Двое на одно тело

На следующий день Александра Ивановна Иванова своей привычке изменила и явилась на полчаса раньше обещанного. — Подумала, будет лучше, если вы будете понимать, во что ввязываетесь, — заявила эта девица, когда Пётр Петрович открыл дверь. — И задавать меньше вопросов. Ни здрасте тебе ни до свидания, она так же задела Петра Петровича плечом и прошла в квартиру.  — Эльвира Маратовна придёт только через полчаса, — крикнул он ей вслед. Саша пожала плечами и кинула куртку на тумбочку, а сама даже слишком привычно пошла на кухню. Пётр Петрович поморщился, но удержался и промолчал. Он даст ей один шанс, если не поможет — то как и остальных выгонит взашей. — Слышали о реинкарнации, Пётр Петрович? Он садится напротив неё, и Саша чуть наклоняет голову набок. У неё сегодня какой-то кулон на шее и оба запястья увешаны браслетами. Круглые бусины, какие-то камни — Пётр Петрович в них ничего не понимает, но точно не как Машка любила, недрагоценные. — Слышал. Саша снимает лямку сумки через плечо, вытаскивает блокнот и карандаш и откидывает сумку на пол. — Смотрите тогда, — она спешно чертит два кривых прямоугольника, — вот это, — тыкает кончиком карандаша первый, — одна жизнь. Допустим, этому человеку было отведено прожить до тридцати девяти. — Она подписывает цифру 39. Бред какой-то, но Пётр Петрович слушает.  Саша отсекает от прямоугольника кусок и спешно его штрихует. — Но что-то пошло не так, и его убили раньше. Ну, двадцать ему было.  — Почему? — Пётр Петрович хмурится. — Ну, случайно, мало ли. — Она пожимает плечами. — Убили. — Обводит прямоугольник. — Если убили жестоко, получаем как раз наш случай. Ему перерождаться рано, — тыкает, — он зол, он хочет остаться, и часть души как будто подвисает. Саша второй раз обводит этот прямоугольник. Етить, триллер какой-то. Такое сейчас и второй телеканал не снимает, Машка любила эти вечные сериалы. — Вот тут отсекается важный кусочек, что-то что делало именно эту жизнь особенной. — Саша штрихует меньшую часть темнее. –Такой осколок души, который подвисает в безвременье дальше. Остальная часть души перерождается, но с травмой прошлой. Чаще всего родимые пятна, если совсем жестоко — внутренние повреждения. Жопой чует Пётр Петрович, она недоговаривает.  — Совсем жестоко? — поэтому перебивает. — Ну, закололи там, — безразлично бросает Саша и ведёт плечом, — под десяток ударов ножом, чтобы наверняка, столкнули под поезд, предали… — она осекается и как-то бледнеет. — Блять! Ебанутая! Пётр Петрович дёргается — вдруг Саша поднимает голову и смотрит прямо на него. Глаза бледнющие, взгляд шальной и потерянный. — Я дам себя предать, хорошо? — как-то слишком низко выдаёт она. И выражение лица снова, ну, другое. Как тогда в комнате с Димкой, но жёсткие черты таят, а Пётр Петрович так и не успевает понять, что за хрень. Саша резко качает головой и кривит уголок губ. — Ну а потом нужен триггер, — она продолжает как ни в чём не бывало и тыкает в свои блядские прямоугольники, — что-то такое в текущей жизни, чтобы протащить вот этот осколок прошлой дальше. Они склеиваются, но плохо, понимаете? Она чего-то ждёт. Смотрит прямо на Петра Петровича и молчит. Он тяжело вздыхает и отворачивается. — Димка… родился мёртвым. — Пётр Петрович долго не верил, но если поверить в бредни этой девицы, то… Ну. — Машка рассказывала, — продолжает он, — Димка не закричал, когда его вытащили, но врачи ничего не сказали, она верила, что его откачали, но… но вот. Саша щёлкает пальцами и выглядит чуть довольнее. — Именно. Хм. Как всё просто. Родился мёртвым, схлопотал призрак прошлой жизни, вот теперь он его Димку и мучит… Просто Саше говорить такие вещи. Пётр Петровичу верить тяжело. А ведь тогда? — А ты? Саша морщится и отмахивается. — Сердце остановилось. Когда запустили обратно, нас здесь было уже двое. — Она тыкает кончиком пальца в свой висок. Вот так просто. Всё у этой долбанутой просто. — И что делать с Димкой? — Пойдём с вами туда. — Саша закрашивает место между двумя прямоугольниками и штрихует оттуда ниже. — Вы его отец, вы связаны с его этой жизнью, и я без вас его не найду.  В смысле? Пётр Петрович спросить не успевает. — Там много места и не у кого спросить дорогу, — добавляет Саша. — Попробуем договориться. Но, вы сами видели, в каком он состоянии. — Она кивает в сторону комнаты, к слову, Димка сегодня удивительно тихо себя ведёт. — Если оно в вашем Димке с рождения, то у самого Димки просто не хватало сознания, чтобы ему противостоять, так что эта хрень сильная. Не получится поговорить, выкурим. Выкурим, что ж применять грубую силу не впервой. Пётр Петрович ещё не понимает, кого бить, но если там будет та тварь, что мучит его Димку — да он её голыми руками придушит. Трель дверного звонка отвлекает.  — Это Эльвира Маратовна, — говорит Пётр Петрович и встаёт, чтобы открыть дверь. — Нянька. Хорошая женщина, ей можно доверять. Ну, по крайней мере, он надеется. Потому что она согласилась прийти ночью за двойную плату, но Пётр Петрович не предупредил, что они тут, ну, а что они вообще делать будут? Выкуривать из Димки какую-то дрянь? Эх. Лишь бы не сильно верующей оказалась, Пётр Петрович не спрашивал. Да и разговора не заходило. — Добрый вечер, — приветливо улыбается Эльвира Маратовна и проходит в квартиру. Как видит Сашу на кухне, останавливается и оборачивается на Петра Петровича. — В общем, это Иванова, — он отмахивается, — долгая история, Александра Ивановна, мы будем пробовать помочь Димке, кхем, очень… Как объяснить то. Она решит, что он с ума сошёл. Хотя хуй бы с ним, что будет про Петра Петровича думать, лишь бы не уволилась. Больше пары дней с Димкой никто не выдерживал, а эта, вон, месяцами держится. — Ненаучным способом, — помогает Саша и выходит с кухни. — Вы будете держать Димку рядом. А вы, — она указывает в сторону Петра Петровича, — делать всё, что говорю я. И на что он подписался… Из комнаты раздаётся грохот. Димка. Эльвира Маратовна спешит первой, надо же. Заходит совсем без страха и присаживается рядом, там Димка корчится на полу и рвёт зубами очередную плюшевую игрушку.  Саша заходит следом, садится на пол к ней спиной и скрещивает ноги перед собой. Указывает Петру Петровичу сесть напротив. Димка воет, но Эльвира Маратовна держит крепко и что-то ему нашёптывает, или поёт? Он вгрызается ей в руку, но она его перехватывает и укачивает на руках.  Восхитительная женщина. Не задаёт вопросов. — Закройте глаза, — бросает Саша. Ну ладно. Димка в надёжных руках, а эта девица что сделает-то. Пётр Петрович кое-как садится как она и закрывает глаза. Ух. Жопа уже болит, ноги так тоже не гнутся. — Расслабьтесь.  Ей легко говорить, Пётр Петрович сейчас носом вперёд навернётся. Он не грёбаный йох, чтобы так сидеть! Так. Успокоились. — Представьте рядом с вами лестницу в подвал. Десять. Вы идёте первый, а я иду за вами. Девять.  Как гипноз, что ли? Но Пётр Петрович послушно представляет. — Ступайте на ступень ниже. Восемь.  Восемь так восемь. У него с воображением плохо, но Пётр Петрович жмурится и старается. — Ступень вниз. Семь.  Ну, уже лучше. У отца на даче была лестница, ну, когда отец ещё был жив, была у него дача- так, не о том Пётр Петрович думает. — Шесть.  Точно, шесть. Он ступает ниже. — Пять. Я иду следом, не оглядывайтесь. Димка воет. Эльвира Маратовна поёт. Все звуки доносятся как будто в тумане. Бр-р, мерзкий холодок закрадывается под одежду и кусает кожу. — Четыре. Там темно, но вы не останавливайтесь. Голос у Саши вымораживает. — Три. Давайте, мы почти внизу. Да, вон, Пётр Петрович даже видит оставшиеся ступени. — Два.  Он задерживает дыхание. — Один. Крепко стоите на ногах? Пётр Петрович переминается с ноги на ногу. Ну, да. Стоит. Вокруг темно. Холодно. Его знобит, и чернота плывёт перед глазами. Голоса меркнут, он слышит только Сашу. — Перед вами ручей. Точно! Как только раньше не заметил?! Вон же. — И на той стороне всё в тумане.  Пётр Петрович всматривается, но ничего не видит. На его стороне ручья — тьма. На той — густой туман. — Прыгайте. Прыгать? Ладно.  Пётр Петрович неуклюже приземляется и размахивает руками, чтобы удержаться на ногах. С его-то телом прыгать? Ну-ну. Что это за хрень вообще? Туман устремляется на него и обволакивает, дышать тяжелее, Пётр Петрович задыхается и хватается за горло. Отпусти, сука! Пётр Петрович вертится, как будто сбрасывает что-то с себя и выпрямляется. Ну, говори уже, что дальше! Но голос молчит…  Пётр Петрович поднимает голову, и вместо густого тумана– Как тяжёлым обухом по голове. — Блять! — только и успевает взвыть, а перед глазами уже темнеет, и Пётр Петрович рухает на землю.