Десерт для сердца

Тонкий аромат сладкого кофе щекотал ноздри, будил аппетит, заставляя проснуться. Молодой господин Ким вздохнул ещё раз аромат глубже, пытаясь через него попробовать вкус и даже сглотнул выделившуюся уже слюну, но сладости на языке не было. Он приоткрыл глаза, сморгнул легонько сон и попытался встать, но все движения сразу отдавались болью по всему телу. Он сжал зубы и всё-таки поднялся. Мышцы затекли от лежания на животе Джун потянулся и осмотрелся. Совсем незнакомая комнатка. Он не в доме хёна и не в своём доме. Комната совсем маленькая, похожа на общажную только с одной двуспальной кроватью. На тумбочке приготовлена чистая одежда. Джэджун выходит из комнаты и наблюдает за манипуляциями миника, суетящегося на, ещё меньшей, чем комната, кухне, которая уже сразу вела на выход из квартиры. — Миник, что происходит? — растерянно спрашивает Ким. Тот резко оборачивается, а шикарная улыбка озаряет лицо. Он поднимает кружку с кофе и блюдце с чем-то на подобие блинчиков. — Я готовлю завтрак. — Это я вижу, где мы? — Садись, и я всё тебе расскажу. Миник долго пересказывал случившееся в резиденции, играя эмоциями на лице. — Хозяин стриптиз клуба, мой друг. Он нам помог с квартирой, с транспортом и вообще. — Значит, ты меня… типа… — Можно сказать, я тебя похитил и скрываю теперь от твоего ёбнутого папаши. Вместо ожидаемого ворчания на счёт того, что младший лезет не в своё дело, на лице Джуна зависла улыбка. Ведь миник единственный, кто хоть что-то сделал, узнав про беду Джуна. Не просто пожалел, а сделал, пусть и глупость. — Ты знаешь, что это очень рискованно? Знаешь, с кем ты связался? — Представляю, но мне ПОХУЙ. И на твоего отца найдём управу. Как ты себя чувствуешь? Тот одобрительно кивает головой. — Ваши с Гё старания не прошли даром… И что нам сейчас делать? Будем дожидаться, когда собаки отца нас учуят? В чём состоит твой план? Если он есть, конечно. Миник смотрел на жалкое подобие блинчиков и сжимал губы. — Вообще-то, нет. Просто нужно было время на придумывание плана, вот и спрятал тебя пока здесь. Джун рассмеялся такому виноватому смущению младшего. — Ты просто сумасшедший, миник. Тот, улыбаясь, пристально смотрел на старшего, слушал этот заливистый открытый смех. — Первый раз вижу, как ты смеёшься. Это прекрасно, — слова смущают, Джэджун растерянно прячет улыбку. Виснет молчание. — Нужно поменять твою повязку и промазать синяки, — миник встаёт, берёт за руку старшего и ведёт в спальню. Джун снимает футболку и ложится на кровать, подтягивая под себя руки, устраиваясь на локтях. Аккуратно сменив повязку и промазав подсохшие уже волдыри, Цзюнь начинает промазывать синяки, но старший встаёт и забирает у него мазь со словами «я сам». Миник выхватывает тюбик и прячет его за спиной: «Да вот ни хуя подобного. Это моя мазь. Я помажу». Джун удивлённо хлопает глазами и тянет руки за мазью. Но миник отходит, тогда Джун хватает его за талию и тянет к себе. Руки старшего шарят за его спиной в поисках тюбика, но их хватают за запястья и удерживают. Цзюнь жмётся к старшему, ластится и тянется губами к любимой тату, вылизывает все линии непонятного рисунка, кусает подбородок. Джуни держится до последнего, игнорируя ласки, судорожные вздохи, томный взгляд и покусывания губ. Он смотрит в потолок, на стены, куда угодно, только не на миника. Не на его влажные губы, не на торчащие из-под ворота огромной футболки ключицы. — Почему ты упираешься, ведь ты тоже хочешь меня? Я же чувствую это. Миник суёт руки старшего в свои шорты, пытается поймать губы, но тот избегает его. Наконец, Цзюнь взрывается и отцепляется от упрямого барана. — Блять, да что с тобой не так? — он кричит уже. — Неужели я тебе так противен? Джун молча подходит и поднимает брошенный тюбик. — Что ты молчишь? Всё время молчишь. Отвечай уже. В прошлый раз, кстати, ты тоже не договорил. Шлюх ты ебёшь, а меня?.. Что ты хочешь от меня? Неужели просто решил сдружиться с будущей семьей? Джун собирается с духом и наклоняется к уху миника. — От тебя я хочу любви, — произносит тихо, чуть дрожащим голосом. — Чего? Какой любви? — Цзюнь в шоке. Такого он точно не ожидал услышать. Его глаза раскрылись ещё больше. — Нафига тебе моя любовь? Почему ты этого хочешь? Джун медленно смазывал синяки, как будто ничего особенного не сказал, как будто о погоде говорили. — Потому что я люблю тебя. Тот совсем опешил. Любит? Его? Это совсем немыслимо. Тот, кто говорит эти слова, становится добровольным рабом, беря на себя повинность до тех пор, пока сам не скинет с себя эти оковы. Любимого человека нужно постоянно ублажать, делать всё, чтобы он не скучал и не страдал. А эта верность? Глупая верность, которая лишает свободы, права на какой-то выбор. Почему нельзя просто наслаждаться друг другом и разбежаться, когда надоедят друг другу без всяких обещаний? Нет, на такое Цзюнь не согласен. Он не станет домашней собачкой. Он даже не понимает, как этот чурбан вообще может говорить о любви. Парень накидывает куртку и молча выходит из квартиры. Старший не останавливает его и не уговаривает. Он знал, что так будет, знал, но немного надеялся, что малец хоть как-то ответит, хоть что-то почувствует. Но, судя по реакции, тот совсем ничего не испытывает, кроме желания быть выебанным. Цзюнь вернулся уже минут через двадцать, мокрый с головы до ног, которыми он вышел из мокрых сланцев, прошлёпал, оставляя следы. Проходя мимо старшего, который пил кофе на кухне, он недовольно буркнул: «Там ебучий дождь». Джун только дёрнул уголками губ, глянув на промокшего продрогшего миника, похожего сейчас на бездомного щенка. Переодевшись, парень вернулся на кухню и сел за стол, где его уже ждал горячий кофе. Оба молчали, ждали и надеялись, каждый на своё. — В общем так. Я эти слова не слышал, ты не говорил. И никому никогда их не говори. Это твоя слабость. Такие игрушки до добра не доводят. — Я уж как-нибудь без тебя решу, что и кому мне говорить, — старший, встаёт и недовольно уходит в комнату, пытаясь спрятаться от нежелательного разговора. Но миник не собирается его отпускать и следует за ним, решительно настроившись добиться своего, пусть и угрозами, пусть старший потом орёт и брызжет слюной от злости, но так нужно ему. Цзюнь влетает в комнату, хватает старшего за грудки и тянет к себе. Упираясь гневным взглядом в чужое лицо, он продолжает наставлять того: «Эти слова — твоя слабость. Забудь про любовь и просто наслаждайся жизнью». Малец падает на кровать, утягивая за собой старшего, и, когда тот оказывается над ним, прижимая своим телом, когда зефирные ноги опутывают его бёдра, а руки вцепились в пепельные волосы, нутро Джуна сошло с ума, требуя разрядки. Миник притягивает его голову к себе. — Или ты трахнешь меня так или я сяду сверху, прижму твою больную спину к этой кровати и начну скакать на твоём члене, пока ты не потеряешь сознание… А может, ты сам под меня ляжешь? Я не против попробовать твою задницу. Миник бесится, бунтует, его раздражает это изумительно-правильное поведение того, кто всю жизнь таскался по клубам и имел только шалав. Он впивается в губы старшего, пока тот что-либо не успел ответить и наглым языком пробивается внутрь, впрочем, не встречая уже никакого сопротивления. Джуни, задыхаясь от поцелуя, стонет в губы, кусает их нежно, ласкает языком, сглатывает этот сладкий вкус с ароматом кофе. Он сдаётся. Сдаётся этому не менее упёртому, чем он, мальцу. Прячась в изгибах его шеи, вдыхает его запах, теряется и кусает ушко, подставленное для этого. Бёдра елозят, втираясь в пах миника, который возбуждает так, что тараканы в голове жрут мозг одной уже единственно правильной мыслью: «Затрахать». Старший пытается приподняться, но его держат, боясь упустить жертву, и он склоняется к уху: «Хочешь секса? Я дам тебе его, но потом не стони, что больно». Саймон расплывается в довольной улыбке, отпускает хватку, позволяя раздевать себя и, помогая аккуратно снять футболку со старшего, успевая коснуться губами тату. Джуни замирает, дав шанс минику показать себя. Тот знает, как доставить удовольствие и заставить сердце биться в лихорадке, а тело дрожать. Он впивается в ключицы старшего, оставляя засосы, вылизывает ложбинку, обхватывает губами кадык. Спускается ниже и ласкает соски Джуни, одновременно стягивая его белье, оглаживая и сминая ягодицы. Миник берётся за его налившийся член, пальчиком размазывает росу по головке. Бёдра старшего дёргаются навстречу рукам, просят объятий и тепла. Джун вплетает руку в волосы миника, тянет его голову вниз, к паху, отрывает от набухших сосков. — Ты что. Нет-нет-нет… Я не собираюсь. Тот упирается, но Джун уверенно и молча суёт пальцы в его рот, раздвигая тихонько челюсти. Миник всё-таки поддаётся и, морщась, обхватывает губами член. Его голову двигают, ему остаётся только сдерживать рвотные позывы, когда головка упирается в глотку. — Расслабь горло и дыши глубже, — советует Джун, кайфуя от неумелого минета. Саймон злобно отталкивает его бёдра и откашливается. — Да пошёл ты, я сказал, не буду. Джун приподнимает его подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Ты же сам предложил заменить моих шлюх из кабаков, вот и отрабатывай, — он снова разжимает челюсти и заставляет взять в рот. Тот подчиняется, жмурит глаза, пытается расслабить горло и получить хоть какое удовольствие. Джун насаживает этот болтливый рот на себя и стонет, рычит от беспредельного блаженства. Мокрое, горячее тепло, дёргающийся язык, заткнутое мычание миника действуют покруче наркоты, выносят душу из тела. Старший смотрит на весёлые вихры под своей рукой, смотрит, как послушный парень через не хочу ублажает его капризы, хлюпая слюной, изредка давясь неприличным размером. Но старший не видит, что миник уже вышел из стадии нехочухи, и, наслаждаясь этим принуждением, дрочил себе, вторя движениям Джуни. И мычания эти были вовсе не протестующими, а блаженными. Не принимая всеми фибрами души членососов, сейчас он сам смакует своего партнёра, пытаясь глубже взять и доставить ему удовольствие. Джун начинает двигать бёдрами, полностью освобождая рот и тут же резко и размашисто вторгается почти до основания, деря глотку миника и утыкая его носом в пах. Движения учащаются, ладонь сильнее сжимается на вихрах, мычание усиливается. Оба члена накаляются и твердеют. Миник крепче сжимает губы и старший отступает, накрывая член своей рукой, кончает, сжимая зубы и рыча утробно. Миник смотрит щенячьим взглядом на старшего и тоже кончает, всхлипывая от оргазма и ругая человечество за неправильные устои, которые только лишают многих удовольствий. Откинувшись на кровать, он пытается отдышаться, покашливая стянутым горлом. Джун наблюдает за развалившимся Цзюнем, как тот раскинул руки и ноги, расслабляясь после оргазма, снимая напряжение сжиманием и разжиманием кулаков. — Я смотрю, тебе понравилось, — усмехается старший. — Да пошёл ты со своим членом, — миник старался говорить равнодушно, но всё равно улыбался, выдавая истину. Да, ему понравилось, ещё как понравилось. И он видел, на сколько это понравилось старшему. Так, что тот даже чуть кровь носом не пускал, когда трахал его в рот. Джун смывает с себя сперму в ванной и тут же замечает, как из кармана развешенной куртки торчит лента презервативов. Он тянет за край и за лентой выпадает небольшой тюбик смазки. Шельмец, видимо, бегал в аптеку, когда Джун думал, что тот просто обижается. Он берёт все купленное и возвращается в комнату. Молча подходит к кровати и бросает всё минику. Тот вздрагивает и, когда понимает, что ему бросили, смущённо улыбается: «Это я на всякий случай. Ведь всякое может случиться». Старший, не слушая его оправдания, залезает на кровать. Цепляет того под колени и прижимает их к животу, открывая для себя зад мальца. Цзюнь краснеет от пристального хищного взгляда старшего. — Ты в картинную галерею, что ли, пришёл? — тихо спрашивает он, неловко, пытаясь прикрыться руками. Старший разводит его колени шире, прижимается членом к зефирным ягодицам, заставляя парня напрячься. Нависает над мальцом смотрит на смущённый выразительный румянец, на распухшие от минета губы, которые он сейчас же пробует, облизывает, засасывает мягкую плоть и вытягивает наконец ответный стон. — Будешь хамить, я выебу тебя насухую, чтоб твоя задница горела, как в аду. Понял? Джун протягивает руку к дырочке и обводит ореол. Миник только закатил глаза и проглотил очередную дерзость, не решаясь рисковать, вновь подчиняясь и сладко постанывая от скользких пальцев старшего в себе. Джун вводил пальцы до костяшек, растягивая мягкое податливое нутро. Он нежно целовал внутреннюю часть бёдер, и миник совсем раскрылся перед ним, полностью доверяясь и приподнимая бёдра навстречу. Старший добавил третий палец, а затем и четвертый. Мышцы уже напряглись в протесте, но малец не отстранялся, зная, что если его не растянут, будет только хуже. Пальцы скользят уже свободно, но Джуни не торопится убирать их, наслаждаясь выворачивающимся зефирным телом. Он берётся за малыша Цзюня и облизывает, собирая соки и стягивающую сперму. Миник выстанывает весь этот момент, просит ещё, тянется руками к волосам старшего. Но тот грубо хватает за запястья и сжимает с недовольным видом. Миник вскрикивает: «А, больно, блять!» — и пытается вырваться. Старший отпускает запястья, но, выворачивая бёдра, заставляет перевернуться на живот, вскидывает его таз кверху, выстраивает в коленно-локтевую позу. Миник не успевает удобно расположиться, как в него нагло загоняют член по самые яйца, обжигая нутро и заставляя вскрикнуть. Он слегка дёрнулся, чтобы отстраниться, но цепкие пальцы впились в талию и держали, продолжая насаживать дрожащие бёдра. Цзюнь уже испугался, что его порвали, но боль всё-таки отходит, и он расслабляется, начинает получать кайф, заводясь от каждого толчка всё больше. Тело переполняется приятным электрическим покалыванием, от чего и сердце, и лёгкие лихорадочно сбиваются с любого ритма, работая хаотично. Как же это нравится Саймону. Это дикая страсть старшего, которая выбивает весь дух, это его упрямство и желание подчинить себе и контролировать каждое его движение. Джун уже частит, близится к концу, он наклоняется и обнимает член миника, помогая кончить, заставляя сжаться и заскулить, после чего взрывается и сам. Тихонько отстраняется, но зефирные бёдра не отпускает. Целует, трётся щекой и наслаждается взмокшим дрожащим телом. Миник устал, но счастливый покорно стоит раком, принимая ласки старшего, и загадывает желание, чтобы это не кончалось. Но это заканчивается, когда старший уходит в ванную, и миник разочарованно падает на бок. Возможно, ему больше не повезёт так, как сейчас, хотя он будет стараться, чтобы его не оставили и чтоб дарили такие моменты каждый день, пока не надоест. Но старшему этого не надо, ему ведь нужна какая-то любовь, какие-то жертвы ради этой любви, он ждёт влюблённого покорного взгляда. А этого миник не может и не хочет давать. Не собирается он кого-то любить, чтобы потом бесконечно страдать и обвинять судьбу в своих бедах, хотя сам был виноват, что сдался. Джун вернулся с мокрым полотенцем, аккуратно развернул младшего на спину и молча стал обтирать его тело от спермы. Миник был не против, но не понимал смысла. — Зачем это? Я и сам могу вымыться, не настолько ты меня затрахал. — Не надо, я хочу, чтобы ты остался таким. Ты очень вкусный после оргазма. И Джун, в подтверждении своих слов, ложится рядом, обнимает любимое тело и целует, вылизывает и вдыхает запах. Все разочарование миника проходит. Он готов неделю не мыться, лишь бы его и дальше так облизывали и обнимали.

***

А в резиденции в это время Ким Хён Чжун не на шутку разошёлся, матеря своих сыщиков за то, что они не могут никого найти. Требует, чтобы перевернули весь город, но вернули этого «выродка», а вместе с ним и молодого китайца. Он нервничает, боится дико, боится огласки. Но его боссам уже все известно и вечером ему звонят, выспрашивают о состоянии дел с «Аква-индастрис», дают последний шанс на завершение плана, после этого его снимут с должности, а это значило, скорее всего, что его просто порежут на ленты и кошельки изготовят. Мафию не уговорить и не подкупить, нужно только делать своё дело. А сейчас им нужна была эта китайская компания. Хён Чжун требует от тёщи ответы, но та молчит, притворяясь, что ничего не знает. И Ким бросает в прессу информацию, что Хан Джимин вновь попала в больницу с сердечным приступом. На это сопляк обязательно купится и выдаст себя.