Вне зависимости от того, каким будет конец, мы встретим его вместе… Хорошо? Элизия Honkai Impact 3rd
Принц Бездны смотрел в окно, но вместо деревьев и низины, окольцованной стенами холмов, видел перед собой знакомое лицо. — Как долго ты собираешься ждать? — требовательно спросила Люмин в отражении. Итэр прикрыл ладонью глаза. Голос вонзался в сознание кинжалами. Всякий раз, когда Итэр слышал его, он невольно сгибался под чувством вины. Из-за своего бессилия. Из-за трусости. Из-за того, что несмотря на все усилия, несмотря на все прегрешения, тянувшиеся за Итэром бесконечными железными цепями, он по-прежнему терпел одно поражение за другим. Люмин знала о его никчемности. Итэр замечал, с каким разочарованием она глядит из отражений в зеркалах и лужах. Как натянуто, напряженно звучит ее голос. Ей не терпелось вернуться домой. Но ее жалкий брат не мог дать ей даже этого. Губы Итэра приоткрылись. Он испытывал странные чувства. С одной стороны, ему хотелось заверить Люмин, что совсем скоро они воссоединятся. С другой стороны… Присутствие Люмин угнетало. Оно давило на плечи, как если бы на них вдруг рухнул один из металлических големов Каэнри’ах. Сестра стала надзирательницей. Демоном, чьи злые глаза всегда следили за ним из темноты. Больше всего на свете Итэру хотелось скрыться от их пронизывающего взора. Он устал. Он боялся. Он понимал, что его битва проиграна. Но глаза продолжали смотреть, подстегивая к действиям, и Итэру ничего не оставалось, кроме как поддаться их яростному натиску. — Люми… — начал он. Тут дверь за спиной оглушительно хлопнула, и Итэр отскочил от окна, случайно сдернув ногой штору, отскочил так сильно, что врезался в прикроватную тумбу и устоял лишь благодаря столетиям изматывающих тренировок. Альбедо оторопело остановился на пороге. — Нервы, как я погляжу, у тебя в полном порядке, — заметил он. — Прямо как твои манеры, — парировал Итэр. Он раздраженно потер ушибленный об стену локоть. Штора теперь повисла на нескольких кольцах, держась за карниз, словно утопающий за соломинку. Что ж… Итэр чувствовал себя примерно так же. — Зачем пришел? — резко спросил он. Красные глаза Альбедо внимательно наблюдали, как Итэр, заложив руки за спину, принялся беспокойно мерить комнату шагами. Альбедо не мог видеть этого, но всякий раз, когда Итэр проходил мимо зеркала над прикроватной тумбой, из отражения за ним наблюдала Люмин. Прямо как те самые зловещие портреты, которые сверлят тебя взглядом вне зависимости от того, под каким углом ты стоишь. — Узнать о наших дальнейших планах, — пожал плечами Альбедо. — Орден ждет приказов. Итэр остановился — так, чтобы пронзительный взгляд Люмин до него не доставал. Посмотреть в окно он не решился, поэтому сосредоточил внимание на кровати, где несколько дней назад приходил в себя после сражения у Алькасар-сарая Клод Энгервадель, первый клинок Каэнри’ах. Это было сиюминутное решение. После поражения в Фонтейне Итэр вспомнил о доме, который стоял на противоположном от Мондштадта берегу Сидрового озера. Когда-то он построил его для Люмин. Но Люмин пока не вернулась, поэтому дом стал великолепным убежищем, базой, откуда Итэр планировал начать последний бой. Альбедо воспользовался Архивом, чтобы скрыть дом от посторонних глаз. Чтецы Бездны окружили его защитной магической стеной, через которую не пробился бы даже упрямый Каслана. Это уединенное место прекрасно подходило для того, чтобы спокойно посидеть на крыльце, сжимая в руках кружку чая, и подождать, пока вероятности соединятся. Но Итэр не мог ждать. — Ты выступишь вместе с Орденом на Мондштадт, — сказал он, когда от затянувшегося молчания вздернутые брови Альбедо уже вознамерились покинуть лицо и начать самостоятельную жизнь. — Я догоню вас позже. Альбедо скрестил руки на груди. По его лицу, на котором всегда виднелась дарованная скверной мрачная решимость, заскользили тени сомнений. — Зачем? — спросил он. — Это глупый план. Мы сделали свое дело. Запустили слияние вероятностей. Как бы занимательно ни было наблюдать за попытками наших противников остановить неизбежное, мы рискуем при каждом столкновении с ними. Итэр вздохнул, возвел глаза к потолку. Альбедо, конечно, был прав. Вот только у Альбедо не было Люмин, которая по-прежнему следила из зеркал, чутко улавливая каждое слово. — Мы потеряли уже шесть Небесных ключей, — напомнил Альбедо. — И всех Лордов Бездны, даже Барбару, которую тебе удалось неплохо взять на поводок. Так к чему рисковать? Останемся здесь. Дождемся, когда завершится процесс слияния вероятностей. — Нет, — оборвал Итэр. Он скрестил руки на груди, снова прошелся взад-вперед. — Нет, мы не можем. Альбедо ответил взглядом, в котором явно читалось, насколько невысокую оценку он дает умственным способностям Итэра. — Просвети же, почему. Итэр отвернул голову к шкафу и вздрогнул, заметив в тенях силуэт Люмин. Она стояла, небрежно подперев спиной стену, и осуждающе качала головой. Воздух вокруг нее дрожал, насыщенный ее нетерпением. — Неужели он сам не понимает? Ох, а казалось бы, такой умный… Итэр поспешно развернулся к Альбедо. — Неужели ты сам не понимаешь? — Он даже не заметил, как слово в слово повторил вопрос Люмин. — Ты ведь знаешь, какими великими запасами энергии обладают Небесные ключи. С ними наши враги могут мешать вероятностям слиться хоть до бесконечности. Альбедо некоторое время молчал, вглядываясь в лицо Итэра, а затем рассмеялся — холодно и надменно, отчего Итэру сразу захотелось его ударить. — Ты хоть осознаешь, насколько абсурдно это звучит? Из-за подобной — весьма невысокой — вероятности ты хочешь рискнуть тем, что имеешь сейчас. Предпочтешь последовать за своим нетерпением и потерять все? — Это не нетерпение, это здравый смысл, — огрызнулся Итэр. — Я не для того потратил пятьсот лет своей жизни, чтобы прождать еще пятьсот. — Это не здравый смысл. Это проигрышная тактика. Они схлестнулись взглядами. Какая-то часть души Итэра была согласна со всеми доводами Альбедо. Но другая — та, что приняла облик Люмин и следила за ним из теней — считала иначе. — Разумеется, — сказала она. — Он не понимает. Он не знает, каково это: каждый день на протяжении пяти сотен лет страдать по милости Небесного порядка. А даже если бы и знал… Едва ли столь порочное создание способно на сочувствие, да? Да. Да… Никогда прежде Итэр не сомневался в Альбедо. В отличие от других Лордов Бездны, он был совершенным созданием скверны. Он не обременял себя нормами морали или душевными терзаниями. Разрушение было вписано в его суть, и отравление Кровью Текутли лишь сняло с Альбедо оковы смертного мира. Пока другие Лорды Бездны нуждались в бдительном присмотре, Альбедо можно было поручить любое задание — и он справлялся с ним великолепно и без вопросов. Но не теперь. Альбедо вернулся из Фонтейна с поражением. Он потерял Тарталью и Милосердие Екатерины. Вместе с тем враги заполучили Барбару и Рэйзора, отвоевали Шепот Порчи. Они добились головокружительных успехов — и все потому, что Альбедо позволил им сделать это, позорно сбежав с поля боя из-за страха перед Клодом Энгерваделем. И после всего этого он смел рассуждать о логичности и правильности принятых Итэром решений. После всего этого он брал на себя право решать, когда Итэр воссоединится со своей сестрой! Даже если допустить, что сил врага хватит лишь на месяц… Итэр понимал: этот месяц его убьет. Он терпел пятьсот лет. А теперь каждый прожитый без Люмин день разъедал его, медленно, как Пурпурная чума, но с такой же неотвратимостью. — Ты выступишь на Мондштадт, — твердо повторил Итэр, не сводя с Альбедо прожигающего взгляда. — И попытаешься вернуть Небесные ключи, которые мы упустили по твоей милости. Глаза Альбедо сузились. — По моей милости? Ты провел неверный анализ ситуации, Итэр. Мы потеряли Небесные ключи из-за твоих решений. Итэр вскинул голову. Руки сжались в кулаки, и он сделал предупреждающий шаг вперед, но Альбедо это не впечатлило. Их с Итэром глаза находились на одном уровне, но даже так Альбедо умудрялся взирать на Итэра сверху вниз, а его слова сыпались безжалостным ледяным градом: — Ты нетерпелив, а потому глуп. Прямо сейчас ты отдаешь приказ, который вернее было бы сформулировать так: «Иди и потеряй мою последнюю надежду вернуть сестру». К слову, у тебя ведь до сих пор нет уверенности, жива ли она. А я знаю ответ. И если ты тоже хочешь его узнать… Это было уже слишком. Вместо того, чтобы сделать еще один шаг вперед и ударить Альбедо по лицу, как Итэру хотелось изначально, он, напротив, отстранился. Сжатый кулак взметнулся. Одновременно с этим Альбедо согнулся пополам. Из его груди вырвался кашель, и на пол упало несколько черных капель скверны. Остальная ее часть осталась на перчатке потрясенного Альбедо. Никогда прежде Итэр не использовал свою силу, чтобы против воли заставлять Альбедо подчиняться приказам. Но любое «никогда» рано или поздно заканчивается. — Я и без того знаю ответ, — холодно сказал Итэр. — Тебе нет дела ни до Люмин, ни до меня. Нет, нет. Ты как будто заинтересован в том, чтобы слияние вероятностей случилось как можно позже. Но почему, Альбедо? Вместо слов с губ Альбедо сорвался неразборчивый хрип, и Итэр толкнул его, ощущая, как душу переполняет презрение. Альбедо упал. — Считаешь ли ты происходящее занимательным экспериментом? Или, быть может, боишься, что когда вероятности сольются, я избавлюсь от тебя, как некогда сделала твоя мать? Глаза Альбедо расширились, но он по-прежнему не произносил ни слова. Итэр хмыкнул. Быстро же слетела с Альбедо спесь, как только разговор зашел о Рэйндоттир. Поразительно. Даже став монстром, чье сознание было тесно переплетено с самой разрушительной во всех мирах силой, Альбедо жаждал понять, по какой причине его бросили. Выходит, даже чудовища умеют плакать от недостатка любви? — Выполняй приказ, — жестко сказал Итэр. — И не беспокойся. Неважно, как долго будут сопротивляться наши враги… Рэйндоттир все равно не придет. Свой выбор она сделала еще пятьсот лет назад. Теперь остались только мы с тобой. Ни Рэйн. Ни Клода. Ни Артаниса. Сощуренные глаза Люмин следили за движениями Итэра из теней шкафа. Он беззвучно вздохнул. Взглянул на свои дрожащие руки. — Ни Эйси. Альбедо не сказал ни слова. Продолжая судорожно ловить ртом воздух, он поднялся, вытер темную кровь, выступившую в уголках губ. С пару мгновений его затравленный взгляд метался по комнате. Затем, когда Итэр начал многозначительно поднимать сжатый кулак, Альбедо развернулся и вылетел за дверь. По удушливой энергии, оставшейся темным облаком висеть там, где он только что стоял, Итэр понимал: Альбедо разъярен. И это было замечательно. Это значило, что во время битвы за Мондштадт Альбедо, который попросту не мог выместить ярость на настоящем обидчике, выплеснет на врагов все свое оскверненное неистовство. Закрыв за Альбедо дверь, Итэр подошел к кровати, медленно сел, стараясь не направлять взгляд к сгустку теней у шкафа. Рука опустилась в карман. Поколебавшись, Итэр вытащил завернутый в плотную ткань предмет. Свет подвешенной под кроватью лампы озарял его столь же ярко, как вспыхивает в темноте последняя надежда. — Значит, ты все-таки решился это сделать? — спросила Люмин. Итэр медленно развернул ткань. — Мне уже больше нечего терять. Я ведь дал клятву вернуть тебя. И готов сдержать свое слово любой ценой. — Но ты можешь этого не пережить, — заметила Люмин. В ее голосе звучала горечь, но Итэр так и не понял, с чем она связана. Жалела ли она брата или боялась, что в случае его смерти не сможет освободиться? Сердце вновь кольнуло чувство вины. Преисполненный решимости навсегда положить этому чувству конец, расставить все по своим местам, Итэр поднял голову — и увидел, с какой надеждой Люмин смотрит на предмет в его руках. Он улыбнулся. Теперь, когда Люмин стояла так близко и глядела в будущее с такими теплыми искрами в глазах, он искренне недоумевал, как мог увидеть в ней свою мучительницу. — Поверь, — сказал он мягко. — Пока у меня есть ты, я переживу что угодно. Просто потому, что мне есть ради чего жить. Люмин с благодарностью улыбнулась в ответ. Опустившись на колени, она сложила руки на одеяле, взглянула на Итэра с выжиданием и легким трепетом, вызванном мыслями об их грядущей встрече. Итэр же взял в руки шип, отравленный Кровью Текутли, и без тени сомнений провел длинную полосу по своей руке.* * *
Они все ждали его — и искренне недоумевали, куда он мог запропаститься. Секундная стрелка разменивала оборот за оборотом. Сумерки понемногу превращались в звездную ночь. На горизонте молчаливыми свидетелями грядущей развязки собирались тучи. В таверне пахло одуванчиковым вином, пряностями и яблоками. Под аккомпанемент встревоженного гула позвякивала посуда. Друзья обменивались новостями, но как-то неохотно: всем казалось, что без Кевина совместный вечер не может начаться по-настоящему. — С ним ведь ничего не случилось? — спросила Люмин у Сяо. Вместо Сяо ей ответил Тевкр: — Екатерина говорит, он по крайней мере жив. — Вау, — нервно отозвалась Кли. — Отличные новости. Тевкр обнадеживающе сжал ее ладонь. Кли положила голову ему на плечо, а сама поискала взглядом Клода. Клод сидел в отдалении от остальных, там, куда практически не попадал теплый свет ламп. Его оскверненный глаз казался при таком освещении черной бездной. А вот обычный, напротив, сверкал, и лампы здесь были ни при чем. Клода переполняли эмоции. Он в который раз перечитывал письмо Рэйн, а Искра у него на коленях размеренно водила хвостом, оставляя на одежде хозяина столько шерсти, что она могла бы послужить ему вторым плащом. Удивительно. Когда взгляд Клода впервые проскользил по письму, его лицо осталось предельно сдержанным. Кли в нетерпении ожидала хоть какой-нибудь реакции, но Клод, превосходно владея собой, лишь свернул письмо — нарочито медленно, словно такой простой жест мог значить его окончательное прощание с Рэйндоттир. — Что она написала? — решилась спросить Кли. Взгляд Клода скользнул к щелке между занавесками, и его лицо, наполовину темное, озарилось мягким светом заходящего солнца. Кли много раз видела его задумчивость или печаль. Но такого выражения, как сейчас, она не замечала на лице Клода ни разу. Он был тронут — тронут так глубоко, что никак не мог заставить себя убрать письмо в карман, все проглаживал его сгибы дрожащими пальцами. — Рассказала про Искру. Кли недоверчиво сощурилась, но Клод сделал вид, что не заметил. — Она знает про кошку из Фонтейна? — уточнила Кли. — Конечно, знает, — со вздохом ответил Клод. — Можно сказать, эта кошка — еще одно из ее творений. Глаза Кли изумленно расширились. Искра продолжала с невозмутимым видом наводить марафет. От утонченных лап она перешла к шерстке на спине — на взгляд Кли, та и без того была достаточно блестящей, но Искра принялась за мытье с особым энтузиазмом. Кли так растерялась, что не подобрала нужных слов, просто открыла рот и тут же его закрыла. — Рэйн нашла ее после того, как оставила Альбедо в Мондштадте. В один особо холодный зимний вечер она проходила через Сен-Аньер и нашла там умирающую кошку. Клод наконец справился с тем, чтобы убрать письмо в карман, и теперь принялся с преувеличенным сосредоточением укладывать обратно оторванную половицу. Смысла в этом не было, но Кли машинально стала ему помогать: они оба все еще не отошли от потрясения. — Шансов спасти кошку почти не было. Тогда Рэйн… кхм… — Прибегла к скверне? — догадалась Кли. Кажется, для Рэйндоттир скверна была ответом на любой вопрос. — Да, — выдохнул Клод. — Мы с этой кошкой чем-то похожи. Оба обязаны своей жизнью скверне. Оба бессмертные. Оба наполовину чудовища. Кли покосилась на Искру. Той надоело вылизываться, и она, поразмыслив, растянулась на полу так, чтобы целиком оказаться в полоске солнечного света. На взгляд Кли, это пушистое и невероятно милое (хоть и невероятно наглое, стоило признать) создание никак нельзя было назвать чудовищем. И если уж на то пошло, Клод чудовищем тоже не был. Только Кли не знала, как помочь ему это понять. — И что, Рэйн предсказала, что однажды ты появишься в Сен-Аньере, встретишь эту кошку, потом сходишь с ней в Мондштадт и найдешь оставленное ею в тайнике моей матери письмо? Клод ответил слабой улыбкой. — Рэйн прозорлива, конечно, но будущее предсказывать не умеет. Нет. Исходя из написанного, она надеялась, что я получу это письмо, а потом схожу в Сен-Аньер за кошкой. Ну, знаешь… Как если бы это был ее прощальный подарок. — Ты сыграл на опережение, — засмеялась Кли. — Создания скверны ведь связаны, верно? Наверное, кошка почувствовала твое появление в Сен-Аньере. А потом поняла, какой ты хороший, и уже не смогла уйти. Не так-то просто покинуть человека, который даже ворча не упускает возможности почесать тебя за ушком, да, Искра? Клод фыркнул. Кли же оглядела результат их совместных усилий по восстановлению пола. Расщелина между досками стала теперь еще шире, чем раньше, но Кли подумалось, что именно сейчас все стало так, как и должно было быть. — Но вообще это довольно мило, — заметила она. — Рэйн оставила тебе подарок сквозь время, а тебя с этим подарком будто бы свела сама судьба. — Мило, — согласился Клод. — Но тяжело. Этот подарок… он обязывает жить, Кли. — Заслышав его слова, Кли вздрогнула, перевела взгляд на Клода, а он отвернулся, будто рассерженный собственными откровениями. — А я не уверен, что готов. Не знаю, имею ли право. Кли не раздумывала с ответом ни секунды. — Конечно, имеешь! Клод взглянул на нее с усталой печалью. — Мертвецы с тобой не согласны. — Мертвецы умерли, Клод, — с горечью отозвалась Кли. — Это ведь твоя жизнь. Слушай себя. Свои желания, а не их. Отбрось все эти «должен», «не имею права», забудь о них на время. Скажи честно. Ты хочешь умереть? Клод подтянул колени к груди, обхватил их руками. Вопрос Кли он оставил без ответа. Кли не знала, какие мысли крутились в его голове, но видела, как его глаза чуть сощурились, будто Клод противился внутренней боли. — Хорошо, — вздохнула Кли. — Давай не будем говорить об этом, если ты не готов. Что еще сказала Рэйн? Клод взглянул на Искру. Сначала Кли решила, что он не захочет рассказывать и об этом, но Клод все же ответил: — Ей хотелось верить, что я жив. И что однажды мне хватит смелости… — Он поколебался, прикоснулся к нагрудному карману, где теперь хранилось письмо. — …уйти от Принца Бездны. Она никогда не осуждала меня за сделанный в прошлом выбор, но избранный Итэром путь не нравился ей с самого начала. Она всегда была проницательнее меня. И сразу догадалась, что к возрождению Каэнри’ах его планы не имеют никакого отношения. Некоторое время они молчали. Кли думала, каково это: пятьсот лет следовать за человеком, который все это время пользовался тобой как бездушным клинком. А ты был слишком предан ему, чтобы это замечать. — Моя мама и Рэйндоттир вместе состоят в Ведьмином Шабаше, — сказала Кли. — Рэйн оставила Альбедо у мамы, потому что доверяла ей и потому что ей, наверное, хотелось, чтобы Альбедо оказался в надежных руках. Должно быть, она поступила так же и с письмом. Написала его на всякий случай, передала маме и надеялась, что однажды ты сможешь его получить. Так ведь оно и оказалось, верно? Клод перевел на Кли оцепенелый взгляд, и она ответила улыбкой. — Ты ушел от Принца Бездны. И получил письмо, пускай и не так, как рассчитывала Рэйн. Клод ничего на это не ответил. Искре наскучило в одиночестве нежиться под солнцем, так что она украдкой, изображая равнодушие, придвинулась поближе к Клоду. Он протянул руку, бездумно почесал Искру за ухом. — Знаешь, исходя из всего, что я узнала о Рэйн, не думаю, что она человек веры, — добавила Кли. — Вряд ли она оставила бы это письмо из банальной надежды. Думаю, она неплохо знала тебя. Она знала, какое решение ты примешь. Это письмо — само по себе послание. Как будто Рэйн пыталась передать тебе: «Вне зависимости от того, как глубоко ты увязнешь во тьме, ты останешься верен себе и потому сумеешь выйти на свет. И в конце концов только это будет иметь значение». Клод потер глаза. Они оставались сухими, но Кли увидела проблески чувств, о которых Клод никому не решался рассказать. И вот сейчас его глаза светились точно так же. Он перечитывал письмо, строчка за строчкой, и, хотя его лицо сохраняло равнодушное выражение, от Кли не укрылось, как в самом конце послания Рэйн в уголке губ Клода на мгновение обозначилась улыбка. О, она не сомневалась: Клод рассказал о письме не все. Скажем, он упомянул, что Рэйн отправилась в далекое странствие, необходимое, по ее словам, «для лучшего понимания скверны». Но на вопрос, не хочет ли Клод отправиться по ее следам, он не ответил. Как не стал распространяться и о небольшом абзаце в самом конце письма, том самом, который за минувший вечер он перечитал уже с десяток раз. Но все равно Кли была благодарна Клоду за доверие. Она не могла запретить ему умирать. Но она могла напомнить ему о причинах жить дальше. И то, что Клод выбрал открыть перед Кли свое сердце, давало слабую надежду. Может, в момент рокового выбора Клод вспомнит о словах Кли и ее поддержке, о письме Рэйн, об Искре, которой несмотря ни на что решился дать имя. И тогда… Тогда он взглянет на себя иначе. Он не будет клинком, не будет призраком руин Каэнри’ах, слугой Принца Бездны, живым мертвецом, убийцей или монстром. Он вспомнит, что он — Клод Энгервадель. Просто человек, который может заблуждаться и совершать ошибки. Но еще имеет право оставить эти ошибки в прошлом и двигаться навстречу будущему, которое зовет его выйти на свет. Пока Кли размышляла об этом, со второго этажа спустился Тимми. Он выглядел таким же задумчивым, как и час назад, когда он, ни с кем не здороваясь, влетел в таверну и тотчас скрылся в темном углу за стеной книг и невообразимо длинных свитков. Из-за уха у него торчал карандаш. На щеке темнело пятнышко от чернил. Тимми напоминал сумасшедшего ученого, который впервые выбрался из своего пыльного кабинета в реальный мир. — Где ты пропадал целый день? — поинтересовался Тевкр. Тевкр, в отличие от Тимми, выглядел в этот вечер на удивление умиротворенным и даже — о, Барбатос! — причесался. Кли все время думала, что он очень красивый. Прежде она даже не замечала, насколько. За четыре года она так привыкла к лицу Тевкра, что не оценивала его даже тогда, когда они впервые поцеловались. Но сейчас, среди огней, затопивших таверну мягким сиянием, его заострившиеся за последний месяц черты казались утонченными, а тени под глазами придавали лицу не усталость, а особую выразительность. Поймав взгляд Кли, Тевкр улыбнулся, и глаза Кли закололи слезы. Наверное, они оба чувствовали приближение конца. Сказать, что этот конец принесет, не мог никто. И потому все, что наполняло сердце ощущением тепла, любви и дома, казалось особенно трепетным и проникновенным. Пожалуй, никогда прежде мир вокруг и любимые люди не казались Кли настолько прекрасными и родными. Тимми пинком отодвинул стул, плюхнулся на него, едва не своротив со стола кружку Люмин, и восхитительная иллюзия разбилась. Тем не менее, даже с ее утратой Кли не потеряла ощущение крепкой связи с каждым, кто пришел в этот последний вечер в «Долю ангелов». — Был в библиотеке с Даной, — ответил Тимми, хлопнув по столу увесистой книгой. — О, — ухмыльнулся Тевкр. — С Даной, значит. А вот это очаровательное пятно у тебя на щеке — это от нее вместо поцелуя? — Твое отвратительное чувство юмора вернулось! — с преувеличенным восторгом отозвался Тимми. — Видит Анемо Архонт, как же мне его не хватало! Венти, который перебирал за соседним столиком струны лиры, посмотрел на него с каким-то очень странным выражением лица. Сяо тем временем осмотрел книгу Тимми. Книга выглядела древней и настолько массивной, что ее можно было смело использовать в бою против Принца Бездны. — Кто такая Дана? — полюбопытствовала Люмин. — Подружка Тимми, — ответила Кли. — Его будущая жена, очевидно, — ехидно добавил Тевкр. Тимми закатил глаза. — Более здравый человек, чем эти двое. — Кли показала ему язык, и Тимми состроил в ответ кислую мину. — Дана из Фатуи. Она выросла в Доме Очага и получила превосходное медицинское образование, а потому стала работать в Фатуи в качестве лекаря. Сейчас она помогает сестрам Барбатоса лечить раненых. Тевкр подпер подбородок рукой и мурлыкнул: — Неплохо ты ее узнал, да? — Ладно, даже мне уже не по себе от этих шуточек, — вмешался Сяо. — Помолчи, а не то велю наворачивать круги по Пику Буревестника, пока не запросишь пощады. — Не такое уж это и наказание для оскверненного, — заметила Люмин. Глаза Сяо угрожающе сверкнули. — Ты просто не знаешь моих тренировок. Подсевший к ним Аякс, явившийся с целой тарелкой ароматных булочек с яблоком и корицей, достал блокнот и деловито написал:Ты будешь замечательным отцом, Сяо! Во сколько лет твои дети научатся держать копье? В пять?
Сяо попытался скрыть проступивший румянец убийственным взглядом. Люмин же посмотрела на Аякса, как на идиота. — У нас что, вечер взаимных подколов? — возмутилась Кли. — Помолчите все, я хочу знать, чем Тимми занимался в библиотеке со своей будущей женой! Ой… Тимми хлопнул ладонью по книге и притянул ее к себе с таким выражением, будто раздумывал, кому раздать подзатыльники. — Если вы наконец дадите мне сказать, я поделюсь, какие открытия мы с будущей женой… Тьфу ты! — Тевкр не сдержал торжествующей ухмылки, и Тимми продемонстрировал ему средний палец. — Короче говоря, во время прочтения баллад мое внимание привлекло несколько деталей. В частности, символ тюльпана на рапире Маэля и совет, который Арей дал Даниэлю. Кли закивала. — Ага, сохранить рапиру погибшего брата. Чтобы символ на ней стал особенным — для тех, кто унаследует «стремления Маэля». Тимми раскрыл свой увесистый талмуд и принялся с деловым видом листать его, пытаясь отыскать нужную страницу. От мелкого убористого шрифта у Кли зарябило в глазах. — Верно. Арей также выражал надежду, что Даниэль сумеет пережить войну, а его потомки в будущем расскажут людям правду об оскверненных и о богах. — Тимми поскреб затылок и с удивлением обнаружил застрявший в волосах карандаш. — Неизвестно, являются ли эти детали художественным домыслом, но они натолкнули меня на некоторые мысли. — Ну поехали, — пробормотала Кли, зная, что обычно после таких заявлений Тимми набирает в грудь побольше воздуха и начинает лекцию, достойную лучших профессоров Академии Сумеру. Тем временем к столу приблизился Итэр. Он принес сахарное печенье и огромную кружку, до краев наполненную чаем. Садиться Итэр не стал. Вместо этого он облокотился на спинку стула Люмин и, обменявшись с сестрой улыбкой, тоже стал слушать Тимми. Тимми не возражал. Казалось, чем больше становится его аудитория, тем сильнее он увлекается собственными открытиями. — Мы с Даной отследили первое упоминание Мадригалов в книжных источниках. Записей о войне со скверной не осталось, поэтому они появляются в истории только через пару сотен лет. И что вы думаете? Первые трое Мадригалов прославились как барды! — Барды… Хочешь сказать, именно они написали трилогию баллад? — изумился Тевкр. Тимми сложил руки на странице. — Подтверждения этому у меня нет. Но подумайте сами. Трое талантливых бардов — три баллады. Семейство Мадригалов, предком которого была оскверненная. Наследие Маэля, которое подразумевало честность, храбрость, умение стоять на своем — все те качества, которыми обладал Валентийский Рыцарь. И наконец, спрятанное в балладах послание, разоблачающее богов. В этом послании содержатся факты, которые невозможно было узнать, не получив их из первых уст. Сяо с Люмин обменялись взглядами. Люмин задумчиво приложила руку к подбородку. — Если это так, Даниэль осуществил неозвученное желание Арея, — подметила она. — Его потомки узнали историю оскверненных, а после стали передавать друг другу вместе с рапирой Маэля. Тимми многозначительно поднял палец. — Именно. Теперь о рапире. Сама рапира Валентийского Рыцаря не сохранилась. Но символ остался. Со временем он стал гербом семейства. Мадригалы помечали им все на свете, от своих тел до своего оружия. — А сейчас не помечают? — поинтересовался Сяо. По лицу Тимми скользнула ухмылка. — А сейчас их как таковых не существует. Пару веков назад последняя из Мадригалов взяла фамилию мужа. — Жалко, — вздохнула Кли. — Не знаю, как много правды было написано в тайном тексте, но мне они понравились. Кажется, они были очень дружными, а еще очень талантливыми. Ухмылка на лице Тимми стала шире, и Кли поняла, что ему не терпится выложить на стол очередную невообразимую карту. — Рассказывай уже, что нарыл, — проворчал Тевкр. Тимми опустил глаза в книгу. — Уж не знаю, какой черт меня дернул, но после всей этой истории я попросил у мамы взглянуть на ее рапиру. Знаете, что я там обнаружил? Гравировку белого тюльпана! Но в последнее время я узнал о маме столько сомнительных фактов, что решил на всякий случай уточнить, откуда она вообще взяла эту рапиру. — Получила по наследству? — предположил Итэр. — Я тоже так думал, но ответ меня удивил. Она сказала, эта рапира принадлежала моему отцу. За столом повисла тишина. Итэр задумчиво пригубил чай. Кли, волнуясь, взяла с тарелки сразу две булочки. Аякс подпер подбородок рукой в ожидании продолжения. Тимми же развернул книгу так, чтобы остальным было видно ее содержимое. На странице было изображено разветвленное семейное древо. Палец Тимми указал на кружок с именем его отца, а после заскользил вверх, по другим бесчисленным кружочкам с именами. Ненадолго задержавшись на подписи «Эмилия Голденстоун», он пополз дальше, к уже хорошо знакомой фамилии, и там остановился. — Мой отец унаследовал рапиру, но судя по тому, как он смылся из семьи, не принципы Маэля. Дела это, однако, не меняет, — спокойно сказал Тимми. — Он Мадригал. А значит, и я тоже. Кли оказалась так потрясена, что решительно не заметила, в какой момент обе булочки в ее руках исчезли. Она даже не могла вспомнить, съела ли их сама или отдала кому-то другому. Итэр случайно плеснул чаем на Люмин. Сяо окинул Тимми оценивающим взглядом. — Ты потомок Софии! — воскликнула Кли. — Ну, так говорить некорректно, — покачал головой Тимми. — У Софии не было детей. Рапиру после смерти Маэля забрал Даниэль. Вероятнее всего, именно его потомком я и являюсь. — Обалдеть. — Тевкр откинулся на спинку стула. — Тимми Мадригал. А скверну ты, случаем, не чувствуешь? Тимми развел руками. — Я сразу же решил это проверить. Могу похвастаться тем, что чувствую при виде тебя головную боль. Увы, дело не в скверне, а в том, что ты невыносимый болван с отвратительным чувством юмора. — Как остроумно, — беззлобно отозвался Тевкр. Пока они привычно (а оттого даже уютно) пререкались, Кли отвоевала у Тимми книгу и стала изучать семейное древо Мадригалов. Что ж… Предыстория семьи Тимми впечатляла. Среди Мадригалов было немало талантов, от бардов до ученых, и судя по заметкам на полях, многие из них не только добились личных успехов, но и продвинули искусство с наукой далеко вперед. Ничего удивительного, что Тимми уродился таким умником. Впрочем, в глаза Кли бросилась одна деталь, над которой она не могла не подшутить. — Не сходится, — сказала она, хлопнув книгой прямо перед носом Тимми. — Теория хорошая, но есть одна большая дыра. Взгляни. Все мужские имена на семейном древе Мадригалов заканчиваются на «эль». Даже самые первые Мадригалы носили такие имена: Маэль, Даниэль, Тираэль. А ты просто Тимми. Какой же ты тогда Мадригал? Тимми сложил руки на груди, и по выражению его лица Кли догадалась, что козыри в его рукавах даже не думают заканчиваться. — А вы когда-нибудь узнавали мое полное имя? Уши Кли покраснели, сравнявшись цветом с ее новой остроконечной шляпой. Тевкр с преувеличенным интересом принялся трогать свои рога. У Люмин сделалось сложное лицо: она пыталась вспомнить, когда хоть раз останавливалась поболтать с Тимми не о голубях. — Мда, — ухмыльнулся Тимми. — Хороши друзья. — Я всегда думал, что ты Тим, — пробормотал Тевкр. — Или тезка Тимея… — задумчиво добавила Люмин. Тимми взглянул на нее, уязвленный до глубины души. Кли было очевидно, что он ломает комедию, так что она сказала: — Ой, да ты ведь сам полным именем никогда не представляешься! — Это правда, — со смехом согласился Тимми. — Раньше оно казалось мне дурацким. Но теперь, когда я знаю, что за история за ним кроется… — Он опустил голову и некоторое время сидел тихо, задумчиво сверля взглядом пространство перед собой. Затем, встрепенувшись, улыбнулся: — Давайте познакомимся заново. Всем привет. Меня зовут Тимиэль Мадригал. Пока Кли колебалась, стоит ли ей рассмеяться, выпучить от изумления глаза или представиться в ответ, дверь в таверну открылась. На пороге «Доли ангелов» появился тот, кого собравшиеся с нетерпением ждали уже больше часа. Лицо Кевина было таким, словно он явился с похорон, а глаза напоминали два осколка разбитого зеркала. На рукаве плаща отпечаталось черное пятно, навевающее мысли о скверне. Щеку пересекала свежая царапина. Кевин нес на руках Паймон. Кли так и не поняла, спит она или лежит в глубоком обмороке, но на лице Паймон застыла неестественная бледность, а слабое свечение, которое всюду ее сопровождало, казалось потускневшим, даже выгоревшим. — Паймон! — подскочила Люмин. — Дядя Кевин! — подскочила малышка Венни. Затем первый этаж таверны будто бы взорвался. Не успел Кевин сделать и двух шагов, как присутствующие окружили его, принялись задавать вопросы и выражать беспокойство. Никто не понимал, что случилось. Все переживали за Паймон и за самого Кевина — не считая пары царапин, он выглядел целым, но такого мертвенного выражения лица у него не было даже после смерти Пиро Архонта Мураты. Кевин же молча стоял посреди этого хаоса, и Кли вдруг показалось, что его окружает ледяная стена. Отскакивая от нее, вопросы уносились в темноту подступающей ночи, и Кевин даже не поворачивал голову им вслед. Затем Кли поняла: то, что она поначалу приняла за холодность, на самом деле было растерянностью. Мысли Кевина блуждали далеко от таверны. Чтобы войти, ему понадобилась вся его выдержка, но даже так он оказался не готов ко встрече с реальностью. Она захлестнула его штормовой волной, которой у Кевина не осталось сил сопротивляться, а чужие вопросы лишь падали на сердце камнями, и те ускоряли погружение на дно. Осознав это, Кли поднялась с места и громко сказала: — Хватит! Помолчите все немного, пускай Кевин сам расскажет, что произошло. Слова Кли никого не успокоили, но ребята все же притихли и разошлись по местам. Люмин осталась стоять посреди таверны. Она тоже показалась Кли растерянной. Люмин застыла, расставив руки в стороны, словно не знала, обнять ли ей Паймон, достать оружие или открыть портал в Бездну, чтобы заставить обидчиков заплатить по счетам. — Она в порядке, — взглянув на Люмин, первым делом сказал Кевин. — Но скорее всего, пробудет в таком состоянии пару дней. Может, неделю. — Что произошло? — звенящим голосом спросила Люмин. Кевин вздохнул. Некоторое время он молчал. Кли заметила, как двигается из стороны в сторону его взгляд — Кевин будто смотрел сквозь потоки времени и пытался восстановить в голове картину, которую отчаянно хотел забыть. — Паймон попросила меня отвести ее в Разлом, — сказал наконец Кевин. — В Разлом? — ужаснулась Джинн. — О, Барбатос, но зачем? Сяо поднялся навстречу Кевину, приблизился, осторожно забрал малышку Паймон себе на руки. Кевин, кажется, был ему благодарен. Освободившись от ноши, он слегка покачнулся, но устоял, приложил руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями. — Она… Она хотела, чтобы вы узнали правду. О том, кто она такая. Заслышав эти слова, Венти отложил лиру, на которой бросил играть еще с момента появления Кевина в таверне, и встревоженно поднялся. То, что Кевин рассказал дальше, еще долгое время не могло улечься у Кли в голове. Пару часов назад Паймон нашла Кевина у мельницы. Он уже собирался отправиться в «Долю ангелов», но тут Паймон озвучила свою ошарашивающую просьбу, объяснив, что на самом деле является богиней времени по имени Астарот. Конечно, пятьсот лет назад, обратив вспять заражение скверной в Каэнри’ах, Астарот утратила прежнюю личность, но кое-какие воспоминания и способности у Паймон остались. В частности, она помнила Софию. И после прочтения тайного текста баллад преисполнилась решимости обратить вспять состояние артерий земли в Ли Юэ. Уберечь Тейват от ужасающей судьбы прошлого. Они с Кевином пробились в самое сердце заражения в Разломе, и там Паймон использовала свои способности и Клятву Ветра, после чего артерии земли очистились, а сама Паймон впала в глубокий восстановительный сон. Масштаб заражения был не таким глобальным, как во времена падения Каэнри’ах, так что перед претворением в жизнь своего плана Паймон пообещала, что вскоре очнется. А заодно попросила Кевина не утаивать правду, когда он будет рассказывать обо всем друзьям. — Ох… — только и сказал Тимми. Либо это был весь его комментарий, либо он был так потрясен, что не сумел даже до конца сформулировать свою обычную реакцию. — О, Паймон, — прошептала Эмбер. Клод сдвинул брови. У выходцев из Каэнри’ах были сложные отношения с Небесным порядком. Клод не доверял богам и даже считал их деспотичными, но все же поступок Паймон сумел поколебать его многолетнюю ненависть, и теперь Клод терялся в противоречивых чувствах. Пока все обсуждали новости, Кевин воспользовался суматохой и двинулся к двери. Его рука уже тянулась за пачкой сигарет. — Кевин! — окликнула Люмин. Он остановился, но оборачиваться не стал. — Почему… — Голос Люмин дрожал. Она сглотнула, пытаясь справиться с эмоциями, но безуспешно. — Почему Паймон не обратилась ко мне? Скажи, неужели она подумала, что я… что мне все равно на нее? Кевин повернулся. Его взгляд, прежде отстраненный, смягчился. Кли не раз замечала, как Кевин разговаривает с Люмин довольно холодно и резко, но после визита в Разлом что-то в нем переменилось. Он никогда еще не казался Кли настолько… древним. Но вместе с проступившими вдруг годами проявились и качества, которые Кевин обычно прятал за бравадой и ехидством. В частности, безграничная теплота его сердца. — Думаю, она беспокоилась, Люми. Боялась, что ты не отпустишь ее, только и всего. — А ты отпустил, — шепнула Люмин. В ее голосе не звучало упрека, но Кевин вздрогнул, опустил взгляд, принялся беспокойно вертеть в пальцах пачку сигарет. — Отпустил. Некоторые вещи просто должны быть сделаны. Вот и все. Люмин сделала глубокий вдох. Сначала Кли решила, что она выплеснет на Кевина те темные чувства, которые теснились на дне ее глаз. Но вместо этого Люмин вдруг шагнула вперед и, приложив руку к сердцу, сказала: — Спасибо, что присмотрел за ней. Кевин не стал отвечать. Метнув быстрый взгляд на Сяо, который по-прежнему прижимал к себе малышку Паймон, он развернулся и ушел. Скрипнула, впустив в таверну холодный ночной воздух, дверь. Под полами куртки Люмин заплясал ветер. Затрепетали огоньки расставленных на столах свеч. Затем дверь закрылась. А ветер почему-то остался. Его нервные порывы взъерошили волосы на голове Тевкра, перелистали страницы в книге Тимми, прикоснулись к струнам лиры Венти. Сам Венти сидел, в задумчивости подперев рукой подбородок, и неотрывно наблюдал, как Сяо с Люмин обсуждают судьбу малышки Паймон. Поймав взгляд Кли, Венти улыбнулся. И Кли вдруг осознала, что именно скрывалось за его фальшивыми улыбками все это время. «Интересно, — подумала Кли, щелкнув себя по шляпе. — Паймон — богиня времени, Венти — Анемо Архонт. А есть ли среди моих друзей такие, у кого нет секретов мирового уровня?» Кадзухе нравилась суета таверны, но все же долго находиться в четырех стенах было ему не по нутру. Народу в «Доле ангелов» собралось много: все понимали, что с возвращением Архива Бодхи долгая война с Орденом Бездны подойдет к концу, как понимали и то, какой сложной будет последняя битва. Поэтому всем, разумеется, хотелось вдоволь наговориться и побыть друг с другом хотя бы пару лишних часов. Кадзуха не возражал. Он сам с радостью пообщался с друзьями, старыми и новыми, и даже согласился сыграть с Сайно партию в «Священный призыв семерых». Эмбер, болезненное состояние которой облегчили до начала встречи целительные силы Отто, с интересом наблюдала за напряженным боем. Но все же в таверне довольно быстро стало душно, так что после поражения (весьма очевидного) Кадзуха, так и не дождавшись своего самого дорогого друга, выскользнул на террасу. На террасе было хорошо. От холода спасал наброшенный на плечи плотный плед из «Доли ангелов» и кружка с пряным чаем. Аромат яблок обволакивал, успокаивал мысли. Высоко в темноте уже вовсю мерцали серебряные точки звезд — иногда Кадзуха запрокидывал голову, пытаясь угадать среди них очертания созвездий. Из приоткрытого окна таверны лились голоса дорогих сердцу людей. Прикрыв глаза, Кадзуха наслаждался мелодией этой прекрасной ночи, а потому не сразу заметил, когда размеренный гул из «Доли ангелов» стал звучать встревоженно, а с крыльца таверны кто-то нервно спустился. — Привет, малой. Кадзуха тотчас открыл глаза и вскинул голову, встретившись взглядом с Кевином. За шесть лет они научились неплохо понимать друг друга без слов. Это было особенно полезно во время очередных сумасшедших приключений: скажем, когда Кадзуха с Кевином столкнулись на просторах Снежной с агрессивными существами, которые ориентировались по звуку. Пришлось прибегнуть к языку жестов и пантомимы. На взгляд Кадзухи, даже так Кевин слишком часто сквернословил, но зато именно тогда они поняли, как хорошо успели сработаться. Сейчас глаза Кевина казались пустыми. Это значило, что он пытается засунуть раздирающую сердце боль как можно дальше, туда, где он сам сумеет забыть о ее существовании. — Что стряслось? — спросил Кадзуха. Кевин подвинул стул, сел, закурил. Кадзуха не торопил. Он знал, что Кевин может молчать хоть по десять минут, а затем вдруг разразиться тирадой, которую не доверил бы никому, кроме своего лучшего друга. Когда Кадзуха уже задумался, не сходить ли в таверну за добавкой к чаю, Кевин заговорил. Он рассказал о произошедшем в Разломе — рассказал ровно, без запинки, с напускным спокойствием. Но Кадзуха мог бы прочесть его мысли просто по тому, как Кевин курит. Очевидно, Кевин солгал. Или, может, сказал не все. Так или иначе, груз произошедшего в Разломе он опять вознамерился тянуть на своих плечах в одиночку. — Ты в порядке? Кадзуха не ждал честного ответа. Он рассчитывал посмотреть, какое выражение возникнет в глазах Кевина, и по нему определить, насколько все запущено. Поэтому он здорово удивился, заслышав честное: — Нет. Кевин повернулся, одарил Кадзуху слабой, ненастоящей улыбкой. — Нет, малой, не в порядке. Кадзуха обмер. Очередная ложь Кевина не сумела бы выбить его из колеи. Кадзуха переживал вне зависимости от того, каким враньем оберегал чужие сердца Кевин, но все же привык и отвечал на эту небрежно сколоченную ледяную броню только усталыми вздохами. А теперь… Теперь Кевин был предельно честен. Словно ненадолго продемонстрировал всю уязвимость своей души. И это потрясло Кадзуху до такой степени, что он довольно долго не мог найтись с ответом. Следовало что-нибудь спросить. Или, может, подобрать утешающие слова. Но Кадзуха мог только ловить взглядом нервные движения своего друга да наблюдать, как к звездному небу поднимаются облака сигаретного дыма. Руки стискивали кружку с чаем. В голове роились встревоженные мысли. Их было слишком много, чтобы прислушаться хоть к одной из них, но в конце концов Кадзуха все же справился: — В чем дело? То есть… Я понимаю, решение Паймон было неожиданным и рискованным. Но ведь все в порядке. Артерии земли очищены. Паймон скоро очнется. Кевин не отозвался. Продолжая щуриться во мрак, он беспрестанно курил, словно надеялся заполнить дымом пустоту в душе. — Тебя тревожит не это, — догадался Кадзуха. — Мм, — утвердительно отозвался Кевин. — Прости, малой. Не могу сказать. Хотел бы, но не могу. У тебя уже, наверное, аллергия на мои секреты. Кадзуха наградил его ироничным взглядом. Аллергия? Нет. Нервный тик всякий раз, когда Кевин в очередной раз по-каслановски берет все на свои плечи? Да, пожалуй. — Стоит признать, с тобой не соскучишься, — сказал Кадзуха. Кевин чуть усмехнулся. — Прости, — повторил он. — Брось, — попросил Кадзуха. — Я просто хотел напомнить, что ты не один, Кев. И если тебе вдруг захочется поговорить, рядом всегда найдутся люди, готовые выслушать. Чего бы это ни касалось. Кевин вздохнул. Террасу снова окутало молчание. На сей раз оно было довольно уютным. Кевин курил. Печальные искры в его глазах никуда не делись, но хмурая складка между бровей понемногу разгладилась, а ожесточенные черты смягчились. Кадзуха катал по дну кружки остатки чая. Чаинки всплывали на поверхность и тотчас оседали, образуя причудливые узоры. Кадзухе вспомнилось, как однажды в Сумеру им с Кевином довелось поучаствовать в сеансе гадания, и худощавый мужчина в гигантском тюрбане нагадал Кадзухе огромное поместье, а Кевину — «внезапную и весомую потерю денежных средств». Кевин не успокоился, пока не выяснил, что мужчина шарлатан и к тому же опасный беглый преступник. В тот момент, когда мужчина попытался оторваться от преследования и выбросить Кадзуху из окна, Кевин огрел его по спине случайно подвернувшимся под руку мешком моры. Деньги исчезли в окне вместе с преступником. Преступника арестовали, а мешок моры изъяли в качестве вещественного доказательства. Провожая взглядом пустынников из Бригады тридцати, Кевин с Кадзухой заключили, что хотя бы одно из предсказаний шарлатана оказалось верным. — Кевин, — окликнул Кадзуха. — Что ты планируешь делать после того, как все закончится? Я имею в виду наши путешествия. Захочешь ли ты и дальше странствовать со мной по Тейвату? Кевин откинулся на спинку стула, почесал бровь. — Нет. Кадзуха расстроенно опустил глаза. Конечно, после всего пережитого Кевин наверняка захочет осесть где-нибудь, отдохнуть… — Нет, малой, думаю, нам нужно выйти за пределы Тейвата. Если ты захочешь, конечно. — Кевин сощурился сквозь дым, взглянул на Кадзуху со слабой ухмылкой. — Признаюсь честно, некоторое время назад я думал, не пора ли покончить с такой жизнью. Шататься по мирам, влипать в неприятности — все это, конечно, здорово, но не стоит ли спустя тысячи лет повзрослеть? Я имею в виду вот это классическое взросление, о котором все вокруг беспрестанно талдычат. Построить дом, завести семью… Кевин стряхнул пепел с сигареты, покачал головой, как если бы само понятие «взросление» казалось ему абсурдным. — А теперь ты так не думаешь? — поинтересовался Кадзуха. — А теперь я думаю, к черту. В такой жизни много притягательного, но мне нравится другая. Такая, какая у меня есть сейчас. — Он призадумался. — Ну, только желательно без Принца Бездны. Кадзуха не выдержал, засмеялся, отчего Кевин легонько приподнял уголки губ. Ночи на исходе сентября не баловали теплом, так что Кадзуха ненадолго вернулся в таверну, выпросил у Дилюка две кружки с чаем. Дилюк спросил, как себя чувствует Кевин. Перед тем, как ответить, Кадзуха поколебался, но в конце концов сказал, что с Кевином все будет в порядке. Кевин с благодарностью принял кружку. Он уже докурил, но запах сигарет так и остался висеть в воздухе. Кадзуха давно к нему привык, как привык к присутствию в своей жизни этого ходячего воплощения суеты. — Почему ты хочешь покинуть Тейват? — спросил Кадзуха, вернувшись на прежнее место. Они с Кевином подняли кружки, чокнулись так, словно вместо чая пробовали изысканное шампанское. Кевин сделал большой глоток, прикрыл глаза, наслаждаясь постепенно наполнившим его чувством тепла. Кадзуха же обхватил кружку обеими руками, поднес ближе к лицу, ощущая, как его обволакивает пар с пряным ароматом. — Дело не в том, что я хочу отсюда уйти, — объяснил Кевин. — Знаешь, наоборот. Среди всех миров вселенной я бы хотел считать своим домом именно этот. Но в том-то и загвоздка. Тейват нуждается в защите. — От скверны? — догадался Кадзуха. Кевин кивнул. — София, владельцы Небесных ключей, Э… — Он запнулся, встревоженно постучал пальцем по краю кружки. — Паймон… В общем, все они подарили Тейвату время. Но рано или поздно скверна вернется. К тому моменту мы должны понимать, как следует с ней сражаться. Кадзуха вспомнил об эпидемии Пурпурной чумы, о падении Адептов в Заоблачном пределе, о том, как Тевкр едва пережил обращение в мару. Да, скверна была ужасным противником. Куда более серьезным, чем Принц Бездны, если уж на то пошло. — Мы знаем, что скверна пришла в Тейват по Воображаемому Древу, — продолжил Кевин. — А значит, она должна существовать и в других мирах тоже. Может, мне уже даже доводилось сталкиваться с ней, да только я был слишком поглощен своими бедами с башкой. Кадзуха тоже пригубил чай, отставил кружку, в задумчивости побарабанил пальцами по столу. — Значит, ты хочешь найти способ бороться со скверной. — Должен же быть на свете хоть один мир, который справился с этой чертовой силой, — ответил Кевин. — Или хотя бы научился сражаться с ней на равных. Я хочу найти такой мир. И если ты захочешь присоединиться… Не подумай, я не настаиваю и пойму, если ты вдруг… Кадзуха протянул руку и сжал его плечо. — О чем разговор? Я буду счастлив отправиться с тобой в путешествие по Воображаему Древу. Готов поспорить, наши приключения станут еще опаснее. Но вместе с тем интереснее и веселее. — Кевин фыркнул, но Кадзуха, не обращая внимания на его реакцию, улыбнулся. — Я с нетерпением буду ждать их. Судя по разгоревшимся в глазах искрам, Кевин был тронут. — Спасибо, малой. За это. И за то, что всегда остаешься рядом. — Его голос зазвучал сдавленно, как если бы Кевин изо всех сил пытался сдержать подступившие слезы. — Жизнь в последнее время довольно дерьмовая. Но становится куда лучше от того, что в ней есть ты. Кадзуха выдохнул. По черепичным крышам промчался, взметнув мондштадтские знамена, ветер. Из таверны донеслись отзвуки спора, вспыхнувшего между Дионой и Тевкром. У ворот внизу посмеивались стражи ночного патруля. Где-то вдалеке захлебывалась лаем собака. Несмотря на окружавшие Кадзуху звуки, на пару мгновений ему показалось, будто мир застыл. Время замедлило свой бег, и только глаза Кевина сияли с прежней силой. «Верь мне, — говорили они. — Все закончится хорошо. Я приложу для этого все возможные усилия. Что бы ни случилось дальше, Тейват не падет, пока в нем остаются неравнодушные люди. Такие, как ты. Такие, как все вы». Кадзуха снова улыбнулся, и Кевин улыбнулся в ответ. На сей раз по-настоящему. — Извините, что прерываю, — раздался голос рядом со столиком. — Просто хотел сказать: это вино и вправду гораздо лучше того, что производят в нашей реальности. Пожалуй, вкуснее мне пробовать не доводилось. Кадзуха с Кевином синхронно повернули головы и увидели перед собой Отто. Как и всегда, его лицо хранило предельно тактичное выражение, а в глазах отражалась приглушенная временем тоска. Отто из альтернативной реальности, которого Кадзуха помнил по Инадзуме, тоже не отличался агрессией, но все же был другим. Кадзуха не мог бы в точности назвать, в чем заключается эта разница. Может, все дело было в манерах, может, в одежде или прическе, а может, в том, каким спокойным был в присутствии этого Отто Кевин. Так или иначе, Кадзухе не составило труда смириться с мыслью, что Отто из параллельной вероятности — это незнакомец, которого нельзя судить по поступкам его копии. Отто покручивал в пальцах бокал вина. Его голос звучал ровно, но жесты выдавали беспокойство. Отто вышел на террасу вовсе не для того, чтобы поделиться впечатлениями от вина. Он последовал за Кевином. Тревожился, все ли в порядке. Кадзуха не мог сказать, переживает ли Отто за настоящего Кевина или видит в нем тень своего погибшего друга, но так или иначе, между этими двумя за короткий срок установилась связь. Она оставалась незримой, невысказанной, но чувствовалась почти на физическом уровне. Теперь Кадзуха понимал, по какой дружбе долгие годы тосковал Кевин. Кевин приглашающе махнул рукой. Отто опустился на предложенный стул, поставил бокал перед собой. Некоторое время все трое сидели в молчании. Вскинув головы к небу, они ждали, когда темноту расчертит серебристая нить — хвост падающей звезды. Не дождались. Может, в ту ночь звездам тоже захотелось остаться дома, поближе к родным. Затем Кадзуха что-то спросил. Между ним и Отто завязался оживленный разговор. А Кевин сидел между ними, слушал и смотрел на четвертый стул — пустующий, но отодвинутый так, будто кто-то только что встал из-за стола. Кевин подумал, что здесь могла бы сидеть Элизия. Ему казалось, если прищуриться посильнее, можно различить ее зыбкий силуэт. Силуэт лучился добротой. Если бы он был настоящим, осязаемым, Кевин наверняка бы ощутил ее тепло. Она бы засмеялась шуткам Отто, довольно ехидным для такого сдержанного человека. Она бы с любопытством выпросила у Кадзухи парочку историй. А потом, помешивая ложечкой чай — с сахаром, разумеется, как она любила, — перехватила бы взгляд Кевина и, склонив голову набок, улыбнулась. Кевин со вздохом прикрыл глаза. Звуки разговора отошли на второй план. На несколько мгновений в ушах зазвенел ее смех, теперь уже далекий, ускользающий. Словно Элизия села на поезд и отправилась навстречу сияющей вечности, а Кевин остался на перроне, точно зная, что на свете не существует билета, по которому он мог бы отправиться вслед. Сердце болезненно сдавило, и Кевин поспешно открыл глаза, увидел, как по лицу Отто, прежде опечаленному, скользнула улыбка. У них с Кадзухой оказалось на удивление много общих тем. Наблюдая за их беседой, Кевин подумал, что наконец понял. Теперь он знал, почему Элизия не стала предупреждать его о грядущей встрече с альтернативным Отто. Все было предельно просто. Элизия с самого начала верила в него — и хотела напомнить Кевину, чтобы он тоже в себя верил. «Ты не убийца. Может, ты и не герой, каким тебе хотелось когда-то быть. Но того человека, которым ты стал, вполне достаточно. Если не веришь мне, просто посмотри, куда привела тебя судьба, когда ты взял ее в свои руки». А судьба привела его сюда. На эту террасу, где свет звезд переплетался с золотым сиянием, льющимся из «Доли ангелов». К этим людям, тепло которых оберегало и исцеляло. И Отто тоже был среди этих людей — вопреки всему, что связывало их с Кевином. София и Элизия обе верили в Сансару зла. В порочный круг, по которому неизменно движутся люди: испытывая боль сами, они причиняют ее другим, множат до тех пор, пока она не переполняет мир, не прокатывается испепеляющей волной. Но еще они обе думали, что люди обладают властью разрывать порочные круги. Не следовать у боли на поводу. Вместо злости найти в себе силы понять. Эта вера была чертовски наивной, но Кевину хотелось следовать за ее красотой. Расколоть колесо Сансары. Поэтому вместо того, чтобы сломя голову бросаться в Бездну, следовать за призывами Пламенного Правосудия, он предпочел переживать потерю Элизии в компании самых дорогих людей. — Эй! Это звал, высунувшись из окна, Венти. Он облокотился на подоконник, а рядом высовывалась знакомая красная макушка — наружу пыталась выглянуть малышка Венни. Заметив ее отчаянные потуги, сзади появился Кэйа. Он подхватил Венни на руки, и она с восторженным возгласом тотчас оказалась выше всех. — Дядя Кевин! — позвала она. — Пойдемте петь песни! — А? — растерялся Кевин. Венти продемонстрировал лиру. — Я намерен исполнить свои обязанности барда и развлечь мою восхитительную аудиторию, — заявил он. На пару мгновений его улыбка потускнела: Венти подумал о предстоящей борьбе за Архив. — Воспевать «славные битвы» не будем. Мне бы хотелось подарить вам эту песню просто для того, чтобы вы помнили: вне зависимости от того, что случится, у вас всегда будет дом. А еще люди, которые будут вас там ждать. Кадзуха с Кевином обменялись взглядами. Кевин кивком указал на таверну, а сам вытряхнул из пачки очередную сигарету. — Идите, — сказал он. — Я подойду через пару минут. — Тогда я оставлю окно открытым, — решил Венти. Кевин щелкнул зажигалкой, затянулся, проводил взглядом сначала Венни с Кэйей, затем Отто с Кадзухой. Венти по-прежнему стоял у подоконника. Поправил берет. Пробежался пальцами по струнам лиры, настраиваясь на нужный лад. А затем ни с того ни с сего сказал: — Тебя это тоже касается, Кевин. Тейват всегда будет твоим домом. Вне зависимости от того, как далеко ты уйдешь. С этими словами он подмигнул и вернулся в центр зала, туда, где мерцание ламп очерчивало на полу прямоугольник света. Друзья в нетерпении занимали свои места, обменивались тарелками со сладостями. Джинн и Ноэлль доливали всем чай. Тевкр с Дионой бросили спорить. Сайно собрал в чехол карты, на пару мгновений задержав в пальцах ту, что изображала танцующую Эмбер. Кевин откинулся на спинку стула, зачесал назад волосы. Хитрый бард. Опять говорит загадками. Вроде и прямо, но в то же время с намеками, половину из которых без бутылки вина не понять. Но Кевин понял. И потому закрыл глаза, чтобы целиком раствориться в песне, завернуться в нее, как заворачиваются холодной осенью в одеяло. А голос Венти лился из распахнутого окна, и чарующие слова обволакивали сердце сладким медом.Мне снился остров цветущих яблонь. Я плыл на лодке, а с берегов Звучали песни о вечном лете И долетал аромат цветов. Под сенью рощи я видел тени. Они сидели и жгли костры. Однажды, знаю, война отступит, И у костров уже сядем мы. Мы все сойдемся в цветущих землях. Пускай сейчас это просто сон, Ночь исчезает с восходом солнца — Такой наш мир изобрел закон. Я шел навстречу палящей бездне. Я песню пел. И ты тоже пой: Мы все вернемся на остров яблонь. Мы все вернемся к себе домой.
Этот фрагмент можно читать под музыку: Sharon Van Etten — Seventeen. Ставьте на повтор до конца главы
Когда песня подошла к концу, Кевин потушил сигарету и поднялся. Скрипнули ступеньки крыльца. Он положил ладонь на дверь, постоял, прислушиваясь к гулу, к смеху, к тому, как Венти заиграл новую песню, а ему вторил нестройный хор голосов. Кто-то фальшивил. Кто-то путал слова. Кто-то постукивал в ритм по столу. Так или иначе, эту песню, как и эту ночь, они разделили на всех. Кевин повернул голову. На короткий миг ему показалось, будто он уловил уголком глаза знакомый силуэт. Проблеск розовых волос. Отголоски смеха, который теперь уже слился со вселенной. Затем он подумал, что пускай увидеть Элизию снова ему не суждено, он будет хранить память о ней до самого конца. Кевин толкнул дверь и остановился на пороге. Никогда прежде «Доля ангелов» не казалась ему настолько оживленной. Дилюк, бросив протирать бокалы, оперся здоровой рукой на барную стойку. По другую сторону сидела Джинн. Чай в ее кружке пах мятой, навевая воспоминания о Лизе. Близко склонившись друг к другу, они переговаривались, и Джинн, заслышав короткий комментарий мужа, тихо засмеялась. В этот момент в ее волосах заплясали золотые блики, и на какую-то неуловимую секунду Джинн стала похожа на свою сестру. К Дилюку с Джинн приблизились Аято с Августом. Август облокотился на стойку, попросил вина. Аято остановился, поглаживая набалдашник трости. Никто не мог почувствовать этого, но компанию ему составлял дух Тэмари. Аято выслушал ее, ответил улыбкой. Затем Август похлопал его по плечу — как будто юная копия магистра Варки, — и Аято с готовностью опустился рядом с Джинн. Подошедшая Розария прислонила его трость к стойке. После новостей о побеге Рэйзора она выглядела подавленной, хоть и пыталась это скрыть. Дилюк не стал мучить расспросами. Вместо этого он протянул ей кружку хвойного чая, и Розария, хмыкнув, сказала, что после рассчитывает на стаканчик виски. Несмотря на то, что Сайно уже сложил карты, Фишль вызвала его на поединок. Сайно, конечно, не мог ударить лицом в грязь и тут же принялся выкладывать карты обратно. Вокруг них собралась большая компания. Беннет не смог остаться в стороне: он считал своим долгом поддержать Фишль, даже несмотря на мизерные шансы. Диона подсела взглянуть на партию из-за профессиональной привычки. Рядом опустилась Ноэлль. Увлеченная чтением Сахароза вдруг придвинулась ближе, и над краем книги показались ее заинтересованные глаза. Тигнари занял промежуточную позицию между столом и поющим Венти, чтобы нигде ничего не упустить. Между друзьями тотчас завязался бурный разговор, но внимание Сайно было сосредоточено не на нем и не на игре. Он отбирал карты из колоды, даже не глядя, а сам смотрел на Эмбер. Она, улыбаясь, смотрела на него в ответ. Этим вечером Эмбер оказалась в таверне только благодаря заботе Сайно. Он перенес ее сюда через половину города. Просто потому, что Эмбер было важно попрощаться со всеми как следует. После битвы за Мондштадт связь, протянутая между этими двумя, окрепла и стала понемногу трансформироваться в нечто большее, нечто, что пока выражалось только в теплых улыбках и случайных прикосновениях, но уже выходило далеко за рамки дружбы. Эола с Микой стояли в отдалении. Эола подпирала спиной стену. Мика показывал ей карты — они до сих пор обсуждали планы по защите города. Судя по выражению лица, у Эолы уже трещала голова, все еще перевязанная после нападения на штаб Ордо Фавониус. Заметив это, Мона приблизилась к ним с кружками чая. За шумом разговоров и музыкой Венти Кевин не услышал ее слов, но хмурые складки на лбу Эолы вдруг разгладились. Возможно, Мона применила свой дар и увидела в неясных водоворотах будущего, что все непременно закончится хорошо. Скарамучча тоже был здесь. Не все радовались его присутствию: как-никак, он был бывшим Фатуи и наворотил в прошлом немало дел. Но Кевин не видел смысла заострять на этом внимание. Терион выбрал Скарамуччу истинным владельцем. Арей когда-то был готов доверить Териону жизнь — Кевин знал, что тоже может на него полагаться. Поэтому, случайно столкнувшись со Скарамуччей несколько часов назад, предложил разделить последний вечер в «Доле ангелов» вместе с остальными. — Считай это обязательным мероприятием для истинных владельцев Небесных ключей, — ухмыльнулся Кевин. — Охуеть, — кисло отозвался Скарамучча. — В Фатуи такой херней не занимались. Кевин ответил с притворным сочувствием: — Соскучился по Фатуи? Только скажи. Открою портал в Заполярный Дворец и передам тебя Царице. Могу, если захочешь, даже бантик повязать. Терион вот считает, тебе пойдет белый. Скарамучча раскраснелся, пробормотал под нос нечто оскорбительное и удалился ссориться с Терионом. Но на встречу все-таки пришел. Теперь он сидел на втором этаже. Просунув ноги между перилами, он наблюдал за происходящим с таким видом, будто внизу копошились мыши. Но в то же время украдкой, пока никто не видел, напевал знакомые песни вместе с Венти. Клод тоже предпочитал одиночество. Прежде он в который раз перечитывал текст старой, пожелтевшей бумаги. Теперь же, когда в таверне стало шумно, он вернул бумагу в карман и принялся играть с Искрой кончиком зеленой ленты. Искра радостно каталась по полу. Клод наблюдал за ее суетой с непроницаемым лицом, но Кевину показалось, на самом деле он наслаждается происходящим. Ощутив на себе чужой взгляд, Клод поднял голову. Они с Кевином встретились глазами, и Клод вдруг кивнул: так, словно молча пообещал, что на этот раз он останется верен своим клятвам до конца. Венти устроился прямиком на столе. Его окружали ароматы вина, чая и пряностей. Пальцы уверенно перебирали струны, а голос разливался по всей таверне и уносился в окно, чтобы наполнить своей магической силой дремлющие улицы. Заслышав его, мондштадтцы просыпались, подходили к окнам, раздвигали занавески, пропуская в темные комнаты звездный свет. А затем, постояв немного, возвращались в постель. Окутанные теплом одеял и песен Анемо Архонта, они отправлялись навстречу снам, полным спокойствия и надежды. Ближе всех к Венти сидел Кадзуха. Изредка, когда песни были ему знакомы, он прикладывал к губам зеленый листок, и тогда музыка становилась настолько проникновенной, что на глаза наворачивались слезы. В остальное время он просто молча покачивал головой в такт мелодиям и потягивал чай. Компанию ему составлял Итэр. Его взгляд перебегал с одного гостя таверны на другого: Итэр до сих пор не привык к различиям между параллельными мирами. Дольше всего Итэр смотрел на Люмин. На пару минут его лицо стало тусклым и печальным. Но затем, заслышав в песне Венти какую-то особенно значимую для себя строчку, Итэр улыбнулся. Поднял кружку повыше, словно молча произносил тост в честь обретенной сестры, и, залпом допив остатки чая, отправился к Дилюку требовать добавки. Люмин же держала на руках Паймон. Рядом сидел Сяо. Он слушал музыку Венти с привычной сдержанностью, которую по незнанию можно было принять за строгость или даже недовольство. Но вот Люмин подхватила мотив, запела, изредка не попадая в такт, на ходу вспоминая слова. Наверное, будь сейчас малышка Паймон в сознании, она бы в очередной раз напомнила, как однажды пение Люмин привлекло попрыгуний. Стоило признать: получалось не слишком складно. Зато искренне. И улыбалась в тот момент Люмин тоже искренне. Ее взгляд, полный тепла, был обращен к Сяо, и он не выдержал, поддался магии момента, тоже запел — совсем тихо, чтобы никто не услышал, но с улыбкой, притаившейся в уголках губ. Еще здесь, конечно, была неизменная троица. Откинувшись на спинку стула, Тимми листал свою здоровенную книгу, от которой пахло древностью и библиотекой. Сегодня Кевин впервые заметил, насколько Тимми повзрослел. К его вечной язвительности добавилось что-то еще. Возможно, непоколебимость и устремленность в будущее, свойственная всем Мадригалам. На шее Тимми темнел оставленный Аяксом шрам. Аякс сидел неподалеку, общался с Тевкром и Кли. Он уже освоился с блокнотом и писал быстро, уверенно, а Тевкр задавал вопросы, которые все сильнее втягивали Аякса в разговор. Как раньше старший брат защищал младшего, так теперь младший оберегал старшего, помогал ему шаг за шагом вернуться в мир людей. Может, Тевкр не мог избавить Аякса от кошмаров. Но его присутствие отпугивало обступавшую Аякса тьму. Тевкр теперь наполовину состоял из скверны, и все же оставался светом, к которому по-прежнему можно было тянуться. Глаз Бога на его поясе мерцал ровно и спокойно — именно таким был теперь его обладатель. Кли участвовала в разговоре вполсилы. Судя по выражению лица, ее занимали мысли об Альбедо. Он оставался последним исчезнувшим, самым страшным, не считая Принца Бездны, противником, и Кли пыталась подготовиться к грядущей встрече. Это было нелегко, но Кли давно перестала быть наивной девчушкой, которую могло выбить из колеи одно лишь звучание родного имени. Как и ее друзья, она выросла. А эта чудесная остроконечная шляпа придавала ей сходство с опытной ведьмой, какой была ее мать. Кевин не сомневался: однажды наступит день, когда Кли станет даже сильнее и мудрее Алисы. Кли обернулась. Заметив взгляд Кевина, она шутливо приподняла шляпу и улыбнулась. Эта улыбка, которая возникла на ее лице вопреки мрачным мыслям, напомнила Кевину об Элизии, и он беззвучно вздохнул. А затем улыбнулся Кли в ответ. Отто наблюдал за всеобщим оживлением, вооружившись бокалом одуванчикового вина. Они с Кевином ненадолго встретились глазами. Отто молча приглашал его присоединиться. «Сколько еще ты планируешь стоять на пороге? — вопрошал его взгляд. — Иди к нам. Иди и насладись миром, который ты так любишь, пока это еще возможно». Они все были здесь. Среди живых бродили тени ушедших. Не только призраки оскверненных — силуэты всех, кто не сумел дойти до конца, но стал приглядывать за оставшимися с другой стороны. А потом из толпы показался Кэйа, за которым по пятам следовала малышка Венни. Кэйа выпустил ее ладонь. Он не улыбался, как пять минут назад, когда рассказывал Венни очередную захватывающую сказку, но обращенный ей вслед взгляд был полон теплоты. Любовь и доброта Венни согревали, как Пиро Глаз Бога, и в конце концов даже скованное льдом сердце Кэйи поддавалось ее пламенным чарам. Венни же в несколько широких прыжков оказалась рядом с Кевином и крепко ухватила его за руку, потянула вперед, навстречу огням таверны, навстречу ароматам вина и корицы, туда, где звучала музыка и где вопреки подступающему злу расцветала жизнь. И Кевин последовал за ней. Навстречу свету, навстречу жизни, которая звала его — и которую он обязан был сберечь во имя всех, кто собрался сегодня под сводами «Доли ангелов». А через некоторое предательски непродолжительное время с Отто связался Идрис. Он сказал, что Альбедо направляется в Мондштадт. Вечер подошел к концу. Наступило время прощаний. Одни уходили в Долину Ветров — именно туда, к дереву Веннессы, истинные владельцы намеревались выманить Альбедо. Другие оставались на случай, если Орден Бездны появится в Мондштадте. Эмбер не могла разделить с друзьями последнюю битву, и потому Сайно тоже захотел остаться в пределах городских стен. Дилюк с его сломанной рукой должен был руководить обороной Мондштадта. Перед тем, как найти в себе смелость отпустить Кэйю, он крепко-крепко обнял его и очень долго что-то ему говорил. Кэйа кивал. А затем уткнулся брату в плечо и простоял так не меньше минуты, пока Дилюк пытался сморгнуть подступившие слезы. Было еще много самых разных прощаний. Еще больше было теплых слов. А вот слез оказалось немного. Все боялись отпускать друг друга, но в то же время верили, что в конце концов встретятся снова — как и полагается в финале всех хороших историй. Затем Кевин, Итэр, Люмин и Клод открыли порталы. Взглянув друг на друга в последний раз, друзья разошлись разными дорогами. И таверна опустела. На столах остались кружки с недопитым чаем и карты, напоминающие о незавершенной партии. Под потолком еще некоторое время кружила дымка от потушенных свечей. В воздухе сплетались запахи бадьяна и мяты. Стояли сдвинутыми тесно друг к другу стулья. Таверну наполнила тьма ночи, но сквозь распахнутое окошко в зал струился звездный свет, а ветер перебирал брошенные на подоконник осенние листья. Люди ушли. А их следы остались — как и обещание вернуться домой. Разделить друг с другом еще много радостных моментов, много бокалов одуванчикового вина и кружек чая, много песен. Много прекрасных дней и ночей. Всю ожидающую впереди жизнь.