***
Три лихих молодчика, которых нашел Макарий, доставили их на Румаре быстро и почти без чрезвычайных происшествий. Почти – потому что где-то в самом начале пути, то ли на второй, то ли на третий день, один из матросиков решил, что Банри в его вкусе, и от души облапал ее, когда та дремала на корме. Она, не поднимая шума, положила одну ладонь ему на плечо, вторую на бедро – и у незадачливого ухажера разом отнялось пол тела ниже шеи. Пока он испуганно верещал, а Маркурио держал на прицеле его дружков, уже выхвативших ножики, она быстро вернула все в норму и сказала: – Еще раз полезешь – сделаю то же с твоим петушком. Только вылечить забуду, понял? Паренек оказался понятливым, а когда все унялись, даже нашел в себе храбрость извиниться. Маркурио услышал, как Банри с кривой улыбкой отвечает: – Ладно, ладно, просто больше так не делай. – «Ухажер» принялся клясться, что ни-ни, и она добавила: – Встреться мы с тобой летом, может, чего и вышло бы, а теперь… Короче, завязала я с мужиками. Еще позже Маркурио подобрался к ней и спросил: – Серьезно? Ты бы стала с ним спать? – А чего? Он вполне хорошенький, хоть и не эльф. Так… если объективно посмотреть. Маркурио закатил глаза. И он, и Банри реабилитировались в глазах контрабандистов, когда во время одной из ночевок на берегу в глуши (судно было каботажным) Маркурио прикончил своими заклятиями чету троллей и нескольких блуждающих огоньков, явившихся поживиться теплым мяском, а Банри после того вылечила всю компанию от ран и прочих болячек. Иногда они вдвоем помогали троице грузить и наоборот выгружать какие-то мешки и ящики, которые те брали на борт во время остановок, не интересуясь содержимым, словом, содействовали и словом, и делом, не требуя доли. Короче на северном берегу Румаре, где уже давно наступила зима, они расстались почти друзьями, а потом Маркурио поволок Банри в ближайший поселок. Там он напросился в проезжающий мимо экипаж, и парочка пустилась в дальний путь. К Корролу.***
После расставания с Макарием Банри чахла день ото дня, и порой ее даже приходилось кормить силком и тормошить, чтобы не спала все время. Здесь, на севере, стало по-настоящему холодно, и хоть теплой одеждой они разжились давно, только прикупили еще кое-что про запас, но когда сидишь часами на морозе без движения, легко околеть, даже если ты закутан в сто одежек. Впрочем, у Румаре было еще не так студено, только очень промозгло. Озеро вообще не застывало, как кто-то однажды сказал Маркурио, никогда за всю историю, ну или почти никогда. Зато когда они отъехали в Великий лес по Черной дороге, удаляясь от огромного водоема, зима показала зубы. В Коррол они прибыли незадолго до начала празднования Фестиваля Новой Жизни, в последних числах Вечерней Звезды, и пришлось потрудиться, чтобы найти жилье. Праздновать здесь собирались с размахом, в столицу графства съехалась тьма народу, даже морозы не могли отпугнуть желающих гульнуть от души. Первую ночь пришлось провести в набитой битком захудалой таверне, сидя в относительно удобном углу в компании других таких же неудачников и подремывая – поспать от души здесь не вышло бы. Следующим утром Маркурио на праздничной ярмарке зацепился языком с какой-то пожилой бабенкой, жившей в неплохом районе в собственном домике, и решил попробовать воспользоваться чейдинхольским опытом. Короче, к вечеру этого же дня они с Банри переехали в дом этой бабки и заселились в пустующие и пыльные комнаты на втором этаже, которые хозяйка когда-то закрыла, чтобы тратить меньше сил на уборку – сама-то она жила на первом. Брала она многовато, но Маркурио к сему моменту уже дозрел и перестал так сильно цепляться за деньги. Тем более, что вскоре им сделали скидку – Банри ненадолго вынырнула из апатии, помогая привести снятые комнаты в жилой вид, и заодно углядела, что хозяйка тяжело ходит. Тем же вечером на старинной кухне она сварила какой-то отвар и заставила бабку его выпить. – Это тебя не вылечит, – сказала она, наблюдая, как женщина глотает темное варево и морщится. – Но поможет купировать приступы и снимать боль. И не надо будет сильно тратиться на поделки алхимиков. Еще Банри научила хозяйку, как эту хрень готовить и принимать самостоятельно, так что наутро после, та, освободившаяся от отека и боли в суставах, объявила, что платить за комнаты теперь нужно на треть меньше. Хоть что-то. Вообще, деньги у них все еще были. Маркурио наконец слил все финансы в кучу и пересчитал. С его «гонораром» от Банри, полученным за конец весны, лето и первый месяц осени, оставалось тысячи четыре – неплохая сумма, которая быстро растает, если понадобится потратиться на что-нибудь масштабное. А ведь нужно еще рассчитывать на обратный путь в Скайрим. Конечно еще был тот кошелек от Солеи… Он так и валялся среди вещей Банри завязанным. Маркурио как-то раз хотел подобраться к нему, но замер, опасаясь сам не зная чего. Уж конечно не ручонки Солеи, которая высунется из мешочка и схватит его за нос. Хотя как знать… Словом, Маркурио понятия не имел, сколько старая сука отстегнула за Маску, которая тоже лежала здесь, на расстоянии вытянутой руки.***
Накануне гуляний, тридцать первого числа, он вернулся днем в дом и объявил: – Я нашел парня, который может отвезти нас в Вейл, но только после праздников. Он собирается навестить там какую-то родню, может нас подбросить туда, а потом забрать на обратном пути. – Хорошо, – проронила Банри. Она сидела у еще не остывшего очага на кухне и листала какую-то книгу. Маркурио присмотрелся – «Заметки о расовом филогенезе». Тот самый экземпляр, который они нашли в подвале Дрейклоу вместе с потерянными теперь гримуарами и другими старинными книгами. – Нашла что-нибудь новое? – Вообще-то да, – пробормотала Банри. Она пролистала страницы почти до конца и продемонстрировала разворот с таблицей на кучу столбцов и строк. – Что это? Я читывал эту книгу, но не припомню там такого. – Ты это издание читал-то? Или какое-то другое? – А ее что, переиздавали?.. Банри вздохнула. – Да. Я в Арканеуме брала седьмое, да и ты его, наверное, читал. А это – пятое. И в нем есть то, чего нет в седьмом. Странно. – Вот эти выкладки? О чем они? – Примерные сравнительные таблицы. – Она встала и протянула книгу Маркурио. – Тут расписываются общие признаки метисов разных видов. И даже квартероны есть. Маркурио посмотрел первую таблицу по диагонали и перевел взгляд на Банри: – Что-то не так? Ты явно чем-то обеспокоена. – Ну… – Она вздохнула, заглянула в книгу и открыла ее примерно на середине, заложенной соломинкой: – Вот. Тут про квартеронов, тех, у которых только один из дедов-бабок человек. Указано, что они растут странно. Сперва развиваются медленно, как чистокровные меры, но потом начинаются скачки роста. Очень быстрые. – Казимера что-то такое говорила про тебя. И Аманитис… Он не стал продолжать, что Аманитис как-то с небольшой толикой зависти обмолвилась, что Банри выглядела сущим ребенком до своего пятнадцатилетия, но к весне следующего года у нее вдруг выросла грудь и округлилась задница. – Думаешь, ты такой квартерон? – догадался он. – Выходит, это твоя мать полукровка-мер, а не ты сама. – Или Элата, – вдруг сказала Банри. – А он-то с чего? Все говорили, что он выглядел как чистокровный эльф. – Да? Какой именно эльф? Их у нас несколько разновидностей, и даже их помеси имеют классификацию. – Банри указала на книгу. – Ну… Айлейд? Тот же Терион писал, что он, мол, похож на солиачи. – Айлейды, которые все вымерли, и которых тот же Терион сам только на картинках видел? Ну, то есть, да, я знаю, болтают, что сохранились какие-то линии на Алиноре и в Валенвуде, только вот мне никогда не доводилось даже читать о таком – все на уровне сплетен. – Но его ведь все, включая тебя, считали эльфом. – Я не спорю, что он выглядел, как эльф определенной масти, только… – Банри потерла затылок. – Да, верно, он, кажется, был похож на белокожего и синеглазого альтмера. Но ты что, забыл основные правила метисации? Они тут даже в предисловии прописаны: ребенок наследует внешние признаки матери, иногда сохраняя черты отца. Ты же видел Аманитис. И… Макария. Оба они в целом выглядят как люди, но Аманитис достались эльфийские глаза и уши, а Макарий… Ну, он совсем как человек, только цветом альтмер. – А еще он живет двести лет и не собирается стариться. Да, я понял. Думаешь, твоя бабушка по отцу – ну, мать Элаты, – будучи сама высшей эльфийкой, прижила ребенка от какого-то человеческого мужика? Светлокожего и синеглазого, судя по всему. Норд, что ли? – Может, и не норд. В тех таблицах есть и по масти раскладки – к примеру, ты знал, что данмерские метисы, неважно, кто там мать и отец, часто бывают очень белокожими? – Не норд, а данмер? Еще круче. – А глаза тогда от кого? Впрочем, бывают альтмеры с синими или даже зелеными глазами, может, его мать была как раз такой. Но Элата ведь не был прямо бледным. Или был?... Ладно, но он точно хорошо загорал, это я помню. – Она посмотрела на свои белые руки и пробормотала: – В отличие от меня. Маркурио мельком подумал, что и верно, сама Банри оставалась белокожей даже под летним скинградским солнцем, но потом тряхнул головой, припомнив: – Я, кстати, видывал данмеров с серыми глазами. С такими, светло-серыми, немного с розовым. Банри отобрала книгу, долистала до таблиц снова и показала нужную. – Вот, гляди. Это, всего скорее, тоже были метисы. Родились от босмеров или людей определенной масти. Или имели в предках такого метиса. В Морроувинде и других «эльфийских» провинциях подобное довольно часто бывает. Бывало и на Алиноре, по крайней мере еще когда он был Саммерсетом. Маркурио почесал подбородок. – Хм, тогда понятно, чего твой Элата тогда подался с родины перед Войной – талморцы же проводили этнические чистки, и еще не закончили с этим. Если он – полукровок, для него оставаться на острове было смерти подобно. Звучит правдоподобнее, чем преследования из-за религии – в конце концов он же служил не Талосу или Стендарру, и талморцам, как я понял, в целом насрать, кому там молятся, главное, чтоб происхождение было правильное. – Ну, за моление «человечьему» богу можно было получить заточку в бок от добрых соседей. – Потому я и упомянул Талоса со Стендарром. Про Талоса и так все ясно, а Стендарр вроде какой-то нордский бог, то ли оруженосец, то ли кто-то там Шора. От нордов перекочевал в Имперский культ. – Был у нордов такой Струн или Стун, это верно. Но стал ли Струн Стендарром в конце концов – не ясно. А еще Стендарру поклоняются каджиты. Он входит в их старый пантеон. – Чего?.. – Ага, только зовут его слегка по-другому, но это тот же самый бог милосердия. Так что еще бабка надвое сказала, только ли человеческий он. – Может, каджиты его позаимствовали у Имперского культа? Культ ведь сам по себе довольно старый. – Может. – Банри захлопнула книгу и посмотрела на Маркурио. – Тетушка наша собирается праздновать с соседями, поэтому вечером уйдет к ним. Ты сам хочешь отметить? – Отметить что? Окончание очередного проср… практически впустую прожитого года и начало такого же нового? – Я так и думала. – Она уставилась в очаг, где угли уже почти остыли, и потянулась за кочергой. – Я растоплю снова. Надо, чтоб дом прогрелся – я хочу лечь пораньше.***
Ночью Маркурио проснулся с явным желанием прогуляться до ветру. Он спустился вниз, сделал все свои дела и решил помыть руки на кухне. Он вошел и чуть не охнул – за столом у окон кто-то сидел. Он подошел поближе и перевел дух – это просто Банри, закутавшаяся в одеяло, глазела на улицу, подсвеченную разноцветными фонариками. – Не спится? – спросил Маркурио, споласкивая руки, а потом вытирая их старым полотенцем, болтавшимся на дверце шкафчика. – Вышла бы, да побегала вместе с этими… Он выглянул в окно – даже в их тихом закутке вовсю продолжались гуляния. Мороз, судя по атмосфере в доме, со вчерашнего дня нисколько не ослабел, а то и усилился, но веселых коррольцев это не останавливало. – Не хочется, – пробормотала Банри, не оборачиваясь. Маркурио сел по другую сторону от стола, прислушиваясь к звукам снаружи и гадая, как долго это продлится. Обычно он умел засыпать при любом шуме, но отчего-то сегодня хотелось почти полной тишины и покоя. Стареет он, что ли? – Ты тоскуешь по ней? – вдруг спросила Банри. Маркурио все-таки вздрогнул. Ладони сами с собой сжались в кулаки, и он медленно выдохнул. – Я тоскую по Карасику. Очень. Не думал, что буду так горевать из-за коня. Пока мы ехали сюда, каждый раз ночью, во сне, мне все время казалось, что он где-то рядом, только руку протяни и ухватишь гриву… Но всякий раз я просыпался, а его не было. – Он повел плечами и устало признал: – Да. Я и по ней тоскую. И это, похоже, сильнее меня. Он умолк. Банри тоже не проронила ни слова. Маркурио покосился: она, не отрывая глаз от окна, медленно кивала. – Еще я жалею, – сказал он то, что давно крутилось в уголке его сознания. – О чем? О том, что ничего не вышло? – И об этом тоже, но больше – о ней самой, вернее… о ее судьбе. О том, что она оказалась в ловушке с самого рождения. Сперва в ловушке своего происхождения, а потом – в лапах Солеи… – Маркурио потер глаза холодными пальцами. – Это и тебя касается, конечно, но… – Но к счастью Солея сочла меня никчемной для ее дел. – Я не это имел в виду. Хотя, если и так, то тебе и впрямь повезло, что она тебя… бросила. Я знаю, тебе много пришлось хлебнуть, но… – Маркурио развел руками. – Мне кажется, у тебя все-таки свободы воли больше. Банри качнула головой. – Как будто ты не знаешь, что мою волю связывает… – Ты же выполнила пророчество, это… предназначение, которое тебе навязали Клинки. Разобралась с Темным Братством. Теперь подобное дерьмо не висит над тобой, как раньше. Банри криво улыбнулась, по-прежнему не глядя на него. – Ты уверен? Теперь мне надо решить главный вопрос – выбрать судьбу. Остаться ли мне просто магом Восстановления и, быть может – немного Мистиком? Или решиться на большее? Покидая Скайрим, я была уверена, что это, большее, мне по плечу. Я справлюсь. Но теперь… Тот единственный, с которым я бы хотела провести всю жизнь, оставил меня из-за моего желания изучать науку, к которой меня побуждает моя кровь. Другая кровь, не драконья. А еще он сказал, что убьет меня, если я буду продолжать. – Ну так продолжай, – проворчал Маркурио, – тогда есть шанс, что вы оба опять свидитесь. Он ожидал, что она рассердится, но Банри лишь тихонько засмеялась. Правда, с оттенком горечи. – Он ведь вернулся за нами, – напомнил Маркурио, когда на кухне вновь стало тихо. – За тобой. И помог нам бежать. И Маску принес. – Да-а… Только… – Банри села ровнее и повернулась к нему. – Знаешь, чем больше я думаю, тем сильнее понимаю, что он вернулся только из-за этой хреновой Маски. Он так хотел избавить от нее Солею и Сиродил вообще, что наступил на горло своим принципам и снова заговорил с некромантом. – Банри… – Нет-нет. Сам подумай. Почему он не передал весточку хотя бы через уличных мальчишек в те дни, что отсутствовал? – Ну… времени не было. – А время для того, чтобы заслать за своим барахлом тех двух юнцов у него нашлось. – Банри вновь отвернулась к окну и опустила голову. – Он не собирался возвращаться, понимаешь? Если бы не Маска, он бы позволил Солее засудить меня там. И тебя заодно. Как ни иронично, но поступок Аманитис спас наши задницы. Жаль, что не смогу ее поблагодарить. Хотя сперва бы я ей, конечно, по морде врезала. Маркурио откинул голову на подголовник стула. – Н-да. С такой стороны я эту ситуацию не рассматривал. Банри тихонько хмыкнула, глазея на улицу. – И все же больше всего мне хочется, чтобы он был здесь, со мной, – тихо сказала она. – Все бы отдала… – И даже свой… дар? Я сейчас не про Голос. – Звучит так, будто ты меня осуждаешь. Раньше ты вроде был весьма практичным. – Маркурио промолчал, а она продолжила: – Ну, что еще скажешь? Мой-то ответ неизменен: это часть меня, это врожденное, понимаешь? – Я тебе не рассказывал, как на третий месяц моего пребывания в Бруме, там завелся серийный насильник? Он похищал и мучил совсем молоденьких девчушек, а потом, спустя дни, выбрасывал их чуть живыми в нижних трущобах. Некоторые умерли от холода и травм. Так вот, когда его поймали – довольно быстро, кстати – в газете писали, что на допросах он наматывал сопли на кулак и ныл, что это, мол, его гнилое нутро побуждало его делать такое. Ничего не напоминает? – Ты что, серьезно сравниваешь меня с… этим? – Вроде того. А еще – помнишь того типа, которого ты поймала в Виндхельме? Он еще девушек на улицах резал. У этого доморощенного некроманта тоже наверняка были высокие цели. – Каликсто был старым психом, который намеревался вернуть к жизни свою сестрицу. Которую он наверняка при жизни потрахивал и хотел делать так и потом. Для того и «тело» собирал. – Банри шумно выдохнула. – Прекрасно. Ты, ни с того ни с сего, поставил меня в один ряд с ним и с другим маньяком, круто, ничего не скажешь. – Ладно, может, виндхельмец – неудачный пример, но многие из этих уродов – грабителей, насильников и прочих серийных убийц – именно так мотивируют свои… деяния. Многое в нас – врожденное, Банри, но не все стоит пестовать. Маркурио поймал ее взгляд – довольно свирепый. – Не узнаю тебя, – процедила она. – Вместо всегда практичного мага передо мной какой-то святоша из Культа с моралью уровня Макария. Он что, укусил тебя или отымел, пока я не видела? – Не совсем. – Маркурио отвел взгляд. – Ладно, ладно… Пока ты была в… прострации, я посмотрел эти твои «конспекты». Надо признать, они произвели на меня впечатление. Особенно те разделы, где подробно описано, как надо разбирать людей, меров и зверолюдов, чтобы эффективнее использовать их тела. Не знал, что нужны живые жертвы, я-то всю жизнь думал, что некроманты в основном работают с трупами. На сей раз в ее глазах что-то дрогнуло. – Я… не собираюсь делать такого, клянусь всем, чем только можно! У меня и в мыслях… – Это сейчас. Но чем дальше… тем сильнее ты будешь уступать самой себе, своей морали. Сейчас тебе и в голову не может прийти выкопать труп на кладбище и начать экспериментировать, но чуть больше чтения на ночь, чуть больше дополнительного рисования диаграмм в тетрадках, и тебе захочется большего. Так оно всегда и бывает, понимаешь? Все начинается с малого. И потом… – Маркурио глубоко вздохнул. – Тот, кто дал тебе эти записи, наверняка сам прошел инициацию. После нее некромант теряет всякую человечность. – Тот, кто дал мне эти записи, вполне человечен. – Может, только на вид. – Маркурио встал и посмотрел на Банри: – Я тебе не отец, не брат и не муж, и не наставник, если уж на то пошло. Я всего лишь твой друг – хотелось бы надеяться. Но… во имя всего, что для тебя свято, прошу тебя – брось это. Совершенствуйся в науке исцеления и защиты, как наш принципиальный батюшка. А эта гадость тебе не нужна.***
Дорога к Хротанде Вейл была вполне ровной, хотя и петляла, поднимаясь в горы. Маркурио цеплялся за борта телеги, пытаясь не вывалиться наземь, Банри приходилось и того хуже – одетая в кучу одежек, она походила на кочан капусты на ножках, и едва могла шевелить руками в толстых варежках, неловко хватаясь за лавку. Когда Маркурио уже начал думать, что вот сейчас они полетят вон с телеги и покатятся по тропе, как тюки с ветошью, кучер свистнул и указал кнутовищем вперед: – Ну вот, почти приехали! Маркурио узрел единственную белую арку, торчащую из снега, причем торчащую не сильно высоко, и спросил: – Так… а мы точно туда приехали? – Точно, точно. Деревня чуть повыше, над руинами. – А где сами-то руины? Я думал, тут прямо целый город, но вижу только эту хрень. – Город под землю ушел давно. Там, за аркой, вход в главную крепость, но сейчас его засыпало, покажется только весной… – Кучер хлестнул поводьями. – Вы держитесь – там дорога совсем крутая. – Еще круче?! – взвизгнул Маркурио, но послушно уцепился за скамью и увидел, как Банри крепко обняла борт телеги. Когда их высадили посреди Вейла, у Маркурио все еще тряслись коленки. А ведь они забрались еще не так высоко. Он покосился на Банри – та выглядела как обычно, почти равнодушной ко всему, даже особо не крутила головой по сторонам. Впрочем, в двух толстых кофтах, куртке и тулупе особо не повертишься. – Что это с тобой? – вдруг спросила она. – Ничего. Поездочка жутковата, тебе не кажется? – С чего это ты вдруг забоялся высоты? Ты же из Скайрима родом, там полно гор. – Не таких. – Маркурио, ты ходил на Семь Тысяч, забыл уже? И в Хротгаре жил. Пусть и чуть-чуть. Там гораздо выше. – Туда дорога зато пологая, пусть и длинная! Ладно, замнем. Где тут часовня? Оттуда начнем. Они поспрашивали деревенских, и те указали на небольшое каменное здание с едва заметным шпилем – чутка покрасивее, нежели часовня Ауруса, которую покинул Макарий, но до величественных и старых линий Кадлью ей все же было далеко. Маркурио отметил, что церковь стоит на уступе, слегка выдающемся над долиной, где остался айлейдский город, и с задворок часовни наверняка открывается неплохой вид. Надо будет проверить на обратном пути. Внутри было почти пусто, только какой-то тип в рясе и толстой дубленой жилетке поверх нее подметал и без того кажущийся чистым деревянный пол. Маркурио откашлялся, и тип поднял кудрявую голову. – Добрый день, – поприветствовал волшебник, – с наступившим тебя, почтенный… Человек в рясе встал между рядами скамеек, сжимая древко метлы обеими руками, и оглядел пришельцев светло-карими глазами. – И вас тоже. Хотите заказать помолвку, или… да смилуются Восемь, похороны? – Нет, нет, – замахал руками Маркурио, – мы просто ищем… Он умолк, только теперь сообразив, что понятия не имеет, кого, собственно ищет. Пока он подбирал слова, жрец отставил метлу в угол и сходил прикрыть поплотнее двери в притвор, а то Банри, зашедшая последней, оставила большую щель между их створками. – Присаживайтесь, – предложил жрец, указывая на ближайшую лавку, – и рассказывайте, кого вы там ищете. Маркурио покосился на Банри, но та лишь угрюмо смотрела прямо перед собой и помогать явно не собиралась. «Ну и хрен с тобой». – В общем, прямо не знаю, с чего начать, отец… – Терций. Маркурио заморгал, и даже Банри, сгорбившаяся на лавке, вдруг выпрямилась и впилась взглядом в приветливую физиономию жреца. – Что-то не так? – спросил тот, заметив волнение. – А-а… Ну… – проблеял Маркурио. – Терций?.. – Да, – усмехнулся жрец. – Я у своего отца был третьим сыном – и последним – и он просто назвал меня этим старым числительным. – Здесь раньше была школа? – неожиданно спросила Банри. – При часовне? – Почему – была? Она и теперь есть. Просто сейчас дети еще не учатся – у них каникулы. Послушайте, в чем дело? – Ты тут учился? – не унималась Банри. – А потом стал жрецом? Терций перестал улыбаться. – Что происходит? – резко спросил он и отступил на шаг. – Кто вы такие? А вообще… Если у вас нет каких-то дел ко мне как к служителю Культа, то попрошу вас удалиться… Банри медленно встала и воззрилась на него. – Тридцать три года назад, или что-то около, ты мог встретить в этих горах рыжеволосую монахиню, и скорее всего она была не одна, а с кошкой, такой, рыже-черной, с почти плоской мордой. Ну а если ты сам не встречался, то с этой монашкой должен был быть знаком твой отец. Точно должен был. Ты как-то написал ей письмо под его диктовку, и оно потом ушло в Кропсфорд до востребования. Стало тихо. Терций, сведя брови, молча буравил пришельцев взглядом. – Кто вы такие? – хрипло спросил он наконец. – Ты видел ребенка, который был с Бидди? – негромко спросил Маркурио. Жрец медленно опустился на табурет в углу. – С кем?.. – С сестрой Бригитой, – пояснила Банри. – По-настоящему ее звали Бидди. Став послушницей, она сменила имя. – Ясно… – медленно кивнул Терций, и уставился на носки своих сапог – в часовне было прохладно, и он ходил в зимней обуви. – Вы так и не представились. – Я – Маркурио, – представился волшебник, – маг Коллегии Винтерхолда. А это… – А я – тот самый ребенок, – брякнула Банри. Вновь воцарилась тишина, еще более гнетущая, чем раньше. Терций молча таращился на нее. – Где письмо? – наконец спросил он. Маркурио сунулся в свою сумку, но тут же вспомнил, что письмо не брал, и выругался про себя. Зато Банри, положив свой маленький заплечный мешок на колени, быстро развязала его и сперва извлекла из него книгу – ту самую, про Санкр Тор, всю исписанную пометками Бидди, – а затем достала письмо и вручила его жрецу. Терций некоторое время изучал текст, который он сам, видимо, когда-то и вывел на пожелтевшем теперь листке бумаги. – Ужас какой, – пробормотал он. – В смысле?.. – В смысле, что я был тогда жутко неграмотным. Вон сколько ошибок. Даже имя старика неправильно написал. – Терций обмяк на табурете и прикрыл глаза, тяжко вздохнув. – Он предупреждал, что за нами могут прийти, но я всегда думал, что он преувеличивает. Кому мы сдались, в конце концов? Мой отец был просто фермером, да еще не самым богатым, а я… Но вот теперь, спустя десятилетия, приходите вы. Он пожал плечами. – Мы не из Пенитус Окулатус, – сообщила Банри. – Мы не шпионы императора, ясно тебе? – Ага, ясно, – кивнул Терций, и Маркурио понял, что он ни на грош ей не поверил. Банри вздохнула: – Ладно, я не берусь тебя переубеждать, но все же скажу, что я не собираюсь причинять тебе какие-либо неудобства… – Мой отец мертв, – резко произнес жрец. – Подхватил горячку спустя десять лет после окончания войны, и в округе не нашлось лекаря, чтобы ему помочь, потому что того единственного, кто мог бы справиться, прогнали с Нагорья. Если вам двоим или вашим хозяевам нужны живые свидетели, то вы напрасно потратили время… – А ты сам разве не свидетель? – поднял брови Маркурио. – Когда я спросил, видел ли ты ребенка у Бригиты, ты даже не спросил, что за ребенок. И ты явно был знаком с самой монахиней, тебя ведь смутило только ее настоящее имя. Жрец мотнул головой. – Я сам был ребенком тогда и ничего толком не видел… – Но все же что-то видел. Терций одарил его свирепым взглядом. – Что ж у сест… Что ж тогда у нее не спросили обо всем? Раз письмо у вас, так вы наверняка с ней встретились. Маркурио был вынужден признать, что ситуация выглядела подозрительно со стороны. – Мы не встретились с ней, – объяснил он. – Мы нашли только ее жилище, покинутое. Причем покинутое давно, за месяцы до нашего прихода. – А письмо от нас с отцом лежало на видном месте, конечно. – Конечно нет. Оно… – Маркурио оглянулся на Банри, и та протянула ему том. – Оно лежало в этой книге. Терций привстал, собираясь рассмотреть сочинение Матеры Чепел, но едва углядел название, как тут же опустился обратно, и лицо его приобрело какое-то странное, будто обреченное выражение. А еще в глазах мелькнуло беспокойство – еще более сильное, чем раньше. – Золотой Холм все не отпускает меня, – пробормотал он. – А ведь столько лет прошло… Он потер лицо руками и посмотрел на Банри: – Старик рассказал нам, какое имя они с девушкой подобрали ребенку. Какое? – Банрион, – отозвалась та. – Бидди сама родом из Предела, видимо, потому и имя для найденыша взяла из своего языка. Мне сказать, что оно значит? – Будь любезна. – Хорошо. Оно означает «женщина вождя». – Да? – удивился Маркурио. – Я-то думал, оно значит «королева». Банри усмехнулась. – Хрен тебе. Не быть мне королевой. Только женой короля, в лучшем случае. Королева в смысле «женщина-вождь» звучало бы как «Риган», кажется. Обидно, право слово. – Ну, быть женой целого королишки вполне себе неплохо, как по мне… – «Ри» – это не то чтобы король, а общее слово для любого вождя. Грубо говоря, какой-нибудь изгойский глава племени тоже ри, а его баба, любая – банри. Терций откашлялся, и Маркурио тут же вспомнил о нем: – Думаю, этот эльф, о котором Бидди-Бригита справлялась в письме, установил защиту позначительнее, нежели просто сообщил имя ребенка. Я заметил, что ты ни одного другого имени еще не назвал, кроме своего собственного. Таишься или не можешь? – Тьермэйллин сказал… – начал жрец и немедленно осекся, округлив глаза. – Тьермэйллин, Тьермэйллин. О боги. Надо же, впервые за все тридцать три года… Вернее, уже почти тридцать четыре. – Ты не мог выговорить его имени столько лет? – догадалась Банри. – Да. Тогда ни отец, ни я не умели писать, читать только, да и то – с грехом пополам, поэтому старый и не озаботился тем, чтобы запретить нам еще и это. Я научился только года три спустя, но Тьермэйллина к тому моменту мы уже давно не видели… – Терций покачал головой. – Что ж, раз такие изменения, то либо господин-маг каким-то образом снял давнее заклятье старика… либо ты та, кем назвалась. Признаться, первый вариант кажется мне более вероятным… Маркурио поднял ладони. – Уверяю тебя, отец, я ни при чем. Я адепт Разрушения и практически ничего не понимаю в этих магических обетах. – Придется поверить на слово. – Терций встал и схватил свою метелку. – После заката у меня назначено имянаречение, и я должен подготовиться… Вы не против, если я начну? – Ну… мы можем даже тебе помочь… – отозвалась Банри, – если ты ответишь на наши вопросы. В основном на мои. Жрец опустил плечи. – Помощи мне особо и не требуется. Свечи новые расставить, да купель приготовить. Воду еще подогреть, конечно… – У нас в Скайриме прямо в ледяную суют, – бодро сообщил Маркурио, и Банри с Терцием, не сговариваясь, поежились. – Ужас, – сказал жрец. – Это же вредно для младенца. – Норды считают, что наоборот полезно, – пробурчала Банри. – Так можно спрашивать-то? Терций замер ненадолго, а потом вздохнул. – Да. Спрашивай. – Так ты видел меня… ну, в смысле ребенка? – Да, видел. И даже слышал. Я подумал тогда, что это не ребенок, а нежить, которая притворяется младенцем. – Отчего так?.. – Да потому что. – Жрец взглянул на «Легендарный Санкр Тор», который Маркурио все еще сжимал в руках. – Потому что ты была там. Там тебя нашла сестра Бригита – прямо в этой древней крепости.