Глупость одного дня

Майкл измазался в мазуте и масле, пока чинил мотор старого пикапа. Лори всё путалась под рукой, то и дело отвлекая брата, а он терпеливо молчал и игнорировал сестру. Девушка то подходила, чтобы спросить что-нибудь по готовке, то ерничала и откровенно доставала старшего. Это была её детская черта, которая никуда не пропала, даже когда Лори стала девушкой. – Хваааатит возиться с этой рухлядью! Лучше помоги мне ужин приготовить! — канючила сестра. Майкл перевел внимательный взгляд на Лори, как бы давая намек «отстать и заняться своими делами», но та не унималась: – Не поедет, я тебе говорю. Отец её пытался починить. Парень стукнул разводным ключом по поршням, отчего младшая вздрогнула, а Майкл двинулся на нее, вытягивая измазанные руки вперед. Девичий визг прокатился по всему дому, но участь нарушительницы была предрешена. Брат размазал мазуту по лицу Лори, довольный своим поступком. После долгих водных процедур сестра обиженно дулась на него, разрезая морковь, а он помогал ей чистить картофель. Они готовили фирменное овощное рагу. Майкл смотрел, как сестра демонстративно отвернулась к нему спиной, но он знал, что долго держать оборону Лори неспособна и быстро отойдет. К ужину мама вернулась первой. – Как пахнет... – А то! — забирая сумки из рук матери, восторженно произнесла Лори. Майкл обнялся с женщиной, которая тепло улыбнулась сыну. – Помогаешь, хозяйственный мой? Парень кивнул. Усевшись за стол, они стали дожидаться отца, который уже прилично опаздывал. Мужчина трудился допоздна, но всегда старался успеть на ужин с семьей. – Ладно, семеро одного не ждут. — Мама проткнула брокколи и, изумившись вкусу, стала активно орудовать вилкой. Лори начала болтать о разном, завлекая беседой и маму, а Майкл, убрав грязную посуду в мойку, вернулся в гараж, где с особым усердием стал копаться в трубках и гайках. Он любил этот старенький пикап и хотел вдохнуть в него жизнь. Отец возил еще маленького Майкла в путешествие по штатам, и тогда это было самое чудесное время, до того, как он попал на лечение. Мама тихонько постучала по дверному косяку. – Майкл, я хотела поговорить. Парень вновь прервался, кладя ключ на бортик. Женщина села на запылившийся стул рядом и, пару раз складывая ладони в замок, пыталась настроиться на разговор: – Ты уже многое сделал, молодец. Она выглядела обеспокоенной, её тревожили мысли, какие известны только ей самой. Мама перекинула ногу на ногу и, снова взглянув на сына, продолжила: – Нужно будет съездить. Провериться. Майкл никак не реагировал, но понять точно нельзя, постоянно мешали несобранные волосы. Парень обтер руки об грязную тряпку и, сев рядом с мамой, уставился на старенький пикап. Они молчали, не хватало слов и сил обсуждать, но у каждого по-своему болело в душе. У Майкла – скрытый страх перед лечением, проверками и разговорами о его поступках, у матери – ужас от новых диагнозов и вечной пропасти между сыном и старшей дочерью. Посидев еще немного, женщина погладила парня по плечу и, встав, ушла из гаража. *** Утренний запах кофе витал по всей кухне, и домочадцы ожидали, когда Майкл соберется, но тот не спешил спускаться. Лори всегда затихала, когда её брату нужно было пройти новый виток «психологических проверок». Она до сих пор отчетливо помнила его лицо, подростка, вернувшегося с лечения: казалось, пустая оболочка, а за ней гниющий труп, но Майкл продолжал жить, а после лечения начал приходить в себя, становиться прежним, только с сестрой больше не говорил, да и вообще с кем-либо. Мама заправила прядь за ухо и посмотрела на наручные часы – время ровно девять утра. – Опаздываем, Майкл! Парень спустился в хмуром настроении, было видно и по одежде, которая полностью закутывала тело как мешок, и по лицу, которое как маска скрывалось за русыми прядями. – Так не пойдет, хотя бы прибери волосы, – спокойно говорила мама и, убрав пару прядей с лица сына, посмотрела в глаза. Майкл не обратил внимания на её просьбу, ковыряя вилкой в омлете. Лори засуетилась и, резко встав со стула, попрощалась со всеми. Не сумев договориться с сыном, женщина сдалась, пусть едет как хочет, главное, чтобы сняли опасность рецидива, и можно было бы начинать жизнь с чистого листа, хотя бы попытаться. Ехали в непроницаемой тишине. Майкл замер как изваяние до конца самой поездки, а когда они подъехали к белоснежному зданию, дернулся и, как запрограммированная машина, вышел наружу. Доктор Лумис встречал давних знакомых с теплой улыбкой. – Чудный день! Майкл, день добрый! – Он протянул ему руку, но тот не ответил, как и всегда. Но процедура обязательная, просто отследить основные реакции и поведение. Мама пожала руку мужчине за сына и, смутившись, пошла за психиатром. Войдя в кабинет, они расположились на диване. Ничего не изменилось здесь за пять лет. Все те же стены с плакатами, на которых красовались психиатрические заповеди, тот же Лумис, сидящий ровно за деревянным столом, и окно, за которым вечно слепящее солнце смотрело на посетителей. Когда Майкл попал в лечебницу, Лумис еще не взял его под опеку, и другой строгий психиатр, сидящий на месте нынешнего, рассказывал о правилах: – Не подскажешь, какое сегодня число и год? – Поседевший мужчина, явно потерявший пару лет от нервной работы, выглядел строгим и недовольным. Руки его были жилистыми и с выступающими возрастными венами, пальцы крепко сжимали ручку, и казалось, что только этот хрупкий предмет удерживает его от рукоприкладства, занимая внимание врача. Майкл недоверчиво взглянул исподлобья. Кто из них больной? Точно ли он, а не этот тип напротив? – Вторник, 63-го, – негромко подал голос мальчик. – Действительно, а ты смышлёный. Странные вопросы и реакция странная, за такое хвалят детсадовцев или умственно отсталых, Майкл не ощущал себя ни тем, ни другим. – Я скажу тебе прямо и честно. Терапия после покушения на убийство, – как-то по-особенному выделяя последнее слово, изрек психиатр, – бывает слишком долгой. Будь это проблема ночных кошмаров, то это одно дело, но здесь совершенно другой случай. Правило первое: родные не придут до конца лечения, сам можешь понять, чем чаще их видишь, тем сильнее хочется домой. Второе правило: никаких звонков. Книги и школьные занятия – вот твое новое развлечение. И наконец, третье правило: делать всё, что говорят врачи и работники больницы. Не пытайся нас обмануть, мы хорошо знаем каждый трюк. Понял? Кивай, если понял. И Майкл кивнул. Он знал, что это тюрьма. За всё надо было платить, хотя он искренне не желал сестре смерти, но что-то внутри шепнуло ему, и он поддался. Для ребенка события пронеслись ярким пятном, пару часов назад он сидел рядом с обеспокоенной матерью, держа её крепко за руку, а после, не желая расставаться, все-таки пошел за миленькой санитаркой, которая заверила, что Майклу нужно пару обследований. Но когда двери позади стали закрываться на ключ-карты, стало ясно, что «обследование» затянется надолго. Страх, как железная нить, стал обвиваться по телу ребенка, ведь он остался один на один с непонятными людьми в халатах, слыша чужие крики и видя мельтешащих санитаров. Майкл очнулся от собственных воспоминаний, разбирая вопрос от Лумиса: – Какое сегодня число, Майкл? – Он смотрел совершенно не так, как монстр из воспоминаний, очень внимательно, сочувствующе, но парня это раздражало. Он пожал плечами из вредности, чем от незнания. Психиатр улыбнулся, все-таки его пациент был забавным мальчишкой, делавшим хорошие успехи, пусть медленно, но делал же! Мама молчала, смотря на монолог психиатра. – Миссис Майерс, не могли бы вы выйти? – Надолго? – Желательно до конца сеанса. О чем говорил Лумис, женщина не знала, сын не скажет, можно только догадываться, но когда двое вышли на улицу, мужчина подал ей заключение. – Всё в порядке, не волнуйтесь, дорогая. Ваш сын прошел все тесты на удовлетворительно. Просто продолжайте принимать препараты и следить за общим состоянием. Истерзанная душа — это долгий процесс заживления. — Он вложил листок в женскую ладонь, крепко сжав её, как бы передавая свой настрой и успокаивая. Женщина сжала руку в ответ и, моргнув глазами в знак понимания, пошла к машине. Майкл держал небольшой блокнот, который дал Лумис и настоял, чтобы он попробовал вести записи. Бессмыслица. Домой вернулись быстро, и парень вновь ушел в гараж, чтобы заняться любимым делом. Вечером отец собрал всех за столом и, хлопнув пробкой шампанского, разлил по бокалам шипящий напиток. – За хорошие новости! У меня их много. Повышение — это раз! Лори, как маленькая девочка, раскрыла широко глаза и, подперев руки под подбородок, стала слушать. – Майкл может вернуться к обучению — два. — Отец выпил бокал и, поставив с громким звоном на стол, осмотрел ошарашенные лица домочадцев, за исключением сына. — Да, я знаю, знаю, но нельзя вечно сидеть дома. Верно, Майкл? Парень только пожал плечами и продолжил дальше ковырять вареный картофель, его новости не особо трогали, зато все родные были в очень приподнятом настроении. Мама долго еще говорила с отцом на кухне, пока Лори нагоняла круги вокруг брата в гостиной. – Ты боишься? Не стоит, там все хорошие. Главное, ты веди себя более открыто. Сможешь? Попытайся хотя бы! — тараторила девушка, пока Майкл читал журнал о механике. Лори помахала рукой возле лица, всё пытаясь привлечь внимание, и ей удалось. Брат перевел на нее взгляд, полный усталости, ожидая чего-то. – Ну пожалуйста! Это так важно, Майкл! — Сестра села рядом и прижалась к нему, делая так всегда, когда волновалась. Она была сильно привязана к родному человеку и хотела всего лучшего, порой заходя в своих порывах очень далеко. Они сидели на диване и просто смотрели на бегущие картинки в телевизоре, пока Лори не засопела. С утра в доме стоял кавардак, все суетились, покрикивали друг на друга и тюкали Майкла, чтобы он быстрее шевелился. Отец, быстро поцеловав каждого, мигом выбежав из дома, опаздывая на работу. Мама заплетала волосы Лори, помогая ей собраться, пока та всё ойкала, пытаясь прочесть страницу книги. Майкл неспешно завязывал шнурки на своих кроссовках, а после, усевшись на небольшую скамейку в прихожей, стал ждать сестру. Он не думал о сегодняшнем дне, сильно зациклившись на наставлениях Лумиса. Тот столько наговорил, что Майкл до сих пор пытался разгадать смысл каждого слова, но этот блокнот... Что психиатр хочет, зачем ему записи, почему надо писать, разве он, Майкл, не доказал свою «нормальность»? Но у Лумиса был на всё свой взгляд, может, именно поэтому его пациенты шли быстрее на поправку. Невольно окунаясь в обрывки воспоминаний, Майкл ощущал глубокую тревогу, которая, как вулкан, находилась в статичном состоянии. Пока Лумис не взял его к себе на лечение, никаких улучшений у парня не было. Это были сложные времена для всех. *** Дети были разделены; у каждого своя палата с минимумом вещей и стальными решетками на окнах. Очень располагающая атмосфера на выздоровление. Майкл постарался абстрагироваться, он не воспринимал эту комнату своей, здесь он лишь гость, который скоро уйдет. Терапия шла медленно, но успешно. Хотя это только казалось, что есть движение вперёд. В лечебнице состояние пациента стремительно ухудшалось. Сначала галлюцинации, потом нервные срывы, истерики, которые заканчивались эмоциональным перегоранием. Из подающего надежды ребенок перешел в стадию неугодных и надоедливых, с которыми не хотели возиться санитарки. Поэтому любая выходка сопровождалась сильными медикаментами. Может, эти года Майкл просто спал в каком-то коконе, а потом его вернули домой. Парню казалось так, но он помнил каждый день своей тюрьмы. – Майкл, чем бы ты хотел поделиться с другими ребятами? – скептически процедил психиатр. К тому времени мальчик полностью перестал отвечать и как-либо реагировать на вопросы окружающих. Его заботило лишь внутреннее состояние, которое, как зверь, металось в клетке. А зверь этот являлся в галлюцинациях, стоя позади врачей где-то в углу, тяжело дыша. Сначала он не мог разобрать силуэт, а потом узнал в нем мужчину или... Это был не человек? Когда на ночь санитарки закрепляли бандажи на руках и ногах, чтобы ребенок не надоедал своими ночными истериками, тогда монстр приближался ближе. В темной комнате Майкл всматривался в него, а монстр на него. Но вскоре психиатром было вычислено, что пациент не просто регрессировал, а переходил в стадию безумца. Ему назначали ещё более сильные препараты, а врачи тюкали его, постоянно спрашивая, есть ли фигура в углу, видит ли он человека. И если Майкл смотрел за их спины, они искажали лица в извращенном раздражении, ударяя его по лицу, телу. После таких «лечебных практик» болело всё, и душа, и места ударов. Ребенок не терял надежды, что мама точно вернется, точно заберет его. Но дни тянулись нескончаемо долго, сил на рыдания совсем не осталось. Майкл видел других детей, к некоторым относились еще хуже; они были теми, кто оказался за чертой. Буквально. Возможно, не попади они в лечебницу, то немного родительского тепла и правильного лечения быстро реабилитировало их. Лумис появился в жизни Майкла неожиданно, просто пришел на одну из сессий, где дети, как шарнирные куклы, исполняли заготовленные действия. Мужчина подошел к ребенку и, проговорив с ним всю практику, попросил руководство перевести под свой контроль. Майкл шел за ним, не особо на что-то надеясь, даже не веря этому новому лицу. Он просто исполнял то, что от него просили. Лумис опоздал на пару месяцев, когда Майкл еще был эмоционально открыт, а его психика не так разрушена, но теперь приходилось работать с тем, что осталось. В новом месте ребенок долго не мог расслабиться, сторонился людей, не говорил, не реагировал. Психиатр просил остальных работников не влезать в пространство пациента, работая с ним один на один. Лишь однажды тот смог добиться подвига — ребенок выдал нечленораздельное «не хочу» и снова умолк. Лумис не давил и стал для Майкла больше, чем мужчиной в белом халате. Он стал ему другом, защитником и родителем, к которому мальчик непроизвольно тянулся. *** Лори похлопала брата по плечу, и тот осознанно посмотрел на неё. – Поехали! Мама решила довезти детей сама, полагаясь на младшенькую, она проводила их взглядом и поехала по делам. Майкл сидел в кабинете ректора, который читал дело и кивал сам себе. – Всё ясно. Ладно, мы всё уже обговорили до твоего зачисления, можешь пока идти, — директор махнул рукой на дверь. Парень сидел на занятиях и, не особо понимая всю эту надобность, домашнее обучение было для него комфортным, преподаватели знали о ситуации, никаких лишних глаз и глупых обязанностей. Теперь нужно создавать вид. Другие обучающиеся не обращали внимания на пришедшего, всё шепчась за спиной педагога, который пытался перекричать учеников. Лори появилась после звонка на пороге кабинета и под ручку пошла с братом до столовой, она щебетала, как птичка, о всяком. Первый день обучения подходил к концу, и в этой жизни не было ничего интересного.