Топь

      Добежал до своего двора. Подскочил к покореженному автомобилю, надеясь, что канистра цела. Багажник был помят, с трудом удалось приоткрыть его шире. Канистра оказалась на месте и выглядела целой. Я вытянул емкость вверх и случайно поцарапал тыльную сторону кисти о моток проволоки, которую постоянно забывал выложить из багажника в гараж. Бросил взгляд на царапину, испугавшись: крови не было, просто алый след.       Я жив. По-другому не может быть!       Вытащил на траву тяжелую канистру. Поставил. Внутри плескался бензин.       Затем пробрался в салон автомобиля — дверца с другой стороны водителя открылась довольно легко, но вот уже захлопнуть не вышло — и вытащил из бардачка зажигалку. Как хорошо, что дети ее не сперли.       Зажигалку сунул в карман джинсов и вытащил оттуда еще два патрона. Зарядил ружье.       Брать с собой оружие или нет? Подумал и не стал. Сначала думал в салоне машины оставить, но это было бы слишком заметно, поэтому спрятал ружье в траву под днищем автомобиля. Вернусь за оружием позже.       Бросил взгляд на деревянный забор за машиной. Только сейчас заметил вопиющую странность. Ворот в наш двор не было! Только калитка, в которую могли бы протиснуться два человека рядом, но не автомобиль. Как я заехал сюда, не мог понять. Не похоже было, что секция забора съемная, хоть далее за преградой начинался пустырь. Создавалось впечатление, что машину сюда просто водрузили, перенеся через забор или же она перелетела по воздуху препятствие. Но я отчетливо помнил, как подъехал к избе сам и чуть не врезался в заросшую травой клумбу бампером!       Черт. В этом месте было слишком много неправильного. И чем больше я думал в этом направлении, тем больше замечал необычного.       Все равно автомобиль больше не на ходу, так что сейчас это моя меньшая из проблем.       Поднял тяжелую канистру и зашагал по улице к дому Аксиньи, особо не таясь.       Я не стал искать «черный ход», чтобы не терять время и нагло вошел через калитку. Протопал к крыльцу, отвинтил крышку у канистры — она повисла на проволоке от ручки — и плеснул на дверь, ступени, чтобы отступать хозяйке было некуда. Если, конечно, в избе не было еще выхода.       Я обошел дом, обливая бензином стены. Других дверей не заметил.       Меня никто не пытался остановить. Это было странно… Культисты не заметили или в порядке вещей для здешнего безумия?!       На улице до сих пор никого не было. Но это уже воспринималось, как данность.       Я вернулся к крыльцу злополучного дома, таща опустевшую до половины канистру в руке. Затем извлек из кармана зажигалку. Чиркнул колесиком, выпуская пламя. Мстительно поднес к мокрым от горючего доскам. Огонь весело разлился по ступеням, обнял дверь.       Я удовлетворенно улыбнулся, пятясь со двора.       Так вам!       Я здесь все разрушу! Весь ваш проклятый культ!       Некоторых усилий стоило не прокричать это вслух, чтобы не озвучить недругам планы.       Бензин оставался и следовало его использовать полностью.       Моя улыбка сделалась еще безумней.       Я оглядел дома вокруг и принялся за соседский. Только горючую смесь я теперь экономил, плеская на доски самый минимум, чтобы только запалить огонь.       На четвертой избе бензин кончился. Но я не унывал — топливо в зажигалке еще осталось.       Я бегал от дома к дому, поджигая все сухое и горючее, что мог найти: поленницу с завихрениями бересты, сарай с сеном, занавеску приоткрытого окна, белье на веревке…       Пара десятков минут стараний принесли плоды: храм Аксиньи пылал, языки огня взметнулись в темнеющее небо. Избу за ним наполовину охватило пламя. Над другими домами начал куриться дым. Ярче всего горел сарай с сеном.       Только сейчас отметил, что уже смеркалось.       Вокруг зловеще потрескивал огонь.       Криков не было. Панику разводить некому? Жители почему-то до сих пор не вышли из своих домов. Это было неправильным и самым жутким.       Возникло острое и пугающее ощущение, что я здесь один.       Только дом Тоси и свой не стал поджигать: там были родные. Сейчас следовало забрать семью, как можно быстрее. Теперь у меня хватит аргументов убедить Марью бежать прочь, ибо оставаться в горящей деревне — безумие.       Я сунул зажигалку в карман, которую до сих пор сжимал в ладони, и бегом помчался в сторону дома Тоси.       Калитка была распахнута — я не закрыл ее, когда уходил — проскочил мимо и вбежал на крыльцо. Собрался ломиться в дверь, как она распахнулась сама.       На пороге стояла Тося. Лицо ее было в слезах.       — Теперь они погибнут! — выпалила она с обидой.       — Кто? — растерялся я.       — Твоя семья! — она с осуждением тыкнула в меня пальцем. — Ты все испортил! Все! Ты должен был просто жить, но ты увидел! Увидел! Ты такой же, как твой отец!       — Что? — опешил я, а потом пришел в себя. — Где Мариша? Аленка? Отвечай!       — Они погибнут! Я их не удержу… — запричитала она, вытирая слезы. — Все было напрасно… Столько усилий…       — Напрасно, что?! — не выдержал я и оттолкнул с пути женщину, которая захлебывалась в слезах и больше ничего вразумительного сказать не могла, решительно шагнул в дом. — Марья! Аленка!       Ответа не последовало. Я в тревоге прошел к даровой комнате. Дверь оказалась открыта. Свечи так же горели, разгоняя тьму — неестественно плотную и густую. На коленях у идола стояла моя жена и держала в руках глиняную фигурку. На Марье был коричневый балахон, расшитый странными знаками, почти как у Аксиньи.       Когда жена успела переодеться?! Захлестнула злоба и страх.       Марья повернула ко мне отрешенное лицо и произнесла, поднимая перед собой скульптурку:       — Это ты, Олег. Я сделала это для Нее! Получилось похоже, правда?       Марья подняла фигурку к груди идола и начала вплетать в нитки, которые опутывали уродливое чучело.       — Хватит! — не выдержал я и шагнул в даровую комнату. — Ты не в себе! Это место на тебя дурно влияет!       — Я люблю тебя! — прошептала жена, глядя, то ли на идола, то ли на фигурку напротив его груди.       От увиденного пробрала оторопь.       Я подошел, наклонился, схватил Марью за плечи и резко поднял. Встряхнул. Глиняная скульптурка выпала из ее рук и разбилась о пол.       — Зачем? Уйди! Я же старалась, а ты все портишь! — закричала она, увидев расколотую фигурку.       Я ощутил облегчение, что у Мариши не вышло задуманное. Идол зловеще навис за спиной. Дышать здесь было тяжко. Тьма давила будто злой волей.       — Пошли отсюда! — выкрикнул я и выволок жену на кухню избы. Толкнул к печи.       — Посмотри! — указал я на окно. — В деревне пожар! Мы должны уйти отсюда! Где Аленка?       Ее глаза слегка прояснились:       — Аленка… тут была где-то.       — Найди ее сейчас же! — выкрикнул я и схватил ухват, который был прислонен к печи.       Жена попятилась вглубь избы. Но я не собирался ее пугать.       Повернулся к проклятой комнате, крепче сжал черенок и решительно шагнул внутрь, намереваясь сломать идола. Размахнулся ухватом и ударил плетеное чучело. Сделано оказалось так добротно, что скульптура устояла. Но я только разъярился сильнее — мной двигало отчаяние.       Я с силой бил уродливую Поглотительницу, вымещая все скопившиеся страхи за эти дни. Идол завалился на бок, ломая о пол уродливые руки. Я опускал снова и снова ухват на культистское творчество, пока не разломал его на несколько частей. А затем принялся топтать ногами. На полу остались валяться кости мелких животных и рыб, освободившиеся от плена прутьев и ниток. Останки мерзко похрустывали под подошвами.       Свечи зловеще плясали вокруг. Я махнул ухватом по ним, сбивая чаши на пол. Огонь тут же перекинулся на плетеные останки идола.       Внезапно в помещении стало темнее. Я услышал, как что-то хлопнуло. Повернулся.       Дверь закрылась!       В страхе я шагнул к створке и толкнул. Поддалась немного: снаружи ее кто-то держал. Я ударил плечом, но меня толкнули назад.       Кто-то хотел запереть меня в даровой комнате. Ну, уж нет!       Снова толкнул. Дверь поддалась вперед — человек был явно слабее.       «Неужели, это Марья?!» — мелькнула безумная мысль.       Я отступил на шаг и ударил плечом в преграду изо всех сил, сумев отпихнуть злоумышленника прочь. Раскрыл дверь и протиснулся на кухню избы.       Передо мной стояла взъерошенная Тося.       — Зачем ты пыталась меня закрыть? — возмущенно спросил я и нахмурился.       — Она тебе не простит! Не простит! — зло выкрикнула культистка мне в лицо, попятилась и убежала вглубь дома.       Я не стал ее преследовать. Оглянулся, прежде, чем пошел искать жену и дочку.       В даровой комнате начинался пожар. Плетеный идол, казалось, корчился в агонии. Его поломанные конечности шевелились, как живые. Или просто на прутья влиял жар пламени. Тьма в помещении больше не казалось такой густой и зловещей.       Я прошел с кухни в дом.       — Марья! Аленка! — закричал я, но мне не ответили.       Тревога за семью грызла душу. Что, если сумасшедшая Тося им что-нибудь сделала?!       Наскоро обыскал дом, но никого не нашел. Покинул его и замер на пороге от увиденного.       Перед избой собрались все жители Моховки. Человек пятнадцать — двадцать. Угрюмо смотрели на меня. Они не пытались тушить дома, не выказывали паники, на их лицах не было слез и растерянности. Но их взгляды были настолько тяжелы, что захотелось попятиться и спрятаться в избе за спиной. С трудом удержался от панического бегства.       Аксинья стояла первой. Рядом с ней возвышались суровые «телохранители».       Я ожидал, что в меня полетят проклятия, черная магия или прочие сверхъестественные вещи. Но моховцы просто смотрели. Их глаза были безжизненны. Я отчетливо ощутил, что они мертвы.       Самосуд надо мной местных точно не входил в мои планы. Я уже оглядывал пути отступления, как среди собравшихся заметил Марью, держащую за руку Аленку и Илью. Тося стояла рядом с ними.       Все выжидающе смотрели на меня, то ли вопросительно, то ли с укором. От такого внимания стало крайне не по себе. За их спинами, жутко потрескивая, пылала Моховка на фоне почти черного неба. Выглядело страшно. Горели все подожжённые мной дома. На миг я даже ощутил чувство вины за содеянное, но быстро взял себя в руки. Не я первый начал.       Осторожно спустился с крыльца, опасаясь, что на меня толпой кинутся культисты. Но они, молча, стояли.       — Марья! Дети! — позвал я родных, не решаясь войти в толпу мертвецов. — Нам надо уходить!       Родные просто смотрели. На лицах не дрогнул ни один мускул. Безжизненность в их взглядах пугала.       — Какого хрена здесь происходит?! — не выдержал я, глядя в пустые лица собравшихся и выкрикнул в отчаянии. — Я просто хочу уйти отсюда, неужели, это так трудно понять?! Что вы сделали с моей семьей?!       Аксинья внезапно подняла указательный палец и направила в мою сторону. Ее губы зловеще что-то прошептали, но я не разобрал слов. Другие последовали ее примеру, подняв руки в мою сторону. Их пальцы с укором указывали на меня. Я ощутил себя будто перед расстрелом. В отчаянии поднял взгляд на жену и детей.       Марья так же подняла руку и указала на меня, как и остальные. Потом Аленка, даже бросив для этого в траву тряпичную куклу, которую держала в пальцах. Последним указал на меня Илья. Это было предательство. Даже слезы на глаза навернулись.       Отчаяние помогло перебороть страх, и я протиснулся между рослым мужиком и какой-то женщиной по самые глаза, закутанной в платок, чтобы подойти к Марише. Силой опустил ее руку и обнял за плечи. Марья была холодна. Это сильно не понравилось.       Ведь она не могла умереть, правда?       Культисты повернулись на месте и продолжали буравить меня взглядом, как завороженные. Это очень напрягало.       — Дорогая моя, мы должны уходить! — твердо сказал жене в лицо. — Поверь мне. Здесь очень опасно. Они все мертвы!       Обвел рукой собравшихся для пущей убедительности. Я не нашел других аргументов, пусть все это и выглядело полным безумием.       Внезапно Марья обмякла и начала падать. Я подхватил ее, но она с силой сумасшедшей отпихнула мои руки и встала передо мной на колени, затем уткнулась в траву лицом перед носками моей обуви.       — Что ты делаешь?! — поразился я. — Зачем?..       Илья и Аленка аналогично опустились передо мной на колени, как в трансе.       — Поднимайтесь! — выкрикнул я в полном непонимании.       Боковым зрением заметил, как моховцы опускаются на колени и утыкаются лицом в землю, будто собрались сотворить намаз. Только здесь явно другая религия.       Что они делают? Совсем с ума посходили?!       На миг проскользнула догадка: «А точно ли передо мной?» Ибо сильно сомневался, что достоин такой чести.       — Встаньте! Встаньте… — проговорил я в растерянности, оглядывая жителей, но меня не собирались слушать.       Затем я расслышал далекий треск…       Нет, это не потрескивание древесины под натиском огня. Более гулко и жутче.       Невольно вспомнил, как за окном городской квартиры во дворе экскаватором корчевали деревья, которые поломало во время грозы. Здесь доносился такой же сухой треск, будто трещат ломаемые стволы. Это казалось слишком невероятным. Вряд ли бы кто-то захотел рубить деревья среди ночи в такой глуши!       Я несколько секунд напряженно прислушивался, а затем резко оглянулся и бросил взгляд в сторону шума, который все более становился отчетливым. Над лесным массивом за избой Тоси что-то возвышалось. Нечто неправильное на фоне чернеющего неба. Оно оказалось еще более темным. Только светящаяся, как фонарь точка на вершине колосса не вписывалась в образ. Когда понял, что это Поглотительница собственной персоной, кинуло в холодный пот, а сердце пропустило удар.       Она вырастала из леса, как раздувшийся идол из даровой комнаты. Лесная мать была намного больше, чем я видел Ее в прошлый раз на капище. Тоже самое существо или другое? Времени гадать не было.       Треск раздавался из-под Ее огромных, как столбы, ног, под которыми трещали деревья, будто Она бредет не через густой старый лес, а кусты, которые едва доходят до бедер. Туша переваливалась сбоку набок, ломая древние стволы с чудовищным треском. Крючковатые длинные руки извивались, как удавы. Более безумного и страшного зрелища я не видел никогда в своей жизни.       Я сипло вскрикнул и нагнулся к жене и детям, пытаясь поднять их на ноги, чтобы увести от надвигающейся беды. Но родные напоминали безвольных кукол, которые хотели лежать и смотреть в землю. Я понял, что не смогу унести троих, поэтому нужно действовать иначе. Вспомнил, что под машиной осталось ружье.       Возможно, Аксинья призвала чудище или я, разрушив Ее храм и идола, навлек на себя гнев Поглотительницы — сейчас это не имело значения.       Я кинулся прочь мимо павших ниц культистов — теперь стало ясно, кому они поклонились — к своему дому. Влетел во двор, часто дыша. Подбежал к машине, нагнулся и нашарил в траве заряженное ружье. Извлек оружие и выпрямился. Оглянулся и забыл на миг, как дышать.       Поглотительница — а это могла быть только Она — уже добралась до деревни, оставив за задней своей частью, потому что назвать это спиной было сложно, поломанный лес. Теперь Лесная мать возвышалась над горящей избой Тоси, как оживший кошмар, как чудовищный мститель, как злой бог, спустившийся с небес или вылезший из преисподней.       Она совсем не походила на привычную нечисть, которую видел в фильмах и встречал в книгах. Это было что-то иное — настоящее — и потому пугало до дрожи, до слабости в коленях. Хотелось только бежать с криками прочь, забиться в угол и скулить в ужасе, как побитой собаке. Или пасть ниц и молить о пощаде. Только в моем случае не будет милости. Чувствовал, что Она заберет меня с собой и уже не отпустит. Поэтому вскинул заряженное ружье к плечу, направив на чудовище.       Поглотительница, состоящая из плетеных сучьев, как ожившее древо, легко перешагнула горящий дом и упавших перед ней прислужников. Сначала я испугался, что Она раздавит мою семью, но ее огромная лапа приземлилась на улицу за ними. Возникла мысль, что Она их даже не заметила. Или пощадила.       Лесная мать сделала еще один чудовищный шаг в мою сторону, приземлив ногу на забор во дворе деда, разрушив его с треском, как вафельный стаканчик и смяв заодно кусты.       Я выстрелил — промахнуться было трудно — и попал в уродливую тушу из сучьев, в которой то там, то тут виднелись вплетенные останки людей и животных. Но не нанес вреда или какого-то значительного урона. Видимо, картечь этой туше, что укус мошкары. Тогда я устремил взор ввысь на светящийся кончик «головного» отростка. Он постоянно покачивался и попасть в него было бы крайне сложно. Но я сделал попытку. Вдруг это Ее слабое место? Тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок.       Раздался оглушительный выстрел. Свечение не погасло. Похоже, я просто промазал.       Черт! Только время потратил.       Чудище находилось совсем близко. Следующим шагом Она раздавит меня, понял я с ужасом.       Нога Поглотительницы — больше похожая на чудовищный столб — взвилась вверх и опустилась на дом деда. Затрещали доски, и он сложился внутрь, как карточный домик.       Я вскрикнул и закрылся рукой от полетевших в воздух щепок. Страх охватил буквально до паники. Я кинулся прочь, перебежал через поваленный забор и оказался на улице.       Я мчался мимо горящих домов и все более казалось, что попал в ад, только не мог понять за что.       Поглотительница неспешно повернулась и сделала размашистый шаг, преследуя меня. Я слышал позади, как трещат ломаемые избы под Ее ногами. А потом в ужасе оглянулся.       Ноги чудовища пылали огнем. Видимо, Лесная мать не понимала все коварство огня, а пройти по узкой для Нее улице не имела возможности. Поглотительница состояла из мертвых сучьев и потому загорелась. Но продолжала шагать, как чудовищная заведенная кукла, гонимая на меня злой волей. Аксиньи?       Ответы искать времени не было. Только бежать, спасаться, как загнанному зверю.       Деревня внезапно кончилась. Я остановился. Передо мной стеной возвышались замшелые стволы — мрачный и непроглядный Болтунский лес в наступившей ночи. Лес, из которого нет выхода, ведь здесь все дороги ведут обратно в Моховку.       С отчаянием понял, что в западне и оглянулся, пятясь к стволам по опушке. Мои ноги путались в густой траве.       Поглотительница шагала прямо на меня. Огонь охватил колосса до пояса и пламя лизало извивающиеся руки.       Я ощутил надежду: вдруг Лесная мать просто сгорит и избавит меня от своего общества? Только успеет ли пламя спасти меня до того, как Она раздавит меня горящей ногой?..       В отчаянии снова вскинул ружье, нажал на спусковой крючок, метя в преследовательницу. Выстрела не вышло, и я вспомнил, что оружие не заряжено.       Черт!       Опустил ружье и дрожащими руками извлек патроны из кармана. Зарядил ствол и вскинул двустволку к плечу. С такого расстояния я отчетливо рассмотрел, как в туше Поглотительницы, освещенные пламенем, белели части скелетов людей и животных. Как на меня таращился пустыми глазницами человеческий череп с ее руки, а выше из плеча торчали рога лося с мумифицированной головой и реберной клеткой. Копыто животного в отчаянии выглядывало из переплетения хищных прутьев.       Внезапно с ужасом понял, какую судьбу уготовили мне культисты: стать частью тела Лесной матери.       Ну, уж нет! Я без боя не сдамся!       Выстрелил в чудовище из обоих стволов, тратя последние патроны, вложив в заряд весь свой гнев и отчаяние.       Только дробь не повредила преследовательнице. Это Ей, как плевок в лицо, вздохнул я.       Я опустил двустволку и ощутил себя муравьем перед великаншей. Ничтожеством, песчинкой перед волной океана. Я впервые узрел во плоти нечто настолько древнее, могущественное и непознанное, что охватил благоговейный ужас.       Бесполезное ружье выпало из рук в траву.       Я понял, что здесь некуда сбежать и по щекам заструились слезы. Остро ощутил, что кругом Ее владения, Ее воля, которая держит, как аркан.       — Отпусти меня! — взмолился я. — Зачем я тебе?       Лесная мать не ответила.       Но Ее начал повреждать огонь. Это дало надежду на спасение.       Внутри Поглотительница оказалась полой. С каждым шагом от чудища отваливались куски горящей древесины. Несколько мгновений и огонь охватил Ее полностью.       Еще шаг и Лесная мать оказалась прямо надо мной. Только Ее нога подломилась, и Она начала заваливаться на бок. Одно из горящих щупалец-рук потянулось ко мне и внезапно отвалилось от хозяйки и упало совсем рядом, поглощаемое пламенем.       Я попятился, закрываясь руками. Гул пламени подбадривал.       — Я не дамся тебе! — прохрипел я из последних сил Поглотительнице, перебарывая страх. — Никогда!       Пылающее чудовище внезапно начало осыпаться. А потом подалось вниз и меня завалила волна горящих ветвей.       Что-то холодное, как ветер из потустороннего мира накрыло меня, внезапно затушило пламя с обломков, оставив обугленные сучья, сбило с ног, прижимая к земле.       Я попытался сделать вдох и не смог, прижатый к траве порывом ветра и обломками туши Лесной матери. Даже пошевелиться не вышло, будто я лежал под каменной плитой.       Накрыла тьма и появилось тошнотворное чувство падения, будто меня засасывает водоворот в бездонный колодец. Сопротивляться не было сил, и я поддался стихии.