Пепельный реквием

Мы отринем закон, что давно устарел, Не найдем к свету путь — забвенье наш удел. Но не знаем, куда шли те, кто был до нас. Через тернии мы к звездам рвемся сейчас. Мы знаем, цель так близка, И нам есть что сказать, Ничему по пути нас не испугать. Жребий был брошен, дай отпор судьбе! Sati Akura — Wildfire (Russian Ver.)

Многие должны страдать за грехи одного!

Этот фрагмент можно читать под музыку: John Towner Williams, Itzhak Perlman, Boston Symphony Orchestra — Theme From Schindler's List. Ставьте на повтор

Вдох. Выдох… Хлопья снега на оскверненной земле. А на снегу — кровь. Ее пятна похожи на россыпь маленьких цветов. Маленькие алые цветы посреди черного океана. Всеобъемлющая тишина обнимает их, укрывая от безумия внешнего мира. Рука невольно тянется к лепесткам, но нащупывает лишь теплые капли, от которых пахнет железом. Здесь нет никаких цветов, Нидхёгг. Только кровь. Вдох. Выдох. Вдох… Глаза закрываются. Сознание окутывает багровый туман. Секунда — и мир исчезает в его зыбких клубах. Еще секунда — появляется снова. Крови становится больше. Снежинки теряются в мокрых волосах, разметавшихся по земле. На руке, беспомощно протянутой к фальшивым цветам, мерцают синие прожилки. Они столь безжалостно вгрызаются в кожу, что оставляют там кровавые борозды — и все ползут, ползут вверх, карабкаются по шее, по лицу… Выдох. Вставай. «Я не могу». Можешь. Должен. Вставай. Нидхёгг упирает ладонь в землю, пытается вытолкнуть непослушное тело наверх. Руки дрожат. По правой половине лица сбегает кровь. Кожа не чувствует холодных прикосновений снега. Кожа вообще больше ничего не чувствует — Нидхёгг становится монстром. Скоро он присоединится к своим сородичам. Бывшим друзьям. Людям, которые когда-то делили с Нидхёггом мечты о звездах и других мирах. Нет. Я не хочу быть чудовищем. Я не хочу… Шатаясь, он встает. Поскальзывается, но сохраняет равновесие. Выдохнув, делает шаг. Второй. Третий… Пауза. Судорожное дыхание рвется из горла. Рука беспомощно зажимает пробитый бок. Давай. Хотя бы еще один шаг. Хотя бы еще один. А потом еще, и еще… Пока не закончатся силы. Пока тело, подкошенное кровопотерей и проклятием Небесного порядка, снова не рухнет в снег, откуда поднимется уже монстром. И так Нидхёгг бредет вперед. Сквозь тьму, озаряемую редкими ледяными всполохами. Сквозь снег. Преобразуемый шипом, упавшим с Небесного острова, мир вокруг беснуется, но Нидхёгг этого не слышит. Сознание наполовину погружено во мрак. По снегу за ним тянется вереница крошечных алых цветов. Вдох… Выдох. Это не цветы, Нидхёгг. Опутанный дурманом, Нидхёгг взбирается на возвышенность, откуда открывается вид на руины Сал Виндагнира. В его глазах отражается мерцающий шип Селестии. Небесный клинок, совершивший свою беспощадную казнь. Пространство вокруг шипа пульсирует, и столпы скверны понемногу опадают, покрываются слоем льда, какой не способно проломить ни одно оружие. А вместе со скверной в этом вечном морозном плену оказываются тела тех, кто не успел сбежать от божественной кары. Их руки, искаженные темной силой, тянутся к миру живых, но глаза по ту сторону ледяной глади уже лишены прежнего света. Вдох… Издав крик, подобный возгласу умирающей птицы, Нидхёгг бросается вниз по склону, и правая половина его лица стремительно чернеет. Глаза заволакивает тьма. В душе клокочет ярость. Он хочет добраться до небесного шипа. Хочет вырвать его из артерий земли, расколоть на крошечные части, а после бить клинком — до тех пор, пока не останется лишь жалкая горстка пыли. Почему сила, предназначенная для защиты Тейвата, причиняет его жителям столько страданий? Почему люди под ее воздействием обращаются в монстров? И почему боги взирают на это с таким равнодушием, словно люди обязаны расплачиваться за свое желание мечтать? Почерневшая рука Нидхёгга тянется к небесному шипу. Он уже не человек. Он — воплощение боли. Тень, которая в одиночестве бродит посреди заснеженных руин в поисках второй половины своего разбитого сердца. Нидхёгг знает: если он подойдет к шипу необдуманно близко, обратной дороги не будет. Заражение опутает целиком, а первозданный лед, порожденный разрывом артерий земли, сохранит чудовищный облик Нидхёгга, словно бабочку в янтаре. Но разве это имеет значение? Сал Виндагнир пал. Может, будет лучше, если Нидхёгг умрет вместе с ним. Пока он еще сохраняет остатки своей человечности. Пока он не превратился в призрака возмездия окончательно. Вдох… Под ногами неожиданно распахивается пустота. Нидхёгг переводит взгляд вниз и успевает заметить длинную расщелину, сквозь которую льется звездный свет. Это один из расколов Воображаемого пространства, порожденных падением небесного шипа. Нидхёгг пытается удержаться, но тьма неведомой реальности уже тянет к себе, и он летит ей навстречу. А глаза в последний раз выхватывают из мутной пелены темные небеса Тейвата, в которых догорают ледяные столпы. Выдох. Нидхёгг тянется к небу рукой… Нидхёгг теряет сознание.               Он приходит в себя на вершине холма, залитого солнечным светом. Над головой качаются ветви неведомого дерева. Нежные сиреневые лепестки то и дело срываются с ветвей, теряются в спутанных волосах Нидхёгга. Он лежит неподвижно. По мягкому покрывалу лепестков на земле расползается кровавое пятно. Нидхёгг дышит, но за каждый вдох приходится бороться, а от каждого выдоха по телу прокатывается судорожная волна. Как странно. Прожилки больше не распространяются. Заражение отпустило. Только смерть все еще подкрадывается. Нидхёгг чувствует ее приближение. Ее холодные ладони, которые медленно обхватывают сердце. По лицу невольно скатываются слезы. Умирать страшно. Но лучше уж здесь, на вершине солнечного холма, чем посреди хаоса и крови. Нидхёгг закрывает глаза, но умереть не получается — из небытия выдергивает далекий женский голос. Кто-то бежит по склону холма. Кто-то зовет Нидхёгга обратно в мир живых. И хотя голос звучит незнакомо, Нидхёгг чувствует необъяснимое желание за ним следовать. Веки с трудом поднимаются, дрожат, готовые в любой момент опуститься снова, но Нидхёгг успевает выхватить из дурмана образ высокой женщины. Ее длинные серые волосы спадают по плечам нежными волнами. Синие глаза смотрят с испугом. Они похожи на два звездных сапфира. Завороженный их сиянием, Нидхёгг вдруг чувствует, как смерть понемногу отступает. Словно могильный холод оказывается не в силах противостоять теплу, которое принесла с собой незнакомка. Она садится рядом, мягко сжимает здоровую руку Нидхёгга, бросает через плечо встревоженный взгляд. — Ярослава! Велемир! Мне нужна ваша помощь! — Кто… — тихо шепчет Нидхёгг. Незнакомка поворачивается лицом, и Нидхёгг чувствует, как ее волосы слегка щекочут кожу. Прохладная ладонь касается щеки. Большой палец ласковыми движениями стирает слезы, перемешанные с кровью. От незнакомки исходит необычайная сила, но Нидхёгг думает не об этом. Он сосредоточен лишь на мерцании ее глаз. Будто звезды. Такие ясные. Такие… — Все в порядке, — мягко произносит незнакомка. — Все хорошо. Здесь вы будете в безопасности. Только продержитесь еще немного, ладно? Вам обязательно нужно жить дальше. Глаза Нидхёгга закрываются. Сознание снова ускользает, и обрывок неоконченной мысли погружается на дно подступившей темноты. …недостижимые.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: SawanoHiroyuki[nZk], Mizuki — E of S. Ставьте на повтор

Губы Матвея шевельнулись, но от потрясения с них не сорвалось ни звука. Кевин сидел так близко… Но в то же время казался далеким, как никогда прежде. В глазах Кевина плясали теплые искры. Пару мгновений он молча глядел на Матвея — а затем его контуры полыхнули золотом, и Кевин исчез. Матвею осталась лишь россыпь паривших в воздухе страниц, видимых только через Трансцендентный Лик. Чтобы читать истории, Лику не нужен был физический контакт, но Матвей все же потянулся к страницам рукой. Казалось, если он приложит достаточно усилий, он сумеет хотя бы еще раз соприкоснуться с человеком, отдавшим ради Тейвата все — от жизни до свободы собственной души. Но пальцы прошли сквозь страницы, и вместе с тем с губ наконец слетел слабый возглас: — Кевин! Он ушел. Будто закрылась книга, которая давно обрела свой финал. Читатель не может переписать концовку завершенной истории. Остается лишь вспомнить те чувства, которые она принесла. Перечитать заново. Осознать то, что упустил в первый раз. Сделать историю своей силой. Принять протянутую автором руку. Матвей тихо выдохнул. В Трансцендентном Лике заплясали искры. Царица на противоположном конце зала ухватилась за клинок и одним рывком вытащила его из трона. Ее тело по-прежнему покрывали золотые трещины. Несмотря на это, Царица не знала ни усталости, ни колебаний. Ее твердые шаги эхом разносились по выстывшему залу. Матвей чувствовал ее приближение. Он знал: прямо сейчас к нему шагает смерть. Но это не значило, что он готов был отдаться в ее объятия. Рука ухватила меч. История Кевина вплеталась в Трансцендентный Лик и становилась с душой Матвея единым целым. С каждой обретенной страницей Матвей ощущал, как режущий изнутри холод постепенно отступает, а края мелких царапин подтягиваются друг к другу. Стиснув зубы, он рывком вытянул клинок из раны. Из груди вырвался сдавленный стон, но боль быстро схлынула, а кровь мигом остановилась. Вместе с силами Кевина Матвею передавались и его прощальные слова. Они становились предложениями, которые скользили перед глазами искрившимися золотыми потоками. Прости, что пришлось так быстро уйти. Матвей поднялся. Свое оружие он потерял, поэтому оставалось пользоваться ледяным клинком Царицы. К счастью, руки, защищенные историей Кевина, льда не боялись. И что не пришел раньше, тоже прости. Вытерев кровь в уголках рта, Матвей выпрямил спину. <Раз ты не позволяешь мне жить, я сотру тебя, — проревела темная история, которая служила поддельной Царице основой. — В этом мире больше не будет персонажа по имени Матвей>. Вокруг звездного клинка кружили кольца мрака. Пустота вместо лица напоминала око самой Бездны. Ты проделал большой путь. Матвей поднял меч, и по ледяному лезвию прокатилась череда золотых трещин, наполненных Воображаемой силой. В этот раз он будет мудрее. Мощь Воображаемого Древа была слишком велика, и в чистом виде Матвей не сумел бы контролировать ее даже с историей Кевина. Поэтому он решил зачерпнуть совсем немного. Крошечную часть, достаточную, чтобы в нужный момент сконцентрировать ее на острие клинка — и дать по скоплению историй Царицы прицельный залп. Как и всегда, последний шаг — самая трудная его часть. Царица бросилась на Матвея. Он парировал атаку, отскочил, укрылся от хлесткого удара ледяным щитом. Расколотый Трансцендентный Лик выпустил сноп искр. История Кевина оказалась тяжелой, непокорной. В каждом ударе, в каждом движении Матвей ощущал груз прожитых им лет. Пройденных испытаний, невосполнимых утрат, несбывшихся надежд. Но… Я, пожалуй, останусь верен своему прежнему мнению. Ты всегда прекрасно сражался за любовь. Именно поэтому ты справишься. …подобно теням, которые тают на свету, эти чувства отступали под воздействием других — ярких, будто ослепительный свет звезды, и на удивление теплых. Верность мечте. Любовь к миру. Силы подниматься после падений, следуя за одной только красотой жизни. Тьма истории Кевина становилась Матвею клинком. Свет же укрывал подобно щиту. Когда бежишь по тоннелю, кажется, будто он не закончится никогда. Но ты продержись. Выход гораздо ближе, чем ты думаешь. На один короткий, едва уловимый человеческим глазом миг Царица открылась для удара. В тот же миг Матвей выпустил с острия клинка золотой луч — сконцентрированную силу Воображаемого Древа. Атака прошла прямо сквозь пустоту, служившую Царице лицом. Ее истории содрогнулись. Одни пронзительно завизжали. Другие исторгли жуткие, практически звериные крики. Матвей невольно пошатнулся. Наверное, если бы он сохранил полноценный слух, он бы сошел от этой какофонии с ума. Пустотное лицо Царицы раскололось изнутри. Сквозь трещины просочился золотой свет. Царица закачалась, отступила на несколько шагов, двигаясь рвано, неестественно, словно сломанная марионетка. Потемневшая рука зажала лицо. <Н□т… Нидхёгг обещ□л… ж□знь…> Тяжело дыша, Матвей опустил клинок. Поврежденный Трансцендентный Лик не позволял долго читать чужие истории. Дарованная Кевином мощь понемногу развеивалась — Матвей не знал, когда сможет воспользоваться ей снова. Тем временем истории десятков Цариц, лишившись целостности, заговорили наперебой: <Это нечестно>. <Почему выбрали вас, а не нас? Чем ваши истории лучше?> <простохочужитьпростохочужить> Царица отняла руку от лица, но вместо того, чтобы броситься в бой, вдруг обхватила себя за плечи.

Конец музыкального фрагмента

От ее бешеного крика содрогнулись стены. Тело Царицы окутало темное облако, пронизанное серебристой россыпью звезд. Казалось, сама реальность дробится, рассыпается, не в силах выдержать обрушенную на нее ярость. В темном облаке формировались искаженные силуэты. Ступая на обледеневшие плиты, они обращались чудовищами — деформированными зверьми, чьи тела состояли из обломков, похожих на воплощенные фрагменты Квантового моря. Сражение за Снежную только начиналось. Квантовые звери хлынули на Матвея. Пользуясь остатками истории Кевина, он обратился ледяной вспышкой и успел перенестись в сторону. Несколько зверей, охваченных неистовством, не сумели вовремя остановиться, и их жуткие тела на полной скорости врезались в двери зала. Двери слетели с петель. Самуил, который все еще сражался за ними с Пьеро, присел — ему лишь чудом не снесло голову. — Черт возьми! «Блядь, — услужливо подсказывала история Кевина. — И как прикажете с этим сражаться?» Матвей помотал головой, прогоняя несвойственные ему мысли. Квантовые звери наполнили оба зала, темной рекой отделили Матвея от Царицы, а Самуила от Пьеро. Самуил вздохнул, крепче перехватил рукоять клинка. Выглядел он паршиво — о том, чтобы бросать его сдерживать тварей в одиночку, не могло идти и речи. Матвей снова переместился. Лезвие ледяного клинка описало сверкающую дугу, и квантовые звери, которые уже тянули к Самуилу свои темные когти, отпрянули. — А, Матвей, — криво усмехнулся Самуил. — Плохи наши дела, да? Они встали спина к спине. Самуила била мелкая дрожь. Дыхание, которое рвалось из его груди, звучало хрипло, а каждый вдох давался с трудом. Клинок Пьеро не знал жалости, и тело Самуила было иссечено глубокими ранами — он стоял на ногах исключительно из упрямства. — Надо продержаться, — сказал Матвей. — Ха. Как скажешь. — Я серьезно, Самуил. Глаза Матвея скользили по полю боя, оценивая обстановку. История Кевина сжалась до точки, и теперь оставалось полагаться лишь на свои силы. Матвей стиснул кулак, и их с Самуилом окружила огненная стена, в которой понемногу разгорались фиолетовые всполохи. — Продержись, — попросил Матвей. — Ты обещал, что мы поговорим, помнишь? Самуил устало вздохнул. Его губы шевельнулись, но ответ потонул в грохоте — Пиро энергия соединилась с Электро, и череда мощных взрывов обратила часть квантовых зверей россыпью осколков. Им на смену сразу пришла следующая волна. Матвею нужно было вернуться к Царице, помешать призыву тварей, но он боялся бросать Самуила одного. И в тот момент, когда квантовые звери начали зажимать Матвея и Самуила в тиски, пространство под потолком раскололось. Сквозь разрыв пронеслась крылатая тень. Матвей выдохнул. Из портала вышло не очередное квантовое чудовище. Это был человек — пускай человеческая часть его лица пряталась сейчас за рогатой маской, наполовину расколотой. То, что Матвей поначалу принял за крылья, оказалось плащом, сотканным из звездной тьмы. Рука в когтистой перчатке взметнула копье, на острие которого бесновались молнии, и совершила сильный бросок. Копье описало по залу уверенный круг, насквозь прошило тела ближайших к Самуилу и Матвею зверей. Молнии, сорвавшись с лезвия, впились в чудищ, уже подступавших на смену. Во все стороны брызнули квантовые осколки. Осыпаясь на пол, они обращались звездной пылью — и в конце концов растворялись. Матвей опустил клинок, внимательно оглядывая спасителя. Им оказался Аякс. Аякс тяжело дышал. От брони Короля Демонов, глубоко иссеченной, валил дым. На глазах Матвея уцелевший рог, раскаленный до предела, потрескался и раскрошился. Ругнувшись, Аякс стянул остатки маски, и на Матвея взглянул хорошо знакомый синий глаз. Удивительно. Матвей давно не видел в нем столько света. Долю секунды они с Аяксом неотрывно смотрели друг на друга. Множество невысказанных слов и принятых в прошлом решений пролегали между ними непреодолимой Бездной. Матвей не забыл о пятидесяти четырех ребятах, погибших из-за пренебрежения Аяксом приказами — не говоря уже о взрыве в Заполярном Дворце. И хотя Матвей был рад видеть его живым, в душе против воли поднималась холодная волна злости. Он не мог найти в себе силы простить. Не мог. И не хотел. Аякс слабо усмехнулся. Вскинул руку. Еще несколько фрагментов брони упали прямо в эпицентр скопления квантовых зверей. Осознав его намерение, Матвей подступил ближе к Самуилу, укрыл их обоих за элементальным щитом. В то же время электрическая энергия, которая бесновалась вокруг Аякса, столкнулась с водяной силой Глаза Бога, и на квантовых зверей опрокинулся пронзающий дождь. — Иди, — сказал, легонько подтолкнув Матвея плечом, Самуил. — Самуил… — Иди, — твердо повторил тот. — Я справлюсь. Сейчас гораздо важнее остановить Царицу. Матвей бегло осмотрел свой треснутый клинок. Трансцендентный Лик успел восстановить немного сил, но на то, чтобы снова обратиться к истории Кевина, их пока не хватало. Надо потянуть время. Отвлечь Царицу от призыва квантовых зверей. А потом… одолеть ее. Каким-нибудь чудом. — Матвей. Тот повернул голову. Ясные, практически прозрачные глаза Самуила смотрели так, будто видели насквозь. — Не действуй в одиночку. Ты не один. В Трансцендентном Лике вспыхнули робкие искры. Совсем слабо, но Матвей уловил отголоски истории Самуила. Образ беловолосой женщины, которая до конца жизни оставалась одинокой даже среди друзей. Она шла среди заснеженных руин, а Самуил бежал следом. Он звал женщину по имени, снова и снова, на протяжении семи долгих лет, но она никогда не оборачивалась: ее глаза застилала скверна, а в ушах не смолкали голоса ушедших — по ее милости и ее вине. А когда Самуилу наконец удалось догнать ее, коснуться вечно холодной руки, женщина обернулась россыпью бумажных цветов на залитом кровью полу. Матвей вздохнул. Затем, вскинув меч, кивнул. Самуил слабо ухмыльнулся и кивнул в ответ. Матвей сорвался с места. Под атаками квантовых зверей щит трещал, но пока держался. — Аякс! Тот среагировал мгновенно и уже через пару секунд приземлился рядом с Матвеем. Перчатка на его левой руке рассыпалась, обнажив металлическую поверхность протеза. Броня Короля Демонов еще никогда не выглядела такой жалкой, и Матвей даже не представлял, через что именно пришлось пройти Аяксу, чтобы довести ее до такого состояния. — Давай сделаем это, — только и сказал он. Плечом к плечу они бросились к дверному проему, прорвались в тронный зал, одновременно атаковали волну квантовых зверей градом электрических разрядов. Ряды противника раздвинулись. Матвей с Аяксом проскочили через этот разрыв — и тут же оказались отброшены назад черным вихрем, который окружал Царицу подобно щиту. Квантовые звери нахлынули с новой силой. Поле боя превратилось в воплощенное безумие, и Матвей быстро потерял Аякса из виду. Лишь всполохи молний да фонтаны воды, которые то и дело устремлялись к потолку по всему залу, говорили, что Аякс до сих пор жив. Ледяной клинок без устали сек противников. Матвей сражал одну квантовую тварь — ей на смену тотчас приходила другая. Противникам не было видно конца, и Матвей, измученный безнадежной борьбой, начал понемногу сдавать позиции. Он пропустил удар. Не заметил зверя, который украдкой подбирался сбоку — и лишь чудом не лишился руки. Чьи-то когти рассекли запястье. От боли Матвей выпустил рукоять клинка, и тот сгинул в неизвестности. Ругнувшись, Матвей воззвал к Глазу Бога. Он чувствовал, как сопротивляется элементальная энергия, как неохотно она сплетается в контролируемые потоки. Глаз Бога покрылся паутинкой трещин. Матвей достиг предела. Как назло, расколотый Трансцендентный Лик восстанавливал силы крайне медленно, и истории Кевина хватало лишь на то, чтобы удерживать Матвея на ногах. Сильный удар отнес его в сторону. Влетев спиной в стену, Матвей вскрикнул, сполз на пол, дезориентированный, оглушенный. Рана на лбу открылась, и по лицу скатилась струйка крови. Слуховой аппарат вывалился из уха. Матвей попытался встать, но тело содрогалось от боли и напрочь отказывалось подчиняться. Оставалось лишь сидеть, привалившись к стене, и судорожно ловить ртом жалкие крупицы воздуха. Рядом появился Аякс. Его человеческий глаз пылал гневом, лицо исказилось, обретя едва ли не демоническое выражение. Копье выписывало в воздухе немыслимые узоры. Выскочив перед Матвеем, Аякс оттеснил зверей прочь, но его броня продолжала разрушаться — а вместе с тем таяли и силы Короля Демонов. — Аякс… — шепнул Матвей. Тот не слышал. Копье продолжало разить противников. По залу стрелами носились всполохи энергии Гидро. С потолка срывались каскады молний. Аякс сражался яростно. Упрямо. Умело — так, как умеет только Одиннадцатый Предвестник. И все же его движения становились все более медленными, теряли прежнюю ловкость, а Глаз Бога с каждой секундой тускнел. Плащ опал на плиты и разлетелся звездными искрами. От брони Короля Демонов остались один только нагрудник да перчатка на правой руке. Аякс старался принимать удары механической частью тела, и та местами покорежилась, но даже так ему не удавалось избежать ранений. Квантовых зверей было слишком много. На пару мгновений веки Матвея опустились. Он просто не мог найти в себе силы держать их открытыми. Если бы только ребята остались живы. Если бы только «Холодный огонь» пришел к тронному залу полным составом… Сампо. Наташа. Мирослав. Аня. Арлекино. Все вместе они могли бы дать квантовым зверям отпор. Ветками, питавшими костер «Холодного огня», всегда были люди. Разжечь пламя до небес из трех уже наполовину обгоревших поленьев невозможно. Победить Царицу, это ужасающее, аномальное создание… Невозможно. Матвей ненавидел себя за слабость, за неспособность продолжить бой, за неуместную вспышку отчаяния, но несмотря на это, просто не мог встать. — Матвей! Наверное, он уже наполовину умер. Только так можно было объяснить, по какой причине ему вдруг почудился голос Арлекино. — Открой глаза. Не сдавайся! — Ты ведь обещал Тоне вернуться. — Да-да. Мы все еще ждем вашей свадьбы! — Ага. Я рассчитывал на хорошее застолье. И, между прочим, все еще твердо намерен его получить! «Что?..» Пожалуй, это совсем не то, что говорят живым призраки ушедших. Матвей с трудом открыл глаза. Через дыру между тронным залом и соседним виднелись размытые силуэты. Один за другим они врывались сквозь двери, принимали на себя удары квантовых зверей, теснили их прочь от израненного Самуила. Силуэтов было необычайно много. Некоторые имели весьма странные очертания — Матвей мог поклясться, что волосы одного напоминали щупальца, а из спины второго росли демонические крылья. Что касается остальных силуэтов… Их Матвей знал предельно хорошо. В тронный зал промчалась высокая тень. Воздух резво засекли парные кинжалы — слетая с лезвий, острые черные дуги секли ближайших к Матвею с Аяксом врагов. Квантовые осколки градом сыпались на пол. Словно долгожданный дождь после затяжной засухи. Словно опадающая завеса, которая столько времени скрывала от Матвея конец темного тоннеля — и наконец выпустила его к свету. Тень подступила ближе, склонилась, протянула руку, и в тот же момент зрение Матвея окончательно прояснилось. С губ слетел хриплый выдох. По лицу до сих пор сбегали струйки крови, и воротник уже пропитался ей насквозь, стал неприятно теплым, но Матвей этого не замечал. Он вообще ничего не замечал — только смотрел на своего спасителя во все глаза, не в силах им поверить. Не в силах поверить в пламя, вдруг вспыхнувшее посреди руин, лишенных всякой надежды. Но нет. Пламя горело как никогда ярко, и Матвею оставалось лишь потянуться на его свет. Податься вперед и крепко ухватить протянутую руку. — Вставай, командир, — улыбнулся Сампо. — Революция ждет! Рядом возник Аякс. Он ухватил Матвея за вторую руку, помог встать, подставил плечо, не позволяя упасть. Квантовые звери по-прежнему прибывали, но мятежники «Холодного огня» теснили их прочь от Царицы, предоставляя Матвею возможность для удара. Он поморщился, коснулся поврежденного уха. Слуховой аппарат пропал вместе с клинком, и это осложняло дело. Но куда больше Матвея заботило то, как преодолеть темную завесу, окружавшую Царицу смертоносной стеной. — Эй, Матвей! Он повернул голову. Окликнувший голос звучал знакомо, но Матвей все же не сдержал изумленного выдоха: он ожидал увидеть кого угодно, только не ребят, которые пробились сквозь ряды квантовых зверей и теперь стояли напротив. Одна не скрывала улыбки. Второй оставался предельно серьезен, но его синие глаза чуть щурились в теплом выражении. Кли протягивала Матвею слуховой аппарат. Тевкр держал ледяной клинок — треснутый, но все еще целый. Матвей, до сих пор потрясенный, взялся за рукоять, и Тевкр, кивнув брату, сказал: — Давайте, черт возьми, положим этой проклятой войне конец.              

Незадолго до этого

— Не ожидала, что ты передумаешь. Тевкр задумчиво хмыкнул. Они с Кли шагали через лес, который неприветливой чередой сосен и елей отделял столицу от Заполярного Дворца. Однажды — так давно, что это казалось полузабытым сном — Тевкр бывал здесь с братом. Аякс тогда только-только стал Предвестником, и ему разрешили показать семье небольшой кусочек дворца. Кто бы мог подумать, в каких обстоятельствах Тевкр окажется в этом лесу в следующий раз. — Я не хотел вмешиваться, — неохотно признал он. Нервно коснулся рога, обломанного во время Сентября Катастроф. — Прозвучит эгоистично, но у меня не было ни малейшего желания влезать в очередную войну ради страны, которую я и домом-то больше не считаю. Хватает и сражений с остатками Ордена Бездны. Кли понимающе кивнула. С битвы в Долине Ветров минуло уже несколько месяцев, но выжившие последователи Бездны до сих пор появлялись в разных уголках Тейвата. На прошлой неделе Кли с Тевкром победили не меньше десятка, а Клод недавно прислал весточку из Сумеру — в пустыне Хадрамавет он натолкнулся на целый лагерь хиличурлов, которых контролировали вездесущие Вестники. Одним словом, забот хватало с лихвой, и Тевкр чувствовал себя так, будто прыгнул из огня в полымя. К счастью, Кли поддержала его решение без раздумий. — Что заставило тебя поменять мнение? — полюбопытствовала она. Тевкр устало вздохнул. — Письмо Тони. Никто не слышал об Аяксе с середины декабря. Я не прощу этого придурка, если после всего, что мы сделали, он просто взял и помер. Надо же было так повернуться на этой треклятой Царице. Слова Тевкра, резкие и грубые, слетали с губ подобно кинжалам, но душа обмирала от страха. Переживания за Аякса давно стали у всего рыжего семейства обычным делом, да только привыкнуть к этому Тевкр не мог. С тех пор, как Тоня прислала из Снежной последнее письмо, он ночи напролет слонялся по мондштадтским крышам, не в силах найти покой. Тевкр давно перестал зависеть от Аякса, но это не значило, что они перестали быть братьями. Тевкр по-прежнему сильно его любил. «Я просто не могу равнодушно смотреть, как ты себя убиваешь». — Он жив, — сказала Кли. Тевкр повернул голову. Кли задумчиво смотрела перед собой. На широких полях ее остроконечной шляпы оседали хлопья снега. За несколько месяцев, прошедших с Сентября Катастроф, ее волосы успели отрасти ниже пояса, и теперь Кли еще больше напоминала свою мать, легендарную ведьму Алису. В последнее время чутье Кли обострилось до предела. Она всегда предугадывала засады, с легкостью находила секретные проходы и точно определяла слабые места противников. Рыцари уже начали слагать об ее интуиции небылицы. Тевкр в небылицах не нуждался. Они с Кли проводили бок о бок большую часть времени, и он знал цену ее словам. — Не знаю, почему я так уверена, — смущенно засмеялась Кли. — Может, София видит Аякса через Ирминсуль. А я лишь чувствую то же, что и она. Тевкр перевел взгляд обратно на узкую тропу, проложенную сквозь снег патрульными. Сейчас в лесу никого не было — все силы Фатуи сосредоточились в Заполярном Дворце, где проходило решающее сражение с «Холодным огнем». Судя по столпу дыма, который поднимался над лесом, восстание превратилось в настоящее побоище. Знать бы только, кто одерживает верх. — В таком случае… — Губы Тевкра на мгновение сжались. — Давай надеяться, что София за ним приглядит. Кли одарила Тевкра улыбкой. — Конечно, приглядит. Именно ради этого она и осталась. Присматривать за Тейватом. Аякс был важен Екатерине, поэтому я уверена: София ни за что не бросит его в беде. Остаток пути до Заполярного Дворца они проделали в молчании. Кли прислушивалась к своему новообретенному чутью. Тевкр, не выпуская из рук меча, зорко следил за окрестностями. Оба невольно вспоминали третьего участника команды, Тимми Мадригала. Тимми наверняка бы не отказался помочь друзьям, но они с Даной проводили в Фонтейне связанные со скверной исследования — Тевкр не решился отвлекать друга от такого важного дела. «От исследования или от Даны?» — с ухмылкой уточнила Кли. — Зайдем через парадный вход? — предложил Тевкр. — Мечтаешь об эпичном появлении? — вздернула брови Кли. — Ну, не одному только Сяо врываться в бой с ноги, — усмехнулся Тевкр. — Ученик должен идти по стопам своего учителя. Кли не возражала: из-за мятежа Фатуи побросали свои посты, и охранять центральные двери было некому. Тевкр первым взбежал по крыльцу, настолько искусному, будто его вырезали из хрусталя. Минерал, который добывали на севере материка, переливался в свете луны подобно россыпи серебряных монеток. А над крыльцом, восхваляя величие Снежной, развевалось знамя с символом Полярной звезды. На фоне этой красоты два окровавленных тела на верхней ступеньке казались особенно чужеродными. Мятежник с простреленным сердцем и застрельщик с пробитым горлом лежали друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки и, казалось, обменивались прощальными взглядами. Тевкр медленно выпустил воздух из легких, приблизился, опустился на корточки. Кли поднялась следом. В черточках ее лица притаилась грусть. — Давно? — только и спросила она. Тевкр прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Кли великолепно чувствовала мир живых. Тевкр же прекрасно разбирался в смерти. — Около часа назад. Он встал, переглянулся с Кли. Говорить тут было не о чем. Вздохнув, Кли прошла между тел навстречу распахнутым дверям, откуда тянуло кровью и дымом. Тевкр задержал быстрый взгляд на мятежнике «Холодного огня». Его лицо оставалось бесстрастным. Только жилка на шее нервно пульсировала, выдавая истинные чувства. Отвернувшись, Тевкр поспешил нагнать Кли. Через дворец они продвигались в молчании. Чем дальше, тем больше становилось тел. Потерь хватало с обеих сторон. Кли шагала, стараясь не рассматривать мертвецов. Тевкр, напротив, нередко всматривался в бледные лица, больше всего опасаясь увидеть среди них Тоню, Матвея или Аякса. За все время они с Кли встретили живого человека только один раз. Это был солдат Фатуи. Пол под ним обагрился кровью, а сухие губы беззвучно шевелились. Глаза казались тусклыми, как остывшие угли. — Тевкр… — неуверенно начала Кли. Он поднял глаза. Безошибочно разгадав смысл их твердого выражения, Кли вздохнула. — Я пойду дальше. С этими словами она, не оборачиваясь, прошла сквозь покореженные двери. Тевкр не стал провожать ее взглядом. Дождавшись, когда шаги Кли станут тише, он вытянул руку. Пространство озарилось снопом ледяных искр, и в следующую секунду пальцы Тевкра привычно обхватили рукоять револьвера. Он взвел курок. Дуло уставилось на солдата. — Ты хорошо сражался, — сказал Тевкр. — Теперь отдыхай. Солдат слабо улыбнулся. Грянул выстрел. Где-то в лесу вспорхнула к небу перепуганная сова. Развернувшись, Тевкр прошел в соседний коридор. Ледяной барабан Милосердия Екатерины слабо мерцал, выхватывая из полумрака его шрамы — бледные рваные полосы, оставшиеся после превращения в мару. Наконец Тевкр с Кли добрались до зала, в котором не хватало куска внешней стены. Сквозь дыру на разруху печально взирала луна. Из-под завалов торчали обломки сцены. Обрывки кулис, местами обугленные, усыпали руины алыми лепестками. Под ногами хрустела каменная крошка, а на залитых кровью плитах повсюду виднелись остатки оружия и масок Фатуи. Едва сделав шаг к центру зала, Тевкр покачнулся — на сознание, отмеченное скверной, лавиной обрушились отголоски чужого отчаяния. Это место казалось воплощением горя. Безмолвным памятником войны, в которой люди сражались за одну страну под разными знаменами. Вокруг локтя Тевкра мягко сжалась рука Кли. Мрак, охвативший сердце, понемногу отступил, и Тевкр с облегчением выдохнул. — Здесь умерло немало людей, — сказал он. Губы Кли дрогнули, но она так ничего и не ответила. Тевкр накрыл ее ладонь своей. Оба невольно вспомнили Сентябрь Катастроф. Битву за Мондштадт. Революцию в Сумеру. Гандхарву, люди в которой обратились чудищами. Не отдавая себе в этом отчета, Тевкр и Кли теснее прижались друг к другу — даже после всего пережитого оба чувствовали себя бессильными перед лицом смерти. — Пойдем, — шепнул Тевкр. Кли кивнула и хотела была шагнуть за ним, но вдруг остановилась, прислушиваясь. Ее глаза превратились в узкие щелки. На вытянутой ладони вспыхнул язычок пламени. Тевкр перезарядил револьвер, направил дуло на проход, в который внимательно всматривалась Кли. В проходе возникла маленькая, но очень проворная фигурка. Тевкр чертыхнулся: фигурка исчезла так же быстро, как и появилась. Кли бросила язычок пламени под потолок, и стены тотчас озарились светом, на фоне которого отчетливо просматривалась чья-то тень. Беглым взглядом определив местоположение ее обладателя, Тевкр обернулся ледяной вспышкой, а в следующую секунду уже атаковал противника уверенным росчерком клинка. Лезвие вспороло чей-то рукав. Затрещала ткань. Тевкр попытался рассмотреть противника, но получил в лицо мощным всплеском скверны. Погодите-ка… скверны? Сердце пропустило удар. Тевкр спешно оттер правый глаз и обнаружил, что странный, бесформенный противник, черты которого скрадывало темное облако, уже несется на черной нити в сторону Кли. — Берегись! — крикнул Тевкр. Кли в указаниях не нуждалась. Ее палец прочертил в воздухе длинную огненную полосу, и противник со всей силы врезался в элементальный барьер. Раздался сдавленный возглас. Противник отлетел назад, рухнул на пол, и тьма вокруг его маленького тела заколыхалась. Тевкр наконец очистил левый глаз и, взяв противника на прицел Милосердия Екатерины, подошел к Кли. — Цела? Она одарила его улыбкой, достойной своей матери. Затем они одновременно повернулись к неизвестному врагу. Мрачное облако понемногу рассеивалось и, обращаясь тонкими струями, просачивалось сквозь щели между плитами. Под покровом тьмы обнаружился обыкновенный мальчишка — Тевкр не дал бы ему и двенадцати. Бесформенные очертания ему придавал объемный шерстяной балахон, теперь уже взрезанный. Острие клинка на излете зацепило мальчишке руку, и он с обиженным видом прижимал ее к груди. Капли крови мешались со сгустками скверны. — Ты… — удивленно начал Тевкр. Губы мальчишки скривились, и с них сорвались слова, которые ни Тевкр, ни Кли никак не ожидали услышать. — Пошел нахуй! Глаза Кли стали похожими на две монетки моры. — С какой это стати? — скривился Тевкр. Мальчишка выглядел безобидным, но он все равно держал револьвер наготове. Внешность в Тейвате нередко бывала обманчива. — Ты же сам на нас напал. Мальчишка надул губы. В его глазах сверкнули слезы обиды. — Да, напал. И непременно победил бы, если бы не ваши мерзкие приемчики! Кли с Тевкром переглянулись. Тевкр вздернул бровь. Кли скрестила руки на груди, с трудом пряча улыбку. «Мерзкие приемчики» сводились к элементальному перемещению и умению создавать щиты — простым заклятиям, которыми владел каждый второй владелец Глаза Бога. Будучи носителем скверны, мальчишка мог легко дать такому отпор. Тевкр уже раздумывал опустить револьвер, но оказалось, мальчишка не закончил. Приподнявшись, он крикнул так, что эхо его слов еще долго гуляло под сводами разрушенного зала: — Угрожай, сколько влезет, я все равно не стану просить пощады, гадкий Фатуи! Снежная будет свободна! Кли, не сдержавшись, рассмеялась. — По-твоему, мы похожи на солдат Фатуи? Мальчишка смешался. Улыбчивая девушка в ведьминской шляпе и серьезный седовласый парень с рогами на Фатуи и впрямь не походили. — Не волнуйся, — добавила Кли. — Мы тебя не обидим. Как ты здесь очутился? — Я вам скажу, как он здесь очутился, — грянул голос в дверях. Кли с Тевкром спешно обернулись. Тевкр вскинул револьвер. Над ладонью Кли заплясали языки пламени. Оба были готовы к очередному бою, но пожилая женщина, которая пересекла порог зала, враждебности не выказывала. Главная причина ее злости извивалась сейчас на полу, пытаясь стать как можно более маленькой и незаметной. — Савелий! — строго окликнула женщина. Мальчишка тотчас перестал извиваться и виновато понурил голову. Женщина поджала губы. Ее тяжелые ботинки грохотали по полу так, словно каждый шаг был выстрелом из ружья. Даже Тевкр, и тот невольно ощутил потребность вытянуться в струнку и отдать честь. — Марш к отцу, — велела женщина. — И чтоб я больше не видела, как ты шастаешь по дворцу в одиночку! Бормоча и обиженно всхлипывая, мальчишка по имени Савелий торопливо поднялся, отряхнул пыльные коленки и нырнул женщине за спину — туда, где переступали с ноги на ногу молчаливые, крайне серьезные люди. Тевкр изучил их, не скрывая удивления. На головах некоторых змеились черные щупальца. Другие обладали сплетенными из скверны ногами или руками. Вдали подпирал стену угрюмый парень, на щеке которого пульсировал огромный черный нарост. Компанию ему составляла рогатая девушка с раздвоенным хвостом. Эти люди… Тевкр невольно коснулся обломанного рога. Эти люди были марами. — Прошу прощения, — вздохнула женщина. — Этот окаянный Савелий что паук — никак за ним не уследишь. Его счастье, что вы оказались благоразумны. Она подняла голову и посмотрела прямиком на Тевкра. — Звать Галиной. — Тевкр, — представился тот. — А это Кли. — Тевкр… — задумчиво проговорила женщина по имени Галина. — Еще один с именем из легенд. Это что, нынче в моде? Смысл ее слов дошел до Тевкра не сразу. Галина уже прошла вперед, с мрачным видом изучая руины зала, когда Тевкр, судорожно выдохнув, шагнул за ней. — Аякс! — воскликнул он. Галина изумленно обернулась. — Вы сказали «еще один». Человека, которого вы имеете в виду, зовут Аякс? Галина медленно кивнула. Ее брови поползли к переносице. Глаза цепко изучали Тевкра. Пережив обращение в мару, Тевкр утратил большую часть сходства с Аяксом, и все же каждый, кто видел братьев хотя бы раз, мог без колебаний подтвердить их родство. — Ох, окаянный… — сказала наконец Галина. — Теперь я понимаю, куда он так торопился. Ты его младший брат?               Галина коротко ввела Тевкра и Кли в курс дела. Оказалось, она и ее люди — мары, большая часть которых обратилась во время катастрофы пятисотлетней давности — прибыли из-за границы обитаемых земель. Услышав о Нави, маленькой деревушке на крайнем севере, Тевкр только изумленно покачал головой. Галина рассказала, как некоторое время назад спасла раненого Аякса. — Честное слово, даже и не знаю, как он до нас добрался, особенно в таком состоянии, — вздохнула Галина. — Верила б я в милость всевышних богов, сказала б, что кто-то на небесах за ним приглядывал. Кли задумчиво опустила глаза. Появление Аякса всколыхнуло Навь — островок земли, где само время казалось закованным в лед. Надолго Аякс не задержался. Едва очухавшись, он поведал Галине о революции в Снежной и сразу же ушел обратно в обитаемые земли, где планировал выступить против Царицы. — Как же вы оказались здесь? — поинтересовалась Кли. Галина, закинув за плечо тяжелую косу с пульсирующими в ней сгустками скверны, обернулась на своих людей. — Окаянный натолкнул меня на мысли. Когда-то давно мой сын пересек границу обитаемых земель. Я много веков считала его мертвым, но… — Она качнула головой. — Может, я обезумела. Может, слепо последовала за надеждой, на которую не имею права. — В уголке ее губ обозначилась жесткая складка. — Но я знаю, я не успокоюсь, пока не найду его. Живым или мертвым. Тевкр со вздохом прикрыл лицо ладонью. Он хорошо понимал чувства Галины. Когда-то он сам, ведомый невозможной мечтой, пересек Ли Юэ с одной только курткой Аякса. Отвернувшись, он уставился на залежи обломков. Похороненные мечты «Холодного огня». — Мары больше не будут оставаться в стороне, — добавила Галина. — И не позволят никому бесследно исчезнуть. — В таком случае нам лучше поспешить в тронный зал, — решила Кли. — Если в «Холодном огне» еще остались выжившие… — Она бросила быстрый взгляд на Тевкра. — Они наверняка будут там, сражаться с Царицей и Предвестниками. Галина согласно кивнула и хотела отдать приказ своим людям, но Тевкр вдруг сказал: — Подождите. Он по-прежнему неотрывно глядел на руины. — Тевкр… — начала, приложив руку к сердцу, Кли. Но он, не оборачиваясь, сделал шаг вперед, прислушался. Из-под руин доносился слабый голос — кто-то звал Тевкра по имени, просил о помощи, и в этом голосе таилось столько отчаяния, что душа невольно обмирала. — Вы слышите? Кли с Галиной обменялись быстрыми взглядами. — Тевкр, милый. — В голосе Кли зазвучали встревоженные нотки. — Здесь никого нет. Нам… нам надо идти дальше. Тевкр еще немного прошел вперед, опустился перед завалами, протянул руку, кончиками пальцев коснулся холодного камня, на котором остались брызги крови. Голос не смолкал. Сначала Тевкр решил, что ему опять чудится шепот мертвецов — после обращения в мару такое случалось нередко. Но потом… Зрение неожиданно затуманилось. Тевкр ощутил, как по лбу стекает кровь, смешанная со скверной. Выдохнув от неожиданности, он спешно утер лицо, но ладонь осталась чистой. Эти ощущения принадлежали не ему. Сжав ладонь в кулак, он закрыл глаза и целиком отдался во власть видений, которые пытался передать невидимый собеседник. Он разглядел женщину с длинными серыми волосами. Она лежала среди камней, протягивая к нему руки, и Тевкр чувствовал, как щек нежно касаются мягкие пальцы. Лицо женщины усыпали ссадины и царапины — казалось, на нем почти не осталось живого места. Несмотря на это, ее глаза неотрывно следили за Тевкром, а на ресницах дрожали слезы. — Отпусти, — шепнула женщина. — Отпусти нас. Защитись сам, не трать силы, пытаясь спасти всех. Отзываясь на ее слова, сердце Тевкра протестующе содрогалось. Он не мог отпустить. Не мог — и все тут. Эти люди были единственным, что придавало его жизни смысл. Впервые за пять веков он чувствовал себя нужным. Он наконец обрел тех, кого хотел защитить. Как он мог позволить им угаснуть? Спорим, я наловлю больше всех рыбы! Эй, почему ты смеешься? Сомневаешься в моих способностях? Я вызываю тебя на дуэль! Аня. Ты сделал с моей бутылкой… Что, прости? Ублюдок. Клянусь, я тебя на детали пущу, не посмотрю, что ты мой лучший друг. Мирослав. Послушай, а ты не мог бы доказывать свою преданность «Холодному огню» как-то… поаккуратнее? У меня такими темпами все бинты закончатся. Тобой же, между прочим, добытые. Наташа. Делать тебе нечего, праздник в разгар войны устраивать. И откуда в тебе столько удали? Ох… Ладно. Раздобуду я вашу елку. Самуил. Где ты их отыскал? Это невероятно! Я не видела таких платьев… Не знаю, с тех пор как уехала из Снежной. Пускай в Заполярном Дворце все лопнут от зависти — теперь у нас будет лучший Праздник Зимы! Тоня. И… Для меня будет честью сражаться с тобой плечом к плечу. Матвей. Я рад, что ты с нами, Сампо. Тевкра вышибло обратно в собственное тело. Выдохнув, он поднял клинок и без раздумий надрезал кожу на запястье. Сквозь царапину засочилась сила скверны. Милосердие Екатерины рассыпалось ледяными искрами. Следом пропал меч. Тевкр взметнул освободившиеся руки и, направляя энергию скверны, обхватил ей ближайший камень. — Что ты делаешь, окаянный? — изумилась Галина. Да, это было невозможно. Вроде огонька пламени, которому удалось уцелеть под проливным дождем. Но во время Сентября Катастроф Тевкр привык к невозможному. Вперед выступила Кли. Сначала Тевкр решил, что она попытается его остановить, но она лишь направила на выручку мощный элементальный поток. Камень наконец сдвинулся с места — неохотно, не желая отпускать похороненных под ним жертв. По плитам застучала мелкая крошка. Не обращая внимания, Тевкр с Кли совместными усилиями оттащили камень в сторону. Кли взяла его на себя, мягкими пассами опустила на пол. Тевкр же принялся за следующий. Галина наблюдала за их действиями широко раскрытыми глазами. Затем, оправившись от потрясения, она взмахом руки подозвала нескольких мар. Один стянул шапку, под которой обнаружился сонм щупалец. Второй, закатав рукава, обнажил мощные руки, созданные из скверны. Третий — уже знакомый Тевкру угрюмый парень — потрогал нарост на щеке. Зал наполнился темной силой. Прибегая к помощи скверны, мары принялись проворно разгребать завалы, с какими не справилась бы и дюжина человек. Троица подозванных Галиной оттаскивала наиболее крупные обломки. Остальные взяли на себя обломки поменьше. Вскоре из-под завалов показался край черного купола. Нет. Чьи-то огромные крылья. Тевкр потрясенно застыл. До него наконец дошло, что именно случилось. Человек, в теле которого он находился, тот самый Сампо, о котором столько рассказывала в своих письмах Тоня… Этот человек был марой. Должно быть, он ощутил присутствие других мар и попытался выйти на связь через Волю Скверны. А Тевкр, который своей чувствительностью к скверне превосходил даже остальных зараженных, сумел услышать его зов. Сампо использовал свои сотканные из скверны крылья, чтобы накрыть выживших. Увы, этот купол защищал не только от обломков — сквозь плотный барьер не мог просочиться ни один звук. Сампо хотел позвать на помощь, но для этого ему пришлось бы убрать защиту — а значит, обречь остальных на верную гибель. Поэтому оставалось только поддерживать купол. Несмотря на истощение. Несмотря на боль. В тот момент, когда парень с наростом оттащил последний крупный обломок, крылья Сампо наконец не выдержали, схлынули потоками скверны, обнажив то, что пряталось под ними. Бледного, дрожащего человека, который сидел на полу в окружении друзей — изрядно потрепанных, но живых. Аня придерживала Мирослава. Арлекино, поднявшись, вытерла губы от крови и переступила через руины, осматриваясь в поисках Коломбины. Наташа с облегчением улыбнулась, повернулась к Сампо, мягко дотронулась до его руки. — Все позади, — шепнула она. — Ты справился, Сампо. — Да, — едва слышно отозвался он. По его щекам слезами побежали струйки скверны. Несмотря на это, Сампо улыбался. Впрочем, его улыбка быстро угасла. Обессиленный, он завалился вперед. Наташа бережно подхватила его, прижала к себе, и некоторое время Сампо неподвижно сидел, уткнувшись лбом ей в плечо. Наташа поглаживала его по спине, стараясь избегать тех мест, где осталось два сгустка скверны, похожих на обрывки крыльев. Галина осторожно приблизилась. Ее губы непривычно дрожали. Удивительно, но эта женщина в одночасье растеряла былую строгость и, опустившись рядом с Сампо и Наташей на колени, тихо спросила: — Авель? Сампо поднял затуманенный взгляд. На то, чтобы рассмотреть Галину, у него ушло несколько секунд. Еще несколько он пытался вспомнить, где видел ее раньше. Затем его глаза расширились. Рука невольно стиснула запястье Наташи, и та лишь ласково накрыла ее в ответ. А Сампо, ошарашенно глядя на Галину, прошептал: — Мама? Аня за их спинами округлила глаза. Даже бледный Мирослав, который выглядел так, будто уже подыскивал себе подходящую могилу, не сдержал изумленного восклицания. Наташа растерянно моргнула. Арлекино обернулась, уперев руку в бок. Все четверо наградили Галину долгими взглядами, будто не могли поверить в реальность этой женщины. — Обалдеть, — хрипло сказал Мирослав. — Я думал, Сампо свалился в Тейват в качестве божественного наказания. Аня, чьи нервы были натянуты до предела, не выдержала, расхохоталась, и этот заливистый смех сумел прогнать всеобщее напряжение. Галина потянулась к сыну, но обнять его так и не решилась, только похлопала по плечу. Он тоже не смог заставить себя податься ей навстречу. В конце концов, они не виделись почти пять столетий. Галина не пыталась найти сына, а он не пытался вернуться домой — оба чувствовали себя скорее парой незнакомцев, которым только предстояло отыскать позабытый путь к сердцам друг друга. Сампо сдержанно кивнул, поднялся, опираясь на руку Наташи. — Нам… — Он пошатнулся, но все же смог устоять, напустил на лицо улыбку, которая подобно маске скрыла его истинные эмоции. — Пожалуй, нам стоит поговорить позже. Эй! — Взгляд Сампо обратился к Тевкру. Улыбка стала более искренней. — Ты ведь брат Аякса и Тони? Тевкр кивнул. — Что ж. В таком случае, спасибо за помощь, Тевкр. Не переживай. Тоня осталась на базе, она в безопасности. Что касается Аякса… Он обменялся быстрыми взглядами с Аней и Наташей. Мирослав прикрыл глаза, и между его бровей пролегла хмурая складка. — Я уже знаю, — сказал Тевкр. — Мой брат натворил дел. Оправданий его поступкам у меня нет, но, если можете, постарайтесь на него не злиться. Ему и правда очень тяжело. — Мы знаем, дорогой, — заверила Наташа. — Мы все это видели, — со вздохом подтвердила Аня. — Жалко, этот балбес так ни разу и не решился с нами поговорить. Тевкр сделал шаг вперед, посмотрел сначала на Сампо, потом на Галину. Остальные мары подошли ближе. Парень с наростом помогал Арлекино оттащить в сторону обломок, под которым покоилась Коломбина — раненая, но живая. Рогатая девушка слушала, попутно оказывая первую помощь мятежнику «Холодного огня». — Помогите мне, — попросил Тевкр. — Помогите найти этого балбеса. Помогите сберечь семью. — Ты спас моего сына, — пожала плечами Галина. — За такое я могла бы последовать за тобой хоть в Темное море. В конце концов, мы пришли сюда в том числе за тем, чтобы напомнить Снежной: мы, мары, существуем. Мы такие же, как обычные люди. Любим. Защищаем то, что дорого. — Она посмотрела на Сампо. — И тоже хотим жить. Тевкр с благодарностью кивнул, повернулся к Сампо, и тот с привычной улыбкой развел руками. — О чем речь? Мятеж еще не окончен. — Он обежал взглядом остальных участников «Холодного огня», и те, кто еще мог сражаться, принялись подниматься один за другим. — Не можем ведь мы всегда скидывать все на Матвея, верно? — Точно, — ухмыльнулась Аня. — Ему еще свадьбу с Тоней играть. — Он провел нас к финишной черте, — добавила Наташа. — Мы не можем бросить его сражаться в одиночку. Мирослав качнул головой. — Я бы охотно составил вам компанию, но боюсь, стану в бою обузой. — Он недвусмысленно кивнул на рану, чуть затянувшуюся благодаря Наташе, но все еще довольно жуткую. — Лучше уж останусь здесь и заодно свяжусь с Тоней, расскажу, что произошло. Аня бережно помогла ему опуститься на ближайший обломок, сжала напоследок его ладонь. Мирослав одарил ее слабой улыбкой. — Я тоже останусь, — объявила, бросив взволнованный взгляд на Коломбину, Арлекино. — Здесь много раненых. Кто-то должен о них позаботиться. — Отлично. Глаза Сампо азартно сверкнули. В руки уже легли парные кинжалы. Он все еще казался бледным, но решимость оказалась сильнее усталости. — Какой-нибудь вдохновляющий лозунг? — обратился он к Кли и Тевкру. Те переглянулись. — Давайте разожжем «Холодный огонь» еще раз, — сказала Кли. А Тевкр добавил: — Давайте проследуем за Матвеем к концу войны.

Настоящее время

Матвею не хватило бы слов, чтобы выразить друзьям свою любовь и благодарность. К сожалению, времени на сантименты не было — квантовые звери продолжали прибывать, а тьма вокруг Царицы с каждой минутой становилась только гуще. — Какие будут указания, командир? — деловито осведомился Сампо. Матвей вернул слуховой аппарат на законное место, обхватил рукоять клинка, быстрым взглядом обежал поле боя. — Сампо, возьми на себя этих тварей. Кли, Тевкр… — Он вздохнул. Ему не нравилось бросать детей в самое пекло, но в то же время он хорошо знал, на что способны эти «дети». — Помогите Капитано. Мы с Аяксом попробуем остановить Царицу. Аякс жестом привлек его внимание, показал пальцами вереницу знаков.

У тебя есть план?

Матвей указал на половину Трансцендентного Лика. — Нужно подобраться к ней поближе. Об остальном я позабочусь. Аякс беззвучно вздохнул, но спорить не стал. Сампо, пожелав удачи, растворился в толпе. Его кинжалы уверенно прокладывали дорогу для Кли и Тевкра, которые, обороняясь от зверей элементальными вспышками, отправились на выручку Самуилу — тот опять сошелся в бою с Пьеро. Аякс ободряюще похлопал Матвея по плечу. Матвей кивнул, и они бросились навстречу темной воронке. Аякс взметнул копье. Броня Короля Демонов окончательно исчезла, но несмотря на это, Аякс нашел в себе силы воззвать к Глазу Порчи. На острие сконцентрировались фиолетовые разряды. Усиленные энергией Гидро, они уверенно прорезали путь через темную воронку, и Аякс с Матвеем метнулись сквозь образовавшийся разрыв. Царица, бросив призыв квантовых зверей, вскинула звездный клинок, парировала атаку Аякса мощным ответным выпадом. Аякс покачнулся, чуть не завалившись в объятия темноты. Матвей вовремя перехватил его, рывком поставил на ноги, ударил Царицу ледяным лезвием. Она уклонилась, сжала кулак, и с неба опрокинулся град морозных кинжалов — Аякс едва успел растянуть щит. Дождавшись окончания града, Матвей вынырнул из-под щита. Лезвие, на острие которого начала собираться Воображаемая энергия, устремилось к сердцу Царицы, но она успела окружить себя очередным темным вихрем. Проклятье. Матвей помотал головой. Из-за Трансцендентного Лика в ушах звенело. Контролировать историю Кевина становилось все сложнее. Заметив состояние Матвея, Аякс стиснул зубы, перехватил копье обеими руками, прыжком сократил дистанцию до Царицы. Лезвие стремительно заплясало в воздухе, заставляя темный кокон покрываться глубокими фиолетовыми трещинами. Матвей ударил по кокону огненной вспышкой. От взрыва тьма разлетелась клочьями, но тут произошло то, чего Матвей с Аяксом никак не ожидали — тело Царицы раздвоилось. Это было воистину ужасающее зрелище: одна Царица, сплетенная из звездной энергии Квантового моря, торчала из другой, и из провала вместо лица водопадом хлестала тьма. Любые атаки разбивались об нее, не причиняя вреда. Вторая Царица тем временем стремительно разила клинком — Матвей едва успевал уворачиваться. Аякс попытался прийти на выручку, но вторая, квантовая Царица вдруг повернула к нему голову — так резко, что раздался звук переломанной шеи. Вокруг Аякса вспыхнул элементальный щит. Ледяное копье пролетело сквозь него, даже не заметив, и острие на излете задело Аяксу шею. Он покачнулся, зажал рану рукой. Попытался вернуться в бой, но не сумел ступить ни шагу, рухнул на колени, тяжело дыша. Человеческая половина его лица стала практически серой. — Аякс! — вскрикнул Матвей. Страх столкнулся в сердце с яростью. Все учиненные Аяксом беды, его неразумное поведение, несправедливый удар на берегу Вечностылого озера — все отошло на второй план. Значение имело лишь то, что Аякс вдруг оказался на грани между жизнью и смертью. Матвей вскинул руку. В глазах заплясали гневные огни. Всполохи пламени, насыщенные энергией Электро, лизнули потолок зала, и мощный взрыв вынудил Царицу покачнуться. Даже если Матвею не суждено победить… Он украдкой коснулся Трансцендентного Лика, пытаясь набраться решимости. Выдохнул. Вокруг рук заплясали разряды молний. …он не даст Аяксу погибнуть.               Аякс судорожно хватал ртом воздух. Он видел, как Матвей сцепился с Царицей, как ее жуткое раздвоенное тело наносило удары, от которых во все стороны разлеталось ледяное крошево, как Матвей раз за разом поднимал клинок и взывал к силам Глаза Бога. Черт. Надо встать. Надо… Колени снова подогнулись. Аякс едва не поздоровался лбом с полом. Между пальцами прижатой к шее руки сбегали струйки крови. Сознание мутилось, и в бреду Аяксу казалось, что его то и дело выбрасывает за пределы реальности, обратно в Квантовое море. Царица была слишком сильна. Возможно, останься Трансцендентный Лик целым, Матвей мог бы… Стоп. Глаз Аякса расширился. Он моргнул, прогоняя дурман. Трансцендентный Лик раскололся. Его сила оказалась урезана ровно наполовину. Но ведь вторая половина все еще оставалась где-то здесь, в этом чертовом зале, где одновременно разворачивалось слишком много трагедий. Ведомый этой мыслью, Аякс навалился на копье, встал, лихорадочно осмотрелся. «Где же ты?» Волны квантовых зверей скрывали пол практически целиком. Аякс представления не имел, как отыскать в этом бурлящем океане хоть что-нибудь. «Мне нужна эта сила». Аякс с трудом воздел копье, отбросил ближайшего зверя навстречу клинку Ани. Кровь побежала по шее ручьями. «Я просто хочу защитить тех, кого люблю!» В этот момент в толпе полыхнула ледяная вспышка. Ведомый странным чувством, Аякс рванулся в ту сторону. Ему на выручку подоспели несколько мар, среди которых была рогатая девушка и проворный мальчишка, похожий на паука. Их атаки вынудили ряды квантовых зверей разомкнуться, и Аякс наконец увидел на плитах знакомый проблеск. Вторую половину Трансцендентного Лика. Аякс побежал к нему. Будто разгадав его намерение, квантовые звери бросились в погоню. Когти одного из них полоснули Аякса по спине. Он беззвучно вскрикнул, споткнулся, обернулся, готовый принимать бой, но тут из толпы с ружьем наперевес выскочила Галина. Сгустки скверны в ее распущенных волосах бесновались, а глаза напоминали две черные капли. — Беги, окаянный! — крикнула Галина. — Снежная будет свободна! — завопил похожий на паука мальчишка. Слабо усмехнувшись, Аякс прыжком добрался до обломка Трансцендентного Лика, крепко ухватил его и без колебаний прижал к лицу. Маска выпустила целый сноп искр. Мир перед глазами изменился — казалось, все происходящее в нем можно было разложить на отдельно взятые истории, на страницы, которые готовы были служить Аяксу оружием. Прищурившись, он мог разглядеть даже обрывки предложений. Некоторые повествовали о его собственной судьбе. О монстре, который вышел из лаборатории номер восемь, прошел через Сентябрь Катастроф, провалился в Квантовое море и в конце концов выбрался оттуда человеком. Аякс поднялся. Его внимание привлекло слабое мерцание вокруг правой руки. Он поднял ее, намереваясь рассмотреть поближе… И не сдержал изумленного выдоха. Мерцание источал обрывок страницы. Он прилип к рукаву, будто пытался обнять. Сначала Аякс решил, что случайно вынес из Квантового моря осколок истории своей копии — может, Девятого, который перед побегом Аякса в буквальном смысле рассыпался на кусочки. Но… Нет. Трансцендентный Лик помогал безошибочно определить владельца страницы. Осколок истории принадлежал Серафине. Живи так ярко, чтобы мы всегда видели твой свет даже из глубин Квантового моря. К горлу подкатил тягучий комок. Похоже, когда после стычки с Одиннадцатым Серафина восстанавливала свою историю, она намеренно сохранила один из осколков нетронутым. В какой момент ей в голову пришла эта идея? Сделала ли она это потому, что хотела помочь Снежной, или потому что верила в Аякса? Имел ли он право пользоваться подобной силой — силой, для которой любовь была важнее ярости? У Аякса не было ответов на эти вопросы. Серафина осталась в Квантовом море. И по какой-то причине Аякс чувствовал, что они никогда больше не встретятся. Она не одарит привычно мягкой улыбкой, не назовет «милым», не расскажет о причинах своего решения. Аякс больше не услышит ее голоса, тихонько напевающего старые колыбельные и давно канувшие в неизвестность песни. Теперь их с Серафиной судьбы принадлежали разным сторонам Звездного Предела. Но несмотря на прощание, они не расстались. Неважно, на каком расстоянии друг от друга находятся сердца. Если они делят одну историю, если искренне любят ее и пропускают через себя, между ними протягивается нить, которую не способно расщепить даже Квантовое море. На губах Аякса задрожала улыбка. Он поднял руку, и страница истории, повествующая о становлении Серафины Крио Архонтом, воспарила к потолку. Было время, Серафина сидела в этом зале бок о бок с Инаем. Сквозь распахнутые двери то и дело пробегали дети: Велемир пытался угнаться за суетливой Ярославой, делая вид, что держит все под контролем. Родители провожали их взглядами, в которых искрилось веселье, а после невозмутимо возвращались к обсуждению будущего Снежной. Было время, Серафина в одиночестве восседала на холодном троне под недоверчивыми взглядами советников, а северный ветер трепал развешенные у окон флаги с символом Полярной звезды. В те дни Серафина неотрывно глядела за окна, на темные небеса. Было время, когда вместо советников Серафина общалась здесь с Нидхёггом. Они сидели прямо на полу, разложив карты Снежной, а над кружками с крепким чаем поднимались облака пара. Было время, кружек стало больше, гораздо больше. Приходили новые Предвестники. Люди, на которых Серафина могла положиться. Люди, которые одним своим присутствием сглаживали сколы на ее треснутом сердце. Под сводами зала звучали разговоры и смех. Самуил ругался на Нидхёгга. Нидхёгг невозмутимо потягивал чай. Розалина задумчиво сплетала из ледяной энергии бабочек, и они парили под высокими сводами до тех пор, пока не обращались элементальной пылью. Провожая взглядом историю Серафины, Аякс видел ее воспоминания. Чувствовал ее робкое, но теплое счастье. Ее любовь. Доживи.

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, Jonathan Steingard, 宫奇 — Wildfire. Ставьте на повтор

Аякс развел руки в стороны. Описав над полем битвы круг, страница обернулась синицей — и, сложив мерцающие крылья, устремилась к Аяксу. Навстречу его истории. В Трансцендентном Лике плясали искры. Аякс не просто читал историю Серафины. С каждой прочтенной строчкой она становилась его частью. Его собственной историей. Аякса окутало холодное облако. Тело стремительно покрывалось белым доспехом, на острых гранях которого танцевали голубые искры. Волосы с проседью увенчала морозная корона. За спиной соткался длинный синий плащ. От переизбытка ледяной энергии его полы метались из стороны в сторону, из-за чего напоминали крылья. Рана на шее покрылась ледяной коркой — и начала понемногу затягиваться. Казалось, это зрелище зачаровало даже квантовых зверей. Некоторое время они стояли, обратив искаженные морды к Аяксу, а потом с встревоженным воем кинулись в атаку. Аякс усмехнулся. Оставив заботы о зверях на мятежников «Холодного огня» и мар, он обратился ледяным столпом — а в следующую секунду оказался рядом с Матвеем. Они обменялись быстрыми взглядами. Две половины Трансцендентного Лика искрились, передавая друг другу истории, и Аякс видел всю боль Матвея, а Матвей без труда читал его. Впервые с Сентября Катастроф Аякс ощутил, что может говорить с Матвеем о своих чувствах даже без голоса. Все то, о чем он не мог написать, все то, на что ему не хватало жестов, сочилось сквозь Трансцендентный Лик, вихрилось вокруг Матвея предложениями, и незримая стена между ними наконец покрылась трещинами. Аякс боялся, Матвей отступит. Отвернется, не желая иметь дело с человеком, который в погоне за местью не остановился даже перед использованием других. Едва ли Аякс заслуживал прощения. Тем не менее, его история содрогалась, повторяя отчаянное: <Прости>. Долю секунды Матвей неотрывно смотрел Аяксу в глаза. Благодаря Трансцендентному Лику это мгновение растянулось для обоих до бесконечности, наполненной вихрями невысказанных чувств. <Прости меня, я был дураком. Я так боялся самого себя, что даже не заметил, как стал чудовищем>. Взгляд Матвея оставался холоден. <Извиняться будешь перед мертвецами>. Его история колебалась. Аякс видел, как среди круживших вокруг Матвея страниц то и дело появляются ледяные вспышки — фрагменты оставленного Кевином письма. …ошибки, несомненно, определяют твою жизнь, но думаю, усилия, которые прикладываешь для их исправления, значат не меньше. А иногда даже больше. Только не забывай, кто ты. Не позволяй ненависти к частному стать ненавистью к целому. Губы Матвея дрогнули. Он не улыбался, но выражение его лица смягчилось. Аякс ощутил, как история Матвея потянулась навстречу. Две половины Трансцендентного Лика не могли стать единым целым, но два человека, каждый из которых носил его часть, все еще могли сражаться бок о бок, как товарищи. Время возобновило свой бег. Плащ за спиной Аякса взметнулся. Сила Крио Архонта, наполнявшая тело, откликнулась на его зов. От переизбытка морозной энергии воздух затрещал, заискрился, будто озаренный звездным светом витраж. Аякс смотрел на Царицу, но видел в ней не объект своей мести. Он видел несчастное существо, собранное из множества разрозненных фрагментов, существо, которое в своей боли было обречено причинять ее другим. Он мог понять. И именно поэтому он хотел не отомстить, а освободить. Аякс обратился ледяной стрелой. Копье двигалось в руках так быстро, что не успевал уследить глаз. Он использовал ту же тактику, что и в прошлый раз, покрывал купол тьмы глубокими трещинами, но на сей раз вложил в удары не только свою ярость, но и всю свою любовь. К семье. К настоящей Царице. К этой стране, которой он всегда оставался предан. Морозное лезвие прорвалось через купол, разделило две сросшихся Царицы. Квантовая половина обратилась звездной россыпью — и исчезла. Вторая, иссеченная золотыми расколами, исторгла рев, от которого содрогнулись стены. Не позволяя ей собрать силы, Аякс материализовался за ее спиной. Отбросив копье, крепко обхватил, сконцентрировал в руках мощь Крио. По телу Царицы, сковывая движения, поползла морозная корка. Царица пыталась освободиться, установить над ледяным элементом контроль, но обрывки истории Крио Архонта, не согласные друг с другом, не могли потягаться с целой. По крайней мере, пока что. Аякс чувствовал, как они наполняются силой, как Царица ищет среди сотен составлявших ее фрагментов те, что еще были способны дать отпор. <Матвей!> Тому не пришлось повторять дважды. Глаз, не скрытый за Трансцендентным Ликом, полыхнул золотом. Лезвие клинка разлетелось вдребезги, и из рукояти вырвался ослепительный луч. Аякс выдохнул: из-за азотита он ощущал мощь Воображаемой энергии, сконцентрированной в руках Матвея, так явно, словно она текла по его жилам. Аякс поднял взгляд. На короткий миг Трансцендентный Лик уловил вокруг Матвея завихрения ледяных страниц. Историю Кевина. Она обернулась вокруг запястья Матвея, будто удерживая Воображаемую силу вместе с ним, и помогла нанести мощный, точный удар. Матвей отдышался. Клинок рассек поддельную Царицу, и фрагменты, из которых она состояла, окончательно утратили целостность. Тело Царицы исчезло. В разные стороны брызнули осколки ее истории, а в том месте, где она только что стояла, под потолок ударил фонтан тьмы, который быстро опал и просочился сквозь трещины в плитах. На пол со звоном упал ее клинок.

Конец музыкального фрагмента

Матвей с Аяксом переглянулись. Матвей кивнул, и Аякс, подхватив квантовый клинок, осторожно взрезал острием пространство. Перед ним распахнулась зияющая темная дыра, сквозь которую проникал свет звезд. Аякс на пару мгновений задержал на дыре взгляд. Там, за Бездной, по другую сторону Звездного Предела, осталась настоящая Серафина. Но ведь витавшие в воздухе осколки тоже были Серафинами. Возможно, у некоторых из них были дети и муж. Возможно, другие так никогда и не достигли берега самого северного океана Тейвата. Одни наверняка пережили горечь утраты и кошмары катастрофы в Каэнри’ах. Другие остались счастливы — до тех пор, пока не распались фрагментами и не оказались в руках Нидхёгга. Аякс подставил свободную от клинка руку, и ему на ладонь опустился один из осколков — крошечная страница, повествующая о счастливой семье, которая устраивала пикники на вершине холма, под сиренью. <Нам здесь не место>, — сказал осколок. Аякс посмотрел на звездный разрыв. <Да>. <Неужели мы просто исчезнем, неизвестный номер? Я… совсем не хочу исчезать. Пожалуйста, можно нам пожить еще немного?> Заслышав знакомое обращение, Аякс слабо улыбнулся. Странно, но именно сейчас по его щеке сбежала слеза. Он сам не знал, почему слышать этот вопрос от угасающего фрагмента истории оказалось так больно. <Расщепление неизбежно, — сказал он. — Но это не значит, что вы исчезнете. Я буду помнить вас. В этом заключается сила историй. Они умеют оставаться в сердце вне зависимости от того, как давно и в каких обстоятельствах были рассказаны>. Ему показалось, что со стороны осколка донесся слабый смех. Смех этот не казался счастливым, но тем не менее, в нем отчетливо слышалось облегчение. Затем, будто влекомая Квантовым морем, оборванная страница слетела с ладони Аякса — и исчезла в звездном разрыве. А следом за ней потянулись и другие. Потерянные дети Квантового моря возвращались домой. Провожая их взглядами, Аякс мог думать лишь об одном: «Зачем ты это сделал?» Что побудило Нидхёгга собрать осколки истории Серафины и превратить их в… это? Страницы стаей влетали в разрыв, и Аякс уже готовился закрыть его, как вдруг несколько осколков замерли — и потянулись прочь, через дыру между двумя залами. Аякс с Матвеем потрясенно обернулись. Некоторые осколки, не желая принимать собственную судьбу, противились тяге Квантового моря. Перепуганными птицами они слетались к Пьеро, и хотя он не мог их увидеть, он ощущал их силу — его атаки с каждой секундой становились все жестче и яростнее. — Надо помочь ребятам, — выдохнул Матвей. Он быстро стиснул плечо Аякса, и они ринулись через дыру в соседний зал. Кли поддерживала Самуила. Аякс никогда не мог подумать, что увидит Капитано в подобном состоянии: казалось, любое неосторожное прикосновение могло сейчас переломить его пополам. Несмотря на это, Самуил криво усмехнулся, кивнул Аяксу, будто принимая его обратно в ряды «Холодного огня». — Обстановка паршивая, — хрипло доложил он. Давая Самуилу и Кли перевести дух, с Пьеро схлестнулся Тевкр. От каждого взмаха Пьеро сердце Аякса испуганно сжималось, но Тевкр уходил из-под атак с поразительной ловкостью. Аякс не мог не восхититься его боевыми навыками. Должно быть, за месяцы, прошедшие с Сентября Катастроф, Тевкр не терял зазря ни минуты. Сила скверны переплеталась с мощью его Глаза Бога в смертельном водовороте, и даже Пьеро приходилось непросто под градом этих точных, идеально выверенных атак. Но все же их с Тевкром разделяла пропасть в несколько столетий. Аякс перебросил квантовый клинок Матвею и хотел было уже ворваться в бой, но, взглянув на осколки истории Царицы, помедлил. Показал Матвею несколько жестов.

Он не всегда был таким. Может, если мы заглянем в его прошлое…

— Мы сможем прочесть его слабости, — подхватил Матвей.

Но я не могу бросить Тевкра сражаться в одиночку.

Матвей слабо усмехнулся. — Ну, в таком случае давай учиться читать на ходу. Самуил, останься с Кли. С тебя на сегодня хватит сражений. Самуил только неопределенно махнул рукой. Матвей и Аякс плечом к плечу зашагали к Пьеро и Тевкру. Через Трансцендентный Лик Аякс видел, как вокруг Матвея до сих пор кружат ледяные страницы — обрывки истории Кевина. Но и собственная история Матвея пылала так ярко, что смотреть на нее прямо было невозможно. — Готов, Крио Архонт? — улыбнулся он. Аякс улыбнулся в ответ. — Я рад твоему возвращению, — добавил Матвей. — Обязательно выживи. Мне еще нужно дать тебе сдачи за удар у озера. Аякс беззвучно засмеялся, показал палец вниз, и на этом разговоры подошли к концу. Больше друг на друга не глядя, они ускорили шаг и кинулись наперерез Пьеро. В двух половинах Трансцендентного Лика заплясали искры.

* * *

Иногда собственная жизнь казалась Нидхёггу пьесой, в которой ему отвели роль главного дурака. Под воздействием эрозии большая часть текста стерлась — остались только разрозненные фрагменты, вырванные из контекста акты. Актеры в них иногда забывали слова, а эмоции казались фальшивыми, но ничего другого у Нидхёгга уже не оставалось. Больше всего он боялся, что однажды забудет даже это. А вместе с тем утратит то немногое, что еще делало его человеком. Поэтому он прокручивал эти акты в голове. Снова и снова. По бесконечному кругу, в котором не мог обрести ни покоя, ни счастья.              

Акт II После падения

— И все-таки я считаю это кошмарной несправедливостью! Прищурив один глаз, Ярослава изучала гаечный ключ так, будто он был древним артефактом. Не оборачиваясь, Нидхёгг протянул руку, и Ярослава со вздохом вложила гаечный ключ в его ладонь. — Почему Велемиру можно ходить на охоту, а мне нельзя? — Потому что Велемир старше, — спокойно отвечал Нидхёгг. Ярослава обиженно скрестила руки на груди. — У тебя на все есть ответ. — А что ты ожидала услышать, когда задавала вопрос? — отозвался Нидхёгг. Отклонившись назад, оценил результат работы, но привычно остался недоволен. — Тебе двенадцать, Ярослава. Подрастешь еще немного — тогда и поговорим. Ярослава фыркнула, закатила глаза так, словно намеревалась коснуться ими затылка. Наблюдая за ее пантомимой, Нидхёгг мог лишь улыбаться. Подростки. Вечно считают себя самыми взрослыми. — Готова поспорить, ты в двенадцать уже вовсю охотился. — И с чего же такие выводы? — поинтересовался Нидхёгг. Работа даже не думала сдвигаться с мертвой точки, поэтому Нидхёгг терпеливо разложил по местам инструменты, вытер руки и, распустив затянутые в хвост волосы, с облегчением привалился к белому боку огромной машины, которую они с Серафиной отыскали в руинах. Ярослава тут же села рядом, но, чтобы Нидхёгг не расслаблялся, напустила на себя крайне независимый вид. — Ты выглядишь опасным, — поразмыслив, ответила она. Нидхёгг усмехнулся. «Опасным». Ну да, конечно. Если бы. Будь он опасным, он ни за что бы не допустил падения Сал Виндагнира. Правая половина лица нервно дернулась. Подумать только. Он провел в Квантовом море, куда нечаянно провалился во время катастрофы, уже два года, а боль все еще жила внутри царапающим осколком. Ужасные образы приходили к нему по ночам, но порой не давали покоя даже наяву. Люди, обращенные в чудовищ. Ледяные стены, жадно пожирающие их искаженные тела. Кровь на снегу. Черные прожилки, от которых раскалывается само естество. Нидхёгг прикрыл глаза. Так происходило нередко: один безобидный вопрос, одна мимоходом брошенная фраза могли надолго выбить его из колеи. В такие моменты мир начинал дрожать, а в ушах гремел зловещий голос, исторгнутый самим небом. Многие должны страдать за грехи одного! — Нидхёгг? Рука Ярославы мягко обхватила его локоть. Нидхёгг выдохнул. Мир тут же прекратил трястись. Голос смолк, и вместо его всеобъемлющей ярости Нидхёгг услышал пение птиц и шепот ветра в ветвях сирени. — Да, я… Прости. Брови Ярославы сочувственно приподнялись. Такое же выражение частенько появлялось на лице ее матери. — Ты в порядке? — Прости, — стиснув переносицу, повторил Нидхёгг. Ярослава взяла его за руку, и он не стал препятствовать, только крепко сжал ее ладонь. Некоторое время они сидели в молчании. Нидхёгг оцепенело смотрел перед собой. Ярослава рассматривала россыпь лепестков, сорванных с сирени недавним ураганом. — Как успехи с кораблем? — решила спросить она чуть погодя. Нидхёгг был благодарен за попытку перевести тему. Зачесав назад волосы, взглянул на белую громадину, которая возвышалась над ними с Ярославой подобно птице из древних легенд. Металлический бок сверкал на солнце, но несмотря на то, что Нидхёггу и Серафине удалось восстановить внешнюю оболочку, внутри корабль по-прежнему оставался мертвым. А значит, не мог перенести Серафину и ее семью в другую пузырьковую вселенную, подальше от расщепления Квантовым морем. — Я все еще в поиске двигателя. — Это же какая-то древняя хреновина, — пожала плечами Ярослава. — Наверняка ее двигателем служит другая древняя хреновина. Не думал вернуться в руины, посмотреть, не упустили ли вы там что-нибудь? Нидхёгг усмехнулся. И откуда только эта невыносимая девчонка нахваталась таких фразочек? Серафина никогда так не выражалась. «Зато ты то и дело ругаешься так, что уши вянут, болван». Резонно. Пожалуй, в будущем нужно будет внимательнее относиться к выбору слов. Кто знает, какие… занимательные синонимы к слову «хреновина» Ярослава успела подслушать. — Твоя мама уже ходила, — ответил он. — Но все древние хреновины, которые она там нашла, этой древней хреновине не подходили. — Хреново, — заметила Ярослава. Нидхёгг засмеялся. Кошмары окончательно отступили. Нидхёгг знал, что они еще вернутся, стиснут темной удавкой, вольют в сердце яд, от которого тело будет содрогаться в конвульсиях, а в голове начнут взрываться петарды. Но ведь это случится позже. Когда на осколок, оставшийся от разрушенного мира, спустится ночь. У него есть еще несколько часов, чтобы насладиться жизнью за пределами кошмаров. — Пойдем-ка, — позвал он, поднявшись. — Велемир и твоя мама скоро вернутся домой. Готов поспорить, они будут чертовски рады горячему ужину. О, и кстати, сегодня твоя очередь резать лук. — Чего? — возмутилась Ярослава. Поскольку Нидхёгг не удостоил ее ответом, она вскочила, побежала за ним к дому — тому немногому, что уцелело в Снежной после бедствия в подземной стране с причудливым названием «Каэнри’ах». Нидхёгг шел к крыльцу, а Ярослава кричала ему вслед… Он уже не помнил, что она кричала.              

Акт III Я смотрю в твои глаза

Этот фрагмент можно читать под музыку: SawanoHiroyuki[nZk] — Pian0s0l0. Ставьте на повтор

— Нидхёгг. Он моргнул, отвернулся от окна. Снегопад. Велемир обожал снегопады, а Ярослава вне зависимости от возраста выбегала во двор и с заливистым смехом валилась в сугробы, где принималась делать снежных ангелов. Иногда к ней присоединялась Серафина. В такие моменты они напоминали двух ледяных фей, и Велемир с Нидхёггом, наблюдая за их ребячеством, с трудом скрывали улыбки. Но для Нидхёгга снегопад так и остался проклятием. Он ненавидел себя за неспособность двигаться дальше. Позволить Сал Виндагниру остаться там, на Воображаемом Древе, в мире, куда Нидхёгг не мог вернуться. Забыть кару Небесного порядка. Ему так хотелось просто жить, наслаждаясь настоящим… Почему Серафина сумела примириться со смертью Иная, с падением Снежной, с разрушением целого мира, а он до сих пор оставался заперт в плену утраченных дней? Возможно, все дело было в Ярославе и Велемире. Эти двое умели оказывать на человеческие сердца воистину исцеляющее воздействие. Но и сама Серафина была подлинным благословением. Она пересекла темную кухню, приблизилась, бережно обхватила ладони Нидхёгга. Ее синие глаза оказались неожиданно близко. Привычно зачарованный их сиянием, особенно выразительным в свете звезд, Нидхёгг не мог оторвать взгляд. — Праздник Зимы вот-вот наступит, а тебя все не было, и я… — Серафина слегка смешалась. — Что-то случилось? Нидхёгг покачал головой. — Тогда, может, вернемся? Не выпуская его рук, Серафина сделала шаг к порогу, туда, где призывно мерцали золотом гирлянды. Как и всегда, Серафина была той, кто выводил Нидхёгга к свету. Три года назад она вытащила его из мира мертвых. Она не только исцелила его раны, но и дала новый дом. Причины жить дальше. Нидхёгг готов был последовать за ней хоть на другой конец Квантового моря. Да что там? Даже за его пределы. Если бы она попросила стать ее клинком, он обратился бы им без раздумий. Если бы она захотела укрыться Нидхёггом, как щитом, он принял бы на себя любые предназначенные ей удары. Но сейчас он, вдруг охваченный нерешимостью, замер на пороге кухни. Серафину окутывало мерцание гирлянды. Нидхёгг же стоял в темноте, сжимая ее теплые пальцы, и смотрел на эту зыбкую границу между светом и мраком. — Серафина. — Да? — Что, если… — Нидхёгг выдохнул, прищурился, пытаясь отогнать настырные видения прошлого. — Что, если мы так и не сможем починить корабль? — Он поднял на нее полный отчаяния взгляд. — Столько времени прошло, а я до сих пор не имею ни малейшего представления, как его запустить. Как перенести вас в другую, более стабильную реальность. Брови Серафины приподнялись. Она шагнула вперед, приложила ладонь к сердцу, мягко заверила: — Мы что-нибудь придумаем. Нидхёгг сжал ее запястье. — А если нет? Квантовое море разъедает этот мир все сильнее, и я… Я просто боюсь, что вы… — Губы задрожали. Половина лица, пораженная проклятием Небесного порядка, дернулась. — Я просто боюсь потерять вас. — Нидхёгг, — потрясенно произнесла Серафина. Он попытался спрятать взгляд, но Серафина не позволила. Сделав еще один шаг, она ласково обхватила его лицо, заглянула в глаза. — Послушай, милый. Нидхёгг слушал. Ладони Серафины согревали, отпугивали холод, который властвовал в сердце большую часть времени. Если бы он мог, он бы сохранил этот момент подобно наколотой на булавку бабочке. Тогда даже спустя долгие столетия одиночества он сумел бы соприкасаться с ним. Наслаждаться его теплом и красотой. Но… — □□□□□□ …Нидхёгг не обладал подобной властью. Он не умел сохранять мгновения — как и всё в этом безвольном мире, его память подчинялась всевышним законам. С каждым годом эрозия становилась все более жадной. Поглотив менее значимые фрагменты, она принялась за самые ценные воспоминания, и Нидхёгг, скованный Небесным порядком, не мог сопротивляться ее железной воле. Он больше не знал, что сказала ему Серафина в тот вечер накануне Праздника Зимы. Он не помнил, почему после этого глаза наполнились слезами, а Серафина вдруг подалась вперед и мягко, едва ощутимо коснулась его губ своими. Он не помнил, каким чувством наполнилось сердце после того, как его руки сомкнулись за ее спиной, притянули ближе, провели по волосам, по плечам, по разгоряченному лицу. Он не мог воспроизвести в памяти ее дыхание, звук ее голоса, смех Ярославы, спокойный голос Велемира. Не мог услышать музыку, под которую они танцевали в тот счастливый вечер, когда в комнате головокружительно пахло свежей хвоей, а в окнах мерцали огни гирлянд. «Я люблю тебя». Эти слова снова и снова вспыхивали в сознании, и хотя Нидхёгг понимал их значение, он больше не мог ощутить того, что пряталось за ними. Как не мог и обратить безжалостные волны Квантового моря вспять. В конце концов, первый закон Квантового моря гласит…              

Акт IV Расщепление неизбежно

Нидхёгг застыл посреди кабины пилота. За лобовым стеклом плескалось звездное море. Семь лет оно понемногу разъедало пузырьковую вселенную, которая служила Нидхёггу домом. Семь лет подкрадывалось притаившимся кошмаром — и вот наконец набросилось из тени, разорвало прежнюю жизнь на куски. Он не мог пошевелиться. Отмеченная проклятием рука лежала на стекле. В глазах, широко распахнутых от ужаса, отражался дом, который понемногу рассыпался, растворяясь в Квантовом море. А в этом доме… В этом доме осталось всё. Нидхёгг медленно, не отдавая отчета в собственных действиях, опустился в кресло пилота. Приборы корабля хранили привычное молчание. Нидхёгг так и не нашел способ его запустить. Он так и не смог провести Серафину и детей к спасению. Тело сковало странное оцепенение. Нидхёгг неотрывно смотрел на подступающие волны Квантового моря. Потускневший взгляд хранил равнодушие. Причины бороться сгинули вместе с семьей. Какой смысл сражаться с неизбежным? Сал Виндагнир пал. Ярославы и Велемира больше нет. Звездный свет Серафины угас. Ни на Воображаемом Древе, ни в Квантовом море не осталось больше ничего, ради чего хотелось бы жить дальше. И потому Нидхёгг неподвижно сидел, смиренно ожидая своей судьбы. Тьма Квантового моря наступала. Глядя на нее, Нидхёгг ждал момента, когда она растворит его, освободив от оков этого несправедливого, неправильного мира. Когда она наконец принесет ему освобождение. Вдруг среди темноты полыхнула золотая вспышка. Ослепленный ее светом, Нидхёгг прищурился, инстинктивно прикрыл лицо рукой. Вспышка напоминала очертаниями страницу. Она парила перед лобовым стеклом, будто пыталась привлечь внимание Нидхёгга, а когда он поднялся, нырнула в сторону ведущей на борт двери. «Что тебе от меня нужно?» Сам не зная, почему, он вышел в коридор. За окнами клубилась тьма. Нидхёгг добрался до двери, нажал на кнопку — единственное, что работало на этом чертовом корабле без двигателя. Дверь с шипением поднялась. Золотая страница тут же просочилась на борт и призывно закружила над головой Нидхёгга. — Отстань, — буркнул он. — Просто дай мне исчезнуть. Но страница оказалась на удивление настойчивой. Бесстрашно обхватив его пораженное проклятьем запястье, она потянула Нидхёгга за собой. Он неохотно шагал следом. Может, если он сделает то, что она так хочет, она наконец оставит его в покое. Страница привела Нидхёгга в кабину пилота, описала задумчивый круг под потолком. А затем, вдруг сложив края подобно крыльям, птицей метнулась к приборной панели. На короткий миг Нидхёгга ослепила золотая вспышка. В ту же секунду кабина пилота наполнилась мягким звучанием родного голоса. <Милый… Ты обязательно должен жить дальше>. С губ Нидхёгга слетел рваный выдох. <Прости, что мы оставили тебя одного>. — Серафина, — шепнул он. Шагнул к приборной панели, приложил к ней обе ладони, будто пытался дотронуться до той, кого так любил. <Прости, что оказалась так недальновидна. Я должна была догадаться. Что может провести через бесконечное море отброшенных историй? Только идея, которая отказывается угаснуть. Которая хочет быть рассказанной вопреки всему. Мы столько времени искали подходящий двигатель, но никогда не задумывались, какую форму он должен иметь>. Приборная панель вспыхнула. Корабль проснулся, дрогнул, и его белая громадина начала медленно подниматься над землями разрушенной Снежной. Нидхёгг замотал головой. Корабль тащил его прочь от исчезающего дома, прочь от разъедающих волн Квантового моря… К спасению. Но Нидхёгг не хотел спасаться. Он хотел исчезнуть вместе с последним, что придавало его жизни хоть какую-то цель. Семь лет. Он прожил в этой пузырьковой вселенной семь лет. За это время Ярослава и Велемир стали его собственными детьми, а Серафина… <Позволь последнему осколку моей истории направить тебя через Квантовое море. Позволь мне стать для тебя идеей, которая никогда не угаснет>. — Не надо, — шепнул Нидхёгг. — Пожалуйста, Серафина, не надо. Но осколок истории не мог его услышать. Ведомый последним желанием исчезнувшей хозяйки, он уносил Нидхёгга из пузырьковой вселенной, навстречу бескрайним просторам Квантового моря, в которых больше не осталось любимой семьи. Нидхёгг повалился обратно в кресло пилота. Некоторое время он наблюдал, как распадается крыша дома, как тает, обращаясь звездными осколками, лента реки, как рассыпается сирень на вершине холма. Любимые места исчезали, и столь дорогие сердцу воспоминания исчезали вместе с ними. Нидхёгг, ты же останешься с нами? Ты же никуда не уйдешь? Спасибо, что потренировался со мной. Знаешь, мы с отцом нередко проводили время на этом берегу. Отца больше нет, но… Я рад, что ты с нами. Я люблю тебя, Нидхёгг. Он ухватился за воротник. По неведомой причине стало трудно дышать. Тело распирало изнутри, и в конце концов Нидхёгг не выдержал, обхватил себя руками, склонился, ткнувшись головой в колени. Глаза обожгли слезы. Нидхёгг не мог остановиться. Единственная надежда, которая вела его на протяжении семи лет, единственная причина бороться с кошмарами, которые терзали каждую проклятую ночь… Все это оказалось разъедено Квантовым морем. Не осталось ничего. Только голос навеки утраченной Серафины, который повторял — снова и снова: <Ты обязательно должен жить дальше>. Но… Зачем?

Конец музыкального фрагмента

             

Акт V Больше ничего

«Зачем?» Нидхёгг не знал ответа на этот вопрос. Возможно, следовало найти иной способ рассеять эту жалкую тень, в которую превратилась его жизнь. Но в таком случае Нидхёгг отверг бы последний дар Серафины. Осколок ее истории до сих пор жил в сердце корабля. Помогал продвигаться вперед. Звал… куда-то. Нидхёгг не знал, куда. Предавать наследие Серафины ему не хотелось. Поэтому он отчаянно искал цель. Корабль переносил его из одной пузырьковой вселенной в другую, и в своем бессмысленном странствии Нидхёгг повидал немало странных миров. Все это время он не переставал изучать корабль. Удивительная машина, найденная много лет назад в руинах за границами обитаемых земель, хранила немало тайн, и Нидхёгг без устали записывал наблюдения в книгу, которую держал у приборной панели. Он думал, что однажды эти заметки сослужат кому-нибудь хорошую службу. А даже если и нет, это был хороший способ скрасить одиночество. Конечно, во время путешествия по Квантовому морю Нидхёгг повстречал немало людей. Многие могли бы стать его компаньонами, но он отвергал их общество: сердце попросту не желало допускать возможности очередных потерь. «Расщепление неизбежно. И если рано или поздно все наши истории обратятся в пыль… Для чего мы вообще влачим в этом мертвом море свое существование?» Не раз и не два он встречал в Квантовом море альтернативные версии Серафины. В некоторых мирах она была справедливым и добрым Архонтом. В других становилась тираном, и люди поднимали против нее клинки. Иногда у нее были дети. Но гораздо чаще Ярослава и Велемир погибали во время бедствия в Каэнри’ах, и с этого момента жизнь Серафины начинала катиться под откос, пока в конце концов не оборачивалась трагедией — для нее самой или для целого мира. «Расщепление неизбежно». Когда Квантовое море приходило за Серафиной, когда сотни версий ее жизни рассыпались, осколки ее истории слетались к Нидхёггу даже с другого конца света. Что влекло их? Нидхёгг не мог сказать. Может, они ощущали осколок первой, изначальной Серафины. Может, во многих мирах альтернативные версии Нидхёгга служили для нее маяком, и Серафина даже после смерти продолжала инстинктивно к нему тянуться. Компания осколков не успокаивала и не помогала принять утрату, но отмахнуться от них Нидхёгг не мог. Осколки следовали за ним, куда бы он ни направился, и иногда он не понимал, несут ли они спасение или безумие. В конце концов Нидхёгг задумался: может, если он сумеет освободить всех Серафин от страданий, осколки ее истории наконец исчезнут? Но в чем заключается первопричина ее страданий? Почему в большинстве вселенных она была так несчастна, почему погибал ее муж, ее дети? И почему во многих мирах он, Нидхёгг, ее сопровождал? Чем дольше Нидхёгг об этом размышлял, тем больше убеждался, что имеет дело с временным парадоксом. Согласно объяснениям Серафины, прожившей в Квантовом море гораздо дольше Нидхёгга, время в этом аномальном месте не соотносилось с Воображаемым Древом. Сравнивать их течение было нельзя. Из Квантового моря можно было попасть в любую временную точку Воображаемого Древа. Грубо говоря, вмешаться в прошлое. Подобное действие создавало новую ветвь Воображаемого Древа, новую череду альтернативных реальностей. Они рождались и умирали, а после, сорвавшись с Воображаемого Древа, падали в Квантовое море, где теряли с прежним ходом времени всякую связь. Провалившись через разрыв реальности, Нидхёгг попал в пузырьковую вселенную, которая являлась для него миром будущего. В этой вселенной Сал Виндагнир пал многие столетия назад. Реальность была уничтожена из-за прорыва скверны, который случился по вине цивилизации Каэнри’ах — и неспособности Небесного порядка защитить Тейват. Во всех пузырьковых вселенных Нидхёгг был выходцем из Сал Виндагнира — но в то же время называл себя придворным магом Каэнри’ах. Обычно он появлялся в Снежной во время катастрофы, в которой погиб муж оригинальной Серафины. Но как такое было возможно? Значило ли это, что в большинстве миров Нидхёгг не проваливался в расщелину реальности, или… «Или же эти реальности учитывают мои текущие действия здесь, в Квантовом море?» Так у Нидхёгга постепенно сформировалась цель. Он искал различные версии Тейвата, изучал различные версии истории Серафины. Он собирал информацию о Каэнри’ах, о Снежной, о Небесном порядке. В каждой реальности Нидхёгг сталкивался с ужасающими последствиями божественных решений. Миры переживали столько боли, но в конце концов все равно оказывались отсечены с ветвей Воображаемого Древа, а Небесный порядок вопреки всем своим заверениям не мог их защитить. «Так что на самом деле делают боги? Защищают… или мучают?» Сердцем понемногу овладевала холодная решимость. Нидхёгг знал, что нужно делать. Он покинет Квантовое море и отправится в Каэнри’ах. Там, используя все полученные знания, он попытается предотвратить катастрофу, которая разрушила жизнь Серафины. Ее муж останется жив. Это будет значить, что Серафина никогда не найдет в своем сердце место для Нидхёгга, но ведь это не так важно. Он… Он сможет прожить и без ее любви. Пускай Серафина останется с Инаем. Пускай будет окружена детьми, которые никогда не улыбнутся Нидхёггу, никогда не назовут его своим отцом. Главное, чтобы они были счастливы. А он тем временем попытается достичь более глобальной цели. Помешать катастрофе в Каэнри’ах недостаточно. Нужно освободить мир от оков Небесного порядка. Уберечь цивилизации от судьбы Сал Виндагнира. Позволить людям сражаться так, как они посчитают нужным, без жестокой кары, без сумасшедших законов, которые равносильны тюрьме. Подарить человечеству подлинную свободу. Нужно только двигаться вперед. «Ты обязательно должен жить дальше». Следовать за целью. Пересечь Квантовое море вдоль и поперек, но отыскать способ вырваться обратно к Воображаемому Древу. Спасти Серафину. Спасти Тейват.              

Акт VI Песня Лорелей

Сколько лет он странствовал по Квантовому морю? Сколько пузырьковых вселенных видел? Нидхёгг пропустил через свое сердце столько трагичных финалов и судеб, что оно постепенно начало черстветь. Его больше не трогали чужие смерти. Он больше не ужасался разрушениям и равнодушно наблюдал за тем, как с неба один за другим падают небесные шипы. Снегопады перестали навевать кошмары. Кровь, синие прожилки на правой половине тела, шрамы на левой — все это теперь не имело значения. Нидхёгг не боялся, не тосковал, не гневался. Только любовь все еще трепыхалась в сосредоточенной на цели душе подбитой птицей. Или, может, лепестком сирени, подхваченным течением беспокойной реки.

Этот фрагмент можно читать под музыку: РАССВЕТОВ, Юля Кошкина — Лорелея. Ставьте на повтор

Нидхёгг спрыгнул с корабля в снег. С вершины горы открывался вид на мир, который не имел с Тейватом ничего общего. Хвойные леса лентой уводили к горизонту, туда, где только-только начинала отстраиваться исследовательская станция «Хорс-8». Даже провалившись в Квантовое море, люди не утратили надежду и рассчитывали рано или поздно отыскать дорогу к спасению. Нидхёгг взглянул на клинок в своих руках. Он отыскал этот меч в разрушенной реальности, где покоились останки какого-то древнего бога — в большинстве пузырьковых вселенных подобных существ называли Эонами. Никто во всем Квантовом море не сумел бы подсказать, что это за клинок и откуда он взялся. Нидхёгг знал точно лишь одно: клинок обладал силой прорезать саму ткань мироздания. Его лезвие с легкостью рассекало реальность, прокладывая между Квантовым морем и Воображаемым Древом мосты. Иными словами, клинок был для Нидхёгга обратным билетом. Может, однажды, когда он найдет способ освободить Тейват от оков Небесного порядка, он вернется в Квантовое море и приведет всех, кто провалился сюда, домой. Нидхёгг отошел от корабля, взглянул на его белый бок, который за время путешествий по пузырьковым вселенным покрылся глубокими царапинами. Корабль напоминал раненую птицу. Осколок истории первоначальной Серафины по-прежнему жил в его двигателе, но горел теперь не так ясно, как прежде. Приборы корабля то и дело сбоили. Каждый новый взлет давался труднее предыдущего. Будучи не в силах избавиться от остальных осколков Серафины, Нидхёгг решил забрать их на Воображаемое Древо — может, хотя бы там они обретут слабое подобие жизни, которой они так жаждали. Однако этот осколок сам не хотел за ним следовать. Он был готов поставить в своей истории точку. Что случится с ним, когда Нидхёгг покинет Квантовое море? Неужели то немногое, что осталось от Серафины, будет обречено на медленное угасание в вечном одиночестве? Пускай осколок не был полноценной личностью, он мог чувствовать, как живое существо. Нидхёгг не хотел для него такой судьбы. Размышляя об этом, он принял очередное непростое решение — в последнее время его жизнь стала напоминать кружево из трудных выборов и неоднозначных поступков. Он не мог подарить осколку свободу, не мог забрать его с собой. Оставалось лишь превратить мучительное угасание в сон, где не будет места ни боли, ни одиночеству. Рука, свободная от клинка, коснулась корабля. Усиленный множеством осколков историй, ледяной Глаз Бога полыхнул так ярко, что на «Хорсе-8» его приняли за падающую звезду. Снег на земле задрожал. Температура вокруг Нидхёгга упала на несколько градусов, и по его рукам, дюйм за дюймом оплетая корабль, поползла ледяная корка. Разгадав его намерение, осколок первоначальной Серафины тихо выдохнул. На миг Нидхёггу показалось, будто холодного лица коснулись чьи-то теплые руки. <Прощай, милый. Помни: где бы ты ни оказался, в Квантовом море или на Воображаемом Древе, мы всегда будем с тобой>. Нидхёгг отступил. На шаг. Другой. Третий. Повинуясь плавным движениям руки, ледяная корка обращалась стеной. Нидхёгг создавал для последней частицы его любимой Серафины прекрасную гробницу. На ледяных гранях серебрился свет звезд. Когда-то Нидхёгг видел, как этот самый свет отражается в глазах цвета северного моря. В тот день на горной вершине он все еще помнил эти глаза. А сейчас не осталось даже воспоминаний. Когда корабль оказался целиком заточен в лед, порожденный болью из самых недр сердца, Нидхёгг отвернулся, поднял руку с зажатым в ней клинком. — Прощай, Серафина. Нидхёгг надрезал реальность острием клинка, и сквозь образовавшийся разрыв хлынул холодный розовый свет. Воображаемое Древо звало… Нет, не домой. У Нидхёгга больше не было дома. Но оно звало защитить дом для других. Обернувшись, Нидхёгг в последний раз взглянул на корабль. Множество осколков из историй разных Серафин парили вокруг в молчаливом ожидании. Они тянулись навстречу холодному свету, мечтая рассказать Воображаемому Древу о своих жизнях, и Нидхёггу оставалось лишь исполнить их мечты. — Давай надеяться, что где-то на Воображаемом Древе все еще есть реальность, где мы с тобой обрели счастье, — шепнул он. А затем, крепче перехватив рукоять клинка, шагнул в портал.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Мощный удар подбросил Тевкра к потолку. Он перекувыркнулся и, сбитый внезапной атакой с толку, чуть не рухнул в когтистые лапы квантовых зверей. — Тевкр! — испуганно вскричала Кли. Прежде, чем произошло непоправимое, вверх метнулась маленькая тень. В ту же секунду воздух за спиной Тевкра прорезали черные нити скверны. Сплетаясь друг с другом, они образовали плотную паутину, которая приняла Тевкра в свои липкие объятия. Рядом тут же очутилась угловатая фигура в бесформенном балахоне. — Успел! — радостно ухмыльнулся Савелий, мальчик-паук. Разъяренные упущенной добычей, звери завыли, сосредоточили свои атаки на нитях скверны. Савелий ругнулся. Паутина опасно задрожала. Тевкр ухватил Савелия за запястье. Паутина оборвалась, и челюсти квантовых зверей клацнули в предвкушении, но успели отхватить только край балахона Савелия. Пространство разорвалось ледяным всполохом. В следующую секунду Тевкр с Савелием очутились на полу, рядом с Кли и Самуилом, под защитой прицельных выстрелов Галины. Неподалеку крутился, орудуя кинжалами, Сампо. Ошарашенный Савелий осмотрел себя так, словно вместо телепортации умер, а потом воскрес в новом теле. — Ох… — начал было он, но вовремя скосил глаза на Галину. — Ох! — Полный «ох», — поддержала Кли. — Вы в порядке? Рукава Тевкра пропитались кровью, но за несколько месяцев Кли успела к такому привыкнуть. Раны затягивались на нем с молниеносной скоростью, и к тому же большую их часть Тевкр оставлял себе сам — в сложных боях он часто полагался на силы мары. — Жить будем. Самуил? Тот не ответил. Он по-прежнему опирался на плечо Кли. Глаза, предельно ясные, были целиком сосредоточены на ожесточенном поединке, который вели с Пьеро Аякс и Матвей. А те тем временем одновременно закончили читать историю Пьеро. Каждая половина Трансцендентного Лика показала своему носителю свою часть истории. Матвей, некогда тоже одержимый идеей свержения Небесного порядка, узнал о планах, которые на протяжении пяти столетий реализовывал Пьеро. Много лет назад он отправил Серафину в Квантовое море, чтобы после неудачи в Каэнри’ах попытать счастья со Снежной, с ее стремительно нараставшей мощью. Поначалу Пьеро рассчитывал использовать с этой целью гнозисы, но со временем заключил союз с Принцем Бездны — и так Фатуи занялись поиском Небесных ключей. Принцу Бездны удалось ввести в заблуждение даже главу Предвестников. Полагая, что они преследуют одну и ту же цель, Пьеро не мог дождаться момента, когда Селестия будет уничтожена. — Ты и правда глава дураков, — с горечью сказал Матвей. — Нет больше никакого Небесного порядка. Он спит уже пять сотен лет. Пьеро мотнул головой, вскинул меч, и они с Матвеем сошлись в очередном противостоянии. Аякс держался поодаль. Он пристально следил за поединком, но вмешиваться не спешил — через Трансцендентный Лик Матвей видел, как он обдумывает какую-то идею. — Думаешь, я не в курсе? — хмыкнул Пьеро. — Не будь так наивен. Небесный порядок спит — но это не значит, что мы свободны от его оков. Люди все еще ограничены безумными законами. Разве ты не хотел бы жить в более справедливом мире? Разве не хотел бы, чтобы твой брат получил Глаз Бога, когда так нуждался в нем? Матвей стиснул зубы. Совершенный наугад укол Пьеро оказался болезненным — забыть смерть младшего брата было Матвею не по силам. — Неужели ты полагаешь, что Небесный порядок уснул навсегда? — Лицо Пьеро на миг исказилось. Страх мешался с яростью, из-за чего каждую черточку до предела сводило напряжение. — Как думаешь, что произойдет с этим миром, когда боги очнутся? Когда они обратят взор на людей, по вине которых погрузились в сон, когда увидят, как много скверны прорвалось в Тейват за время их отсутствия? Ты полагаешь, они дадут человечеству шанс? Встанут на нашу сторону? Помогут в сражении? С губ Пьеро сорвался смех, но глаза при этом таили неподдельный ужас. Удар клинка высек из лезвия Матвея сноп искр. — О, они всегда решали проблемы одинаково. Ты поймешь. В тот момент, когда чертов шип рассечет небо над твоей родиной, когда твои близкие превратятся в монстров, когда все, что ты любил, сгинет в огне божественного «милосердия», ты осознаешь всю степень своего заблуждения. Удар Пьеро пришелся по руке. С трудом сдержав болезненный возглас, Матвей отступил на несколько шагов, отдышался. — И тогда ты спросишь себя: «Почему я думал, что смогу избежать подобной судьбы? Почему не сделал ничего еще тогда, когда у меня была такая возможность?» — Пьеро издал тихий, безрадостный смешок. — Ты возненавидишь себя. Но ненависть не поможет тебе ничего изменить. Она лишь будет служить вечным напоминанием о том, как сильно ты облажался. Когда Пьеро выплеснул на Матвея эти слова, он показался особенно усталым и постаревшим. Несмотря на это, он все равно упрямо продолжал борьбу. Истории Серафины содрогались, принимая на себя его боль. В таком состоянии, да еще и с проклятием бессмертия Пьеро был практически непобедим, но Матвей не мог позволить этому человеку и дальше разрушать мир своими убеждениями. Он знал, каково это. И знал, как важно вовремя остановиться. — Достаточно, Нидхёгг. Я, может, наполовину глухой, но пока не слепой. — Матвей отразил очередную атаку. — Я знаю: богам нельзя верить. И я не меньше тебя хочу добиться того, чтобы будущее Тейвата определяли люди. Но… Черт возьми, да просто посмотри вокруг. Благодаря усилиям мятежников и подоспевших в зал Фатуи ряды квантовых зверей поредели, но это не значило, что последняя битва обошлась без жертв. В лужах крови плавали изорванные знамена Снежной. Под ногой хрустнул чей-то шеврон, которому не суждено было вернуться к владельцу. Обезумевший зверь с рыком тащил по полу тело одного из мятежников — до тех пор, пока его не настигла разъяренная Аня. — Это свобода, ради которой ты сражался? — с трудом сдерживая дрожь в голосе, спросил Матвей. — Чем, в таком случае, ты лучше Небесного порядка? Пьеро оставил провокацию без ответа. С его руки сорвалась череда ледяных кинжалов. Матвей увернулся. — Ты абсолютно такой же, — продолжил он. — Решаешь за людей, кому жить, а кому умереть. Ты не знал о слиянии вероятностей, но все равно понимал, сколько людей погибнет из-за поисков Небесных ключей. А оправдания… — В памяти вспыхнул образ Ростика, и Матвей горько усмехнулся. — Их всегда так просто подобрать. «Я делаю это ради общего блага». «Ради великой цели можно заплатить великую цену». Ты никогда не думал, что боги Селестии говорили перед своей карой то же самое? Чем больше говорил Матвей, тем сильнее распалялся в сердце огонь ярости. Атаки становились все быстрее и решительнее. Лицо Пьеро омрачилось. Руки крепче обхватили рукоять клинка. — Им было плевать на Сал Виндагнир. — Лезвие Матвея прочертило на плече Пьеро длинную борозду. — Ну а тебе плевать на Снежную. На ее людей. На их жизнь и их свободу. Ты лгал целому миру. Ты лгал людям, которые считали тебя своим другом. Заслышав эти слова, Самуил отвел взгляд. — Ты лгал Фатуи, ты лгал каждому человеку этой страны, ты лгал мне, а я следовал за этой ложью — такой же дурак, как и ты! Клинки столкнулись с оглушительным звоном. Глаза Пьеро неистово сверкали. Во взгляде Матвея бесновались воистину демонические огни. Он еще с Сентября Катастроф знал о своих заблуждениях. Не догадывался лишь, насколько они на самом деле глубоки. — Так скажи, Нидхёгг. Почему ты пришел сюда? — Матвей шагнул вперед, ударил наотмашь, но клинок Пьеро без труда отразил выпад. — Почему ты разрушил мою страну?! — Потому что он по-прежнему любит Серафину.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Paolo Vivaldi — Sentimental Drama. Ставьте на повтор

Голос Самуила, проникнутый неподдельной печалью, вынудил Пьеро вздрогнуть, на секунду утратить бдительность. Клинок Матвея полыхнул огнем. Элементальный щит Пьеро схлынул на пол. Раскаленное лезвие прошило его плечо, и Пьеро, вскрикнув, выронил меч, повалился на одно колено, дернулся, пытаясь избавить себя от нестерпимой боли. — Господин Капитано… — выдохнула Кли. Самуил сжал ее плечо, а затем кое-как выпрямился и, прихрамывая, подошел к Пьеро. Матвей встал рядом. Приблизился Аякс, все еще погруженный в задумчивость. — Чего только не сделаешь ради любви. — Самуил качнул головой. — И чего только не сделаешь, когда ее потеряешь. Матвей украдкой скользнул к нему взглядом. — Твои чувства к Серафине были сложными, но искренними, — продолжил Самуил. — И именно поэтому ты должен прислушаться к словам Матвея. Ко всему, что пытается сказать тебе «Холодный огонь». Это… — Его рука дрогнула. — Это не то, чего она хотела бы, Нидхёгг. — С какой стати я должен слушать тебя, Самуил? — тихо отозвался Пьеро. Его голос, поначалу глухой, наполнился гневными нотами. — Ты обвиняешь меня во лжи, но ведь ты и сам лгал мне. Самуил скрестил руки на груди. Его лицо, и без того бледное, теперь обрело почти мертвенный цвет. — Удачно, что в отличие от людей Трансцендентный Лик не умеет лгать. — Пьеро ухватился за рукоять торчавшего из плеча клинка. Меч скользил неохотно, и от каждого его движения по руке Пьеро ручьями сбегала кровь, но он этого не замечал. — Ты… Тысячи лет назад ты был послушной шавкой Небесного порядка. Ты соглашался с их методами, ты был их покорным клинком. Разве я не прав? Разве друг твоей возлюбленной не сжег дотла родной город? Разве ты не помогал своей ненаглядной вырезать деревню, в которой люди обратились монстрами? Теперь уже на Самуила смотрел не только Матвей. Аякс, Кли, Тевкр, Савелий, Галина, Сампо, другие мятежники и Фатуи — десятки взглядов были прикованы к Самуилу, который всегда держал свое прошлое в запертом на замок шкафу, полном скелетов. Клинок Матвея наконец покинул плечо Пьеро и со звоном упал на залитые кровью плиты. Пьеро попытался встать, но силы, похоже, окончательно отказались ему подчиняться. — А что насчет шипа, убившего Шиу, надежду всего человечества? С этим решением ты тоже был согласен? Глаза Самуила сверкнули холодом. Его рука сжалась в кулак, и на мгновение Матвею показалось, что он ударит Нидхёгга, но Самуил продолжал стоять неподвижно — не человек, а концентрация натянутых до предела нервов. — Почему, как ты думаешь, я присоединился к Фатуи? Последовал за твоей покоряющей сердца харизмой? Ты и сам знаешь, что никогда ей не отличался. — Самуил поджал губы. — Да, я служил Небесному порядку. Но ты, похоже, читаешь задницей. Или ты думаешь, я могу хранить ему преданность после того, как женщина, которую я любил, совершила из-за богов самоубийство?! Тевкр позади тихо вздохнул. Он хорошо знал историю Екатерины и потому быстро догадался, что речь идет именно о ней. — Иди к черту, Нидхёгг, — не скрывая боли, продолжил Самуил. — Я знаю, я понимаю, что ты чувствуешь. Пойми и ты: это, — он яростным жестом обвел разрушенный зал, — это не решение, это гребаное безумие. Мы предали все, за что боролись Катя и Серафина. И знаешь, почему? Матвей с Аяксом обменялись взглядами. Они еще ни разу не видели Самуила настолько эмоциональным. Казалось, по его щекам вот-вот побегут слезы, но глаза Самуила оставались сухими. Только голос дрожал, выдавая всю глубину сожалений о прошлом. — Потому что мы дураки. Лицо Пьеро дернулось. — Мы дураки, — громче повторил Самуил. — Жаждущие отмщения идиоты, которые не могут примириться с потерей, со своим бессилием, с тем фактом, что при всей своей любви мы так и не смогли ничем им помочь. На последних словах Самуила глаза Пьеро на мгновение расширились, но он быстро взял себя в руки, предпринял еще одну попытку подняться. На сей раз ему удалось, но ненадолго: покачнувшись, он опять рухнул на колени. На пол выплеснулось еще немного крови. — Я не пытаюсь никому отомстить, — хрипло сказал Пьеро. — Я хочу освободить этот чертов мир. Я хочу освободить… Аякс неожиданно сделал шаг вперед и указал на Пьеро. Будто сумел прочесть его мысли и закончить предложение так, как оно должно было звучать на самом деле. «Я хочу освободить себя». Самуил прикрыл глаза. После эмоциональной вспышки ему стало хуже, и Матвей крепко обхватил его локоть, не позволяя упасть. Аякс тем временем опустился перед Пьеро на колени, всмотрелся в его глаза, будто пытался отыскать за ледяной маской главного Предвестника человека по имени Нидхёгг. Пока Матвей читал истории о замыслах Нидхёгга, Аякс читал истории о его любви. Он видел, каково пришлось молодому Нидхёггу без Серафины. Благодаря встрече с Одиннадцатым он хорошо понимал, как тяжело носить чужие истории. Возможно, осколки Серафины стягивались к Нидхёггу из любви, но для него их присутствие стало бременем. Весь пройденный Нидхёггом путь был отчаянной попыткой найти от них освобождение. Медленно выдохнув, Аякс протянул руку. Осколки историй вокруг Пьеро дрогнули. Они продолжали потерянно жаться к нему во тьме плаща, но история Серафины в сердце Аякса манила выйти на свет. Осколки не могли сопротивляться этому мягкому зову. Как Одиннадцатый тянул на себя фрагменты своих копий, так и Аякс пользовался силами Серафины, чтобы сплести обрывки ее личностей единой нитью. «Я знаю, как сильно вы хотите жить, — говорила своим альтернативным версиям история Серафины. — И как сильно хотите защитить Нидхёгга. Но вы больше не принадлежите Воображаемому Древу. Ваши истории окончены, и настала пора их отпустить. Освободиться самим. Освободить Нидхёгга». Осколки множества Серафин кружили вокруг ладони Аякса, и он слышал их перепуганные голоса: <Но тогда мы исчезнем бесследно>. <Все забудут меня… Для чего тогда существовала моя история?> <А как же Нидхёгг? Как он будет двигаться дальше без нас?> Аякс поднял глаза на Пьеро. Тот молчал. Губы обратились тонкой бледной нитью, а глаза смотрели так колко, будто душа Пьеро рушилась. Он понял. Даже без Трансцендентного Лика он догадался, кого встретил в своем путешествии по Квантовому морю Аякс. — Она жива, — шепнул он. Аякс кивнул. — Она… жива, — потрясенно повторил Пьеро. Его руки задрожали. Несколько долгих секунд он смотрел на протянутую ладонь Аякса с таким лицом, словно внутри его пронзали ледяные шипы. Затем плечи Пьеро поникли, голова опустилась. Он зажал лицо. Сквозь порванные перчатки отчетливо просматривалось мерцание синих прожилок — следы давней катастрофы в Сал Виндагнире. Продолжая одной рукой собирать осколки Серафины, второй Аякс осторожно стиснул Пьеро плечо. Заслуживал ли этот человек спасения или смерти? Аякс не знал. В конце концов, он не был ни судьей, ни палачом. Он был просто человеком, который твердо решил оставить «Список 11» незавершённым. Пьеро совершил немало ужасных поступков, за которые ему еще предстояло понести ответственность. Он отправил Серафину в Квантовое море, убил ради свержения Небесного порядка немало людей, одобрил проект «Одиннадцать», помогал Ордену Бездны в поисках Небесных ключей, организовал нападение на Мондштадт, приложил руку к беспорядкам в Натлане и Сумеру… Список его прегрешений был таким длинным, что не хватило бы всей бумаги Заполярного Дворца. Какая-то часть души Аякса ненавидела Пьеро. Вторая же прекрасно его понимала. Пьеро с Аяксом были похожи. Оба жертвы своего прошлого. Запутавшиеся люди, которые отчаянно пытались оставить боль позади, но выбирали для этого неверные методы. Как и Пьеро, Аякс купался в крови тех, кем решился пожертвовать на своем одичалом пути. Пьеро говорил о спасении мира от Небесного порядка. Аякс говорил о спасении Снежной от Царицы. Одержимость фальшивой целью была лучше пустоты, которая пришла после невосполнимых утрат. Поле того, как оба наполовину превратились в чудовищ. Несмотря на это, Серафина не побоялась протянуть Аяксу руку. Даже когда он стал монстром, она продолжала называть его «милым» и верить в стойкость его сердца. И теперь Аякс решил отплатить Пьеро тем же. Матвей нагнулся, подобрал оброненный клинок, повернул его, взвывая к квантовой силе. Лезвие окутало облако звездной тьмы. Острие надрезало пространство. Осколки историй в руке Аякса по-прежнему хватались за этот мир, но со стороны Квантового моря их звала тихая песня, каждая нота которой была полна тепла, тронутого светлой печалью.

Ты помнишь холм, где цветет сирень? Мы пели там о грядущем лете. Когда на холм опускалась тень, Мы продолжали мечтать о свете. Я слышу часто: на том холме, В том бесконечном, прекрасном мае Их голоса всё зовут к себе, Увидеть мир за последним краем.

Аякс моргнул. История Серафины пробуждала внутри ее воспоминания. Очертания холма, усыпанного лепестками сирени. Три призрачных силуэта, которые стояли к Серафине спиной, в ожидании, когда она наконец присоединится к ним. Инай, Велемир и Ярослава никогда не торопили, надеясь, что Серафина успеет насладиться жизнью, какой бы трудной она порой ни была. Они просили ее найти счастье. Но в то же время дарили надежду, что когда в истории Серафины будет поставлена точка, она не закончится. В своем эпилоге Серафина поднимется на вершину холма, возьмёт любимых за руки и вместе с ними шагнёт за последний край. За пределы всех историй. Ведомые этим чудесным видением, осколки Серафины срывались с ладони Аякса и один за другим растворялись в Квантовом море. Каждый из них отправлялся навстречу своему холму под цветущей сиренью. Аякс посмотрел на Пьеро. С каждым осколком, пересекавшим порог между двумя измерениями, звенья незримых цепей вокруг сердца Нидхёгга трескались. Поначалу его лицо расслаблялось — впервые за пять столетий он избавился от груза, который ни один человек не мог нести в одиночку. Но затем оно, напротив, исказилось мукой. Сквозь Трансцендентный Лик Аякс видел, как дрожит собственная история Нидхёгга, как сжимается, пытаясь укрыться от реальности, его душа. Нидхёгг прекрасно знал о своих грехах. Знал он и то, что никогда не сможет себя простить. А дальше все случилось так быстро, что никто не успел сказать ни слова. Нидхёгг рванулся вперед, выхватил из рук Матвея квантовый клинок, но вместо того, чтобы атаковать, одним движением, полным невысказанной боли, пронзил самого себя. Глаза Самуила расширились. Он сделал шаг, протянул руку, но было уже слишком поздно. Окутанный темным облаком, Нидхёгг исчез. Квантовый клинок рухнул на окровавленные плиты.

Конец музыкального фрагмента

— Охуеть, — позабыв о всяких приличиях, высказался Савелий. Галина не стала его ругать. В глубине души все были с ним согласны. Аякс с беззвучным вздохом стянул половину Трансцендентного Лика. Синий глаз был обращен к квантовому клинку. Подбирать его Аякс не стал, только кивнул, принимая решение Нидхёгга. Может, Нидхёгг наконец исполнит давнюю мечту и растворится в небытии. А может, всем порой нужно упасть на дно Квантового моря — чтобы там, в недрах тьмы, вспомнить о свете собственного сердца. Аякс поднялся, обернулся, обвел взглядом лица друзей, погруженный в хаос зал. Мары, мятежники и выжившие Фатуи сражались с остатками квантовых зверей. Галина сделала последний выстрел из ружья, откинула назад тяжелые волосы, в которых понемногу успокаивались сгустки скверны. Сампо опустил кинжалы. Аня с Наташей отступили от дверей, где спасли от атаки квантового зверя рогатую мару. Битва за Снежную наконец подходила к концу. Аякс посмотрел на Матвея. Тот тоже снял свою половину Трансцендентного Лика. Они больше не могли читать истории друг друга, но по-прежнему хорошо друг друга понимали. Матвей улыбнулся. Аякс улыбнулся в ответ. В этот момент Самуил покачнулся и с тихим, едва уловимым вздохом осел на пол. Лицо Матвея испуганно вытянулось. Он опустился рядом с Самуилом. Тот не мог даже сидеть — Матвею пришлось подхватить его, бережно уложить прямо посреди разрушенного зала, пристроить его голову у себя на коленях. Аякс метнулся на помощь. Рядом очутились Тевкр и Кли, Сампо и Галина, даже мальчишка-паук Савелий. Мятежники «Холодного огня» молча стягивались к центру зала. За ними, опустив головы, следовали мары и солдаты Фатуи. Сквозь толпу пробились Аня с Наташей. Не теряя времени, Наташа подсела к Самуилу, но ран было слишком много — никто не мог даже сообразить, какой стоит заняться в первую очередь. — Ах, черт, — в сердцах ругнулась Наташа. С лица Матвея схлынули краски. В ухе шумело — за протяжным звоном он не слышал чужих голосов. Все его внимание было сосредоточено на человеке, который заменил ему давно потерянного отца. На человеке, который с каждым выдохом казался все дальше от мира живых. Под глазами Самуила залегли тени. Он еще никогда не выглядел таким уставшим, таким… далеким. — Нет, нет, нет, — замотал головой Матвей. — Даже не думай. Даже, блядь, не думай. Ты обещал, что мы поговорим. Ты же говорил, что ценишь слово. Тогда почему вздумал его нарушать? — Матвей… — вздохнула Наташа. Матвей снова мотнул головой — с такой силой, что слуховой аппарат едва не вылетел из уха. Он отказывался принимать такой исход. Плевать ему было на то, кем был Самуил в прошлом. По правде говоря, Матвею было плевать и на прегрешения Аякса. Что бы там ни было, эти люди были его семьей. Матвей любил их, а они любили Матвея — одного этого было достаточно, чтобы бороться за них до конца. До победного, черт побери, конца. — Да погодите вы хоронить старика! — воскликнула, прижав к уху прибор для связи, Аня. — Матвей, с тобой хочет поговорить Тоня. Он торопливо достал прибор для связи — изрядно поцарапанный, но по-прежнему целый. В ухе раздался голос Тони. Она говорила на удивление спокойно, хотя Матвей даже на расстоянии чувствовал, как отстукивает нервный ритм ее сдавленное тревогой сердце. — Так, милый, послушай. Я знала, какой ты у меня сорвиголова, и потому положила тебе особое лекарство. Матвей судорожно ухватился за поясную сумку. — Ты ведь помнишь? «Красная — для крови». В своем последнем письме Кевин подсказал, как улучшить рецепт. Мы с Наташей уже пробовали его раньше, и я надеюсь… Это остановит кровопотерю. Должно остановить. Матвей отыскал нужное лекарство, от волнения выронил, но Аякс вовремя его перехватил. Наташа тут же принялась за работу. Матвей с Аяксом неотрывно наблюдали за ее действиями. Кли с Тевкром подошли еще ближе. Тевкр опустился рядом с Аяксом. Кли положила ладони на плечи Матвея. Сампо нервно покручивал кинжал. Аня кусала губы. Все молчали, словно боялись, что одно неосторожное слово выбьет Самуила из мира живых: никто не мог понять, какая сила все еще удерживала его на перепутье. Матвей на всякий случай крепко сжал его ладонь. Вторая рука касалась прибора для связи — так создавалось ощущение, что Тоня сидит рядом. Наташа дала Самуилу лекарство. Отстранилась, оглядывая его раны, покачала головой. — Он все еще слишком слаб. — Что это значит? — резко спросил Матвей. Аякс сжал его локоть. Матвей не заметил. Его широко распахнутые глаза неотрывно смотрели на Наташу. Кли, руки которой по-прежнему лежали на плечах Матвея, ощутила, как он напрягся. — Я не знаю, Матвей, — тихо призналась Наташа. — Я сделаю все возможное, но… Не уверена, что справлюсь. Слишком много ран. Губы Матвея дрогнули. Он был так шокирован, что забыл о необходимости моргать. Кли вздохнула. Она понимала. Осознавать, что даже после такого трудного пути спасти своего близкого невозможно… Это больно. Это так больно, что раны, нанесенные подобной потерей, не заживают никогда. Она прижала руку к сердцу, посмотрела на Тевкра. — Черт, — шепнул тот. — Был бы здесь Антон… Осененный идеей, Аякс подскочил, под прицелом удивленных глаз попытался рассечь воздух ребром ладони, но потерпел неудачу. Слишком вымотался. Безмолвно ругнувшись, он посмотрел на Матвея, словно хотел попросить прощения за бессилие, но тот не отрывал взгляда от Самуила. — Нет-нет, — вдруг раздался рядом с Кли звонкий голос. — Даже не думайте вешать нос! Это еще не конец. Кли изумленно выдохнула, повернулась — и тотчас увидела перед собой хорошо знакомую девушку. Ее светлые волосы непослушными локонами струились по плечам, изумрудные глаза хитро щурились, а лицо с лисьими чертами таило ласковое выражение. Это была София. «Что ты здесь делаешь?» — не сдержала удивления Кли. София одарила ее улыбкой. Глаза Кли поневоле наполнились слезами: они с Софией, пускай и сохраняли незримую связь, не виделись уже несколько месяцев. Кли даже не представляла, насколько соскучилась. — Ну, я же говорила, что отправлюсь в путешествие. Так уж вышло, что дорога приключений привела нас с Кевином в Снежную. «Привела вас с Кев…» — Погоди, что? Кли была так поражена, что даже не заметила, как заговорила вслух. Взгляды остальных обратились к ней. Глаза Тевкра сверкнули: он ощутил незримое присутствие оскверненной. София засмеялась. — Не могли же мы пропускать очередную революцию! У Кевина к ним особая любовь. Правда, ему пришлось отлучиться по другому делу. А я решила задержаться. Очень уж хотелось убедиться, что ваша история обретет свой счастливый финал. Я плачу из-за грустных концовок. — Она неожиданно посерьезнела, скрестила руки на груди. — Ладно, шутки в сторону. Скажи, дорогая, Клятва Ветра сейчас при тебе? Кли до сих пор не могла оправиться от изумления, а потому только кивнула. С Сентября Катастроф она ни разу не воспользовалась Клятвой Ветра, но на всякий случай всегда носила ее с собой. Кто знает, когда тебе понадобится срочно перенести свое сознание в прошлое. — Помнишь трюк, который вы с Кевином провернули во время битвы в Долине Ветров? — продолжила София. — Когда ты из будущего устроила вашу встречу в прошлом? Кли не понадобилось лишних слов. Достав Клятву Ветра из внутреннего кармана плаща, она мельком переглянулась с Софией. Та кивнула, не скрывая улыбки. Приободренная ее присутствием, Кли закрыла глаза, и Клятва Ветра покорно воспарила над сложенными лодочкой ладонями. Зал озарился вспышкой розового света. Сосредотачивая в своих руках энергию Небесного ключа, Кли вспоминала слова, которые однажды, передав ей наследие Софии, сказал Кевин: Все дело в скорости сознания. Куда бы ты ни двигалась, ты должна делать это очень быстро. «Но ведь этого недостаточно, — заметила Кли. — Да, я смогу переместить свое сознание в прошлое, но чем это поможет? Я ведь так и останусь незримым наблюдателем!» — Ах, Кли, — прищурилась София. — Ты же начинающая ведьма! Ты разве не знаешь, как сильно они любят путешествовать по снам?               Увиденный сон долго не давал Антону покоя. Может, это было связано с удивительно реалистичными образами, а может, Антон просто слишком волновался за Аякса с Тоней. Так или иначе, миролюбивые пейзажи чайной деревни больше не приносили умиротворения. Вне зависимости от того, чем пытался занять себя Антон, мысли возвращались к «Холодному огню», к революции, к судьбе семьи. К словам, которые прокричала ему привидевшаяся во сне Кли. Ты нужен нам, Антон! Вечером он вышел на порог дома, в котором теперь жил. Над порогом до сих пор покачивался фонарь, который на прошлой неделе принес в честь грядущего праздника Чжун Ли. Прислонившись плечом к косяку, Антон смотрел в звездное небо — и пытался понять, как следует поступить. Забыть тревожный сон? Или, бросив все, устремиться в Снежную, где сейчас бились за свободу страны его брат и сестра? Он скрестил руки на груди, тихо вздохнул. Жалко, что Чжун Ли вернулся в гавань. Антону бы не помешал сейчас совет мудрого Архонта. Задумавшись, он подставил руку, и в ладонь опустился сорванный ветром листок. Антон ухватил его за черенок, принялся крутить в пальцах, будто надеялся, что хотя бы одна сторона листка покажет правильное решение. Тот, разумеется, оставался безучастным. Антон снова вздохнул. Ты нужен нам, Антон! «Ты ведь обещал им. Три с лишним месяца прошло… Не думаешь, что уже отдохнул достаточно? Хотя бы для одного рывка». Антон разжал пальцы, и листок поднялся в небо. Вскоре его силуэт растаял в вышине. Антон провожал его взглядом — так долго, как только мог. А затем, развернувшись, скрылся в доме. Через пару часов он снова вышел на крыльцо. Вместо ханьфу он облачился в привычный пиджак. Волосы, в чайной деревне всегда распущенные, были теперь собраны в хвост. За спиной болтался походный мешок, который Антон набил травами и лекарствами. В конце концов, там, куда он отправлялся, без трав и лекарств было не обойтись. Крепко обхватив лямки походного мешка, Антон в последний раз поднял голову к небу. Звезды молча наблюдали за тем, как он запирает дверь, как спускается по ступенькам, как проходит между деревьев, останавливается у границы чайной деревни, чтобы бросить прощальный взгляд на крыши, залитые светом праздничных фонарей. Уголок губ Антона слегка дернулся. «Только дождитесь. Пожалуй, за столько месяцев в чайной деревне я разучился ходить быстро». Кивнув в такт своим мыслям, он развернулся и, больше не оборачиваясь, зашагал по ночной дороге — туда, куда звала его маленькая ведьма из сна.

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: Cobby Costa — The Weight of My Tears. Ставьте на повтор

Пальцы правой руки бездумно теребили бумажный цветок, на котором отпечатались капли крови. Левая щелкала крышкой зажигалки. С одной стороны, хотелось сорваться с места, броситься прочь, бежать, бежать до тех пор, пока обессиленное тело не сорвалось бы с какой-нибудь скалы. С другой, Самуил не мог заставить себя пошевелиться. — Ну и ну, Самуил, да ты просто ходячий мрачняк. Выше нос, приятель! Да, приказ был неприятный. Но это ведь не конец жизни. Самуил поднял взгляд. Гермес, один из этих божественных засранцев, с невозмутимым видом чистил ножичком ногти. Его голову покрывал ореол золотых кудрей, таких безукоризненно мягких, что жесткие волосы Самуила казались на их фоне пучком соломы. На белом костюме не наблюдалось ни единого пятнышка — Самуил же до сих пор был весь покрыт чужой кровью. Катиной кровью. Рука стиснула бумажный цветок с такой силой, что тот смялся. — Это конец Катиной жизни. — Дружище, — махнув ножичком, проникновенно начал Гермес. — Твоей силой восхищается вся Селестия, и у тебя есть неплохие шансы однажды вознестись. Поэтому позволь дать тебе совет: относись ко всему проще. А иначе быстро свинтишь с катушек. Вопрос, который сорвался с губ Самуила, напоминал волчий рык: — Проще? — Да, проще, — подтвердил Гермес. Вытянув руку, он полюбовался результатом своей работы, но остался недоволен. Движения ножичка стали нервными, рваными. — Жизнь становится гораздо легче, когда оцениваешь ее исключительно с практической точки зрения. Ты и сам прекрасно знаешь, психическое состояние Екатерины в последний год… мм… оставляло желать лучшего. Уж лучше так, чем если бы она повторила судьбу Шиу. А так она хотя бы до последнего вздоха оставалась человеком. Крышка зажигалки захлопнулась так громко, что Гермес невольно подскочил. Самуил встал. Сердце разрывало в клочья. Хотелось кричать и плакать одновременно. Нет. Хотелось выхватить у Гермеса этот чертов ножик, вогнать ему в шею — и не отпускать до тех пор, пока сказанные им слова не провалятся обратно в глотку. Но… Самуил взглянул на истрепанный бумажный цветок. На смену ярости пришла усталость. Прикрыв глаза, он несколько секунд стоял, пытаясь отдышаться, а затем, не глядя на Гермеса, направился к выходу. У дверей его настиг тихий оклик: — Самуил. Он остановился, но поворачиваться не стал. — Мне жаль, — сказал Гермес. — Правда жаль. Я знаю, ты тот еще упрямец. Поэтому прошу лишь об одном: перед тем, как сделать нечто непоправимое, подумай о последствиях. Афина не прощает своеволие. В глазах Самуила сверкнула ярость. Стиснутый до дрожи кулак уперся в дверной косяк. Самуил хотел ответить — что-нибудь колкое, настолько язвительное, чтобы идеальное лицо Гермеса скривилось, чтобы фальшивый образ милосердного бога разлетелся вдребезги. О, как же он хотел сорвать эту ненавистную маску, обнажить чудовище, которое пряталось под ней, прокричать целому свету: «Смотрите на этих лжецов! Смотрите, что делают те, кто клялся вас защищать!» Но грудную клетку сдавливала тяжесть. Самуил не мог произнести ни слова. Люди верили богам. А оскверненных, которые в последние годы начали терять над собой контроль, боялись. Вместо девушки с уязвимым сердцем они видели в Екатерине Смерть в короне из ледяных цветов. Именно поэтому никто не ужасался приказу Небесного порядка. Оскверненные с самого начала были для Тейвата оружием. Все эти разговоры о великих героях не стоили ни гроша. Едва оскверненные сорвались с поводка, боги тотчас скинули с них золотые венцы и низвергли с небес в глубины ада. — Засунь свою жалость себе в зад, Валефор, — сказал наконец Самуил. — Вы называете оскверненных чудовищами. Но знаешь, что? Он резко развернулся, и взметнувшийся кулак разломал косяк. — В отличие от вас, они до самого конца хранили свою человечность. Гермес со вздохом отвел взгляд. На короткий миг в чертах его лица проступила многовековая усталость. — Мы и не люди, Самуил. — Так будьте честными, — хрипло отозвался тот. — Называйте монстрами себя, а не тех, кто отдал ради вас свои жизни. С этими словами он покинул комнату. Больше на базу Небесного порядка он не возвращался.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Открыв глаза, Самуил первым делом увидел Матвея. Тот сидел у кровати, откинувшись на спинку стула, и дремал. Голова покоилась на груди. Дыхание было размеренным и глубоким. На виске темнела подживающая ссадина, края которой были стянуты пластырем. Бинты покрывали руки, будто причудливые перчатки. Матвей выглядел таким измотанным, что не хватало только таблички «Отправьте меня в отпуск» — при виде теней под его глазами и покрытой шрамами шеи сердце Самуила невольно сжалось. Тем не менее, Матвей был жив. От одной мысли об этом боль, терзавшая каждую клеточку тела Самуила, отступала, а дышать становилось капельку легче. — Везучий ты сукин сын, — шепнул он. На глаза по неведомой причине навернулись слезы. Самуил спешно стер их, отвернул голову к окну, за которым золотился свет солнца. Хотелось выглянуть на улицу, вдохнуть бодрящий зимний воздух. Закурить. Да, после всего произошедшего Самуилу явно не помешала бы сигарета-другая. Или, скажем, стаканчик огненной воды. Но в таком состоянии о сигаретах и огненной воде можно было не мечтать — Самуил не смог бы даже шагу ступить без посторонней помощи. Оставалось только любоваться свежим снегом, который искрился на верхушках елей, словно драгоценная пыль. — Кто бы говорил, засранец, — раздался позади насмешливый голос. — Мы тебя чудом с того света вытащили. Самуил обернулся. Потерев сонные глаза, Матвей выпрямился. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Самуилу чертовски хотелось сесть, прижать этого невозможного парня к себе, взъерошить ему волосы — действие необязательное, но зато приятное. Увы, тело напоминало мешок с картошкой, поэтому Самуил смог только похлопать его по колену. Матвей слабо усмехнулся. — Расскажешь, что произошло? — попросил Самуил. — Я помню, как этот ублюдок Нидхёгг отправил самого себя в Квантовое море, а потом… Потом я, по всей видимости, ненадолго заглянул на тот свет. Уголки губ слегка дернулись. Самуил до сих пор помнил видения, которые обернули его подобно пуховому одеялу. Мир откатился в прошлое, в те дни, когда война со скверной только-только начиналась. Оля была жива. Взявшись за руки, они с Катей с веселым хохотом кружили посреди праздничного зала. София отстукивала ногой ритм и все подбивала на танец Арея, а тот стеснялся, делал вид, что ему срочно нужно поговорить с Терионом. Терион бочком отходил подальше — его целиком устраивала компания бокала вина. Тэмари, облокотившись на барную стойку, испытывала на прочность Идриса. Тот спокойно принимал бомбардировку корабельными терминами и, покачивая головой в такт мелодии, изредка спрашивал Тэмари о море. Цзиньхуа держалась в сторонке. Титул дочери императора не позволял ей пускаться в беззаботный пляс, поэтому она потягивала чай — величественно, но не скрывая веселых искр в глазах. Боль и смерть казались бесконечно далекими. Чуть ли не сказкой, какой пугают перед сном непослушных детей. А Самуил стоял у дверей в зал, не решаясь пересечь порог. Заметив это, Катя с Олей остановились. В свете гирлянд рыжие локоны Оли сияли подобно нимбу. Катины глаза глядели со спокойствием, с теплом — Самуил уже и забыл, когда в последний раз видел в них подобное выражение. — Ты идешь? — мягко спросила Катя. Какая-то часть души призывала кивнуть. Взяться за протянутую ладонь. Танцевать с остальными, не зная ни горестей, ни забот. Вот только… — Ты обещал, что мы поговорим! — Эй, Самуил. — Возвращайся к нам, старик. — Господин Капитано! Вторую часть души тянуло обратно, в мир живых. Туда, где ждали люди, ставшие Самуилу семьей. Он примкнул к «Холодному огню» ради идеалов Екатерины, но в конце концов явился на последнюю битву с твердым намерением отстоять будущее своих товарищей. Тех, кого за несколько месяцев успел полюбить всем сердцем. Самуил чувствовал, что должен… Нет. Что хочет к ним вернуться. — Прости, Катенька, — шепнул он. — Воссоединиться с вами было бы здорово, но… Я хочу пожить еще немного. Я ведь все-таки обещал. А Капитано всегда держит свое слово. Он развернулся, и зал за спиной начал понемногу таять. Исчезли знакомые лица. Рассыпалась нотами праздничная музыка. Пропал, обратившись золотыми искрами, свет гирлянд. Истории древности становились сияющими страницами — и, взмывая ввысь, таяли в ослепительной белизне. Некоторое время Самуил провожал их взглядом. Он столько столетий носил их в своем сердце… Настала пора отпустить. Закрыть прочитанную книгу и наконец приступить к новой. Перед тем, как ответить, Матвей долго вглядывался в лицо Самуила. Так, словно до сих пор носил Трансцендентный Лик и пытался прочитать историю, которая столько времени оставалась для него загадкой. Затем, откинувшись на спинку стула, он приступил к рассказу. Лекарство умницы Тони, усилия Наташи и неожиданно прибывшего из Ли Юэ Антона, младшего брата Аякса, спасли Самуилу жизнь. Не только Самуилу — Наташа с Антоном умудрились вытащить с того света многих мятежников, пострадавших из-за обвала. Фатуи тоже не остались без внимания. Раненых перенесли в госпиталь, который Наташа организовала в крыле Предвестников. С теми, кто уцелел, провели не один трудный разговор. Одних Фатуи привлекли к ответственности. Других помиловали. Кто-то сам пришел к Матвею с повинной, кто-то пытался присягать на верность. Были и те, кто умудрился сбежать — «Холодному огню» еще предстояло их отыскать. За тяжело раненой Коломбиной присматривала Арлекино. Панталоне, который приехал с базы «Холодного огня» через пару дней после битвы, уже строил планы по восстановлению Заполярного Дворца. Судьба Пульчинеллы оставалась неизвестной. Самуил не сомневался, что этот изворотливый старик выжил — и наверняка исполнил свою давнюю мечту, уехал на другой конец страны, где сменил богатые одежды на простое рабочее одеяние да открыл собачью ферму. Он всегда был странным, Пульчинелла. Да и ну его к чертовой матери: Самуил точно знал, что проблем он теперь не доставит. Негоже ведь ударять лицом в грязь перед любимыми собаками. Что касалось Пьеро, тот безвозвратно сгинул в Квантовом море. О его дальнейшей судьбе можно было только догадываться. Самуил беззвучно вздохнул. Как ни странно, даже после всего произошедшего он надеялся, что Нидхёгг уцелел. И обрел слабое подобие счастья. Или хотя бы душевного спокойствия. Сложно было сказать, заслуживал ли этого Нидхёгг, но Самуилу было плевать. В конце концов, когда-то они были друзьями. Что касалось Снежной, ее будущим только предстояло заняться. За последние годы многие вещи пришли в упадок. Слияние вероятностей и революция только подлили масла в огонь — столица оказалась наполовину разрушена, а про состояние остальных городов нечего было и говорить. К счастью, альянс стран, образованный в конце Сентября Катастроф, уже предложил Снежной помощь. Работы предстояло много, но Матвея это не пугало. Он вообще выглядел на редкость умиротворенным. — Когда восстановим все основное, я хотел бы… — Матвей на мгновение примолк, бросил взгляд за окно, где размеренно покачивались макушки елей. — Я хотел бы сделать в столице мемориал. — В честь погибших мятежников? — догадался Самуил. Матвей сложил руки на груди. — Не только. Эта война отняла непозволительно много жизней, Самуил. Среди Фатуи хватает плохих людей, но ведь и хороших тоже. Многие из них просто хотели защитить свою страну. Никто не виноват, что мы оказались по разные стороны баррикад. — Ты не винишь Нидхёгга? — спросил Самуил. Матвей вздохнул, потер большим пальцем шрам на шее. Самуил прищурился. После битвы в Заполярном Дворце Матвей стал казаться старше лет на пять. — Был бы он здесь, он бы отвечал за свои грехи согласно закону. — Это не ответ на мой вопрос, — засмеялся Самуил. Матвей стрельнул в его сторону недовольным взглядом, а затем, слабо усмехнувшись, качнул головой. — Я не знаю. Хотел бы, наверное. Нидхёгг натворил немало дел, от лаборатории номер восемь до слияния вероятностей. Но я ведь тоже когда-то был таким. Думал только о свержении Небесного порядка да разрушал все, к чему прикасался. — Ты в этом не одинок, — призадумавшись, ответил Самуил. Матвей кивнул. — Ну, мы же Фатуи. Дураки. Заслуживают ли дураки второго шанса? — Усмешка на его губах превратилась в улыбку. — Я знаю лишь, что мне в свое время повезло его получить. — Ты многим дал второй шанс, — заметил Самуил. — Не в такой уж и плохой мир это нас привело, да? Матвей тихо рассмеялся. — Наверное. Некоторое время они молчали. Сложив руки на коленях, Матвей в задумчивости крутил большими пальцами. Самуил глядел на потолок. Никто не написал там, какой тропой двигаться дальше, но Самуил и не нуждался в подсказках. Здесь, в этой залитой солнцем комнате, он впервые за долгое время ощутил, что может просто раствориться в настоящем — и наслаждаться им без оглядки на прошлое, без тревоги о будущем. — Что насчет Трансцендентного Лика? — спросил Матвей. — А что насчет него? — передернул плечами Самуил. — Как по мне, вы с Аяксом отлично в нем смотритесь. Конечно, половина Лика обладает урезанной силой, но я все равно в душе не чаю, как его восстановить. Матвей вздохнул. — Да я не об этом. Ты не хочешь вернуть его себе? Самуил отнесся к вопросу с неожиданной серьезностью. Трансцендентный Лик был неотъемлемой частичкой его «я» уже бессчетное количество веков. Все это время Самуил без устали читал чужие истории. А еще постоянно видел свою собственную — местами изорванную в клочья эрозией, местами яркую, как капли крови на покрытом льдом полу. Признавать это было все равно что вырывать половину сердца, но Самуил счел, что настала пора примириться с истиной. — Нет. Я устал, Матвей. Сражаться… и не только. — Ты больше не хочешь читать историю о Екатерине. Самуил невольно вздрогнул. До чего проницательный мальчишка. Вечно его глаза, такие же ярко-красные, как у Кати, всматривались в самую суть. Опустив голову, Самуил издал смешок. — Догадался, значит. — После всего, что наговорил Нидхёгг, это было не так уж и сложно, — заметил Матвей. — Но я подумал об этом еще раньше, когда ты остановился посмотреть на ее статую в секретном проходе. Самуил… — Он поколебался. Затем, выдохнув, подался вперед, осторожно коснулся руки Самуила. — Может, нам стоит об этом поговорить? Самуил неуверенно дернул уголком губ. — Послушай, тебе предстоит столько работы, и… — И я определенно не побегу делать ее прямо сейчас, — оборвал Матвей. — Самуил, я не шутил. Я правда считаю тебя своим отцом. И я знаю, ты тоже говорил искренне. Так неужели ты думаешь, у сына не найдется времени выслушать отца? — О, я… Самуил запнулся. Слезы, которые прежде удавалось подавить, снова закололи глаза. Самуил часто заморгал, но это не помогло. Столько чувств столкнулось в душе одновременно… Столько любви и благодарности теснилось в сердце. Сдерживаться дальше было попросту невозможно. Даже для такого древнего человека. Мокрые дорожки расчертили лицо. Самуил удивленно коснулся щеки: сложно было вспомнить, когда он плакал в последний раз. — Во время битвы ты сказал мне, чтобы я не сражался в одиночку, — мягко добавил Матвей. — Но ведь тебя это тоже касается. Не пытайся вытянуть все на своих плечах, Самуил. Тот ответил не сразу. Удивительно, сколько времени может потребоваться человеку, который тысячи лет не оплакивал свою потерю вслух. Матвей не торопил. В его глазах теснились печальные блики, но взгляд таил тепло, и в конце концов, согретый им, Самуил совладал с чувствами. Зачесал назад встрепанные волосы. Выдохнул. Нет никакой нужды хранить древние тайны. Катя не вернется, оскверненные не воскреснут, а Небесный порядок… Небесный порядок пускай идет к черту.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Ma valise, Max Richter — When She Came Back. Ставьте на повтор

Самуил прикрыл глаза. Когда слезы окончательно иссякли, он вполголоса поведал Матвею о войне со скверной. О юной девушке, которую однажды привели из разрушенной деревни в столицу Чернодола. Девушку звали Екатерина. В скором времени она стала оскверненной. — Странно это: следовать за человеком, за которым никогда не сможешь угнаться, — с горькой усмешкой говорил Самуил. — В первый год никто не думал, что война со скверной продлится так долго. Мы были до смешного наивными. Мир рассыпался, а мы верили, что сумеем удержаться на его жалких обломках и останемся такими, как раньше. Матвей не перебивал. Его глаза задумчиво изучали шрамы на руках Самуила. Некоторые из них остались еще со времен той давней войны. — Все изменилось… — Голос Самуила на мгновение сорвался на шепот. — Так быстро. Через год после начала войны Оля, близкая подруга Екатерины, заразилась скверной. На руинах зала, где еще несколько часов назад гремел праздник, оскверненное чудовище занесло над раненым Самуилом свои когти. Несколько секунд он глядел в глаза смерти — а затем тело, в котором еще угадывались Олины черты, пронзил ледяной клинок. Это был день, когда Екатерина впервые применила свое милосердие. — Она спасла мне жизнь, но никто из нас так и не испытал радости. — Самуил тоже взглянул на один из своих шрамов. — Смерть Оли разделила нас навсегда. Катя не жалела о своем выборе, но он никогда не переставал ее терзать. А я чувствовал вину за то, что ради меня она оборвала жизнь человека, которого любила больше всех на свете. Матвей беззвучно вздохнул, кивнул, чтобы Самуил продолжал. — Все последующие годы мы общались, и я… Глупо, наверное, но я никогда не переставал ее любить. Иногда мне казалось, что рано или поздно война закончится, и тогда мы сможем оставить все произошедшее позади. Что «мы» все еще можем случиться. — Самуил со смешком закрыл глаза. — Но с каждым годом Катя оказывалась все дальше от смертного мира. Я помню, как в последний раз увидел ее живой. Матвей опустил взгляд. — Она еще никогда не казалась мне такой потерянной. Это случилось после того, как София, откатив состояние артерий земли, впала в кому. Екатерина сидела в зале, где мы нередко собирались обсудить предстоящие вылазки, и все складывала, складывала бумажные цветы… Самуил качнул головой, ненадолго замолк. Рука невольно дернулась. Самуил вспомнил, как держал в пальцах последний бумажный цветок, сложенный Екатериной. Ее прощальное послание. Судорожно выдохнув, он все же решился рассказать остаток истории. Вскоре после падения Шиу Небесный порядок принял решение уничтожить оскверненных. Самуил получил тот же приказ, что и Мэйко, подруга Тэмари. «Убей Екатерину». Боги знали, что Екатерина доверяет Самуилу. Знали они и то, что у Самуила хватит сил на подобное деяние. Едва получив приказ, он в самом деле отправился к Екатерине домой. Пояс оттягивали ножны с клинком, но Самуил никогда бы не решился поднять на Екатерину руку. Он хотел спасти ее. Сделать что угодно, лишь бы укрыть от взора Небесного порядка. Освободить от необходимости вести войну, которая разрушала Екатерину изнутри. Помочь ей — хотя бы один раз. Но Екатерина никогда не нуждалась в его помощи. Дверь была открыта. Ведомый дурным предчувствием, Самуил промчался через погруженный в полумрак коридор, вбежал в гостиную — в свои редкие визиты домой Екатерина любила проводить там время. Самуил уже не помнил, что прокричал в тот день. «Надо бежать» или, может, «Давай уйдем отсюда». А может, крик так и не успел сформироваться в полноценное предложение, потому что именно в тот момент Самуил пересек порог гостиной и увидел то, что осталось от Екатерины. На столе стояла чашка с недопитым кофе. Рядом с блюдцем лежал бумажный цветок — его сгибы были проглажены так бережно, словно создательница просидела над ним по меньшей мере полчаса. А рядом со столом лежала женщина. Ее белые волосы разметались по окровавленному полу. Тело покрывала ледяная корка. Екатерина знала, как тяжело убить оскверненного. Поэтому обошлась с собой воистину безжалостно: пронзив себя клинком, она обратила свои внутренности в лед. Оскверненные понимали, какую судьбу уготовал им Небесный порядок. Меньше всего Екатерина хотела, чтобы Самуил проходил то же, через что после убийства Оли пришлось пройти ей. Самуил не знал, сколько времени просидел, прижимая к себе ее ледяное тело. Тысячи вопросов роились в голове. Если бы он был внимательнее? Если бы пришел раньше? Если бы в начале войны был достаточно силен, чтобы защититься от Оли самостоятельно? Если бы сумел сберечь Олю от заражения? Что, что, что он мог сделать по-другому, как мог обратить непоправимое вспять? Ответов не было. Кати тоже больше не было. На сгибе бумажного цветка, который она сложила для Самуила, значилось одно-единственное слово. «Прости». — Как если бы я хоть раз таил на нее обиду. Матвей ободряюще сжал локоть Самуила. Сказать было нечего: невозможно подобрать слова, способные примирить с самоубийством родного человека. Поэтому Матвей просто оставался рядом. А Самуил, накрыв его руку своей, смотрел в окно и часто дышал, пытаясь отпустить призраков давнего прошлого.

Конец музыкального фрагмента

— Самуил, — окликнул Матвей. Он повернул голову, избегая смотреть Матвею в глаза. Матвей улыбнулся. Несколько печально, но искренне. — Я рад, что ты здесь. Спасибо, что выбрал остаться. — Ты… — Самуил дернул уголком губ. — Ох. Разумеется, я выбрал остаться. С вами, балбесами, в могиле спокойно не полежишь. Матвей, не выдержав, засмеялся. Поразмыслив, Самуил к нему присоединился. Не потому, что было смешно. А потому, что он и вправду был рад. Быть здесь. В этом солнечном дне. На пороге будущего, которое только предстояло отстроить. С людьми, подарившими дураку второй шанс. — Давай построим Снежную, которой Екатерина смогла бы гордиться, — сказал Матвей, протянув ладонь. — Вместе. В глазах Самуила сверкнули теплые блики. — Давай построим Снежную, которой будем гордиться мы. Снежную, в которой зародится еще немало счастливых историй, — ответил он. А затем, не скрывая улыбки, пожал Матвею руку.

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: Evan Call — An Admirable Doll (Though Seasons Change Ver.). Ставьте на повтор

Тронный зал был разрушен, и восстанавливать его в ближайшее время никто не собирался. Так что на общее собрание Матвей спустился в обеденную — тоже порядком потрепанную, но хотя бы целую. Здесь уже расположилась примечательная компания. Наташа с Антоном обсуждали травы. В дальнем углу общались Панталоне с Арлекино. Тевкр ухитрился где-то раздобыть кофе и теперь угощал им Мирослава. Кли беззаботно болтала с Аней. Аня бурно жестикулировала, рассказывая одну из своих фирменных историй, а Кли звонко смеялась. В ухе у нее покачивалась Клятва Ветра. Сампо с Галиной беседовали у окна. Пройдя мимо, Матвей уловил обрывки их разговора: Сампо объяснял Галине, что не собирается возвращаться в Навь. — Пятьсот лет прошло, — развел руками он. — Мой дом теперь здесь, рядом с «Холодным огнем». И потом, Снежной предстоит еще долгий путь к исцелению. Интуиция подсказывает мне, что без старого доброго Сампо тут будет никак не обойтись! Матвей усмехнулся. Это правда. Без старого доброго Сампо, его умения находить невозможные вещи и поддерживать бодрость духа даже на грани отчаяния Снежной придется туго. Поразмыслив, он остановился, повернулся к Галине. — Извините, что вмешиваюсь. — Та только плечами пожала. — Мы не собираемся закрывать границу Снежной. Если мары захотят, они всегда могут вернуться в обитаемые земли. Галина скрестила руки на груди. — Что ж, — она хохотнула. — Думаю, некоторые из нас воспользуются этим предложением. Глядишь, сослужат вам, окаянным, хорошую службу. — Ты не вернешься? — уточнил Сампо. Галина взглянула на него с беззлобной насмешкой. — Как ты и сказал, прошло уже пятьсот лет. «Холодный огонь» — твой дом, ну а Навь — мой. Условия там, может, не сахар, но… Это последнее место, которое хранит воспоминания о твоем отце. Мне бы не хотелось, чтобы оно сгинуло брошенным среди снегов. Лицо Сампо смягчилось. Принимая решение матери, он кивнул, и Галина ласково похлопала его по плечу. Матвей же прошел чуть дальше и наконец заметил Аякса. Тот в одиночестве сидел за длинным обеденным столом. Подперев подбородок обычной рукой, он постукивал пальцами механической по странице книги, которую увлеченно читал с тех пор, как спустился в зал. — Вау, — сказал, приблизившись, Матвей. — Я и не думал, что ты умеешь читать. Не отрывая взгляда от книги, Аякс показал средний палец. Матвей рассмеялся. Поскольку Аякс не возражал, Матвей опустился напротив. Только сейчас он заметил, что вместо темного провала на месте механического глаза Аякса теперь сверкает синий огонек. — Когда ты обзавелся новым глазом? — удивился он. Аякс указал на Тевкра. Матвей вздернул брови, и тогда Аякс пояснил:

У меня не брат, а ходячий сборник сюрпризов. Оказалось, еще в сентябре Отто оставил ему письмо, в котором рассказал, как починить мой глаз.

— Отто? — переспросил Матвей. Он говорил вслух, но при этом дублировал свои слова на языке жестов. — Я думал, он и сам не знает.

Да, именно так он мне и сказал. Но ты ведь знаешь: Отто — искусный лжец. Вне зависимости от вероятности.

Аякс немного понаблюдал за тем, как Тевкр с интересом прислушивается к словам Кли.

Перед тем, как мы отправились в Мондштадт, Отто спросил, зачем мне нужен глаз. Я сказал, что хочу видеть, кого убиваю. Вряд ли его устроил такой ответ. Он знал, что это такое — идти путем разрушения. И не хотел для меня такой судьбы.

Матвей не нашелся с ответом.

Наверное, он понимал, что погибнет. Поэтому оставил Тевкру инструкции. На случай, если мои мозги все-таки встанут на место. Много времени для этого понадобилось, да?

Брови Матвея сочувственно приподнялись. — Всем нам нужно время на исцеление, и у всех это время разное, — заметил он. — Посмотри на Пьеро. Он не мог справиться со своей болью пять веков. Так что ты на рекордсмена не тянешь. Аякс беззвучно засмеялся.

Дурак.

— От дурака слышу, — отозвался Матвей. — Я рад, что ты теперь двуглазый. Сможешь надевать Лик на любую половину лица.

Хочешь, чтобы я оставил вторую часть себе?

Матвей передернул плечами. — Ну, ты ведь теперь новый Крио Архонт. А у каждого Архонта должен быть какой-нибудь особенный артефакт. И потом, Самуил сказал, что ты в нем отлично смотришься. Аякс фыркнул. Они еще немного посидели, оглядывая друзей. Затем, выдохнув, Аякс закрыл книгу, которую читал до этого. Матвей заметил, что название касается Темного моря — земель, которые лежали за пределами Тейвата.

Матвей, по поводу титула Архонта… Я не планирую оставаться в Снежной.

Матвей не удивился. По какой-то причине он чувствовал, что Аякс примет такое решение, и теперь спокойно ждал объяснений.

Я могу понять Пьеро. Мы оба натворили дел, и я не считаю, что могу после такого оставаться в Снежной как ни в чем не бывало. Тем более в качестве Архонта.

— Ты никогда не хотел быть правителем, — заметил Матвей. Аякс кивнул.

Серафина хотела, чтобы будущее Снежной принадлежало людям. Не Архонтам. Да и вообще, какой из меня Архонт? Я ж только копьем махать умею. Вот Девятый бы…

Рука Аякса дрогнула. Он так и не закончил свою мысль, но взгляд, поначалу задумчивый, постепенно просветлел.

В общем, я думаю, Серафина отдала мне эти силы, чтобы защищать, а не властвовать. Что касается будущего Снежной… Вы с Тоней справитесь гораздо лучше меня.

Матвей вздохнул. Спрашивать у Аякса, уверен ли тот в своем решении, было бессмысленно. К тому же Матвею хотелось, чтобы впервые за шесть лет этот сумасбродный человек наконец занялся поисками своего собственного счастья. — Ты сказал, что не останешься в Снежной. Куда ты отправишься? Поедешь вместе с Антоном в Ли Юэ? Аякс отыскал взглядом Антона. Тот отвлекся от разговора с Наташей, чтобы перекинуться парой слов с Тевкром и Кли. Кажется, все трое обсуждали Отто.

Нет.

Аякс посмотрел на книгу о Темном море.

Уйду с марами в Навь. Побуду там, освоюсь с новыми силами, залечу раны. А дальше…

Его губы тронула улыбка.

Дальше будет видно.

Вскоре подошла Тоня. Она принесла с собой аромат трав и поднос с горячим чаем. Все тут же устроились за столом, разобрали кружки, и некоторое время под сводами обеденного зала звучали оживленные разговоры и смех. Матвей рассказал новости про Самуила. Сампо предложил тост, и собравшиеся приложились к чаю с таким видом, будто он был самым дорогим на свете вином. Затем, отставив кружки, друзья еще несколько часов обсуждали будущее. Антон принял решение вернуться в гавань, лично поговорить с Цисин о вступлении Снежной в альянс. Тевкр с Кли захотели задержаться, изучить руины Чернодола — родной страны Екатерины и Самуила. Человечество продолжало искать способы борьбы со скверной. Матвей был уверен, что Самуил, оправившись, не откажет ребятам в помощи. Галина забирала мар обратно в Навь. Тоня предложила регулярно обмениваться письмами: ей хотелось убедиться, что мары смогут стать частью общества. Сампо на это ответил, что часть бумаги можно будет сэкономить — он рассчитывал время от времени навещать Галину. Матвей заново распределил обязанности. Должности, которые занимали во время революции участники «Холодного огня», утратили смысл. Все порядком устали воевать. Когда обсуждение подошло к концу, Аякс объявил о своем решении покинуть Снежную. Никто не удивился и не стал его отговаривать. Тоня призналась, что будет скучать. Тевкр заявил, что это отличный повод навестить Навь. Антон усмехнулся, пошутил насчет того, как семья распределилась по разным уголкам Тейвата. Матвей добавил, что семья останется семьей, как бы далеко ни находились друг от друга ее члены. Они еще немного посидели, прихлебывая чай, а потом Галина сказала, что пришло время отправляться в Навь. — Посидим на дорожку? — предложил Тевкр. Аякс с теплотой улыбнулся, кивнул, обхватил брата за плечи. Все помолчали, обмениваясь взглядами. В который раз судьба разводила друзей разными дорогами. В который раз они пытались набраться уверенности, что однажды встретятся снова. Даже без Трансцендентного Лика Матвей чувствовал: их совместная история только начинается. Затем Аякс хлопнул себя по колену и, поднявшись, направился к дверям. Остальные потянулись следом. Покинутый зал купался в солнечных лучах. Свет танцевал на опустевших кружках, на книге о Темном море, на лепестках бумажного цветка, который сделал во время собрания Тевкр, на приборах для связи, сложенных друг рядом с другом участниками «Холодного огня». Друзья высыпали на крыльцо, где одарили Аякса с Галиной множеством наставлений и теплых слов. Аякс обнял напоследок братьев и сестру, пожал руку Матвею. — Возвращайся к осени, — шепнул тот. Аякс вопросительно вздернул брови, но быстро догадался, что имел в виду Матвей, и только лукаво усмехнулся. А потом они с Галиной, воссоединившись с другими марами, плечом к плечу зашагали по неприметной тропке прочь от Заполярного Дворца. Тевкр с Кли еще долго махали им вслед. Матвей с Тоней пристроились на ступеньках, и Тоня сжимала ладонь Матвея, а он ласково гладил ее колено. Сампо, прислонившись к дверям, крутил кинжал. Аня развлекала разговорами Мирослава, и тот тихонько посмеивался. Подметив, как они изредка украдкой касаются друг друга, Наташа улыбнулась и спешно сделала вид, что заинтересована ближайшей елкой. Перед входом в лес Аякс обернулся. Обвел взглядом друзей и семью. Улыбнулся. И, махнув напоследок, скрылся за деревьями. Так Снежная стала принадлежать не Архонтам и не фальшивым Царицам, не дуракам и не скорби по прошлому. В ней воцарились люди, которые любили свою страну и были готовы терпеливо восстанавливать ее из руин, шаг за шагом.               Закончилась зима. Незаметно промчалась половина весны. Однажды вечером, когда над берегом реки разливался свет заката, Матвей позвал Тоню к холму, поросшему сиренью. Тоня принесла с собой яблоки, и некоторое время они с Матвеем стояли у воды, глядели на другой берег, вспоминали, что успели сделать, а чем еще только предстояло заняться. Тоня болтала больше обычного. Матвей тоже оказался на удивление разговорчивым — может, сказывалось влияние Самуила, а может, он просто волновался. В конце концов… — Тоня. — Да? — мигом откликнулась та. Матвей повернулся, мягко обхватил ее ладонь, заглянул в глаза. Тоня смотрела, затаив дыхание. В уголках ее рта таилась улыбка. Прежде, чем продолжить, Матвей подался вперед, коснулся ее лба своим. — Я просто хотел сказать, как сильно тебе благодарен. С того дня в лаборатории номер восемь ты всегда была рядом, и я… — Дыхание перехватило, но Матвей смог справиться с чувствами. — Твои травы исцеляют тела. А ты сама — прекраснейший из всех цветков, и я счастлив, что однажды ты коснулась моего сердца. Тоня не отрывала от Матвея взгляд. Высоко на холме за ее спиной покачивались ветви сирени. Нежные лепестки, подхваченные ветром, танцевали над рекой, словно не хотели упустить ни секунды этого вечера. — Тоня, — выдохнув, наконец сказал Матвей. — Ты выйдешь за меня? Она моргнула. И когда только в его руке успело появиться кольцо? Тоня улыбнулась. На глазах выступили слезы, и она не стала их сдерживать. Разве не здорово просто плакать от счастья, от света, который наполняет душу и согревает ее теплом? — Да, — выдохнула она. — Архонты, Матвей, конечно, да! Руки Матвея дрожали, и потому Тоня помогла ему надеть кольцо. Тонкий золотой ободок, украшенный аккуратным нефритом, смотрелся просто замечательно. Тоня подозревала, что без помощи Антона и господина Чжун Ли тут не обошлось. Не просто же так Матвей ездил на прошлой неделе в Ли Юэ. Они обменялись взглядами. Удивительно, но в глазах Матвея тоже стояли слезы. Тоня ласково обхватила его лицо, а Матвей в ответ подхватил ее на руки, и Тоня, не скрывая смеха, коснулась его губ своими. Над сиренью пронеслась стая синиц. Поймав крыльями теплые ветряные потоки, синицы описали над холмом круг, а затем устремились к противоположному берегу, туда, где шумел лес и катилось к горизонту майское солнце.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: Evan Call — The Love That Binds Us. Ставьте на повтор

Аякс стоял на берегу океана. Это была самая северная точка континента. Место, где много сотен лет назад Крио Архонт Инай нашел девушку, прибывшую в Тейват из Темного моря. Никто не знал, откуда взялась эта девушка. Одни называли ее звездой. Другие величали Царицей. А для Аякса она навсегда осталась просто Серафиной. Той, кто даже в эпицентре мрака не выпустил его руки. Холодные темные волны накатывались друг на друга. День выдался ясным, и океан хорошо просматривался до самого горизонта, но что находилось за ним, не сказал бы никто. Даже Серафина. У нее не осталось воспоминаний о родине, о своем народе, о далеких землях, что лежали по другую сторону океана. Аяксу очень хотелось заглянуть за этот северный край. Еще с тех пор, как закончилась последняя битва за Снежную, он слышал едва уловимую песнь, которая звала его с той стороны. Его история жаждала обрести свое продолжение. Рука Аякса коснулась кармана. Поразмыслив, он извлек на свет конверт, на котором не стояло ни имени, ни адреса отправителя. Там значилось лишь одно короткое «Аякс». Это было письмо, которое оставил Аяксу Кевин. В последний раз Аякс читал его в Ли Юэ. С тех пор рука не раз и не два тянулась к заветному конверту, но по неведомой причине Аякс не мог заставить себя вернуться к тексту. Возможно, он чувствовал, как обманывает ожидания Кевина. Возможно, понимал, что Кевин с самого начала предугадывал его путь — и стыдился этого. Так или иначе, прежние страхи остались в Квантовом море. Аякс чувствовал, что готов сказать последнее «прощай». Несмотря на то, что Кевин по-прежнему приглядывал за Тейватом, Аякс знал: даже с Трансцендентным Ликом вероятность их встречи ничтожно мала. Кевин ушел дальше. Нужно было его отпустить. Не только его. Сентябрь Катастроф. Лабораторию номер восемь. Все, что было до и после нее. Вздохнув, Аякс достал письмо. Подержал бумагу в пальцах, а затем, улыбнувшись в такт своим мыслям, наконец развернул. Первым делом ему в глаза бросился безобразный почерк. Он уже и забыл, каким на самом деле воплощением суеты был Кевин.               Здравствуй, Аякс, сын своего отца. Знаешь, все эти письма делятся для меня на два типа. Одни я пишу сразу, почти не задумываясь. Над другими подолгу ломаю голову — и все равно не знаю, как правильнее написать то, что хочется сказать. Признаюсь честно, таких, трудных, гораздо больше. Даже не знаю, сколько раз уже ходил взад-вперед по коридору. По-моему, Отто решил, что я вознамерился выкупить его дом. (Стоит признать, дом у него и правда неплохой. Жалко, тануки из Инадзумы прогрызли в моем кошельке дырку, и теперь там почему-то никогда не бывает денег.) Как ты наверняка догадался, твое письмо относится ко второй категории. Я могу, конечно, написать, что все будет в порядке. Что рано или поздно жизнь наладится, а лаборатория номер восемь останется в прошлом. Да только ты вряд ли мне поверишь. Я бы вот себе не поверил. Скорее послал бы к черту. И знаешь, наверное, правильно бы сделал. Нет. «Все будет хорошо» — это детская присказка, а мы уже давно не дети. Дети умеют, разбив коленку, забыть о ссадине уже через пару минут. А мы отчаянно цепляемся за свои раны. Лелеем их. Вспоминаем даже тогда, когда они почти зажили. И непременно бередим. А еще истово верим, что никто другой не способен понять нашу боль. Что только наши раны болят так по-особенному. Вроде взрослые, а на деле такие дураки. Наверное, было бы неплохо на день-другой снова стать ребенком. Аякс, я не могу сказать, какой путь ждет тебя впереди. Готов поспорить, ты первым делом полезешь в драку. А потом найдешь себе еще парочку битв, в которых сможешь без остатка раствориться. Можно ли найти свою человечность на поле боя? Наверняка. Я видел людей, которые становились во время сражений монстрами. Видел и тех, кого хотелось назвать Человеком с большой буквы. В нас поровну намешано и того, и другого. Люди могут быть самыми отвратительными и самыми прекрасными существами. Думаю, весь вопрос только в том, за что именно ты сражаешься — и какое оружие для этого выбираешь. Я не знаю, что принесет тебе твой бой. В конце концов, он только твой. И завершить его можешь только ты. Но я знаю, какого человека однажды видел на берегу острова Наруками. Подняв лук, он создал в небе над Инадзумой гигантского кита. Снова и снова этот кит опрокидывался на пылающую деревню — пока в конце концов от пожара не осталось ни следа. Только благодаря этому жителям деревни удалось спастись. Десятки историй продолжили свое повествование благодаря киту, пришедшему с неба. В тот день я подумал, что в сердце человека, способного сотворить такое чудо, должно жить очень много любви. Прости, что оказался не способен защитить это любящее сердце. Не прошло ни дня, чтобы я не жалел о своем решении отпустить тебя в Заполярный Дворец в одиночку. Я был идиотом, Аякс. Болваном, который жил одним днем, потому что задумываться о последствиях было слишком страшно. Надеюсь, ты сможешь отыскать эту потерянную любовь. И никогда, никогда не отпустишь. Даже если ты сам не будешь верить в возможность искупления, в свое право снова называться человеком, я буду делать это вместо тебя. Просто потому что мне хочется верить в людей, которые своей любовью спасают города. О, и кстати. Я помню, что должен тебе за наши прощальные посиделки в «Народном выборе». Полной суммы у меня нет (проклятые тануки!), но надеюсь, ты сделаешь мне скидку. Ну, за все наши стычки. Пожалуйста, прими те несколько монеток, которые я вложил в конверт, и будем считать, что мы в расчете. Я ничего не должен тебе. И ты мне тоже ничего не должен. До свидания, сын своего отца. Найди свое счастье. И… доживи. Ничем тебе больше не обязанный, Кевин               Закончив читать письмо, Аякс сделал то, чего никогда не делал прежде. Заглянул на дно конверта и в самом деле обнаружил там пару монеток моры. Усмехнувшись, Аякс вытряхнул монетки на ладонь, подставил их под свет солнца, рассмотрел так, словно в них таилось скрытое послание. Наверное, в каком-то смысле так оно и было. «Ладно, Кевин. Я принимаю твой долг. Больше мы друг другу ничего не должны». Рассудив так, Аякс убрал монетки и конверт обратно в карман. Поднял взгляд. Волны по-прежнему призывно шумели. Горизонт, окутанный тайной, манил неслышимой песней. Аякс не знал, что ждет его впереди, но будущего больше не страшился. В конце концов, тот, кто знает свое сердце, не потеряет дорогу даже в Квантовом море. Аякс призвал копье и направил лезвие в сторону океана. Над волнами соткался ледяной кит. Дотронувшись напоследок до Глаза Бога — несмотря на новые силы, старого, полученного за любовь к младшему брату, — Аякс вскочил на кита, в последний раз обежал взглядом родной берег. Он знал, что еще вернется. Должен же он выпить на свадьбе Тони и Матвея. Улыбнувшись, он повернулся лицом к океану. Будто заслышав его беззвучный приказ, кит тронулся с места. Холодный ветер ударил в лицо, запутался в полах плаща, взметнул шарф — теперь уже белый, в тон нового костюма, с символом синицы у края. Глядя на этот шарф, Аякс всегда вспоминал троих: Девятого, Сорокового и Серафину. Океан звал за собой. И Аякс следовал на его зов — туда, куда звала новая глава его истории.

Вместо титров: Sati Akura — Torches. Ставьте на повтор

Каждый пройденный путь оставляет на мне невидимый шрам, И хотя от рожденья страдать свыше не предписано нам, Твори добро, твори всегда добро. Ты не один. Одолей простор морской, Разгоняя мрак ночной. Заверши путь непростой.

             

После титров

История Пьеро рассыпалась. Он разрушил ее сам: едва очутившись в Квантовом море, он бился о стены реальности до тех пор, пока снова не принял тот облик, в котором некогда вывалился из Сал Виндагнира. Облик Нидхёгга. Не Пьеро, главы Предвестников. Простого человека, который еще помнил, что такое любовь. <Расщепление неизбежно>. Он знал, что заслужил этого. Волны Квантового моря бесцельно переносили его от одной пузырьковой вселенной к другой, но Нидхёгг не пытался попасть ни в одну из них. Он должен был исчезнуть. <Расщ□пл□ни□ н□изб□жно>. «Многие должны страдать за грехи одного». Столько лет он бежал от этого голоса, столько лет пытался освободить сердце от оков Небесного порядка… Когда он стал таким же, как боги? Когда решил, что за грехи Селестии должен расплачиваться весь мир? Когда утопил Снежную в собственном грехе — и ради чего? <Р□□щ□пл□□и□ □□изб□ж□о>. Слезы бежали по щекам, но Нидхёгг не заботился о том, чтобы их стирать. Он оцепенело глядел в глубины Квантового моря, на свет звезд, таких же недостижимых, как и многие сотни лет назад. Рука невольно тянулась навстречу их серебряному сиянию — какая-то часть души Нидхёгга все еще хотела получить шанс с ними соприкоснуться. Но вторая знала: он был чудовищем, которое не заслуживало спасения. Так пускай. Пускай все исчезнет. Пускай он наконец исчезнет. <Р□□□□□л□□□□ □□□□□□□□о>. Нидхёгг хотел прикрыть глаза, позволить безжалостным законам Квантового моря обратить его историю дождем бессмысленных букв, но тут одна из звезд вдруг придвинулась ближе. Ее серебристый свет ударил по глазам. Нидхёгг невольно прищурился, моргнул, пытаясь понять, по какой причине в этом неизменном пространстве вдруг произошли какие-то перемены. И вдруг различил во вспышке света протянутую ему руку. <Расщепление приостановлено>. «Что?» — Ты и правда вздумал сбежать? Просто раствориться в пустоте, будто это решит все твои проблемы? — спросил чей-то голос. — Нет уж. Я не дам тебе уйти вот так просто. Как бы трудно ни было… Ты должен расплатиться за свои грехи. Рука перехватила ладонь Нидхёгга, и он увидел перед собой блеск хорошо знакомых синих глаз. А потом, резко потянув его на себя, Серафина сказала: — Ты должен жить, Нидхёгг.

Вместо настоящих титров: Дарья Чеботарёва — Это всё