступки, — сказал Сяо. — Причины не имеют значения. Это справедливо для дурных деяний, тогда почему должно быть неверно для хороших? Не имеет значения, почему ты причиняешь другим людям боль, но также не имеет значения, почему ты делаешь хорошие вещи. Тевкр встревоженно взъерошил волосы на голове. В последнее время среди них образовалось немало седых прядей, и это придавало Тевкру еще большее сходство с Аяксом. Но все же Тевкр не был Аяксом. — Все эти шесть лет у тебя был выбор. Вы с Принцем Бездны одинаково сломлены своими потерями. Но он предпочел утащить за собой на дно целый мир. Ты же предпочитаешь тянуть его за собой наверх, к свету. — Сяо… — потрясенно обронил Тевкр. Протянув руку, Сяо взлохматил волосы на голове Тевкра, чем окончательно лишил его дара речи. — Я не смогу сказать тебе, кто ты. Но я вижу перед собой храброго и сильного рыцаря, готового, когда ему больно, обнять целый мир. Чтобы исцелить собственную боль. И чтобы не допустить подобной боли в сердцах других людей.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Кли потерла уставшее плечо. Желая поднять Сайно настроение, она допустила страшную ошибку — а именно попросила его сыграть с ней партию в «Священный призыв семерых». Разумеется, одной партией не ограничились. Сайно разнес Кли, полного профана в этой игре, в пух и прах. Кли потребовала реванш. Сайно переиграл ее снова. Кли заявила, что Сайно жульничает, на что Сайно оскорбился и начал показательно играть самыми простыми картами, из-за чего его урон стал исчисляться единицами, а партия затянулась на целый десяток вечностей. И ведь все равно Сайно выиграл. Ох уж эти умники. Вечно с ними так. Но по крайней мере, от занудной деятельности у них поднимается настроение. Желая после двух часов непрерывной игры проветрить голову, Кли покинула Алькасар-сарай и тут же увидела, как вдалеке мама расчесывает бок Двалина большой деревянной щеткой. В приступе довольства Двалин едва не своротил дерево, вынудив лорда Кавеха схватиться за сердце, а Дори — за кошелек. Кли не знала, что именно она рассчитывает оттуда достать. Вообще говоря, и лорд Кавех, и Дори показались ей забавными. Остальные старались по возможности избегать их из-за постоянных перепалок, но Кли видела, что слияние вероятностей оставило оттиск тревоги на них обоих. Лорд Кавех подарил Кли заколку с красным цветком. Дори вбила себе в голову, что Кли должна непременно примерить лучшие одежды в Алькасар-сарае. Может, она пыталась таким образом позлить лорда Кавеха, но лорд Кавех на провокации не поддался. Зато Кли обзавелась белой шелковой блузкой с расклешенными рукавами и красными штанами, такими широкими, что в них можно было спрятать всю семью Додоко. Теперь она щеголяла в них, решив, что после всего пережитого она это заслужила. Расчесывая Двалина размеренными движениями, Алиса напевала под нос песню, которую Кли часто слышала от нее в детстве. — Улетаешь? Алиса повернулась. Казалось, она совсем не удивилась неожиданному появлению Кли. Одарив ее ласковой улыбкой, Алиса вернулась к прежнему занятию, но петь перестала. — Кли, милая, ты хорошо выглядишь. — А ты хорошо избегаешь ответов на вопросы. Алиса расхохоталась. Как и Кэйю, ее было решительно невозможно пронять язвительными замечаниями. За это Кли их обоих так любила.

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, Yu-Peng Chen — Say My Name. Ставьте на повтор

Отложив щетку (Двалин поворчал, но все же согласился потерпеть), Алиса опустилась на камень и приглашающе похлопала рядом с собой. Вообще-то в двух шагах от них стояла скамейка, но на скамейках сидят только те, у кого нет фантазии. Так мама всегда говорила Кли в детстве. Поэтому они сидели на чем угодно, от мондштадтских крыш до слаймов, а Джинн оставалось только обессиленно качать головой. Кли плюхнулась рядом с мамой и вытянула ноги. Помимо одежды, Дори любезно проспонсировала ее обувью, и Кли, рассматривая свои новые туфли, целое утро пыталась понять, почему люди в Сумеру испытывают такую любовь к длинным загнутым носам. — Может, они используют их как крючки? — словно прочитав мысли дочери, предположила Алиса. — Нет, — не согласилась Кли. — Это же неразумно. Ты видела, как в Сумеру пыльно? Что на крючок ни подвесь, все будет грязным. — Хм… И впрямь, — поразмыслив, ответила Алиса. — В таком случае я умываю руки. Невозможно объяснить то, что не поддается никакой логике. Кли расхохоталась. Уж в вопросах объяснения того, в чем не было ни капли логики, мама была мастером. Она могла выдумать с десяток сказок, лишь бы донести до Кли, что чем быстрее плывешь до королевства Додоко, тем дальше от него оказываешься. С точки зрения Кли это не имело никакой логики. Но мама упрямствовала. Мама вообще была очень упрямой. Кли тоже. Поэтому она спросила: — Улетаешь, да? Мама вздохнула. — Улетаю, детка. Кли постучала длинными носками туфель друг об друга. Что ж, этого следовало ожидать. Мама никогда не задерживалась подолгу на одном месте. Особенно в критических ситуациях. А сейчас ситуация была не просто критической: уровень опасности давно преодолел критическую отметку и, второй раз пробив небесный купол вместо Каэнри’ах, усвистал в неведомые космические дали. — Прости, — тихо сказала мама. — Я не могу остаться. Когда Принц Бездны придет, мне и всем, кто сдерживает слияние вероятностей, стоит быть как можно дальше от него. Кли кивнула. — Думаешь, у нас все получится? Мама стукнула пальцем по своей излюбленной шляпе, и та, весело подскочив, описала в воздухе пируэт и приземлилась ей обратно на макушку. — Я не могу видеть будущее, детка. Жаль, конечно, но ничего не попишешь: придется прилагать все усилия в надежде, что они окажутся не напрасны. Звучало так, словно мама опять избежала прямого ответа на вопрос. Некоторое время они сидели молча. Кли стучала носками туфель и смотрела, как недавно проснувшееся солнце лениво карабкается вверх по небу. Алиса стучала по шляпе. Ее лицо, часто озаренное улыбкой, было непривычно задумчивым. Обычно мама становилась такой, когда Кли спрашивала, куда они с папой так надолго уезжают. — Как дела у папы? Мама рассмеялась, как будто Кли спросила, не сломал ли папа чей-то еще транспорт. Он в этих вопросах был мастером. Пока мама самозабвенно крушила чужую собственность, поскольку была увлечена мыслью проверить очередную идею, папа изо всех сил оставался ответственным гражданином. Правда, как-то так вышло, что этот ответственный гражданин за свою жизнь переломал транспорта больше, чем могло бы поместиться во всем Мондштадте. Ну и самое главное, весь этот транспорт ему не принадлежал. Такие вот они были, родители Кли. Многие считали их странными, а однажды какой-то торговец из Инадзумы даже назвал Алису чокнутой. Кли тогда очень на него обиделась и не подложила бомбу лишь потому, что об ее задумке стало известно Кэйе. Кэйа предложил план получше. Вредный торговец весь остаток своего пребывания в Мондштадте мучился из-за странной вони, которая окружала его шатер на добрую четверть мили. Торговец перерыл все свои вещи, перенюхал каждую из них, но так и не сумел обнаружить источник запаха. Кэйа потом отчитался Джинн, что успешно протестировал образцы грибов, присланных из Сумеру. В общем, все они такие были. Странные и немного чокнутые. За это Кли их и любила. Невозможно не любить людей, которые готовы побыть чокнутыми ради того, чтобы ты улыбалась. — А ты как думаешь? — подмигнула Алиса. — Все шло неплохо, пока не началось слияние вероятностей. Телега, которую одолжил твой папа, пропала в параллельном мире… Уж не знаю, как ее теперь оттуда достать. Кли хихикнула, и они снова надолго замолчали. — Прости меня, Кли. Кли удивленно повернула голову. Мама сидела, уперев взгляд в землю, и уголки ее губ были опущены. — Тебе столько всего пришлось пережить… А меня не было рядом. И вот сейчас мир разваливается на части. Из-за чистки парадоксов мы можем потерять друг друга навсегда. Но я снова ухожу. Снова не буду рядом. Кли не раздумывала ни секунды. Просто сделала то, что всегда делала мама, когда самой Кли было плохо — подалась вперед и заключила ее в крепкие-крепкие объятия. Шляпа Алисы слетела на землю. Кли вжималась в нее изо всех сил, надеясь, что сумеет таким образом поместить частичку мамы в свое сердце — и тогда им не придется расставаться. Но она знала. Ей нужно будет разомкнуть руки. Ей нужно будет отпустить маму и идти дальше самой. — Все в порядке, — заверила Кли. — Мам, правда. Я не сержусь и не обижаюсь. Я знаю, это очень важно. — Но ты ведь тоже важна, — возразила Алиса. — Да я и не спорю! — засмеялась Кли. — Ты мне тоже очень-очень важна. Но я уже взрослая, мам. Я всю жизнь на кого-нибудь полагалась: на тебя, на Альбедо, на Кэйю. Но больше не хочу. Не потому, что я вас разлюбила. Просто… я должна научиться идти вперед сама. Самой стать для себя героем. Понимаешь? Мама ласково погладила Кли по волосам, бережно заправила за ухо ее выбившуюся прядь. — Ах, детка… — Иди. Спасай мир. Я тоже постараюсь. А потом мы встретимся и проведем друг с другом столько времени, сколько захотим. Алиса, рассмеявшись, утерла выступившие слезы и прижала дочку к себе. Наверное, она тоже хотела поместить ее частичку в свое сердце. В последний раз они обнимались так крепко три года назад. Это случилось в День Пепла. Кли было тринадцать, она ненавидела целый мир. Ненавидела Альбедо за то, что он разрушил Мондштадт, ненавидела Кэйю за то, что тот так и не вернулся из Бездны, ненавидела Джинн за то, что та все время пыталась ее поучать, и, конечно, маму. Маму она ненавидела больше всех. Она пропадала неизвестно где, а потом возвращалась как ни в чем не бывало, рассказывая свои небылицы, как будто они могли заткнуть дырку в сердце дочери. Они поругались так громко, что бедный Герберт весь извелся, пытаясь притвориться глухим. Кли наговорила маме много-много гадостей. У мамы сделалось такое лицо, словно в царстве Додоко случился незапланированный в ее истории революционный переворот. Кли убежала — и неслась по улицам Мондштадта до тех пор, пока не врезалась в злополучный монумент на площади у фонтана. Увидев на нем имя Кэйи, она расплакалась и вернулась обратно, не переставая просить у мамы прощение. А мама сказала, что ни капельки не сердится и не обижается. Она сказала, что понимает, как Кли важен этот день и как непросто он ей дается. Она нашептала ей много хороших слов утешения, а потом отнесла домой, подняв Кли на руки с такой легкостью, словно ей до сих пор было шесть. И так самый гадкий день в году стал капельку лучше. Сегодняшний день тоже можно было назвать гадким. Слияние вероятностей — такая штука. Гадкая. Гораздо хуже ежегодного праздника в честь Дня Пепла, потому что праздник можно пережить с плотно закрытыми глазами в объятиях мамы, а со слиянием вероятностей так не сделаешь. Мама должна уйти. А Кли должна остаться — и смотреть в будущее открытыми глазами. Когда из-за неудобной позы тело Кли стало деревянным, мама наконец разомкнула объятия и, одарив дочь нежным поцелуем в макушку, поднялась. Это означало, что ей пора идти. Кли тоже встала и, заложив руки за спину, зашагала с мамой бок о бок. Когда они добрались до Двалина, Алиса повернулась. Ее взгляд был преисполнен ласки, и Кли с теплотой улыбнулась в ответ. — Знаешь, я думаю, что поняла. — М? — заинтересованно отозвалась Алиса. Кли опустила взгляд на носки своих туфель. — Они похожи на улиточек. А улиточки живут там, где влажно. Местные любят такую обувь, потому что она напоминает им про дар Великой властительницы Руккхадеваты, ведь без нее Сумеру был бы безжизненной пустыней. — Выходит, это все же поддается логике! — искренне восхитилась Алиса. — Хе-хе, — очень по-архонтовски отозвалась Кли. Протянув обе руки, Алиса напоследок сжала ладони дочери, а затем легко вскарабкалась на спину Двалина. Пригретый солнцем, дракон сонно зашевелился. Ему не хотелось никуда лететь, но спасение мира — не та вещь, которую можно отложить ради лишних пяти минуточек сна. — Мам, — сказала Кли перед тем, как Двалин расправил крылья. — Ты говорила, что боги выбирают себе проводников между Селестией и миром людей. Ты и есть такой проводник? Ты Посланница, да? Алиса улыбнулась. Двалин, оттолкнувшись от земли могучими лапами, взмыл в воздух. Поднятая им волна ветра едва не сбила Кли с ног. Мама помахала, и Двалин устремился ввысь, навстречу небесам, расчерченным лучами солнца. — Ты вышла на новый уровень ухода от ответов! — прокричала ей вслед Кли. Вряд ли мама услышала. Кли фыркнула и, убрав руки в карманы широченных красных штанов, зашагала обратно к Алькасар-сараю. Мать и дочь расходились разными дорогами. Но может, из-за того, что они всегда были близки, а может, из-за очень-очень крепких объятий на прощание Кли чувствовала, что их сердца по-прежнему связаны. И в каких бы точках этого мира они ни оказались, они всегда будут вместе. Даже если очень далеко.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, Ayanga, 宫奇 Gon — Regression. Ставьте на повтор (до конца главы)

Покинув комнату Тевкра, Сяо плотно затворил за собой дверь и некоторое время стоял неподвижно. Затем он выдохнул, словно пытаясь таким образом сбросить груз напряжения и тревог, и зашагал вперед по коридору Алькасар-сарая. В основном все двери были закрыты, но Сяо знал, что там, в разных уголках великолепного дворца, ждут неясного будущего его друзья. Они все сделали ставку на него. Он не мог их подвести. Сяо шел мимо запертых комнат. В одной из них Тимми выпытывал у Нахиды подробности о технике переноса сознания. В разговор периодически вмешивалась Паймон. Как и всегда, у нее нашелся с десяток вопросов. В другой Сайно, вдохновленный Кли, убедил Эмбер и Тигнари сыграть с ним в «Священный призыв семерых». Тигнари ругался, Эмбер смеялась, а Сайно выкладывал на пол карты с таким видом, будто знал особенный секрет. Дверь третьей комнаты была приоткрыта. Откинувшись спиной на стену, Кевин, утомленный борьбой с заражением, дремал. Положив голову ему на колени, малышка Венни спала, закинув ноги на подушку. Ее мама была бы в шоке. К счастью, Кевин додумался снять с Венни ботинки — но поменять наволочки, разумеется, не додумался. В коридоре стояла Элизия. Облокотившись на подоконник, она неотрывно смотрела за окно, любуясь танцем солнечных бликов в листве. Завидев Сяо, она помахала так доброжелательно, словно они были знакомы уже тысячу лет. Когда она сделала так впервые, Сяо даже на всякий случай спросил. Нет. Элизия никогда не встречала его в другой вероятности. Она просто была таким человеком — искренне радовалась каждой встрече, словно следующего раза могло уже и не быть. Аято и магистр Варка сидели в вестибюле. Они играли в шахматы. Это было весьма странное зрелище: абсолютно слепой человек с легкостью обыгрывал абсолютно зрячего. Магистр Варка гневно потрясал своей единственной рукой и громогласно заявлял, что Аято мухлюет. Аято отвечал на это спокойной улыбкой. Магистр Варка распалялся только сильнее — до тех пор, пока его праведный гнев вдруг не сдулся, как развязанный воздушный шар, и не обратился заливистым смехом. Аято продолжал улыбаться. Кажется, он находил в чрезвычайно эмоциональных реакциях магистра невероятное удовольствие. Тоня и Матвей сидели на улице, вдали от Алькасар-сарая. Сяо видел на вершине холма их очерченные солнцем силуэты. Близко склонив головы друг к другу, они что-то обсуждали. Матвей держал в руках Глаз Бога, а Тоня бурно жестикулировала до тех пор, пока Матвей, наклонившись, не поцеловал ее. Сяо усмехнулся. Ну кто бы сомневался. Дори и лорд Кавех в очередной раз спорили. Дори указывала на Алькасар-сарай и закатывала глаза. Лорд Кавех совсем не по-лордовски потрясал горшком с цветком, словно пытаясь втолковать Дори тонкости ландшафтного дизайна. Дори закатывала глаза еще сильнее — еще немного, и они могли бы описать полный оборот и вернуться на положенное место. Лорд Кавех тоже принимался потрясать горшком с утроенным энтузиазмом. О чем бы они ни спорили, они оба были крайне этим довольны. Наконец Сяо добрался до беседки. В беседке стояла скамейка, на одном конце которой сидел Итэр, а на другом — Венти. Итэр задумчиво трепал кончик своей косы. Венти прихлебывал какой-то подозрительный напиток, от которого на удивление даже не пахло алкоголем. Рядом, оперевшись на перила и подставив лицо ветру, стоял Кадзуха. — Что у вас тут за Анемо-собрание? — деловито осведомился Сяо. — Да вот, обсуждаем, как следует почитать Анемо Архонта, — отозвался Венти. Сяо бесцеремонно забрал у него напиток и сделал большой глоток, отчего глаза Венти едва не вылезли из орбит. Незабываемое зрелище. Напиток, на вкус Сяо, был премерзким, но оно определенно того стоило. — И как же стоит почитать Анемо Архонта? — осведомился он. — Явно не так! — возмутился Венти. Сяо сунул напиток ему в руки. — Ну, тогда сам пей свою жижу. — Сам ты жижа, — оскорбился Венти. — А это напиток для хорошего настроения и крепкого здоровья. Итэр посмотрел на него как на умалишенного. Сяо прыснул. Итэр посмотрел как на умалишенного и на него тоже. — Значит, идем за Люмин, — подытожил Кадзуха после недолгой паузы. — Значит, так, — согласился Сяо. Он сел на скамейку между Итэром и Венти. Кадзуха остался стоять. Протянув руку, он материализовал между пальцев зеленый лист — на подобном он когда-то играл для Сяо мелодию в деревне Конда. — Знаете, что необходимо каждому путешествию? — спросил Венти. — Выпивка? — предположил Итэр. — Отсутствие кошек, — убежденно заявил Кадзуха. — Друзья, которые могут за тебя заплатить, когда ты нищеброд, — поразмыслив, сказал Сяо. Венти не обиделся. — Это все, несомненно, очень важно. Но еще ни одно хорошее путешествие не может обойтись без музыки. — Без музыки… — повторил Сяо. — Хах. Венти кивком головы указал на лист в руках Кадзухи и, отставив на перила беседки стакан с сомнительным напитком, призвал лиру. — Так давайте что-нибудь сыграем. Итэра не пришлось уговаривать. Ему в руки легла цитра, и он нежно погладил ее гриф так, словно она была прекрасной девушкой. — Что будем играть? Сяо помедлил. Никто не ждал от него ответа, но Сяо вытянул руку и почувствовал в ладони знакомую прохладную поверхность флейты. Кадзуха удивленно качнул головой. Итэр выгнул бровь. Венти усмехнулся с таким выражением, словно заставить Сяо играть вместе с остальными входило в его план со времен сотворения Тейвата. — «Клятву возлюбленных», — сказал Сяо. И приложил флейту к губам. Никто не стал спрашивать нот. Сяо заиграл первым, нежными выдохами преподнося каждую ноту внешнему миру. Венти, тронув струны, подхватил, покачивая головой в такт мелодии. Через некоторое время к их песне присоединился Кадзуха. Прикладывая лист к губам, он стоял с закрытыми глазами, но каждая черточка его лица таила улыбку. Итэр взглянул на цитру в своей руке. — Мы идем за Люмин, — шепотом повторил он. А затем его пальцы обхватили гриф, и над Алькасар-сараем разлилась мелодия, полная надежды и любви.