Ведьма и Медведь

— Я не панк! — коротко рявкнул что-то по его лицу прочитавший Князев. На что Городецкий поднял голову и лениво прикинул, а что он, собственно, знает о панках… Выходило, что не так уж и много. Воображение отчего-то живо нарисовало карикатурное изображение, которое тут же развеялось уж больно картонно и плоско выглядело. Внутри что-то потянулось к торчащему в купе Ласу, которому, наверное, вот уж точно такая встреча оказалась бы куда приятнее… Помнится, ещё в их первую встречу в ЖК "Ассоль" тот всучил Антону свою демку… После которой Городецкий решил, что вот он «панк из панков», однако признавать последнего за эталон уж точно не стоило. Здесь аналитический склад ума Антона отказывался идти на подобное облегчение своей думательной функции. А по сему… И не следовало даже сравнивать двух этих ужасно странных Светлых магов. К тому же не собирался Антон сейчас всерьез зарубаться за какие-то глупые понятия, он и далеко не зенитной звездой панк-рока мысленно нарек того, не задумавшись, повторив устоявшееся мнение, а потому просто кивнул на эти слова. И да — тут Антон мысленно чертыхнулся, чем наверняка спровоцировал бы легкую воронку инферно, если бы не был теперь абсолютным человеком, дело-то было совсем не в претензии к «панковитости», а в оценке уровня давно пройденного карьерного зенита. М-да, не ловко вышло, если не слабый Светлый маг всё это прочитал по его лицу. Как выяснилось не только это. — А, — хитро (а может и нет — Антон не мог разобрать) прищурился Князев. — Так, вы решили, что я за тем же, что и остальные Иные вокруг вас вьются, притопал сюда?! «Надо же какой вежливый панк, — мимоходом подумал Антон, тут же дав себе мысленный подзатыльник. — Хватит уже ярлыки тут развешивать, Городецкий! Ты же раньше этим не грешил… Вот и сейчас не начинай!» — А зачем ещё? — просто полюбопытствовал он. — Я ведь ходячий вай-фай роутер без пароля для Иных, подходи и впитывай! — Ну, это опуская то, что на вас защитных артефактов и тёмных, и светлых — как на новогодней елке, Антон… как вас по батюшке?! — и вновь этот, теперь Городецкий был уверен, хитрый прищур. — Всё же не думал вас, когда-нибудь встретить… Живую-то легенду мира Иных, я же, может и знаете, не особо пока с ним взаимодействую. — Просто Антон, — качнул головой Городецкий, прогоняя из головы это навязчиво преследующее его: «Антон Сергеевич, вы ж живая легенда, а расскажите, как…», тьфу, напасть. — Только не говорите, что давно хотите про меня песню написать и подошли, почувствовав, чтобы спросить разрешение?! Вам оно и не нужно, вы, чёрт возьми, прекрасно умеете обходиться полунамеками, так что и посвященные не сразу разберут, а я и ничего не докажу… — под конец Городецкий совсем ужаснулся, осознав пугающую реальность своих предположений. К его облегчению Князев рассмеялся. Не насмешливо или со зла, а так по-доброму что ли, что у Антона аж немного отлегло. — Я, правда, про это и не думал, но… — музыкант виновато заулыбался. — Теперь буду думать, уж простите. — Что ж, — вынеся этот удар, протянул Антон, — Могло быть и хуже, повстречай я здесь… — Билана, — с видимым удовольствием предположил музыкант, глядя на то, как расширяются от ужаса глаза Городецкого. — А он тоже Иной?! — А пёс его знает! — беззаботно махнул рукой Князев, попутно задев занавески… — А чтоб… — он выругался, пытаясь прицепить те обратно. Возня продолжалась долго, пока Антону не надоело и тот не водрузил те на исконное место. — Спасибо, — выдохнул Князев. — У меня с занавесками в поездах вечно какая-то запутанная история выходит… Взаимная нелюбовь что ли… Проводницы уже скоро плешь проедят! — зачем-то пожаловался он. Городецкий же, невольно принюхавшись и сверив ещё раз свои впечатления, констатировал: немного навеселе в этом тамбуре сейчас был лишь он сам, а вовсе не звезда панк-рока. Вот ведь шутка ль дело! — Может, проклял кто?! — всё же решил уточнить Антон, хотя глупо такое человеку спрашивать у Иного, однако… — Может, ведьме какой однажды не угодили, вот и преследует вас эта мелкая неприятность неотступно и следов не видать. — Если, — Князев слегка побледнел. — Каждую де… женщину, с которой я водил долгое ли короткое, сознательное иль бессознательное знакомство до момента инициации за ведьму, то так я никогда шутницу не найду! — И не надо виновницу искать, — пробормотал Городецкий. — Достаточно к ведьме посильнее обратиться, та снимет, если что и подложено было, — и неожиданно для самого себя предложил. — Я спрошу свою знакомую, как раз к ней еду. Вдруг пересечетесь… — С кем и с чем я только в разъездах не пересекался, — несколько устало отозвался Князев, на всякий случай опасливо отодвигаясь от занавесок. — Может, и с вашей знакомой ведьмой тоже удастся, спасибо, — а после, слегка пожевав губу, добавил. — Вот вроде бы стараешься… Всё делаешь, чтобы дожить уж нормально, как человек, а всё одно понимаешь, что, как раньше уже не будет. Да, и раньше-то было, не спорю, далеко от нормального, но там всю эту хренотень на пьяные глюки списать можно было да и посмеяться над собственными дрогнувшими коленками, написав про увиденное песни, а теперь… — Князев усмехнулся. — Вот недавно выловил меня один вампир, пристал так, что и отвязаться — только через Сумрак удирать, только вижу ж я, что тот хорошего такого уровня… Явно и на третий уровень вхож, а я пока в такие дебри не совался, куда тут убежишь. Пришлось говорить, объяснять, что «Исповедь вампира» я писал за долго до инициации и вообще претензий к их брату не имею и что нет, про Оборотней тоже… Да и ведьмы ведь тоже! Лезут теперь да спрашивают, где ж я историю про осла, услыхал, что за бестолковая влюбленная дурочка мне попалась, тьфу напасть! — А такая была? — что-то смутно припоминая поинтересовался Антон. Рассуждения музыканта были знакомы и ему, только вот он изначально лишил себя роскоши прожить полноценную человеческую жизнь, а затем податься в Дозор, как например, Семён. А будто и был у Городецкого выбор… Гесер был убедителен. Это рокер Андрей Князев мог показать фак, прошляпившему его в свое время Питерскому Дозору, пообещав что-то в туманном будущем, не слабый ведь Иной, совсем нет да и дядька интересный. Вроде, простой, почти деревенский сказочник, а чуть копнешь, а там подковырка… Много подковырок. Это не хорошо и не плохо. В конце концов, скучно было бы жить человеку без загадки. — Точно не знаю, — удивил его Князев. — Ходила байка такая по деревне, а сам нет — не проверял. Не до того было… А сейчас и тем более, когда периодически вот так умаивает за «околоиной» базар отвечать. Один раз и инквизитор подошел, говорит, мол, очень надеемся, что вы имели ввиду наших людских «тёзок», описывая инквизитора как садиста-мазохиста… И как зырк на меня, аж в дрожь повело! Итак, каждый концерт приходится уши в остро держать, чтобы совсем уж не перепитаться… А вы, Антон, не верите ещё, что я к вам не за подпиткой пришёл! Да на кой мне?! Публика, конечно, разнится от города к городу, но, в целом, замечательная! Я их завожу, а они меня, в итоге, получается, что друг друга — всё выступление на драйве, столько энергии, я пока не поднаторел назад её возвращать вообще чуть не захлебывался! Зато теперь больше отзывов стало, что людей и пару дней после не отпускает драйв! Такой вот генератор у меня, Антон, получается. — Тогда я уже и не знаю, — пробормотал Городецкий, почерпнувший из этого странного разговора немного о тяготах Иных-публичных личностей. — Чем обязан встрече… Вот разговариваю сейчас с вами, Андрей, а всё одно не верится, что только праздного ж интереса ради подошли сюда. — Не праздного, эх… Совсем не праздного, — как-то заметно погрустнев повторил Князев. — Тут вообще сложно объяснить. — Ну, а ты попробуй, — Антону первому набили оскомину эти пляски вокруг да около да вежливые не-панковские реверан… Тьфу, выканья! — Да чё тут пробовать! — сразу заметно приободрился Андрей, верно считав несколько потеплевший градус уже не полуофициальной беседы. — Видишь ли, я слышал, точнее знаю, что у Иных что не тронь, то хронь… Ну то есть даже мелкое чувство дежавю, предчувствие или даже бредовый сон могут раз и пальцем в небо попасть! — Ну, — согласно протянул Антон, начавший догадываться, где тут собака зарыта. — Бывает такое. Где-то во сне я отметился?! — Ага, — обрадованно закивал Андрей. — Нет, мне часто всякая дребедень снится… Без обид, но, чтоб главным героем стал не кто-то, а Антон Городецкий… Да ещё и потом сразу же я тебя и почуял тут, как проснулся… Чуть с полки не навернулся, благо нижняя, но всё же! — Так, и что там? Надеюсь, без всякой сумеречной хренотени? — без особой надежды поинтересовался Антон. — Да вот, как-то странно всё! Понимаешь да, мне, в основном… — тут Андрей понизил голос. — Мишка Горшенев снится… Мы там с ним болтаем о том, о сём — ничего криминального или жуткого. Иногда он мне даже музла подкидывает… Откуда — не знаю и не спрашивай, это необъяснимо, но я отчего-то уверен, что это и вправду он, а не моё свихнувшееся сознание играет со мной злую шутку и придумывает музло в отрубе… Хотя я и сам придумывать его в отрубе умею, но это не то, понимаешь да?! — Князев с какой-то затаенной надеждой уставился на Городецкого, но не, увидев там столь нужного ему блеска понимания, как-то сразу сник. — Ты вообще-то понимаешь, о ком речь-то, да?! — Понимаю, что о Горшке, — употребил панковскую кличку Антон, дабы не казаться нубом, и оттого ещё больше показался сам себе таковым, а оттого добавил. — Но я вас, ребят, только немного слушал, а уж за жизнью и вовсе не следил… Так, о тебе, в основном, слышал да о Лёше Горшеневе, потому что вы Иные и с твоей инициацией вообще история странная была. — А знаешь в чем странная? — вдруг уцепился Андрей, горько улыбнувшись. — Что вокруг меня всегда было полно Иных и ни одна пад… — он тихо выругался, — Не только не инициировала, но и в Дозор даже не сообщила! — Я думал Тёмные ещё рассчитывали, что ты остервенеешь, дойдешь до кондиции да по наклонной к тёмной дорожке придешь - вполне нормальное желание для них, — пожал плечами Городецкий, хотя ему, признаться, и было любопытно. — Ага, конечно, — немного уязвленно прошептал Князев. — А ещё зависть там была… Черная такая, удушающая. Потому как я и на сцене, бл.., впереди — дальше только Миха, а они - так... пушечное мясо рок-н-ролла, а ещё и здесь белая кость — урожденный Иной оказался… Думаешь, почему всё тогда в группе по звезде покатилось?! — И Андрей требовательно посмотрел на Городецкого, который тут же почувствовал себя несколько неуютно… Ну не знал он всех тонкостей, хотя и информация о дрязгах доходила. — Нет, — потому честно ответил он, но тут поправился, догадавшись. — Играть Тёмным с потенциальным Светлым, ещё человеком — одно, а вот с уже не потенциальным… — Именно, — глаза Князева полыхнули горьким торжеством. — И пошло говно по трубам… — он вздохнул. — Ещё и Миху потом науськивали… А он ведь и так всё чувствовал, ну что я изменился… С ним вообще всё странно было. И Лёха — урожденный Иной, ну и что же, что Тёмный… Фигня всё это, сволочизм не знаком инициации определяется, мало что ли и Светлых ублюдков и, наоборот, Темных порядочных… Если с первым Антон был полностью согласен, то со вторым… Маловато таких, но останавливать в принципе дельную мысль он не стал. — И сам он… Ну я даже не знаю, как объяснить, но он всю эту паранормальщину чуял! Или она его! Вот просто встроенный компас у Михи на это был… И порой приглядишься — почти Иной особенно на сцене… Я ведь последние годы в теме был — там вокруг него такие завихрения были… Мне ребята сказали, что не Иной он, но очень близок, поэтому и не вампиром, не оборотнем не инициируешь — мол, были там даже с Дневного Дозора щеглы, каким-то прибором водили, высчитывали, а не обломится ни с одной стороны! Такие вот странности… И не там, и не тут — везде чужой… — чуть обхватив себя, сдавленно прошептал Андрей, а после поднял больной взгляд. — Наверное, я ни хрена не понятно изъясняюсь? — Вовсе нет, — ответил Антон, уже примерно смекнувший, что к чему… — Точнее не понятно, но я понимаю, — он усмехнулся. — Видишь ли, где-то десять лет назад я наткнулся на любопытный труд одной ведьмы о магической температуре… — издалека начал он свой рассказ, вспоминая одолженное Ариной чтиво, перевернувшее его мир. — А после все это и подтвердилось. Грубо говоря, самый сильный Иной — не производит энергии от слова совсем, он только берёт извне, восполняя собственную пустоту, а так как её внутри него почти бесконечно много, то и вобрать он, соответственно, может, на сколько позволяют внутренние резервуары. И так со всеми. У меня вот этот резервуар сейчас абсолютно и постоянно полон, моя магическая температура — как летний день на Венере, ни грамма не прохладный и тёплый! А вот у кого-то внутренний резервуар, вроде и пустоты имеет, но все не достаточные, чтобы этого кого-то сквозь игольное ушко протащить в Сумрак и инициировать, уж не знаю, наградить этим даром или проклятием! А между тем у человека и интуиция развитая и творчество так и прёт, и он даже и в Сумрак в моменты величайшего душевного напряжения подглядывать может, а всё ж не Иной он… Бывает такое, причем в разной степени близости к этой черте, которая, один Сумрак знает, где находится да каким мелом написана. — О, — глубокомысленно выдал Андрей. — Как ты всё завернул… Кажется, я понял, почему именно ты последние годы всё мутную движуху мира Иных и разной степени абздеца разруливал. — Так что, в итоге, кто тебя инициировал-то? — решил вернуть того к теме немного польщенный Городецкий. Потому как любопытно же теперь после услышанного-то. — А, — махнул рукой Андрей. — До банального просто. Ночной Дозор неожиданно решил, доколе можно нашим ребятам игнорировать пункты временной регистрации на вокзалах… Ну сам подумай — какому панку охота связываться с унизительными бюрократическими проволочками, если и приезжали-то порой и на несколько часов, отыгрывали да и сваливали… Вот и стуканули на них коллегам, тем, к кому все мы по сути и приписаны, Питерским… Пришли беседу проводить, штрафы выписывать, Инквизицией пугать, не в первый раз уже, кстати, как я потом узнал… Заявились на репетиционку, и я там по странному стечению обстоятельств был, хотя и приходить ведь не хотел, там всё, что надо было давно пропето было, а новых текстов, как назло не было — пришел, чтоб отметиться и тут раз… Типы какие-то якобы с администрации здания, а сами почему-то с Горшком перетирать не хотят, тут я подошел, узнать в чём дело, а один, как глядь и рот на меня разинул… Ну и всё, вывели меня тихонько под белы рученьки, хоть я и старался, чтоб вышло не тихо, даже, кажется, врезал кому-то, — Князев довольно усмехнулся. — Потом-то, конечно, объяснили мне, что к чему… А вопросов-то только больше стало ко всем рядом ошивавшимся Иным… И ведь не только Тёмным, да! — он горько улыбнулся. — Ольга… Жена Михаила, да? — покопавшись в памяти, выдал Антон, нахмурившись. — Да Олю-то как раз понять можно, — махнул рукой Князев. — Она хотела, чтоб с Михой в группе подольше хоть один, — тут он показал руками кавычки, — нормальный человек был, а ведь и права была… Я хоть и пробовал пару лет с ребятами по-новой ужиться, так нет же… Там, где и раньше тонко было, сейчас порвалось. И не то, чтоб кто-то особо и виноват был, так совпало. Ну и не стал я себя дальше насиловать, ушёл, хотя со стороны всё нормально казалось и чего ломанулся непонятно, ха! Вот глядел сейчас на своего невольного попутчика Антон и понимал, что хоть и много лет уже прошло, а ничего у того не отболело и не зажило по-настоящему. Не желая его и дальше колупать, он все не сдержался: — Почему вообще это произошло? Ну с Михаилом… При таком-то окружении? — уж очень его грыз этот вопрос. — Неужели никто в линии вероятностей не смотрел? — Да я в них принципиально не смотрю! — тут же взъерепенился Князь. — Ну то есть, — уже более миролюбиво продолжил он. — Иногда смотрю… Прежде чем в самолет на регистрацию пройти, а так-то нет. Чему быть, тому не миновать, — кисло проговорил он. — Но вообще вопрос справедливый ты задал. Я вот тоже у Оли хотел бы это узнать да только вид у неё такой был, будто вот-вот развоплотится… Ну у меня духу и не хватило тогда, а сейчас и подавно, к чёму ворошить всё это… Боюсь, даже узнавать-то правду, а то и сам того гляди… Вот скажи, Антон, где справедливость?! Почему у Светлых есть такой мощный рычаг самоуничтожения? А Тёмным хоть бы хны! Почему они и здесь более свободны, а?! — А это, Андрей, называется предохранитель, — менторским тоном проговорил Городецкий. Его и самого этот вопрос несправедливости бытия волновал, покуда он не узнал, что… — И мораль тренируется и изгибается. Светлого сдерживает только он сам и его представления о совести и о непоправимости деяния… Или бездействия. Думаешь, Великие Светлые не натренировали собственную мораль и убеждения?! Конечно да, иначе б Тёмные нас задавили не только числом… — Я ведь прекрасно понимал, что предал его, — глухо сказал Андрей. — Убеждал себя все эти годы, что мог бы сделать я, чего не могла Оля. Мы ведь оба светлые, почти одного уровня, но… Правда, в том, что я всё равно всегда винил себя, как бы я не прятался за тем, что я не жена ему и не брат, и что в первую очередь это была их забота… Не говоря уже и о группе, всё прекрасно понимавшей. Хоть кто-то что-то должен был предпринять. Верно ведь говорят, быть может, что все понадеялись и переложили задачу друг на друга… — У семи нянек дитя без глаза, — зачем-то произнес вслух Антон. — И в самом деле, видимо, это и произошло. — Да это уже было, было и прошлое. А меня всё никак не отпускает! — с потаенной злобой прошептал Князев. — Я не просто вижу эти сны с ним… Это одновременно и необходимо мне, но в то же время… Это сводит с ума. Мне ведь до того натурально снится, что Мишка живой, что я бывало проснусь, лежу, слушаю, как рядом жена тихонько сопит, а всё себя убедить не могу, что он реально взаправду мёртв, а вот сегодня вообще чуть с полки не упал, даром что нижняя… — Андрей посмотрел прямо на него мутным взглядом. — Тебя там с ним увидел, так что будь осторожнее, Городецкий. Больно уж жуткий вокруг был лес да и рычал там явно не лохматый волк сосед, а здоровенный такой медведь! — Может по противампирской сыворотке, ну… предложил Антон, справедливо понимая, что музыканту это сейчас не повредит да и ему тоже, а уж, как обрадуется Лас! — Я понял, — оборвал его объяснения Князь, который словно немного ушёл в себя и сейчас с неохотой возвращался. — Только вот от вампиров-извращенцев, которым этого, — он смешно показал «глык-глык» за воротник, — Не хватает, такая профилактика всё равно не спасёт… — и, наградив Антона своим фирменным прищуром, рассказал просто упоительную историю о пушечном мясе рок-н-ролла, как-то обросло мехом и клыками… Точнее именно об этом становлении и была история, в свете которой огромная часть репертуара заиграла в новом свете. — Даже жаль, что нет ружья… Тьфу, что идейные и прочие мерзкие тёрки Темных и Светлых подточили и без того прогнившие рельсы былой дружбы… И поезд сошёл и я вместе с ним… И никогда не вернётся больше в станцию Неверлэнд, — печально глядя в одному ему ведомую даль, пробормотал Князь, — И вообще, — добавляет он, встряхиваясь и словно тут же преображаясь от легкой меланхолии. — Я перед концертами больше не пью… А мне через пару часов уже выступать. — Значит, на следующей выходишь? — как-то немного погрустнел Антон, убеждая себя, что он расстроен тем, что не обломилась Ласу встреча… Ну да, только в этом же дело, конечно! — Я потому и подошёл сейчас, — повёл плечом Андрей и, случайно зацепившись взглядом за часы, сдавленно выругался и с неожиданной для своей комплекции прытью, побежал, уже через плечо прокричав, — Спасибо за компанию! И осторожнее там с медведями, лесами да и ведьмами тоже! «Да, — усмехнулся Антон, глядя на то, как тот резвым кабанчиком удаляется, — А ведь именно к ведьме в лес я и направляюсь,» — и коротко рассмеялся. Он нисколько не переживал из-за этих снов и полубредовых предзнаменований, уж больно теплое впечатление оставила у него в душе эта встреча, причем он сам не смог бы дать себе трезвый отчет почему. Странный дядька этот Андрей Князев. Одним словом, сказочник, а ведь сказки очень разные бывают, в одной из которых они всё сейчас и живут. Впрочем, когда фантазия Антона расходилась и он начинал представлять, чей же замысловатый и изощренный мозг мог придумать его самого и законы, по которым их мир существует, то почему-то изображение рисовало этакого почтенных лет, в общем-то, добродушного дядечку, но не слабо при этом напоминающего ему Гесера! И, может самую малость, Завулона... Продолжав свои шизанутые рассуждения, призванные раскачать импровизированную четвертую стену, Антон даже припомнил текст написанный всё тем же Князем песни… Что-то там про писателя Гудвина, кажется, и полушутливо обращаясь к автору своего романа неожиданно четко прокрутил в памяти: Звездой бестселлера я быть посмертно не хочу Писатель учтите! Я тоже вас могу убить. Я с вами не шучу И вы не шутите… Конечно же, он не угрожал… Текст песни больше бы подошел любому из несчастных любимых персонажей Джорджа Мартина, а не ему… Да и обижался Антон скорее на то, что ему, наоборот, позволили жить… Но сам факт, что судьба играет с ним, как хочет… Как же это бесило! «Нет, — разозлился Антон. — Хрена-с-два! Я сам себе творец! И так просто меня не спишут… Если даже дело, данное шефом и постанова, не стоящее выеденного яйца, то я найду другое!» И в приподнятом настроении Городецкий отправился к себе в купе, раздумывая, рассказывать Ласу о встрече или же нет. Он так и не пришел к однозначному решению, когда тот, подозрительно светясь от какого-то детского восторга, на него накинулся: — Представляешь, Антох, я тут одного басиста встретил! Из нормальной такой группы! Эх, жаль, что они уже выходят… И жаль, что не Балу это был, эх… Но всё равно я б его к нам в купе на профилактические стопочку б затащил, мож, чего и сыграли б даже… А ты где был? — вдруг подозрительно поинтересовался музыкант, только сейчас вспоминая о сути своего задания — пасти Антона, который запропал давненько так уже. — А я со Светлым магом Андреем Князевым повстречался, — не стал врать Антон, зачем-то прибавив, чувствуя себя при этом капитаном Очевидностью: — Это, наверное, с его группы басист был… — Да ну, — присвистнул Лас, и тут же подстёбнул Городецкого, — Ну как, автографами обменялись?!