drive home (small talk)

Стуча ногтем о стекло тюльпановидного бокала, Брюс совершенно не замечал создаваемого им громкого бряцанья, которое успело изрядно поднадоесть убиравшему соседний столик официанту. Полуобернувшись, тот картинно прокашлялся, что на удивление сработало: Брюс тут же убрал руки на колени, глаза его упёрлись туда же, и замер, либо решив не подавать виду, что упрёк официанта так подействовал на него, либо пытаясь не отвлекаться вновь от занимавших его мыслей. Фоновая музыка стала ужасно давить на уши. Уэйн улавливал в ней нотки абсолютно не сочетающихся жанров, и ему вдруг стало искренне интересно, кому пришло в голову их смешать. Жанровая неопределённость ставила его в ступор и выжигала едва заметные искры злобы: казалось, это лишь плотная масса из мелодий, которой его пытаются насильно накормить — всё и ничего одновременно. В пятничный вечер ресторан был забит под завязку — Брюс едва ли успел зарезервировать столик на двоих. Он редко бывал в таких местах: обыкновенно спонсоры и рабочие партнёры не отказывались заглянуть в уэйновский особняк, несмотря на его крайнюю отдалённость от центра города. Брюс смотрел на то, как они оглядываются по сторонам, пытаясь запомнить всё до мелочей, сопоставляя свои ожидания и настоящее положение вещей, готовясь поразиться, будто его дом — одна большая шляпа фокусника, а он сам лишь один из зайцев. Он же ощущал себя немым гидом на обзорной экскурсии, но считал, что это куда лучше, чем каждый раз выталкивать себя в городскую неизвестность. Он даже думал пригласить Эда на ужин к себе, но быстро отказался от этой идеи, от которой внутри болезненно ёкнуло. Было бы странно видеть Нэштона в доме, в котором его образ уже существовал совершенно отдельно. Глупые, глупые идеи бесконечно лезли в голову — и зачем он позвал его, похоронив месяц успешных попыток не пересекаться? Это же было так просто. На пассажирском сиденье своей машины он умолял себя вернуться к нормальной жизни, зная, что в лучшем случае придётся ждать добрый десяток лет. Терпение никогда не было его сильной стороной. И что делать теперь? Ему вспомнились слова Альфреда, практически всегда служившие ответом на этот вопрос: «Безделье — мать всех пороков», — которые Брюс всегда воспринимал как призыв делать хоть что-то, чтобы позже испытывать меньше угрызений совести. Ну, что ж. Он явно следует совету с особой бережностью. Ведь вглядываясь в длинные коридоры своего дома, изредка полосящиеся тенями, хотелось бежать очертя голову от невидимой угрозы с размытым лицом, и одновременно вытянуть её, пугливо таящуюся в углу, чтобы рассмотреть, чтобы ощутить, как она распадается в руках и избавиться, наконец, от этого месячного наваждения. Но Брюс сидит в ресторане, и, как ему кажется, идёт на компромисс. Он повертел тяжёлое меню — оформление показалось ему жутко безвкусным. Уэйн запрокинул голову, подумав, что ещё чуть-чуть, и он начнёт недобро поглядывать на скатерть, которая, как и любой неодушевлённый предмет, не может быть в чём-то виновата. А виноват только он, хотя ничего ещё не произошло. Ему жаль, что он дал слово, будет жаль, что он его сдержал, и было бы жаль, если бы он даже не попытался выполнить обещание — как так вообще вышло, что при любом раскладе его не ждёт ничего хорошего? Как так вообще вышло, что Селина уехала из города, а он почти о ней не думает? Как так вышло, что этот чёртов фотограф из ниоткуда просто берёт и… — Привет! — …появляется прямо перед его носом, в рубашке с закатанными рукавами и клетчатым галстуком, заставляя Уэйна полностью прочувствовать свою недальновидность: он напрочь забыл о полуофициальном тоне таких мероприятий, поэтому надел чёрную толстовку, заботясь о какой-никакой конспирации. Мероприятий… у них же свидание? До этого Брюс умудрялся опускать это слово, когда думал о предстоящей встрече. Свидание — у них, помнится, уже было одно, и он свалил с него как полный идиот. — Я не опоздал? Нэштон буквально светится улыбкой, мнётся на месте, пока Брюс с досадой вспоминает, что секундами ранее едва ли не был готов его проклинать. Он думает, чёрт, а ведь он надел эту рубашку специально сюда. Для него это всё тоже что-то значит; линзы очков не отсвечивают — можно увидеть глаза, мягко оглядывающие помещение, чтобы можно было скоротать короткое время, тянущееся, по ощущениям, вечность. — Нет, всё в порядке. — встав, Уэйн тянется для рукопожатия, но, вдруг передумав, ведёт раскрытой ладонью, указывая на место напротив. — Садись. Эд недоумённо морщится и, сдув лезущую в глаза прядь волос, обходит столик. Успев взять всё ещё вытянутую руку ничего не понимающего миллиардера и филантропа в свою, он аккуратно её трясёт, не забыв при этом усмехнуться. — Ну вот и всё. — простодушно фыркнув, он выпускает руку Уэйна и неторопливо направляется к своему месту. — Да, действительно. — эхом отзывается Уэйн и опускается на стул. Он сжимает и разжимает ладонь; ему захотелось испариться и в то же время обратить на себя внимание, как на глупую шутку. Он думает, что иногда ему стоит просто ничего не делать, чтобы не чувствовать себя так по-идиотски. — Здесь очень мило. — Угу. — Часто тут бываете? — Никогда. — отрезает Уэйн, но исподлобья взглянув на собеседника замечает его поджатые губы, и решает продолжить. — Просто ты живёшь рядом. — А! — в момент просветлевший Эд всплескивает рукой. — Госпиталь. — Да… — Брюс нарочито задумчиво кивает. — и ещё ты указал свой адрес в договоре. — Ох уж эти договоры. Выдаёшь себя с потрохами. Мой адрес уже наверное знает полгорода. «И я почему-то оказался в их числе», — отразилось в голове Уэйна чуть печально. Он думает, как бы всё могло измениться, если бы они никогда не виделись или если бы он разучился придавать значение всем и всему, что только встречается на его пути. Брюс молча уткнулся в меню, скрыв нервное сглатывание. Он краем глаза заметил, что Эд следует его примеру. — Ммм… Аква Велва? Кто придумывает такие названия? — доносится до Уэйна недоумённое бормотание, заставившее его задаться примерно тем же вопросом. — Где ты это нашёл? — В винной карте. Она здесь, кажется, больше, чем всё меню. Впрочем, я как всегда начал не с того. Посмотрим… — Эд выложил карту, и немного пролистав меню, вчитался. — О боже! — Что? — Здесь делают только латте и американо. — Прескверно. — Кофе и сахар — две вещи, которые удерживают мир на плаву. Ну, более-менее. Как можно надеяться на смесь шота водки с каким-то сиропом? Уэйн сдаётся. Смех вырывается помимо его воли, и ему больше не хочется оправдываться. Почему бы просто не провести время, а потом уже посмотреть, что будет дальше? — Да, и… — он откладывает меню и встречает заинтригованный взгляд. — здешняя музыка просто невыносима. И света слишком много. А ещё, я заметил, что дама за соседним столиком пьёт вино из бокала-креманки… Эд сдавленно хихикает. — Прости. — Уэйн разводит руками. — Я просто чёртов выпендрёжник. — Ну, мистер Уэйн, если вас так сильно возмущает эта бессовестно непрофессиональная подача, по какой причине мы всё ещё здесь? — У нас есть выбор? — Есть одно место неподалёку. Не такое шикарное, конечно, но мне нравится. Музыка там радийная. Зато креманки только для мороженого. — Уже лучше.

***

С давних пор вкус кофе вызывал у Брюса исключительно рвотные позывы, но тот, что они взяли в излюбленном Эдом месте, оказался на удивление неплох, пусть его и пришлось цедить из шершавого бумажного стаканчика — предвыходная лихорадка охватила и без того больной город, не оставив шансов засесть даже внутри кофейни, путь в которую состоял из сплошных поворотов, всё дальше и дальше вводящих в малолюдную глубь улицы. Зато Уэйн понял разницу между своим понятием «неподалёку» и тем, какое даёт ему Эдвард Нэштон. Стемнело, но тепло не испарилось. Ни единого дуновения ветра — словно всё замерло с того самого момента, как Уэйн вскрыл пакет со своим сэндвичем и, едва ли ощутив щекочущий ноздри запах еды, с приязнью поймал себя на том, что действительно проголодался. Несколько минут они молча сминали сэндвичи, слушая неожиданно громкий хруст свежих овощей под своими зубами и приглушённую музыку вперемешку с голосами, доносящимися из кофейни. Всё-таки, желающих сидеть на ночной улице было куда меньше, но свет фонаря, под которым они сидели, словно ограждал их от того, с чем обычно боролся Брюс в костюме. Всё, что говорил Эд, хотелось слушать, подперев голову. Поначалу было сложно начинать диалог: Брюс не знал, стоит ли ему развернуться так, чтобы сидеть лицом к лицу, или же лучше болтать, глядя перед собой; не знал, о чём лучше начать говорить, когда на языке вертелась банальщина вроде погоды или откровения уровня ты-отлично-выглядишь-почему-ты-никогда-не-одевался-так. Но Нэштон спросил у него, слышал ли он про это место раньше, Брюс язвя ответил, что ему ещё ни разу не доводилось забредать в такую глушь, затем ему пришлось всматриваться в узкий экран чужого телефона, чтобы убедиться в том, что на самом деле они не отошли далеко от центра, и он сам не заметил, как они оба слегка склонились, чтобы лучше видеть лица друг друга. По крайней мере, Брюс трактовал язык своего тела так и всё-таки надеялся на взаимность. — Вы никогда не мечтали уехать из Готэма, Мистер Уэйн? — возникший в череде прочих, вопрос Эда едва не ставит Брюса в тупик. Он ведь не думал. Ни разу, даже в качестве несерьёзной фантазии. Но, однажды свернув на вымощенную жёлтым кирпичом тропу иронии, невольно будешь набредать на неё снова и снова, пока она не начнёт казаться единственным верным путём. — Каждый раз, когда вижу этот чёртов дождь, думаю о том, что я просто мог бы навсегда залечь где-нибудь на тропических островах. Но наследство есть наследство. Потом Дэйли Плэнет напишет, что я растранжирил все средства, а заодно и честь Уэйнов. Ну, ты знаешь. — ему достаточно не увидеть ответную реакцию, чтобы сменить тон с шутливого на серьёзный — Нет, никогда не думал. — Почему? — Вообще-то я уже сказал. — Уэйну совсем не доставляло удовольствия говорить правду без увиливаний. Сегодня хотелось быть немного поверхностным, без затруднительных пауз и мрачных интонаций. — Мои родители могли делать ошибки, но я уж точно не лучше. И у меня нет права… просто так всё оставлять. Брюс краем глаза заметил, как щека Нэштона дернулась, но не придал этому значения. Он всё ещё помнит, как Эд увлеченно расспрашивал его о родителях, и это казалось абсолютно естественным, но он был благодарен за то, что Уэйны всплывают за этот вечер впервые. Из кофейни вышла шумная троица, и оба на время замолкли, провожая её взглядом. — Когда ты сказал, что твой адрес уже знает полгорода, — начал Брюс, последний раз отпив из стаканчика и всё ещё морщась от избытка сиропа на дне. — что ты имел в виду? — Оу, — одними губами произнёс Эд, и повторил за Брюсом, допив свой кофе одним глотком. — Ну, у меня было много работ. — А что за работы? — Так сразу и не скажешь. Это, вообще-то, было давно. Типа, драил полы в мотеле. Сортировал отходы. Или мыл посуду… — заметив, что Уэйн секундно взглянул на кофейню, он отмахнулся, — нет, не здесь. Когда выходишь из приюта, думаешь, что поработаешь, получишь кучу денег и всё станет хорошо. Но… — он едва заметно качает головой. Уэйн хотел сказать, что ему жаль. Но представив, как плоско это будет звучать в исполнении золотого мальчика без родителей, он решил не сбиваться со своего «нормального» курса. Не пресекать смешливо-любопытного Брюса, которому он и без того изредка даёт слово. — А фотография? Хобби, переросшее в работу? — Не-а. — поспешно выдохнул Эд. — Работа. Не грязная, и на том спасибо. Правда, за исключением тех случаев, когда на тебя лезут телохранители или охранники, но всё ещё приятнее чем разгребать мусор. — Но у тебя отличные фото. — Ха… спасибо. Впервые перестал жалеть о том, что не накопил на учёбу. Почти, эм… — Эд потупился, — Просто с целью у тебя появляется преимущество. Стараешься быть быстрее, профессиональнее… изворотливее. Раньше я просто хотел заработать. А теперь я хочу помогать таким же, как я. Как и вы… — отклонившись на спинку скамьи, он кинул на него прямой взгляд— как и ты, Брюс Уэйн. Лёгкие Принца Готэма словно стянуло. Он скрестил руки на груди — если бы ему дали вечность для раздумий над ответом, он бы наверняка ей воспользовался, но у него была лишь пара секунд. — Что ж, я был рад принять такого целеустремленного работника. — А я был рад познакомиться. — Я тоже. — Правда? — в его глазах зажигается какой-то неведомый Брюсу огонёк, который видно даже в тусклом фонарном освещении. Уэйна пронимает до странного знакомо. — Ну да, я… нашёл ужасно ценного сотрудника, и… — сказав наугад, захотелось тут же пробить себе голову чем-нибудь тяжёлым, — и друга… — мозг осеняет. Точно, это то, что он всегда хотел сказать, ещё с той паршивой ночи. Что он впервые чувствовал себя в безопасности то недолгое время, что они ехали, и ему стало гораздо лучше. Что это была не одна лишь поездка от госпиталя до его дома, а, может, одни из лучших минут в его жизни. — И, знаешь, я бы очень хотел сделать что-нибудь взамен, потому что я не знаю ни одного человека в этом городе, кто бы мог… — в поиске нужных слов Брюс роняет взгляд на руку Эда, всё ещё сжимающую стаканчик и замечает тёмные капли, стекающие с пальцев прямиком вниз, оставляя длинные чёткие следы на некрепкой поверхности. Он медленно поднимает взгляд и его едва ли не ослепляют две висящие в воздухе белые линзы. Уэйн цепенеет, словно его занесло снегом. Стоило проморгаться — всё вернулось на свои места. Он здесь. Они здесь, сидят рядом. Всего лишь очки на чужом лице. Кофе и сэндвичи. Томас и Марта. Ответы и вопросы. Чёртов сон. Почему он не может взять себя в руки? Что он хотел сказать? — …показать мне место с самым лучшим кофе в городе! Может, ещё по одному? — Брюс буквально ощутил на сколько миллиметров его улыбка отклонилась от нормы. Эд с подозрением сощурил глаза, словно ожидая ещё чего-то. Уэйну ужасно захотелось промотать эту часть, где он опять чувствует себя полным придурком. — Давай. — краешки его губ неохотно приподнялись. Брюс мысленно выдохнул.

***

В кофейне стало куда свободнее, но речи о том, чтобы остаться внутри, не заходило — там было и вправду очень уютно, со всеми маленькими креслами, небольшими стеллажами с книгами, витринными окнами, и Брюс даже попытался представить, какого сидеть здесь по будним вечерам после работы, уставившись в экран беззвучного телевизора с местным каналом или на кофейные разводы на стенках чашки. Но, пока они томительно лицезрели взбивающего молоко рослого бариста у стойки, Брюс едва ли не давился спертым воздухом, и всё, что ему действительно хотелось сделать, это уйти поскорее, забрав свой заказ. — А что ты взял? — Уэйн попытался завязать разговор, равнодушно следя тем, как пена устилается на поверхность тёмного напитка. — То же, что и в прошлый раз. Брюс не помнил, что было в прошлый раз. Ему, вообще-то, было всё равно: его волновал лишь новый сотрудник его фонда, стоящий к нему спиной. «Ну, ты сделал хоть что-то», — прокрутились в голове слова из недалекого прошлого, то ли в утешение, то ли в качестве издёвки. Ну а что? Они выпьют кофе. Разойдутся по домам. Дружно забудут этот вечер, или, по крайней мере, не будут упоминать его друг перед другом. Нэштон может рассказать коллегам и друзьям, какой мистер Уэйн идиот, и поделом. Брюс сможет вернуться к привычному состоянию — без лишних переживаний и угрызений совести (может, они будут преследовать его ещё несколько недель). Никаких кошмаров и видений. Всё сложилось даже лучше, чем он ожидал. Причём лучше для них обоих. Уэйн со свистом втягивает воздух сквозь зубы и, выругавшись про себя бесчисленное количество раз, едва ли не кладет руку на плечо Эда, но вовремя одёргивает себя, потому что не знает, насколько будет нормально вот так нарушать его личное пространство. — Эй, слушай…— Брюс окликает, неуверенный, что именно он хочет сказать. Эдвард не спешит реагировать (или время стало течь медленнее?) и взгляд Уэйна невольно перемещается на висящий впереди телевизор. Глаза выхватывают пару нечетких кадров задержания, заснятых словно на телефон. Увеличенное в несколько раз изображение превращает прижатого к стене задержанного в размытое нечто. Бегущая строка врезается в голову, словно молния: «… данным, предотвратили подстроенный Загадочником теракт. Ожидается, что полиция выступит с официальным заявлением уже завтра утром. А мы продолжаем следить за новостями и актуальной информацией…» — Что? — Д-да ничего, — выдавливает Брюс, сосредотачиваясь экране, но эфир прерывается рекламой. — Наконец-то они поймали этого ублюдка. — он говорит на автомате, пытаясь сообразить, как такое могло случиться. Действительно поймали? Сдался полиции? Но он не мог так быстро попасться. Он затих на месяц — наверняка что-то готовил, но не оставил ни одной подсказки. Гордон думал, что с ним мог произойти какой-нибудь несчастный случай; быть может, он просто на время слёг в больницу, но никого подозрительного среди многих новоприбывших пациентов не нашлось. Хотя, Уэйну и раньше казалось, что это полный бред, а сейчас он полностью в этом уверен. Но что тогда? Почему так долго? — Ублюдка? — Эд произносит, словно пробуя слово на вкус, быстро оглянувшись на телевизор. — Ты его знал? — Нет конечно. Но, ты же видел? Обычный человек. Мало ли таких… пытающихся пробраться тебе в карман или перерезать тебе горло. Нужно быть аккуратнее. «Это часть плана… — он пытается сложить размокшие кусочки пазла, — но почему не так масштабно? Отвлекающий манёвр? Подставное лицо?» — И именно поэтому ты меня избегал? Уэйн был на грани от нервного смешка, но взглянув на лицо напротив, полное резкой серьёзности, понял, что Эд вряд ли шутит. — Прости? — почесав бровь, уточнил Брюс на всякий случай. Он думает, надо быстрее ехать домой, нужно позвонить Гордону… может, он просто не может смириться с тем, что полиция оказалась полезнее, чем само Возмездие? — Я видел. Это, вообще-то, трудно не понять. — Я тебя не избегал, — Брюс прекрасно понимает, что врёт напропалую, поэтому решает добавить правды. — я был очень занят. Эд хмыкает, прикрывая глаза. — Извини. — и Брюс снова сдаётся. — Я просто не знал, что тебе сказать. — Ты мог сказать правду. Хоть что-то, типа: «Я не хотел тебя видеть, Эд. Мне нужно было о чём-то подумать, Эд». Хотя бы не делать вид, что всё в порядке. Почему ты не мог сказать этого? Эмоции будто стёрлись — как и из голоса Нэштона, так и с лица, которое, несмотря на изначальную бледность и невыразительность, заметно потухло. — Я… — Брюс неожиданно для себя передёргивает плечами, — я не знаю. Разочарование — вот, что он чувствовал. Нэштон был прав. Брюс мог не утаивать то, что лежит на поверхности и не устраивать игру в поиск сокровищ лишний раз. Его сны — это смешно. Он просто любит придумывать всякий бред, а потом делать из него большую тайну, а потом удивляться, почему всё идёт не так, как он хочет. Когда он научится смиряться с тем, что контроль не всегда будет в его руках? — Поднял ругань из ниоткуда. — Эд ухнул, словно только что пробежал милю и делает небольшой перерыв, легонько шлёпнув себя по лбу, — Мне просто немного поплохело. Знаете, мигрени, круговерть в животе... Боюсь, я просто не высыпаюсь. Или это всё погода? — тараторя, он небрежно поправляет галстук, — Извини. Я пойду домой, мне как раз рядом. Спасибо большое за приглашение. Я не хотел тебя расстраивать. Пока! — Эд? — голос Брюса невольно повысился. Всё было таким быстрым и внезапным, что урывки произошедшего почти сразу слились в единое целое, вместо того чтобы надоедливо мельтешить в голове и постепенно травить его нарастающим в ушах гулом. Нужно что-то делать... но он стоит, словно призрак, прямо там, где его оставили. — С вас шесть долларов. — бариста кивает на поспешно удаляющуюся фигуру и, чуть склонясь, переходит на заговорческий шёпот, — Можно не давать вторую трубочку?