***
Маркурио все еще злился на нее на следующий день, когда поднялся с постели ближе к обеду. Банри, конечно, уверяла, что не собирается заставлять его все вылизывать дочиста, пусть и за деньги, но он ей не верил. Он собирался продолжить дискуссию, но быстро обнаружил, что «барыня» куда-то ушла. Маркурио первым делом ополоснулся, заказал себе завтрак и употребил его, поднялся в номер и поискал записку от Банри, но ничегошеньки не нашел и разозлился еще сильнее. С трудом успокоившись, он вспомнил, что собирался продолжить изыскания в теме одержимости и решил попытать счастья у Синода, в конце концов, это его маги тогда явились в «Скальные осколки» вместе со священником. Резиденция Синода находилась в том же сравнительно новом районе вилл, где жил Терион, и Маркурио решил пройти коротким путем – срезать через исторический центр и квартал особняков в частности. Банри он увидел издалека. Она стояла на тротуаре у открытой двери своего дома и ругалась с каким-то невысоким мужичком средних лет. Немного дальше, у больших окон, возились двое рабочих. Когда Маркурио подошел, они как раз заканчивали обмерять ячейки оконной решетки, видимо, чтобы вырезать новые стеклышки на замену треснувшим. – Послушай, любезный, – угрюмо вещала Банри, – повторяю еще раз: мне не нужно перекрывать всю крышу заново. Мне нужно заделать прореху! – А я тебе тоже повторю, сопля! Если у тебя в одном месте черепица осыпалась, то надо все снимать нахрен и класть наново! И новую! – Да почему?! – Сколько лет этому чучелу? – Мужик махнул рукой на дом. – Триста? Четыреста? А кровлю когда меняли последний раз? Наверное еще в прошлой эпохе. Я видел эту зеленую труху сверху – она вся трещинами пошла. Тут, в центре, дох… дохрена таких домов! И на большинстве уже новая черепица красуется, не заметила? Это потому что старая вся рассыпалась! – Или потому что ты и твои коллеги убедили их хозяев, что так надо, у вас тут, наверное, какая-то кровельная банда. – Кровельщик начал раздуваться от злости, но Банри почти обреченным голосом спросила: – И во сколько примерно обойдется?.. Кровельщик сдулся, покрутился на месте, озираясь, а потом указал на здание справа: – Вот эту моя бригада делала пару лет назад. За все – материалы, работу, инструменты – я взял двенадцать тысяч. Маркурио икнул и уставился на Банри, которая очень тихо проговорила: – Этот больше моего. Тут раньше кузня была. – Ну не сильно и больше, – неохотно отозвался кровельщик, – форма, правда, куда сложнее – много коньков, уровней и так далее… В общем, считать надо. Замеры я сделал… короче, вечером приду. Он утопал, а Маркурио, уже позабывший, что хотел скандалить, подкатился к Банри: – Так а в чем проблема? Ты же хотела все спихнуть на магистрат. Вот и пусть оплачивает. Банри покосилась на него: – И тебе доброго денечка. Нет, крышу я не могу свалить на магистрат. Совесть не позволяет. – С чего вдруг? – С того… Черепица-то давно начала осыпаться, меня еще Фалану о ней предупреждала. А я все откладывала на потом. – И чего? Пусть мэр теперь оплатит ее замену. Не вижу проблемы. Банри махнула рукой стекольщикам, которые тоже собрались восвояси, и прошла в дом. Тут все еще было темно и пыльно, но она открыла обе двери и большую часть окон, чтобы проветрить свое жилище сверху донизу. – Ладно, посмотрим, – сказала она. – Ты на сегодня, завтра и последующие дни можешь быть свободен, займись, чем хочешь, только еще раз повторяю: сильно не кути. – Хорошо, я буду не сильно… А как же твоя идея припрячь меня к генеральной уборке? – У меня таковой никогда и не водилось. Я сказала, что не буду нанимать уборщиков, потому что пришла к выводу, что это бессмысленно. Зачем все тут вылизывать до блеска, если я не буду тут жить в ближайшие годы? – Так ты, значит, не остаешься? Банри молча смотрела в черный зев очага. – Нет, – пробормотала она. – Хотя мне этого и хочется, но нет. Я должна… много чего, в общем. Должна спросить у Солеи про Элату. Выяснить хоть что-нибудь об этой Бригите. В конце концов, я должна вернуться в Коллегию. Я еще только начала учиться, и мне нужно продолжать, если не хочу опять где-нибудь напортачить. Я отремонтирую окна и, видимо, крышу, чтоб дом не пролило зимними ливнями, а потом мы поедем в столицу. В общем, иди развлекайся, братец. – А ты? – А я… приведу пока могилу Кисины в порядок. Негоже ей, как бессловесной животине, в яме без отметок валяться. И вообще – мне этого вымогателя-крышника еще ждать.***
Маркурио пробрался-таки в резиденцию Синода, провел там несколько часов и был вынужден свалить несолоно хлебавши. С горя он захотел напиться, но посмотрел на большие городские часы, красующиеся на пилоне в центре небольшой площади, и отправился в район особняков. Может, кровельщик уже явился с выкладками? Но когда он вернулся в коттедж, то нашел там только одну Банри, которая мыла на кухне какие-то миски. – Глупо, конечно, – сказала она, завидев Маркурио, – все равно ведь запылятся, но руки сами за них схватились. Что там у Синода? Маркурио со вздохом опустился на старинный дубовый стул. – Скажем так, прямо они меня не послали. Впустили даже, предложили вина, сока и фруктов, попросили подождать, пока придет один хер, который может что-то знать про мою тему. Тот хер явился через час и сказал, что нужен еще один хер, который придет еще попозже, а второй хер сказал, что вот придет хер, заведующий архивами, и тогда, собрав консилиум из всех действующих членов Синода, он, может, подумает – показать мне что-то из их коллекции текстов, или послать в задницу. Короче, тут я не выдержал и ушел. Если мы задержимся в городе, я, конечно, еще попробую, но надеяться, думаю, не на что. Банри кивнула и хотела что-то сказать, но от парадной двери кто-то позвал: – Эй! Есть кто? Они вышли в переднюю и узрели давешнего кровельщика с какой-то папкой в руках. – Вот, хозяйка, посчитали мы, – объявил он, выкладывая на прилавок, с которого Банри утром смахнула пыль, несколько листов. – Тут все: и стоимость материалов, и работа… Банри уставилась на смету, а Маркурио навис над ее плечом, впившись взглядом в цифры. Большую часть он пропустил, уделив все внимание финальной сумме – семь тыщ двести сорок три септима. – Совсем охренел? – вырвалось у него. Кровельщик выпучил глаза и побагровел, но прежде чем он начал голосить, Банри подняла ладонь и проговорила: – Я имею некоторые возражения. Не затрагивая сумму, выделенную на оплату труда тебя самого и твоих помощников, хочу все же спросить: эта черепица что – фарфоровая? За каким хреном она стоит таких несусветных денег? – Она не фарфоровая, она просто очень качественная, – сердито сказал кровельщик. – Я нашел заводик в Кватче, и лучше черепицы пока не встречал, хотя я уже тридцать лет крыши делаю. Она дорого обходится, да, но она очень хороша и долго прослужит. Я крыл ею дом одному фермеру на западе, это было восемь лет назад. Заезжал тут к нему недавно, посмотрел крышу заодно – все плашки выглядят так, будто я их вчера положил. – Я все понимаю, но боги, семь с лишним тысяч!.. – Ладно, чтоб тебя. Есть еще вариант, немного подешевле, но качество куда хуже. Пересчитаю на нее, наверное, на полторы тыщи дешевле выйдет… – Думаю, не стоит, – проговорил кто-то от входной двери. Все трое вскинули головы, и Маркурио узрел Териона, застывшего в проеме. – Не надо заменять материалы, – повторил алхимик. – Используйте лучшие, моя гильдия оплатит любые расходы. – Что ж… – Кровельщик покосился на Банри, но та выглядела так, будто ее огрели пыльным мешком из-за угла, и возражений от нее никаких не последовало. – Я понял, господин. Сделаем все по высшему разряду. Так мы начнем завтра, в восемь. Он удалился, оставив Банри и Маркурио наедине с эльфом. Банри явно было нехорошо: она судорожно тискала в пальцах смету и старательно не смотрела на Териона, глаза ее бегали туда-сюда, а на щеках появились два красных пятна. Дело, похоже, дрянь. – Что тебе угодно, гильдмастер? – вежливо спросил Маркурио, раз уж Банри на время выпала из реальности. – Я еще не гильдмастер, мою кандидатуру пока не утвердил совет Гильдии. А зашел я, потому что услышал – хозяйка этого дома вернулась, а также из-за того письма, что ты мне принес, господин маг. И я очень рад тебя видеть, Банри. Та наконец-то смогла взять себя в руки. – Без обид, но не могу сказать того же. Зачем конкретно ты явился? Не потому ведь, что возжаждал мои расходы оплатить? – Это случайно – и удачно – совпало. – Терион уставился на нее, будто хотел проглотить. – Ты изменилась. Похорошела еще больше. И светлые волосы тебе идут. – Благодарю. Ты тоже неплохо сохранился. Тут Банри не покривила душой – поганый остроухий любитель молоденького мясца выглядел, словно ожившая мечта любой женщины от семи годков до семисот. Стоит ли удивляться, что он так легко обольстил пятнадцатилетнюю девчушку? Терион печально улыбнулся и бросил быстрый взгляд на Маркурио: – Мы… можем побеседовать с глазу на глаз? – Нет! – отрезала Банри. – Хочешь говорить, говори при нем. Это мой поверенный. – Понимаю, но… – Довольно, Терион, – негромко сказала Банри, и запыленная посуда на полках разом тихонько звякнула, а Маркурио с трудом подавил дрожь. – Говори, что хотел, и уходи. Терион сделал пару шагов к стойке, будто ничего не заметив, но Банри наклонила голову, как бычок перед атакой, и он замер. – Я хотел попросить прощения, – хрипло сказал он. – За все. За то что не заступился за тебя перед Гильдией, за то что не поддержал в трудную минуту, за то что… обманул тебя. За то что, по сути, бросил. Это просто слова, и они ничего не изменят в прошлом, но в будущем… – Нет никакого будущего, – покачала головой Банри. – И никогда не было. Я верю, что ты сожалеешь, правда, и принимаю твое раскаяние, но не знаю, смогу ли простить. Может, через пять лет, а может через десятки. Это, знаешь ли, не так-то просто… Терион зажмурился и мотнул головой. – Это Мидвен выкрала твои документы тогда. – Банри онемела, а он быстро заговорил, будто боялся, что если сделает паузу, то передумает продолжать: – Я узнал об этом только спустя пару лет после того, как ты уехала. Мы сильно поссорились, и она вывалила мне все. О том, что знала о тебе все это время, о том, как терпела, о том, как… Фрол пришел к ней зимой двести первого и предложил выход. Банри пробормотала: – Как она попала в дом? Как открыла сейф?.. – Мидвен в юности была акробаткой в одной труппе, и за сотню лет не растеряла навыки. А замок она вскрыла при помощи старого свитка. Такие теперь редкость, но она сохранила кое-что с прежних времен. Банри смотрела на прилавок. – Где все документы теперь? – Мидвен их сожгла. Фролу они были ни к чему, ему требовалось убрать тебя из Скинграда не самым радикальным способом, ты ведь продержалась дольше других и могла начать подавать не тот пример… – Не самым радикальным? Нотариуса-то не постеснялись укокошить. Терион поморщился. – Это не Гильдия. Я осматривал тело, яд, которым его убили, произвели в Эльсвейре, поверь, я знаю, о чем говорю. Для стражи это еще один висяк, и, кстати, именно после его смерти мэрия рассорилась с Фролом, они тоже подумали на него. Но лично я считаю, что этот юрист был убит по другим причинам. В общем, Фрол не стал бы тебя убивать. Маркурио подал голос: – Допустим, бумаги на дом Мидвен и впрямь сожгла, но что со значком? Он же, как я понял, серебряный, да еще и зачарованный. – Да. Его она попыталась тоже сжечь, но он отказывался гореть. – Терион вцепился в свои волосы, гладко стянутые на макушке в хвост. – В общем, она не поленилась и съездила на юг, чтобы бросить его в Стрид. Мне ужасно жаль, Банри. Если бы можно было отмотать время вспять, я бы душу за это продал. Банри молчала. Терион шагнул вперед: – Банри, я… Она подняла голову: – Уходи. – Терион застыл, а Банри еле слышно продолжила: – Уходи… пожалуйста. Спасибо за кровлю, но уходи. И больше никогда сюда не возвращайся. – Банри… – Мне всегда было больно вспоминать тебя, Терион, каждый раз. И поэтому я себе это запретила. Но видеть тебя… в тысячу раз больнее. Прошу тебя, если у тебя ко мне остались какие-то добрые чувства, не приходи. Будь здоров и прощай. Она скрылась на кухне, аккуратно притворив за собой старую дверь. Маркурио смотрел на алхимика, который с потерянным видом стоял посреди комнаты, и боролся с неуместной жалостью. Он сочувствовал Банри, но и этому типу тоже, хотя уж кто-кто, а он точно заслуживал хорошего пинка по яйцам, а не сострадания. Терион наконец очнулся. – Доброй ночи, господин маг, – глухо сказал он и вышел за дверь.***
Маркурио нашел Банри в садике. Она сидела у маленькой могилки Кисины, ныне обложенной красивыми камешками, и тихо плакала, тщетно пытаясь унять слезы и вытирая мокрое лицо расшитым рукавом блузки. Маркурио неловко переступил с ноги на ногу и пробормотал: – Он ушел, если что. Банри всхлипнула особенно безутешно и простонала: – Хорошо… И затихла. Маркурио спросил: – Мидвен – это жена его? Она кивнула, не поднимая головы. – Банри… – Нет. Мы не будем об этом говорить. – Обычно я не лезу в чужие дела, но тут просто должен высказаться. Тут ни в чем нет твоей вины, понимаешь? Она подняла на него взгляд: – Ты… ты что, серьезно? Все… вся моя сраная жизнь полетела в скампову жопу, потому что я трахалась с женатым мужиком! – Крикни-ка погромче, а то не весь Скинград услышал, – невозмутимо отозвался Маркурио. – А что до потрахушек с женатиком… Я еще раз повторю: тут нет твоей вины. Вся вина тут только на этом мудаке, которому понравилось иметь любовницей маленькую девочку, увлеченную алхимией. Серьезно, Банри, сколько тебе было в первый раз? Пятнадцать? А ему сколько? Лет двести писят? Я даже не знаю, как сказать обо всем этом, чтобы не матерно. Его супружница, кстати, тоже та еще мразь. Лучше б мужику своему хер открутила, чем обворовывать и так подставлять тебя. Сука. – Прекрати… – Я одного не понимаю, почему ты продолжала встречаться с ним, когда он пальцем не пошевелил, чтобы защитить тебя от своих приятелей из Гильдии? Банри снова вытерла лицо и поднялась на ноги. – Думаю, он пытался, но он и сам был на птичьих правах. – В смысле? – Терион ведь тоже в Гильдии не состоял. Поначалу. Она ему активно не нравилась. Он родом из тех времен, когда все еще были сами по себе. В общем, он тянул до последнего и присоединился к ней только в двухсотом году. Видно, Фролу было чем его подцепить. – Связью с тобой, быть может… – Вероятно. – Банри подвинула ступней немного сместившийся камешек и пробормотала: – Уже поздно. Я устала, а завтра надо рано вставать. – Чего? Зачем? – Забыл, что ли? Кровельщики завтра придут. К восьми часам.***
Кровельщики, числом три, трудились больше недели, вкалывая с восьми до восьми (и перерыв на сиесту, конечно же), и закончили укладывать новую черепицу к седьмому числу Высокого Солнца. Перед этим они подправили обрешетку, обновили настил, и только потом начали класть глиняные фиговины неяркого зеленого цвета – в стиле старого Скинграда. Маркурио сам держал черепичины в руках, они были гладкие, ровные и, видимо, глазированные, потому что глянцевито блестели на солнце. – Они отражают свет, – пояснил бригадир кровельщиков, – теперь под крышей не так жарко будет. Маркурио кивнул, понимая, что, видимо, эти штуки стоят своих денег. Словно невзначай он поинтересовался, когда они планируют высылать счет Териону (а то вдруг отшитый алхимик передумал благодетельствовать), но бригадир спокойно сказал: – Так это и не нужно. Мастер Терион еще в первый день работ прислал всю сумму, и даже с лихвой. Он порядочный чело… в смысле, эльф. – Ну-ну, – пробурчал Маркурио и упорхнул в сторону района вилл, чтобы вновь попытать счастья у Синода. Пока шел ремонт крыши, Банри, уже за счет мэрии, позвала плотников, чтоб они посмотрели двери и окна; хотя стекольщики заменили испорченные стекла, рамы тоже требовали внимания. В общем, в коттедже постоянно кто-то толокся, сама Банри тоже крутилась, как белка в колесе, и Маркурио довольно редко ее видел. Но она хотя бы отвлеклась от мыслей о Терионе. По крайней мере, Маркурио на это надеялся. Вечером того дня, когда закончились все работы, Маркурио как раз возвращался от синодцев. Нынче ему все же предоставили кое-какой доступ, он просмотрел пару выданных томов, не преисполнился и ушел. Ноги сами принесли его в старый квартал особняков, к коттеджу Банри. У обочины притулилась изящная коляска, запряженная светло-серой лошадью, Маркурио просочился вдоль лошадиного бока и дернул плотно прикрытую дверь. Он надавил сильнее, но створка не подалась – заперто. Странно. Банри говорила, что останется тут сегодня надолго – она собиралась начерно раскидать вещи, прежде чем запереть дом наглухо и отбыть из Скинграда. Маркурио пожал плечами и на всякий случай постучал. Никто не ответил. Он постучал снова и решил, что дом пуст, но дверь вдруг распахнулась, и на пороге возникла Банри. Рядом с ней стояла какая-то высокая эльфийка в дорогом платье, облегающем фигуру, как перчатка. Высокая во всех смыслах – она была альтмером и вдобавок возвышалась над Маркурио на целую голову, а Банри и вовсе едва дотягивала ей до груди. Маркурио невольно засмотрелся – платье, хоть и было наглухо застегнутым, практически не оставляло простора для воображения, а полюбоваться было на что. Пока он старался не напускать слюней при всем народе, эльфийка окинула его несколько насмешливым взором и повернулась к Банри: – Ты все запомнила? – Угу. – Смотри, не ошибись в начертании, это будет дорогого стоить. – Постараюсь. В любом случае, там найдутся те, кто сможет мне помочь. – Хорошо. Эльфийка хмыкнула, одним плавным движением очутилась в коляске и быстро укатила. Маркурио проводил ее взглядом, а потом Банри вцепилась в его руку и выпалила: – Пошли, чего покажу! Она потащила его на кухню мимо гор хлама и сдвинутой со своих мест мебели. Там, на старинном и чисто вымытом деревянном полу, красовалась некая сложная магическая фигура, вписанная в окружность. По окружности были расставлены незажженные свечи, а на одной из вершин многоугольника покоился какой-то кристалл – видимо, камень душ. – Что за наскальная, то есть, напольная живопись?.. – спросил Маркурио, хотя на самом деле уже догадывался, что это, и для чего нужно. – Портал! Ну… то есть пока еще его часть. Мне нужно установить вторую метку и активировать его. – А ты сумеешь? – Думаю да, Эрраниль оставила мне записи и схемы, нужно будет просто найти подходящее место и материалы для начертания и установки второго якоря. Если запутаюсь, в Коллегии мне помогут. Банри указала на стопку исписанных листов, придавленную вторым камнем душ. Маркурио почесал в затылке. – Ну да, там-то есть кому… Погоди. Ты что, хочешь связать порталом Коллегию и этот дом? – Ага. Когда вернусь в Винтерхолд. – Банри… Ну не знаю, с одной стороны это будет круто, но с другой… Вдруг тебе не разрешат установить стационарный портал? – Тогда я установлю его не в самой Коллегии, а каком-нибудь местечке неподалеку. Но вообще, я думаю, что разрешат. Разве плохо иметь двери из вечной зимы в вечное лето? Маркурио вздохнул. Если бы в бытность его учеником Коллегии оттуда можно было телепортироваться прямо сюда, жизнь была бы гораздо слаще. Во всех смыслах. Банри вдруг заторопилась. Она запихнула записи эльфийки и камень в непромокаемый кожаный футляр и сунула его в руки Маркурио. – Я только заберу кое-что, а потом мы пойдем в тратторию, – прощебетала она, исчезая на верхних этажах. Маркурио слышал, как она ходит и хлопает ящиками комодов и дверцами шкафов, и пытался разогнать пыль перед лицом, одновременно таращась на старую вывеску магазина Банри. Нынче утром ее притащили два курьера; оказывается, она все эти годы хранилась в одном из зданий городской стражи. В парадную дверь, которую Маркурио затворил за собой, входя внутрь, кто-то робко постучал. Маркурио открыл и уставился на смуглого взъерошенного мальчонку. – Парень, аптека не работает. – Я… э… знаю, господин. У меня послание для госпожи Банрион. – От кого? – От мастера Териона, алхимика. Маркурио напрягся. – Давай мне, – протянул он руку. Мальчик замотал головой. – Ты не госпожа Банрион. – Нет, но я ее телохранитель и поверенный. Она сейчас занята, можешь, конечно, ждать тут до посинения, но время уже к ночи. – Маркурио достал из кошеля монету в двадцать септимов и подбросил ее на ладони. – Мать-то не заволнуется?.. Мальчишкины глазенки забегали из стороны в сторону. Словно под гипнозом он протянул обе руки – одну с письмом, другую с раскрытой ладонью. Маркурио выхватил свернутую и запечатанную бумагу и вложил монету в потную ручонку. Парень исчез в мгновение ока, видимо, боясь, что он передумает и отберет монету назад. Надо признать, похожая мысль возникла на долю секунды, но Маркурио отогнал ее. Боги, да сколько можно быть таким мелочным?.. Он оглянулся через плечо: Банри все еще не было видно, и спускаться она не торопилась. Дальше Маркурио почти не колебался. Сломав печать, он развернул письмо и уставился в текст. Не было ни приветствия, ни прощания. Терион сразу приступил к главному.Когда я вчера тебя увидел, почти все вылетело из головы. Я должен был тебе многое рассказать, но совершенно забыл. Я видел твоего отца. Вернее, он сам пришел к дверям моего дома вечером одного дня в месяце Последнего Зерна двести первого. Я открыл на стук и увидел его. Мы довольно долго молча глазели друг на друга, пока не вышла Мидвен, тогда он посмотрел еще и на нее и сказал, что, мол, собирался наказать нас обоих за то, что мы сделали с маленькой девочкой, но теперь видит, что мы и так достаточно наказаны. Тогда я спросил, кто он такой, а он ответил «Я папа Банри». В первую секунду я ему не поверил, конечно. Но потом увидел сходство. У тебя его глаза. И волосы, кажется, тоже. Я бы решил вчера, что ты осветлила их при помощи алхимии, если бы не повидался с ним раньше. Я помню, как сильно тебе хотелось узнать о своих корнях, поэтому постараюсь описать как можно подробнее. Он не назвал имени, так что есть только внешность. Она броская, ему трудно будет затеряться в толпе в любой провинции. Он высокий, даже чуть выше меня, и, кажется, несколько массивнее. У него очень длинные пепельные волосы и такие же синие глаза, как у тебя. Он очень красив и похож на меров со старых фресок солиачи. В тот вечер он был одет в простую серую монашескую робу и сандалии, при нем не было ни сумок, ни кошелей, ни заплечных мешков, будто он пришел из ниоткуда налегке, и туда же удалился. Я пишу это, потому что расспрашивал о нем людей в городе. Никто не видел такого мера ни в тот вечер, ни до него, ни после. Как будто он показался только мне и Мидвен. Это все, что я помню. Банри, нет таких слов ни в одном из существующих или когда-либо существовавших языков, которыми можно было передать, как сильно я сожалею о том, что с тобой случилось, а особенно о том, что произошло по моей вине. Я еще раз прошу у тебя прощения, хотя и не надеюсь на него. Еще я прошу тебя не проклинать Мидвен. Она тоже виновата перед тобой, но куда меньше, чем я перед вами обеими. Будь счастлива, Банри. Я люблю тебя.
Маркурио долго смотрел на последнюю строчку, а потом пристроил лист бумаги на старой, покрытой разноцветными пятнами стойке и провел пальцем черту прямо над признанием. Ошметок с ним отделился от остального письма и по воле Маркурио обратился в черный пепел, который он едва успел смахнуть, когда Банри слетела вниз с охапкой какой-то одежды. – Вот, – отдуваясь, сказала она, – взяла кое-что на дорогу. Так… А это что такое? – Терион прислал тебе письмо, и я нагло вскрыл его, чтобы посмотреть, не написал ли он чего лишнего. – И? – угрюмо спросила она. – Помнишь, Казимера рассказывала, что весть о твоих скинградских бедах ей принес Элата? Стало быть, он побывал тут после твоего побега. И кажется, он и у Териона отметился. Банри свалила пропыленные блузки, юбки и штаны на стойку и взяла послание с обугленным краем. Некоторое время она безмолвствовала, изучая написанное, а потом уставилась в окно, за которым уже сгустились сумерки. – Все в порядке? – негромко спросил Маркурио. – Вроде бы да. – Она быстро сложила письмо по сгибам, сунула под рубаху и указала на одежду: – Отнеси это и материалы по порталу в мою спальню в траттории, пожалуйста. А, и запри дом, хорошенько. – А ты куда? – Пока еще не слишком поздно, хочу договориться с парой лавок о припасах на дальнюю дорогу. – Мы все же уезжаем? – Да. И как можно скорее. Хочу навестить госпожу Солею в столице. Пора, наконец, вытрясти из нее все, что она знает о моем происхождении.