Топь

      Я вернулся в дедову избу.       В сенях кружились пылинки в свете от окон. Подошел к сундуку. Сердце стучало гулко, отдаваясь пульсом в висках. Поднял крышку. Рогожа и шляпа упали на пол. Откинул в сторону тряпье. Взял ружье в руки. Оно сразу придало уверенности. Нащупал коробку с патронами, достал, открыл и извлек пару штук. Только бы не отсырели. Зарядил оружие. Остальные патроны сунул в карман джинсов, а пустую коробку бросил обратно в короб.       Услышал скрип двери и оглянулся. На пороге в избу стоял сын.       Илья, увидев меня с ружьем, спросил удивленно:       — Папа, ты на охоту собрался?       — Нет, — ответил я уклончиво. — Просто прогуляюсь.       Взял ружье в правую руку и пошел к выходной двери.       — А ты дома сиди и на улицу не ходи! — напутствовал я.       — Ладно, — кивнул сын. — А мама с Аленкой где?       — У тети Тоси остались. Я их потом приведу.       — Ясно, — сказал Илья. — Пап, а Евдоким больше не придет в Моховку, да?       — Не знаю, — честно ответил я.       На душе заскребли кошки, что обидел сына, ничего не пояснив, да и не знал, как мягче рассказать то, чему стал свидетелем.       Сынишка грустно вздохнул и скрылся в комнате. Я же покинул дом.       На улице снова никого. День начал клониться к вечеру. Было чертовски не по себе. Крепче сжал ружье в ладони и зашагал решительным шагом к дому Аксиньи. Только она может знать, что здесь творится.       Калитка была заперта на крючок. Я перекинул руку через дверцу и откинул его в сторону. В темных окнах не увидел никого. Белые шторки в цветочек были задернуты. С виду самый обыкновенный дом. Только живет там ведьма. Или предводительница безумного культа. Впрочем, я не видел большой разницы.       Вошел во двор. Опасался телохранителей Аксиньи, огляделся, но их не было видно.       В кадке деревянной клумбы росли голубые цветочки. Я ожидал чего-то более зловещего. Они здесь казались неуместными.       Поднялся на крыльцо, пару мгновений помялся у порога, собираясь с духом, и решительно постучал в дверь.       Ружьем собирался только припугнуть культистов. Но, если применят силу, придется проверить боеспособность зарядов. Выбраться из Моховки очень хотелось и желательно с семьей.       Ожидаемо никто не открыл. Тогда я подергал ручку. Дверь оказалась не заперта и приоткрылась. Удивительно, будто ждали.       Ладони вспотели. Я ощутил себя грабителем, когда шагнул в избу. Нужно было подняться с террасы по четырем ступеням, чтобы оказаться у двери в дом.       Половицы предательски поскрипывали.       Я напрягся, ожидая противников.       Подошел к двери, раздумывая стучать или нет. Отмел нерешительность и без стука вошел в помещение. Густой полумрак показался зловещим. В воздухе снова витал, то ли запах трав, то ли благовоний — не разобрать. Захотелось чихнуть, но удалось сдержаться, потерев нос.       Я оказался в большой комнате. Хозяев пока не было видно. Две двери вели из помещения: одна прямо — я там не был, другая - направо. В последнем помещении я был, когда пережидал связанным жуткую ночь. Комната была нечто вроде спальни на нескольких селян.       Тогда я не заметил в избе странность, но сейчас она бросилась в глаза. Здесь не было печи. Напряг память и не смог вспомнить, видел трубу на крыше или нет. Дом большой, кухня могла находиться и в другом крыле здания.       Вокруг почти не было мебели, если не считать приземистого столика, табурета и широкой лавки вдоль стены с наброшенным покрывалом — там сидела моя семья, когда заглядывал в окно прошлой ночью и ошибочно принял ее за кровать.       Деревянный пол испещрен странными знаками. По стенам комнаты прибиты деревянные полки. На них стояли глиняные статуэтки в виде человечков. Некоторые из фигурок молились на коленях, подняв руки незримому божеству, другие просто стояли. У нескольких человечков не было голов — это выглядело жутко. Были также фигурки из дерева, но они не походили на людей. Просто коряжки, испещренные знаками. А еще были чаши с огарками свечей, как в даровой комнате Тоси.       На подоконнике стояли глиняные миски с пучками сухих трав и какие-то бутылочки с непонятной жидкостью. Снова пришла ассоциация, что нахожусь в избе Бабы-Яги. От сравнения стало зябко.       Когда поднял голову, подумал сначала, что вижу люстру в странном абажуре. Но это оказался шар из прутьев, которые скрепляло или переплетало что-то черное и поблескивающее, будто провода или клей. На миг показалось, что шар движется, как клубок змей и пульсирует.       В испуге отвел взор, когда поднял глаза вновь, ветки не двигались. Зато внутри было что-то темное в переплетении прутьев. Подошел ближе, чтобы рассмотреть. Похолодел, когда понял, что это. Внутри находилось несколько мумифицированных человеческих кистей, которые сами напоминали сучья. Ветки впивались в обрубки рук, будто они единое целое. Сплести такое мог только сумасшедший.       От созерцания странной штуки под потолком оторвал шорох.       Я опустил взгляд и столкнулся с испуганными глазами незнакомой женщины в серой шали и длинной юбке, которая выглянула из двери напротив. Затем тут же скрылась в комнате.       — Эй! — я окликнул ее, но не получил ответа.       Черт.       Внезапно та же дверь вновь распахнулась — внутри оказалось абсолютно темно — на пороге возникла Аксинья. Сморщенная старушенция в коричневом балахоне с расшитыми узорами или символами. На ее шее, поясе и руках позвякивали деревянные и глиняные обереги. В седые волосы были вплетены разноцветные нити с бусинами.       — Зачем пришел? — грубо спросила она.       — Хочу спросить, как уйти из Моховки, — ответил я.       — Все твои пути ведут сюда, — сообщила она. — Твои поиски бессмысленны.       — Я не верю тебе! — разозлился я. — Должен быть способ!       — Его нет. Смирение — это все, что тебе осталось.       Я вскинул ружье и направил дуло в старуху.       — Говори, как убраться отсюда! — потребовал я. — И Маришу мою расколдуй. Она должна уйти со мной.       Аксинья зловеще улыбнулась. На миг возникла мысль, что она щелкнет пальцами и меня поразит молния. Но она этого не сделала.       — Уходи, — только и произнесла она. — Двери Ее храма закрыты для тебя.       — Храма? — переспросил я, поняв, чем именно является изба. — Что здесь происходит?       — Всему свое время. Твое осталось там, — Аксинья указала в сторону выходной двери или куда-то еще, так и не понял.       — Я убью тебя, если не ответишь на мои вопросы! — пригрозил я.       Палец дрожал на спусковом крючке. Я никого еще не убивал.       — Все ответы перед тобой, — снисходительно ответила Аксинья и обвела помещение рукой. — Не моя вина, что ты не можешь прочесть. Здесь нет для тебя места, но ты не сможешь уйти.       В глазах хозяйки храма не было страха. Ее осанка выражала спокойствие и контроль ситуации. Боялся лишь я. Она, кажется, это чувствовала.       — Тогда проводи меня! Я знаю, ты можешь, — принялся настаивать я.       — Угомонись, Олег. Для тебя нет выхода отсюда. Сколько можно повторять.       — Я не верю! — испугался я. — Ты лжешь!       Аксинья ничего не ответила. Маленькая сморщенная старушка-божий одуванчик, кажется, толкни и развалится, но такая обжигающая уверенность была в ее взгляде, ощущение собственной правоты и чего-то еще — вязкое, обволакивающее и жуткое... Сила — всплыла догадка в сознании. Колдунья не моргала. Я не выдержал и отвел взгляд.       — Выйди вон, ты утомил меня, — глава культа властно указала мне на дверь за моей спиной.       — Я не уйду, пока не получу ответы! — возразил я.       Аксинья повернулась и скрылась в темной комнате, не желая продолжать беседу. Дверь плавно закрылась за ее спиной.       Я так и не выстрелил. Не успел или не смог.       Стоило бы идти следом и требовать ответы, но я застыл в нерешительности.       — Что значат каменные пирамидки в лесу? — выкрикнул я хозяйке храма и опустил ружье. — Для чего нужна даровая комната?! И вот это все!       Внезапно дверь справа распахнулась и в комнату шагнул хмурый бородатый мужик в просторной рубахе и темных штанах, подпоясанный кожаным поясом с оберегами.       — Чего раскричался? — недовольно спросил он. — Видишь же, что Аксинья не хочет с тобой говорить.       Я тут же навел на него ружье, узнав коренастого телохранителя бабки.       — Тогда ты мне ответишь! — грозно потребовал я. — Иначе убью.       — Да, чего с тобой беседы вести? — задумчиво взлохматил он пальцами сальные пряди, отросших до плеч волос. — Все равно забудешь же все.       — Это еще почему? — испугался я.       — Потому что неприкаянный.       — Очень понятный ответ! — разозлился я. — Поясни.       — Лучше уходи по-хорошему. Аксинья с тобой говорить не хочет. А я тем более.       — Я ведь выстрелю. Не шучу.       — Стреляй! — с бесстрашной усмешкой произнес мужик. — Если ружьишко не отсырело. Когда Гришка его смазывал-то последний раз?       Бесстрашие не понравилось. Оружия я не опустил. Но хозяином положения себя не чувствовал.       — Ты знал моего деда? — заинтересовался я.       — Знал. Мы же в одной общине были, — ответил мужик. — А теперь уходи.       — Почему дед пропал? — потребовал я ответа.       — Я не имею права говорить с тобой.       — Почему? Пожалуйста, скажи!       — Не могу. Потому что обещал.       — Кому?       — Уходи.       Стрелять или нет?!       — Я ведь выстрелю! — запаниковал я. — Я хочу уйти отсюда! Выведи меня из леса! Хочешь, я тебе заплачу?       Ружье предательски дрожало в пальцах.       — Мне не нужны деньги. А из леса не выйти, — пояснил собеседник.       Невольно вспомнил, как исчез Евдоким. Черт возьми, что это за место?!       — А где тогда выход?! — не выдержал я. — Скажи!       Мужчина, молча, указал на дверь.       — Я не уйду, пока не ответишь, — продолжил настаивать я.       — Тогда придется тебя выкинуть из избы, — мужик угрожающе сделал шаг ко мне.       Я нажал на спусковой крючок, метя ему в ногу. На миг подумал, что ружье не выстрелит. Но оно внезапно грохнуло. Только, то ли рука дрогнула, то ли прицелился плохо, но картечь угодила мужику прямо в грудь и отбросила на пол, как тряпичную куклу.       Он не издал ни звука. Рубаха на груди окрасилась красным. Глаза продолжали оставаться открытыми.       Я испугался, что убил его. Я этого не хотел!       Ожидал, что из дальней комнаты выскочат перепуганные женщины, но дверь оставалась закрытой.       Черт. Я не так хотел беседу закончить…       Стоит уйти или ворваться к старухе в комнату и потребовать ответов?       Пока размышлял и смотрел на тело, оно пошевелило рукой. Мужик оперся о пол ладонью и сел, даже не ойкнув. Осмотрел рану, опустив голову.       — Ну, вот, рубаху последнюю порвал! Зашивать придется, — посетовал незнакомец и начал подниматься.       Сказать, что я испугался, не сказать ничего.       — Не подходи! — заорал я и снова направил на него ружье. — Убью!       Я решил, что ранил противника или промазал, но его лицо не выражало гримасы боли. Оно вообще ничего не выражало!       Мужик не обратил на мой перепуганный вскрик внимания и сделал шаг ко мне снова, только с большей решимостью.       Я понял, что вряд ли получится его застрелить. Надо сделать что-то другое… Взгляд заметался по комнате и наткнулся на статуэтки человечков. Если они символизируют жителей деревеньки, то можно отыскать фигурку этого мужика, разломать ее и тогда враг умрет. Но они не были подписаны и времени столько в запасе не имелось.       Мой взгляд наткнулся на «люстру». Вот она точно должна что-то значить для храма!       Навел на нее дуло ружья и нажал спусковой крючок. Грохнул выстрел и шар из ветвей разлетелся на части, как перезрелый плод. Брызнуло черным на стены и пол, несколько мерзких капель попали мне на одежду. Но кисти внутри не упали на пол. Они повисли на прутьях, тянущихся из потолка — основания шара — и зашевелили в агонии или негодовании пальцами.       Я бы закричал, но горло перехватило от ужаса.       Надеялся, что противник упадет замертво, но вместо этого мужик приблизился, и пока я отвлекся на «люстру», вцепился в ружье и легко вырвал из пальцев. Я попытался отнять оружие, но он с силой толкнул меня в плечо, заставив отступить. Культист был выше меня, неестественно сильный и пугал не на шутку. Стрелять в меня не собирался, просто зажал ружье в левой руке, не собираясь отдавать, и отвел ее в сторону.       Я набрался храбрости, приблизился и ударил его в лицо кулаком. Костяшки коснулись неожиданно стылой плоти на челюсти и не нанесли особого вреда. А, может, я врезал ему слишком слабо?!       Я похолодел, потому что понял, что передо мной не совсем человек.       Культист грубо схватил меня за грудки и приблизил к своему лицу. Глаза его оказались безжизненны и подернуты мутной поволокой.       В панике я вцепился пальцами в его холодную руку, державшую меня, и ощутил, как омерзительно податлива кожа живого мертвеца, как студенисты мышцы. Создалось впечатление, что держит меня скелет, а плоть лишь оболочка, чтобы выглядеть живым.       Я был в таком шоке, что даже не пытался сопротивляться.       — Если бы ты не был Гришкин, я бы тебя голыми руками разорвал! — прорычал культист, а затем потащил меня к выходу из храма.       Ну, хоть какая-то польза, оттого что я дедов внук, с горечью подумал я.       Мужик открыл дверь на террасу, бодро спустился со ступенек, толкнул дверь на улицу и швырнул меня во двор спиной вперед, будто я ничего не весил.       Я неприятно приземлился в траву у дома. Закашлялся и с трудом привстал на локте.       Живой мертвец грозно возвышался в проеме двери. В руке он сжимал мое ружье. А затем с презрением швырнул его мне под ноги.       — Можешь застрелиться! Тебе уже недолго осталось, — злорадно произнес он и скрылся в доме.       — В каком смысле?..       Я услышал, как проскрежетал замок. Отвечать мне не собирались.       — Вот черт…       Я сел, ненавистно глядя на избу. Печной трубы на крыше действительно не было.       Кое-что я все-таки узнал. Жители Моховки, похоже, давно мертвы. А еще они знают моего деда. Но это и не удивительно, если он жил с ними в одной деревне.       Если здесь обитает нежить, то я среди них, что делаю? Жив или нет?..       Ответов не было. Убивать себя для проверки не хотелось. Явно культист дал вредный совет.       Накрыла волна липкого ужаса. Сердце часто стучало. Я положил на грудь ладонь, ощущая толчки самого важного органа. Я живой, твердил сам себе, стараясь успокоиться.       Пошатываясь, встал на ноги. Наклонился и поднял ружье, которое, похоже, против местных бесполезно.       — Сволочи! Твари! — выкрикнул я в негодовании и отчаянии, глядя на храм. — Чтобы вы все синим пламенем сгорели!       Вдруг вспомнил, что в багажнике автомобиля лежит канистра с бензином.       Я хитро усмехнулся. Уже понял, что сделаю дальше.       — Пули вас не берут, гадов, но посмотрим, что сделает пламя! — прошептал я мстительно.       Развернулся и покинул двор. Калитку закрывать не стал: я скоро вернусь.