Топь

      Пожалел, что отпустил к сумасшедшей Аксинье жену и детей. Но удержать семью в избе мог только силой, раз мои доводы не подействовали. Это привело бы к скандалу, а я не любил конфликты и считал, что лучшее решение разногласий — это «сесть и поговорить», а не махать кулаками. Поэтому получилось то, что вышло.       Думы принялись наползать самые мрачные.       Зачем их могла позвать чокнутая старушенция?.. Вдруг, принести мою семью в жертву?!       Не на шутку струхнул от жуткого предположения и принялся нервно расхаживать взад-вперед по комнате, размышляя, как теперь быть.       Чего на меня за тупое упрямство нашло? Пошел бы с родными и смог бы защитить в случае чего.       Ага. Как тогда, когда тебя связанного на лавку усадили.       Вспыхнуло ядовитое чувство бессилия.       Но и сидеть сложа руки я не хотел.       Нашел в шкафу еще одни джинсы. Надел.       Прошел в сени и нашел на вешалке свою ветровку. Накинул на плечи. Сунул ноги в кроссовки и покинул дом.       Направился к избе Аксиньи.       Прохлада ночи взбодрила. Она лезла под одежду, стыло обнимала тело и мне вскоре стало не по себе. Это не просто ночной воздух, в нем было что-то еще. Как та стылая вода на болоте. Передернуло от сравнения.       Прокрался к дому злосчастной бабки и замер у забора. В окнах горел свет, но не электрический, а теплый, как от огня.       Развели жаровню и хотят моих родных приготовить?       Мысль показалась абсурдной, но я уже не знал, что подумать.       Осмотрел улицу. Все остальные дома, кроме моего и Аксиньи, были темны.       В Моховке вообще не было электричества. У нас в избе стояло несколько керосиновых ламп. И это я заметил только сейчас!       Как так? Не смогли протянуть электрические столбы из-за леса вокруг? Или моховцы сами отказались от благ цивилизации?       Не нравилось все это. Ой, как не нравилось.       Я осторожно проник через калитку, радуясь, что во дворе не сидит злая собака: животных в Моховке вообще не видел. Пригнувшись подбежал к избе, встал ногой на бортик клумбы под окном и заглянул в окно. Сразу бросились в глаза странные символы, нарисованные на стеклах изнутри чем-то черным, будто углем.       Местные стояли кругом на коленях в центре комнаты. Четверо мужчин — один старик и те типы, что связали меня, держали в руках ветки и что-то шептали над ними. Женщины лепили из глины какие-то фигурки. Точно вудистки! В центре стояли свечи в металлических чашах. У каждого из сектантов была длинная туника и странные украшения, возможно, обереги на шее. А вокруг замерли свечи: на стенах на полках стояли в глиняных чашах. Одна такая разместилась на окне. Я видел, как дрожит от сквозняка маленькое пламя.       Стало очень не по себе. Колдовство творят, что ли?       Где же мои родные?       Поодаль у стены на кровати или лежанке, застеленной коричневым покрывалом, сидела моя жена и дети. В руках Аленки была тряпичная кукла. Передернуло от вида игрушки, потому что я снова подумал про обряды вуду.       Пока создавалось впечатление, что мою семью в жертву приносить не собирались. Но кто их знает.       Как же теперь забрать Марью с детьми? Постучаться и попросить выйти? Силой увести в дедову избу? А откроют ли мне вообще?..       Внезапно над деревней пронесся с потоком ветра заунывный вой. Так воют волки, только здесь вышло тоньше и намного более жутче. Я вздрогнул и огляделся. Вспомнил странные завывания тогда за окном, когда меня держали связанным в этой избе, и похолодел.       Что, если угроза не пустой звук? Или местные сами призывают лесную нечисть?       Я спрыгнул с клумбы и отошел от избы, чтобы лучше осмотреться.       Какого же было мое удивление, когда на крыше соседнего дома я заметил странное светящееся бледно-голубым существо с шестью конечностями. В нем была жутковатая смесь звериного и человеческого. От плечевого пояса отходило четыре руки: две снизу и две сверху с длинными тонкими пальцами. Оно стояло, как животное, на четырех конечностях. Верхние руки шевелились в воздухе. Голова напоминала человеческую, только вместо волос вверх тянулись шарики на нитях, будто глаза или одуванчики. Небо освещала полная луна и оттого пейзаж наполнился сюрреализмом. Это было бы воистину красиво, если бы не так страшно.       А потом существо повернуло голову, заметив меня, оттолкнулось и, как кузнечик, прыгнуло. Невесомо преодолело дорогу между домами и легко приземлилось на задние лапы в паре метров от меня. Ноги существа при этом прогнулись назад, как у кузнечика еще более усиливая сходство.       В ужасе я отступил на шаг и взглянул в жуткий лик.       Единственный миндалевидный глаз с оранжевым зрачком был в области подбородка. На месте носа и лба Т-образная щель. Возникло подозрение, что складка способна раскрыться. Впечатление создавалось такое, что лицо существа было перевернуто. Но не это оказалось самое отвратительное. Вблизи было отчетливо видно, что бледно-голубая кожа существа сплошь в морщинах и складках, будто передо мной древний старик.       Увядшие — вот почему местные назвали их так.       Когда оно шагнуло ко мне, протянув руки, я коротко вскрикнул и кинулся прочь. Возможно, стоило постучаться к Аксинье, но не факт, что мне бы открыли, поэтому я инстинктивно выбрал дорогу к дому, чтобы не терять время.       К моему ужасу на крышах домов показались еще такие же существа. Одно из них приземлилось прямо передо мной и потянуло ко мне руки. Я только чудом увернулся, влетев в забор одного из домов, повалил изгородь и перебрался за нее, бросился вперед огородами за секунду до того, как меня бы сграбастали чудовищные пальцы.       Уже подбегая к своему дому, боковым зрением отметил, что создания прыгают в деревню из леса. Они все более напоминали помесь чудовищных кузнечиков и высушенных плодов.       Когда распахнул дверь в избу и оглянулся на лес, то вскрикнул от дикого звериного ужаса, окатившего меня. Между стволами все светилось бледно-голубым будто чудовищное марево опустилось на лес.       Увядших были сотни, если не тысячи вокруг.       Обречен, подумал я, и забежал в дом, захлопнув дверь. Тут же заперся на два замка, как внезапно тонкая рука проникла сквозь доски, будто призрака, и задела кончиками восьмипалой ладони мою грудь. Я аж подавился воздухом. Прикосновение вышло ледяным. Но холод был не физический, глубже и острее. Будто оно оторвало часть моей души.       Я шарахнулся прочь в сени, а чудище просочилось через дверь. Нет. Оно не проходило сквозь стены, как это делают призраки. Оно просачивалось сквозь щели между досок, а затем сплавлялось в прежнюю форму.       Двери не могли защитить от них! Какую же я сделал непростительную ошибку, что не пошел к бабке Аксинье, не поверил Тосе!       Только обереги и магические знаки смогут защитить от лесной нечисти? Но где же сейчас я их возьму?!       Я открыл дверь в избу и забежал в комнату. Заозирался в панике, но даже икон дома не было. Еще бы: дед был атеистом. Да и не было уверенности, что христианская атрибутика защитит.       Черт!       Существо приоткрыло дверь и впрыгнуло в комнату. Сквозь прорехи стен и в щели между рам потянулись светящиеся пальцы. За окнами стало светло, как днем. Только свет этот был, как от Луны, стекшей с небес: призрачный, потусторонний.       Я труп. Я погиб.       Ноги ослабели, и я в ужасе осел на пол.       Светящиеся твари окружали меня. Щели между досками на потолке и стенах начали светиться.       Это было настолько страшно, что я начал подвывать от ужаса. Снаружи мне вторил дикий безумный вой. Настолько тонкий, что казалось, тело вибрирует вместе с ним. Или душа, если она существует.       Увядший протянул ко мне ладонь, раскрывая пальцы, чтобы схватить, как мой взгляд случайно скользнул по полу. Я заметил оберег, который сбросил накануне со своей шеи.       Сжал его в руке и направил в сторону противника. Тот внезапно отдернул лапу, словно обжегшись.       — Так тебе! — закричал я и с надеждой вскочил на ноги.       Оберег работал и отпугивал странных созданий. В большую комнату их проникло слишком много, поэтому я решил спрятаться во второй — детской. Там когда-то была комната деда.       Я зашел в помещение, задернув шторку. Увядшие тут же потекли светящейся массой следом.       Здесь стояли две кровати. Я забрался на Аленкину с ногами и нацепил на шею оберег.       Существа заполнили комнату, просочившись сквозь стены, пол, потолок. Они окружили меня, но при этом не трогали. Тянули пальцы время от времени, но натыкались на невидимую стену. Оберег работал! Я приободрился. Значит, шанс есть и доживу до рассвета.       Оберег спасал от физических прикосновений потусторонних гостей, но не от их воя, от которого выворачивало нутро и била дрожь.       Увядшие сидели так близко, что я имел возможность рассмотреть их во всех подробностях. Оторопь вызывало то, что у них оказалось два лица — спереди и сзади. «Одуванчики» на стебельках росли не только на голове, но и на их телах, и даже конечностях. Они иногда втягивались в тело, а потом вырастали вновь, завораживающе покачиваясь. Увядшие напоминали усохших кузнечиков, поросших трупными грибами.       Время тянулось безумно медленно. Я не знал, смогу ли выдержать до рассвета. Что-то подсказывало мне: я не должен двигаться и это самое безопасное место в доме.       Я боялся закрыть глаза, но закрывая, видел их жуткие уродливые лица.       Их вой убаюкивал, как колыбельная. Выбрасывал за край бытия.       Теперь я знал, как выглядит загробный мир.       Они тянули ко мне свои конечности и мне хотелось протянуть в ответ. Но это вышло бы полным безумием и самоубийством. Поэтому я сжался в комок, сцепил в замок пальцы и зажмурился.       Как дотянул до рассвета, не помню.       Вернулся в сознание, когда кто-то отчетливо повторял мое имя и толкал в бок.       — Папка, хватит спать! — вещала Аленка над ухом. — Папка, вставай! Папка лежебока!       Я тяжело поднял голову и уставился на дочь, как будто впервые видел.       В окно бил дневной свет. Увядших не было.       — А папа не пропал! — вбежал в комнату Илья и широко улыбнулся.       — Так и знала, что никуда не денется, — следом вошла жена и недовольно уперла руки в бока. — Почему на детской кровати уснул?       Я сел, не отойдя от пережитого ужаса.       Пальцы до сих пор судорожно сжимали коряжку на шее. Разжал их и поднял взгляд на Марью. Я даже не знал, что ей ответить. В голове было пусто. Я вообще не верил, что остался жив.       Неожиданно для самого себя, закрыл лицо руками и заплакал навзрыд, как ребенок. Это было безумно глупо и совсем не мужественно, но я не мог остановиться. Сказался чрезмерный стресс.       Родные сначала удивились, а потом принялись успокаивать меня.       Марья крепко обняла и поцеловала в лоб. Дети что-то шептали ободряющее. Только тогда я начал понимать, что, жив, а вокруг добрая и милая реальность.       Обнял горячо и благодарно жену и детей, постепенно успокаиваясь.       — Как рад, что вы живы! — выдохнул я. — Сегодня же уезжаем! Иначе еще одну ночь здесь папка не выдержит и наложит на себя руки.       — А что произошло-то? — спросила Мариша, разжав объятия и сказала детям. — Милые мои, бегите поиграйте. Я поговорю с папой.       Невольно отметил, что штаны у меня мокры между ног и одеяло с матрасом тоже. Постыдно понял, что обмочился. Хорошо хоть жена выпроводила играть детей и не сделала на этом акцента. Я был за это ей безмерно благодарен.       Я хотел бы рассказать Марье правду, но не знал с чего начать. Это выглядело слишком чудовищно и невозможно. Увядшие не вписывались в привычную реальность, а я не хотел, чтобы жена признала меня душевнобольным. Возможно, потому что сам в глубине души отрицал увиденное. Да и пересказать все с начала, моя психика бы просто не выдержала.       — Кошмар приснился, — коротко соврал я и поднялся с кровати. Вытер ладонью щеки, чтобы слезы скорее высохли.       Ноги затекли и их начало мозжить. Как же я жалко выглядел, переминаясь с ноги на ногу. Вообще не глава семьи.       — Так и подумала, — вздохнула Марья и добавила сочувственно. — Совсем у тебя нервы расшатались. Из-за работы напряженной, да? Тогда тем более думать об отъезде не надо! Деревенский образ жизни тебе на пользу пойдет. Поживем здесь, пока к тебе душевный покой не вернется, а там, глядишь, и привыкнешь, втянешься. Вечерами будем на реку ходить и закатами любоваться, верно я говорю?       Я чуть не заплакал снова. Жена меня не понимала.       — Да это из-за Моховки все! — пожаловался я.       Марья пропустила мимо ушей, когда заметила мокрое постельное белье. Только всплеснула руками:       — Боженьки, взрослый мужик… Теперь мне убирать это все?!       — Я сам! Не волнуйся. А что у Аксиньи было? Чудеса? Магия? — поинтересовался я больше за тем, чтобы сменить тему.       — Какая магия? Не смеши! — отмахнулась она. — Просто свечи пожгли, да добрых духов слепили. Мы с детьми тоже по фигурке сделали. Оставили на полочке на стене. Там много глиняных человечков. Аксинья говорит, что это наши духи хранители будут. Занятная женщина. Детям все это рукоделие и таинство нравится. А ты, раз меня знаешь, мог бы и догадаться, что я люблю ритуальную атрибутику. Понаблюдать вживую очень интересно. Чувствуешь себя в сказке в избушке доброй волшебницы.       — А, если это злая ведьма? — нахмурился я.       — Тогда бы она из нас уже сварила суп, но ведь мы здесь, верно?       — Да, — кивнул я. — Если дело не в Аксинье, то зло обитает в лесу. Нам надо отсюда уехать!       — Что ты заладил с этим уехать? — осудила жена и отошла к двери. — Я же сказала, что не хочу. Мне тут нравится.       — Папка, мы тоже не хотим уезжать! — сказала Аленка, заглянув в проем и услышав нашу беседу. — Суп из рыбок очень вкусный! Я еще хочу!       — И пирог! — добавил Илья, тоже заглянув за полог. — Тося обещала маму научить яблочный печь, да, мам?       — Да, мой озорной, — потрепала Марья сына по ежику волос.       — А мне бабка Аксинья понравилась! — добавил Илья. — Она мне свистульку подарила и набор кубиков.       — А мне куклу! — Аленка показала тряпичную куклу в платье из лоскутков. — Не понимаю, почему папа ее не любит.       Сын не высказал, а только бросил на меня обиженный взгляд. Мне показалось, что он еще хотел добавить, что не хочет уезжать из-за Евдокима.       Я снова остался в меньшинстве. Захотелось заплакать от бессилия, но я сдержался. Хватит мокроты на сегодня.       Я не нашелся, что возразить, но меня спасла Марья.       — Пойдемте, дети, переодеваться и готовить кушать! — организовала отпрысков жена, выведя из комнаты.       Я удрученно перевел взгляд на постель.       Надо же, какая оказия! Если я и мочился, когда в кровать, то это точно было до школы.       Стянул одеяло с постели и бросил на пол, чтобы отнести во двор и повесить на деревянной перекладине, на которой трясли половики. Пойти на реку и отстирать, а там столкнуться с мертвым рыбаком совершенно не входило в мои планы.       Затем поднял матрас с постели и прислонил к стене. Свет упал сквозь дощатый настил кровати. Неожиданно на полу под ней рассмотрел странный рисунок на досках.       Заинтересовавшись, отодвинул кровать, открыв взору витиеватые узоры и странные символы. Нарисовано было настолько искусно и точно, что я залюбовался. Шесть кругов, наложенных один на другой, сплетенные между собой узорами. Странные символы-закорючки то тут, то там.       Порядок в этом определенно был. Но смысл, конечно, оставался для меня непонятен.       Краска?       Я присел на корточки и провел по пыльному полу пальцем. Не стерлось.       Рисунок был выжжен на досках. Может, машинкой для выжигания или горящей палочкой. Я в таких тонкостях не разбирался.       Невероятно!       Вспомнил ночные злоключения и, вдруг, предположил, что меня спасло. Это мог быть защитный знак! Здесь жил мой дед. Спал на этом самом месте. И это он нарисовал, чтобы незваные гости не забрали его с собой. Вполне логичное предположение.       Не знаю, насколько помог маленький оберег, но большой сработал четко.       Значит, дед Григорий знал, что здесь творится и чего стоит опасаться. Я не сумасшедший.       Стоило бы показать рисунок Аксинье и спросить, что он значит.       Но сначала я решил вынести одеяло и матрас на улицу. Взял тряпье и покинул дом.       Жена и дети о чем-то весело переговаривались на кухне. У меня снова мелькнула мысль, что я все придумал, а вокруг царит идиллия. Но тревога точила душу и не отпускала полностью, намекая, что в Моховке опасно.       Я вышел во двор. Повесил одеяло и постельное на рассохшейся от времени перекладине. Надеюсь, выдержит. Конструкция только недовольно скрипнула.       Заметил на крыльце соседнего дома Тосю. При свете дня я мог рассмотреть ее более подробно. Она не была старой женщиной, как мне показалось вначале. Я не дал бы ей больше сорока. Просто соседка не наносила косметику и на ней было простое серое платье. Темно-русые волосы были забраны в косу, кончик которой почти доставал до пояса.       — Доброе утро! — махнул Тосе рукой.       Женщина оглянулась и вздрогнула, будто увидела призрака.