Маркурио, как и было уговорено, заявился в эту дыру на окраине непомерно разросшегося бедняцкого квартала в районе двух часов дня и, делано вздыхая и теребя тощий заплечный мешок, попросился на постой.
– Ты ж у тех желтомордых живешь, – прищурился хозяин – пузатый чернобородый мужик. – Выперли, что ль?
– Не совсем. Я сам ушел. Задолжал им, понимаешь. Но сегодня-завтра мне деньжат обломится, так что это ненадолго.
– Ну-ну. Пятнашка в день с тебя. Жратва и выпивка в стоимость не входят.
– Пятнашка? А подешевле нет? У меня сейчас совсем туго с монетами.
Трактирщик фыркнул:
– Ну, за десятку могу пустить тебя в «пепельницу».
– Куда?
– Самая мелкая и самая хреновая из моих комнат – расположена впритирку к дальнему кабинету, а там всякие придурки любят покурить всякое дерьмо, думая, что я не учую. А я чую все равно!
– Я возьму эту твою «пепельницу», – быстро сказал Маркурио. – К запаху я как-нибудь притерплюсь.
Несколькими минутами позже он сидел на кушетке в каморке размером три на четыре шага и пытался не задохнуться – воняло тут и вправду будь здоров – дешевым табаком, чуть ли не самосадом, коноплей и вроде даже лунным сахаром. Да уж, кажется, он продешевил – несколько часов в этой душегубке грозили стать настоящим испытанием, и двухсот септимов за такое – откровенно мало.
Тем не менее, Маркурио постарался устроиться тут с максимальным комфортом – починил задвижку на двери (она висела на одном гвозде, так что пришлось позаимствовать тот, что служил крючком для одежды и был вбит в косяк, а потом загнать его в доски магией), заперся, расстелил старое покрывало, которое принес с собой, поверх пятнистого матраса на кушетке и возлег на ней с бутылкой бретонского винишка и несколькими заблаговременно приготовленными бутербродами. Употребив оные и запив хорошей порцией спиртного, Маркурио сам не заметил, как задремал.
…Кто-то тыкал его кулаком в висок. Маркурио продрал глаза и понял, что это не кулак, а дно бутылки, которую он пристроил на косоногой табуретке, служащей здесь прикроватным столиком.
– Маркурио! Маркурио, чтоб тебя! Кончай дрыхнуть!
Тихий, но сердитый голос доносился прямо из-за стенки. Маркурио резко сел и отпихнул от себя ожившую бутыль, которая тут же с глухим стуком свалилась на пол.
– Проклятье… Я что, все проспал?
– Пока нет, – раздраженно сказала Банри из своего кабинета. – Я пришла пораньше, и видимо не зря. Соберись! Он, может, скоро придет… Твою мать! Уже тут! Все, умолкни, и веди себя хорошо!
Из-за стены послышались тяжелые шаги, а затем скрип открываемой двери.
– Ты уже здесь? – послышался незнакомый голос. – Пунктуальна, как всегда.
Банри сказала:
– Пришлось выйти пораньше, чтобы найти это место и объяснить хозяину, что мне нужно.
– Ясно. Кстати, где твой скайримский дружок из Винтерхолдской Коллегии?
– Он мне не дружок, а друг и коллега. Дома сидит. У него, кажется, какие-то личные проблемы. – Маркурио подобрался – он был уверен, что ничего не говорил Банри по поводу своих проблем. Та тем временем спросила: – Слушай, что, нельзя было заведение поприличнее выбрать?
– Тут зато безопасно. Никто не подслушает.
Маркурио растянул губы в улыбке, а Банри за стеной громко фыркнула:
– Да тут стены из папье-маше! Какая еще безопасность?! По-моему, это слово этой, с позволения сказать, таверне совсем не подходит!
– Перефразирую: местному контингенту глубоко насрать на все, кроме содержимого их бутылок и кружек. Это правда, поверь. Тут реально безопаснее, чем в других местах. Я знаю, о чем говорю.
– Будь это кто-то другой, я бы посмеялась, но ты вроде бы профи. Что ж, хорошо. Ближе к делу. Я получила письмо, которое мне послал… кто-то из твоей организации.
Зашуршала бумага. Фьотрейд, если это был он, издал согласное мычание, а потом спросил:
– Когда получила?
– Какая разница? Несколько дней назад.
– Всего? Как-то чересчур быстро ты сюда добралась из своей Коллегии.
– Это Коллегия магов, Фьотрейд.
– Ага. Понял. – Заскрипел стул, будто кто-то массивный устраивал на нем зад со всеми удобствами. – С чего начнем? С дома или с…
– Начнем с главного.
– Как скажешь. – Невидимый Фьотрейд помедлил. – Перво-наперво хочу предупредить, чтобы ты не питала каких-то сильных надежд. Да, есть кое-что, но так мало, что почти не за что уцепиться. Сразу скажу – мы пытались, но ничего не нашли. Даже с нашими возможностями.
– Тогда что вы нашли?
На сей раз Фьотрейд молчал дольше, а когда заговорил, то понизил голос почти до драматического шепота – Маркурио пришлось прижаться ухом к стене, чтобы разобрать его бормотание.
– Как тебе известно, война закончилась в сто семьдесят пятом. По факту, войска Доминиона мы разбили наголову еще весной, но официально, Великая война завершилась осенью подписанием этого сраного Конкордата…
– Я знаю историю, Фьотрейд.
– Потерпи, это имеет непосредственное отношение к твоему вопросу. В общем, Конкордат подписали, а там, в числе всего прочего, указано, что Талос теперь не бог. А у него по всему Тамриэлю часовни да прочие святилища, еще и монастыри его имени имеются. Что делать?
Банри молчала, а Маркурио вдруг стало не по себе. Он был не слишком религиозен, но судьба несчастных верунов в девятого бога его вдруг обеспокоила.
– В общем, большинство жрецов и монахов удалось спасти от… радикальных мер, но очень многих либо посадили за решетку, либо отправили в самые дальние и негостеприимные приораты – в ссылку. Талосопоклонниками занимались не всеми сразу, а постепенно и медленно, хотя талморские суки все время щелкали зубами над ухом у императора. Я думаю, он делал так намеренно, чтобы те, до кого еще не докатилось, успели… переосмыслить догматы веры. В самую последнюю очередь наскоро собранная инквизиция подступила к приорату Вейнон. Слышала о нем когда-нибудь?
– Вроде бы. Краем уха. Там сейчас какие-то церковные архивы располагаются? Просто наш приорат отправлял туда копии приходских книг и еще какие-то документы в конце каждого года. Он вроде где-то рядом с Корролом стоит, с городом в смысле.
– Правильней сказать, что Вейнон теперь часть Коррола, город расширился, и монастырь оказался внутри него. И да, в настоящий момент он служит архивом Имперского культа. Но тогда… Короче, Вейнон был самым старым и самым уважаемым из всех монастырей Талоса. Вроде как твой Готтлсфонт для Мары, а этот – для Тайбера. И это еще не все: почти все тамошние монахи были Клинками, так или иначе оставившими службу в организации и перешедшие к служению Ордену Талоса.
– То есть взять их с наскоку не удалось бы, – хмыкнула Банри.
Фьотрейд тяжело вздохнул.
– Полагаю, отчасти поэтому Вейнон оставили на потом. В общем, летом сто семьдесят шестого императорская комиссия прибыла в Коррол, и они вместе с графом и его людьми отправились в монастырь. В записях нашей организации есть отчеты о том периоде, агент, который вел наблюдение за Вейноном в то время, пишет, что монахи практически перестали появляться на людях где-то за год до этого, то есть, куда раньше, чем был подписан Конкордат. Они, по сути, стали вести жизнь затворников, хотя в прежние времена то и дело выходили в народ – в приорате было много целителей, которые вдобавок держали небольшую клинику для бедных, а еще некоторые вели уроки у детей в школах. Когда комиссия подъехала к воротам, оказалось, что те не только не заперты, но и приоткрыты. Во внутреннем дворе никого не было…
– Боги, только не говори, что они все наложили на себя руки.
– Не буду, – отозвался Фьотрейд. – Потому что они этого не сделали. Все монахи сидели в трапезной за пустыми столами и ждали, когда за ними придут. Притом все они все время молчали, будто приняли обет, и даже когда им приказали строиться на выход – служить им предстояло в других местах и другим богам – все безмолвно подчинились. Правда, кое-кто все же умер. Их приора – Критона Петрония – вместе со всеми не было, монахи на вопросы не отвечали, и дознаватели пошли его искать. Нашли – мертвым и уже остывшим в его собственной келье. Но тут особо никто не удивился, Критон был уже очень стар, осенью ему должно было исполниться сто три года.
Сын кузнеца, который явно был кем-то большим, чем просто подмастерьем у горнила папаши, перевел дух.
– Тебе, наверное, кажется, что я тяну кота за яйца, но на самом деле я подумал, что тебе надо знать предысторию. Когда ты только начала мелькать в сводках из Скайрима, кое-кто из наших архивистов нашел соответствия в кое-каких документах – как раз привезенных из Вейнона.
Банри тихонько откашлялась.
– Я слушаю…
– Итак, ты помнишь, что найти удалось немного? В общем, у нас и впрямь немного – только одна страница из дневника Критона за четырнадцатое число Высокого Солнца сто семьдесят пятого. Сделать тебе копию мы не успели – кто же знал, что ты так быстро явишься в Сиродил, – но могу вкратце пересказать содержание. Хотя там и пересказывать-то нечего, старик просто пишет, что, цитирую, «наш брат и сестра Бригита с маленькой Банрион сегодня утром отправились в Готтлсфонт, да хранит их Талос и другие боги на их пути». Все, больше ничего.
Повисло молчание. Наконец Банри проговорила:
– Так вы считаете, что это он про меня писал?
– Напрашивается такой вывод. Имя… скажем так, нестандартное для Коловии. Да и для Нибенея тоже, если уж на то пошло. И Готтлсфонт, ты ведь там выросла?
– Да… Какой-то бред, Фьотрейд. Я в Готтлсфонте чуть не с рождения жила, это точно. Меня туда принесли младенцем. А если верить тебе, то мне было уже больше полутора лет, когда я туда попала.
– Да, кстати об этом. Для той, кто не знает собственных родителей, у тебя поразительно точная дата рождения.
– Это Солея, настоятельница. Она всегда очень точно угадывала возраст, в Готтлсфонте и окрестностях было полно подкидышей после войны, так она каждому подобрала примерный месяц рождения. Только конкретную дату она выбирала, тыча пальцем в календарь с закрытыми глазами, так мне и досталось семнадцатое Заката Солнца. В общем, похоже, тут мимо, мужик. – Банри тяжело вздохнула. – Не стоило и надеяться…
– Я еще не закончил. Ты не забыла про «сестру Бригиту», которую упомянул Критон? Мы подняли архивы твоего приората – монахиня с таким именем действительно числилась там. Она приняла первые обеты в сто семидесятом, будучи очень юной, чуть ли не пятнадцати лет от роду, потом, когда началась война, настоятельница отправила почти всех послушниц и молодых монахинь прочь из Готтлсфонта на север, Бригиту в том числе. Дальше… не очень понятно с датами, но в конце лета семьдесят третьего сестра Бригита из Готтлсфонта останавливается в одной из гостевых усадеб Вейнона на несколько дней – сохранились записи о том, сколько она съела и выпила, сколько щелока и мыла ушло на стирку белья после нее.
– Погоди-погоди, – сказала Банри, – то есть, Бригита недолго была в Вейноне в семьдесят третьем, а потом куда-то делась, но в семьдесят пятом летом опять была там? И она укатила обратно в Готтлсфонт с каким-то монахом и якобы со мной. Фьотрейд, я не припомню в Готтлсфонте никакой Бригиты. И даже имени ее никто никогда не называл. Если бы она погибла, то ее бы поминали на праздниках Аркея, но и этого не было.
– Думаю, она не погибла, по крайней мере, тогда. Напротив ее имени в списках стоит пометка – «изгнана за деяния, порочащие облик служителя Мары». Никаких деталей. Другие монахини не в курсе, что произошло, а приоресса отказалась давать объяснения, сказала, что это только между ней, Бригитой и богами, и вообще «чего вы лезете, у разведки императора других забот нет, кроме как ворошить грязное белье монашек?»
Последние слова Фьотрейд проговорил писклявым бабьим голоском, видно, копируя рассерженную приорессу. Маркурио ухмыльнулся про себя – получилось забавно. Но Банри было явно не до смеха, потому что каким-то жутким хриплым голосом она спросила:
– Ты что, думаешь, эта Бригита – моя мать?
Маркурио медленно опустился задом на свою вонючую койку. Так вот зачем она здесь…
–
Мы так думаем, – объявил Фьотрейд. – Да, простое сопоставление фактов явно намекает на это. И даже то время летом семьдесят третьего, когда приоресса погнала своих молоденьких монашек подальше от фронта, удивительным образом совпадает с первыми сообщениями о вторжении эльфов в Великий лес. Позволь мне озвучить гипотезу в целом. Вот у нас стоит себе приорат Готтлсфонт, обросший деревеньками, в нем живут монахини, посвятившие себя служению Маре. Начинается война с Альдмерским Доминионом. Остроухие прут на север и в конце концов оказываются в окрестностях монастыря. То да се… Может, бедная Бригита не в добрый час пошла по грибы и попалась отряду эльфов. Туда, кхм, сюда… Ну, в общем, она возвращается в приорат не только с грибами. Приоресса видит, что дело дрянь, и выгоняет всех, остается всего около десятка очень пожилых монашек, да она сама. Хм… Непонятно, правда, отчего она не помогла своей подопечной избавиться от плода насилия, нам известно, что она во время войны много кому оказывала услуги такого рода. Почти всегда безвозмездно.
– Может, потому что Бригита не хотела избавляться от него? – угрюмо спросила Банри. – А скорее всего, она, может, и сама не знала тогда, что беременна, а Солея – и подавно.
– Не обижайся. Это просто перебор и анализ фактов. Хотя, зерно истины в твоих словах имеется – заботилась же она о тебе больше полутора лет.
Банри горько вздохнула.
– Тогда почему она отдала меня Солее, а сама… изгналась? Почему не оставила меня себе? Раз жила со мной в Вейноне или где-то столько времени?
– Хороший вопрос. Возможно, это тоже было проявлением заботы – оставить дитя в наиболее безопасном месте из всех, что она знала, и уйти самой, чтобы никто не узнал о вашей связи.
– Уж больно мудрено получается. Столько возни, чтобы скрыть ребенка от какого-то талморского пехотинца?
– Еще бабка надвое сказала, от кого ребенок-то, – возразил Фьотрейд. – На пехотинца или лучника действительно всем плевать, да даже на командира отряда, а если это кто-то рангом повыше? Один из генералов Наарифина держал двух баронских дочек в наложницах на протяжении почти всей войны, тщательно следил, чтоб они не залетели. Как знать, вдруг Бригита попалась на глаза кому-нибудь похожего ранга? Монахини из Готтлсфонта говорили, что она была красива и «знала мужчин» – надо полагать, обладала и другими талантами, помимо целительских и богомольских, невзирая на столь юный возраст.
Некоторое время оба молчали, потом Банри спросила:
– Насчет отца… В письме сказано, что про него вы тоже что-то выяснили.
Фьотрейд прочистил горло.
– Не совсем. Вернее, лично я думаю, что твой отец – какой-то талморец, и тут кругом глухо, но есть свидетельства из Коррола и окрестностей столицы графства, что сестру Бригиту видели там в сопровождении какого-то пожилого альтмера. Но я считаю, что он не имеет к тебе отношения. Сроки не совпадают.
– Какие еще сроки? – Из-за стены послышался скрежет – видно, Банри резко отодвинулась вместе со стулом. – Что это был за альтмер? Не из Талмора ведь?
– Нет. С ним вообще все странно. Во время войны всем эльфам, даже тем, кто полностью проимперские, пришлось туго – многих загнали в гетто, из которых им запрещалось выходить даже за продуктами, досталось всем – альтмерам, босмерам, каджитам, даже данмерам, хотя они-то тут точно не при делах. Но этот… он разгуливал по столице графства, будто у себя дома. Конечно, говорили, что он целитель, и очень знающий, но все же… Удалось узнать, что за него поручились очень важные люди вроде все того же приора Петрония, каких-то больших шишек из Легиона, и даже сам граф Коррола высказался в его защиту. В общем, несколько раз он с Бригитой и тобой, по всей видимости, ходил на рынок, а потом их встречали в лесу, где они тоже вместе выгуливали младенца.
– Фьотрейд, тебе не кажется, что это сильно смахивает на то, как себя обычно ведут семейные пары с ребенком?
Фьотрейд засопел. Ему явно больше нравилась пикантная и довольно мерзкая легенда об изнасиловании молоденькой монашки отрядом талморцев, чем куда более обыденная история о романе этой самой монашки с альтмерским лекарем.
– Ну… может. Только как объяснить его присутствие в районе Готтлсфонта во время твоего, хм, зачатия?
– Легко. Ты сам сказал – он целитель. В Готтлсфонте приезжие все время крутились, обменивались знаниями, учили воспитанниц, всякое такое. Я сама сварила первое зелье в семь лет под присмотром одного такого придурка.
– Почему «придурка»?
– Мне он таким показался. Все время трепался обо всякой ерунде, пил, курил что-то покруче табака и в любую погоду и в любое время года ходил босиком и в одной тоненькой робе… Так вот, об этом приятеле Бригиты – он вполне мог заехать в монастырь, поиграть там с хорошенькой монашкой в доктора и случайно оставить ей подарочек. А потом он укатил на север, и Солея, отсылая девушек подальше от войны, просто отправила одну из них к отцу ее ребенка.
– Как у тебя все гладко. Но это не значит, что это правда.
– Как и твоя версия.
– Моя версия хотя бы объясняет всю секретность. Если ты действительно дочь какого-то альтмерского лекаря, зачем так стараться скрыть твое происхождение?
– Этот лекарь мог быть бывшим талморцем, к примеру, на которого охотились его соплеменники. Вот и нужна секретность. А вообще… Ведь даже нет уверенности, что эта сестра Бригита – действительно моя мать. Кстати, как звали ее возрастного приятеля?
– Неизвестно. Нет сведений.
– Ты же говорил, что за него поручились большие люди. И никто из них не знает его имени?
– Так уж вышло, что все они скончались к тому моменту, как мы начали раскручивать твою историю. Про приора Критона я уже говорил, упомянутые офицеры Легиона погибли в финальных битвах с талморцами, граф скончался двадцать лет назад… И самого этого альтмера не видели с конца войны. В общем, если он и твой отец, то тут тоже, хм, концов не найти.
– Как и Бригиту, видимо. Ты назвал мне имя, но я понятия не имею, что мне делать с ним дальше. Лучше бы не узнавала. Одна радость – может, мой отец не талморец. По крайней мере, не был им к моему появлению на свет. Не очень приятно быть дочерью насильника.
– Ты могла бы поехать с этим именем в Готтлсфонт. По крайней мере начать оттуда. Ведь все нити ведут в приорат.
– Ты думаешь, я смогу узнать там больше, чем агенты Пенитус Окулатус?
Маркурио напрягся. Вот, значит, кто такой Фьотрейд… Тот, между тем, медленно и шумно выдохнул.
– Да, я думаю, у тебя больше шансов добиться хоть чего-то. Начни поиски в доме своего детства, Банрион. А там увидишь, стоит игра свеч, или нет. К тому же тебе все равно ехать в ту сторону. – Раздался шуршащий шлепок. – Вот, бери.
– Что это?
– Пакет с документами, которые помогут тебе вернуть твой дом и практику в Скинграде. Открывай. – Послышался шелест. – Вон тот конверт отдашь целиком главе магистрата. Не вскрывай. Вот тут – письма для советников этой вашей Гильдии алхимиков и аптекарей. Тоже лучше не шарься, просто вручи им и уходи. Вот это – оригинал купчей на дом, участок под ним и практику с подписями тебя самой и Фалану Хлаалу.
– Мой экземпляр куда-то подевался однажды, – тихо сказала Банри. – Прямо из запертого сейфа в тайнике. Поэтому мне пришлось… уйти, нечем было доказывать право собственности. Фалану давно уехала, и я не знала, куда. А к нотариусу, который оформлял сделку, я так и не смогла попасть, то его в городе не было, то он заболел… Еще должны были быть записи в магистрате, но книги почему-то потерялись.
– Ага, верю. Там все очень печально. Бумажку эту очень пытались выкупить или хотя бы тоже «потерять», но нотариус стоял намертво, видимо, поэтому он так внезапно скончался посреди семейного ужина. В общем, владей. Если даже со всем этим возникнут сложности, загляни в дом под номером тридцать восемь на четвертой улице в районе часовни Джулианоса, скажи, что ты от меня и объясни, что к чему, тебе помогут. А пока будешь путешествовать в Вельд, заверни по дороге в родной приорат – может, узнаешь что.
***
Банри с Фьотрейдом давно ушли, а Маркурио все еще сидел в своей каморке, размышляя о подслушанном. Он дождался, пока в «Кружке и ложке» воцарится сонный покой, и со всех сторон начнет нестись храп, осторожно выбрался в узенький коридорчик, и прокрался к выходу. Хозяин заведения дрых на продавленной кушетке за стойкой и храпел громче, чем любой из его постояльцев. Маркурио бесшумно выскользнул на ночную улицу, аккуратно прикрыл за собой дверь и потрусил в свой район.
Когда на следующий день Банри снова явилась к нему под дверь, Маркурио распахнул оную, едва она успела постучать пару раз.
– Так ты полукровка, выходит? – выпалил он вместо приветствия.
Банри опешила, но быстро справилась с собой.
– С добрым утром, Маркурио, до тебя только вчера дошло?
– Да. Я всегда думал, что ты молоденькая босмерша.
– Когда мы с тобой встретились, мне было тридцать лет. Меры в таком возрасте…
– Примерно так и выглядят, как ты. В Коллегии в свое время учились несколько босмерских девочек как раз лет тридцати-тридцати пяти – ты очень на них похожа. – Он задумался на секунду. – Правда, ты ведешь себя гораздо взрослее и… попышнее собой, что ли.
Маркурио кашлянул, а Банри уставилась на свою грудь, потом закатила глаза и зашла в квартиру.
– Ясно. Маркурио, я покинула свой приорат, когда мне стукнуло шестнадцать, и стала самостоятельно жить в Скинграде. У меня также имелась кошка, о которой надо было заботиться. А меры и в двадцать лет по людным местам еще с мамой и папой за ручку ходят.
Маркурио закрыл дверь и почесал подбородок.
– И правда… Ладно, признаю свою ошибку. Но… слушай, ты замечала, что на тебя западают в основном мужики-эльфы?
– Чего?
– В Рифтене живет один тип по имени Ромлин Дрет. Когда ты наняла меня в первый раз – сходить в тот… Аванчнзел, я вернулся в город раньше тебя, так этот хрен пристал ко мне с ножом к горлу, ну, иносказательно, короче он очень хотел знать, где я потерял «ту маленькую кисуню с синими глазками». Потом еще ко мне подходили всякие остроухие типы и спрашивали про тебя. От нордов, к примеру, я такого не слышал. А, хотя вру, один тоже интересовался, рыжий такой, одевается, как франт.
– Бриньольф, – медленно сказала Банри, присаживаясь на стул. – Нет, этот точно не с целью «познакомиться» – мы ведь и так уже знакомы. Скорее всего, он опять хотел мне предложить какое-нибудь «дельце». А насчет эльфов – ну видела я разных в твоем Рифтене, но что-то никто не делал никаких поползновений в мою сторону. Так что ты, наверное, преувеличиваешь.
– У тебя все время был такой озабоченный вид, что они стеснялись, поди.
– Какой я еще должна была иметь вид, если и впрямь была много чем озабочена? – Банри вздохнула. – По правде, я начала снова думать о мужиках, только когда разобралась с большинством проблем и поступила в Коллегию. Хотя… все равно ничего хорошего не вышло.
Она махнула рукой. Маркурио подождал продолжения, но Банри молчала, угрюмо глядя на пол. Вид у нее сегодня был не такой свежий, как вчера – видимо, она почти не спала ночью.
– Так что ты надумала? – спросил он. – Поедешь в Готтлсфонт?
– Ты все слышал? – задумчиво отозвалась Банри, делая ударение на слове «все».
– Ага. Ты ж сама велела.
– Знаю. Ладно. Да, я поеду. Тем более, Фьотрейд прав – мне, можно сказать, по пути. Нужно просто свернуть в Лес на север у Сейататара…
Маркурио ничего не понял, но на всякий случай кивнул.
– Когда ты выезжаешь? Или ты… полетишь?
– Еще чего, – фыркнула Банри. – Нет, я куплю здесь пару лошадей попроще, и поеду потихоньку. На сиродильских дорогах, в отличие от скайримских, полно всяких трактиров, можно с комфортом путешествовать, если деньги есть. И кстати, разве ты со мной не собираешься? Я думала, наш договор – долгосрочный.
– Ну… Что ж, да. Конечно, я поеду. – «Тем более, меня теперь тут ничего не держит».
– Вот и хорошо. Вдвоем путешествовать всяко безопаснее. – Банри задумчиво ковырнула ногтем натекший свечной воск на столешнице. – Тогда давай в следующий тирдас. В конце концов мне нужно купить припасы в дорогу, да лошадей подобрать. Значит, Полин сперла у тебя Маску?
Переход был таким неожиданным, что Маркурио онемел. Вновь обретя дар речи, он проскрипел:
– Как ты?..
Банри со вздохом безошибочно указала на то место, где был вскрыт пол – Маркурио-то казалось, что он хорошо потрудился, маскируя повреждения.
– Я чувствую вот тут остаточные эманации очень странной силы, думаю, от даэдрического артефакта. Они затухают, хотя все еще ощущаются. А имя я подслушала, пока покупала медальон – вы с той эльфийкой говорили тихо, но сам знаешь, какой у меня острый слух.
– Да, – помрачнел Маркурио. – Вообще-то я об этом слегка подзабыл.
Банри кивнула.
– Полин эта… Она на вид из себя похожа на редгардку, только нос потоньше? Волосы пшеничного оттенка и глаза зеленые? Хорошенькая?
– Откуда ты знаешь? – обалдел Маркурио. – Неужто за два неполных года в Коллегии ты так развила свой дар, что стала ясновидцем?
– Ну, дар я и впрямь развила, но до ясновидца мне далеко – я не столь хорошо владею наукой Мистицизма. Пока что. Нет, все проще – кажется, я тоже знакома с этой твоей Полин. Мы вместе росли в Готтлсфонте, только она была на пару лет постарше. Если это и впрямь та самая Полин, тебе очень повезло, что ты отделался только кражей артефакта.
– Неужели? – буркнул Маркурио.
– Ага. Когда ей было четырнадцать, она отравила семью своего любовника, почти насмерть, чтобы им двоим ничего не мешало. Любовник отчего-то не пришел в восторг, а побежал за стражей в деревню и за целителями в Готтлсфонт. Не знаю, что там было дальше в деталях, но жену и троих детей того фермера удалось спасти нашей приорессе, Полин выдрали на конюшне вожжами до крови, а потом ее куда-то увезли, и я с тех пор ее больше не видела.
– Охренеть… – слабым голосом проговорил Маркурио. – Может, это не она, а другая Полин?
– Внешность-то вроде совпадает.
– Ну… Погоди, говоришь, ей было четырнадцать? А сколько лет любовнику?
– Тридцать с чем-то. Его старший сын был старше Полин. Да, да, знаю, тут все хороши. Ну что поделать. За что купила, за то и продаю. – Банри хлопнула себя ладонями по бедрам и встала. – Ну ладно. Может, и к лучшему, что она забрала эту дрянь.
– К лучшему?! Это был уникальный артефакт, стоящий огромных денег! Я намеревался продать его Синоду и жить потом припеваючи!
– Ну хочешь, я тебе Розу верну? Она немножко бэу, подвяла чуть, но в остальном вполне нормальная.
– Нет! – отрезал Маркурио, который вдруг вспомнил, что действительно видел при ней какой-то замотанный в холстину посох. – Видеть ее не могу!
– Как хочешь. – Банри направилась к двери. – Итак, тирдас. Давай, займись тоже подготовкой к путешествию. Завершай свои дела в Бруме, купи еды и всякого такого. Денег тебе хватит?
– Хватит. У меня еще свои не кончились.
– Свои побереги пока. – Банри почесала нос. – Я же твой наниматель, в конце концов. Если что, я буду в ближайшие дни шататься по городу, в общем, коли захочешь увидеться, заходи вечером в «Джеролльские пейзажи».
***
Но Маркурио все же расчехлил свою старую заначку с остатками скайримских денег. Весь день он мыкался туда-сюда по квартире, поднимался в «Новарому», болтал о всякой ерунде со стариками и к вечеру дозрел. Он отсчитал восемьсот пятьдесят септимов – столько он задолжал Сурутану и Кариннарре за съем подвала, а потом вернулся в магазин. Старик готовился к закрытию, его жены нигде не было видно, наверное, готовила ужин внизу. Маркурио неслышно приблизился и выложил на прилавок стопки монет. Сурутан обернулся и удивленно моргнул:
– Это что?
– Это то, что я вам должен. За жилье. Простите, что не платил вовремя.
Старик вздохнул:
– Мальчик, мы же договорились, что ты сначала встанешь на ноги…
– Я встал. Правда. Та девушка, которая купила у тебя вчера кулон с деревом, в общем, она меня наняла и уже заплатила кое-что.
– Вот как…
– Да. И, Сурутан… Я в тирдас уезжаю из Брумы. Банри нужно сопровождение на юг.
Эльф моргнул.
– Насовсем?
Маркурио хотел сказать, что, может, еще вернется, но, оглядев внутреннее убранство «Новаромы», стены, обшитые ясеневыми панелями, и резные балки, вдруг отчетливо понял, что этого не будет.
– Да, – хрипло проговорил он. – Думаю, что да.
– Что ж, – печально сказал Сурутан, – когда-нибудь это должно было случиться. Пошли-ка на склад.
– Зачем?
– Подберем тебе вещей и провизии в дорогу. Кстати, твоя нанимательница, наверное, тоже нуждается в припасах? Сделаю вам скидку, если купите все у меня.
***
В следующий тирдас, утром, Маркурио вышел в главные городские ворота в сопровождении Сурутана и Кариннарре, волоча на горбу несколько увесистых сумок – Банри попросила отнести и ее пожитки тоже, а сама ушла вперед, за лошадьми. Сейчас она стояла и разговаривала с парой конюхов, неподалеку были привязаны вычищенные, взнузданные и оседланные животные – Карасик и еще парочка пегих, как корова, низкорослых кобылок. Одной из них предстояло нести саму Банри, второй – их с Маркурио совместный багаж.
Маркурио с небольшой помощью Сурутана навьючил сумки на лошадь, убедился, что все они хорошо закреплены и повернулся к чете эльфов.
– Кажется, пора, – пробормотал он.
Прощаться Маркурио не умел совершенно. Кариннарре, смахнув с глаз слезинку, притянула его к себе и чмокнула в лоб – хоть и сильно пожилая, она все равно была чуть повыше.
– Да уж, видимо действительно пора, – печально кивнул Сурутан. Он посмотрел на жену, а потом повернулся к Маркурио: – Мы через месячишко-другой тоже уедем. И тоже насовсем.
– Куда?.. – Тут Маркурио вспомнил, что письма от Анарарена стали приходить чаще в последние полгода. – В Хай Рок?
– Да нет, в Морроувинд. Теперь оба наших ребенка там, давно зовут к себе, вот мы к ним и переберемся, наконец.
Маркурио кивал, внимая, а потом его осенило:
– О боги, вы ведь… вы ведь не из-за меня к ним не переезжали?
Кариннарре лукаво улыбнулась, но ничего не сказала. Маркурио выдавил:
– Далеко?..
– В Некром.
– Это ж на другом конце материка!
– Ну да, неблизкий путь, – кивнул Сурутан. – Вот как получается: в молодости мы прибыли сюда из Саммерсета, и теперь, на закате жизни, нам вновь предстоит пересечь пол Тамриэля.
– Вы точно справитесь? – пробормотал Маркурио. Ему вдруг захотелось поехать с ними, проследить, чтобы все было в порядке, а потом передать их детям с рук на руки.
Кариннарре рассмеялась:
– Не волнуйся, мальчик, мы еще не такие трухлявые. Ой, смотри, кажется, твоя подруга идет сюда.
Маркурио обернулся: Банри и впрямь приближалась вместе с тем молодым конюхом, которого он расспрашивал о Полин в день пропажи Маски Клавикуса Вайла.
– Ты готов? – спросила Банри, поприветствовав стариков.
– Ага. Вроде.
– Тогда залезай…
– Минуточку, – влез Сурутан, не сводящий взгляда с конюха. – Я тебя знаю, юноша. Ты приходил ко мне в магазин и принес записку для Маркурио с неделю назад. Только тогда ты носил мантию…
Он еще не договорил, а Маркурио, даже не успев сообразить, что делает, разрядом электричества вышиб землю из-под ног конюха, а когда тот с визгом свалился, отвесил ему пинка по морде, заломил руку за спину и уселся верхом.
– Ах ты говнюк мелкий! – прошипел Маркурио. – То-то ты обрадовался, когда я сказал, что не догнал эту суку!
– Пусти, урод! – заверещал юнец. – Я ничего не сделал! Ликас, зови стражу!
– Да, зови! – рявкнул Маркурио второму подбежавшему конюху. – Пусть этот сопляк расскажет, как участвовал в краже!
– Ты ничего не докажешь!
– А я думаю, что докажет, – глубокомысленно изрекла Банри. – Вон, даже свидетель есть, который запомнил, что ты, обрядившийся в робу мага, принес записку Маркурио, чтобы выманить его из дому в нужный момент.
Парнишка побледнел и даже перестал трепыхаться на несколько секунд.
– Говори, куда она поехала! – прошипел Маркурио, сжимая шею придурковатого лошадника. – Скажи мне, и тогда я тебя самого не сдам страже!
– Не знаю! – пискнул тот. – Мы должны были встретиться вечером, но она не пришла! Мы хотели пожениться!..
Маркурио неожиданно для себя самого засмеялся. Да так, что ему пришлось выпустить конюха и скатиться наземь. Вытирая слезы, он поднялся на ноги и посмотрел на кашляющего юнца.
– Все ясно. Она и тебя тоже поимела. И так, и эдак. – Он махнул рукой и направился к Карасику. – Без толку. Давай, Банри, нам пора.
Они успели отъехать довольно далеко на восток по Серебряной дороге, когда Маркурио решился обернуться: Кариннарре и Сурутан, заметив, что он смотрит на них, энергично замахали. Маркурио махнул в ответ, а потом стал смотреть только вперед по дороге, надеясь, что Банри не заметит мокрых дорожек на его щеках.
