приручение

Итэр сидит за столом, глядя в спину готовящего поздний завтрак Чайлда. От пряного аромата сочного мяса во рту скапливается слюна, но юноша не подаёт вида, что он зверски голоден — не хватало ещё, чтобы лейтенант и здесь нашёл, над чем поиздеваться. Итэр, между прочим, не ел с утра прошлого дня! Голова соображает туго, мысли путаются, слова не вяжутся: в таком состоянии Итэру лучше молчать. — Ну-ка, попробуй, — он вздрогнул, заслышав звонкий, требовательный голос мужчины. Не поворачиваясь к офицеру лицом, лейтенант протягивал кусочек мяса, наколотый на вилку: он обильно обтекал овощным соусом, сочился жиром, а его аромат… Да что там! Итэру хватило одного взгляда на него, чтобы потерять последние крупицы рассудка. Он вытянул шею, и открыл рот, подцепив зубами сочный кусочек мяса. Итэр жмурится в удовольствии, проходясь языком по блестящим от жира губам, и принимается осторожно жевать, словно боясь впопыхах проглотить целиком. Глаза удивлённо округлились от феерии вкусов, заигравшей во рту — Итэр чувствует и остроту специй, и нежный вкус овощей, потрясающую текстуру мяса, что, очевидно, было не самым дешёвым. Идеальное сочетание! Неужели Чайлд не только, как полицейский, хорош? — Как тебе? — баритон мужчины пронизан ожиданием, лёгким волнением. Неужели ему так важно, что скажет парень? — Вкусно! Это бесподобно! — довольно простонал Итэр, причмокнув губами и гулко сглотнув: теперь ему есть хочется в несколько раз сильнее, чайлдовская стряпня разожгла в нём волчий аппетит. Офицер ест много, так что потребуется несколько порций, прежде чем он насытится! — У вас золотые руки, лейтенант. Мужчина на секунду замер, но оставил восторг напарника без ответа, как-то смущённо пошкрябывая вилкой по дну сковородки. Он опускает голову, и весь подбирается, словно очень сконфуженный, продолжая в тишине помешивать дожаривающееся мясо. Итэр сдвигает брови к переносице, поджимая губы, и внимательно скользит глазами по спине мужчины, пытаясь уловить в его движениях потерю плавности, затем по затылку. Вот оно! Уши. Они покраснели, пусть и не очень заметно. Вероятно, похвала вогнала полицейского в краску. Неужели он настолько не привык её получать, что сейчас так реагирует? — Лейтенант, — Итэр слышит короткий писк: Чайлд отключил плиту, — Я вас смутил? Может, и странно спрашивать о таком напрямую, но Итэру хочется… Нет, жизненно необходимо убедиться в том, что он заставил напарника покраснеть. Парень не знает, по каким причинам ему нравится это делать. Может, просто потому, что лейтенант выглядит очаровательно, будучи смущённым. — Нет, — что ж, даже если он и правда смущён, признавать этого совершенно не хочет. Его голос сквозит жгучим холодом и тенью раздражения, будто бы интерес офицера вызвал гнев. Чайлд поворачивается к юноше непроницаемым лицом, никакого румянца на нём и в помине не было. Он рассчетливо сузил глаза, заиграв желваками, и сжал кулаки, будто бы пытаясь пригрозить. Какой милый. Повисло молчание. Казалось, воздух потрескивал от вспыхнувшей искры напряжения, Итэр невольно поёжился. — А ты? — Что? — растерянно переспросил офицер. — Ты смутился? — повторил мужчина вопрос с совершенно серьёзным, хладнокровным лицом, будто допрашивал подозреваемого. Он подошёл к юноше впритык, прожигая полыхающим ледяным пламенем взором. Итэр, сглотнув, отвёл глаза. — Чего мне смущаться? Вы ведь знаете, что я не такой человек, да и- Чайлд грубо хватает полицейского за подбородок, и приподнимает, заставляя посмотреть на него. Итэр рычит, раздражённый тем, что мужчина так нагло прикоснулся к нему, однако не вырывается, бесстрашно пялясь в бездонные, полные власти и контроля, глаза лейтенанта. Что же его так разозлило? Хочет показать, что это он здесь доминант, а Итэр должен знать своё место и не тявкать без спроса? Что ж, вряд ли у него это получится. Итэр вообще без мозгов, потому что прёт до победного, подобно бронированному танку. Полицейская академия напрочь отбила у него чувство страха и осторожности. — Скажи это снова, глядя мне в глаза. Скажи мне, что не смущаешься, — голос Чайлда глубокий, преисполненный холодной решимостью, — Скажи это. О, боже… Лейтенант действительно умеет производить впечатление. Лейтенант вызывает бурю эмоций: от ненависти до простого интереса. Властность лейтенанта только распаляет желание Итэра пробить эту возведённую стену холода и вспыльчивости. Реакция лейтенанта лишь защита. Он не деле не такой, юноша уверен в этом на все сто процентов. Он жаждет, чтобы лейтенант показал свои чистые, искренние эмоции на его слова, действия, касания. Потому что это весело. — Я не смущаюсь, мистер Чайлд, — ровным голосом ответил юноша, в ответ обнимая мужчину за талию. О, каково его удовольствие, когда замечает, как глаза полицейского на мгновенье вспыхивают удивлением, — А вы бы хотели смутить меня? Вам доставляет это удовлетворение? — тембр голоса низкий, нахальный. Итэр совсем не скрывает издевательской улыбки, и сжимает талию Чайлда, стоящего перед ним, сильнее. Он готов поклясться, что услышал стон. Очень тихий, но желанный. — Может, — дыхание лейтенанта прерывается, и он снова уходит от ответа, — Прекрати мне лгать, офицер. Я не слепой, и вижу, как сильно ты краснеешь, когда видишь меня в полицейской форме. Признайся честно, тебе нравятся мужчины в форме? Или только на меня у тебя такая реакция? Что- Это абсолютно не то, что Итэр ожидал услышать. Чайлд пользуется заминкой парня, стискивая его руку и отводя от своей талии. Он сжимает запястья ладонью, сводя над головой юноши быстрым, элегентным движением. Итэр дёргается, но хватка железная, словно нечеловеческая даже. Он лихорадочно бегает глазами по спокойному, чуть насмешливому лицу лейтенанта, и резко становится не до шуток. Итэр забыл одну важную вещь. Чайлд сильнее него. Он гораздо больше, опытнее, суровее. Ему, такое чувство, даже не придётся прилагать много усилий, чтобы свернуть Итэру шею. Да, если лейтенант захочет, то сделает всё, что угодно. — Я не краснею, — отрезал юноша, чувствуя, как сильнее мужчина сжимает его запястья, — Вы врёте. И офицер действительно уверен в том, что напарник лжёт ему. Он не может краснеть, это просто невозможно. Да, лейтенант Чайлд неимоверно привлекателен, но, несмотря на это, Итэр полностью убеждён в том, что не краснеет. Реакция, о которой говорит мужчина, придумана для того, чтобы позлить. Вывести офицера на эмоции. Ведь, кажется, Чайлд получает истинное наслаждение, когда вынуждает его кипеть изнутри. Это вправду удручает. Офицер надеялся, что лишь он знает слабые точки лейтенанта, однако тот также осведомлён, на что давить, чтобы созерцать его искренние чувства. Можно считать, они квиты. — Ох. Неужели? — шёпот Чайлда сладок, Итэр кривится, и в раздражении отводит взор, не желая созерцать насмешливую ухмылку того, — Я не разрешал опускать взгляд. Смотри мне в глаза. Оо-о, да он издевается! Неужели лейтенант настолько жаждет потешить своё самолюбие, раз так неоднозначно пристает к парню? Абсурд! Это донельзя унижает. Итэр совершенно беспомощный, разгневанный и пристыженый, упрямо пялится в пол, ещё более раздосадованный вспыхнувшими щеками. Да, сейчас, в данной ситуации, он покраснел. Но уж точно не от удовольствия! — Ты плохо слышишь? Я сказал: «смотри на меня». Вкрадчивое, властное нашёптывание льётся в ушные раковины офицера. Возможно, психологическое давление лейтенанта возымело бы эффект, будь Итэр законченным трусом, абсолютно слабым, неумеющим за себя постоять, человеком. Юноша игнорирует отданный приказ, увлечённо разглядывая выложенный плиткой пол. Раздаётся звонкий шлепок, эхом разлетевшийся по кухне. Ох, это действительно больно… Итэр испускает хриплый вздох, насупив брови сильнее, вспыхивая яростью от унизительной пощёчины, такой сильной, безжалостной, подчиняющей. Это не удар по лицу, не угроза, это пощёчина. Как будто Чайлд наказывает его, прививает послушание, желает внушить страх и уважение. А Итэр яро, по-детски упрямо, сопротивляется. — О, ты хочешь поиграть в непослушного полицейского, ах? — насмешка вновь заиграла на губах лейтенанта. В его глазах не отражается ничего, кроме веселья и сковывающего холода. Кажется, он совсем не злится, и только развлекается непокорностью Итэра. Мужчина знает, что имеет определённую власть над ним, — Ну же, посмотри на меня, мальчик. Посмотри на меня. Блять… Это так унизительно. Итэру стыдно за себя. За то, что в конце концов исполняет приказ мужчины. — Вот так, да. Молодец. А теперь ответь: ты правда, правда не краснеешь, когда видишь меня? Он сжимает сильнее запястья юноши одной рукой, а второй удерживает за щёки, не позволяя опустить голову. Итэр подавляет болезненное мычание, когда лейтенант, очевидно, нарочно давит большим пальцем в след от руки. Больно, блять. Кожа горит. — Да, лейтенант. Я, блять, скорее умру, чем буду краснеть при виде вас. — пробасил Итэр сердито, глядя исподлобья. Лицо Чайлда озаряет чистое удовлетворение. Он отпускает ноющие запястья и щёки офицера, делая два шага назад. Полицейский раздражённо трёт пострадавшие от жёсткой хватки конечности, бросая на напарника осуждающие, красноречивые взгляды. Как ему ума хватило вообще сделать что-то… Такое? Итэр всё понимает, но меру знать надо! К тому же, он не задал ни одного пошлого вопроса, он даже почти не прикасался к нему… Да короче! Лейтенант этот — чёртов фрик. Хуй знает, что вообще происходит в его больной голове. — И для чего всё это нужно было? — спросил офицер низким голосом, приложив ладонь к горящей огнём щеке. Даже в зеркало смотреть не надо, чтобы догадаться, что на месте удара медленно расцветает красный след ладони лейтенанта. Как какое-то клеймо. — О, я просто хотел увидеть, как ты опровергнешь мои слова с яростным выражением лица, — беззаботно пожал плечами Чайлд, облокотившись задницей о столешницу. Он заметил, с каким хмурым лицом Итэр держался за щеку, и поспешил деликатно поинтересоваться: — Сильно болит? Итэр готов взорваться. Каждая клеточка его тела загорается едким, разрушительным неистовством, и офицер, покраснев сильнее от клокочущего внутри гнева, сделал глубокий вдох, стараясь себя успокоить. Так лейтенант сделал это, только чтобы довести до пика разъярённости?! Пиздец, он действительно странный! — Ну? — повторил лейтенант настойчивее, заглядывая юноше в глаза, — Неужели обиделся? Да уж конечно! Итэр не пятилетний мальчик, чтобы обижаться на такую хуйню. Но, определённо, его неимоверно разозлил поступок Чайлда. Может быть, даже несколько разочаровал. — Нет, — фыркнул юноша, скрестив руки на груди, — Просто вы меня пиздец бесите. Итэр всегда говорит то, что думает. Этично-неэтично — да поебать абсолютно! Он зол, и не будет этого скрывать. — Мм, ты злишься? Да ладно, позволь мне загладить свою вину, — Чайлд не выглядит ничуть провинившимся. Он достаёт холодный компресс, и отводит руку юноши от лица, прикладывая к щеке мешочек, — Теперь ты простишь меня? — Вы самый конченый мудак из всех, кого я знаю. — бросил Итэр, подавляя желание прикрыть глаза и насладиться прохладой компресса. — Мне часто так говорят, — спокойно отозвался лейтенант, — В любом случае, это в твоих интересах: не злиться на меня. Я ведь говорил тебе, помнишь? Я тоже могу начать приставать. Девственность не делает из меня святошу. — Вы ударили меня, — Итэр звучит спокойно, но всё его нутро трепещет от захлёстывающей возмущённости, — А я просто… Заигрывал с вами. Это разные вещи. — Ох, не строй из себя неженку, — лейтенант презрительно сморщил нос, убирая компресс, — Ты не ныл тогда, когда мы серьёзно подрались, но от какой-то пощёчины готов расплакаться? Ты мне таким не нравишься. — он взял из настенного шкафа две глубокие тарелки, и стал накладывать приготовленную еду. Кажется, эта ситуация его совсем не трогала. А Итэр вот-вот вцепится в этого дерзкого, самодовольного мужчину. Он даже не ныл, он просто высказывал своё негодование! Не устраивал сцен, не истерил или кричал — хотя очень хотелось — а говорил спокойно. Как взрослый со взрослым. Видимо, они ещё недостаточно близки, раз у Итэра по-прежнему нет права высказать своё недовольство. Хорошо, пусть будет так. — Вы поступили несправедливо, — только и произнёс офицер, сжав кулаки, — И я даже не думал ныть вам. Но я вас услышал. Почему-то, пренебрежение лейтенанта сильно задело Итэра. Но он не подаёт виду, и ожидает, когда Чайлд наложит ему завтрак. Напряжение на кухне сгущается, и дышать становится тяжело, всё тело юноши будто каменеет, его взгляд прикован к одной точке. Очень странно ощущать колющую обиду, учитывая, что лейтенант далеко не близкий Итэру человек. Его нельзя назвать быстро привязывающимся, но… Возможно, была надежда, что Чайлд больше не даст поводов так сильно злиться. Такая ярость подобна ярости в первый день знакомства, когда он подрался с мужчиной у него дома, однако, сейчас она под чутким контролем. Офицер не даст ей вырваться наружу. Они завтракают в гнетущей тишине. Итэр задумчиво смотрит в потолок, пока пережёвывает пищу, а Чайлд в телефон. Некомфортно. Они вроде не ссорились, но юноша чувствует себя настолько ущемлённым и униженным, что кажется, будто только что случилась целая трагедия. Ситуация с Венти подливает масла в огонь, и становится ещё хуже. Боже, а ведь начало дня не предвещало ничего плохого… Офицер едва сдерживает вздох, полный изнеможения. Да, как-то всё не заладилось у него, сплошные проблемы с приходом в полицию. Но это ничего, прорвётся. Юноша берёт телефон, и застывает, широко распахнув глаза, едва не выронив тарелку из вмиг вспотевших пальцев. По его сильному телу пробежалась волна мурашек, а сердце на секунду замедлило темп. Венти. Венти звонил ему. От него насчиталось больше восемнадцати пропущенных звонков и двадцати сообщений. О, Итэр чувствует себя таким виноватым и последним мудилой… В моменте он ощущает себя самым несчастным человеком на свете, но сразу же даёт себе мысленную пощёчину, пресекая зародившуюся жалость к себе. Он сам виноват в этом. Всё могло бы быть по-другому, он уверен, просто поступил совершенно неправильно. Не так всё должно складываться, ох, не так… — Что случилось? — мягкий тон лейтенанта как нож по сердцу, и в горле вновь клокочет невысказанное до конца возмущение. Итэр берёт себя в руки, выдыхая, держа в голове мысль, что драться с Чайлдом вообще нельзя, ни при каких обстоятельствах. Даже если сильно-сильно взбесит. Но слышать его нежный, вежливый голос действительно раздражает. Чайлд ведёт себя так, будто ничего не произошло, словно он не видит, как разочарован Итэр. Тошно. Нужно убираться отсюда как можно скорее, хотя бы для того, чтобы понять, что делать с Венти. — Ничего, — выходит резко, и грубо, — Не беспокойтесь. Офицер замечает, как удивляется полицейский. Пожалуй, вышло даже чрезмерно грубовато, чем парень того хотел. Ну и ладно. Кого это волнует? Лейтенант ведь сказал, чтобы Итэр не был неженкой, пусть теперь расплачивается за свои неосторожные слова. Что за абсурд… Резкость лейтенанта не должна настолько задевать его! — Спасибо за еду, всё было вкусно, — поблагодарил юноша прежде, чем мужчина бы успел задать мучающий его вопрос, — Мне пора идти. Где моя одежда? Он моет за собой посуду, и выключает телефон, решая, что ответит Венти позже, когда будет дома. — В сушилке, — ответил лейтенант, требовательно выгнув правую бровь. Он, видимо, уверен в том, что Итэр объяснит, что случилось, однако тот спешит пройти мимо него, — Эй. Лейтенант хватает его за запястье, но не грубо, а ласково и аккуратно, его хватка ощущается, как прикосновение солнца, и от этого контраста дикости и неожиданного прилива нежности Итэра колотит, как никогда раньше. Наверное, он близок к нервному срыву. Столько хуйни произошло за эту неделю, но у него действительно стальные нервы, раз он не уволился уже во второй день. — Ну что ещё? — измученно простонал Итэр, не предпринимая попытки вырваться из трепетной хватки лейтенанта. Нет никакого желания отвечать флиртом на его касания, настроение испорчено окончательно. Может, как-нибудь в другой раз. — Точно ли ничего не случилось? Я могу отвезти тебя домой, если ты- — Нет, — категорично отрезал он, — Нет. — повторил уже более мягче. Это идиотизм. Чайлд мудак, но Итэр ничем не лучше: ведёт себя, как обиженный на родителей подросток. Он не должен так реагировать на лейтенанта, его слова не должны ранить, однако, факт остаётся фактом — они ранят. Дело ли в детских травмах или чём-то другом — абсолютно неважно, сейчас нет никакого желания в этом разбираться. Собственная ранимость ужасно раздражает, и, Итэр правда ненавидит себя за излишюю чувствительность тогда, когда она совершенно ни к месту. Взрослый уже, должен держать эмоции в узде. — …Хорошо, — Чайлд не стал настаивать, одного «нет» ему вполне достаточно, чтобы всё понять, — Тогда, может, обменяемся номерами? Имею в виду, я бы хотел пропустить с тобой в баре по стаканчику ещё как-нибудь. Итэр испустил пустой смешок. Ох уж этот Чайлд… Вообще непонятно, что у него в голове. — Звучит так, будто это намёк на свидание, — улыбнулся Итэр кокетливо, засовывая свои истинные чувства куда подальше. Чайлд ясно дал понять, его не волнует, доволен Итэр, расстроен ли он, поэтому нет смысла давать перед ним слабину. — Даже не надейся, — лейтенант зашёлся коротким, искренним смехом, — Ты не в моём вкусе. Итэр весело хмыкнул, продиктовав лейтенанту свой номер. Тот диктует в ответ, и юноша заносит его в контакты под именем: «мудила». Его особо не волнует, как обозвал его Чайлд, наверняка тоже не самым приятным прозвищем. — Что ж… До свидания, лейтенант Чайлд. Было приятно провести с вами время, — Итэр, уже стоя на пороге в своей одежде, сухой и чистой, но мятой, протягивает руку для рукопожатия, — Увидимся в понедельник. — Да, до встречи, — улыбнулся мужчина, с охотой пожав ладонь парня, — Напиши, как доберёшься. Странное беспокойство полицейского отзывается тёплым чувством в груди. Всё же, он беспокоится. Может, всё-таки и есть шанс стать друзьями.

***

Итэр осмелился написать Венти только под вечер. Он сгорал от чувства вины и безотвенности, но всё же думал, что поступил правильно: ему нужно было время, чтобы остыть после лейтенанта, и всё обдумать, он не мог сразу же написать лучшему другу, и, возможно, наговорить сгоряча много плохих вещей. Итэр решился. Он пригласил Венти на душевный, долгий, и, бесспорно, тяжелый разговор к себе домой. Юноша больше не мог убегать от свалившихся на него проблем, он был обязан всё решить. Конечно, по мере приближения назначенного времени, ему становилось всё страшнее и нервознее, хотелось спрятаться. Но так нельзя. Это бы было простительно, если бы он был запутавшимся в себе подростком, пугающимся любых трудностей, однако, он уже взрослый. Может и не до конца зрелый, но взрослый. Со своими страхами нужно бороться, и не идти на поводу жалости к себе. Все эти часы ожидания парень провёл в сильном напряжении. Он не мог ни на чём концентрироваться, изводя себя мыслями о предстоящей беседе. Даже просмотр детективных фильмов не позволил ему как следует расслабиться, и это удручало больше всего на свете. Да, Итэр очень волновался, и ему не было за это стыдно. Кто бы не волновался? От этого разговора напрямую зависит, продолжится ли дружба, или нет, от этого зависит, найдут ли Итэр и Венти решение этой проблемы. И вот… Венти стоит на пороге. Внутри всё сжимается от сковывающего внутренности волнения, и Итэр нервно заламывает пальцы рук, оглядывая молодого мужчину с ног до головы. От него пахнет арбузной жвачкой, одеколоном и совсем немного алкоголем. Итэр пристально смотрит в лицо мужчине, и понимает, что он поддатый. Не пьяный, но выпивший. — Привет, — сержант нелепо широко улыбается, разуваясь. — Привет, — пришлось прочистить горло, чтобы голос не дрожал. Кажется, волнуется тут только Итэр, потому что Венти держится невероятно уверенно. Сверкающие озорством глаза, расслабленное тело, спокойное выражение лица. Видимо, он так умиротворён сейчас, потому что у него было время подготовиться к этой встрече, а у Итэра как-то не особо. — Это тебе. Я знаю, ты любишь карамельный раф. Он всё еще горячий, неподалёку открылась кофейня, — мужчина протянул другу пластиковый стаканчик с любимым напитком, его щёки, кажется, чуть розовеют, а улыбка становится теплее, трепетнее. Из зелёных глаз испарилось озорство, заискрившись ласковым огоньком. Неужели Венти всегда смотрел на Итэра так нежно, влюблённо? Как он мог этого не замечать… — Ох, спасибо, Венти, — поблагодарил его Итэр, неловко приняв кофе. Это действительно очень приятный подарок, но, юноша очень смущён навязчивым ощущением, что это нечто гораздо большее, чем просто дружеское внимание. Словно это выражение любви, которую Итэру остаётся лишь смиренно принять… Боже, и как теперь избавиться от этого чувства? — Хочешь перекусить, или, может, чай? — офицер делает глоток рафа, блаженно прикрывая глаза. Горьковато-сладкий, волшебный вкус, Итэр правда без ума от него. — Нет, я не голоден. — вежливо отказался Венти, но что-то в его поведении выдавало нетерпение. Казалось, он очень жаждал поскорее начать беседу. Что ж… Оно и к лучшему. — Хорошо… Тогда, пройдём в гостиную? — предложил полицейский, сгорая под пристальным, двусмысленным взглядом Венти. Друг отозвался не сразу, в течение нескольких минут облизывая взором, тихо, прерывисто дыша. Его лицо розовеет сильнее, и Итэр спихивает это на действие алкоголя. — Подожди, — Венти мягко выхватывает из рук приятеля стакан с кофе, и отставляет на полку с обувью, — Для начала, я хочу обнять тебя. Итэр даже не успевает ответить, как мужчина сгребает его в свои чувственные, горячие объятья. Его дыхание обжигает шею офицера, однако последний предпочитает игнорировать это, не желая создавать неловких ситуаций. Итэр нежно обнимает Венти в ответ, запуская руку в его волосы, по привычке взъерошивая их. А затем расслабляется в руках сержанта, чувствуя, как исцеляются душевные раны, уходит всякая усталость, все переживания забываются. Ему очень, очень хорошо и комфортно с Венти, и он хочет, чтобы так оставалось всегда. Неважно, через сколько трудностей им придётся пройти, главное, чтобы их дружба оставалась такой же крепкой и нерушимой. Вдыхая приятный, родной аромат мужчины, Итэр задыхался от переизбытка тёплых чувств, и совершенно не желал отстраняться. Ему было так спокойно и уютно. Мягкие ладони Венти оглаживают его спину, почти касаются талии, но в последний момент уходят на лопатки, его губы в нескольких миллиметрах от уст Итэра, но такая близость, почему-то, совершенно не смущала. Просто офицер привык к этому. — Боже, ты так хорошо выглядишь, Итэр, — любовно прошептал сержант, стискивая в своих объятьях крепче, едва ли не до хруста костей, — Я так люблю тебя. Я люблю тебя, я очень соскучился по тебе… Ох. Слышать это вот так… Очень смущает. Признания в любви Итэр всегда находил чем-то интимным, тем, что говорят в порыве страсти безумно влюблённые люди, во время горячих прикосновений, во время жадных поцелуев… Но Венти говорит это беззастенчиво и прямо, он не стесняется того, что чувствует, и больше не скрывается от любви. Наоборот, кажется, после того, как тайное стало явным, Венти вёл себя раскрепощённее, он не был таким скованным. Итэр очень озадачен, однако рад, что друг не убивается по нему даже после отказа. Наверное, он давно со всем смирился и принял свою судьбу вечно безответно влюблённого друга. — Ох, Венти, ты такой открытый, — рассмеялся тихо Итэр, также сильно и ласково обнимая друга, — Но я счастлив, что ты не тоскуешь. — Хмм, стоит признаться, в первый год моей влюблённости было действительно сложно, — игриво ответил Венти, нехотя выпуская юношу из объятий, — Но сейчас, знаешь… Я просто перестал на что-то рассчитывать, я знаю, что ты ни в кого не влюбляешься. И всё же, мне стало намного легче после признания, теперь мне нечего скрывать, хе-хе. — Ты… Подожди, сколько лет ты любишь меня? — решил уточнить Итэр, поражаясь полной безмятежности мужчины. Его, видимо, совсем не волновало то, что офицер не ответил на его чувства, его волновало лишь то, что дружба может прекратиться. — С начала нашей дружбы, наверное? — Венти рассмеялся, — Не переживай, я в порядке. Я не страдаю от этого, я наслаждаюсь. Я люблю тебя, и не стыжусь, мне не больно, я вправду рад, что полюбил такого человека, как ты. — он одарил юношу, по его мнению, самой любящей улыбкой на свете. Для офицера это нонсенс. Как можно быть счастливым, любя кого-то безответно, на протяжении многих лет? Как вообще Венти умудрялся скрывать свои чувства? Или это Итэр настолько тупой, что недогадывался? — Ох, Венти, мне- — Ты не должен говорить «мне жаль», или «прости меня», окей? Это не то, на что ты можешь повлиять, и у меня нет права злиться и уж тем более винить тебя. Я понимаю, всё хорошо. Я счастлив, потому что ты знаешь о моих чувствах и принимаешь меня, — серьёзно осадил Итэра сержант, но уже в следующую секунду, он расплылся в мягкой улыбке, мимолётно погладив по щеке. — А теперь пойдём в гостиную и поговорим. Венти берёт друга за руку и ведёт в зал, усаживая на диван. Он садится напротив, и соприкасается коленом с коленом Итэра. На самом деле, офицер ожидал совершенно не такого развития беседы. Кардинально не так. — Ты плакал в пятницу только потому, что боялся потерять меня? — осторожно поинтересовался Итэр, глядя в глаза мужчины. Тот мягко улыбнулся, и кивнул, — Тебя совершенно не волнует то, что я не… Не люблю тебя? — Странный вопрос, Итэр, — он усмехнулся, но без насмешки или обиды. По-доброму, — Конечно, меня это волнует. Конечно, я хочу с тобой встречаться. Конечно, я хочу, чтобы ты любил меня, — на секунду голос Венти преисполнился горечью, однако, он, остановившись, взял себя в руки, а после продолжил: — Но наша дружба для меня гораздо важнее чувств. Я не хочу терять тебя, я знаю, что сойду с ума, если мы прекратим общаться. Итэр опустил взгляд, чувствуя, как сильно горят щёки от откровений Венти. Ему это льстило — то, что сержант так высоко ценит его. Но в то же время, его немного напрягало то, насколько друг цепляется за него, будто жить без него не может. Это действительно давало повод задуматься: если Венти одержим им, то это просто полный пиздец. Это пиздец вселенского масштаба. Однако, Итэр отмахивается от своих подозрений. Рано делать выводы. — И, ещё одна важная, как мне кажется, вещь, — продолжил Венти, прижавшись к юноше ближе. Он накрывает его руку своей, ласково поглаживая большим пальцем по костяшкам, — Чайлд. Я пиздец как ревную, и это пиздец как плохо, — он в отвращении скривился на имени лейтенанта, — Я правда никогда не ревновал тебя ни к кому, но, Чайлд… Блять, этот мудила меня пиздецки раздражает, он такой дерзкий и самоуверенный, меня трясёт каждый раз, когда я вижу его. Вы открыто заигрываете друг с другом, между вами чувствуется огромное сексуальное напряжение. Итэр давится слюной на последних словах Венти. Его глаза расширяются, и он начинает судорожно втягивать ртом воздух, надеясь на то, что ослышался. Быть этого не может! Он отказывается в это верить. Это просто абсурд, абсурд… — Это не просто мои доводы, Итэр, не только я это вижу. Все это видят. Парень подскочил с дивана, как ошпаренный, его грудная клетка часто вздымалась от подступающего возмущения, и он беспомощно смотрел на Венти с долей осуждения, всё ещё питая надежды на то, что друг сведёт это к шутке. Это не может быть правдой, о каком сексуальном напряжении может идти речь? Ни он, ни Чайлд, этого не ощущают. Так откуда оно возьмётся? Какое, к чёрту, сексуальное напряжение?! — Это неправда, — пискнул в своё оправдание Итэр, и его голос звучал до смешного жалостливо, — Мы просто издеваемся друг над другом, Венти, у нас нет влечения! Я бы даже сказал, мы раздражаем друг друга… Временами очень сильно. — В любом случае, тебе стоит быть осторожнее. Слухи по участку распространяются моментально, а такие идиоты, как Скарамучча, обязательно захотят использовать это против тебя. Когда ты ушёл покурить, каждый второй счёл нужным обсудить твою близость с лейтенантом. Знаешь же, что Чайлд ставит себя выше других, и держится холодно со всеми, кроме капитана. И вдруг появляешься ты, и… Он резко начинает проявлять к тебе интерес. Это странно, очень. Никто бы и значения этому не придал, если бы не знали характера лейтенанта. — Если у них есть время обсуждать кого-то вместо того, чтобы заняться своей личной жизнью, это говорит об их закомплексованности, — отрезал Итэр, раздражённо сморщив нос. Его напрягает то, что коллеги лезут куда не надо, и считают должным обсудить это. Боже, как малые дети, — Мы работаем в полиции, и никого ебать не должно, кто там с кем сосётся, трахается, дружит и так далее. Все обязаны серьёзно подходить к выполнению своих обязанностей. — Ты прав, — Венти потупил взгляд, — Это действительно неправильно — совать нос в чужие дела, я их абсолютно не поддерживаю. Но, мне действительно интересно, почему лейтенант сблизился с тобой? — он заинтересовано склонил голову к плечу. — А хуй его знает, — выдохнул устало Итэр, вновь сев рядом с сержантом, — Я понятия не имею, если честно. Может, дело в том, что я слишком дерзкий, и говорю то, что думаю, даже когда не надо. Да, я думаю, дело в том, что я не боюсь его и не проявляю к нему уважения. Он правда странный, не удивлюсь, если его привлекают грубые, отбитые парни или что-то вроде того. — Ну, с этим трудно поспорить, — ухмыльнулся Венти, — Ты правда ебанутый. Но именно это мне в тебе нравится. И всё же, что будешь делать, если Скарамучча зайдёт дальше простых оскорблений? — О, он слишком труслив, чтобы зайти дальше этого, — презрительно выплюнул Итэр, неприязненно поморщившись при мысли о Скарамучче, — Но, если он зайдет дальше, я не стану терпеть. Я въебу ему. — он пожал плечами, будто это было чем-то само собой разумеющимся. — Итэр! — Венти осуждающе, мягко шлёпнул его по затылку, — Тебе мало проблем сейчас? Капитан уже сделал тебе выговор, вряд ли он стерпит ещё одну такую выходку. — Так если он будет меня провоцировать, я что, должен терпеть? Ненавижу быть терпилой. Он не отъебётся, если не преподам ему урок. Капитан, я уверен, и сам не против, чтобы Скарамучче кто-нибудь вмазал. — и он свирепо фыркнул, скрестив руки на груди и широко расставив ноги. Венти промолчал, видно, не найдя, что возразить, либо просто не видя смысла переубеждать друга. Но он вдруг пристально принялся разглядывать лицо и руки Итэра, однако последний понял, что привлекло внимание того, слишком поздно. — Это что такое? — угрожающе прошептал мужчина, сжав запястья офицера. Зашипев от боли, полицейский уставился на руки, обнаружив на них синие гематомы от пальцев лейтенанта. Внутри вновь вскипела ярость, и, если бы Чайлд был здесь, то Итэр действительно бы набросился на него с кулаками за такую подставу. Как он посмел вообще, блять, трогать его?! Юноша никогда не позволял себе оставлять следы на теле Чайлда, зато тот решил, что ему всё дозволено! — Ответь мне, Итэр, — попросил мягко Венти, нежно касаясь синяков на запястьях, — Откуда это? Мне важно знать, пожалуйста… Офицер стыдливо уставился в пол, обуреваемый ненавистью и виной. Сейчас ему было действительно обидно, что лейтенант оставил синяки на его запястьях. Какой же он всё-таки редкостный мудак порой… Как выкручиваться из этой ситуации? Сказать, что подрался? О, ну да, известный приём, когда твои запястья сжимают до посинения, верно?! В любом случае, Итэр не трахался с Чайлдом, но даже просто сказать Венти правду страшно. Он ведь был у лейтенанта дома. Целую ночь спал в его кровати, а до этого пил с ним… Да тут сколько не перебирай формулировку, всё равно прослеживается какой-то сексуальный подтекст! Это пиздец какая отвратительная ситуация. Хуже этого, кажется, ничего быть просто не может. — Итэр, — тихо зовёт его Венти, — Ты был с лейтенантом, да? Вопрос сержанта как выстрел в лоб. Парень оторопело открывает рот, и пытается выдавить хоть слово, но он в таком потрясении, что может просто пялиться на друга и судорожно прокручивать всевозможные отговорки. Блять, думай… Думай же, ну! Какая досада! Мозг будто перестал работать. Пустота. Тихий вздох. Грустная, страдальческая улыбка друга ранит Итэра, игла сожаления впивается глубоко в сердце, и параллельно в него кувалдой забивают гвозди тяжёлой вины. Ужасно, ужасно, просто отвратительно! Хуже уже некуда. — Я всё понимаю, Итэр, тебе не нужно было мне врать, — громко прошептал сержант, поднося запястье юноши к устам. Прежде, чем офицер успел бы среагировать, приятель уже нежно исцеловывает каждый сантиметр пострадавшей кожи, — Ты спишь с ним, да? Отчаянный вопрос Венти последний гвоздь в крышку гроба. Конечная. Итэр так и застыл, наблюдая стеклянными глазами за тем, как Венти любовно зацеловывает синяки, гладит их пальцами и трётся о запястья щекой, и не перестаёт грустно улыбаться, глубоко раненный как молчанием друга, так и собственными догадками. Губы Венти горячие, мягкие, со всем трепетом ласкающие доставленные лейтенантом травмы, и Итэру действительно становится пиздец как стыдно, по-настоящему. Обжигающий, разрушающий стыд омывает его с головы до пят, и сжигает дотла нервы. Блять, да что за невезение-то такое... — Я не... — парень говорит с трудом, не смея пошевелиться, — Я не спал с ним. И это выходит так неубедительно, что Итэр сам себе не верит.