Пепельный реквием

Хочешь птицей вспорхнуть, да душа тяжела. Ею я завладела и на дно увлекла. И со мною навек ты останешься здесь. Мальчик мой, ты же знаешь, что любовь — это смерть. Последнее Испытание — Танго со смертью

Каждый шаг давался с таким трудом, словно ноги опутывали железные цепи. Итэр, он же Принц Бездны, подошел к краю скалы. По другую сторону озера лежал Мондштадт — в предрассветный час огни Собора Барбатоса ярко горели, хотя вряд ли в городе, захваченном Фатуи, проводили церковные службы. Сейчас там наверняка развернули штаб, и многочисленные люди в военной форме Снежной сновали туда-сюда через центральные двери, а сестры Фавония бормотали им вслед проклятия. — Ты ведь не поверил ему? Итэр закрыл глаза. Порыв холодного осеннего ветра подхватил его распущенные волосы, наотмашь ударил по бледному лицу. — Скажи, что не поверил ему, Итэр. Она подошла сзади, обвила ледяными руками его шею, прижалась к спине. Итэр тихо вздохнул. Она не была настоящей, но он мог чувствовать ее, он знал, она жива, зовет его из темноты, из другой реальности. Та Люмин, которую он начал видеть с тех пор, как столкнулись две вероятности, была лучшим тому подтверждением. Словно его сестра, почувствовав, что они вскоре встретятся, протянула ему руку сквозь Воображаемое пространство. То, о чем говорил Кевин… — … Руки призрачной Люмин чуть сильнее сжались вокруг его шеи. Итэр вновь посмотрел на Собор Барбатоса. Каждый новый вдох давался сложнее предыдущего, а на грудь давила невыносимая тяжесть, как если бы на нее положили Пламенное Правосудие. Нет. Кевин лгал. Конечно, он лгал. Итэр не должен идти у него на поводу. Кевин хитер и опасен. Пускай его голос звучал искренне, он умирал и готов был на все, чтобы поколебать уверенность врага. — Не поверил, — сказал он наконец. Он почувствовал, как Люмин за его спиной кивнула. Хватка ее рук слегка ослабла, и он дотронулся до ее ледяного запястья, не желая, чтобы она уходила. Он боялся оставаться один. Боялся, что, если она исчезнет, ему не хватит уверенности отталкивать от себя страшные мысли. Свободная рука сжалась в кулак. Он должен думать не о лживых словах Кевина Касланы, а о том, как вернуть Пламенное Правосудие и как поскорее завершить процесс слияния вероятностей. Минувшая битва у Алькасар-сарая прошла совсем не так, как ожидалось. Виноват ли в этом Каслана, та маленькая девочка со своим новым Глазом Бога, упрямый Сяо или верный человек, который вдруг выбрал ослушаться приказа — эту битву Итэр проиграл. И проигрыш дорого ему обошелся. — Как долго они смогут сдерживать слияние вероятностей? Люмин выпустила его из объятий, прошлась взад-вперед вдоль края скалы, опасно балансируя на краю. — Хм… Ну, смотри сам. Повинуясь Небесным ключам, вероятности пытается соединить само Воображаемое пространство. — То есть они сопротивляются воле Воображаемого Древа. Люмин заложила руки за спину. — Можно и так сказать. Представь, что навстречу друг другу с огромной скоростью несутся две планеты. Чтобы остановить их, потребуется приложить колоссальные усилия. Итэр сдвинул брови, обдумывая ее слова. Если Люмин права, вряд ли сопротивление врага продлится долго. Стоило задуматься об этом раньше, но на битву у Алькасар-сарая Итэр явился охваченным гневом. Голову дурманил отчаянный страх не увидеть Люмин. После стольких лет попыток и поражений он боялся утратить последнюю возможность, шанс, ради которого отдал все. Но если набраться терпения, если просто подождать, пока силы противника не иссякнут, и не допустить потери оставшихся Небесных ключей… Проблема решится сама собой. Никто, ни он сам из другой вероятности, ни даже Кевин Каслана не смогут остановить неизбежное без Небесных ключей. Итэру не нужно вступать в бой. Победу над врагом одержит само Воображаемое пространство. Люмин резко развернулась, и ее глаза стали такими темными, словно в них отразилась Бездна. — А я? Итэр промолчал, ошарашенный ее реакцией. — Итэр, я столько лет… — Ее дыхание сбилось, она замолкла, прижала руки к груди. — Теперь, когда Кевин получил Небесный ключ, он станет только сильнее. Так почему ты думаешь, что ему не хватит сил сдерживать вероятности вечно? Пускай не вечно. Месяцы. Годы. Может, по сравнению с пятью сотнями лет это маленький срок, но… Я устала ждать. Новый порыв ветра закачал верхушки кедров. Люмин стояла на краю, и ее голос звенел от слез. — А что насчет остальных? Думаешь, Аято не найдет способ придумать что-то другое, разомкнуть вероятности в обход Небесных ключей? Итэр закрыл глаза, прижал руку ко лбу. Тот горел, охваченный лихорадкой, и с каждым словом Люмин, с каждым ее испуганным, полным горечи возгласом в висках все сильнее нарастала давящая боль. — Люмин… — Твои враги очень опасны, Итэр, и полны решимости отстоять свой мир. Ты должен действовать жестче, если хочешь все исправить. Отняв руку от лба, Итэр посмотрел на призрачную сестру. Теперь ее взгляд, прежде колкий от слез, был холоден. Она никогда не заговаривала об этом прежде, но в тот момент, стоя на краю скалы, он вдруг понял: она все знает. Она знает, что Итэр не остановил короля Каэнри’ах, что он не пришел на помощь в войне против Небесного порядка, что он подвел людей, которые верили в него и которые за ним шли. Итэр отвернулся от обещаний, данных Каэнри’ах, и расплатой за это стала ее переломанная судьба. Люмин ничем не заслужила божественной кары. Она оказалась лишь жертвой, необходимой, чтобы проучить слабовольного брата. Сотнями лет она жила в кошмаре лишь потому, что Итэр был слишком глуп, наивен и слаб. Как в тот момент, когда его сердце дрогнуло из-за маленькой девочки. В прошлый раз, допустив подобную слабость, он не смог отказать аранарам в помощи и в результате вернулся в Каэнри’ах слишком поздно. В этот раз он, поддавшись слабости, упустил шанс убить своего главного врага. И вот теперь он опять идет на поводу у слабости, все пытается обойтись меньшим злом, уберечь тех, кто раз за разом переходит ему дорогу. Разве он не предупреждал их? Разве не просил остановиться? Они отказались. Они сами, стиснув зубы, постоянно лезут в драку. Так какая разница, сколько из них погибнет, если они сами избрали для себя подобную судьбу? Взгляд Люмин смягчился, и она, приблизившись к Итэру, заключила его в холодные объятия. — Я знаю, ты примешь правильное решение. Я просто… хочу, чтобы мы как можно скорее встретились. Чтобы этот кошмар наконец закончился. Вздохнув, Итэр прижал ее к себе и посмотрел поверх ее головы на далекие мондштадтские крыши. — Я тоже очень этого хочу, Люмин. Она улыбнулась. Он обессиленно закрыл глаза — и остался стоять, словно застыв во времени. Порывы холодного ветра трепали волосы, раскачивали ветви кедров, путались в макушках цветов, которые доживали на исходе сентября свои последние дни. Восходящее солнце тонуло в тучах, и мелкая морось то и дело опрокидывалась на озерную гладь, заставляя ее беспокойно колыхаться. «Мы скоро встретимся, — думал Итэр. — И тогда я смогу обнять тебя по-настоящему. Ощутить твое тепло… Тогда я буду спокоен, зная, что ты в безопасности и никакие кошмары над тобой не властны».               Клод Энгервадель, бывший первый клинок Каэнри’ах, открыл глаза и понял, что до сих пор жив. К сожалению. Закрыв глаза обратно, он еще некоторое время лежал в кровати в надежде, что смерть все-таки сжалится и придет. Постучит в окно, за которым брызжет осенний дождь, заползет через щель под дверью или свалится через дымоход. Что угодно, лишь бы она уже явилась, лишь бы подарила ему долгожданный, но недосягаемый покой. Смерть не явилась. Как всегда. Клоду ничего не оставалось, кроме как поднять свое истерзанное Пламенным Правосудием тело и спустить ноги с кровати. Он очутился в небольшом уютном домике. В камине потрескивал огонь, пахло деревом и хвоей, за окном покачивались, потревоженные осенним ветром, ветви кедров и сосен. Небо хмурилось, осыпало землю мелким промозглым дождем, но даже такой вид нравился Клоду куда больше Заполярного Дворца или уж тем более удушливой, вечно мрачной Бездны. Подойдя к окну, он оперся локтями на подоконник. Дом стоял в низине, окруженный со всех сторон скалами и деревьями. Тем не менее, Клод без труда узнал местность. Ему уже доводилось бывать здесь раньше. В прошлый раз на месте этого дома стояли поросшие травой руины. А в позапрошлый вместо руин можно было увидеть большой дом. Он всегда стоял в тени, но был от рассвета до глубокой ночи залит уютным светом фонарей и свеч, которые зажигали его владельцы. И когда только успело пройти столько времени? Отвернувшись от окна, Клод подхватил со спинки стула услужливо оставленный кем-то плащ. Над стулом висело старое овальное зеркало. Клод на несколько мгновений задержал взгляд на отражении, но смотреть было не на что. Он все тот же. Не человек и не чудовище. Половина одного, половина другого. Только после сражения с Принцем Бездны в волосах появилось больше белых прядей. Клод по привычке взглянул на шрам, который пересекал грудь — прощальная метка его друга Артаниса. Пятьсот лет прошло. Многие воспоминания потускнели и стерлись, но некоторые моменты прошлого продолжали гореть нестерпимо ярким пламенем — и плевать хотели на то, что именно их Клод был бы рад позабыть в первую очередь. Как, например, момент осознания того, что Эйси мертва. Или момент, когда глаза Артаниса, попавшего под влияние проклятия Небесного порядка, заволокла тьма. Момент, когда они скрестили клинки. Когда Артанис одним сильным и уверенным ударом, достойным Рыцаря Черного Змея, лишил Клода руки. Момент, когда Клод очнулся и увидел перед собой Рэйндоттир, в глазах которой фальшивое небо рушилось и сыпалось на землю осколками. Она спасла ему жизнь. Конечно, это было преувеличением: из-за проклятия Небесного порядка они оба обрели чудовищное бессмертие, от которого невозможно было так легко сбежать. Но Рэйн выходила его, помогла пережить дни ужасной боли. Она нашла способ вернуть ему руку, пускай и очень своеобразный. В ее фирменном стиле. Этот момент тоже непросто было забыть. Клод лежал в операционной — если так можно было назвать сомнительного вида комнату, которую Рэйн отыскала посреди руин. По ее словам, там уцелело жизненно необходимое ей оборудование, и Клод, ослабленный ранами, не стал спорить. С падением Каэнри’ах он вообще перестал с кем-либо спорить. Ему стало все равно. Неотрывно глядя в потолок, он думал не о собственном будущем и не о принятом решении подписаться на эксперимент Рэйн. Он думал об Итэре, след которого затерялся вскоре после катастрофы. И, конечно, об Арти и Эйси. Рэйн подошла к столу, сжимая в руках пробирку с темно-фиолетовой субстанцией. Клод не стал интересоваться ее содержимым. По энергетике, которая просачивалась сквозь лабораторное стекло, он понимал, что субстанция как-то связана со скверной. Ему было все равно. — Спрашиваю в последний раз: ты уверен? — спросила Рэйн. — У меня не было ни времени, ни возможности провести подробные исследования. Последствия могут быть непредсказуемыми. Клод промолчал, и Рэйн вздохнула. Перед тем, как начать, она прислонилась спиной к операционному столу, задумчиво покрутила пробирку в руках. Она всегда была не из разговорчивых. Что бы ни творилось у нее на душе, через какие бы трудности она ни проходила, Рэйн всегда держала все в себе — и даже после катастрофы ни словом не обмолвилась о пережитом. Только бросила вскользь, что ей пришлось убить Артаниса, пока тот под воздействием проклятия не убил Итэра. Она старалась выглядеть равнодушной, но Клод давно работал с ней и мог по малейшим переменам в интонациях понять, какие чувства бушуют под непробиваемой броней ее сердца. Прежде он бы, может, попытался ее поддержать. Но он был человеком без руки и без надежды, человеком, который в одночасье лишился всего, который оказался в глазах остального мира предателем и убийцей. Он дрался за свою страну, он мечтал построить для нее лучшее будущее — а теперь слонялся посреди ее руин, как случайно сбежавший из артерий земли призрак. И все потому, что ему не хватило смелости открыто выступить против короля и откровенно сказать ему: «Ваше Величество, если вы считаете, что мы можем так быстро освоить скверну и развязать войну с Небесным порядком, то вы, простите за мой тейватский, долбоеб». В общем, Клод не знал, как может ее поддержать. Он и себя-то поддержать не мог — куда уж тянуть на себе других. — Ты всегда считала мое тело хорошим материалом для экспериментов, — сказал он, не отрывая глаз от потолка, словно потолок мог в любой момент вступить в беседу и дать мудрый совет. — Хорошо, что у тебя получилось исполнить свою мечту. Рэйн фыркнула. — Дурак ты, Клод Энгервадель. Он не ответил. Спорить с правдой — лишь неразумно тратить силы. Так говорил отец. Правда, он почему-то все равно всегда с ней спорил. И с Клодом тоже. Они могли спорить целыми днями, вдаваясь в такие дебри, от которых Лэй, младшая дочь рода Энгервадель, закатывала глаза и торопливо собирала учебники, чтобы погрызть гранит науки в более тихом месте. А теперь отца уже не было. И Лэй тоже. Они оба умерли в день катастрофы, еще до того, как Небесный порядок наслал на народ Каэнри’ах проклятие. — Могу спросить? Клод моргнул. Слова Рэйн прозвучали неожиданно — она никогда не уточняла перед тем, как что-нибудь спросить, просто бесцеремонно вторгалась в чужое личное пространство, а в определенном настроении даже способна была взять душу штурмом. — Откуда у тебя появилась эта привычка начинать каждую фразу с односложного предложения? Ну… — Рэйн покрутила в руках пробирку, задумчиво изучила ее содержимое. — Это так странно. Я даже сначала думала, ты какой-то робот. Вроде тех големов, что программировали ребята из северного крыла. Наверное, он сошел с ума, но у Клода сложилось впечатление, что Рэйн пытается его приободрить. — Положительно, — сказал он. — Ты не ошиблась. Я робот. Ты думаешь, первый клинок короля может быть человеком? Я был искусственно создан в потайной лаборатории по особому чертежу, который сожгли сразу после использования. А вместо сердца у меня кусок азотита. — Это многое объясняет, — внезапно расхохоталась Рэйн. Некоторое время они молчали. Затем она повернулась, убрала с его лица пряди длинных волос. Часть из них была белой уже тогда, после схватки с Артанисом. Рэйн будто не могла решиться. Ее пальцы снова и снова покручивали пробирку, а она все проводила и проводила рукой по волосам Клода, будто надеялась, что для успешного эксперимента этого будет достаточно. Он поднял единственную уцелевшую руку и перехватил ее запястье. — Рэйн. — … Она отвела взгляд. — Рэйн, посмотри на меня. Она моргнула несколько раз, но все же с неохотой исполнила просьбу. Как и всегда, ее глаза оставались сухими, но в самой их глубине таилось непривычное выражение. Клод видел такое лишь однажды, в тот день, когда создания Рэйн вырвались из-под контроля и заполонили Тейват. — В чем дело? Ты провела сотни экспериментов. Этот ничем от них не отличается. Рэйн жестко усмехнулась, качнула головой, вырвалась из его хватки и отошла на несколько шагов, беспокойно скрестив руки на груди. Пробирка в ее пальцах дрожала, спина казалась неестественно прямой, а в плечах ощущалось болезненное напряжение. — Отличается, Клод. Отличается. Она ничего не сказала, но он понял, о чем она думает. Рэйн вспоминала убийство Артаниса. Пускай ей пришлось это сделать, пускай лишь так она могла сберечь Итэру жизнь, пускай Рэйн была более стойкой, чем все Рыцари Черного Змея вместе взятые. Артанис был для нее другом. Рэйн никогда не говорила друзьям, как сильно их ценит, но это не означало, что она была к ним равнодушна. И теперь Рэйн боялась, что очередной ее эксперимент вырвется из-под контроля и ей придется положить ему конец. — Иди сюда, — попросил Клод. У него не было сил встать и последовать за ней. Понимая это, Рэйн вздохнула, но все же подошла. Клод протянул руку. Он знал, Рэйн не любит лишних прикосновений. Захочет она сжать предложенную им ладонь или нет — пускай решает сама. Рэйн, поразмыслив, все-таки ее сжала. — Для меня уже все потеряно, — сказал Клод. — Мне правда все равно, что будет дальше. Что бы ни случилось… делай, что должна. Убей. Запри. Хоть в плесенника преврати. Что сможешь, то и сделай. — Клод… Он чуть улыбнулся. — Но ты совсем другое дело, Рэйн. Ты полна решимости продолжать свой путь. Иди вперед. Доведи до конца проекты, о которых не перестаешь думать даже сейчас. Исполни свои мечты и найди себе новое счастье. В чем бы оно ни заключалось. Рэйн торопливо вырвала руку и отвернулась. Сначала Клод решил, что задел ее своими словами, но потом с изумлением услышал со стороны Рэйн тихий всхлип. Она плакала. Рэйн, которая не плакала даже в день падения Каэнри’ах, стояла, сжимая в пальцах пробирку со скверной, и по ее щекам неконтролируемо бежали слезы. — Прости, — несколько ошарашенно сказал Клод. Она мотнула головой. Возвела глаза к потолку. Сделала глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. Затем повернулась к Клоду, склонилась над ним, сжав его плечо. — Я вытащу тебя, Клод. Обязательно вытащу. Даже если ты думаешь, что для тебя все потеряно… Я этого не допущу.               И вот он здесь. Стоит, смотрит на свое отражение, вспоминая день, когда его жизнь дала очередной странный виток. Благодаря Рэйн он не только восстановил руку, но еще и получил силы, которые помогли ему оправиться от ран и через некоторое время отыскать Итэра. Принца Бездны. В тот день, когда они с Рэйн приняли решение разойтись разными дорогами… Не лучше ли ему было последовать за ней? Покачав головой, Клод натянул плащ и вышел под мелкую морось на улицу. Мондштадтский воздух был ему привычен. В последний год он часто бывал здесь, совместно с Фатуи занимаясь поисками Небесного ключа под маской Чтеца. Он принес Принцу Бездны клятву верности, он предложил ему свой клинок и остатки своего сердца. Даже после катастрофы они остались друзьями. Итэр не забыл, как Клод спас его от Артаниса, а Клод полагал, что Итэр может стать надеждой павшей страны. Всех стран, павших по воле Небесного порядка. Далеко не все эти пять столетий Клод был рядом, но они всегда неплохо друг друга понимали и делили на двоих схожие мечты. Ну, так Клоду казалось. В последнее время он начал понимать, что скорее позволял себе идти на поводу у заблуждений. Может, ему по привычке хотелось за кем-нибудь следовать. Может, он просто отчаянно нуждался в человеке, который мог бы разделить с ним горькую память об утраченных днях счастья. Об Эйси. Об Арти. О прошлом, которое у них отняли, и о будущем, которого у них не случилось. Но Принц Бездны постепенно стал другим. Прежде это было лишь мимолетным ощущением, которое посещало Клода после редких встреч с бывшим другом. Со временем тон Принца Бездны становился все более приказным, а их беседы — все более короткими. Итэр выдавал распоряжения и уходил, поглощенный своими переживаниями. Клод слепо следовал за ним, а потому даже не заметил, как цель Итэра постепенно превратилась в одержимость. Да, он был сломлен Небесным порядком, но пятьсот лет назад он никогда бы не позволил себе поднять клинок на ребенка. С момента слияния вероятностей в голове Клода теснились бесчисленные вопросы. Могут ли вероятности в самом деле просто взять и соединиться без всяких последствий? О чем умолчал Итэр? Какую цену придется заплатить ради его воссоединения с Люмин? А что, если слова, которые Клод случайно услышал в пылу битвы от Кевина, правда? Что, если сестра Итэра на самом деле давно мертва? И как далеко Итэр будет готов зайти в своем отрицании этого факта? Чем дольше думал об этом Клод, тем сильнее он понимал, что Кевин не врал. Люди не врут с такими глазами. Люмин мертва. Итэр гонится за призраком. Но принять это — значит принять тот факт, что все кончено. По-настоящему кончено. Не будет больше никаких «прости». Не будет возможности загладить вину за совершенные ошибки, как и невозможно будет перечеркнуть пройденный за пятьсот лет путь и принесенные на этом пути жертвы. «Я хочу понять, — подумал Клод. — Я просто хочу хотя бы еще раз понять тебя, Итэр».

Этот фрагмент можно читать под музыку: Árstíðir — Ró. Ставьте на повтор

Как он и ожидал, Итэр сидел на краю скалы, свесив ноги и глядя на лежащий по другую сторону озера Мондштадт. Клод приблизился. Итэр не возражал, и потому Клод опустился рядом, натянул на голову капюшон, скрываясь от холодной мороси. — Ты пришел в себя, — равнодушно обронил Итэр. Клод промолчал. Увидев Итэра, он сразу вспомнил их сражение у Алькасар-сарая, то, с какой холодной решимостью Итэр применял Пламенное Правосудие. Словно огненные всполохи этого клинка обратили в пепел пятьсот лет их дружбы. Он невольно потер шрам на груди — печальный отпечаток смертельного боя с еще одним своим другом, и Итэр заметил этот жест. — Прости, — сказал он. Клод качнул головой. — Нет. Не надо говорить «прости», когда тебе все равно. Какое-то время они сидели молча. Оба пытались начать непростой разговор — разговор, который должен был окончательно расставить все по местам и определить, являются ли они друг другу союзниками или врагами. — Интересно. Это то самое место, — сказал наконец Клод, обернувшись на дом посреди деревьев. — Здесь ведь когда-то стоял дом Эйси и Арти. Итэр кивнул. Подтянув колено к груди, ткнулся в него лбом. — Знаю, этот дом совсем не похож на дом их семьи. Он маленький и не такой уютный, но… — Он протянул руку, коснулся кончиками пальцев влажной травы. — Я подумал, было бы неплохо снова увидеть в этом лесу проблески жизни. Может, спрятать здесь Люмин, если ей захочется провести время вдали от всех и оправиться от кошмаров. Клод посмотрел на Итэра, потер переносицу. — Послушай… — Нет. — Голос Итэра прозвучал резко, даже зло. — Я знаю, что ты собираешься сказать, и я не хочу даже слышать об этом. Ты понял меня, Клод? И снова этот приказной тон. «Ты понял меня, Клод? Если не понял, я найду способ объяснить тебе иначе». Прежде Клод стерпел бы, стиснув зубы, и лишь с небрежным поклоном ответил бы: «Положительно, Ваше Высочество». Но он не мог выкинуть из головы тот миг, когда Итэр занес над перепуганной девочкой раскаленный клинок. — Я хочу понять, на чьей ты стороне, Клод. Они схлестнулись взглядами, но Клод дал себе обещание больше не колебаться под прицелом этих холодных глаз. — Неужели? Я всегда был на стороне своего друга Итэра. Не знаю только, как я упустил момент, когда мой друг умер, а его место занял Принц Бездны, готовый добиться желаемого даже ценой остального мира. Итэр фыркнул, отвернул голову, посмотрел на Мондштадт с таким выражением, будто надеялся стереть его взглядом. — Ты не рассказал всей правды о «Стремительном натиске», о слиянии вероятностей, — с усталым вздохом добавил Клод. — Тогда почему просишь слепо следовать за тобой? Ты сам мне не доверяешь. Ты просто использовал меня. Ты обещал освободить меня от проклятия, подарить смерть… И вот я здесь. Пятьсот гребаных лет прошло, Итэр. А я до сих пор здесь. Помогаю тебе устраивать в городах резню и убивать детей. Итэр прикрыл глаза, и между его бровей задрожала хмурая складка. Клод ждал от него ответа, но Итэр молчал, и Клод закрыл лицо рукой. — Черт… В кого я превратился? Итэр взвился на ноги. Клод, несколько напряженный его реакцией, тоже поднялся, правда, не так быстро, как хотелось бы — тело до сих пор не восстановилось после воздействия Пламенного Правосудия. Дождь усилился. Теперь он хлестал с такой силой, словно вознамерился образовать между двумя бывшими друзьями расщелину и тем самым окончательно отделить их друг от друга. — Я знаю, знаю, что обещал тебе! — Итэр провел рукой по лицу, зачесал назад мокрые волосы. — Но ты нужен мне, Клод! Клод скрестил руки на груди. — «Нужен»? Кто я тебе, Итэр? Твое оружие? Итэр опустил взгляд, посмотрел на свои дрожащие ладони, а затем с пугающе холодной решимостью стиснул их в кулаки. Клод не мог избавиться от ощущения, что его бывший друг вот-вот выхватит клинок и отсечет ему вторую руку. — Что, собираешься остановиться, когда победа так близка? Клод качнул головой. — Нет. Собираюсь остановиться, пока еще не слишком поздно. Итэр шагнул вперед. В его глазах сверкали слезы, но голос звенел неконтролируемой яростью: — Моя сестра!.. — «Страдает»? Знаю. Ты тысячи раз говорил. Итэр, ты ведь понимаешь не хуже меня: если сомневаешься, можешь просто спросить у Альбедо. Порыв ветра принес в лицо Клода капли дождя. Итэр слушал с таким выражением, словно Клод достал у него из груди сердце и теперь отрывал по маленькому кусочку, скидывая со скалы. — Если Кевин говорил правду, причастность Люмин к Ордену Бездны должна была вписать ее в Ирминсуль, — развел руками Клод. — Тогда информацию о ней можно отследить через Архив Бодхи. И если она действительно мертва… Все произошло настолько быстро, что Клод не успел даже осознать. Рука Итэра взметнулась и наотмашь ударила его по лицу. Не то чтобы Клоду было больно — он давно перестал придавать боли надлежащее значение. Он просто был потрясен. Этой молниеносной реакцией. Этой яростью, которая выплеснулась на него подобно столпу лавы из жерла вулкана Миктлан. Этим жестом, который окончательно сжег между двумя друзьями мосты. Они были последними, кто берег наследие Каэнри’ах. Эйси и Арти погибли, Рэйн скрылась в неизвестности и могла тоже уже быть мертва. Только они с Итэром помнили былые клятвы, принесенные под знаменем с символом черного солнца. Теперь все это утратило смысл. Прошлого больше не было. Настоящее было разрушено. А будущее… В будущем ждала только тьма, и Клод сам помог принести ее в этот мир. Клод закрыл глаза и некоторое время стоял неподвижно. Итэр тоже не шевелился. Казалось, его столь знакомое лицо принадлежит чужаку. Он уже давно смотрел на окружающих с холодностью, но Клод впервые явственно ощутил: они не просто отдалились друг от друга. Они двинулись противоположными дорогами, и их путям уже не суждено было сойтись. Но они все же были друзьями целых пятьсот лет. Они разделили на двоих столько битв, столько испытаний… Клод поднял на Итэра едва ли не умоляющий взгляд. — Итэр. Всего один вопрос, и тебе не придется терзать свое сердце сомнениями. Если все действительно кончено, мы можем остановить эту войну. Пока она окончательно не превратила в чудовищ всех нас. — Замолчи. — Итэр шагнул вперед, схватил его за ворот плаща, с силой встряхнул. — Замолчи, Клод, потому что если ты немедленно не заткнешься, я клянусь, я обреку тебя на такие муки, каких ты даже под проклятием Небесного порядка не испытывал. Он не преувеличивал. — Люмин жива. — Итэр посмотрел куда-то за свое плечо с таким видом, словно Люмин стояла прямо у него за спиной. — Я ее брат. Я точно это знаю. «Тогда почему боишься спросить?» — хотелось узнать Клоду, но он молчал, понимая, что уже достаточно испытывал терпение Итэра. Итэр вознамерился до последнего отстаивать свою хрупкую иллюзию. В глубине души он уже знал, что его мир рушится, и потому злился только сильнее, готовый в попытках облегчить нестерпимую боль мучить как врагов, так и союзников. — Убирайся. Итэр оттолкнул Клода с такой силой, что тот повалился на траву. Повреждения, полученные из-за Пламенного Правосудия, отозвались болью. — Убирайся, пока я не передумал. Клод с трудом поднялся, пошатнулся, но смог сохранить равновесие, задержал взгляд на равнодушной маске, за которой его бывший друг спрятал искаженное горечью лицо. Принца Бездны окружала давящая темная аура. Он казался воплощением скверны, готовой захлестнуть весь мир. Клод ждал, что Итэр в любой момент снова поднимет руку для удара. Но Итэр лишь стремительно развернулся и, наотмашь хлестнув ладонью по воздуху, открыл перед собой звездный портал. — Я считал тебя надежным другом. — Итэр не поворачивался. Его голос звучал глухо. Каждое слово падало в сердце Клода серебряным шипом Селестии. — Я думал, ты готов защищать Каэнри’ах любой ценой, но похоже, для тебя имеет значение лишь собственная жажда смерти. Так иди и ищи ее сам. Ты не нужен мне, Клод Энгервадель. С этими словами Итэр сделал шаг и исчез в портале. Клод остался, пошатываясь, стоять на краю скалы. Дождь барабанил по крыше маленького дома, скрытого посреди деревьев. Когда-то это место было полно жизни. Вместо зарослей здесь пробегали выложенные плиткой дорожки, над которыми висели, покачиваясь под порывами теплых мондштадтских ветров, золотые фонари. Пускай Эйси сбежала из Мондштадта, она никогда не забывала свои корни и время от времени навещала родных. Клод помнил, как однажды они с Итэром согласились познакомиться с ее семьей. Не сказать, что все прошло удачно. Итэр показал себя молодцом, а вот Клод, как и всегда, оставался придирчивым и занудным. У него никогда не выходило вести беседы, и чем сильнее он стеснялся, тем хуже получалось. С тех пор Эйси зареклась звать друзей к себе домой, но потом все же признала, что они довольно неплохо провели время. Он помнил этот день. До сих пор. Эйси бежала по тропе, которая вела от дома к этому самому месту на краю скалы, и жестами манила за собой друзей. Солнце клонилось к горизонту, и Эйси не терпелось показать вид, который открывался отсюда на вечерний Мондштадт. Итэр спешил за ней, пытаясь не растерять по пути ароматные булочки, испеченные мамой Эйси. Клод шагал позади, рассматривал деревья, высаженные вдоль дороги, и искренне недоумевал, как отец Эйси мог перепутать кедр с сосной. Ну чего вы там тормозите? Скорее идите сюда! Вы же так весь закат пропустите! Клод вздохнул. Знал бы он в тот день, как все обернется, он бы махнул рукой на кедры, на сосны, на что угодно — лишь бы провести больше времени с людьми, которые вскоре исчезнут из его жизни. Опустив взгляд, он заметил в траве серебристый проблеск. — Ну что? Как? — Поразительно. Поразительно в том смысле, что твои песни звучат как музыкальный союз вьючного яка с хиличурлом. — Ха-ха-ха! Это так нелепо, что у меня даже нет сил обижаться! — Глупости. На правду не обижаются. — Это твой отец так говорит? — Пф. — Ха-ха-ха! Клод присел на корточки и подобрал гармошку, поврежденную обвалом пятисотлетней давности. Последний дар Эйси. Должно быть, гармошка вывалилась из кармана Итэра, а тот в порыве ярости даже не заметил этого. Да и какое ему было дело? Гармошка выглядела так, словно за ней не ухаживали уже много лет, лишь таскали с собой в кармане по старой привычке. Клод прижал гармошку к груди и некоторое время сидел в молчаливом оцепенении. Затем он встал. Взглянул на тучу, на город, который простирался за озером. На гармошку в своей руке. Капли дождя стучали по ее серебристой поверхности и оставляли мокрые дорожки. Спрятав гармошку в карман, подальше от сырости и ветра, Клод бросил прощальный взгляд на дом посреди деревьев, а затем зашагал прочь.

Конец музыкального фрагмента

* * *

«Я люблю тебя». Она открыла глаза. Мир казался каким-то искаженным, словно отражение в кривом зеркале, поэтому она снова закрыла их и намеревалась провести в таком положении по меньшей мере ближайшую тысячу лет, но кто-то с силой потряс ее за плечо. Вставай же, вставай! Я не хочу вставать. Я ничего не хочу. Пожалуйста, дайте мне полежать спокойно. Мне очень надо слиться с вечностью. Вставай, Люмин! Даже не думай сдаваться! Отстань. Ты не понимаешь. Я не сдаюсь. Я нахожусь в вертикальном положении в течение неопределенного времени с целью стать единым целым с кроватью. Возможно, так я смогу поместить часть своего сознания в кровать. Я должна сделать все, что в моих силах, чтобы протянуть еще немного, чтобы не позволить скверне завладеть собой целиком… Вставай. Вставай, вставай, вставай, вставай, вставай! Ты не заткнешься, да?.. ВСТАВАЙ! Тяжело вздохнув, Люмин все же открыла глаза и вновь уперла усталый взгляд в плавающий потолок. Под потолком висела роскошная люстра, но из шести лампочек горело только две, и их свет был приглушенным, можно даже сказать, нежным. Серьезно? «Нежный свет лампочек»? Такую нелепость могла придумать, пожалуй, только Паймон. Глаза Люмин расширились, и она рывком села, осознав, что назойливый голос в голове принадлежал ей самой. От резкого подъема комната закружилась, и потому Люмин не сразу различила нависшее над ней лицо, исполненное мягкости и неподдельной заботы. — Госпожа Люмин! Вы очнулись. Люмин несколько раз моргнула и наконец разглядела, кто перед ней стоит. Это была молодая женщина с длинными, чуть небрежно уложенными серыми волосами и красными глазами, полными доброты. Взгляд Люмин упал на флаг за спиной женщины. На нем была изображена восьмиконечная звезда. Знакомая эмблема. Люмин нахмурилась, напрягая память, но там, где должны были храниться важные воспоминания, образовалась пустота. Женщина тем временем отошла к прикроватному столику, где были расставлены стеклянные банки всех мастей. — Ну и напугали же вы нас, — женщина сверилась с надписью на одной из банок, но лишь неудовлетворенно покачала головой и стала искать другую. — Упали вчера вечером, ни с того ни с сего лишившись сознания, да так побледнели! У вас даже пульс едва нащупывался. — Где я? — слабо отозвалась Люмин. Женщина наконец нашла нужную банку и, высыпав на ладонь две голубых таблетки, протянула их Люмин вместе со стаканом воды. — Господин Чайльд приказал перенести вас в крыло Предвестников, чтобы обеспечить надлежащий отдых. Знаете, с тех пор как проект «Одиннадцать» подошел к концу, он довольно холоден со всеми… — Глаза женщины вдруг стали печальными, но она напустила на лицо улыбку. — Но с вами он по-прежнему добр. «Чайльд?» Люмин взглянула на таблетки на своей ладони. Чутье подсказывало, что женщина не желает ей зла, поэтому Люмин все же выпила их и отставила опустевший стакан на прикроватный столик. Чайльд, крыло Предвестников, восьмиконечная звезда… Память подчинялась неохотно, но Люмин продолжала настойчиво тыкать ее мысленной палкой, пока в конце концов из глубин прошлого не всплыли разрозненные воспоминания. Верно. Предвестники — передовая сила Фатуи, организации, которая замыслила свергнуть Небесный порядок. Восьмиконечная звезда — один из символов Снежной. Под крылом Предвестников женщина, должно быть, имеет в виду какую-то удаленную часть Заполярного Дворца. Ну а Чайльд… Чайльд — ее друг. Но что еще за проект «Одиннадцать»? Люмин приложила руку ко лбу. Это не единственный важный вопрос. Какого мохнатого хиличурла она сама забыла в Заполярном Дворце? Она помнила, как намеревалась отправиться в Сумеру, чтобы отыскать там Дендро Архонта, попробовать выяснить что-то о своем брате… Так какие же ветра занесли ее в Снежную? Да еще и прямиком в резиденцию Царицы? — Что со мной случилось? — спросила она в надежде, что женщина сумеет что-нибудь прояснить. Женщина прислонилась к прикроватному столику и задумчиво обхватила пальцами подбородок. Вопрос Люмин она восприняла на свой лад. — Хм, боюсь, я не могу дать ответ на ваш вопрос. Возможно, это результат переутомления. В конце концов, «Стремительный натиск» случился всего пару дней назад. Вы ведь отвечали за его проведение в Натлане. Может, еще не оправились от воздействия Пламенного Правосудия. Лорды Бездны имеют высокую устойчивость к разрушительной энергии Небесных ключей, но все же не стопроцентную. «Стремительный натиск», Пламенное Правосудие, Лорды Бездны… Воспоминания пронеслись перед глазами Люмин золотой стрелой, и она вдруг поняла: она находится там, где ей ни в коем случае нельзя быть. Она должна немедленно бежать. Не обращая внимание на предостережения женщины, Люмин спустила ноги с кровати, вскочила, наотмашь ударила перед собой ребром ладони. С силами, запечатанными Небесным порядком, она не могла сбежать по Воображаемому Древу, но могла попытаться уйти через Бездну. Что угодно — лишь бы оказаться как можно дальше от этого проклятого места. Ничего не случилось. На Люмин накатила неожиданная слабость, ее ноги подогнулись, и она рухнула бы на пол, если бы не женщина, вовремя подхватившая ее под руки. — Госпожа Люмин! Что вы делаете? Прошу, вам нужно восстанавливаться… Люмин оттолкнула ее и бросилась к выходу. В этот момент дверь открылась. Люмин нос к носу столкнулась с невысокой рыжей девушкой, хотела просочиться мимо, пока девушка не опомнилась, но дорогу преградил мужчина с длинными зелеными волосами. Пришлось отступить обратно в комнату. Сил на то, чтобы призвать оружие, не было, поэтому Люмин схватила с тумбочки вазу. — Стой, подожди! — вскричала рыжая девушка. Люмин не стала ждать. Она ждала шесть лет — ей хватило сполна. Не раздумывая ни секунды, она метнула свой импровизированный снаряд в застывшего посреди прохода мужчину. Столкновение было неизбежно, но тут женщина-врач, которая прежде наблюдала за этой сценой с печальным выражением лица, вдруг метнулась вперед и перехватила вазу прежде, чем та стукнула мужчину по лбу. — Архонты! — воскликнула рыжая девушка. — Благодарю, Наташа, — одернув лабораторный халат, сказал мужчина. — Дайте мне пройти! — вскричала Люмин, осматриваясь в поисках нового снаряда. — Скверна Лордам Бездны совсем мозги разъела! — заявила рыжая девушка. За неимением других подходящих снарядов Люмин попыталась отвоевать у врача по имени Наташа злополучную вазу. Высокая Наташа подняла ее над головой, но решимости Люмин это не убавило. — Я тебе покажу мозги! — воскликнула она. — Вы шесть лет ставили надо мной эксперименты! Вы отравили меня скверной! — Технически это были не мы, — задумчиво изрек мужчина, снова одернув халат. — Мы к этому вообще никакого отношения не имеем. Рыжая девушка уперла руки в бока и, судя по лицу, уже хотела в очередной раз высказать что-то колкое, но тут вмешалась Наташа. Отстранившись от Люмин, она вернула вазу на тумбочку, ударив ей так сильно, что на настенных полках подскочили расставленные там безделушки. Рыжая девушка смущенно кашлянула. Мужчина в третий раз одернул халат. Люмин, поразмыслив, опустила руки. — Давайте все успокоимся, — с нажимом сказала Наташа. — А не то сейчас на ваши крики все Предвестники сбегутся. Никто из нас этого, кажется, не хочет. Или мне следует пригласить сюда, скажем, госпожу Сандроне? Все трое промолчали, и Наташа, вздохнув, велела: — Мирослав, закрой дверь. Мужчина, пожав плечами, исполнил ее просьбу. Рыжая девушка открыла рот, но Наташа сделала ей знак молчать и вытянула перед собой руку. Над ее ладонью возникло круглое металлическое устройство, от которого по всей комнате прокатилась красная волна. Удовлетворенно кивнув, Наташа спрятала его и лишь после этого позволила себе немного расслабиться. — Думаешь, это поможет? — скрестив руки на груди, мужчина по имени Мирослав прислонился спиной к двери. — Теперь нас, конечно, никто не подслушает, но мы и без того привлекли достаточно внимания. — Лорды Бездны никогда не отличались примерным поведением, — ответила Наташа. — Даже если нас кто-то услышал, вряд ли он будет удивлен. Господин Кэйа все время порывался сбежать. А господин Август, если вы вдруг забыли, однажды попытался проткнуть господина Дотторе вилкой. — Эх, — со вздохом отозвалась рыжая девушка. — Даже жаль, что у него не получилось. Ситуация была абсурдной. Люмин стояла босиком, в одной ночнушке, посреди комнаты в крыле Предвестников. Ее окружали Фатуи. Одному из них Люмин едва не зарядила по голове вазой. Вторая, пускай и была врачом, оказалась той еще акробаткой. Наконец, все трое с лицами, полными неподдельного разочарования, сожалели, что Августу не удалось проткнуть Дотторе вилкой. Не выдержав, Люмин фыркнула от смеха. Это разрядило обстановку, и рыжая девушка, которая прежде держалась настороженно, немного успокоилась. Мирослав приподнял уголок губ. — Мы не желаем тебе зла, — объяснил он. Люмин сложила руки на груди. Вспышка ярости прошла, и она больше не чувствовала острой потребности метать в Фатуи все, что попадется под руку, но все еще не могла им доверять. — Меня зовут Мирослав, — представился мужчина. — А это Наташа и Аня. Люмин нахмурилась, ожидая продолжения. — Госпожа Люмин, мы знаем, через что вам пришлось пройти. — Наташа любезно подвинула стул, но Люмин не стала садиться. — Возможно, вы думаете, что все Фатуи одинаковые, но… Многие из нас не согласны с методами Ее Величества. И в особенности с ее союзом с Орденом Бездны. — Да если бы не ее методы, Отто был бы до сих пор жив, — пробурчала, скрестив руки на груди, Аня. Люмин изумленно моргнула. Сначала она решила, что ослышалась. Неужели Аня имела в виду того самого Отто, что шесть лет назад учинил в Инадзуме настоящую катастрофу? Люмин нахмурилась еще сильнее, но спрашивать не стала и вновь посмотрела на Наташу в ожидании разъяснений. — Вы хотели знать, что случилось. — Наташа облокотилась на спинку стула. — Думаю, теперь я могу дать ответ. Скорее всего, ваша слабость — побочный эффект очищения от Крови Текутли. Насколько я понимаю, вы также можете испытывать головокружения, а некоторые из ваших воспоминаний, вероятно, повреждены. Люмин прошиб холодный пот. — Повреждены? — переспросила она. Наташа кивнула и взглянула на Мирослава. Тот вздохнул, спрятал руки глубоко в карманы халата. — Кровь Текутли опасна не только тем, что оказывает разрушительное воздействие на организм. Она также влияет на сознание и, установив над ним контроль, начинает постепенно разъедать его изнутри. Если говорить простыми словами, воспоминания, сама личность — все понемногу стирается, а образовавшиеся пустоты заполняет собой Кровь Текутли. Люмин уже поняла, к чему он клонит, и вдруг резко утратила способность стоять прямо. К счастью, предусмотрительная Наташа услужливо пододвинула стул, и Люмин тяжело на него опустилась. Аня сочувственно вздернула брови. — Ты освободилась из-под влияния Крови Текутли, и она была удалена из твоего сознания, — объяснил Мирослав. — Но оно так и осталось поврежденным. Образованные Кровью Текутли пустоты никуда не делись. Люмин прижала руку ко лбу. — Иными словами, часть моей личности стерлась. Мирослав обменялся взглядом с Наташей и неохотно кивнул. — Сознание, как и тело, обладает способностью к регенерации. Рано или поздно оно восстановится, просто для этого потребуется время. Что ж, это объясняет, почему она не сразу вспомнила, как оказалась в Заполярном Дворце. Целые шесть лет жизни вывалились из ее памяти, и Люмин понимала — это не единственное, о чем она забыла. Скажем, она никак не могла вспомнить, кто же помог ей освободиться из-под влияния Крови Текутли. Она знала: этот человек очень важен. Думая о нем, Люмин не могла вспомнить лица, но душа наполнялась необъяснимым теплом, таким пронзительным, что на глаза наворачивались слезы. Она надеялась поскорее вспомнить, кто же так сильно ей помог. Впрочем, сейчас стоило сосредоточиться на деле. — Здесь напрашивается какое-то «но», — заметила Люмин. Мирослав вздохнул. — Да. Это Кровь Текутли, взаимодействие с ней состоит из сплошных «но». — Он качнул головой. — Подобно тому, как раны оставляют на теле шрамы, так и пережитое оставит на твоем сознании следы. — И это значит?.. — вопросительно вздернула брови Люмин. — Это значит, что некоторые воспоминания могут быть утрачены безвозвратно, — мягко объяснила Наташа. Люмин опустила голову и прикрыла глаза, пытаясь осознать услышанное. Да как такое осознаешь? Если память не подводит, человеком, который заразил Люмин Кровью Текутли, был ее собственный брат. За что Итэр так обошелся с ней? Знал ли он о последствиях отравления? А если знал, неужели ему было все равно? Люмин и прежде не понимала мотивов Итэра, но теперь окончательно запуталась. Пускай с ним что-то случилось, пускай она не была рядом, когда произошла катастрофа в Каэнри’ах, и не могла разделить с ним потери, они все еще были братом и сестрой. Или уже нет? Люмин бросила взгляд за окно. Оттуда струился холодный свет. Окрестности Заполярного Дворца почти круглый год были укрыты снегом, и оттого казалось, что подступающий к окнам хвойный лес сверкает серебром. «Считаешь ли ты меня своей сестрой, Итэр? Или то, что случилось пятьсот лет назад, настолько сильно на тебя повлияло?» Он ведь использовал ее. Люмин была лишь марионеткой в его планах. Актрисой второго плана, роль которой заключалась в том, чтобы во время «Стремительного натиска» принести Пламенное Правосудие в пещеру под Миктланом. Изредка он пользовался ей как оружием, но большую часть времени просто держал при себе, будто она была хрустальной статуей, декорацией в его жизни — жизни, в которую он не планировал ее посвящать. Люмин прижала руку к груди, ощущая, как часто бьется сердце. Оно было переполнено горечью и злостью, но сейчас у Люмин не было времени растворяться в этих чувствах. Она подняла глаза на Мирослава. — С этим я разберусь позже. Сейчас мне нужно как можно скорее выбраться из Заполярного Дворца. Наташа согласно кивнула. — Даже если у нас получится скрыть тот факт, что вы очистились от Крови Текутли, боюсь, оставаться в Заполярном Дворце сейчас попросту небезопасно. Аня уперла руки в бока и сдвинула брови. Наташа же, ощутив на себе долгий взгляд Люмин, прошла к каминной полке и стала бездумно передвигать расставленные там рамки с фотографиями. — Фатуи выяснили, что Орден Бездны все это время обманывал их. Царица рассчитывала использовать Небесные ключи для свержения Небесного порядка, но «Стремительный натиск» завершился совсем не так, как ожидалось. Точно. «Стремительный натиск» никогда не был планом по свержению Небесного порядка. Люмин вспомнила об этом лишь после слов Наташи, но в памяти все же неохотно всплыла сцена разговора с Итэром. Они сидели на Утесе Звездолова, и Итэр, задумчиво поглаживая лепестки сесилии, рассказывал Люмин, что хочет объединить вероятности, соединить всех, кто был разлучен, и восстановить справедливость. «И тогда все смогут быть счастливы». Он говорил «все», но имел в виду себя. Люмин не знала, кому еще в здравом уме «Стремительный натиск» может принести счастье. Даже если допустить, что Итэр сможет добиться желаемого… Люмин не была уверена, что можно вот так просто соединить два мира в одном. Несмотря на большой опыт путешествий по Воображаемому Древу, Люмин мало что знала о параллельных вероятностях и смутно помнила лишь объяснения Кевина. Есть миры, которые связывают лишь общие корни, далекие отголоски прошлого. Но есть такие, которые похожи друг на друга, как отражения — так сильно, что ты даже могла бы отыскать там собственную копию. Допустим. Но если есть два отражения, которые пускай очень похожи, но все же отличаются, какое из них считать истинным? «Ты играешь с естественными механизмами Воображаемого Древа, Итэр, — размышляла Люмин. — С фундаментальными законами вселенной. А это никогда не заканчивается ничем хорошим». Пока она сидела, погруженная в свои мысли, Наташа прекратила расставлять фотографии и прислонилась к каминной полке спиной. — Большинство Лордов Бездны покинули Заполярный Дворец вместе с Принцем Бездны еще до того, как мы поняли, что происходит, — сказала Аня. — Но ты осталась, а Чайльд вскоре вернулся — возможно, присмотреть за тобой. И теперь Царица будет пытаться отвоевать вас у Принца Бездны любой ценой. — Это бессмысленно, — качнула головой Люмин. Она старалась не думать о том, что Царица и Итэр обращались с Лордами Бездны так, словно те были шахматными фигурами на доске. — Приказы моего… — Она вздохнула. — …Приказы Принца Бездны имеют для Лордов Бездны наивысший приоритет. Попытки Царицы удержать Чайльда приведут только к новым жертвам. — Именно по этой причине я сказала, что оставаться в Заполярном Дворце небезопасно, — заметила Наташа. — Пока господин Чайльд ведет себя спокойно, но это, вероятно, связано с распоряжениями Принца Бездны. Как только Царица попытается подчинить его своей воле, господин Чайльд не станет стесняться в методах. «Иными словами, убьет всякого, кто встанет на его пути». Люмин прикрыла глаза и сжала руку в кулак. Чтобы отвлечься, она закинула ногу на ногу, покачала ей, обдумывая мысль, которая с самого начала разговора не давала ей покоя. — Почему вы помогаете мне? Аня с Мирославом обменялись взглядами, а Наташа опустила глаза, и Люмин, почувствовав запах тайны, продолжила настойчиво: — Вы сказали, что не травили меня Кровью Текутли, но это не делает нас друзьями. Скажем так, это ведь именно Фатуи предоставили Ордену Бездны образцы Крови Текутли, которые они получили от Карлоса в Натлане. Так почему я должна вам доверять? Где гарантия, что вы не заведете меня в очередную ловушку? Мирослав развел руками. — Ты уже в Заполярном Дворце, без сил и без оружия. На месте твоих недоброжелателей я бы не стал упускать такую возможность. — Слава! — упрекнула Аня. — А что я такого сказал? — пожал плечами Мирослав. — Я просто констатирую факт. Аня набрала в рот побольше воздуха, но прежде, чем они принялись спорить, вмешалась Наташа. Бросив настороженный взгляд за окно, она спросила: — Госпожа Люмин, доводилось ли вам слышать о «Холодном огне»? Люмин снова потыкала память, но та предательски молчала. — Даже если я что-то и слышала, то пока не могу вспомнить. Лицо Наташи, ставшее на несколько мгновений едва ли не суровым, вдруг смягчилось, и она мягко улыбнулась, словно пыталась напомнить Люмин, что в потере памяти нет ничего страшного и вообще это случается со всеми налево и направо. — «Холодный огонь» — это организация, которая противостоит режиму Царицы. Помните, я говорила, что не все Фатуи согласны с методами Ее Величества? — Наташа взглянула на Мирослава, опустившего глаза, на погрустневшую Аню. — У каждого из нас были свои причины присоединиться к «Холодному огню». Мы все Фатуи, которые разочаровались в идеалах Царицы или стали невольными свидетелями ее холодной жестокости. Мирослав нервно потер рукав халата, а Аня, скрестив руки на груди, отошла к окну, наблюдая, как искрится на солнце снег и как качаются укрытые белыми шапками еловые ветви. Итак, все трое были участниками «Холодного огня». Люмин не знала, что заставило их примкнуть к сопротивлению, но похоже, каждый из них нес свое бремя. Здесь, в холодных стенах монументального дворца, давление этого бремени не ослабевало ни на миг. — Когда Царица вступила в союз с Орденом Бездны, участники «Холодного огня» столкнулись с непреодолимыми трудностями, — продолжила Наташа. — Противостоять режиму стало еще опаснее. Люди хотят перемен, но за перемены нужно сражаться. Делать это в условиях, когда тебя могут за любой неверный вдох убить или пустить на эксперименты, всегда страшно, и потому «Холодный огонь» сейчас скорее превратился в тлеющие угли. Мирослав хмыкнул. Люмин так и не поняла, оценил он Наташину игру слов или все-таки нет. — Но сейчас союз с Орденом Бездны рухнул, — отвернувшись от окна, твердо произнесла Аня. — Это наш шанс. — Какое отношение это имеет ко мне? — уточнила Люмин. К ее удивлению, Наташа засмеялась. — Да никакое, в том-то все и дело. — Она одарила Люмин теплым взглядом. — Это не ваша война, госпожа Люмин, и вам в ней делать нечего. — Много лет назад мы следовали за Царицей, потому что мечтали о свержении Небесного порядка, о новом мире, в котором не будут властвовать равнодушные боги, — добавил Мирослав. — Но мы не подписывались на проекты, подобные «Лордам Бездны» или «Стремительному натиску». С тех пор, как шесть лет назад Отто придумал Кольцо Изнанки, все покатилось под откос. Даже у Фатуи были свои принципы, но в последние годы они, кажется, окончательно утратили для Ее Величества какую-либо ценность. Аня поковыряла носком ботинка роскошный ковер, за что удостоилась неодобрительного взгляда со стороны Наташи. Заведя руки за спину, она пожала плечами, словно пыталась попросить у ковра прощение, и сказала: — «Холодный огонь» не забывает своих принципов. Мы покажем тебе путь из Заполярного Дворца, потому что так будет правильно. Потому что никто не заслуживает быть пленником и уж тем более выполнять чужие приказы против воли. Люмин слабо улыбнулась. Все трое явно говорили искренне, и несмотря на холод Заполярного Дворца, ее сердце наполнилось теплотой. — Выведем Люмин одним из тайных проходов, — предложила Аня. — Большинство из них охраняются после попыток господина Кэйи к бегству, — заметила, приложив руку к подбородку, Наташа. — Да, но не тот, что ведет через крипту. — Аня взглянула на Мирослава. — Помнишь, я рассказывала? Секретный коридор, попасть в который можно через старую комнату Отто. Тот прикрыл глаза в знак согласия. — Не слишком ли опасно? — засомневалась Наташа. — Об этом коридоре знаем только мы с вами. Еще знала госпожа Синьора, но это был их с Отто общий секрет, вряд ли она разбалтывала его кому попало. — По губам Ани скользнула печальная улыбка, но она быстро взяла себя в руки и опять стала лучиться уверенностью. — Она и мне-то не рассказывала, я просто случайно услышала их разговор. «Кажется, Аня была довольно близка с Отто, — заметила Люмин. — Неужели и у него были друзья?» Она посмотрела на Мирослава. Тот молчал, как делал почти всегда, когда к нему не обращались, но по его лицу Люмин догадывалась, что и Мирославу доводилось тесно общаться с Отто. Судя по наряду, Мирослав ученый. Отто тоже был ученым. Может, они когда-то работали вместе? Тем временем Наташа сказала: — Хорошо, допустим. Но до комнаты Отто нужно еще добраться. А мы, напоминаю, находимся в крыле Предвестников. — Давайте Слава одолжит у Дотторе гроб! — заявила Аня. От такого предложения даже невозмутимый Мирослав поперхнулся на ровном месте и взглянул на Аню как на умалишенную. — По-твоему, гроб в крыле Предвестников — это настолько распространенное явление? Милость Архонта, Аня, дорогая, тебе надо проверить в словаре понятие «скрытность». Аня пожала плечами. — Ну нет так нет. Мое дело предложить. Наташа вдруг пристально воззрилась на Люмин с таким выражением, словно пыталась оценить, в каком гробу она будет смотреться лучше. — Хм… — Я не полезу в гроб! — предупредила Люмин. — Давайте закроем тему гробов, — попросил Мирослав. — У тебя какие-то проблемы с гробами? — вскинулась Аня. Наташа со вздохом дотронулась до лба кончиками пальцев и легонько его помассировала. — Еще кто-нибудь скажет слово «гроб», и я надену ему на голову вазу, — посулила она с непринужденной улыбкой. — В предложении Ани есть здравое зерно. Аня с победоносным видом повернулась к Мирославу, но тот сделал вид, что ему потребовалось срочно проверить содержимое карманов. — Мы можем замаскировать госпожу Люмин под работницу лаборатории, — предложила Наташа. — Халат, другая прическа, очки — есть все шансы, что даже при прямом столкновении Фатуи вас не узнают. Люмин недоверчиво изогнула бровь. — О, те самые нелепые очки! — щелкнула пальцами Аня. — Я один раз их померила и саму себя в отражении не узнала. Это точно сработает. Бровь Люмин поползла еще выше, но минут через десять, когда Мирослав вернулся в комнату с необходимым для маскировки реквизитом, ситуация прояснилась. Очки и впрямь были нелепые. Вообще-то они предназначались для работы в лаборатории и, по словам Мирослава, со своей защитной функцией справлялись на ура, но всякий, кто надевал их, неизменно казался чокнутым ученым. Проверив отражение в зеркале, Люмин убедилась в правоте Ани: она бы тоже себя в таком виде не узнала. Наташа подыскала подходящую по размеру одежду. Переодевшись, Люмин затянула волосы в хвост и надвинула очки на нос. Интересно, как бы прокомментировала все это Паймон? — Ну, — окинув взглядом получившийся результат, глубокомысленно изрек Мирослав. — Давайте надеяться, что это сработает. Аня уже ушла, чтобы первой добраться до комнаты Отто и проверить, не околачиваются ли там поблизости Фатуи. Наташа решила остаться в крыле Предвестников, отвлекать на себя внимание в том случае, если кто-нибудь весьма некстати решит заглянуть в комнату. — Помни, если нас кто-то остановит, говорить буду я, — напомнил Мирослав. — Не волнуйся, — попросила Люмин. — Я довольно хороша в маскировке. Однажды я надела маску, которая закрывала только половину моего лица, даже костюм менять не стала. И ничего. Фатуи все равно купились. Мирослав усмехнулся. — Будьте осторожны, — напутствовала Наташа. — И постарайтесь по возможности избегать Предвестников. Перед тем, как выйти за порог следом за Мирославом, Люмин обернулась. Наташа поймала ее взгляд, одарила усталой улыбкой. Люмин не знала, сколько подобных операций доводилось проворачивать участникам «Холодного огня», но все трое явно знали свое дело. Пускай «Холодный огонь» и превратился за последние годы в пылающие угли, Люмин хотелось верить, что его участники все еще могут разжечь былое пламя. — Я найду своих друзей и брошу вызов Принцу Бездны, — пообещала Люмин. — Никто не будет противостоять ему в одиночку. Наташа со вздохом качнула головой. — Госпожа Люмин, он ваш брат. Сражаться с близкими всегда нелегко. И потом, вам довелось пережить ужасные вещи… Вы уверены, что хотите продолжать борьбу? Вы как никто другой заслуживаете покой. Люмин посмотрела на фотографии, которые Наташа прежде переставляла на каминной полке. С момента своего пробуждения она ни разу не задумывалась, в чьей комнате очутилась, но… Это ведь было крыло Предвестников. И комната, в которой она открыла глаза, тоже принадлежала Предвестнику. По крайней мере, человеку, который когда-то был им. Некоторые из этих фотографий Чайльд показывал Люмин много лет назад, еще до того, как они оба превратились в послушных кукол Принца Бездны. До того, как он стал жертвой экспериментов, а она совершила ряд ужасных ошибок, из-за которых пал Мондштадт. До того, как половину его тела заменили протезами и пустили по его жилам Кровь Текутли. До того, как в Крови Текутли растворилась и она сама. Это было давно, но несмотря на пробелы в памяти, Люмин помнила этот момент так отчетливо, словно он произошел вчера.               — О, а это мои братья и сестра. Чайльд пытался найти идеальный баланс между поеданием булочек и демонстрацией Люмин своих сокровищ — фотографий, сделанных его отцом. Баланс никак не находился, и в конце концов Люмин выхватила у него фотографии, стала сама перебирать их и изучать столько, сколько вздумается. — Это Тоня. Вот этот серьезный парнишка, который, кажется, вот-вот откроет свою академию — это Антон. Ну а Тевкра ты знаешь. — А это твоя мама? — спросила Люмин, указав на женщину, силуэт которой был едва различим на заднем плане. Чайльд перевесился через ее плечо и откусил такой солидный кусок булки, что крутившаяся поблизости Паймон выпучила глаза от зависти. Поразмыслив, Чайльд предложил булку и ей тоже. Люмин вежливо отказалась. Она полчаса назад выполнила поручение, в котором помогала какому-то критику из Инадзумы оценивать мондштадтскую выпечку, так что даже смотреть на булки было тошно. — Мама, ага. — Чайльд тепло улыбнулся. — Алевтина. Поищи, там есть более удачный кадр. Люмин отыскала нужную фотографию. Отец Чайльда застал Алевтину врасплох, и оттого она казалась особенно живой — словно вот-вот шагнет с фотографии и окажется на пристани рядом со своим старшим сыном. Чайльд не так уж сильно был на нее похож, но они делили на двоих одинаковую улыбку. — Она очень красивая, — заметила Люмин. — А твой отец? Есть его фотографии? Чайльд отмахнулся. — Он нам иногда со своей камерой проходу не дает, но сам фотографироваться наотрез отказывается. Ужасно упрямый тип. — Интересно, кого же мне это напоминает? — хмыкнула Люмин. Чайльд расхохотался. — Ну, я в конце концов сын своего отца. Люмин изучила оставшиеся фотографии. Дойдя до последней, она изумленно выдохнула, и Чайльд, заметив выражение ее лица, вдруг залился краской до кончиков ушей. — А-а… Э-э… Это случайно там оказалось! Он попытался выхватить фотографию из рук Люмин, но та вскочила и отбежала, ловко балансируя на краю пристани. Чайльд был завален булочками, и Люмин бессовестно воспользовалась этим тактическим преимуществом, чтобы установить превосходство и отвоевать фотографию, не оставив Чайльду ни шанса на контратаку. Чайльд рассчитывал на поддержку Паймон, но Паймон показала ему язык и продолжила с упоением уплетать булочку. — Предательница! — припечатал Чайльд. Паймон пожала плечами. Тем временем Люмин склонилась над фотографией и приставила к ней ладонь, чтобы не мешало слепящее солнце. — Ну-ка посмотрим… Фотография изображала самого Чайльда и стоящую рядом Люмин. На заднем плане в кадр случайно попала Паймон. Она несла в каждой руке по куриному шашлычку и выглядела так грозно, словно собиралась проткнуть кого-то шампуром. Люмин помнила: в тот день они с Чайльдом случайно пересеклись в горах Ли Юэ. Она отправилась выполнять очередные поручения, он ошивался неподалеку от границы из-за дел Фатуи, о которых привычно не стал распространяться. Вместо того, чтобы устраивать допрос с пристрастием, Люмин предложила развести костер и перекусить, а заодно проверить камеру, которую ей выдали в гильдии приключений по заданию. Она даже представить не могла, что Чайльд до сих пор хранил эту нелепую фотографию. Серьезно. У Люмин на ней был такой вид, словно она вот-вот чихнет, а Чайльд стоял вполоборота, пытаясь понять, не станет ли он мишенью для шампуров Паймон. В тот день Люмин еще несколько часов их совместной дороги припоминала Чайльду его сентиментальность, а он лишь краснел и отмахивался, изображая из себя могучего Предвестника.               Кто бы мог подумать, что Чайльд не забыл об этой фотографии даже спустя столько лет. Она стояла посреди остальных на каминной полке — маленький фрагмент счастливого прошлого, пойманный в деревянную рамку. Люмин не могла не думать о том, что чувствовал, глядя на эти кадры, нынешний Чайльд. Вспоминал ли былые дни с теплотой или с горечью? А может, ему было все равно? Качнув головой, Люмин посмотрела на Наташу. — Есть люди, которых я должна защитить. Наташа обернулась, скользнула взглядом по каминной полке и, безошибочно разгадав, что имеет в виду Люмин, кивнула. — Полагаю, у всех у нас они есть, — заметила она, печально улыбнувшись. — Кажется, легенды о Путешественнице не врут. Она и в самом деле не из тех, кто оставляет людей в беде. Люмин приподняла уголок губ. Хотелось бы ей, чтобы слова Наташи были правдой. О, она бы многое отдала, чтобы отмотать время назад, чтобы вновь стать той Путешественницей, которая беззаботно переходила из страны в страну, спасала то людей, то Архонтов, попутно ввязываясь в головокружительные приключения. Бегать по поручениям гильдии приключений, разгадывать тайны Тейвата, делать для Паймон цыпленка в медовом соусе. Но та Путешественница осталась там, на мондштадтской площади, и безвозвратно сгинула в красных, как Кровь Текутли, всполохах прошлого. Дело было не только в том, что она хотела защитить от Принца Бездны своих друзей или жителей Тейвата. Она хотела заставить его ответить за содеянное. Хотела выместить всю боль, что скопилась за шесть лет в ее истерзанном Кровью Текутли сердце. Добиться от Итэра раскаяния. Прощения. Или хотя бы объяснений. «За что?!» Может, если она поймет, какие причины вели Итэра, ей станет легче. Может, так она наконец ощутит, как развязывается в душе тугой темный узел, в котором сбились все самые страшные, самые горькие чувства, от выжигающей обиды до страха перед родным человеком. Но она не могла сказать об этом Наташе. Она бы даже своему отражению не призналась, что прямо сейчас хочет сделать брату больно. — В своем текущем состоянии «Холодный огонь» немногим может помочь, — призналась Наташа. — Но как вы сказали, никто не будет противостоять Принцу Бездны в одиночку. Мы попробуем изменить ситуацию в Фатуи изнутри. Кто знает, может, в нынешних обстоятельствах Царица решится на неожиданные союзы. Люмин не была уверена, что после всего пережитого хочет видеть Царицу в своих союзниках, но все же кивнула и, бросив прощальный взгляд на комнату Чайльда, наконец последовала за Мирославом. Некоторое время они молча шли через крыло Предвестников. У Люмин накопилось достаточно вопросов, но Мирослав ясно дал понять: здесь уши есть у стен, у пола, у потолка и даже у картин, которых в коридорах оказалось в избытке. Люмин было любопытно, что связывает Мирослава с Отто и в каких обстоятельствах он принял решение примкнуть к «Холодному огню», но говорить о сопротивлении в прослушиваемом дворце было попросту неразумно. Может, однажды она вернется в Снежную и поможет сопротивлению победить режим Царицы. А может, после стычки с Итэром ей будет уже все равно. Рассматривать однообразную плитку на полу быстро наскучило, и Люмин стала изучать портреты. В основном они изображали незнакомых людей с такими же незнакомыми именами. Один раз на глаза Люмин попался портрет молодой женщины с длинными белыми волосами и красными глазами, но не успела она толком сосредоточиться, как портрет уже остался позади. Люмин так и не поняла, что привлекло ее внимание. Наконец они выбрались из крыла Предвестников и позволили себе вздохнуть с облегчением. До комнаты Отто оставалось всего ничего. Мирослав пересекся со знакомым Фатуи, но к счастью, для того все ученые были на одно лицо, и задавать лишних вопросов он не стал. — Расскажи про Наташу, — попросила Люмин, когда они спускались по крутой винтовой лестнице. Спуск казался бесконечным, а голова полнилась мрачными мыслями, от которых Люмин требовалось срочно сбежать. Мирослав хмыкнул. Поразмыслив, он все же счел тему безопасной и сказал: — Наташа — хороший врач. Раньше она работала в Доме Очага. — Дом Очага… — эхом отозвалась Люмин. Порывшись в памяти, она вспомнила, что так назывался главный приют Снежной. — Почему она ушла? Мирослав ответил не сразу. — Она сильно привязывалась к детям. Но сироты часто поступают в приют изголодавшими и больными. Многие из них пережили в прошлом настолько ужасные вещи, что не каждый бы опытный солдат Фатуи такое выдержал. — Спрятав одну руку в карман, второй Мирослав взволнованно зачесал назад волосы. — Не все дети в Доме Очага выживают. Наташа остро воспринимала каждую смерть, и в конце концов однажды это разбило ей сердце. Люмин затаив дыхание ждала продолжения. — Однажды в Дом Очага поступил мальчик по имени Ростик. Он с детства мучился из-за странной болезни, и никто, даже Дотторе, не мог понять причину. Тогда в дело вступил Отто. — Отто? — удивилась Люмин. — Не знала, что он был врачом. — Он не был, — качнул головой Мирослав. — Но его ума хватило бы на всю Снежную. Знаешь, когда-то он был моим подчиненным, но уже через несколько лет добился в Заполярном Дворце высокого положения и пользовался благосклонностью самой Царицы. Люмин потерла плечо. Она не знала, как следует к этому относиться. Мирослав рассказывал об Отто с сожалением, но Люмин не могла посочувствовать. Она слишком хорошо помнила, что случилось в Инадзуме. — Дотторе приставил Отто к Ростику, потому что полагал, что Отто сумеет отыскать корень проблемы, — продолжил Мирослав. — Так оно, в общем-то, и оказалось. Отто сумел определить, что болезнь Ростика связана с распространением в глубинах земли явления, похожего на Кровь Текутли. К сожалению, он не успел провести подробных исследований. Даже работая над Кольцом Изнанки как одержимый, он находил время изучать случай Ростика, но после он отбыл в Инадзуму, не оставив никому никаких распоряжений. «Он думал, что вернется», — поняла Люмин. Она спрятала руки за спиной. О смерти Отто она не жалела: к тому моменту, как Кевин убил его, Отто уже полностью утратил человечность. Во всех смыслах этого слова. Но все же ей было жаль, что все так получилось. Смерть Синьоры повлекла за собой целую цепочку событий и потянула на дно гораздо больше людей, чем думала Люмин. В конце концов смерть Синьоры утянула во мрак Бездны и ее саму. — Что случилось с Ростиком? — спросила Люмин. Мирослав поджал губы. — Узнав, что замешана сила, подобная Крови Текутли, Сандроне заинтересовалась случаем Ростика и стала заниматься им вместе с Отто. Но когда он отправился в Инадзуму, прогресс исследований замедлился. Сандроне не хватило времени. — Ростик умер, — поняла Люмин. Вместо ответа Мирослав прикрыл глаза, и некоторое время они шли молча. Бесконечная винтовая лестница наконец закончилась, и ей на смену пришел очередной бесконечный коридор. — Несмотря на умения Наташи, в случае с Ростиком она ничего не могла поделать, — вернулся к теме разговора Мирослав. — Только наблюдать. Смерть Ростика была не первой, но стала для Наташи последней каплей. Она приняла решение уйти из Дома Очага и работать только со взрослыми. Насколько мне известно, ее услугами пользуются все Предвестники, но в основном она работает с Чайльдом. «Ну конечно, — усмехнулась Люмин. — Этому болвану только волю дай, он уже будет изранен вдоль и поперек!» Впрочем, вспомнив о текущем состоянии Чайльда, она быстро погрустнела. Чайльд уже не тот человек, которого она знала. Чайльд вообще, если уж на то пошло, больше не человек. И за это Принцу Бездны тоже предстоит ответить. Коридор неожиданно изогнулся. Пройдя под аркой, Мирослав с Люмин оказались в большом зале, который соединял два крыла Заполярного Дворца. Люмин замерла и своевременно ухватила за рукав Мирослава. Пол зала был устлан телами. Некоторые были повреждены до такой степени, что их невозможно было опознать, но Люмин различила форму Фатуи. Роскошные плиты Заполярного Дворца заливала кровь, на которой отчетливо виднелась цепочка следов. Она принадлежала юноше в темно-сером костюме. Он стоял посреди места побоища, сжимая в одной руке револьвер, а в другой — клинок с необычным энергетическим лезвием. Закинув голову к потолку, юноша холодно смеялся. — Чайльд… — невольно прошептала Люмин. Она тут же зажала рот рукой, но было слишком поздно. Заслышав незваных гостей, Чайльд обернулся. Его красный механический глаз недобро сверкнул. В ту же секунду Чайльд поднял револьвер. Ледяной барабан вспыхнул голубым светом, и воздух прорезала пуля. Мирослав оттолкнул Люмин и нырнул в сторону, но пуля успела оцарапать ему руку. — Чайльд! — окликнула Люмин. Он, разумеется, не слушал. Пока Мирослав пытался справиться с болью и прокатившимся по телу ощущением нестерпимого мороза, Чайльд в несколько широких шагов оказался рядом, грубым ударом впечатал его в стену, схватил за волосы, резко потянул вниз, вынуждая противника упасть на залитые кровью плиты. Не успел Мирослав опомниться, как Чайльд снова схватил его, ударил об пол, занес клинок. Он действовал стремительно и жестоко, но оттягивал момент убийства, словно получал наслаждение, глядя на мучения своей жертвы. На некоторое время Люмин утратила способность рассуждать здраво. Она этого не помнила, но знала, что на протяжении шести лет тоже была такой. Ранила ни в чем не повинных людей. Убивала по чужому приказу. Даже сражалась с собственными друзьями. По милости родного брата она стала чудовищем. В сердце разгорелась ярость. Оглушенная этим чувством, Люмин сделала шаг вперед и крикнула на весь зал: — НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИ! Рука Чайльда замерла, и он обернулся, окинул Люмин взглядом, в котором злоба мешалась с недоумением. Люмин отдышалась. Сердце колотилось с такой силой, что казалось заведенной игрушкой, чужеродным объектом, который по нелепой случайности оказался у нее в груди. Чайльд выпустил Мирослава и, небрежно отшвырнув меч, медленно двинулся навстречу. Люмин сделала шаг назад. Она еще не успела восстановить силы и не могла даже призвать оружие — что уж говорить о том, чтобы сходиться в бою с таким опасным противником. Чайльд наступал неотвратимо. Люмин оставалось только отходить все дальше и дальше, пока в конце концов она не уперлась спиной в стену. Бежать было некуда. Чайльд потянулся к ней. Люмин стиснула зубы, лихорадочно пытаясь отыскать выход из ситуации. Что, если она попробует ударить его в искусственный глаз? Хватит ли ей сил, чтобы повредить механизм? Или, может, лучше целить в колено? Даже такому монстру, каким стал Чайльд, понадобится время оправиться от подобного удара. Или… или… Чайльд дотронулся до ее очков и одним решительным движением сорвал их, бросил на пол, наступил, превращая в груду бесполезных обломков. Люмин зажмурилась. Да даже если допустить, что она сумеет задержать Чайльда на пару мгновений, как она успеет вытащить из зала израненного Мирослава? И куда бежать потом? Он убьет ее. Он убьет их обоих. Сердце сходило с ума. Люмин сходила с ума вместе с ним. На грудь давила невыносимая тяжесть. Глаза жгли слезы. Люмин не хотела плакать, но ей было больно, так больно, что она не могла даже стоять прямо, все клонилась к полу, словно ей вдруг взвалили на плечи мешок с Гео монолитом. «За что?!» — снова зазвучал в голове один-единственный вопрос. Сидя на Утесе Звездолова, Итэр рассуждал о счастье. Но где же оно, его хваленое счастье?! Где его новый светлый мир?! Из последних сил Люмин выставила перед собой руку. Ее пальцы коснулись груди Чайльда. Это была глупая, совершенно бесполезная попытка защититься от неизбежного. Словно на тебя несется река обжигающей лавы, а ты стоишь с бутылкой воды, наивно полагая, что это поможет тебе выжить. Чайльд замер. — … С его стороны донесся рваный выдох, и Люмин, пораженная тем, сколько боли в нем таится, подняла голову. Синий глаз Чайльда, прежде мертвенный, искрился от подступивших слез. Он дрожал, царапал ногтями ладонь, словно пытался таким образом сдержать бурлящую внутри него Кровь Текутли. Это было равносильно попытке остановить обвал деревянным щитом, но Чайльд боролся изо всех сил. Отступив от Люмин, он замотал головой, отшвырнул прочь оружие, запустил пальцы в волосы. — Чайльд… Он стоял, качаясь из стороны в сторону, словно обезумевший маятник, пока в конце концов не переломился.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Birdy — Save yourself. Ставьте на повтор

Издав протяжный стон, Чайльд опустился на колени, и по человеческой половине его лица покатились слезы. Сквозь их мутную пелену он смотрел на свои руки — одну настоящую, другую механическую. Обе были покрыты чужой кровью, которую Чайльд не хотел проливать. Люмин подошла к нему, опустилась на одно колено, мягко обхватила лицо Чайльда ладонями. — Беги, — прошептал он. — Я не могу оставить тебя здесь, — запротестовала Люмин. Чайльд поднял на нее взгляд. Люмин старалась не смотреть на красный огонек его механического глаза и вместо этого сосредоточила внимание на обычном, человеческом. В нем читалась мольба. — Беги, — повторил он. — Пожалуйста, Люмин, я не смогу долго сопротивляться, оно… оно сильнее меня… Он склонился над полом, прижал ладонь ко лбу. Люмин бездумно погладила его по спине. Конечно, этот жест не мог облегчить боль Чайльда, как не мог и уберечь его от Крови Текутли. Насколько помнила Люмин, она циркулировала по его телу вместе с обычной кровью — Чайльд буквально вел борьбу с самим собой. — Тевкр, Тоня… Слезы Чайльда капали на пол, смешивались со следами крови. — Я чуть не убил их. Я не хочу… убить и тебя. Сделав над собой усилие, Чайльд стиснул запястья Люмин и заставил ее убрать от себя руки. — Пожалуйста, уходи. Я… не могу последовать за тобой. Уже не могу. По щекам Люмин тоже покатились слезы. Чайльд был ее другом. Она понимала, что, бросив его в Заполярном Дворце, оставит на этих окровавленных плитах часть своего сердца. Но она ничего не могла сделать. У нее не было сил сражаться с ним, а у Чайльда не было сил сдерживать то, что имело над ним безоговорочную власть. — Все, что я могу сделать — это отпустить тебя, — тихо сказал Чайльд. Он посмотрел на Люмин. И тут произошло то, чего Люмин ожидала меньше всего. Несмотря на слезы, несмотря на мучительную боль, которая пронизывала его тело вместе с Кровью Текутли, Чайльд вдруг улыбнулся. Так, как улыбался ей шесть лет назад. Еще до того, как все рухнуло. — Беги, — попросил он в который раз. — Тебя ждут друзья. Они все… так ждут твоего возвращения. Не знаю, как тебе это удалось, но наверное… — Он издал болезненный смешок. — …Иди домой, Люми. Найди Сяо. Сяо. Люмин резко выдохнула. В ту же секунду, когда Чайльд сказал это имя, память засияла разными цветами, словно озаренная солнечными лучами призма. Сяо. Сяо спас ее от Крови Текутли. Он преодолел тьму и добрался до нее вопреки всему, чтобы привести к свету. Домой. Сяо. Человек, из-за которого она провалилась ниже самой Бездны. Человек, из-за которого она выбралась оттуда. Человек, которого она безмерно любила и по которому соскучилась до такой степени, что при одной мысли о его прикосновении кожа покрывалась мурашками. — Он тебя ждет, — сказал Чайльд, не переставая улыбаться сквозь слезы. — Я знаю. Он не сдался. Пожалуйста, иди к нему и больше никогда сюда не возвращайся. Он чуть оттолкнул ее, и Люмин, ошарашенная происходящим, поднялась. Она знала, куда должна идти, она знала, что ей не спасти Чайльда, но ей не хотелось уходить. Если она бросит его здесь, это будет значить, что Итэр победил. Что он может управлять судьбами людей, как ему вздумается, ломать их и перестраивать по своему усмотрению. Это будет значить, что Люмин по доброй воле оставила Чайльда один на один с ужасной судьбой. Он покачал головой, словно понял, что так просто она не уйдет. Его рука потянулась к револьверу. Люмин вздрогнула. Чайльд взметнул револьвер, выстрелил в воздух, заставив Люмин сдвинуться с места и невольно сделать несколько шагов в сторону Мирослава. — Иди! — прокричал Чайльд. — Ну же! Он снова выстрелил, и пуля разбила вазу у дверей. Его громкий решительный голос отрезвил Люмин. Метнувшись через зал, она помогла Мирославу подняться, и они вместе бросились к выходу прежде, чем Чайльд окончательно утратил над собой контроль. В дверях Люмин замедлила шаг. — Это не конец, — пообещала она. — Ты тоже вернешься домой. Ты слышишь меня, Чайльд? Не смей прощаться со мной! Он снова улыбнулся, шутливо отдал честь, из последних сил удерживая рвущуюся наружу злобу. Искры в его человеческом глазу постепенно гасли. Не желая видеть, как Чайльд снова превратится в марионетку Принца Бездны, Люмин сжала локоть Мирослава и потащила его прочь из зала. Когда двери за ними закрылись, Чайльд склонился к полу, прижал ладонь к металлической части лица. Тьма в его сердце молила броситься в погоню. Она хотела убивать, терзать, мучить — делать все, чтобы утолить ненасытную жажду, чтобы переломать этот мир, утопить его в страданиях и крови. Всякий раз, когда Чайльду удавалось взять над ней верх, его снова и снова подвергали воздействию Крови Текутли. Он ломался снова и снова, пока в конце концов не превратился в горстку ни на что не способных обломков. Кровь Текутли была сильнее. Чайльд знал это. Она победит — и он отправится следом за Люмин, позабыв о том, как она дорога ему. Он опять станет чудовищем. Давай, давай, давай! — нашептывал в голове назойливый голос. — Чем сильнее сопротивляешься, тем больнее будет. Ты разве хочешь, чтобы тебе было больно? Давай лучше заставим этот мир захлебнуться в крови! — Ты хочешь крови? Я покажу тебе кровь. Обхватив дрожащей рукой револьвер, Чайльд жестко усмехнулся. Он пытался унять страх, но, наверное, в глубине души он так и остался просто мальчишкой, случайно упавшим в Бездну. — Эй, Милосердие Екатерины, — позвал Чайльд так, словно револьвер мог его слышать. — Побудь ко мне милосердно, ладно? Выдохнув, он заставил себя нажать на курок — и прострелил самому себе ногу. Тело тут же сковал лед. Лорды Бездны могли пользоваться Небесными ключами без разрушительных последствий для организма, но даже они не могли спокойно сносить оставленные Небесными ключами раны. — Беги, Люми. Беги, спаси себя… И ни о чем не волнуйся. Кровь Текутли вынудила его сделать шаг вперед, но пораженная нога подогнулась, и Чайльд рухнул на пол. По губам скользнула усмешка. Пускай это была мимолетная победа — это все же была победа. — Я шесть лет ждал, — взглянув на закрытые двери, шепнул Чайльд прежде, чем Кровь Текутли снова поглотила его целиком. — Не бойся. Могу подождать еще немного.

Конец музыкального фрагмента

* * *

— Вы чего так… Вопрос застрял у Ани в горле. Мирослав с Люмин ввалились в комнату Отто, едва переводя дух. Мирослав выглядел так, словно принял участие в масштабной драке за право присвоить себе открытие века: рукав его халата пропитался кровью, лицо хранило следы жестоких побоев, и он держался на ногах лишь потому, что Люмин цепко обхватила его локоть. Люмин же до сих пор не могла оправиться от встречи с Чайльдом. Стоило вспомнить о том, как ей пришлось бросить Чайльда, как к глазам тотчас подкатывали слезы. Сердито утерев лицо рукой, Люмин объяснила: — Встретились с Чайльдом. — Ох! — только и сказала Аня. Люмин заперла дверь. Несмотря на протесты Мирослава, Аня усадила его на кровать и стала перетягивать рану над локтем. — Обязательно покажись Наташе, — напутствовала она. — Да знаю я, — слабо отозвался Мирослав. — И не лезь на рожон! Возьми выходной. Потом напишешь в объяснительной, что был ранен Небесным ключом. Какие тут могут быть вопросы? — Аня… Пока они безобидно пререкались, Люмин прислонилась к стене и впервые с момента, как они с Мирославом выбежали из зала, позволила себе перевести дух. О, Архонты… Она никак не могла избавиться от назойливого ощущения, что стоит ей только расслабиться, и Чайльд проломит своим странным энергетическим клинком дверь комнаты, ворвется и будет буйствовать до тех пор, пока все присутствующие не упадут замертво. Включая саму Люмин. А потом, в момент ужасного просветления, Чайльд взглянет на то, что сделал, и обратит клинок против самого себя. Люмин закрыла лицо руками и некоторое время стояла неподвижно. Она ведь тоже была такой. Итэр отдавал приказы, и она не смела ослушаться их, ведомая Кровью Текутли. Чем больше времени проходило с момента заражения, тем хуже она помнила свое прошлое — очевидно, из-за того, что Кровь Текутли разъедала сознание. И тем сложнее ей было вернуться обратно. Если бы не Сяо… Мысли о Сяо придали сил. Зачесав назад волосы, Люмин наконец сумела выдохнуть и решила, чтобы отвлечься, осмотреть комнату Отто. Мебель стояла нетронутой на своих местах. Даже стул был отодвинут от стола так, словно Отто буквально только что вышел за дверь, проветрить голову перед началом очередного исследования. Несмотря на это, комната казалась холодной и опустевшей. Все здесь было укрыто толстым слоем пыли. Словно не в комнате, а в заброшенном святилище, какие иногда во время своих путешествий доводилось посещать Люмин. Сложно представить, что когда-то эта комната была полна жизни, и ученый, погибший во имя своей любви, работал здесь по ночам при теплом сиянии огненного Глаза Бога. — Все, Аня, хватит, — попросил Мирослав, сжав ее плечо. — Вам пора идти, пока сюда не пришел Чайльд. Или другие Предвестники. Аня беспокойно потерла переносицу, но под умоляющим взглядом Мирослава сдалась и, поднявшись на ноги, прошла в дальний конец комнаты. Там она обхватила руками портретную раму. Портрет изображал ту самую беловолосую женщину, которую Люмин приметила еще в коридоре. Позолоченная табличка с изящным текстом гласила: «Смерть в короне из ледяных цветов». Изображенная на портрете женщина стояла, держа в одной руке изящный клинок. Вторую она прижимала к сердцу, озаренному холодной голубой вспышкой — подобные обычно сопровождали всплески элементальной энергии Крио. В соответствии с названием полотна, голову женщины венчала корона из ледяных цветов. — Простите, — пропыхтела Аня. Даже если у женщины были возражения, она придержала их при себе. Аня стащила портрет со стены, и Люмин наконец увидела то, что за ним скрывалось — достаточно широкий лаз, в который мог бы протиснуться при большом желании даже рослый мужчина. Со стороны лаза тянуло сквозняком — Аня словно открыла проход в ледяное царство. Люмин поплотнее затянула лабораторный халат. — Пора нам прощаться, — заметил Мирослав. — Мне, пожалуй, и впрямь следует повидать Наташу. Аня забралась в лаз и свесила ноги, дожидаясь Люмин. — Спасибо, что вступился, — сказала Люмин. — Если бы ты не принял удар на себя, я могла бы уже быть мертва. Мирослав слабо улыбнулся. Несмотря на перевязку, его рана по-прежнему сочилась кровью, и Люмин больше не хотелось его задерживать. Мирослав, Наташа, Аня — все трое и без того достаточно рисковали. — Мне жаль, что все так получилось с Отто. Мирослав моргнул, удивленный поворотом разговора. Люмин со вздохом сцепила руки перед собой, принялась нервно перебирать большими пальцами. — Он ведь когда-то был твоим подчиненным. Вы с Аней, кажется, дорожили им, и… В общем, мне жаль. Лицо Мирослава наполнилось неожиданной мягкостью. — Мы оба знаем, Отто сам сделал каждый свой выбор. Не надо сожалеть о прошлом. У тебя достаточно забот в настоящем, чтобы переживать о судьбе человека, который сам завел себя в могилу. Аня тихо хмыкнула и, никак не комментируя слова Мирослава, скрылась в секретном проходе. Люмин бросила за спину встревоженный взгляд. — Аня со мной не согласна, — пояснил Мирослав. — Не волнуйся. Как бы она ни сердилась, она сделает все, чтобы ты оказалась в безопасности. Такой уж она человек. Люмин протянула руку, и Мирослав без колебаний пожал ее. — Я закрою за вами проход, — пообещал он. — Береги себя. Задержав прощальный взгляд на снятой со стены картине, Люмин вскарабкалась в лаз следом за Аней. Та уже ушла далеко вперед, и Люмин ничего не оставалось, кроме как протискиваться по извилистому холодному проходу вперед в надежде, что рано или поздно она все-таки сумеет выпрямиться в полный рост. Ползать на корточках, вытирая спиной потолок — на редкость утомительное занятие, особенно когда просыпаешься во вражеском дворце после шести лет одержимости Кровью Текутли. К счастью, вскоре коридор стал шире, а затем и выше. Под ногами Люмин оказались ступеньки. Спустившись по ним, она очутилась в просторном круглом зале, который был сплошь уставлен статуями незнакомых людей. Аня стояла, небрежно облокотившись на одну из них, и бездумно колупала ей нос. — Готова? Пошли. Слова Ани прозвучали резко, и Люмин сразу ощутила себя неловко. В отличие от Наташи и Мирослава, Аня держала настороженную дистанцию. Возможно, она винила Люмин в том, что случилось с Отто и Синьорой. Аня сняла со стены факел. В отличие от обычных факелов, он горел синим огнем, из-за которого заброшенная крипта казалась еще более холодной и неприветливой. Люмин обхватила себя руками, но согреться это не помогло. Тогда она решила поскорее двинуться следом за Аней, которая уже спускалась по винтовой лестнице еще ниже, прямиком навстречу элементальному облаку Крио энергии на дне крипты. — Кто здесь похоронен? — спросила Люмин, когда молчать стало невыносимо. Вместе со словами изо рта вырвалось облачко пара. — Это крипта, — отозвалась Аня. — Много кто. Ее слова, холодные, словно намерзшие на стенах гробницы ледяные наросты, не внушали ни капли храбрости. Люмин была не из пугливых, но даже она не могла избавиться от ощущения, что пустующие каменные провалы — это на самом деле чьи-то глазницы. — А кто та женщина с портрета? — настаивала Люмин. Аня вздохнула, повела факелом, рассеивая темноту под ногами. — «Смерть в короне из ледяных цветов». Так ее называют в народе. Ребята, которые исследуют фольклор, считают, что это историческая личность, которую звали Екатерина. В Снежной про нее есть множество небылиц — как по мне, одна страннее другой. — Что за небылицы? — полюбопытствовала Люмин. Аня принялась загибать пальцы. — Что она приходила по ночам и воровала детей, чтобы после сделать их слугами в своем ледяном дворце. Что ей подчинялась целая армия оживших статуй изо льда, вроде тех, что мы видели на входе. Что она способна была разрезать своим клинком любую материю, даже ткань мироздания. Люмин недоверчиво изогнула бровь. Аня пожала плечами, мол, не спрашивай, сама не знаю, кто в это все верит. — Но самая главная небылица связана с тем, что много лет назад, еще задолго до того, как была основана Снежная, Смерть в короне из ледяных цветов защищала свое царство от вторжения мар. — Мар? — уточнила Люмин. Аня взглянула на нее с легкой насмешкой. — Ну да, я забыла, что у тебя не было времени знакомиться с культурой Снежной. «Как следует это понимать?» — нахмурила брови Люмин. — Мары — это демонические создания, которые жили в землях Снежной много столетий назад. Никто не знает, откуда они взялись, хотя существуют поверья, будто они явились из самых глубин земли. В одной из популярных сказок о Екатерине рассказывается, как однажды мары вторглись в ее ледяной дворец. Екатерина секла их своим клинком до тех пор, пока мары не обратились в бегство. Тогда Екатерина велела запрячь ледяные сани и гнала мар до самых границ своих земель. Люмин обхватила пальцами подбородок. Как подсказывал ей опыт, в каждой сказке Тейвата было зерно истины. Из-за поисков Небесных ключей она знала, что много лет назад в землях Снежной действительно существовала цивилизация. Возможно, Екатерина была ее представительницей, а мары — созданиями, порожденными скверной. В таком случае сказки могли рассказывать о временах, предшествующих созданию Небесных ключей. Винтовая лестница наконец закончилась, и они с Аней оказались в нижнем зале крипты. Люмин потерла руками озябшие плечи. — Немного осталось, — сказала Аня. Наверное, это должно было прозвучать утешительно, но получилось как-то надменно. Люмин вздохнула. Наверное, не стоило говорить с Мирославом об Отто, но сделанное вспять не обратишь. — Аня… — Прости. — Аня шагала впереди, и Люмин не видела ее лица, но заметила, как обхватила факел ее дрожащая рука. — Прости, наверное, это звучит так, словно я виню тебя в случившемся с Отто. Но это не так. Правда. Я знаю, что тебе и твоим друзьям пришлось убить его, я просто… Она не смогла справиться с наплывом чувств, и некоторое время они шли молча. Люмин выдыхала облачка пара и рассматривала статуи, которые тянулись вдоль стен и провожали незваных гостей крипты долгими холодными взглядами. Возможно, где-то посреди этих статуй пряталась и Екатерина. Статуи были выполнены слишком небрежно, как если бы их изготавливали наспех неумелые мастера — а может, их просто не пощадило время. — Ты сказала, что Отто был бы жив, если бы не методы Царицы, — припомнила Люмин. — Что ты имела в виду? Аня обернулась, и Люмин разглядела в ее глазах оттиск печали. — Когда Царица узнала, что Отто разрабатывает устройство, которое позволяет воскрешать людей, она приставила к нему одного из клонов Дотторе. Понимаешь, Отто, он… Аня вновь отвернулась, сделав вид, что ей нужно тщательно следить за дорогой. Как будто они могли заблудиться в абсолютно прямом, лишенном ответвлений коридоре крипты. — Отто был человеком, который легко увлекался, — сказала наконец Аня. — Его голова всегда была полна амбициозных идей. Мы познакомились, когда он явился в Заполярный Дворец прямиком из Фонтейна, продав лавку родителей и потратив на это путешествие все деньги. Все потому, что он хотел получить доступ к безграничным ресурсам Снежной и с ее поддержкой реализовать свои многочисленные задумки. — У него были все причины увлечься Кольцом Изнанки, — заметила Люмин. Аня чуть замедлила шаг. Люмин догнала ее, и дальше они двинулись уже вровень, лишь немного не соприкасаясь плечами. Теперь, когда Аня наконец заговорила, лед между ними треснул, и Аня больше не казалась надменной. Просто печальной. Внезапное приключение с Люмин наверняка подняло в ее душе эмоциональную бурю. — Мм, — она согласно кивнула. — Отто нужен был человек, который треснул бы его папкой по голове и сказал: «А ну немедленно брось эти глупости!» Но Царица была заинтересована в результатах, а клон Дотторе только подливал масла в огонь. Люмин опустила глаза. Они обе знали, чем это закончилось. — И я, и Слава — мы оба пытались поговорить с Отто, вразумить его. Но если раньше он хоть немного сомневался, то с того момента, как Царица начала оказывать ему поддержку, стал будто одержим. Аня провела рукой по волосам, чуть улыбнулась, пытаясь сделать вид, что прошлое осталось для нее в прошлом. — Слава прав. Это был его выбор. Но я верю, что не вмешайся Царица, Отто еще мог бы избрать другую дорогу и в конце концов остаться в живых. И тогда не умер бы Ростик. Тогда Отто не приехал бы в Инадзуму, не случилось бы столько смертей. Сяо не погрузился бы в Сон Адепта. И Люмин не сорвалась бы в Бездну, и исчезнувших бы не заразили Кровью Текутли, и… Люмин качнула головой. Эту цепочку можно было раскручивать бесконечно. Все это не имеет значения. Она живет в реальности — в той самой, где брат использует сестру по своему усмотрению, а бывшие друзья наставляют друг на друга оружие. Неважно, как тщательно Итэр будет склеивать две вероятности. Это ничего не изменит. Реальность одна, и что бы в ней ни происходило, людям нужно жить с последствиями. Как ей самой придется в конце концов смириться с тем фактом, что Итэр разрушил ее прежнюю жизнь. — Ты поэтому пришла в «Холодный огонь»? — спросила Люмин. — Из-за смерти Отто? Аня кивнула. — Отто погиб. Дотторе собирался проводить какие-то сомнительные эксперименты в Сумеру, где живет моя сестра — благо, проект сорвался из-за всей этой беготни с Небесными ключами. Когда Чайльд вернулся из Инадзумы, я все рассказала ему — и вскоре он исчез. Люмин вздрогнула. Она знала, конечно, что в эксперимент с Кровью Текутли Чайльда втянули его собственные коллеги, но… Если Аня ничего не путает, это случилось вскоре после возвращения Чайльда из Инадзумы. В то время, когда Люмин моталась по миру в отчаянной попытке уберечь Альбедо от судьбы Рубедо. Если бы только она знала, если бы только вовремя пришла ему на помощь… Прижав ладонь ко лбу, Люмин сердито себя одернула. Жить с последствиями. Никаких «что если». А то так и с ума сойти недолго. А она, между прочим, еще должна дотянуть до встречи с Сяо. — Я всегда знала, что Заполярный Дворец небезопасен, — продолжила тем временем Аня. — Но тогда впервые осознала, что мой главный враг живет по соседству со мной — а я абсолютно перед ним бессильна. Люмин понимающе кивнула. Ее главный враг все это время прятался в ее собственной семье. Такого никогда не ждешь. — Я надеюсь, «Холодный огонь» сумеет добиться перемен в Снежной. — Может, с этим «Стремительным натиском» что-нибудь изменится, — пожала плечами Аня. — А может, и нет. Как бы то ни было, я не сдамся. Думаю, Отто тоже хотел бы этих перемен. Знаешь, до смерти Синьоры он всегда ругался с Дотторе по поводу его методов. Люмин смогла только покачать головой. Кто бы мог подумать, что человек, который был готов пожертвовать всей Инадзумой, когда-то заботился о юных сиротах и постоянно ругался с Дотторе. — Ты будешь воевать с Принцем Бездны? — спросила Аня. Коридор уперся в очередной зал. В самом его центре стояла статуя, в которой Люмин узнала Екатерину — Смерть в короне из ледяных цветов. Она держала в руках тот же меч, что был изображен на картине, а вторую руку протягивала вперед, словно отдавала приказ идти в наступление. От времени ее черты смазались, но все равно выглядели впечатляюще. Остановившись, Люмин подняла голову, взглянула в белокаменное лицо статуи, преисполненное ледяной непоколебимости. — Буду, — сказала она наконец. — Он мой брат. И именно по этой причине я хочу положить всему этому конец. — Может, его, как и Отто, ведет своя боль, — предположила Аня. Люмин вспомнила, как они с Итэром сидели на Утесе Звездолова, как он глядел в ночное небо, как дрожали печальные искры в его полуприкрытых глазах. Глядя на серебряный разрыв, оставленный много лет назад жителями Каэнри’ах, Итэр был поглощен своими переживаниями, но ни словом о них не обмолвился. Люмин не знала, что его ведет. Она была его сестрой, но ничего о нем не знала. Что случилось с ее улыбчивым, добрым братом? С этим светлым мальчишкой, который в темные дни сиял для окружающих ярче солнца? — Может, — согласилась она. — Но это ничего не меняет. То, что ты можешь понять человека, не значит, что ты обязан его прощать. Аня ничего на это не ответила, и остаток пути они проделали, общаясь на нейтральные темы. Наконец длинные холодные коридоры, в которых мороз гулял рука об руку со смертью, закончились. Люмин и Аня оказались у каменной двери. По словам Ани, по другую сторону лежал густой хвойный лес, который разросся до такой степени, что теперь служил перемычкой между Заполярным Дворцом и лежащим неподалеку поселением. — Там даже служащие дворца иногда теряются. Лучшего места, чтобы скрыться, не придумаешь. Поразмыслив, Аня скинула свой плащ с капюшоном и протянула его Люмин. — Если вдруг доберешься до Холодного Клина, твой наряд привлечет слишком много внимания, — объяснила она. — Будет обидно, если все наши усилия пропадут даром, так что давай. Бери. Вид у нее при этом был такой серьезный, что Люмин, не выдержав, рассмеялась. И как она сама не задумалась, что появляться в городе в лабораторном халате — не лучшая идея? Сюда бы еще те нелепые очки… Улыбка Люмин медленно угасла. Очки были сломаны Чайльдом. «Не думай об этом», — в который раз с момента пробуждения одернула она себя. Если она хотя бы на пару минут позволит себе раствориться в этих тягостных мыслях, она не выдержит. Оттолкнет Аню и побежит обратно в Заполярный Дворец, чтобы попытаться вытащить оттуда Чайльда всеми правдами и неправдами. Но она слишком слаба и ничего не может противопоставить ни Чайльду, ни завладевшей им Кровью Текутли. Прикрыв глаза, Люмин решительно мотнула головой, отчего Аня с удивлением вздернула брови, и схватилась за предложенный плащ. — Спасибо, Аня. За это и за все остальное. — Ну, — развела руками Аня. — Не думай, что я делаю это из бескорыстных побуждений. Я рассчитываю на твой вклад в грядущую битву с Орденом Бездны. Уголок губ Люмин дернулся вверх. Разумеется, Аня только притворялась равнодушной. Когда с прощаниями было покончено, Аня вдавила в стену большую круглую кнопку, которую Люмин сначала приняла за старинный барельеф. Каменные двери с протяжным грохотом раздвинулись в стороны. К счастью, выход из крипты находился в самом сердце леса, и шум навряд ли привлек внимание солдат Фатуи у Заполярного Дворца. Аня помахала Люмин на прощание и уже через несколько мгновений скрылась в темноте. Наверное, спешила убедиться, что разбушевавшийся Чайльд не навредил ее друзьям. Каменные створки сомкнулись. Окинув их прощальным взглядом, Люмин тяжело вздохнула и углубилась в хвойный лес. Верхушки сосен задумчиво качались на ветру. Поначалу Люмин окружала сверкающая белизна, а с ветвей то и дело осыпались снежные хлопья, но чем дальше она отходила от Заполярного Дворца, тем теплее становилось. Вскоре она уже смогла расстегнуть плащ Ани и идти, не сгибаясь от пронизывающего холода. Пахло хвоей и влажным мхом. Между сосен висела легкая дымка, отчего лес казался мистическим. Тропинка петляла, иногда теряясь посреди незнакомых растений. Памятуя о наставлениях Ани, Люмин наклонилась и собрала целую пригоршню крупных синих ягод, которые Аня называла черникой. По ее словам, настоящую чернику можно было попробовать лишь на севере — все остальное было лишь слабой попыткой алхимиков воссоздать первозданный вкус. Люмин остановилась. Покатав между пальцами ягоду, сунула ее в рот и некоторое время стояла, пытаясь осознать вкус. Сладость мешалась с легкой кислинкой. Ягода показалась Люмин легкой и свежей, и она с удовольствием доела остаток горсти, а потом собрала еще одну. Было что-то умиротворяющее в том, чтобы идти вот так, не торопясь, через лес, пахнувший осенью, и пересыпать круглые ягоды из ладони в ладонь. Она в этом нуждалась. Пускай Люмин плохо помнила последние шесть лет своей жизни, она знала, что делает с организмом Кровь Текутли. Ты перестаешь чувствовать. Вообще. Не ощущаешь ни вкусов, ни запахов. Ни печали, ни радости. Весь мир становится для тебя однообразным, черно-белым — как если бы ты все время находился в сумерской Зоне Увядания. Ты видишь людей, которые были дороги тебе прежде, но не узнаешь их, потому что всё — они сами, ваши общие воспоминания и истории — перестает иметь для тебя значение. Ты будто вываливаешься из своей прежней жизни. Находишься все в том же теле, но больше над ним не властвуешь, просто болтаешься внутри, управляешь руками и ногами, но даже это делаешь не по собственной воле. Люмин набрала еще одну пригоршню ягод и полной грудью вдохнула хвойный аромат леса. Свобода. Она остановилась, подняла глаза к небу. Руки задрожали. Люмин не думала ни о чем конкретном, но на душу вдруг легла тяжесть. Она опустилась на корточки. Ягоды черники рассыпались и безвозвратно пропали посреди мха. Люмин зажала лицо руками и некоторое время сидела так, не смея пошевелиться, как если бы от одного движения могла рассыпаться. Между пальцев бежали слезы. В лесу никого не было, и Люмин наконец смогла позволить себе наплакаться вволю, не сдерживая судорожных всхлипов и отчаянных стонов, которые рвались, казалось, из самых глубин ее сердца. Через некоторое время холод стал понемногу брать верх. Утерев лицо, Люмин поднялась, чувствуя себя донельзя уставшей. Словно пробежала марафон от Снежной до Мондштадта, неся на своих плечах груз целого мира. Люмин было горько осознавать, что некоторые ее воспоминания могут быть утрачены навсегда, но в какой-то степени она даже радовалась туману в голове. Пока память о шестилетних кошмарах не вернулась, она может двигаться дальше. Не думать о том, что делала по указке своего брата, о том, чему она невольно поспособствовала. Когда память восстановится… выдержит ли она груз своих грехов? Хватит ли ей сил простить себя за все содеянное? Она смутно помнила ночь атаки на Мондштадт. Столько людей погибло… и некоторых из них она убила своими руками. Но хуже всего было Пепельное Бедствие. В отличие от последующих шести лет, когда Люмин была вынуждена подчиняться приказам Бездны, в Пепельное Бедствие она действовала по собственной воле. В трезвом уме она убедила Альбедо остаться в Мондштадте. Она считала себя всемогущей Путешественницей. Когда Сяо погрузился в Сон Адепта, этот образ рассыпался осколками, но Люмин все пыталась ухватить их и воссоздать разрушенную картину. Осколки не желали складываться воедино. Все попытки Люмин с самого начала были тщетны, но она так отчаянно хотела спасти Альбедо, доказать себе, что еще может спасти хоть кого-нибудь… И в итоге погубила еще больше людей. Она не могла винить в этой ошибке Принца Бездны. Это было ее решение — и ее бремя, с которым предстояло жить дальше. Выдохнув, Люмин двинулась дальше по тропе. Следующий час она провела где-то между мучительными размышлениями и пустотой. Выпадение из реальности приносило облегчение, но оно было временным — как только Люмин вновь возвращалась мыслями в реальный мир, прошлое вставало перед ее глазами темной стеной. К счастью, вскоре тропинка наконец закончилась, и Люмин очутилась у трех холмов, соединенных друг с другом широкими проселочными дорогами. На этих холмах расположился Холодный Клин — оживленная деревня, конечная точка путешественников, прибывших в Снежную. За Холодным Клином, там, откуда пришла Люмин, начинались владения Царицы, заходить в которые без разрешения никто не решался. Люмин натянула на голову капюшон и двинулась в обход холма. Ей не хотелось выслушивать лишние вопросы по поводу того, откуда она пришла. Преодолев подъем, Люмин прошла за деревенские ворота. Несмотря на то, что со стороны леса, окружавшего Холодный Клин, могли прийти хищные звери, ворота не охранялись. Земля под ногами была сырой и все время норовила расползтись. Ботинки Люмин быстро покрылись грязью. Не менее грязной казалась и сама деревенька — унылое место, затерянное посреди лесов, где люди трудятся от рассвета до заката, борясь за свое выживание. Даже коровы, и те были тощими. Что уж говорить о местных жителях. Неудивительно, что «Холодный огонь» пытался свергнуть режим Царицы. Снежная отчаянно нуждалась в переменах. Мимо проскрипела, с трудом вырывая колеса из грязи, телега. Люмин проводила ее задумчивым взглядом и вдруг заметила на другой стороне улицы группу солдат Фатуи. Посильнее натянув капюшон, она торопливо зашагала прочь, надеясь затеряться в толпе. «Сколько времени будут восстанавливаться мои силы?» У нее не было ни малейшего желания задерживаться в этом Архонтами забытом месте. Может, позвать Сяо? Люмин тут же покачала головой. Нельзя. Слишком опасно — внезапное появление Сяо привлечет нежелательное внимание. Да и что, если Сяо вдруг наткнется на солдат Фатуи? Люмин не сможет помочь ему в бою, а Фатуи за минувшие шесть лет обзавелись таким количеством козырей в рукаве, что с лихвой хватило бы на целую армию Якс. И потом… Да, конечно, ее ставка сыграла. Нахида оказалась права: зов Люмин все же достиг Сяо, вырвал его из Сна Адепта, и он сумел пройти подготовленный ею путь. Но Люмин помнила, каким он пришел к ней. Его сознание едва не стерлось под влиянием Крови Текутли. Он казался зыбким, как дым над гаснущим костром. Когда Люмин касалась его разума, она чувствовала, как он измучен, как иссечен глубокими трещинами, оставленными скверной. Сяо нуждался в отдыхе. Даже если Люмин позовет его, вряд ли он сумеет прийти — телепортация отнимет скудные остатки его сил, и он рухнет где-нибудь посреди сумерских джунглей, не преодолев и половину пути. Люмин и так подвергла его испытаниям. Слепо доверившись ей, Сяо совершил невозможное. Она не могла требовать от него большего. Нет. Она должна найти выход сама. На глаза Люмин попалась выцветшая вывеска с нечитаемым текстом. Судя по всему, это было название трактира. Наташа дала Люмин немного моры. Может, ее хватит, чтобы снять комнату — или хотя бы перекусить перед дальнейшей дорогой. Черника давно уже провалилась в недра желудка, который настойчиво требовал нормальной еды. Люмин занесла ногу над ступенькой, когда вдруг кто-то окликнул ее. Окликнул по имени. Люмин развернулась так стремительно, что капюшон слетел с головы. Позади стоял Итэр. Он сделал шаг, попытался что-то сказать, но Люмин, собрав остатки сил, оттолкнула его и бросилась прочь. — Подожди! — взмолился Итэр. «Сам подожди. Я не позволю тебе до меня дотрагиваться». Ослабленное тело, утомленное дорогой до Холодного Клина, не слушалось. Мокрая земля расползалась. Люмин то и дело поскальзывалась, но замедляться было нельзя. Стоит ей только остановиться, и Итэр доберется до нее, попытается снова отравить Кровью Текутли, снова подчинить себе — а у Люмин не будет даже сил сопротивляться. От одной мысли о том, что она может превратиться в послушную куклу на поводке родного брата, внутри разгоралось пламя ужаса. «Как ты так быстро меня нашел?!» Пускай она хотела получить от брата ответы, для этого ей нужно было восстановить хотя бы часть былых возможностей. — Люмин! В горле застрял крик. Люмин сдерживала его из последних сил. Расталкивая попадавшихся на пути людей, она неслась вперед, не зная, где может спрятаться и у кого просить помощи. Даже если в Холодном Клине были участники «Холодного огня», никто из них не носил табличку: «В случае неожиданного нападения Принца Бездны обращайтесь ко мне». Черт. Черт, черт, черт! «Я не могу попасться. Я не могу допустить, чтобы все это было зря. И…» Люмин обернулась через плечо, пытаясь отыскать в толпе своего преследователя. «Я не хочу возвращаться к нему!!!» Переполненная неконтролируемым страхом, она на полной скорости врезалась в человека, вдруг преградившего ей дорогу. Люмин отшатнулась. Человек потянулся вперед и ухватил ее запястье прежде, чем Люмин успела броситься наутек. — Отпусти! — потребовала Люмин. Кто-то из прохожих удивленно обернулся, но ей было все равно. Человек держал крепко, и Люмин, бросив тщетное сопротивление, негодующе вскинула голову. Крик, который долгое время трепыхался где-то в горле, наконец вырвался на свободу. Люмин дернулась. Лицо ее пленителя закрывала маска, но Люмин без труда его узнала — это был человек, ответственный за нынешнее состояние Чайльда, человек, который помогал Ордену Бездны настраивать Небесные ключи перед «Стремительным натиском», человек, которого она без раздумий проткнула бы клинком, если бы только могла призвать его. Дотторе. Люмин уперлась ногами в сырую землю, попыталась вырвать руку из его цепкой хватки, но только поскользнулась и не шлепнулась в грязь лишь потому, что Дотторе по-прежнему не выпускал ее запястье. — Успокойся! — склонившись, едва ли не прошипел он. — Я не желаю тебе зла! Люмин ответила чуть ли не с рыком: — Чайльду ты говорил то же самое?! Дотторе грубым рывком поднял ее на ноги и, по-прежнему не отпуская ее уже покрасневшее от столь крепкой хватки запястье, опустил руку в карман. Люмин ударила его свободной рукой в живот. Дотторе стерпел. В его руке очутилась какая-то бумажка. Прежде, чем Люмин успела опомниться, она вспыхнула — за мгновение до того, как позади снова зазвучал голос Итэра. Зажатая между двумя врагами, Люмин могла лишь выбрать, кого из них она боится меньше. Бумажка в пальцах Дотторе перегорела, и мир рванулся в сторону. Сначала Люмин охнула, решив, что Дотторе каким-то хитроумным способом лишил ее сознания, но затем ее охватило давно забытое ощущение — словно случайно сорвалась со скалы, но вместо того, чтобы упасть, вдруг провалилась через ткань мироздания. Они с Дотторе переместились. Ослабленная, Люмин не сразу пришла в себя после такой резкой телепортации. Мир перед глазами кружился, и она наугад ткнула кулаком перед собой в надежде, что каким-то чудом сумеет отправить Дотторе в нокаут. Разумеется, она промахнулась. Дотторе отступил на шаг и без малейших перемен в лице пронаблюдал, как Люмин, потеряв равновесие, растянулась на земле. — Мда, — буркнул он. — И на кого я только полагаюсь? Люмин потерла глаза и наконец различила, что очутилась посреди зеленой лужайки, окруженной деревьями. Некоторые из них обгорели. За деревьями проглядывало высокое здание — некогда роскошное, но теперь частично обращенное в руины. У Люмин не было времени любоваться пейзажами. Превозмогая усталость, она поднялась и хотела снова накинуться на Дотторе, когда вдруг услышала за спиной тихий голос: — Люмин? Нервы были напряжены до предела. Люмин обернулась, уверенная, что это Итэр. Но ослабленный человек, стоявший перед ней, не был Итэром. Это был тот, кого Люмин так боялась, но в то же время так мечтала увидеть. Архонты… Он так изменился. И в то же время остался прежним. Тем самым Сяо, которого Люмин когда-то встретила на постоялом дворе «Ваншу».

Этот фрагмент можно читать под музыку: Jada Facer — Iris. Ставьте на повтор (до конца главы)

Позабыв про Дотторе, Люмин сделала робкий шаг навстречу. Остановилась. Больше всего на свете ей хотелось, отбросив память о былом, просто броситься Сяо в объятия и спрятаться в них, раз за разом повторять его имя, касаться его теплой кожи, чувствовать его доброту и его любовь. Но она не могла. Ветер путался в травах, качал макушки цветов. Удивительно, как им удалось уцелеть в побоище, которое вчера развернулось у стен Алькасар-сарая. Словно отрицая пламя и кровь, цветы тянулись белыми лепестками к свету. Люмин подняла дрожащую руку, чтобы стереть подступившие слезы. Она заставила Сяо пройти такой путь… Сначала мучила, утаивая правду за стихотворными загадками и мудреными шифрами. А потом… Потом она фактически подтолкнула его навстречу смерти. Еще шесть лет назад Нахида предупредила, что в попытках освободить Люмин от воздействия Крови Текутли Сяо может исчезнуть безвозвратно. Люмин знала это. Но все равно вынудила его шагнуть навстречу кошмарам. Она была ужасно перед ним виновата. За все, что она сделала с ним — и за все, что она сломала, пока его не было рядом. Люмин думала, что выплакала все еще там, в лесу между Заполярным Дворцом и Холодным Клином. Но когда она увидела Сяо, горькие мысли одна за другой вонзились в ее сознание подобно пулям Милосердия Екатерины. Она прижала ладони ко рту, и глаза заволокла пелена, такая плотная, что Люмин больше не могла различить за ней такое уставшее, такое родное лицо. Шесть лет. Лабиринты смерти, Сон Адепта, Бездна. Они преодолели все — а Люмин не могла сделать последний шаг. Но вот Сяо приблизился. Тихо выдохнул, словно только сейчас осознал, что Люмин реальна. Их отделяло меньше метра. Люмин попятилась. Она думала, что прежде, чем сможет прикоснуться к нему, должна все объяснить, должна попросить прощения, должна… Широким шагом преодолев лежащее между ними расстояние, Сяо заключил ее в объятия. — Все позади, — шепнул он. — Я здесь. Все хорошо, Люми. Она крепко зажмурилась. «Ничего не хорошо! — хотелось закричать ей. — Прости меня, прости!» Но ее душили слезы, и потому она могла лишь молча дрожать, прижимаясь к нему всем телом. Сяо погладил ее по волосам. Ни он, ни Люмин не обращали внимание на Дотторе, который наблюдал за этой сценой, скрестив руки на груди, и хранил молчание. Люмин вообще забыла о его существовании. На какое-то время она забыла о существовании целого мира — только они с Сяо, застывшие посреди усыпанной цветами лужайки, имели сейчас значение. — Все хорошо, — повторил Сяо. Наверное, они оба представляли эту встречу иначе, но Люмин ничего не могла поделать. Тело сковала ужасная слабость, а слезы все катились и катились, и Люмин было так стыдно за них, что она не могла заставить себя даже заглянуть Сяо в глаза. Ей хотелось сказать, как сильно она любит его, как она благодарна за все, что он сделал, но на сердце давил невыносимый груз, и даже в объятиях любимого человека Люмин не могла найти в себе силы с ним справиться. Сломанной — вот какой она себя ощущала. Словно ощутив, что у Люмин уже не осталось сил стоять, Сяо чуть склонился, осторожно взял ее на руки. Люмин прижималась к его груди, по-прежнему не решаясь поднять голову, но Сяо не настаивал. С нежностью прижавшись к ней щекой, он тихо сказал: — Отдыхай. Я за тобой присмотрю. Я буду рядом, сколько захочешь. Обещаю, я никуда больше не уйду. Она смогла только кивнуть. Из Алькасар-сарая кто-то выбежал. Люди. Много людей. Наверное, среди них были и давние друзья Люмин — ей показалось, она услышала голоса Венти и Аято. Эти люди останавливались, и каждый хотел осыпать Люмин градом вопросов, но Сяо прижимал ее к себе с таким видом, что никто так и не решился ничего спрашивать. — Люмин!!! Этот голос прорвался сквозь встревоженный гул. Люмин приоткрыла заплаканные глаза — в то же мгновение ей в грудь уткнулось знакомое крошечное создание, такое теплое, словно на самом деле было летающим солнышком. — Паймон, — всхлипнула Люмин. Она привлекла Паймон к себе. Паймон что-то говорила, но Люмин не слышала. В ушах шумело — оказавшись посреди родных людей, Люмин поняла, что больше не может сдерживаться. Она так любила их… Она так по ним скучала… и так сильно их подвела. Она не хотела. Она не хотела ни с кем сражаться. Ни с Фатуи, ни с Орденом Бездны, ни тем более с Итэром. Она устала от сражений, от боли, от ран и от потерь. Она устала быть Путешественницей, которая никогда не сдается. Она устала — и хотела лишь, закрыв глаза, открыть их в мире, где все проблемы решились без ее участия. Бороться вопреки всему… необходимо. Но так мучительно. Стальной стержень, который Люмин ощущала в сердце едва ли не на физическом уровне, переломился пополам. Ощутив, как она напряглась, Сяо чуть крепче сжал ее в объятиях. Люмин не видела этого, но глаза Сяо были полны печали. Он знал, через что ей пришлось пройти. Знал он и то, что ничем не может помочь — только быть рядом в надежде, что однажды Люмин найдет в себе силы жить дальше, отпустив свои кошмары. Ласково поцеловав ее волосы, он повторил так, словно эти слова обладали магией исцелять сердечные раны: — Все хорошо. Я с тобой, Люми. Все будет хорошо.