Топь

      Когда вошел в деревню, увидел на столбе забора нашего дома, сидящим Илью. Он недовольно покачивал ногой в воздухе и выглядел обиженным. Я не хотел этого. Невольно ощутил вину.       — Пап, ты меня обманул, — насупился ребенок, когда я приблизился. — Ты не собирался колоть двора. Во дворе нет топора и бревен.       — Да, я тебя обманул, — признался я. — Извини. Надо было идти домой и начать собираться. Сегодня мы уходим.       — Пап! Я не хочу! Я тут друга нашел! Здесь классно! — захныкал сынишка.       — Держи удочку, — вернул ее ребенку, тот немного не веря, принял. — Она твоя. Извини. Мне пришлось сказать Евдокиму больше не общаться с тобой. Он ушел домой, — с тяжелым сердцем соврал я, чтобы у сына не было соблазна остаться.       — Почему? — Илья, всхлипнув, швырнул удочку в кусты. — Ну, и зачем она мне теперь?!       — Потому что Евдоким может быть опасен.       — Опасен?! — возмущенно вскрикнул Илья. — Да, он веселый и добрый! А ты злой! Ненавижу тебя!       — Предлагаю порыбачить нам потом вместе, — попробовал успокоить ребенка.       — Не хочу с тобой!       Мальчишка спрыгнул с забора, чтобы убежать, но я поймал его за футболку, а потом перехватил за плечо.       — Отпусти! — выкрикнул он. — Папа, ты делаешь мне больно!       — Стой, — одернул его я и потащил в наш двор. — Я дома все расскажу.       — Папа! Я еще погулять хочу! — возмутился Илья.       — Не сегодня, — я затащил ребенка на крыльцо и открыл дверь в дом. — Марья!       На зов никто не ответил, значит, до сих пор у Тоси. Еще за ней идти придется, понял я.       — Илья, пошли, покажу кое-что, — отпустил его руку и поманил за собой в комнату деда. — Идем.       Мальчик обиженно фыркнул, постоял несколько секунд и пошел следом.       — Что там? Неубранная кровать? — предположил сын. — Нашел мои носки под матрасом?       — Нет, — я зашел в комнату и указал пальцем на рисунок на полу. — Видишь?       Илья зашел в помещение и остановился перед оберегом:       — Да. Что это?       — Думаю, защитный символ.       — От кого?       — От злых духов, призраков и прочей нечисти, — пояснил я.       Сынишка присел и провел пальцем по одному из знаков:       — Забавно. Шершавое. Это ты вырезал?       — Нет. Твой прадед. Мне кажется, он был колдуном. Злым. Сделал что-то очень плохое, и теперь мы все в опасности здесь. Поэтому я хочу увести вас отсюда.       — Пап, но ты же сам говорил, что Баба-Яга — это сказки! — выпрямился сын и вытер палец о штаны. — А теперь мой прадед оказывается настоящий колдун?       — Предполагаю. Здесь много странностей, я расскажу о них потом, когда вернемся в город.       — Я не хочу. Мне здесь понравилось, — огорчился сын и понурился.       — Ничего. Может быть на следующее лето мы вернемся сюда, — ободряюще похлопал ребенка по плечу, хотя давал ему ложную надежду. — Не расстраивайся.       Я еще раз посмотрел на знак и напутственно добавил:       — Знаешь, Илья, если увидишь что-то странное, страшное или плохое, беги сюда и вставай в этот знак. Маму и сестру тоже веди, если меня не будет рядом. Особенно ночью. Хорошо?       Илья удрученно кивнул. Не знаю, воспринял он серьезно или нет.       Я не стал настаивать, сам не до конца был уверен в догадках. Но с Увядшими это сработало.       — Собирай свои вещи, — сказал сыну и покинул комнату. — А я схожу за мамой и сестрой.       — Хорошо, пап.       Когда шел мимо комода, снова взгляд скользнул по фотоальбому. Остановился.       — Илья! — позвал я сына. — А где вы нашли альбом с фотографиями?       Сын вышел из комнаты:       — Сейчас покажу.       Он направился в сени, я пошел за ним. В помещении было сумрачно. Из двух небольших пыльных окон лился свет.       Мальчик привел меня к большому сундуку в углу, на котором покоилась старая рогожа и помятая соломенная шляпа, явно сплетенная вручную.       — Там, — указал сын пальцем на короб.       Я и не думал, что в сундуке может оказаться что-то ценное. Я его открывал по приезду, но там оказались старые вещи, и я не посчитал нужным копаться в них. Открыл и закрыл, дети, видимо, раскопали глубже.       — Спасибо, — поблагодарил сына. — Иди собирай сумку.       Мальчик послушно ушел.       Я же сбросил рогожу и шляпу на пол, открыл тяжелую крышку, подняв пыль. Чихнул, потер нос рукой.       Наверху лежала старая одежда. Начал выкладывать ее из сундука, надеясь отыскать что-то интересное. Одежда была мужская, но я ничего не разворачивал. Нащупал в сундуке что-то жесткое и извлек поношенный кирзовый сапог. Затем второй. Отложил на пол. Просто куча хлама. Уже потерял веру, что найду нечто стоящее, как увидел свернутую гимнастерку деда. Из любопытства достал и развернул. Поношенная, но крепкая. Был бы помладше, сфотографировался в ней на память. А сейчас не до ерунды. Отложил гимнастёрку на кучу одежды.       Промелькнула шальная мысль, а, вдруг, у деда осталось оружие с тех времен? Что, если оно спрятано где-то в доме? Я усерднее принялся вытаскивать барахло из сундука. Очень захотелось найти револьвер и ощутить себя настоящим ковбоем, как когда-то в детских играх.       Какое ребячество, усмехнулся я.       Докопался до дна и наткнулся на темный сверток. В нем было завернуто в синюю тряпицу что-то твердое и длинное. Извлек. Увесистое. Развернул. Какова была моя радость, когда увидел перед собой двуствольное ружье.       Довольно усмехнулся. Вот это наследство деда оставлю себе.       Повертел в руках под тусклым светом пыльного оконца. Выглядело ружье прилично. С деревянным прикладом. Обычно такое рисуют на картинках с охотниками, которые идут по лесу с собакой стрелять уток.       Не знал, что мой дед увлекался охотой.       Вскинул ружье к плечу, нацелившись в угол. Конечно, оно могло отсыреть и прийти в негодность. Но ржавчины на первый взгляд не увидел. В руках лежало вполне удобно.       Вспомнил, как фотографировался у друга в деревне с практически таким же оружием, когда приезжал к нему на день рождение. Мне тогда было лет семнадцать. Товарищ объяснил, как пользоваться двустволкой. Его отец ходил на охоту. Сейчас я вспомнил напутствия друга.       Теперь надо проверить есть ли в стволе патроны.       Разломил надвое — пришлось приложить усилие. В стволе было пусто.       Ну, да, кто же хранит ружье заряженным! Хорошо, что дети не нашли.       Здесь есть патроны или нет? А то получится красивый сувенир.       Я отложил ружье на груду одежды и принялся шарить по дну сундука. Вскоре наткнулся на картонную коробку с патронами на шесть штук. Оказалась целая, но упаковка, к сожалению, была всего одна.       Лучше, чем ничего.       Отличная находка! Конечно, лучше бы она не пригодилась.       Я решил оставить ружье в сундуке, только не закапывать глубоко. Покидал кучей вещи обратно в короб. Затем положил ружье и патроны сверху, накрыл одежей, чтобы при необходимости быстро извлечь. Закрыл крышку.       Отряхнул пыльные ладони друг о друга.       Вернулся в дом.       — Илья, ты собрался? — спросил его я.       — Почти, Пап! Еще пять минут и буду готов!       — Мне тоже надо собрать вещи. Ладно, не торопись. Я еще за мамой схожу.       Я покинул дом и направился к соседке.       На улице снова ни души. Но сейчас это только обрадовало. Спокойно уйдем.       Небо заволокли облака и ощущение возникло такое, что близится вечер.       Достал из кармана телефон, чтобы посмотреть, который час.       Четыре часа дня. Надпись «поиск сети» гласила, что связь так и не появилась. Да и заряд скоро закончится.       Уже собрался убрать сотовый, как вспомнил, что хотел посмотреть фото дома деда. Замедлил шаг, уже подошел к забору вокруг дома Тоси. Открыл папку с фотографиями. Нашел последнюю и открыл.       Челюсть невольно приоткрылась от удивления.       Дом на фотографиях был явно Григория, но выглядел хуже, чем тот, в котором мы жили. Сильно просел с правой стороны, окна были закрыты плотно ставнями — да, мы их с Марьей открывали, когда приехали. На фотографиях почти не осталось мебели. На кровати лежал только продавленный старый матрас. Ящики комода были приоткрыты, буфета не было, стол на кухне оказался перевернут и лежал на полу ножками вверх. Стулья отсутствовали. Покосившийся шкаф в большой комнате стоял без дверок пустым. У печи валялись несколько разбитых тарелок. На окне стоял треснувший большой горшок.       Когда мы приехали, было пыльно, но не было ощущения, будто в доме порыскали мародеры.       Может быть, я фотографировал не дедов дом? Но первое фото было точно данного жилища только заметно обветшавшего.       Чертовщина!       Надо будет показать Марье.       Убрал телефон в карман. Толкнул калитку и вошел во двор дома Тоси. Поднялся на крыльцо и заколотил в дверь.       — Марья, Тося, откройте! Это Олег!       Никакого ответа.       Я постучал носком ботинка, разозлившись.       Снова тишина. Только шелестят кроны и длинные ветви скребут по шиферу на крыше под порывами ветра.       Померли что ли? От догадки стало не по себе.       Спустился со ступенек, подошел к ближайшему окну и постучал.       — Аленка, ты там? — позвал я, волнуясь.       Шторка оставалась недвижимой.       Я забарабанил по стеклу, что есть силы, грозя разбить.       Наконец, ткань зашевелилась, отъехала в сторону под детской рукой. В окне показалось личико Аленки.       Я облегченно выдохнул.       — Мама там? — спросил я.       — Да! Вяжет с тетей Тосей. Смотри, папа! — подняла к окну куклу в красном платье. — Сама сшила!       Тряпичная кукла была завернута в красную ткань и перевязана лентой. Ничего красивого в этом не увидел. Губы куклы в виде улыбки были вышиты красными нитками, а вместо глаз были две черных пуговицы.       — Молодец! — похвалил я и показал большой палец. — Маму позови!       — Сейчас бусы делать буду, поможешь?       — Нет. Маму позови!       — Она не открывает.       — Что не открывает? — ощутил раздражение я.       — Дверь комнаты.       — А Тося где?       — Там, — дочка указала рукой куда-то за спину.       — Аленочка, а можешь мне входную дверь открыть, а? Я сам с мамой поговорю.       — Ладно, — кивнула девочка и скрылась. Только шторка колыхнулась в окне.       Я взлетел на крыльцо и несколько минут слушал пыхтение ребенка за дверью, который пытался открыть замок.       — Алена, ты справишься? — поинтересовался я.       — Да! Тут надо палочку сдвинуть, а она тяжелая.       При плохом раскладе дверь начну ломать. Мне это все уже чертовски надоело.       С другой стороны что-то лязгнуло. Дверь приоткрылась.       — Папа, входи! — высунулась из-за створки Аленка.       Оказалось, что закрыто было на увесистую щеколду. Я открыл дверь шире и вошел в дом.       — Где мама? — спросил у ребенка.       — Там! — Аленка указала ручкой куда-то за печь.       — Где?       В доме царил полумрак. Деревянный стол, металлическая кровать с сеткой, два стула, комод и полки на стенах — вот и вся мебель. На стенах висели какие-то сюрреалистические картины, но рассматривать их не желал. Еще повсюду были подвешены деревянные обереги — на гвоздиках на стенах, на карнизах. На полке стоял ряд глиняных самодельных статуэток в виде коленопреклоненных человечков. На покрывале на постели был вышит странный символ, который я уже видел на фотографии деда. Восьмерка с тремя линиями. Интересно, что он значит?       Еще одна ведьма здесь живет, подумал я.       Дочка схватила меня за руку и повела вперед. Провела вокруг печи на кухню и указала пальчиком на дверь в конце помещения.       Я подошел и толкнул створку. Оказалось, заперто. Вежливо постучал в деревянную поверхность костяшками пальцев.       — Тося? Марья! Это Олег! Откройте, пожалуйста!       В ответ тишина.       — Мама точно там? — поинтересовался я у Аленки.       Дочка утвердительно кивнула, прижимая к груди куклу.       — Если не откроете, я сломаю дверь! — предупредил я и подергал ручку.       Больше похоже, что заперто на щеколду.       Женщины снова не ответили.       Я не выдержал, пнул ногой в область замка. Раздался сухой щелчок и дверь распахнулась с одного удара, открывая комнату без окон, уставленную свечами. Если бы не множество огоньков, здесь бы царил полный мрак. Свечи стояли в маленьких глиняных чашках на полочках вдоль стен. От сквозняка их пламя дрогнуло и по помещению заплясали тени.       То, что освещали свечи в центре, меня повергло в шок, заставив замереть на пороге.       Посреди комнаты возвышалось дерево или что-то очень на него похожее, сплетенное из тонких прутьев. Два столба-ноги, бочкообразное тело, утончающееся кверху и переходящее в щупальце, которое тянулось под потолок. Из корпуса идола шли в стороны, то ли руки, то ли щупальца, так же искусно сплетенные из прутьев. Конструкция была метра два в высоту. Явно плели с табурета, мелькнула мысль. Или на полу, но потом старательно водружали плетеное чучело на ноги.       Не только конструкция вызывала жуть. Среди переплетений веточек просматривались кости и черепа мелких животных. Может быть, кошек, кажется, я увидел, даже череп рыбы и куриную лапку. Несколько десятков нитей из пряжи, свисая вниз, как мох, украшали чудовищного идола, в котором я узнал Поглотительницу.       Тося и Марья стояли на коленях и плели из клубков вязальных ниток какие-то косички, а потом развешивали это на «руках» идола. Обе повернули головы на шум и уставились на меня. Марья — испугано, Тося — зло.       Я на доли секунд потерял дар речи от увиденного. Хозяйка же за эти секунды умудрилась вскочить и загородить проход.       — Тебе сюда нельзя! Осквернишь! — выпалила она.       — Марья! — растеряно позвал я. — Выйди, поговорить!       — Уходи! Мы еще не закончили! — стала прогонять меня Тося, а жена, увлеченная плетением, даже не ответила, снова вернувшись к своему занятию, как околдованная.       — Мама! — жалобно позвала Аленка. — Ма!       Но, даже дочке жена не ответила.       Я не выдержал, отпихнул Тосю с дороги, благо был выше ростом и шире в плечах. Вошел в помещение. Здесь стоял аромат каких-то трав и чего-то еще, к чему не мог подобрать названия. Стало крайне не по себе находиться рядом с идолом.       Я шагнул к жене, нагнулся, схватил ее за плечо и заставил подняться.       — Что ты делаешь?! — зашипела она на меня, как дикая кошка и попыталась вырваться. Но я схватил ее за плечи и не отпустил.       Сзади мне в жилетку вцепилась Тося, бормоча что-то недовольное, и потащила прочь из комнаты. Я особо не сопротивлялся, утаскивая за собой Марью.       Когда мы все оказались на кухне избы, Тося отпустила меня. А жена сумела вырваться и оттолкнуть меня в грудь.       — Ты чего о себе возомнил, чтобы врываться в чужой дом? — возмутилась Марья. — Почему меня преследуешь?! Почему не даешь рукоделием заниматься?!       — Это «рукоделие»?! — указал я на плетеную Поглотительницу пальцем. — Это уродливое чучело? Не смеши!       — Уходи отсюда! — схватила меня за плечо Тося и толкнула в сторону двери. — Ты непосвященный и не имеешь права смотреть на образ Ее!       — Да, что с тобой, Марья?! Ты ведешь себя, как невменяемая! — я скинул с плеча пальцы хозяйки избы.       — Это ты невменяемый! — закричала жена. — Только ребенка пугаешь!       Аленка захныкала, увидев нашу ссору.       — Да?! — не выдержал я и вытащил из внутреннего кармана конверт. — А это тогда что? Мое безумие, да?!       Открыл его, извлек фото, в руке раскрыл веером и сунул под нос жене так, чтобы она видела снимок, где стояла у дома с моим дедом.       — Кто на фото рядом с Григорием?! — потребовал я ответа.       Марья зло выдохнула и выхватила старые фотографии из моих пальцев. Брезгливо полистала.       — Какая-то тетка! — ответила недовольно. — Какое она имеет ко мне отношение?       Я аж остолбенел. Жена нарочно лжет мне в лицо?!       — Это ты! — выдавил я из себя. — А это наши дети! Неужели, не узнаешь?! Но у моего деда была другая жена! Не ты.       — Так она и другая! — Марья повернула ко мне свою фотку с дедом и тыкнула в нее пальцем. — Это не я! Ты ослеп или рехнулся?!       Теперь смутился я. Неужели, мне показалось? Или я один вижу неправильные вещи, но они на самом деле правильные?       — Убирайся сейчас же! — в поле зрения попала Тося, грозно схватившая ухват. — Иначе ударю!       — Да, ладно! — я сдаваясь поднял руки, бить женщин не собирался. — Сейчас уйду. Только Марью и Аленку возьму.       — Никуда я не пойду, Олег! — швырнула мне в лицо фотографии моя жена. — Хватит мне указывать! Вот закончу вязание и приду. Не раньше!       — А детей кормить? — привел я робкий аргумент.       Марья подошла и обняла плачущую Аленку, погладила по голове, успокаивая. Дочка обняла маму в ответ.       — У меня поедят, — возразила Тося и ткнула меня ухватом в бок. — И Ее не гневи. Она тебя уже и так выбрала!       — Куда выбрала? — не понял я и обратился к культистке. — Ты ведь посвященная, да? Ты понимаешь, что я не вру! Так скажи тогда, как мне уйти отсюда!       — Никак! Поздно уже, — зашипела Тося и грозно махнула ухватом перед моим лицом, заставляя попятиться. — Аксинья запретила с тобой разговаривать!       — Но ее-то здесь нет! — не согласился я. — Сложно что ли объяснение дать?! Я уже не понимаю: у меня крыша едет или вы здесь поехавшие!       — Вон! — Тося гнала меня к выходной двери. — Итак даровую комнату запятнал! Убирайся! Аксинья тебе этого не простит!       — Ведьмы вы! — обиделся я. — Марья! Ну, ты хоть ей скажи, чтобы не прогоняла!       Жена обнимала дочь и, молча, провожала меня осуждающим взглядом, стоя в шаге от двери в чертову комнату. Плетеное чудовище будто тянуло к Марише и Аленке руки. А я потерялся и не знал, как защитить родных, когда они сами прогоняли меня.       — Аленка! Пошли со мной! — позвал я, но дочка только покосилась на меня и осталась с матерью.       Надо было проявить силу, настойчивость, но я не мог поднять руку на женщину, даже если она была ведьмой.       Тося вытолкала меня на крыльцо и захлопнула дверь перед носом. Вжикнула защелка.       Черт. Я что-то сделал не так.       — Марья! — позвал жалобно я. — Марья! Аленка! Я же не могу без вас!       Вышло жалко. Мне никто не ответил. Толкнул дверь: сломать будет непросто.       Я удрученно спустился с крыльца, вспомнив, что надо было еще аргументом выставить фото на телефоне дома деда, который выглядел хуже, чем мы в него въехали. Но было уже поздно.       Растеряно постоял во дворе, обдумывая, как быть дальше.       Заметил, что до сих пор сжимаю в руке конверт. Открыл его. Там осталась всего одна фотография, где Григорий с Аксиньей стояли на фоне башенок в лесу.       Ответ пришел сам собой. Вот же он. Главная ведьма. Она точно в курсе происходящего! Только, как заставить ее говорить?       Вспомнил про ружье в сундуке. Вполне весомый аргументом в нашем споре.       Я зловеще улыбнулся и спрятал фото в карман.