ради тебя я сломаю художнику кисти (рук)

Сонхун с детства любил внимание. Когда ему исполнилось четыре, родители отдали его в секцию фигурного катания. Поначалу у Сонхуна получалось не очень хорошо, и однажды он даже спрятался в большой маминой гардеробной, лишь бы не идти на тренировку. Но его план был быстро раскрыт гувернанткой, которую отправила на поиски недовольная хозяйка дома в лице матери Сонхуна. Сама она была слишком занята, чтобы поговорить с сыном и лично отвести его на занятие. Родители Сонхуна всегда были такими. Они поручали его воспитание чужим людям, которые то приходили в их дом, то уходили. Сонхун никогда не испытывал к ним привязанности, понимая, что все, кто с ним возится, просто выполняют свои рабочие обязанности, не более. Когда Сонхуну было десять лет, он впервые понял, что родители его не любят так же, как и уходящие гувернантки. В тот день он занял первое место на городском турнире среди мальчиков своей возрастной категории. Это была его первая важная победа. Стоя на пьедестале, Сонхун искал глазами родителей в толпе, но их нигде не было. Только тренер и ребята, с которыми он ходил на совместные тренировки, воодушевляющее махали ему руками. В этот день у Сонхуна случился первый в жизни приступ. Ему было страшно, казалось, словно кто-то перекрыл кран, через который воздух поступал в легкие. Он упал прямо в раздевалке, больно ударившись головой о скамейку. Очнулся Сонхун уже в больнице. Рядом сидела все та же гувернантка, которая сообщила, что мальчик упал в обморок во время приступа астмы. Родители сами отвезли его в больницу, оплатив лучшую палату и все последующее лечение, но остаться надолго не смогли. Все же у состоятельных людей всегда есть то, что делает их таковыми — источник их дохода. А для поддержания этого источника нужны время и силы, поэтому за сыном в больнице может поухаживать гувернантка. Сонхун усвоил урок. Из-за развивающейся астмы дорога в большой спорт оказалась закрыта для него. И одиннадцатилетний Сонхун испытывал свой маленький экзистенциальный кризис. Он помнил, как зрители на трибунах хлопали в ладоши и кричали ему слова поддержки после выступлений, даже если он ошибался во время проката. Сонхун понял, что все это время ему нравилось выступать и тренироваться, однако было уже поздно. С каждым годом отношения с семьей становились все холоднее. Если маленький Сонхун еще пытался добиться внимания родителей, то Сонхун-подросток понял, что это бесполезно. Тогда, в средней школе, у него случился бунт. Сонхун связался с сомнительной компанией старшеклассников, покрасился в ярко-синий, и даже попросил одного из хенов проколоть ему язык. Оказалось, что иголка в языке — это больно. Сонхуна всего трясло в попытке не заплакать, пока его приятели посмеивались над реакцией мелкого. Зато мучения оказались оправданы, и вот Сонхун уже в восьмом классе красуется металлическим пирсингом. В этот период оценки Сонхуна скатились до предпоследнего места в рейтинге. Директор вызвал родителей в школу на личный разговор, и Сонхун совершенно не был удивлен, когда к воротам школы подъехала машина их семейства, из которой вышла гувернантка. Уже новая. Та, что была с ним в больнице во время первого приступа астмы давно уволилась, превратившись в очередного человека, чье лицо Сонхун никогда не вспомнит. Переломным моментом в период бунтарства Сонхуна стало появление Ли Хисына на пороге их особняка. Хен был старше на три года и уже учился в старшей школе. Родители Хисына были новыми партнерами семьи Сонхуна, поэтому школьники волей неволей стали часто пересекаться. Хисын был успешен во всем, за что бы ни брался. А еще он был безумно популярен. В этом Сонхун убедился воочию, когда хен позвал его на день открытых дверей для поступающих в их школу учеников. Сонхун не мог не заметить, с каким восхищением люди смотрели на Хисына. Пока они шли по коридору, не менее десяти мальчиков и девочек останавливали его, чтобы перекинуться хотя бы парой слов. Даже преподаватели приветствовали и улыбались ему. Тогда Сонхун изумленно спросил: — Что ты такого делаешь, что приковываешь внимание стольких людей? — Я просто делаю все то, за что они могут меня любить. Этот ответ въелся в сознание школьника, отразив траекторию его ближайшего будущего.

***

К третьему году старшей школы, в которую было решено поступать благодаря Хисыну, Сонхун добился всего, о чем мечтал когда-то. Им восхищались одноклассники, хубэ и даже учителя души не чаяли, несмотря на его мелкие шалости в виде опозданий или серьги в ухе, которая не вписывалась в школьный устав. Все же бунтарскую натуру не удалось искоренить до конца. В его анамнезе по прежнему стоял диагноз — психосоматическая бронхиальная астма, но приступы почти не мучили. О своей проблеме Сонхун не распространялся среди друзей, предпочитая прятать белый ингалятор подальше в рюкзак. В последнее время он действительно не использовал его, спокойно играя в футбол и выкуривая по сигарете с товарищами. На секунду даже показалось, что недуг отступил и больше никогда не потревожит его. Но. Ким Сону, чертов новенький, заполнял собой легкие, преграждая путь к спасительному кислороду. После того случая в курилке Сонхун с позором убежал как можно дальше, а затем понял, что задыхается. Ему повезло успеть воспользоваться ингалятором до того, как какой-нибудь однокласснице пришлось бы вызывать скорую помощь. Во-первых, Сонхун не хотел, чтобы о его болезни знали посторонние, он переживал, что эта новость сделает его наименее совершенным в чужих глазах. Во-вторых, Сонхун абсолютно точно не хотел, чтобы кто-либо догадался, что причиной приступа послужил не кто иной, как Ким Сону. Сонхун не мог этого допустить никаким образом. С того дня Пак по-настоящему стал избегать новенького. Он не мог забыть чужой проницательный взгляд и пронизывающий смех. Теперь ему казалось, что он совершенно не понимал Сону, возможно, первое впечатление действительно было ошибочным. Сону не странный, не высокомерный, он просто чокнутый. И проверять свою теорию Сонхуну совершенно не хотелось.

***

Примерно спустя две недели после последнего приступа астмы во время большого перерыва Сонхун направляется в свое «укрытие». Так он называет заброшенный музыкальный класс. Это было идеальное место, готовое спрятать его от нежелательных встреч с Сону. В их школе ещё год назад распался музыкальный кружок, так как в основном там состояли старшеклассники, после выпуска которых заново собрать группу не удалось. Возможно из-за того, что их частная школа считалась достаточно престижной: в ней учились дети состоятельных родителей и даже чеболей — таких же, как семья Сонхуна. Учебное заведение считалось достойным, как по качеству образования, так и по внеклассным занятиям. Учителя стремились разнообразить досуг детей, формируя в них творческий подход. Однако чаще всего родители настаивали, чтобы после завершения уроков проходили более перспективные, чем музыка, кружки. Урок физики или хотя бы гольф, который считался светской игрой, приходился по душе большей части родительского комитета. Таким образом, музыкальным классом больше никто не пользовался. Сонхун с ловкостью научился пролазить через окно на первом этаже, где находилась комната. Дверь всегда оставалась закрыта изнутри, так что внезапные посетители не могли испортить досуг школьника. Сонхун прятался в этой комнате время от времени, когда уставал от всеобщего внимания и хотел побыть наедине со своими мыслями. Происходило это редко, но все же порой маска становится слишком тяжелой, хочется снять ее с лица и побыть самим собой. Сонхун уже целых три дня не видел новенького, поэтому его настроение было отличным. Хотя внутри что-то легонько кололо, заставляя тревожное состояние проникать в голову, но Пак отмахивался от всех неприятных мыслей, списывая свое состояние на усталость. Сонхун, как и всегда, осторожно открывает окно, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии сторонних наблюдателей. Ему совершенно не хочется быть уличенным в подобном. Сонхун уже собирается запрыгнуть на подоконник, как до его ушей доносится мелодия. Тонкие пальцы скользят по черно-белым клавишам фортепиано, оставленного в музыкальном классе после расформирования кружка. Мелодия очень плавная и нежная, окутывает с ног до головы, словно мягкое пуховое одеяло. Сонхун невольно прикрывает глаза на пару секунд. Но внезапно слышатся раскаты грома — это новый тон, переломный момент, которые уничтожает всю легкость звучания. Мелодия становится выразительнее и ярче, кажется, что в ней можно расслышать чей-то крик. Сонхуна трясет. К горлу подкатывает тревожный ком, потому что за шторой, которую колышет весенний ветер, он видит Ким Сону. Сонхуну хочется сбежать как можно скорее, но внезапно мелодия обрывается, а взгляд Сону устремляется прямо на него. Обратного пути уже нет. Неловкая пауза затягивается, и Сонхуну ничего не остается, как все же спрыгнуть с подоконника на пол, теперь их глаза на одном уровне, но от этого легче не становится. — Долго ты тут? Тихий голос Сону нарушает тишину первым. — Эм, я, — Сонхун не ожидал, казалось бы, очевидного вопроса, все мысли словно исчезли, в голове туман. В следующее мгновение Пак все же берет себя в руки: — Достаточно долго, чтобы услышать твою игру в классе, которым, на минутку, нельзя пользоваться уже давно. — Но ты тоже тут. Сону внезапно улыбается, и эта улыбка совершенно отличается от той, которую Сонхун видел в курилке. Сону улыбается по-доброму, его глаза превращаются в полумесяцы, и да, на мягких щеках появляются ямочки. — Тебе понравилось, как я играл? — было видно, что Сону нервничает и прилагает усилия, чтобы вот так вести диалог. — Да, красиво, ну, я особо в классической музыке не шарю, но твоя игра звучала неплохо, да, необычно. Сонхуну тяжело подобрать правильные слова, он словно разучился излагать мысли, и это ему совершенно не понравилось. — Я давно не практиковался, поэтому вышло, на самом деле, не очень, — Сону морщит носик, показывая, что явно не доволен собственной игрой, — фортепиано расстроено. Видимо на нем уже давно никто не играл. — Как ты попал сюда? — Сонхуну не дает эта мысль покоя. — Извини, если помешал тебе. Я просто осматривал территорию школы и заметил, как ты пробирался сюда недавно. Сонхуна подобное заявление выбивает из колеи. — То есть ты следил за мной? Сону дергается и сжимает пальцами рукав своей рубашки. — Я неспециально. Но по правде я давно хотел поговорить с тобой и извиниться за свое поведение в тот раз. Сонхун усмехается: — Вот как теперь заговорил? Даже такие слова знаешь? — Я не хотел тебя расстраивать, честно. Просто некоторые обстоятельства заставили меня так себя вести в тот момент. — Теперь ты умело перекидываешь ответственность с себя на какие-то непонятные обстоятельства. Другого и не ожидал. — Да нет же! Все не так, как ты думаешь. Иногда просто бывает сложно…когда другие люди так…понимаешь? Видно, что Сону начинает больше нервничать и раздражаться в ответ на пассивную агрессию Сонхуна, последнему это совершенно не нравится. Внезапно Сону оказывается рядом. Он вновь смотрит своими бездонными черными глазами, выворачивая душу наизнанку. Сонхун пятится назад и врезается пятой точкой в парту. В этот момент раздается неприятный короткий стук. — Черт, больно, — шипит он, потирая поясницу. Сону опускается и поднимает с пола небольшой предмет. — У тебя астма? — с подозрением спрашивает он, рассматривая в своих руках ингалятор. «ну идиот, зачем положил в карман, знал же, что лучше оставить его в рюкзаке» Сонхун напрягается и выдергивает прибор из чужих рук. — Совершенно точно нет. — Но у тебя из кармана выпал ингалятор, вряд ли такой как ты стал бы красть его у другого несчастного школьника, который страдает от астмы. — Допустим. Сонхун фыркнул, скрестив руки на груди. Он не понимал, что это за внезапный допрос? — То есть у тебя астма, а ты играешь в футбол? — Сону прикрывает рот ладошкой, не в силах скрыть удивление. Пак закатывает глаза, не хватало еще нравоучений от этого новенького. В прошлом Сонхуну уже пришлось отказаться от выступлений в качестве фигуриста, сейчас же ему никто не сможет запретить играть в футбол. Он знает меру, чтобы не доводить себя до изнеможения. — Врачи говорят, что астма и спорт вполне совместимы. Только в меру. — Допустим, — задумчиво тянет Сону, — но ты же еще и куришь? — Ну да, а тебе какая разница вообще? Этот диалог начинает раздражать Сонхуна, что неудивительно. Он уверен, что день, когда они с Сону будут разговаривать дружелюбно, вряд ли наступит. Сонхун тяжело вздыхает. — Слушай, я бы очень хотел, чтобы твоя случайная находка оставалась между нами. — Ты про ингалятор или эту комнату? — Про все сразу. И, кстати, не надо больше наблюдать за мной. Другие люди могут тебя не так понять. Сону ничего не отвечает, он наклоняет голову набок, задумчиво рассматривая Сонхуна. — Я не понимаю, но если ты так говоришь, то я послушаюсь.

***

В глубине души Сонхун не любил выполнять чужие поручения, но отказать кому-то в просьбе он не мог. Особенно, если просит твой классный руководитель, у которого ты всегда на хорошем счету. Поэтому сегодня Сонхун выходит из главного здания школы, когда на улице уже смеркается. Он обреченно вздыхает, понимая, что опять не выспится этой ночью. У популярных мальчиков на сон совершенно не хватает времени. Это уже стало золотым правилом. Направляясь к воротам мимо одного из корпусов, Сонхун внезапно слышит чьи-то голоса. Липкое беспокойство зарождается в животе, подступая к легким. Сонхун не хочет влезать в чужие дела, но ноги сами несут его к месту, откуда доносится неприятный мужской гогот. Кажется, их трое, а может быть даже четверо. Сонхун сжимает кулаки и заворачивает за угол. Перед глазами неприятная картина. Двое втораков выворачивают вверх дном чужой рюкзак, из которого на землю валятся все учебные принадлежности, а двое снимают это зрелище на видео. Сонхун закипает, он терпеть не мог, когда толпа нападает на беззащитного, остающегося в меньшинстве. Это неправильно. Сонхун убежден, что все претензии нужно решать при справделивом распределении сил, чтобы у каждого был шанс доказать свою правоту, даже таким способом, далеким от пацифизма. Когда между хулиганами и Сонхуном остается меньше метра, а кулак уже поднят в воздухе, чтобы хорошенько встряхнуть обнаглевших хубэ, парень замирает. Сонхун не сразу понимает, что происходит. Знакомые черные глаза, мягкие щеки и ладонь, сжимающая край школьной формы. Перед ним Ким Сону. Он стоит неподвижно, опустив взгляд на землю, где по его разбросанным вещам топчутся незнакомые школьники. В черных глазах Сонхун не видит страха, только отчаяние. Сонхун сам не может понять, насколько сильно в нем закипает гнев. Он рявкает на малолетних придурков, что есть силы. Те, не заметив нежданного гостя, вздрагивают и осторожно поворачиваются в сторону старшего. — Вы что, ахуели? Школу с тюрьмой перепутали? Вам организовать путевку в исправительный центр для несовершеннолетних? — Мы просто шутили, сонбэ. Мы не хотели… Разнервничавшиеся школьники нечленораздельно что-то мычат под нос, пытаясь загородить собой последствия своих «развлечений». Все знают, что перед ними Пак Сонхун из выпускного класса, самый лучший ученик и наследник корпорации Idk Group. Никто не хотел переходить ему дорогу. — Свои оправдания вы сможете любезно предоставить моим адвокатам в суде. Но только вряд ли они вас спасут. Сонхун не помнит, когда был так сильно зол в последний раз. Он так и не разжал кулаки, готовясь в любой момент зарядить по чужому лицу. — Сонбэ, отпусти нас на этот раз. Мы больше не будем так делать. К нам просто подошли из твоего параллельного класса пара человек и рассказали, что ваш новенький всех достает. — Хен, это правда. Мы знать про него не знали, но раз сонбэ так говорят, решили, что нужна наша помощь. Хулиганы, склонив головы, так и не могут осмелиться поднять свой взгляд на старшего. — Если я еще раз увижу вас рядом с ним или каким-нибудь другим учеником, которого вы целой толпой зажимаете по закоулкам, я клянусь, школу вы уже никогда не закончите, — ледяной голос Сонхуна давит сильнее любой пощечины. — Обещаем, мы больше никогда! Вот-вот, смотри. Видео удалены, мы никому не расскажем, клянемся. — Пошли вон отсюда пока я не передумал. Сонхун держался из последних сил, контролировать себя получалось очень плохо. Но долго ждать не приходится. Младшеклассники, схватив свои портфели, уже без оглядки бегут к выходу. Стало совсем тихо. Костяшки пальцев побелели от напряжения. Сонхун все еще находится глубоко в своих мыслях, пока чужой голос не возвращает его в реальность. — Сонхуна, я же был прав тогда. Сону, не проронивший до этого ни слова, теперь выглядел на удивление спокойно. Он больше не сжимал свою рубашку и смотрел прямо на Сонхуна. — Что? Пак не может уловить логику в словах новенького. Ему до сих пор кажется, что все произошедшее — не правда. Только испорченные тетради и учебники Сону, которые теперь валялись в сырой земле (не так давно прошел дождь) служили прямым доказательством. — Ты и вправду очаровательный. Таких как ты еще никогда не встречал. Сону подходит ближе и осторожно дотрагивается холодными пальцами до ладони Сонхуна. — Я рассказал маме про тебя. Ты кажешься ей хорошим человеком. Наверное я бы очень хотел с тобой дружить. Сонхун чувствует, как покалывает его рука там, где прикоснулся Сону, словно в кожу вонзилось множество льдинок. Он по-прежнему молчит, пытаясь собрать воедино чужие слова. Но сложившийся пазл кажется неправильным, вроде все детали встали на место, только общая картинка выглядит совершенно не так, как должна. — Теперь ты предлагаешь стать друзьями? — Да, и если хочешь, это будет наша тайна. Никто не будет знать. Мы могли бы видеться в музыкальном классе. Сону нервничает и сжимает чужую руку сильнее. — Я могу тебе играть на фортепиано, чтобы хоть как-то отблагодарить тебя за помощь. Тебе же вроде понравилась та мелодия? Сонхун чувствует, как его пальцы, словно научившиеся двигаться без приказа хозяина, сжимают в ответ ладонь Сону. Его кожа мягкая и вроде бы больше не жалит холодом. Хотя возможно Сонхун уже окончательно замерз и не способен что-то чувствовать. — Приходи. Я не буду против услышать твою игру еще раз. Лед между ними впервые трескается.