Топь

      Дедов дом нашел быстро. Он стоял крайним, и от него, как раз начиналась треклятая дорога в перелесок. Но, как по ней пройти, чтобы дойти до поля, я так и не узнал.       В окнах моей избы горел свет.       Я поднялся на крыльцо и помялся у порога, опасаясь входить.       Евдоким не шел из головы.       Что, если жители Моховки давно мертвы? Вдруг, мои дети и жена тоже? А, может, я сам умер и просто не понимаю этого?       Сделалось жутко.       Где-то в лесу заухал филин.       Я вздрогнул и толкнул дверь. Снова не заперто. Как западня или меня просто ждала жена?       Я с трудом скинул мокрые ботинки в сенях, носки. Босиком прошел в комнату, ожидая увидеть живых мертвецов и выскочить в ужасе.       Но все оказалось не так страшно. Алена и Илья сидели на кровати и листали старый альбом с фотографиями.       Сильно пахло вареной рыбой. В другой раз сказал бы, что аппетитно, но у меня тошнота подступила к горлу, когда понял, кто наловил этой рыбы. И с этим существом играл мой сын. Какой же ужас…       Я посмотрел на Илью и понял: не стану говорить ему правду про Евдокима. Но общаться с мертвецом определенно запрещу. А еще может статься, что Илья мне не поверит. О, боги, я сам считаю себя сумасшедшим!       Марья вышла с кухни и всплеснула руками, когда меня увидела.       — Батюшки, какой ты грязный! Раздевайся, Олег, а то весь дом запачкаешь.       Жена подошла ко мне.       Я позволил помочь снять с себя джинсы и рубашку. Мариша куда-то унесла вещи в сени. Возможно, стирать.       Я прошел в комнату и тяжело опустился на стул.       — Папа! — окликнул Илья. — Вывел тебя из леса Евдокимка?       — Нет, — честно ответил я и добавил ложь. — Мы заблудились.       — Но он добрался до дома? Ты ведь проводил его, да? — не унимался сын.       — Да, — кивнул я. — Он «дома».       — Ты ему подарил свой телефон?       — Нет. Он отказался, — ответил я полуправдой. — Сказал, что ему родители купят.       — Ясно. Пап, а мы с мамой рыбный суп сварили! Очень вкусный. Будешь?       — Я не голоден. Потом поем, — отказался я, хотя не помню, чтобы вообще сегодня ел.       — Очень вкусный! — посмотрела на меня Аленка. — Мы по две порции съели!       Бедные дети. Какой же я плохой отец, что не в силах их защитить.       — Илья, я очень серьезно тебя прошу: больше не общайся с Евдокимом. Просто не общайся и все, — строго сказал я.       — Почему?! Он хороший! — возмутился сын. — Что ты ему сказал?!       — Ничего. Просто не нужно играть с Евдокимом. И точно нельзя уходить с ним куда-то. Пожалуйста, пообещай. Это очень важно. Ослушаешься — я продам твой компьютер.       — Папа! — всхлипнул Илья. — За что?! Я же ничего не совершил! Почему ты меня так не любишь?!       — Люблю. Вот поэтому и говорю так.       — А кто твой друг? — спросила Алена брата. — Скажи.       — Евдокимка. Он классно рыбачит и гоняет на велике! — ответил ей Илья.       А еще он давно мертв, добавил я про себя. Снова сделалось зябко.       Ну, да, правильно. Сижу в одних трусах. Встал, подошел к шкафу. Достал белую футболку. Натянул на себя. В одежде намного уютнее, не зря же люди ее изобрели.       — Ты меня с ним познакомишь? — спросила девочка.       — Потом, — насупился Илья.       — Никаких «потом»! — оглянулся я на детей. — Вам обоим запрещаю с Евдокимом общаться! И вообще с кем бы то ни было здесь. Друг с другом играйте.       — Да, папа! — заканючили дети, но я не нашел больше аргументов, а правду говорить опасался, поэтому замолчал.       — Что опять ты им запрещаешь? — жена в комнате появилась неожиданно.       — С Евдокимом играть, — ответил я.       — А кто это? — поинтересовалась Марья.       — Паренек из соседнего села, — пояснил я.       — А что в нем такого плохого? — удивилась жена.       — Просто странный он. Думаю, из неблагополучной семьи, — подошел к Марише и добавил я тихо, чтобы дети не расслышали. — Пить и курить нашим малышам еще рано учиться.       Правду говорить не хотелось, чтобы не пугать или вызвать скепсис. Я и сам до конца не верил своим глазам.       — Это верно, — согласилась жена. — Пойдешь, ужинать? Супу тебе оставили и пирог с утра дожидается.       — Только пирог, — сдался я. — Рыбы мне сегодня не хочется.       Посетило такое чувство, что никогда более рыбное блюдо не покажется аппетитным.       Поднялся и прошел на кухню вслед за женой. Сел за стол. Жена придвинула ко мне тарелку с пирогом — там оставался еще приличный кусок. А потом налила в голубую чашку теплого чая.       — Сахар будешь? — предложила Марья.       — Нет, — отказался я.       — Немного остыл, ничего?       — Ничего, — ответил я и сделал глоток.       Потом откусил пирога. На вкус ничего такой.       — А что за ягоды? — поинтересовался я. — Таких синих еще не видел. На чернику похоже.       — Может из черники сушеной. Мне Тося дала. Соседка наша.       — Ясно.       — Она засушила много, вот и дала на пробу. Вкусно? — Марья села напротив за стол.       — Вязко немного, но ничего, съедобно, — похвалил я, хоть совсем не питал к Тосе симпатии.       Я мучительно постарался не думать о злоключениях на болоте, чтобы не портить аппетит. Чем более я продолжал жевать, тем желание принимать пищу уменьшалось, а тревога росла.       Что может быть в этом пироге? Что, если он выглядит на самом деле совсем иначе?       — Ты ведь сама его сготовила? — запоздало спросил я, уже доедая. — Тесто замесила и все такое.       — Да, — кивнула Марья и отхлебнула чай — себе она тоже налила чашку и положила две чайные ложечки сахара из фарфоровой сахарницы с васильками. — Я не собираюсь тебя травить. Что за мнительность последнее время? В городе ты был куда спокойнее.       — Да. Просто там была работа и определённость, — нехотя отозвался я.       — А здесь ты места себе найти не можешь, вот и ведешь себя глупо. Где сегодня бродил весь день?       — Выход пытался найти отсюда. Но не поверишь: не нашел! Дорога, по которой приехали, каждый раз приводит обратно в Моховку. Это звучит, как бред, но это сущая правда!       — Олег, ты просто заплутал, да и только. Да и зачем уезжать? Мы, разве, голодаем? Или кому-то плохо?       — Мне тут плохо! — пожаловался я, с трудом дожевав последний кусок пирога: надеюсь, там именно черника в начинке. — Понимаешь? Я уже всерьез начинаю думать, что тронулся рассудком.       — Ты просто экстраверт, — понимающе вздохнула Мариша. — Тебе людей надо вокруг много, общения. А я интроверт и, порой устаю от общения, даже с тобой. Мы будто на разных языках говорим.       — Раньше ты так не говорила. Это Моховка на тебя дурно влияет! Народец здешний. Кстати, а ты видела, чтобы из них кто-то ездил в село? Хоть одного назови!       — Наверное, ездят, — предположила Марья и пожала плечами, затем глотнула чай. — Надо же им пенсию получать и соль с сахаром покупать. Ну, чего ты заладил, как заведенный про дурное место и опасных жителей? Хорошие душевные люди. Ну, есть у них предрассудки местные. И что? Разве это делает их злодеями?       — Они что-нибудь говорили о Поглотительнице? — шепотом спросил я и покосился за окно, будто там мог кто-то подслушивать. За стеклом в темноте только печально покачивала ветками яблонька.       — О ком? — искренне удивилась и переспросила Марья.       — Поглотительнице, — надеясь, что расслышал слово точно, повторил я.       — Нет, — покачала она головой.       — Значит, они могли тебе не сказать о ней.       — А кто это?       Невольно всплыло перед глазами чудовищное существо, которое схватило меня у алтаря. Только, как я потом выбрался и оказался здесь? Совершенно не помнил. Не могло же оно меня отпустить? Или это был страшный сон?       — Я не знаю, — ответил я. — Может быть, местное божество.       — Спроси у Аксиньи. Она много чего знает, — посоветовала Марья.       — Спроси сама, а мне расскажешь. Тебя они лучше воспринимают.       — Потому что ты их традиции не уважаешь!       — Вот эти побрякушки носить? — с презрением указал я пальцем на оберег жены у нее на шее. — Язычество чистой воды!       — Ручная работа! Удачу приносит. Да и нравится мне русско-народный стиль, — возразила супруга с вызовом.       — Ты же не веришь в это все! — я осуждающе покачал головой. — И это не русско-народное искусство. Чертовщина какая-то! Что, если они дьяволопоклонники?       — Не смеши! — отмахнулась Марья и допила свой чай. — У тебя уже бред параноика.       — Тогда скажи: видела у кого-нибудь нательные кресты и иконы в домах? — не терял попыток переубедить жену я.       — Внимания не обращала.       — А ты посмотри! Вдруг, они другому богу поклоняются?       — Олег, ты невыносим! Вот втемяшится тебе какая-то идея и все! Пока всем плешь не переешь, не успокоишься. Вот скажи, ты эгоистично хочешь, чтобы я с тобой просто согласилась? Сказала бы: «Да, дорогой, здесь чудеса творятся! Колдунство происходит! Жители поклонники черной магии и хотят всех нас принести в жертву Сатане козлорогому!»       — Да, что-то такое, — кивнул я.       Марья звонко рассмеялась.       — Вот поэтому я и хочу увести вас отсюда! — продолжил доносить до нее свою мысль.       — Нам тут хорошо, Олег. Очень. Так удачно, что этот дом не купили, — встала Марья со стула и сладко потянулась. — Дети тоже счастливы. Я так устала от городской суеты. Просто душой здесь отдыхаю. Такая гармония и благодать! Наконец, смогу закончить свою поэму.       — А я места себе не нахожу! Знаешь, у меня начинает крепнуть подозрение, — прищурился я и ткнул в жену пальцем, — что это тебя местные околдовали, а меня хотят принести в жертву.       Марья покрутила пальцем у виска и покинула кухню.       Я вскочил со стула и пошел следом. Где-то в голове свербила мысль, что веду себя, как сумасшедший.       — А ты знаешь, как умер мой дед? — продолжил я, стараясь вспомнить еще больше странностей.       — Не знаю, — равнодушно ответила жена и пошла к детям. — Давайте, малыши мои любимые, баиньки собираться.       — И я не знаю! — остановился я посреди комнаты. — Он в лесу потерялся и предположительно утонул в болоте. Все! Никакого тела. Хоронили пустой гроб. Если раньше я этому факту особого значения не предал, то сейчас это видится вопиющей подозрительностью!       — Олег, по тебе теории заговоров плачут, — усмехнулась Мариша. — Аленка иди в туалет сходи перед сном, а то опять лужу напрудишь, а тут стиральной машинки нет.       — Марья! Вот почему меня всерьез не воспринимаешь?! — обиделся я, смотря в спину супруги.       — А ты сам себя как воспринимаешь? — повернулась она ко мне, вытягивая из нашей постели дочку.       Вопрос вышел риторическим.       — Ну, так давай, съездим завтра к психиатру, — решил схитрить я. — Сама меня отведешь, а?       — Отстань, Олег! Как мне надоели твои глупости, — отмахнулась и перевела внимание на детей. — Илья, все, оставь альбом! Положи на комод и иди пижаму возьми. В туалет тоже сходи перед сном.       — Мам, я же не маленький! Это Аленке пять лет, — вздохнул мальчик. — Я сам все сделаю без напоминаний.       — Мариша, послушай, — попытался вразумить жену еще раз. — У меня не получилось добраться до поселка, хотя я очень старался дойти! Дорога, что из деревни выходит, ведет обратно в Моховку! И, если лесом идти, тоже! Давай, чтобы убедиться в том, что я говорю правду или из ума выжил, со мной до поля дойдешь. Если выйдем из леса к цели, то я опущусь на одно колено, положу руку на сердце и признаю себя сумасшедшим с чистой совестью. А, если не выйдет, то ты обещаешь поверить моим подозрениям и вместе искать выход. А то я один пока не справляюсь и откровенно могу крышей поехать. Тебе ведь не нужен муж сумасшедший, верно?       — Олег, все, это уже не смешно! Я же сказала, что никуда отсюда ехать не хочу! — раздражение Марья не скрывала, повернувшись ко мне.       — Тогда только меня проводишь через перелесок, ну? Дом тебе в дарственную оформлю! — не унимался я.       — Тебе сколько годиков, чтобы тебя провожать? — посмеялась жена. — Олег, иди спать. Все. Я устала, и ты тоже. Это у тебя от переутомления ум за разум заходит.       Внезапно дверь в комнату открылась и на пороге возникла фигура в клетчатом плаще до пола. Не сразу понял, что это плед и очертания женские. Закричал бы от страха, если бы Марья не узнала нежданную гостью.       Надо же, забыл запереть дверь! Или запирал?.. Не помню.       — Тося? — повернулась к ней жена. — Что случилось?       — Прошу прощения, что беспокою вас в столь поздний час. Аксинья всех зовет к себе. Эту ночь провести под одной крышей у нее снова надобно. Вторая ночь неспокойная выдалась. Иногда так бывает при солнцестоянии.       — Вот! — указал я пальцем на сектантку. — Вот она странность на нашем пороге! Доказательство моим словам. Здесь точно что-то нечисто! Марья, вот скажи, зачем нам проводить ночь не понятно у кого, если нет никакой опасности?       — Это местная традиция такая, — спокойно ответила жена несусветную глупость в оправдании гостьи.       — Да, — удачно поддакнула та. — Уважьте Аксинью. Это очень важно для всех нас. Вы ведь живете теперь с нами.       — Я — нет! — выпалил я. — Не знал, что выйдет такое соседство. Кстати, очень хочу знать, кто такая Поглотительница?       Тося бросила на меня затравленный взгляд и проговорила:       — Собирайтесь. Быстрее! Надо срочно идти.       — Хорошо, — согласилась Марья. — Сейчас детей одену.       — Я помогу, — произнесла гостья. — Можно?       — Нет! — возразил я.       — Да, — разрешила супруга. — Тося — хорошая женщина.       Когда сектантка прошла мимо меня, я отшатнулся.       — А ты точно живая? — спросил я ее прямо.       Марья вскинулась на меня:       — Олег, ты в своем уме? Собирайся, не будем нарушать местные порядки!       — Вот почему я должен уйти из своего дома, скажи, Тося? — начал я. — Назови хоть одно логичное объяснение!       Женщины, молча, принялись одевать детей.       — Куда мы пойдем? — спросила Аленка и сонно потерла глаза.       — К бабе Аксинье, — ответила жена.       — Тогда я буду играть в ее куклы, — улыбнулась девочка.       — Не вуду, надеюсь? — встрял я.       Но мне никто не ответил. Кажется, нарочно игнорировали, как душевнобольного. Это задевало.       — А я из кубиков построю башню Прощания! — сообщил радостно Илья.       — Что? — не понял я. — Стойте, Тося, что нам угрожает? Скажите! Иначе я тут останусь.       — Тогда на утро исчезнешь, — вполне серьезно ответила незваная гостья, а Марья рассмеялась:       — Отличная шутка! Порой, я об этом мечтаю, а то он кого угодно до белого каления довести может. Я сегодня, даже за нож схватилась, так он меня достал. Самой до сих пор совестно.       Даже дар речи потерял, не зная, что на это возразить.       — Я довел?! — обиделся я. — Да я один тут, похоже, трезвомыслящий! Все бегут среди ночи непонятно куда, а я рационально спрашиваю: «В чем причина такого поведения?» Но вразумительно ночная гостья не отвечает ничего, а моя жена, как наивная простушка, собирает детей и бежит следом. Но психом в такой ситуации оказываюсь я. Где логика? Так вот, я никуда не пойду, пока мне внятно и с фактами не прояснят ситуацию!       Для большей убедительности я важно сложил руки на груди. И только сейчас заметил, что стою в одних трусах и футболке. Потом отмахнулся от чувства неловкости: не я пришел в таком виде к кому-то в гости. Это ко мне вломились без стука.       — Ты не понимаешь, с какими силами заигрываешь! — зловеще прошептала мне Тося, проходя мимо и держа за руку моего сына.       — Так расскажи мне! — потребовал я.       — Уже поздно, — ответила она и направилась к двери.       — В каком смысле? — но ответа не получил.       Тогда сам все выясню.       — Ты идешь? — спросила меня Марья, облачившись в длинное льняное платье и накинув джинсовую куртку на плечи и одев Аленку. — Олег, ты что, действительно, решил остаться?       — Да! — огрызнулся я упрямо. — Если на утро испарюсь, значит, тебе с детьми нужно бежать отсюда и все мои предположения окажутся верны. Устроим эксперимент и посмотрим, кто будет прав.       — А если не испаришься? — спросила жена. — Значит, это просто твое баранье упрямство! Помнишь, как матери ремонт делать помогал и что из этого вышло?       — Не напоминай, пожалуйста. Я хотел, как лучше, кто знал, что у свекрови настолько другие вкусы?       — Вы идете? — поторопила Тося у порога.       — Да, — поспешно кивнула жена.       Марья и дети скрылись в сенях. Услышал, как хлопнула входная дверь. Постоял немного и пошел запереть дверь за ними. Сделав это, вернулся в комнату.       Я остался в гордом одиночестве.