Поверни назад! Не спускайся в свой собственный ад И навеки запри эту дверь, Там ни слову, ни жесту не верь. Там вода из огня, И мечты обращаются в яд. Но я вижу твой пламенный взгляд. Кто тебя остановит теперь? Рок-Опера Орфей — Поверни назад
Этот фрагмент можно читать под музыку: Alexey Kosenko, KoSSen — Melancholy. Ставьте на повтор
В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда кажется, что всё кончено. Что ты упал и не сумеешь больше подняться. Не вынесешь. Не выстоишь. Что вот теперь ты точно достиг конца истории. Не будет ни новых глав, ни эпилога. Никаких «что, если» или «может быть». Лишь одно «никогда», эхом звенящее в вечности. Для Кевина этот момент наступил в две тысячи триста восемьдесят первый раз. Он не знал, как ему удалось выжить. Не помнил. Удивительно: он мог воспроизвести в памяти разговоры, которые вёл тысячи лет назад, но события недавнего прошлого стёрлись, обратились пылью… Прямо как мир, который он не смог спасти. Щёлкнула зажигалка. Кевин бездумно крутил в руках сигарету и не мог заставить себя закурить. Это действие было слишком обыденным. Слишком привычным после всего произошедшего. Глядя на сигарету, Кевин не понимал, почему она существует. Почему галактика продолжает беспечно жить, не заметив падения ещё одного листа в Квантовое море. Почему солнце светит так, будто небесам не по кому плакать. Почему он сам до сих пор жив. Он сидел на скамейке в парке. Иногда мимо проносились дети. Они глазели на странного незнакомца, одежда которого была покрыта грязью и кровью, хотели даже подойти поближе, но их неизбежно останавливали взрослые. Хватая детей за плечи, они ускоряли шаг, оборачивались, словно ждали, что Кевин достанет из-за пазухи нож. Некоторые даже тянулись к телефонам, чтобы позвонить в полицию. Пускай звонят. Пускай делают, что хотят. Кевину было всё равно. От сердца не осталось ничего, кроме горсти осколков, и, хотя каждый осколок был переполнен чувствами, они больше не могли стать целым, не могли спасти от ощущения пустоты. Бессмысленности. Всеобъемлющего «ничто». Кевин прикрыл глаза. Голова, переполненная разрозненными мыслями, наливалась тяжестью. Особенно сильно она чувствовалась в районе век. Кевин понимал: если заплакать, станет легче. Этот тугой узел глубоко внутри наконец развяжется. Он снова сможет сделать вдох. Ощутить в лёгких спасительный воздух. Ощутить жизнь. Но слёзы остались в разрушенном мире. В каком-то смысле Кевин чувствовал, что не имеет на них права. — Молодой человек? — окликнул мягкий, преисполненный теплоты голос. — Вы в порядке? Кевин вздрогнул. Поднял взгляд. Это было странное ощущение. Словно возвращаться из мёртвых. Выбираться из плена многовековых льдов навстречу теплу костра. Или, может, выходить из тёмной пещеры к свету, которого не видел уже тысячи лет. Солнце ударило по глазам, напряжённым до такой степени, что их внешние уголки порой непроизвольно дёргались. Кевин часто заморгал. Когда зрение восстановилось, он обнаружил перед собой старушку в круглых очках. Как и многие жители этого мира, она носила в кучерявых седых волосах золотой венок из лавровых листьев. Старушка была миловидной и смотрела с добротой, которая могла бы согреть любое сердце. Но у Кевина больше не было сердца. Он оставил его в руинах погибшего мира — в две тысячи триста восемьдесят первый раз. В последний раз. Поэтому его взгляд остался холоден. Что же таилось за этими ледяными глазами, за морозной стеной, которая появилась в тот день между Кевином и остальным миром… Не знал больше никто. Потому что с того дня человек, которому нравилось в любом мире искать себе компаньонов, продолжил странствие в одиночку. — Вы выглядите очень усталым, — заметила, приложив ладонь к сердцу, старушка. — И к тому же, кажется, ранены. Разве можно в таком состоянии в парке сидеть? Давайте я вызову скорую! Или, может, есть ещё что-то, чем я могу вам помочь? Губы Кевина дрогнули. Казалось, он пытался улыбнуться, но так и не вспомнил, как правильно это делать. — Скажите… Старушка с готовностью подалась вперёд. Кевин смотрел ей в глаза. Они искрились вниманием и неподдельной заботой. До её появления Кевин просидел в парке не меньше получаса, и за это время десятки людей прошли мимо. А она остановилась — потому что ей было не всё равно. Потому что она захотела спасти человека, даже несмотря на то, что никогда не соприкасалась с историей его жизни. Ещё не озвучив свой вопрос, Кевин уже знал ответ. — Что делать после того, как упал в тысячный раз? Лицо старушки вытянулось, но она быстро справилась с удивлением. Похоже, тот факт, что Кевин не корчился от боли, её успокоил. Она осторожно села на противоположный край скамейки и, выставив перед собой тросточку, такую тонкую, что та могла бы переломиться пополам от любого неосторожного движения, задумчиво сказала: — Вы, должно быть, крепкий юноша, раз пережили тысячу падений. Кевин молча повернул к ней голову. «Юноша». Он давно уже не был юношей. Если на то пошло, старушка казалась в его глазах маленькой, едва ли не новорождённой девочкой. По сравнению с бескрайней вселенной, весь её опыт, сама её жизнь казались не более чем каплей в галактических волнах… И всё же Кевин знал: люди недаром начинают слепнуть с возрастом. А ещё он знал, что можно прожить сотни лет, так и оставшись круглым дураком. Те, чья жизнь скоротечна, порой понимают её гораздо лучше тех, кто овладел самой вечностью. — Более того, вы сумели тысячу раз подняться заново, — улыбнулась старушка. — Люди всё время твердят о падениях, но так редко вспоминают о взлётах… А ведь они о многом говорят. Встать тысячу раз? Для такого недостаточно быть просто крепким. Подозреваю, у вас есть цель, которую вы полны решимости достичь. Или, может, вы просто очень любите саму жизнь. Однако, — старушка повернулась к нему, легонько прищурившись, — тысяча первый раз не становится от этого менее болезненным, верно? Кевин промолчал. Старушка вздохнула — умиротворённо, так, словно они присели отдохнуть в разгар обычной летней прогулки. — Однажды мой покойный муж сказал: «Упав семь раз, поднимись восемь». — Продолжая улыбаться, она направила взгляд ввысь, туда, где над их с Кевином головами качались ветви пожелтевшего клёна. — Пожалуй, только это нам и остаётся. Выбор-то невелик: подниматься, хоть кое-как, или лежать до тех пор, пока судьба окончательно не втопчет нас в грязь. Она вдруг выпрямилась и посмотрела перед собой так решительно, что на пару мгновений Кевин увидел её молодой — энергичной женщиной, которая ухитрялась держаться на поверхности жизни вопреки всем её жестоким штормам. — Я вот лично не хотела бы заканчивать свой путь в грязи, — заявила она. — Такой конец… бессмысленный и печальный. Не для того нас, людей, сотворили в этом мире. Уперевшись локтями в колени, Кевин вскинул голову к небу. Пальцы рук нервно переплетались друг с другом. — Нет, — решительно сказала старушка. — Пока я могу себе это позволить, я буду вставать — снова и снова. Лишь бы к концу оказаться там, где чисто, светло и красиво. Я ошибусь, если предположу, что вы прибыли сюда из другого мира? Кевин качнул головой. — В таком случае вы, наверное, не знаете. Люди нашего мира, — она коснулась золотого венка в волосах, — верят в рай. В прекрасное место, где все мы воссоединимся в смерти. В этом краю царит вечная весна, бегут чистые реки и гуляют тёплые ветра, а люди не знают ни печалей, ни забот. Это блаженный край. Конец всех историй. — Остров яблонь, — тихо сказал Кевин. Старушка заинтересованно повернулась к нему, поправила очки — в этом жесте читалась привычка профессионального охотника за легендами. В прошлом она, наверное, была мифологом. — О, вы имеете в виду остров Авалон? Рай, в который верят жители некоторых миров… Довольно популярная в галактике концепция. Кевин не ответил. Цепкий взгляд старушки пробежался по рукавам его изорванного плаща, по крови на ладонях, по зажигалке, которую Кевин по-прежнему бездумно крутил в пальцах. Тихо вздохнув, старушка крепче сжала трость и сказала: — В этом мире мы называем свой рай Элизиумом. Кевин медленно поднял руку, свободную от зажигалки, хотел зарыться пальцами в волосы, но в последний момент передумал — или, может, ощутил, что сейчас даже на такое простое действие не хватит сил. Рука дрожала. Сжав её в кулак, Кевин опустил её обратно. Некоторое время они со старушкой сидели в молчании. Вдалеке по-прежнему проходили люди. К подножию скамейки опускались опавшие кленовые листья. Ветер доносил до скамейки отзвуки чужих голосов. Лай собаки и чей-то заливистый смех. Весёлую велосипедную трель. Шум фонтана в центре парка. Шуршание шин по асфальту там, где за деревьями пролегала серая лента шоссе. Вселенная продолжала жить. А Кевин… Он щёлкнул зажигалкой — в который раз с тех пор, как оказался на этой скамейке. Над холодным металлом заплясал огонёк. Несмотря на то, что зажигалка была частично повреждена последним взрывом разрушенного мира, огонёк оставался на удивление ровным. И горел столь же ярко, как и в тот день, когда Кевин увидел его впервые. Старушка долго наблюдала за пляской огонька, а потом сказала: — Я поднимаюсь, чтобы достичь Элизиума. Если чувствуете, что не можете подняться… Не спрашивайте, «как». Спросите, «ради чего». Щелчок. Зажигалка погасла. Привычным движением Кевин закрыл крышку и спрятал зажигалку в карман. Края кармана были обожжены, но это не мешало ему хранить свет. Кевин встал. — Как вас зовут? Его вопрос удивил старушку не меньше, чем его действия, такие резкие и быстрые для человека, наполовину покрытого собственной кровью. Тем не менее, она ответила: — Меле́та. Уголок губ Кевина дёрнулся. Он так и не смог улыбнуться, но на пару коротких, едва уловимых мгновений его взгляд потеплел. — Спасибо, Мелета. Затем он развернулся и, не оборачиваясь, двинулся прочь. Под его ногами шуршали кленовые листья. Секунд десять пожилая женщина по имени Мелета изумлённо смотрела вслед необычному юноше. Она никак не могла взять в толк, отчего душу охватило такое странное ощущение. Глаза Мелеты видели молодого, донельзя разбитого человека. Сердце же подсказывало, что человек не был молодым. И, возможно, за разбитым фасадом всё ещё прятался крепкий стальной стержень. Или, скорее, ледяное ядро. Неприступно холодное. Но всё же подобное по форме цветку. Любопытство взяло верх, и Мелета неторопливо поднялась. Пока она вставала, её рука нащупала на скамейке небольшой предмет, который на поверку оказался упаковкой сигарет. Мелета никогда не видела таких прежде. Откуда бы незнакомец ни принёс их, их родина находилась очень и очень далеко. — Молодой человек! — позвала Мелета. — Вы забыли свои… Ох. Подняв глаза, она обнаружила, что парковая дорожка пустует. Дорожка тянулась по прямой на добрых пятьсот метров — не может быть, чтобы за столь короткий срок раненый юноша преодолел такую большую дистанцию. Тем не менее, он исчез. На память об этой встрече Мелете остались только сигареты, которые молодой человек так и не смог выкурить.Конец музыкального фрагмента
* * *
— Кевин? Не веря своим глазам, Венни часто заморгала, но Кевин никуда не исчез. Тогда Венни, отбросив колебания, ухватилась за руль и направила корабль к земле. Она должна была встретиться с ним. Увидеть. Коснуться. Она должна была ещё хоть раз… Хотя бы один раз… — Это не тот Кевин, о котором ты думаешь, — предупредил Танатос. — Ты встаёшь на опасный путь, Венни. Не начинай охоту за призраками. Пальцы Венни впились в руль. — Это ты мне как бог Небесного порядка советуешь? Или боишься, что я не стану помогать? — резко отозвалась она. — Мы собираемся перевернуть всю галактику, лишь бы найти человека, которым ты так дорожишь. А человек, которым дорожу я — прямо здесь. Так почему я не могу хотя бы поговорить с ним? Танатос ответил не сразу. Когда экран компьютера замерцал, его синий свет показался Венни холоднее, чем прежде. — Гипнос — наш первый приоритет. — Ну разумеется, — стиснув зубы, отозвалась Венни. К счастью, хотя бортовой компьютер «Крылатого стража» был оснащён системой помощи пилоту, получить полный доступ к управлению кораблём он мог только через ключ-карту. Давать Танатосу такую власть Венни не собиралась. Боги Небесного порядка не заслуживали доверия, и, хотя Танатос помог ей выжить, он поступил так лишь потому, что Венни была для него единственным способом получить желаемое. Боги семь лет пользовались осквернёнными и избавились от них даже после всего, что осквернённые сделали ради спасения Тейвата. Кто знает, на что способен Танатос, если он единственный из всех богов беспощадной Селестии ухитрился заслужить титул бога с железным сердцем. Расстояние между разрушенными домами было небольшим, не говоря уже об обломках подбитых кораблей, но навыки Бай Чи помогли Венни совершить успешную посадку. Корабельные двигатели смолкли. Протяжно выдохнув, Венни положила руки на бортовую панель. Она боялась подниматься. Боялась, что стоит только шевельнуться, и Кевин за прочным лобовым стеклом исчезнет. Растает, словно воспоминания о Сентябре Катастроф. Но он продолжал стоять, молча глядя на корабль, и Венни поняла, что больше не может сдерживаться. Она отстегнула ремень безопасности и, не желая даже смотреть в сторону компьютера, где был заперт Танатос, выбралась наружу. По поверхности незнакомой планеты гулял холодный ветер. Под ногами шуршал серый песок. Нет. Пепел. Поле битвы было усеяно пеплом — прямо как в тот день, когда шестнадцать лет назад заражённый скверной Альбедо совершил атаку на Мондштадт. Венни поколебалась. Затем, решившись, оторвала взгляд от земли и рискнула посмотреть на Кевина.Этот фрагмент можно читать под музыку: 錢潤玉 — Dear Old Friend. Ставьте на повтор
Венни плохо помнила своего Кевина, но она точно знала: даже в трудные моменты он оставался очень-очень тёплым. И всегда смотрел по-доброму, с лаской, с любовью, какой хватило бы на целую галактику. Когда Венни видела его, любые переживания пугливо бросали иголочки страха, которыми пытались добраться до сердца, и позорно убегали прочь. А этот Кевин… Венни поёжилась. Даже при виде Бай Чи — они явно неплохо друг друга знали — лицо Кевина осталось бесстрастным, а во взгляде сквозила холодность, от которой становилось не по себе. Ещё он выглядел уставшим и каким-то больным. Рана на плече, оставленная вражеским выстрелом, по-прежнему сочилась кровью. На лице виднелась россыпь шрамов. Тот, что тянулся через губу, был свежим — наверное, Кевин получил его в недавнем сражении. Второй приметный шрам, побелее, пересекал правый глаз. Плащ, который носил Кевин, был полностью чёрным, из-за чего кожа казалась бледной, как у смерти. Волосы находились в привычном беспорядке, но были чуть длиннее, чем помнила Венни. Кевин собирал их в короткий низкий хвостик. Будь это её Кевин, Венни непременно бы пошутила. Но знакомый незнакомец держал её на прицеле ледяных глаз, и потому Венни не могла заставить себя даже пикнуть. Была ли эта версия Кевина другой… Или на самом деле Венни попросту ничего о нём не знала? Воля Бай Чи подстегнула сделать шаг вперёд. Венни с трудом сдерживала желание попятиться. Встреча, о которой она мечтала, встреча, которую она видела порой во снах, шокировала и испугала. Она вдруг подумала: окажись она в другом теле, Кевин выстрелил бы без колебаний. На выручку пришла душа Бай Чи: — Ты в порядке? Я видела, как ты упал, и… Венни чувствовала, что Бай Чи тоже не решается приближаться. От Кевина её отделяло не меньше пяти метров, поэтому Бай Чи приходилось говорить громко, но даже так она не стала сокращать дистанцию. Прижав обе руки к сердцу, она топталась в тени «Крылатого стража». Кевин же продолжал неподвижно стоять. Небеса с рёвом рассекали боевые корабли. Их разноцветные всполохи танцевали на лице Кевина, подчеркивая холодность и отчуждённость. — Всё нормально, — бросив мимолётный взгляд на пистолет в перевязанной руке, сказал он. Его голос звучал так отстранённо, что у Венни сжалось сердце. Душа Бай Чи вторила её чувствам. Им обеим было больно видеть Кевина таким. Венни — потому что она знала Кевина другим. Бай Чи — потому что Кевин всегда держался в стороне, не позволяя никому себе помогать. Шаг вперёд, к границе тени от корабля, был их совместным порывом. — Кевин, — горько сказала Бай Чи, — я знаю, твои раны затягиваются быстро, но ты всё ещё не восстановился. Давай я отвезу тебя на базу. Ты… нужен нам живым. Уголок его губ дёрнулся, но лицо так и не изменило своего выражения. — Я не умру. — Почему ты так уверен? Она сделала ещё один шаг вперёд. На один неуловимый миг правый глаз Кевина дёрнулся. Вместе с тем дрогнула рука, сжимавшая пистолет. Пытаясь разгадать значение этого мимолётного спазма, Венни остановилась. Сердце колотилось. Казалось, если вырвать его из груди и швырнуть посреди дымящихся руин, его стук будет разноситься на мили вокруг — словно марш громыхавшей внутри боли. — Кевин… Слово, что непроизвольно сорвалось с губ, принадлежало не Бай Чи. Оно явилось из глубин души самой Венни. Венни не знала, что собирается сказать. Она хотела одним прыжком пересечь поле боя, броситься Кевину на шею, стереть его шрамы, найти какой угодно способ вернуть на его лицо привычную ухмылку, зажечь в глазах те самые тёплые искры… Но она чувствовала: она не может так поступить. Только не с этим Кевином. Неожиданно он сделал шаг. Нервы Венни, натянутые до предела, не выдержали. Она вздрогнула, вскинула голову — и в тот же миг увидела, как в облаках дыма сбоку от Кевина вспыхнул красный огонёк. «Вражеский бластер», — донеслась до Венни мысль Бай Чи. Тело действовало быстрее, чем успевал осознать разум. Венни рванулась вперёд. Меньше всего она хотела снова увидеть смерть Кевина. Даже если он другой. Даже если спасение одного Кевина не сможет исправить конец другого. Венни было всё равно. И Бай Чи готова была поддержать её в этом решении. Но прежде, чем Венни сумела добраться до Кевина, «Крылатый страж» справа от неё дёрнулся. Венни не успела увернуться. Корабль почти не сдвинулся, но одного толчка хватило, чтобы сбить её с ног и заставить на пару мгновений потерять ориентацию в пространстве. Догадаться, кто запустил корабль без ведома пилота, было нетрудно. — Танатос! — вскричала Венни, яростно ударив по опалённому боку корабля. Она знала, что доверять богу Небесного порядка нельзя, но всё равно чувствовала себя преданной. Одним резким движением она оттёрла глаза от пепла и торопливо подняла голову. Кевин был жив. Рывок Венни подстегнул его вовремя увернуться, но выстрел, пускай и на излёте, всё же сумел его задеть. Венни заметила на его правом боку свежую кровь. Тем временем в облаках дыма вспыхивали новые огоньки — похоже, перед отступлением враг решил сосредоточить последние силы в одном месте, сделать что угодно, лишь бы избавиться от человека, который столько времени мешал переломить ход сражения. Венни принялась подниматься. Колено, ушибленное из-за подлости Танатоса, ныло, но решимость Бай Чи придавала сил: Венни смогла встать и даже сделать к Кевину пару неуверенных из-за боли шагов. — Не вмешивайся, — не оборачиваясь, велел Кевин. «Чтобы ты снова взвалил всё на свои плечи, а потом умер у меня на глазах?» — стиснула зубы Венни. Она потянулась к поясу. По уставу всем пилотам «Крылатых стражей» полагалось носить бластер. В обычное время Бай Чи предпочитала о нём не вспоминать: великолепно обращаясь с оружием на борту корабля, на земле она всегда ощущала себя подслеповатой. Она умела ловко вести корабль даже под градом вражеских обстрелов, но тело — это ведь не корабль. Ему не хватало манёвренности. Лишённая прикрытия энергетического щита и возможности оглядеть поле битвы издалека, Бай Чи часто промахивалась. Тем не менее, сейчас она готова была отстреливаться хоть несколько часов подряд. Что угодно, лишь бы выжить самой и защитить Кевина. Прежде, чем Танатос успел снова привести «Крылатого стража» в движение, Венни бросилась вперёд. Однако и в этот раз ей не удалось достичь желаемого: ни слова не говоря, Кевин отвёл руку в сторону, и перед Венни стремительно выросла ледяная стена. Лазерные всполохи бластеров разбивались об неё, не причиняя вреда. От каждого удара стена гудела, изо всех сил сопротивляясь неистовому напору. Венни не сдержала ругани. Ну почему, почему он всегда такой?! Почему отгораживается от остальных, почему пытается сражаться в одиночку? Яростно рыкнув, она бросилась вдоль ледяной стены. Казалось, с каждым шагом стена становилась всё длиннее, но Венни не сдавалась. В конце концов её терпение было вознаграждено: Кевину пришлось целиком сосредоточиться на подступающих противниках, и на какое-то время он оставил стену без внимания. В ту же секунду Венни в несколько рывков достигла её конца и, решительно обогнув, оказалась в эпицентре перестрелки. Венни доводилось бывать на полях сражений дважды — в Алькасар-сарае и в Долине Ветров. Некоторые их фрагменты врезались в память с такой силой, что Венни смогла бы нарисовать их с закрытыми глазами. Лучше всего она запомнила Принца Бездны, который с обезумевшим видом и россыпью красных прожилок на лице заносил над ней клинок. Почётное второе место занимал калейдоскоп элементальных вспышек — в них обычно тонула большая часть сражения. Венни не знала, пользуются ли в этом мире силой элементов, но яркий свет лазеров слепил не меньше. Взгляд беспомощно метался из стороны в сторону. Среди руин сновали тёмные силуэты, но только Венни начинало казаться, что она сумела углядеть в дыму врага, как он тут же скрывался в неизвестном направлении. Да, она бывала на полях сражений. Но… Чёрт возьми, она никогда не участвовала в перестрелках! Неожиданно впереди показался рослый мужчина. В его огромных широких ладонях бластер казался детской игрушкой, но лазерный снаряд, выпущенный в сторону Венни, опалил ледяную стену совсем не по-детски. Венни сама не знала, как умудрилась увернуться. «О, Барбатос, храни тренировки госпожи Ноэлль!» Она подняла свой бластер. Палец лёг на курок. Бай Чи подсказывала нужные движения, но… Венни вдруг осознала: она ведь никогда не стреляла в человека. Она никогда не хотела никого убивать. Пока она колебалась, ещё один залп выбил бластер из рук. Венни вскрикнула. Рослый мужчина уже готовился прикончить противницу, когда вдруг сам упал, поражённый метким выстрелом в голову. Шокированная Венни отступила. Взмокшая от ужаса спина коснулась ледяной стены. Кевин опустил пистолет. На короткий миг их с Венни взгляды встретились. Глаза Кевина оставались всё такими же ледяными. Затем он рванулся с места, но выстрел, прозвучавший за долю секунды до этого, успел чиркнуть его по спине. Кевин покачнулся. Венни услышала, как сквозь его плотно сжатые зубы прорвалось ругательство — в тот момент он будто снова стал собой. Он резко развернулся, совершил ответный выстрел. Из дымного облака вылетело ещё несколько снарядов. Кевин отбил их ледяным щитом. Щит тут же разлетелся вдребезги, и его осколки градом осыпались на укрытую пеплом землю. Похоже, Кевин давно находился на пределе, потому что в уголках его губ выступила кровь. Скованная страхом, Венни не могла пошевелиться и лишь беспомощно наблюдала за тем, как неведомые ей враги подступают всё ближе, как они безжалостно, по кусочкам вырывают из Кевина саму жизнь. Она снова смотрела, как он умирает. И снова ничего не могла поделать. Худший кошмар воплотился в реальность. «Шевелись». Пистолет Кевина улетел в темноту. Скрестив перед собой руки, он призвал ледяные стилеты. От скорости движений плащ за спиной взметнулся подобно израненным демоническим крыльям. Следом за Кевином по воздуху тянулся алый шлейф — он истекал кровью. «Шевелись же! Сделай хоть что-нибудь!» Изо всех сил закусив губу, Венни кинулась к мужчине с простреленной головой. Рядом с его рукой по-прежнему покоился бластер. Пальцы Венни почти уже коснулись рукояти… И в этот момент мир вокруг стал рассыпаться. — Что? — изумлённо выдохнула Венни. Окружающее пространство стремительно таяло в золотых всполохах. Венни схватилась за бластер. Прямо на её глазах он обратился песчинками, которые утекли сквозь пальцы, оставив Венни потрясённо глядеть на опустевшую ладонь. Исчезли враги. Исчезло тело мужчины, убитого Кевином. Исчез «Крылатый страж», небо, в котором ожесточённо сражались другие корабли, погребённые под пеплом руины… В конце концов исчез даже Кевин. Венни часто заморгала. Она чувствовала себя так, словно лишилась его во второй раз. Может, как-то так выглядело слияние вероятностей, о котором столько рассказывали мама с папой. А в следующую секунду тот маленький участок реальности, на котором она стояла, обрушился в золотой океан. Венни выпала из тела Бай Чи. На короткий миг она увидела, как её невольная напарница изумлённо глядит вниз — в отличие от Венни, она осталась стоять посреди пустоты так уверенно, словно обуздала саму гравитацию. Венни не желала отпускать этот мир. Она не желала отпускать Кевина. Собрав последние силы, она крикнула Бай Чи: — Помоги! Но крик потонул в шелесте золотого песка, который осыпался куда-то за пределы реальности. Обратно в сон, откуда пришла Венни. Затем всё исчезло. Венни вернулась к началу.Конец музыкального фрагмента
— Достаточно. Голова кружилась, так что Венни пришлось не меньше минуты ненавидеть Танатоса вслепую. Догадаться, кто вернул её обратно в мир сна, было нетрудно. Танатос смог создать портал во внешнюю вселенную — наверняка обладал силой закрыть его по собственному усмотрению. — Отправь меня назад! — потребовала она, как только зрение восстановилось. — Издеваешься? Танатос скрестил руки на груди. Он выглядел взвинченным, даже злым. Между бровей пульсировала хмурая складка. Гранатовые глаза горели неистовым огнём, но Венни не боялась обжечься. Шагнув вперёд, она приложила руку к сердцу — в который раз за прошедший день оно стучало так бешено, словно обернулось диким зверем. — Мне нужно обратно! — Ну, удачи, — холодно отозвался Танатос. — С удовольствием погляжу, как ты попытаешься пройти через разрушенный портал. Венни повернула голову. Танатос не лгал и не шутил. Двери, через которую они прошли всего лишь с полчаса назад, больше не существовало. Только горстка золотых осколков посреди маков напоминала о том, что здесь когда-то был портал во внешнюю вселенную. Танатос, всё ещё со скрещенными руками, приблизился, сердито пнул осколки ногой. Черты его лица ожесточились. — Я же тебя, блядь, предупреждал. Говорил же: через эту дверь можно пройти только один раз. Каждая неудача приводит к разрушению портала, и теперь — по твоей милости — у нас на одну попытку меньше. — По моей милости? — вспыхнула Венни. — Я не просила вытаскивать меня! Ты же сам вернул меня в это дурацкое место! Танатос рывком развернулся. — Разумеется, я тебя вернул. О чём ты вообще думала? Ты могла погибнуть. Чёрт возьми, даже моя душа распалась бы на фрагменты от смерти физического тела. А ты, может, вообще исчезнешь. Или, не знаю там, обратишься очередным маком на этом ебучем поле. Или станешь неприкаянной душой, которую невозможно будет проводить на Воображаемое Древо. И что мне тогда делать? Венни не могла поверить своим ушам. А впрочем, чего ещё стоило ожидать от бога Небесного порядка? Даже в такой ситуации он мог думать только о собственной шкуре. Она пренебрежительно фыркнула, но Танатос ещё не закончил. — Кроме того, ты находилась в чужом теле. Несла ответственность разом за две души — и чуть не отправила Бай Чи в могилу раньше срока! Кто дал тебе право распоряжаться её жизнью по своему усмотрению? — Сказал бог с островка, который уничтожал цивилизации налево и направо, — процедила Венни. — Бай Чи тоже хотела защитить Кевина. Не все, видишь ли, заинтересованы исключительно в спасении своей божественной задницы! Глаза Танатоса полыхнули, а руки ощутимо дёрнулись. Сначала Венни решила, что Танатос её ударит, и даже опасливо отодвинулась, но он лишь наклонился ближе и гневно отчеканил: — Это не квест по спасению Кевина Касланы. Венни сощурилась. Её взгляд теперь тоже был полон огня. Разумеется, это не произвело на Танатоса никакого впечатления. — Есть миры, в которых он будет жить. Есть миры, в которых он должен умереть. Чем быстрее ты смиришься с этим, тем лучше. Кевин твоего мира мёртв, а судьба остальных не должна тебя касаться. Щёки Венни горели, будто два ревущих костра. С каждым словом Танатоса она всё отчетливее осознавала: да будь он хоть самим создателем этого мира, она никогда его не простит. — И потом, — жёстко добавил Танатос. — Если ты думаешь, что можешь спасти человека, бегая по полю битвы, выкрикивая его имя и размахивая оружием, с которым даже не умеешь обращаться, ты глубоко заблуждаешься. Однажды, быть может, тебе повезло. Но везение — не повод для гордости. И уж тем более не повод думать, что мир будет вечно вращаться вокруг тебя. Не будет. На самом деле миру глубоко плевать. Венни едва сдержала порыв оттолкнуть его. — Неудивительно! — выпалила она. — С такими-то богами! Ответ Танатоса оказался неожиданно резким: — Нам никогда не было всё равно. Венни фыркнула. Не он ли говорил, что в их положении нет никакого смысла притворяться лучшей версией самих себя? Разумеется, ему, как и остальным богам, было всё равно. Ему было всё равно на Каэнри’ах и на Сал Виндагнир. На осквернённых и носителей Небесных ключей, отдавших жизни ради отката артерий земли. И вот теперь ему было всё равно на Кевина. Он ведь наверняка погиб в том ужасном мире. А Танатос даже не дал Венни возможности его спасти. — Ой, не смеши! — развела руками она. — Тебе же плевать, что со мной случится. Тебя заботит лишь то, как сбежать из сна, а без моей помощи ничего не получится. Именно поэтому ты боишься, что я умру, так? На лице Танатоса заходили желваки. — Я просто не хочу провожать твою душу на Воображаемое Древо. Серьёзно? Ему что, лень? Или Венни настолько ему безразлична? А может, всё дело в высокомерии богов, в том, что смертные им попросту противны? Это «не хочу» Танатоса неожиданно ранило до глубины души. Да что этот Небесный порядок о себе возомнил? — Ха, — вскинула подбородок она. — Ну а я не хочу, чтобы мою душу провожал ты. Глаза Танатоса продолжали яростно сверкать, а лицо сохраняло наглое выражение. Венни больше не могла его выносить. Она хотела стереть его, даже если для этого пришлось бы принять на себя удар селестиального шипа. Узел гнева, затянувшийся в сердце с момента возвращения в мир сна, с каждой секундой становился только туже. — Знаешь, что? Может, я всё-таки была неправа. Может, твой брат действительно не вернулся за тобой просто потому, что не захотел. Венни тут же пожалела о своих словах: неподдельное изумление на лице Танатоса быстро сменилось болью, такой глубокой, что исказилась каждая чёрточка. Руки обессиленно опали вдоль тела, а плечи ссутулились, из-за чего Танатос стал напоминать ворона, сгорбившегося над могилой. Венни приложила ладонь ко лбу. Смотреть на Танатоса оказалось неожиданно стыдно, поэтому взгляд забегал в отчаянном поиске того, за что можно было бы зацепиться. Как назло, на этом проклятом поле не было ничего — только бесконечное море алых маков. — Я не… — Хватит. Венни рискнула поднять глаза. Танатос смотрел в сторону. Его и без того твёрдо очерченные скулы обозначились чётче, а подбородок упрямо выдвинулся вперёд. По тому, как он сжимал и разжимал кулаки, Венни понимала, что он с трудом удерживается от перехода на крик. — Ты не готова к дальнейшему путешествию. Даже в такой ситуации он не упустил возможности для подначки. — И что? — нахмурилась Венни. — Просто будем торчать в этом сне до скончания веков? — Пока ты не будешь готова. — Готова к чему? Слушаться любых твоих указаний? Танатос одарил её мрачным взглядом. — Нести ответственность за последствия своих действий. Вместо того, чтобы утруждать себя пояснениями, он развернулся и зашагал прочь. Маки приминались под его быстрыми шагами, каждый из которых напоминал скорее гневный удар. С пару секунд Венни глядела ему вслед: напряжённая спина Танатоса была такой прямой, словно он проглотил рукоять собственной косы. Затем, тряхнув головой, она тоже развернулась и взлетела по ступенькам в дом, такой же унылый и дурацкий, как и всё на этом разнесчастном маковом поле. Перед тем, как скрыться внутри, Венни как следует хлопнула дверью.* * *
В отличие от своего брата, Танатос довольно легко забывал прошлое. Он с трудом припоминал пейзажи родного мира, не мог в точности сказать название университета, в который провалил собеседование, и не объяснил бы, откуда получил большую часть шрамов. И всё же были моменты, которые он помнил в мельчайших подробностях — вне зависимости от того, как давно они случились. Гипнос называл такие моменты щелчком зажигалки. Когда Танатос спросил, почему, брат засмеялся. Вопросы Танатоса частенько вызывали у него смех. Наверное, из-за того, что Гипнос знал и умел гораздо больше старшего брата. Несмотря на это, он никогда не задирал нос и охотно объяснял Танатосу всё, что бы того ни интересовало. Вот и в тот раз Гипнос не оставил брата в неведении. Задумчиво почесав подбородок, он сказал: — Представь, что щёлкаешь зажигалкой в тёмной комнате. Он приблизился, ловким движением достал из нагрудного кармана Танатоса потрёпанную зажигалку. Танатос вопросительно вскинул бровь. — По сравнению с комнатой её огонёк будет совсем крошечным. Но всё же… — Подняв глаза на брата, Гипнос улыбнулся. — Он сумеет немного разогнать мрак и отбросит отсветы на стены. В этом ценность подобных моментов, Тан. Они могут казаться маленькими, незначительными. Глупостью даже. Но однажды, когда вокруг тебя сгустится тьма, ты вспомнишь о них. И так сможешь зажечь свой свет. Так что вот. — Палец Гипноса скользнул по колёсику, и над оцарапанным металлом заплясал язычок пламени. — Щелчок зажигалки. Момент, когда Айон даровал ему Ядро Смерти, стал для Танатоса щелчком зажигалки. В то время он был уже взрослым, но Айон всё равно обращался с ним так, словно Танатосу по-прежнему было шестнадцать — как в тот день, когда они впервые встретились. Это слегка раздражало, но на самом деле было даже трогательно. Айон, человек, по доброй воле взваливший на свои плечи миссию по спасению человечества от Хонкая, редко лучился теплотой. Понять, насколько большим и добрым было его сердце, можно было лишь по тому, что таилось не в словах, а где-то между ними. — Ядро — это не игрушка, — сказал Айон таким тоном, словно Танатос, переживший апокалипсис, мог этого не знать. — В особенности Ядро Смерти. Танатос скрестил руки на груди. — Вы собираетесь отдать Ядро Смерти мне? Айон опустился за стол, упёрся в него локтями, сплёл пальцы в замок. Он казался невозмутимым, но по напряжённой позе Танатос догадывался, насколько сильно он на самом деле нервничает. Обретение власти над Ядрами было большим шагом. Опасным, но необходимым: никто из четырнадцати выживших не знал, с какими опасностями придётся столкнуться в поисках нового дома. — Присядь, — попросил Айон. Танатос подчинился. — Да. Я решил, что ты лучше остальных подходишь на эту роль. — Почему? — прямо спросил Танатос. — Сэр, не подумайте, что я отказываюсь. Я доверяю вашему решению. Но это большая ответственность, и я хочу знать… — Он поколебался: Айон предпочитал точные формулировки. — Хочу быть уверен, что не подведу. Бросив быстрый взгляд поверх сцепленных ладоней, Айон улыбнулся. Его карие глаза, по обыкновению спокойные, легонько сощурились. В них мелькнули тёплые искры. Танатос беззвучно вздохнул. Этот невысокий худощавый человек… В его каштановых волосах проглядывали седые пряди. Излюбленный костюм, в котором Айон покинул разрушенный мир, стал великоват и к тому же понемногу обретал поношенный вид. Тонкие пальцы казались хрупкими, а тени под глазами придавали лицу ощущение болезненности. Айон производил впечатление студента, который только-только вывалился из вагона метро, до отказа набитого людьми, и теперь спешил в университет ради мечты и стипендии размером с три дырки в кармане. Но выражение глаз не давало обмануться. У Айона был взгляд человека, который заглянул в лицо кошмару — и ухитрился сохранить спину ровной, а сердце стойким. — По этой самой причине, — ответил он. — Ты осознаёшь ответственность. Твоя воля тверда, но в то же время ты умеешь сомневаться, Танатос. Именно поэтому я знаю, что ты подойдёшь на эту роль лучше других. Мы планируем возродить человечество искусственным путём, который не предписан волей этой вселенной. Неважно, в каком мире мы в итоге останемся — люди не смогут обрести с Воображаемым Древом полноценную связь. Им всегда будет нужен проводник. Тот, кто в подходящий срок сможет направить их души. Скрестив руки на груди, Танатос опустил глаза. — Смерть. — Смерть, — согласился Айон. Несколько секунд он внимательно всматривался в лицо Танатоса, а затем прямо спросил: — Ты считаешь её злом? Танатос неуверенно повёл плечом. — Она забрала у нас достаточно. — Ты считаешь её злом? — повторил Айон. Верно. Он всегда предпочитал точные формулировки. Танатос высказал своё мнение, но его нельзя было считать ответом на вопрос. Осознав это, Танатос вздохнул. Закрыл глаза. Некоторое время он тщательно размышлял над тем, что собирается сказать дальше. Смерть завершает истории, уводит людей за черту, которую невозможно пересечь живым. Танатос не верил легендам родного мира. Он знал, что после смерти души всех существ галактики сливаются с Воображаемым Древом. Не существовало подземного царства, куда можно было бы спуститься. Не было бога, которого можно было бы попросить о последней встрече с ушедшим. Люди рождались из Воображаемого Древа, а после смерти воссоединялись с ним, чтобы отправиться навстречу новым жизням. Подчинённые неотвратимости этого цикла, люди напоминали цветы. Они прорывались к свету, ярко цвели, увядали — а затем становились почвой, на которой распускались бутоны новых историй. Танатос считал подобный круговорот печальным и в какой-то мере красивым. Но злобы в нём не было. Смерть не знала компромиссов, но называть её злодейкой не поворачивался язык. Безусловно, она была концом. Но она же служила дорогой к новому началу. Она была шестерёнкой, вращавшей механизм вечности. Об этом Танатос и сказал Айону. — Что и следовало от тебя ожидать, — улыбнулся тот. — Послушай. Танатос слушал, но Айон заговорил не сразу. Некоторое время он сидел, задумчиво опустив взгляд. Его глаза перебегали из стороны в сторону — казалось, Айон пытается прочесть историю будущего, которое родится из его сегодняшнего решения. Может, он не увидел никаких историй. А может, образ грядущих дней, представший его мысленному взору, пришёлся Айону по душе. Так или иначе, он кивнул самому себе и наконец сказал: — Как и у всех остальных, твоя связь с Ядром будет искусственной. Ты не сможешь получить его силы целиком. Тем не менее… — Взгляд Айона остановился на красных глазах Танатоса. — Твоя ситуация уникальна. Полагаю, благодаря этому ты сможешь раскрыть потенциал Ядра иным способом, способом, не доступным другим. Танатос покачал головой. — Мне не следует злоупотреблять своей силой. — Злоупотреблять, разумеется, не нужно, — чуть усмехнулся Айон. — Но и ограничивать себя тоже. Если почувствуешь в Ядре особенный отклик, если поймёшь, что можешь исследовать его возможности, лучше понять его — действуй. Людям нужна умелая смерть, Танатос. Не сдержав усмешки, Танатос повёл плечом. — «Умелая». Скажете тоже. Что это вообще, чёрт побери, значит? Вместо ответа Айон лишь улыбнулся, а затем положил обе руки на стол. В золотом всполохе над его ладонями возник небольшой красный кристалл, в самом эпицентре которого пульсировала сконцентрированная тьма. Танатос вздрогнул. Он не мог объяснить, почему, но он вдруг испытал непреодолимое желание потянуться кристаллу навстречу, заглянуть в его тёмную глубину, рассмотреть то, что пряталось за этим крошечным сгустком мрака. Он просто знал: там что-то есть. Что-то, что невозможно разглядеть глазами. Пару секунд Айон наблюдал за реакцией Танатоса. Затем, действуя так осторожно, словно Ядро можно было разбить одним лёгким касанием, протянул его Танатосу. — Если хочешь отказаться, лучше скажи сразу, — предупредил он. — Когда я создам между вами связь, Ядро станет твоей неотъемлемой частью. Вторым сердцем. Твоим даром, проклятием, образом жизни. Будет нелегко. Пока мы не найдём способ сделать процесс слияния душ с Воображаемым Древом более… хм… автоматическим, тебе придётся лично провожать каждую из них. А иначе они будут оставаться в этом мире беспокойными призраками. Ты сам видел, к чему это приводит. Знаешь, почему важно такого не допустить. Обдумывая его слова, Танатос обхватил пальцами подбородок, слегка ухмыльнулся. Он казался невозмутимым, но сердце часто стучало, отдаваясь ритмичным боем в висках. Если Гипнос сравнивал моменты с щелчком зажигалки, то Танатос нередко думал о них как о взмахах клинка. Один быстрый удар разделяет всё на до и после. Выбор, который предлагал Танатосу Айон, был взмахом клинка. Две половины жизни, рассечённые острой гранью, невозможно склеить обратно. Приняв Ядро, Танатос станет другим. И вернуться к прежнему «я» будет уже невозможно. Он откинулся на спинку стула, протяжно вздохнул. — Чувствую себя так, будто вы предлагаете мне сомнительную работу. Без зарплаты, без выходных… даже без дружного коллектива и печенек. Вам бы подумать над стратегией привлечения работников. Айон склонил голову набок. Его лицо оставалось бесстрастным. Танатос же подался вперед, облокотился на стол, посмотрел Айону в глаза. — У вас есть другие кандидаты? — Нет, — спокойно ответил тот. — Что, вообще никого? Афина, может? Она девушка ответственная. Или Гефест. Вы вообще видели Гефеста? Да надежность этого парня… — Айон улыбнулся, и Танатос замолк. — Вы ищете что-то другое. Не ответственность и не надежность. «Людям нужна умелая смерть». Что бы это ни значило. Айон кивнул. — Мне жаль возлагать эту задачу на твои плечи, — сказал он. — И всё же других вариантов у вас нет. — Танатос хмыкнул. — Уж не знаю, умелый ли я или какой, но вы справедливо заметили: души нуждаются в проводнике. Мне хватило того, что было с нашим миром во время шестого Удара Хонкая. Не хочу снова… — Он запнулся. — Я согласен. — Это твой окончательный ответ? — уточнил Айон. Танатос взглянул на алый кристалл в его руках. — Да. Одним решительным движением он забрал у Айона Ядро. Удивительно, но оно оказалось тёплым и билось в сжатом кулаке так, словно было живым. Птицей, мечтавшей расправить крылья. Или, может, бабочкой. В тот момент, когда Танатос ослабил хватку, Ядро оплели мерцающие нити, сплетённые из золотых песчинок. По комнате прокатился всплеск незримой силы — это Айон направлял свою волю, чтобы создать между Ядром и его новым носителем прочную связь. Это был величайший обман Воображаемого Древа: Ядро, мощью которого могли владеть лишь Судьи, сильнейшие порождения Хонкая, стало принадлежать людям. Потоки силы Айона взъерошили волосы Танатоса, ударили по лицу, вынудив зажмуриться. В тот же миг грудь в районе сердца прошила острая боль. Взмах клинка. Момент, разделяющий жизнь на до и после. Он длился не больше пары секунд, но отпечатался в памяти подобно клейму. Даже после столетий в плену сна Танатос мог, коснувшись сердца, вновь ощутить тот укол. Ту дрожь, что прокатилась по телу от воссоединения с Ядром. Он помнил, как наполнился небывалой силой. Как в голову разом хлынули десятки голосов — эхо душ, умиравших в тот миг поблизости. Одни ждали Смерть, словно желанную гостью. Другие боялись её, проклинали, молили о пощаде. Эти голоса беспрестанно пронизывали сердце, и на несколько секунд Танатос потерялся в чужих ощущениях до такой степени, что по щеке скатилась слеза. — Танатос, — окликнул Айон. Впервые в его ровном голосе прозвучала тревога. Танатос часто заморгал. Как там учил братик? Глубокий вдох. Раз, два… Выдох. Три, четыре, пять, шесть. И снова. И опять — до тех пор, пока не уймётся сердце, пока не вернётся ясность сознания. Пока Танатос снова не станет собой. Голоса не смолкли, но притихли. Танатос помассировал гудящие виски, после чего мотнул головой и, выпрямившись, твёрдо посмотрел на Айона. В момент принятия Ядра он в полной мере ощутил важность своей новой миссии. Какая бы душа ни позвала её, Смерть не имела права оставаться равнодушной. Поэтому Танатос поднялся и сказал те же слова, что и в шестнадцать лет, когда всё-таки убедил Айона позволить ему сражаться против Хонкая: — Сэр… Обещаю, я не подведу. Небесный порядок уничтожил целое государство, он проклял чистокровных жителей Каэнри’ах бессмертием и обрёк всех остальных на ужасную участь! И после этого ты говоришь «ха»? Как… Как тебе не стыдно? Вдох. Раз, два… Ну да, понятно. Ты же высший бог. Нести ответственность за свои поступки ниже твоего достоинства. Выдох. Три, четыре… Знаешь, что? Может, я всё-таки была неправа. Может, твой брат действительно не вернулся за тобой просто потому, что не захотел. Пять. Шесть. Танатос наконец открыл глаза, обратил взгляд к небу — как и всегда к этому моменту, который в мире фальшивого времени невозможно было определить по часам, его начали затягивать тучи. Гипнос знал, что Танатосу нравилась непогода. Дождь приносил свежесть и облегчение. Без дождя всякая земля высохла бы, и в конце концов даже цветущее поле обернулось бы безжизненной пустошью. Братик позаботился обо всём. Кроме свободы. Покачав головой, Танатос развернулся и медленно зашагал обратно к дому. Невыносимая мелкая. Дети всегда были такими наглыми или испортились за последние пятьсот лет? Танатос сам не знал, почему Венни удалось так глубоко его задеть. Может, она просто раздражала. А может, озвучивала вслух его собственные мысли. Неужели ты думаешь, что я могу поверить тебе, богу Небесного порядка? Он добрался до площадки перед крыльцом. Венни до сих пор торчала в доме — наверное, дулась. Пускай. Либо надуется до такой степени, что улетит, как воздушный шарик, либо смирится с тем фактом, что для побега из этой чёртовой реальности рано или поздно придётся сдуться. Танатос обежал взглядом мерцающий циферблат, который отпечатался посреди маков из-за силы часов. Осталось всего одиннадцать делений — и пугающая пустота там, где ещё недавно было двенадцатое. «Так глупо потратить целую возможность». Да, Венни повела себя глупо. Но ведь и Танатос оказался не умнее. Наверное, десятилетия одиночества и жизни по вечной спирали, от которой невозможно было сбежать, подпортили мозги. Углядев в появлении Венни шанс, Танатос погнался за ним, как безумец. Забыл об осторожности. О том, что каждый шаг нужно тщательно вымерять — особенно когда с тобой путешествует девчонка, сумасшедшая почти в той же степени, что и ты сам. Ещё… Он забыл о своих обязанностях.Этот фрагмент можно читать под музыку: Janet Suhh — Us, in Memories. Ставьте на повтор
Танатос протянул руку, и на кончик пальца опустилась знакомая зелёная бабочка. Танатос так торопился вырваться из плена, из своего поддельного Элизиума, что попросту забыл вернуть душу Олдрика на Воображаемое Древо. — Прости, — сказал он. К дому подступала гроза. Ветер крепчал, и его прохладные порывы ерошили волосы Танатоса, путались в складках свободной рубашки. Маки склонили алые головы, словно хотели почтить память ушедшего. Заскрипела дужка лампы, подвешенной над крыльцом. Хлопнули ставни. Танатос не вздрогнул: он уже наизусть знал последовательность звуков, которую воспроизводил этот бесконечный сон в течение дня. — Настала пора прощаться. — Крылья бабочки затрепетали, и Танатос чуть улыбнулся. — Не бойся. Я видел магистра Варку. Он сказал, что хочет позвать тебя в экспедицию. — Лапки бабочки чуть крепче обхватили палец. — Куда? Хах… Прости. Этого я не знаю. Но я слышал, ваша дорога лежит далеко за горизонт. И что бы вы там ни увидели… Лёгкий импульс со стороны Танатоса подтолкнул бабочку слететь с его руки и направиться ко второму порталу — золотому контуру двери, который возник здесь вскоре после разрушения первого. — Думаю, оно будет стоить того, чтобы исследовать. Венни не знала, сколько времени бесцельно блуждала по дому Танатоса. Идеальные стены вызывали уныние. Стрелки часов, замерших незадолго до полуночи, напоминали, в какой же дурацкой ситуации оказалась Венни. Слоняясь по коридорам, она пыталась представить, что сейчас происходит во внешнем мире. Ищут ли её другие рыцари? Что замыслили Змей и госпожа Шиён? А вдруг Мондштадт в опасности? А вдруг «Багровые мотыльки» хотят повторить Пепельное Бедствие? А что, если мама с папой отправились на помощь Венни и в результате пострадали сами? А что там Феликс? Размышляя об этом, Венни никак не могла заставить себя сесть — даже на минутку. В конце концов, когда на обкусанных от волнения губах уже не осталось живого места, она осознала, что должна срочно на что-нибудь отвлечься. На глаза попались рамки с фотографиями. Венни проходила мимо них уже раз двадцать, но из-за переживаний толком не рассматривала. Фотографии изображали двоих: высокого юношу со встрёпанными чёрными волосами и, должно быть, его младшего брата. Глаза юноши были ярко-синими, как крылья бабочки, которую Венни видела в руинах. Изумлённая, Венни обеими руками взялась за одну из рамок, поднесла фотографию поближе к лицу. Хотела убедиться, что не обозналась. Юношей с фотографии был Танатос. А этот очаровательный мальчишка с чёрными вихрами и большими глазами, похожими на осколки весеннего льда… Неужели Гипнос? «Странно. Даже не думала, что боги Небесного порядка могут выглядеть так… обыкновенно». Фотография навела Венни на размышления. Откуда вообще взялись боги Небесного порядка? Откуда проистекали силы Танатоса и Гипноса? Зародилась ли смерть вместе с Тейватом, или же кто-то силой вписал её в закон мироздания, чтобы разлучать близких и множить трагедии? В глубине дома хлопнули ставни. Венни вздрогнула — рамка лишь чудом не вылетела из рук. Отставив её обратно на полку, Венни решила проверить, не случилось ли чего с окном. Окно было цело. На улице понемногу собирались тяжёлые тучи. Венни устало фыркнула. Как будто мало было душевных терзаний! Гипнос ведь пытался создать для брата идеальный мир. Не мог что ли настроить хорошую погоду? Или это из-за того, что пузырьковая вселенная этого скучного сна создавалась в спешке? Венни опёрлась локтями на подоконник. Ей захотелось поймать момент, когда на алое покрывало маков упадут первые капли дождя. Именно тогда она заметила Танатоса. Он стоял перед порталом. Сначала Венни решила, что он вздумал уйти во внешнюю вселенную без неё. Но потом она заметила на его пальце зелёную бабочку с жёлтыми пятнышками. Опустив голову, Танатос беседовал с ней так, словно бабочка понимала человеческую речь. Венни выдохнула. Верно. Она была так поглощена своими переживаниями и тяжкими мыслями о Кевине, что напрочь забыла о душе бедного Олдрика. А ведь он, между прочим, защищал её до самой смерти — а из-за Танатоса даже капельку после. И чем же Венни отблагодарила? Махнула на Олдрика рукой, ускакала во внешнюю вселенную, где чуть не погибла, а по возвращении в сон даже не подумала его проведать. Сгорая от стыда, Венни обхватила себя за плечи. Она не знала, о чём Танатос говорит с бабочкой, но твёрдо решила досмотреть до конца. А бабочка тем временем слетела с его руки. Некоторое время она неуверенно порхала над маковым полем. Но в тот момент, когда по земле застучали первые капли дождя, пространство перед крыльцом озарилось короткой алой вспышкой, и в следующую секунду Венни снова увидела Олдрика — таким, каким он был при жизни. Казалось, ещё немного, и он засмеётся, достанет гитару, тронет струны, чтобы развлечь окружающих очередной песней. Венни была уверена: если бы Олдрик мог, он пел бы до самого конца. Она прислонилась лбом к стеклу. В глазах закипали слёзы. Стараясь не поддаваться этому ненавистному комку в горле, Венни неотрывно глядела, как Олдрик ступает по маковому полю навстречу золотой двери. Поначалу его шаги были медленными. Он собирался перейти черту, из-за которой нет возврата — любой бы на его месте колебался. Затем, остановившись, Олдрик обернулся на Танатоса. Танатос ничего не сказал. Он лишь легонько повёл рукой и кивком указал Олдрику на дверь. Тот выдохнул. Развернулся. В тот момент, когда он снова увидел портал, его взору предстали размытые силуэты. Венни не знала, кого увидел у последней черты Олдрик. Кто бы это ни был, сразу несколько рук потянулись к нему, и Олдрик, вдруг широко улыбнувшись, шагнул им навстречу. Кто-то похлопал его по плечу. Кто-то взял за ладони. Ещё с Сентября Катастроф Венни считала смерть глупой и жестокой. Она никак не могла подумать, что её хватка может быть такой мягкой. Такой… бережной. Мерцающие силуэты увели Олдрика за собой. Во внешнюю вселенную, где он освободился из плена сна и слился с Воображаемым Древом — так, как и полагалось всякой ушедшей душе. Всхлипнув, Венни спрятала лицо в ладони. Когда она вволю наплакалась — из-за Олдрика, из-за заточения во сне, из-за Кевина, которого наконец встретила и которого не смогла спасти, — Танатос уже ушёл. Утерев лицо рукавом, Венни выдохнула. Долю секунды она смотрела на дверь, за которой навеки скрылся Олдрик. Затем, сорвавшись с места, она бросилась к выходу из дома. Мимо часов, стрелки которых застыли в вечности. Мимо фотографий, где Танатос искренне улыбался, а брат смотрел на него с любовью и уважением. Мимо окон, за которыми уже вовсю хлестал дождь.Конец музыкального фрагмента
Этот фрагмент можно читать под музыку: Piano Echoes — Omoide wa Tooku no Hibi (from 5 Centimeters per Second). Ставьте на повтор
Уперевшись локтями в колени, Танатос сидел на берегу реки. Дождь его не беспокоил. Не обращая внимания на то, как с мокрых волос срываются крупные капли, он время от времени прикладывался к бутылке с сидром. Заметив, что он снова пьёт, Венни не сдержала смешка. Ну что за человек! Бог. Или кто он там вообще. В любом случае, Венни жалела, что не может познакомить его с Венти. Два алкоголика всегда найдут общий язык. И парочку историй, чтобы разделить их подобно бутылке. Венни почему-то казалось, что Танатосу не помешал бы человек, с которым он мог поделиться своими историями. Немного потоптавшись вдалеке, она всё-таки решилась подойти, но спускаться к реке не стала. Не могла избавиться от мысли, что Танатос будет раздражён одним её появлением. За шумом дождя он не услышал её шагов, поэтому Венни кашлянула, привлекая внимание, и первым делом сказала: — Прости. Танатос обернулся через плечо. Его взгляд, по обыкновению хмурый и наглый одновременно, окинул Венни с головы до ног. Затем он отвернулся обратно к реке. Венни уже хотела возмутиться (разве можно богам быть такими обидчивыми?), но тут Танатос повёл свободной от сидра рукой, и прямо из воздуха ей на голову свалился ярко-красный дождевик с глубоким капюшоном. Танатос ничего не сказал. Венни тоже. Натянув дождевик, она прошлёпала ботинками по мокрой земле и опустилась рядом с Танатосом на поваленное бревно, которое смиренно выполняло роль скамейки. Пару минут они молчали. Затем, обхватив руками колени, Венни шмыгнула носом и неохотно произнесла: — Я поступила глупо. — Мм, — неопределённо отозвался Танатос. — И почему же? Издав мученический вздох, Венни ткнулась в колени носом. Танатос взглянул на неё со слабой ухмылкой. Венни не могла понять, издевается он или спрашивает всерьёз, но ссориться дальше ей не хотелось, так что она решила ответить: — Потому что… — Она вздохнула. — Потому что я находилась в теле Бай Чи и не имела права распоряжаться им по своему усмотрению. — Хм, — только и сказал Танатос. Разгадать значение этого «хм» было решительно невозможно. Венни попыталась заглянуть ему в лицо, но оно оставалось всё таким же нечитаемым, как и большую часть времени. Тогда она посмотрела на речку. В разгар дождя бурные воды потемнели. Вниз по беспокойному течению тянулась вереница маковых лепестков. — Наши сознания влияли друг на друга. Хотя Бай Чи была согласна с моими решениями, возможно, без воздействия с моей стороны она никогда бы так не поступила. Я подставила её под удар. Танатос прислонил бутылку недопитого сидра к бревну, сцепил руки в замок, посмотрел на Венни — сосредоточенно и серьёзно. — Что ещё? Не будь Танатос таким высоким, Венни непременно попыталась бы скинуть его в речку. Как можно быть таким невыносимым! Неужели одного прощения ему недостаточно? Венни засопела, но всё-таки сказала: — Мне не следовало говорить такое о твоём брате. Брови Танатоса слегка приподнялись. — На самом деле я не думаю, что он хотел тебя бросить, — добавила Венни. Повернувшись, она заглянула Танатосу в глаза, приложила руку к сердцу. — Я видела ваши фотографии. Он правда тебя любит. И наверняка вернулся бы за тобой, если бы мог. Я сказала такую гадость лишь потому, что хотела побольнее тебя задеть. Танатос отвёл взгляд. Над берегом реки снова повисло молчание, однако на сей раз оно не было тягостным: Танатос размышлял над словами Венни, а Венни пыталась вообразить судьбу Гипноса. В конце концов Танатос не стал ничего отвечать. Вместо этого он вытянул руку, и когда в ней появилась пачка сигарет, вытряхнул одну на ладонь. — Что ещё? — Ты куришь? — прослушав вопрос, удивилась Венни. В душе пополам с болью шевельнулось смутное воспоминание. Венни припомнила, как всякий раз, когда она оказывалась рядом, Кевин спешно тушил сигарету и изображал из себя адепта здорового образа жизни. Она подумала: будь он сейчас рядом, он наверняка прочитал бы Венни лекцию о вреде курения — а после пошёл бы перекурить. Он всегда был глупеньким, её Кевин. Танатос вставил сигарету в зубы. — Тебя это удивляет? — Нет, — поразмыслив, ответила Венни. Затем, решив, что стоит рискнуть, добавила: — Дай попробовать. — Ещё чего, — хмыкнул, щёлкнув зажигалкой, Танатос. — Тебе сколько лет, мелкая? Десять? — Венни обиженно надула щёки, и Танатос тихонько фыркнул. — Воистину, наглые дети. Неужели думаешь, что станешь взрослее, если будешь брать в рот всякую гадость? Венни окатила его негодующим взглядом. — Ничего я не думаю! — Ага, — развеселился Танатос. — Заметно. Не выдержав, Венни всё-таки ткнула его кулаком в плечо. Это было ужасно нагло — тыкать бога кулаком. Но Венни не боялась. Не потому, что не чувствовала страха, как раньше. Теперь, после пережитого в мире жуткой космической битвы, Венни понимала: Танатос не желает ей зла. Да, он был богом Небесного порядка. Да, он использовал её, чтобы выбраться на свободу. Но всё-таки он не соответствовал образу жестокого бога Селестии, к которому привыкла Венни. Она пока не понимала, какой он. Но всё же чувствовала, что не плохой. — Ты не ответила, — выпустив навстречу дождю облако дыма, сказал Танатос. Капли так и норовили потушить сигарету, поэтому он с неохотой воплотил над их с Венни головами большой зонт. — Что ещё? Венни поднялась с бревна, подошла к краю зонта, чтобы можно было ловить бойкие струи руками. — Не знаю. Что? Танатос фыркнул. — Тебя кто растил, мелкая, кружок альтруистов? Ты о себе вообще думать не умеешь? — Он тряхнул головой, и с мокрых волос во все стороны разлетелись мелкие капли. — Я ведь уже говорил: смерть в чужом теле может ввести твою душу в состояние дезинтеграции. Распада. — Ах, точно, — спохватилась Венни. — Что-то про рис. — Как я рад, что из всего обилия информации ты запомнила самую бесполезную, — кисло ответил Танатос. Венни виновато развела руками. Танатос протяжно вздохнул, потёр лоб, словно пытался удержать разум от взрыва, но быстро сдался и устало сказал: — Да, чёрт побери. Рис. Твоя душа — это грёбаная пачка риса. Рассыплешь по неосторожности, а собирать будешь до скончания времён. И это ещё хорошо, если рис будет достаточно чистым, чтобы его можно было использовать дальше. Не всем просыпанным пачкам так везёт. Некоторые, знаешь ли, в мусорку после такого отправляются. Венни понимала, что он имеет в виду, но на всякий случай уточнила: — Мы же сейчас не про настоящий рис? Танатос уронил голову на руку, а затем, не выдержав, засмеялся. Выглядел он не таким искренним, как на фотографиях с Гипносом, но Венни всё равно понравился этот смех. Что-то в нём было такое… настоящее. Немножко сумасшедшее. Но Венни устраивало. — Послушай, — посерьёзнев, сказал Танатос. — Эй, ты слушаешь или ворон считаешь? Не заставляй потом устраивать тебе экзамен. Венни обернулась и, скрестив руки на груди, закатила глаза. — Я всё поняла, профессор. Чужую оболочку надо беречь, потому что она, во-первых, чужая, а во-вторых, если я умру в ней, то превращусь в рис. Принято. Постараюсь не умирать. Урок окончен? Танатос посмотрел на неё, как на идиотку. — Нет. Венни в задумчивости пнула бревно. Она догадывалась, куда клонит Танатос, но не была уверена, насколько хочет выслушивать очередные лекции о премудростях параллельных миров. Однако Танатос не знал жалости и потому твёрдо сказал: — Во вселенной существует огромное множество Кевинов. Ты не сможешь спасти их всех. На такое не хватит ни двенадцати, ни тысячи попыток. — Я понимаю это, — отозвалась Венни. Голос прозвучал резче, чем хотелось, но Танатос не обиделся, лишь со вздохом прикрыл глаза. — Не надо принимать меня за дуру. Я знаю, что не смогу его спасти. И что любые мои действия не вернут Кевина, погибшего десять лет назад. Просто… Венни замолкла. Обхватила себя руками. Пару секунд Танатос наблюдал за тем, как сменяются выражения её лица, а потом молча похлопал рядом с собой. — Я не хочу снова увидеть, как он умирает, — призналась, вернувшись на бревно, Венни. Танатос опустил голову и посмотрел на сигарету в своих пальцах. — Я знаю. Но он не хотел бы, чтобы ты отдавала ради него жизнь. — Ты не можешь этого знать. — Отчего же? — повёл плечом Танатос. — Я ведь «бог смерти». Кое-что смыслю в предсмертных желаниях. И потом, тут и без божественных сил всё понятно. Он умер, чтобы остальные могли жить. В том числе и ты. Венни знала, что вопрос прозвучит несправедливо, но всё-таки не смогла промолчать. — И что, Смерть соглашается на подобные сделки? — Смерть ничего не решает, — ответил Танатос. — Она лишь приходит закрыть книгу, когда история подходит к концу. Венни не знала, что на такое ответить, поэтому до тех пор, пока не истлела сигарета, они просидели в молчании. Затем Танатос хлопнул себя по колену и поднялся. Зонт исчез, и Танатос подставил лицо дождю — как показалось Венни, с удовольствием, которое можно было объяснить разве что его безумием. Потому что только безумцы наслаждаются дурной погодой. Венни, наверное, тоже понемногу сходила с ума, потому что дождь, который поначалу не вызвал у неё никакого восторга, ей понравился. Совсем чуть-чуть. Не до такой степени, чтобы считаться полноправной сумасшедшей. Но Венни была вынуждена признать: в компании поваленного бревна, шумной реки и странного бога даже непогода обретала особенное очарование. — Давай вернёмся к порталу, — предложил Танатос. — Думаешь, я готова? — спросила Венни, поднявшись следом. Танатос взглянул на неё, не скрывая насмешки, взъерошил и без того всклокоченные волосы. — Не, — бросил он. — Но хотя бы подаёшь надежды. Слабенькие, конечно. Но с сидром потянет. Повезло, что я успел выпить, да? Не дожидаясь реакции, он отсалютовал и направился вдоль берега в сторону дома. Венни тяжело вздохнула. Наглый. Нестерпимый до такой степени, что сводит зубы. И к тому же бог Селестии. Но всё-таки немного забавный. Посильнее натянув капюшон дождевика, Венни бросилась вдогонку. За время ссоры она успела позабыть о размашистой походке Танатоса. Наверное, это была профессиональная привычка: всё-таки Смерти нужно двигаться быстро, в кратчайшие сроки огибая целый мир. Интересно, а почему люди не перестали умирать, когда Танатос оказался заточён во сне? Кто он всё-таки — бог или… Нет. Конечно, не человек. Наверное, какое-то иное создание, о котором Венни пока не знала. Но она была полна решимости узнать. Размышляя о происхождении его сил, Венни не сразу заметила на противоположном берегу реки чей-то силуэт. Погодите-ка… Силуэт? Здесь? Испугавшись, что это может быть угодивший в ловушку Феликс или, скажем, мама с папой, Венни остановилась. Капли дождя били прямо в лицо. Тогда Венни козырьком приложила ладони ко лбу и присмотрелась. Силуэт принадлежал незнакомке. Стена ливня мешала разглядеть её как следует, но Венни сумела различить длинные белые волосы и невысокую стройную фигуру, облачённую в серебристое одеяние. — Эй, Танатос, — окликнула Венни. Он успел уйти далеко, почти к самому дому, но услышал и вернулся. — Мм? — Кто эта девушка? — поинтересовалась Венни. — Это какая-то часть сна, или… Танатос неожиданно нахмурился. — Да, это часть сна, и при разговоре с тобой она будет повторять одни и те же фразы, предписанные сценарием Гипноса. Не обращай внимания. Эта девушка нереальна, и мы с ней ничем не можем друг другу помочь. Словно пытаясь закрыть тему, он сорвался с места и возобновил путь к дому. Венни догнала, двинулась с ним плечом к плечу. — Это девушка из твоей настоящей жизни? — Её проекция. Иллюзия. Как угодно. — Ты её любил? — Это что ещё за вопросы? — Ладно. Тогда скажи хотя бы, как её зовут. Или это секрет? Страшный божественный компромат? Танатос сунул руки в карманы. — Именно. Страшный божественный компромат. А теперь прекращай строить из себя журналиста и сосредоточься на нашей следующей цели. Вторая попытка, Венни. Мы должны выжать из неё максимум. Установить хотя бы примерное расположение божественных атрибутов — а вместе с ними и Гипноса. Венни понимала, что Танатос пытается скрыть какую-то тайну. Ей было жутко любопытно, но испытывать его терпение после ссоры не хотелось, так что она лишь разочарованно вздохнула и отозвалась: — Ага. Твои атрибуты — это же плащ, кольцо и коса? И каждый, выходит, хранит частичку твоих сил? — Танатос не ответил, и Венни, обхватив себя за подбородок, принялась рассуждать: — Это твои божественные атрибуты делают тебя богом? Но ведь это странно. В таком случае ты не смог бы забрать душу Олдрика. Получается, ты владеешь силой даже без атрибутов, но откуда она берётся? Кто ты? Бог в отставке? Танатос ухмыльнулся. — Уволенный бог. Венни озадаченно поскребла затылок, но в этот момент они с Танатосом добрались до площадки перед крыльцом. Без зелёной бабочки с жёлтыми крыльями здесь стало немного одиноко. Венни была бы рада её увидеть, но куда больше радовалась тому, что Олдрик смог выбраться во внешнюю вселенную. Куда бы он ни отправился… Венни точно знала: рано или поздно он отыщет дорогу в свой счастливый край. — Я бы взял с тебя обещание не делать глупостей, — обронил Танатос. — Но они, похоже, жизненно тебе необходимы. Постарайся хотя бы немного держать себя в руках, ладно? Тогда я подумаю над тем, чтобы дать тебе попробовать сидр. — Что, правда? — обрадовалась Венни. — Нет. Венни закатила глаза. Чрезвычайно довольный собой, Танатос опять натянул на лицо фирменную усмешку. Какое счастье, что теперь она раздражала Венни чуточку меньше. — Как думаешь, что за мир нас там ждёт? — спросила она. Танатос посмотрел на контур двери. Её золотое мерцание отбрасывало на его лицо мягкие отсветы. — Давай надеяться, не какая-нибудь очередная космическая баталия. Одно могу сказать точно: нас неосознанно притягивает к определённым мирам. Возможно, мы оказались на той планете именно потому, что в глубине души ты хотела встретить Кевина. Так что постарайся не думать о нём, ладно? Сосредоточься на Гипносе. — Он перевёл взгляд на Венни. — Или на той жизни, которую хотела бы прожить, когда выберешься из сна. А я буду думать об атрибутах. Не думать о Кевине… Ха. А ведь когда-то у Венни получалось и такое. Давным-давно. Лет, наверное, в десять — до того, как весь мир начал сыпаться в бездну. Выходит, ей нужно ненадолго снова стать ребёнком. — Я постараюсь. — Танатос всё ещё выглядел задумчивым, словно сомневался, действительно ли Венни готова, поэтому она ступила вперёд и твёрдо сказала: — Обещаю, я не подведу! Поначалу удивлённый, его взгляд неожиданно смягчился. — Хорошо, хорошо, мелкая, не надо громких заявлений. Я верю, что в этот раз ты постараешься. — Он шагнул к порталу, но, припомнив о чём-то, щёлкнул пальцами, развернулся. — Я тоже был неправ. Первый приоритет — не Гипнос. Первый приоритет — выжить. Сохранить целыми наши души и чужие тела. Потом уже всё остальное. Поняла? Я правда не хочу провожать твою душу. Венни улыбнулась. Теперь она понимала, что в этом «не хочу» Танатоса не было ни лени, ни высокомерия. Он правда не хотел. Всем сердцем. Хоть Венни и не до конца понимала, почему. — Ладно. Судя по вздёрнутой брови, Танатос не поверил ей, но настаивать на продолжении разговора не стал. Вместо этого он жестом поманил Венни за собой в портал — туда, где ждала ещё одна отчаянная попытка выбраться. «Не думай о Кевине», — велела себе Венни и, сделав глубокий вдох, шагнула в портал — точно бросилась в омут с головой.Конец музыкального фрагмента
Открыв глаза, Венни обнаружила себя в теле приземистой старушки. Старушка сидела посреди улицы, наслаждаясь теплом солнечного дня, и бросала на дорогу хлебные крошки. Под ногами резвились стайки птиц — голубей и воробьёв. Над головой покачивались ветви тонкоствольных деревьев, сплошь покрытых розовыми лепестками. Венни невольно выдохнула. Сакуры. Однажды вся семья Рагнвиндр приезжала в период их цветения в Инадзуму. Родители отправились в поместье Камисато, поговорить о делах с госпожой Аякой и господином Томой. Венни с Феликсом доверили Итто — шумному, но очень смешному и доброму о́ни. Итто познакомил детей со своей подругой, Куки Синобу, и все четверо до самого вечера сидели на цветущем берегу, где делились историями и жарили фиалковые дыни. Венни осмотрелась. Стройные ряды сакур тянулись вдоль улицы по обе стороны от скамейки. Нежные розовые лепестки укрывали серое полотно тротуара. Между деревьев журчали искусственные фонтаны, в которых плескались крошечные разноцветные рыбки. Зрелище, от которого у Венни захватывало дух, казалось жителям мира обыденным. Не отрываясь от своих тёмных коробочек (благодаря старушке Венни знала, что коробочки называются телефонами), они спешили по делам — так быстро, что Венни никак не могла их рассмотреть. Но она успела подметить, что у многих людей этого утопающего в сакурах мирка есть рога, перья или хвосты. «Что вы за существа такие?» — удивилась Венни. Пока она глазела, на скамейку запрыгнул деловитый голубь. Сначала Венни решила, что он покушается на остатки хлеба, но голубь проигнорировал их и прошествовал к газете, которую старушка, по всей видимости, читала перед вторжением в свой разум. Венни посмотрела на голубя. Голубь посмотрел на Венни. Долю секунды она колебалась, а затем трескучим шёпотом спросила: — Танатос, это ты? В глазах голубя отразилось неподдельное страдание. — О, Барбатос, — оторопела Венни. Затем, не выдержав, захихикала. Голубь добрался до газеты и попытался клювом перевернуть страницу. Венни захихикала пуще прежнего. Тогда голубь пронзил её негодующим взглядом, и Венни услышала в своём сознании злой голос Танатоса: — Завались, пока я тебя не клюнул. Это было уже слишком. Венни расхохоталась в полный голос. Старушка была слабовата, и смех, который в устах Венни разнёсся бы на всю улицу, прозвучал негромко, но некоторые прохожие всё равно удивлённо обернулись. А Венни никак не могла остановиться. Вместе с этим смехом из неё вырывалось напряжение, накопленное в предыдущем мире. Венни хихикала, потому что Танатос выглядел нелепо, она хихикала, потому что злобные голуби — невероятно занимательное зрелище, а ещё она хихикала, потому что рада была оказаться в спокойном мире. Ну какое же облегчение! — Ты стал голубем, — утерев выступившие от смеха слёзы, прошептала Венни. — Почему из всех возможных вариантов ты стал именно голубем? Танатос переступил с ноги на ногу. Венни зажала рот рукой. Надо перестать смеяться. Интересно, а можно считать Танатоса богом голубей? — Ты себя видела, мелкая? Точнее, старая. Короче говоря, чья бы корова мычала! — Голос в сознании пренебрежительно фыркнул. — Я же говорил, у меня сейчас почти нет сил. Твоё присутствие помогает, но всё, что у меня есть, я трачу на поддержание портала. Владение большими телами требует много энергии, вот и приходится обходиться маленькими. — Голубями, — подхватила Венни. — Ты кушать не хочешь? У меня как раз хлебушек есть. Танатос клюнул скамейку рядом с ней. — Соберись! Мы тут не на экскурсию в голубиное царство явились. Надо искать Гипноса. Я чувствую в этом мире энергию божественного атрибута. А значит, где-то здесь есть и Гипнос. Венни мигом посерьёзнела. — Ты для этого хотел газету почитать? — Да. Помнишь, я говорил, что мы притягиваемся к определённым мирам не случайно? Это верно и для тел, и для событий, которые вокруг них происходят. Давай надеяться, что на сей раз удача не показала нам средний палец. Чтобы не мучить Танатоса необходимостью листать газету клювом, Венни раскрыла её сама. Некоторое время старушка и голубь молча пробегали взглядом по строкам. Сознание старушки помогало Венни понимать язык, который сплошь состоял из каких-то закорючек и чёрточек, записанных, ко всему прочему, не слева направо, а сверху вниз. Танатос же мотал головой, отвергая статью за статьёй — до тех пор, пока они с Венни не добрались до седьмой страницы. Со стороны сознания Танатоса донёсся встревоженный импульс. — Стой! Покажи-ка мне поближе эту фотографию. Венни послушно поднесла страницу к голубю. Пока он изучал её, она стрельнула взглядом по сторонам. Хорошо, что прохожие были увлечены своими телефонами и друг другом, а не то старушка, читающая газету на пару с голубем, неизбежно привлекла бы внимание. — Ну, что там? — Посмотри сама. Видишь? Старушка видела плоховато даже в очках, поэтому Венни пришлось сдвинуть их на кончик носа и поднести газету к самому лицу. Фотография изображала парадный зал особняка — роскошный до такой степени, что поместье Рагнвиндр казалось по сравнению с ним набором старых театральных декораций. Мужчина в центре кадра держал в одной руке какую-то кисточку, а во второй — элегантную подушечку с серебряным кольцом, которое напоминало переплетённые крылья. — Ох! — Это оно, Венни, — взволнованно сказал Танатос. — Это моё кольцо. Не знаю, что оно там делает, но я узнаю его из тысячи! Сдвинув брови, Венни скользнула взглядом к заголовку статьи.НОЧЬ ТЫСЯЧИ КАЙДАНОВ Лис в маске устраивает аукцион. Главный лот — Кольцо Последнего Желания
— Твоё кольцо собираются продать, — заявила она. — Похоже, Гипнос тут ни при чём. Прочитав заголовок, Танатос надолго замолк. Судя по негодующему воркованию, злился и обдумывал план. Наконец, подобравшись к краю скамейки, он спрыгнул на тротуар и засеменил в первую попавшуюся сторону — с таким запалом, что остальные голуби, заинтересованные только в хлебных крошках, не сдержали восхищения. — Пойдём. Нанесём этому Лису в маске визит.Вместо титров: Against the Current — Chasing Ghosts