Топь

      Мариша сидела, обнимая детей. Она не улыбалась, мрачно погрузившись в свои мысли. Я решил подбодрить родных:       — Все хорошо! Мы скоро будем дома. Больше никто вас не тронет.       Внезапно ожил телефон и завибрировал в кармане: начали приходить смс.       Я извлек его из кармана. Время показывало: «2:37» ночи. Индикатор связи был целым. Одной рукой, держал руль, второй просматривал сообщения. Пара рекламных из банка, другая — какая-то акция в супермаркете. А последняя смс от брата: «Куда пропал? Перезвони». Но не в половине третьего ночи! Домой приеду и наберу ему.       Убрал сотовый обратно в карман и вырулил на шоссе в сторону города.       Колеса мягко зашуршали по асфальту, освещая разделительную полосу фарами. Других машин не было.       Чувство облегчения снова заставило улыбнуться. Раны саднили, но это были такие мелочи.       Мой взгляд наткнулся на кисти, лежащие на руле. На безымянном пальце кольца не было. Внезапно я вспомнил, что не женат и похолодел. Сердце снова забилось у горла.       Я не помнил свадьбы, совместной жизни и никогда не знал Марью и двух ее детей. Зато отчетливо вспомнил, как приехал днем в Моховку. С трудом нашел заброшенный дом деда — у меня было в телефоне фото из нашего старого альбома с его избой. Зашел в дом, промучившись несколько минут с замком, петли которого довольно легко отпали от двери при сильном рывке, дальше немного поборолся с покосившейся из-за сырости дверью и заржавевшими петлями. Затем зашел в избу и принялся делать снимки. Вошел в комнату деда, а потом… воспоминания обрывались. Начиналось ровно все, что я пережил.       — Бред какой-то! — прошептал я, пытаясь разобраться в мыслях. — Безумие…       Я бросил взгляд на соседнее сиденье. Там лежало ружье. Материальное. Порезы на руках и теле тоже были настоящими. Это не могло присниться!       Если у меня нет жены и детей, то кто сейчас сидит на заднем сиденье моей машины?!       С опаской я бросил взгляд в зеркало над приборной панелью, увидев на заднем сиденье женщину с детьми.       Что, если они мертвецы?! Вдруг разложатся на глазах или потребуют мои мозги на завтрак?!       Я не выдержал и свел машину к краю шоссе. Сбросил скорость и остановился на обочине.       Это надо было решить тут же. Понять, кто они такие и что вообще происходит.       Снова нахлынуло ощущение нереальности происходящего. Вдруг кошмар еще не закончился? Я даже огляделся по сторонам, опасаясь увидеть Лесную мать. Но шоссе было пусто.       Я включил в салоне свет и повернулся к Марье. Женщина подняла на меня настороженный взгляд. Илья смотрел исподлобья. Аленка уткнулась в грудь матери и, казалось, снова спала.       — Вы ничего не хотите мне рассказать? — начал я.       — Я вас не понимаю, — ответила женщина.       — Я ошибся, простите. Я не ваш муж. Тогда кто ваш муж? — сказал я конкретнее.       Марья кивнула:       — Мой муж Григорий Иванович Кислицин. Я же говорила. Вы его знаете?       — Я тоже Кислицин, как ни странно, — почесал я голову. — А ваш муж — мой дед. Как такое может быть?       — Я не знаю! — растерялась Марья и всплеснула рукой. — Однофамильцы. Бывает такое.       — Здесь что-то совсем другое. Потому что на фото в вашем семейном альбоме, — я указал пальцем на него на заднем сиденье. — Точно мой дед. Но жены Марьи у него никогда не было. Только Валентина Савельева. И сын Матвей — мой отец.       Или я не знал о наличии другой женщины? Сейчас это и предстояло выяснить.       — Как такое возможно? Какая Валентина?! Мой муж мне не изменял! — испугалась Марья. — Я не знаю никаких Валентин! К тому же, вы не можете моему мужу быть внуком! Вы тогда бы, даже не родились!       — Верно. Вот потому и странно, — вздохнул я. — Либо меня околдовали, либо вас. Может быть, это был морок, я уже ни в чем не уверен.       — А откуда вы знаете мое имя? — женщина растерялась и испугалась. — Муж вам рассказал, да?       — Нет. Я просто увидел нас вместе. Может быть, во сне.       В сне Григория?.. Или происходящее было иллюзией Поглотительницы?..       — Мы вернемся за Гришей? — вдруг попросила Марья. — Я не могу мужа бросить! Он очень любит нас.       Я нахмурился. Вспомнилось, как Григорий хотел на капище спасти свою семью. Обменять меня на них Лесной матери. Неужели, воскресить?! Но откуда они, если у деда была только Валентина? Или у Григория была еще одна тайная жена? Бабка и отец избегали тем про деда. Что-то было сильно не чисто в его прошлом.       — Сомневаюсь, что в Моховку стоит возвращаться, — сказал я. — Это опасное место, вы же сами видели.       — Тогда нужно заявить в милицию! И о краже нашего имущества тоже. Отвезите нас в село, пожалуйста, — попросила Марья.       — Подождите! — остановил я. — Полиция нам сейчас вряд ли поможет. Не нужно ни к кому обращаться, пока я не разобрался в чем дело.       Ответ лежал на поверхности, чувствовал я, только еще чуть-чуть и картинка сложится.       — Полиция? — не поняла Марья. — «Милиция» будет правильно.       — Сейчас они себя переименовали. Но это не важно. Дом в Моховке уже нежилого состояния. Я туда определенно не вернусь и вам, мне кажется, тоже не нужно возвращаться в деревню.       — Но как такое возможно?! Буквально вчера мы в нашей избе жили и все было хорошо! Козы еще в сарае и куры у нас. Их кормить надо, — продолжала о своем женщина.       Мимо промчался трейлер, осветив нас фарами.       Женщина и дети поежились.       — Какой грузовик интересный, импортный? — вдруг спросил Илья. — Как и ваша машина, да?       — Да, — кивнул я мальчику немного подивившись, что его это удивляет. — Вчера я был в доме Григория. Изба была в таком же плачевном состоянии, какой вы ее видели, понимаете? Я могу показать фото на телефоне с датой… Мы, такое чувство, про разные «вчера» говорим!       — Как это? — спросила собеседница.       — Думаю… — вздохнул я.       И тут у меня в мыслях щелкнуло.       — Если вы вторая жена моего деда, то тогда понятно, почему Валентина с сыном сбежали в город и моя бабка затаила на мужа обиду, — продолжил я. — Только почему вы выглядите лет на тридцать пять, а не на семьдесят?       — Этого не может быть! Я его жена! А это дети Гриши. Я не могу быть второй женой! Слухи бы ходили, но ничего такого не было, — взволновалась женщина.       А, вдруг, Марья — первая жена деда? Стало чертовски не по себе.       Я перевел взгляд на Илью и Аленку и ужаснулся мысли, что они могут быть моими дядей и тетей. Слишком сюрреалистично. Разве, произошедшее со мной, не из этой оперы?!       — Мы расписались в тридцать седьмом году, — всхлипнула женщина и утерла рукой слезу. — У нас и документ имеется!       — Мам, не плачь! — уткнулся ей в плечо Илья и погладил по руке. — Папа обязательно найдется!       — В тридцать седьмом?! — поразился я и картинка начала вставать на место. — В шестьдесят втором году родился мой отец. А, когда ему было пять лет, Валентина сбежала с сыном из Моховки от мужа Григория по обстоятельствам, которые для меня загадка. Но здесь, главное, даты. В восемьдесят втором году дед пропал, предположительно в лесу близ Моховки. Тела не нашли, но признан он ныне мертвым. Соболезную.       — Да, как так-то? — заплакала Марья. — Как это в лесу пропал? Гриша лес знал, как свои пять пальцев! Он не смог бы заблудиться! А медведи только за Бурлаково встречаются.       — Я говорю, что мне известно, — твердо сказал я. — Мой дед и ваш муж пропал сорок лет назад.       — Как это? Подождите… почему восемьдесят второй год?! Вы что-то путаете. Сейчас тысяча девятьсот пятьдесят шестой год!       Услышанное шокировало. Они же не могут быть из прошлого?! Для призраков слишком материальны. Или мне просто кажется? Безумие.       — Дайте, пожалуйста, вашу руку, — попросил я у Марьи и с опаской дотронулся до ее пальцев, когда она неуверенно протянула ладонь. Ее кисть была живой и теплой. Нет, они вовсе не призраки.       Отпустил в задумчивости ее пальцы, а затем назвал неожиданной спутнице сегодняшнюю дату. Глаза женщины округлились от удивления.       — Простите, у вас свой календарь? — изумилась Марья. — Я ничего не понимаю!       — Тогда вы попали в будущее, — я растерянно потер подбородок, для убедительности показал на сотовом дату, потом убрал его обратно в карман. — Боюсь, вы первая жена Григория, о которой он почему-то скрыл Валентине — моей бабушке. Возможно, узнав правду о вас, она уехала и развелась. Хотя, причина может быть иной.       Например, странный лесной культ и колдовство деда. Но это я решил пока не озвучивать.       — Я в это не верю! — отрезала Марья.       — Папа хороший, папа нас любит! — заворочалась Аленка и села. Посмотрела с обидой на меня и, вдруг, показала язык.       Это вышло комично. Но я даже не улыбнулся. Мне было не до смеха. Призраков с меня уже хватит. И что делать с женщиной и детьми, я не знал. К тому же вероятными родственниками. Мысль выставить их посреди ночного шоссе мне не нравилась. Совесть не позволяла.       — Гриша не мог нас предать! — повторила Марья и грустно опустила глаза. — Он не променял бы меня ни за что на другую женщину…       Только, если бы они не умерли, пришла внезапная догадка, которую я не нашел силы озвучить. Это было страшно. В первую очередь — для случайно воскрешенных.       — Что-то произошло с вами, так? — кинул я наводку. — Вы ведь не гуляли на свадьбе детей, у вас нет этих снимков в альбоме. Ваши дети не выросли. Вы не состарились. Что случилось?       Лицо Марьи внезапно побледнело. Я на миг испугался, что снова увижу мертвеца. Но она не разлагалась на глазах, как Евдоким. Только прошептала:       — Как?.. Как я оказалась в лесу? — напряглась Марья и, вдруг, закрыла ладошкой рот и с испугом посмотрела на детей, в порыве эмоций крепко обняла. — Вспомнила! Мы пошли за черникой. Ее в этом году выдалось много. Хотели засушить в печи побольше. И зашли слишком далеко… А там болото! Как-то расползлось сильно. Может, из-за того, что река полноводнее стала. Снега в том году было много… Увидели большую деревянную статую посреди топи… Мне от ее вида страшно сделалось. Что-то языческое, видимо. Аленка побежала посмотреть… и скрылась с головой в воде, оступившись. Я помню, как пыталась ее вытащить. — Марья всхлипнула. — Макушка скрылась в тине… А там трясина кругом, я это поздно заметила… Аленка даже не вскрикнула… Я кинулась за ней, чтобы вытащить. Илюшка схватил меня за руку, а потом… Потом не помню… Как вы нас вытащили?       Вопрос вышел неожиданным. Марья решила, что это я их из болота достал? Если бы. Здравый смысл подсказывал, что они утонули. Интересно, их тела еще в топи или моему деду удалось извлечь их на свет и поместить в «коконы»? Может, по этой причине дед призвал Поглотительницу или примкнул к культистам? Хотя, судя по Аксинье, мне показалось, что с Гришей они не поладили.       — Я не знаю, — ответил честно, поняв, что картинка сложилась, кроме незначительных белых пятен. — Как-то получилось вернуть вас. Сам не понял! Мне трудно поверить в то, что сейчас рассказываю.       Вернулись живыми с того света. Никто не поверит.       — Спасибо сердечное! — поблагодарила Марья. — Вас ведь Олег величают?       — Да.       — Спасибо вам еще раз, Олег. Только с Гришей-то сейчас что? Кто может знать? Я не верю, что он пропал!       — Не хочу вас пугать, но он может быть мертв, — я снова повторил сегодняшнюю дату. — Я его внук, как бы это безумно не звучало.       Мысль о том, что дед до сих пор жив, вызвала волну мурашек. Тем более, если это уже не жизнь. Что, если он вновь попытается отыскать свою семью и закончить начатое? Что, если Григорий — злой колдун? Я этого доподлинно не знал, поэтому решил себя не накручивать. Я покинул Моховку и это главное. Вот только с кем я ее покинул… От этого снова внутренне передернуло.       Женщина заплакала. Мальчик тоже всхлипнул. Мне стало их жаль.       — Папу можно найти? — поинтересовался Илья.       — Не думаю, что это хорошая идея, — ответил я. — Я не вернусь в Моховку. Там сидит злое чудище. Оно хотело забрать вас в жертву. Но нам удалось сбежать. Второй раз может так не повести.       — Если вы и, правда, внук Гриши, — начала Марья принимать происходящее, — А я каким-то чудом оказалась в будущем, то, как мой дорогой муж мог жениться на другой? Как мог… Я бы не смогла…       — Не уверен, что он любил Валентину, — я решил утешить женщину. — Раз они развелись. А дед, то есть ваш муж, оказался не прост. Моховцы поклонялись тому чудовищу из веток, что бежало за нами. Вероятно, Григорий тоже.       — У меня в голове не укладывается! — всплеснула рукой Марья. — Он же был православным человеком! В церковь ходил иногда, хоть это и не одобрялось особо в светском-то обществе.       — Вы что-нибудь помните про культ? — решил спросить я.       — Ничего…       — Аксинью знаете?       — Бабку Аксинью? Знахарку? Знаю, конечно! — ответила Марья. — Не от мира сего старуха. Я с ней не общалась.       — Вот она поклонялась Поглотительнице. И идол у них был, и храм, — поведал я. — Но сейчас это уже не важно. Мы покинули проклятое место и больше туда не вернемся.       — Какой ужас… — вздохнула Марья. — Ведьма, значит. Может она и Гришу моего околдовала? Он же любил меня! Он бы нас не предал…       — А он, похоже, и не предал. Пытался спасти вас ценой моей жизни. Отдать меня Поглотительнице вместо вас. Только я не дался и сбежал, а он рассыпался прахом. Мне очень жаль.       Я решил рассказать честно о произошедшем на капище, только детали умолчал, чтобы не пугать детей.       Марья горько заплакала. Илья тоже насупился и было такое ощущение, что разревется. Но мальчик снова уткнулся в мать.       — Не плачьте. Он был глубоким стариком… — сказал я.       — Я бы приняла его любым! — всхлипнула Марья.       Подумалось, попутчики сейчас исчезнут, как призраки, или же рассыплются прахом после того, как узнали правду. Но они продолжали сидеть.       — Мне холодно, — пожаловалась девочка и я включил печку в салоне.       Самому было зябко и порезы болели, но я уже притерпелся и не особо обращал внимание. Да и кровь уже запеклась. Первым делом в душ, как приеду и продезинфицировать раны. Главное, чтобы патрульные не тормознули. Видок у меня такой, будто в аду побывал. Хотя, наверное, это недалеко от истины.       — Вам есть куда поехать? — спросил я и понял, что спрашиваю глупость. Спустя шесть десятков лет найти их родню будет непросто и явно не ночью.       — Тетка живет в городе, — ответила Марья. — Но мы с ней почти не общаемся. Мать умерла. Отец погиб на фронте.       — Соболезную. Не уверен, что вашу тетушку будет легко найти спустя столько лет. Поэтому предлагаю пока остановиться у меня в квартире. Я живу один. А на утро решим, как нам быть дальше. К тому же… — я посмотрел на детей. — Не чужие вы мне все-таки.       Марья только кивнула и вытерла слезы.       Я завел мотор, тронул автомобиль с места и вновь помчался по шоссе навстречу рассвету.

***

      Огни города показались на горизонте. Попутчики молчали почти всю дорогу. Только Марья с удивлением отметила, что вокруг слишком много светящихся вывесок. А Илья сказал, что еще не видел таких красивых светофоров.       Я ничего не ответил. Когда завернул в свой двор и остановил машину недалеко от подъезда, сообщил:       — Приехали.       Заглушил мотор, ружье сунул под сиденье, чтобы не бросалось в глаза. Решил потом отнести в квартиру, завернув во что-нибудь.       Я открыл дверцу и покинул салон. Наскоро осмотрел двор, к счастью, прохожих не было. В домах не горел свет: все еще спали.       Помог выйти Марье и детям из машины. Аленку я снова взял на руки. Марья позволила. Женщина взяла фотоальбом и поплотнее закуталась в плащ. Они шли босиком. На них было жалко смотреть, хотя и я выглядел не лучше. Нам везло, что в четыре утра никто не поперся гулять с собаками.       Марья удивленно посмотрела на кодовый замок на двери, но ничего не сказала. Я пропустил их в подъезд первыми и зашел следом. Здесь было теплее. Свет зажигался по мере приближения к этажу — недавно установили новое освещение с датчиками движения. Илья спросил об этом достижении прогресса, пока поднимались по ступеням. Я коротко пояснил.       До моей двери добрались без приключений. Ключи от квартиры у меня были на связке с теми, что от машины, поэтому ничего не потерял. Я открыл дверь и пропустил Марью и Илью внутрь. Затем зашел следом.       На миг пришла мысль, что я просто поехал крышей и подобрал на улице нищую с детьми. Это было бы так, если бы не мои исцарапанные руки и тело, которые саднили и доставляли дискомфорт, когда вернулся в безопасную обстановку и стресс начал отступать.       Я включил дома свет и провел гостей в комнату. Аленку посадил на кресло.       Гости выглядели живыми, и я надеялся, что так оно и есть.       Я первым делом отвел Марью в ванную комнату и показал там все, предлагая помыть себя и детей, а старые вещи выбросить. Женщина угрюмо кивнула, но отметила, что у меня очень хороший ремонт. На самом деле совершенно бюджетный.       Одежду спасенным пообещал подобрать из своей, пока они моются.       Себя я решил привести в порядок позже.       Когда Марья увела Аленку и Илью в ванную комнату, я прошел на кухню. Помыл руки под краном, благо держу на кухонной раковине кусок мыла. Затем налил воды в электрический чайник и поставил кипятиться, чтобы всем испить чаю. Только сейчас понял, насколько я голоден.       Взгляд привлек конверт, который лежал на холодильнике. В нем находилось злополучное письмо от нотариуса, которое кто-то бросил в почтовый ящик. Я подошел и взял конверт. Извлек сложенное письмо. Развернул. Передо мной оказался чистый лист.       Как странно…       Даже на свет посмотрел письмо, но не увидел ни строчки. На конверте не было обратного адреса. Только мой.       Чертовщина!       Я скомкал письмо и выбросил в мусорное ведро в углу.       Внезапно в кармане завибрировал сотовый. Я вздрогнул и извлек телефон.       Это звонил Егор. Мой младший брат. В пятом часу утра!       Я снял трубку и поднес к уху.       — Алло, — сказал я.       — О! Дозвонился-таки! Спал, Олег, да? — затараторил Егор.       — А ты — нет, — недовольно буркнул я, хотя был очень рад его слышать. — Играл всю ночь за компом, угадал?       — Да, — признался брат. — Вот будь ты геймер, ты бы меня понял. А вообще уже ложиться хотел. Дай, думаю, позвоню. Вот, как душа не на месте была. Как ты там?       — Да все путем, — уклончиво ответил я.       — Чего вчера трубку не брал? — поинтересовался брат. — На смс не ответил.       — В Моховку сгонял дом деда фотографировать. Видимо, далеко был и связь не ловила.       Но что-то подсказывало, что не из-за этого.       — А зачем? — искренне удивился Егор.       — Продать хотел, — признался я.       Брат неожиданно рассмеялся и ехидно спросил:       — Много нафоткал?       — Ну, да. Фоток двадцать. Отсырел дом, покосился, выглядит непрезентабельно. Не купят такой, так что забил, — я решил обозначить железную причину, чтобы не возвращаться.       — Ты меня разыгрываешь, Олежка? Моховка сгорела с частью леса года три назад! Неужели, отец тебе не сказал? Он же так рад был этой новости!       — Не сказал, — ответил я и стало сильно не по себе: где же я тогда был? — Много он мне чего говорит… Значит, не тот дом снимал. Тьфу. Зря только ехал, — выкрутился я, а самому сделалось зябко.       Егор был довольно легкомысленный малый, и поэтому я не особо с ним откровенничал. Может, потому что я старше на одиннадцать лет и не всегда были общие темы для разговоров. К тому же не был уверен, что брат мне поверит. Я и сам не до конца верил в происходящее, вернувшись домой.       — Приключенец ты! — посмеялся Егор. — Расскажешь потом, как пепелище снимал. Ладно, бывай. Не пропадай только, а я спать пошел.       — Добрых снов, — пожелал я и повесил трубку. Сотовый отложил на стол.       На душе стало тягостно.       Нужно было помыться и обработать раны. Вот они были явное доказательство, что все произошедшее — кошмарная реальность.       Никогда не верил в мистическое, но убедился на своей шкуре в прямом смысле, что «что-то есть».       Я прошел в комнату переодеться. В дверце шкафа было зеркало. Я посмотрел на себя. Лицо и торс исцарапаны. Джинсы порваны. Весь в кровоподтеках и грязи, будто воевал с целой армией. А еще заметил, как на груди что-то белеет — полосы — ровно в том месте, где сердце. Я потер пальцами кожу, стирая засохшие потеки крови. Теперь отчетливо проступило подобие шрама, по форме напоминающее оберег, что на днях носил в Моховке и, который так и остался в злополучной деревеньке. Ветка дерева. Чтобы шрам остался такой формы, рана должна быть глубокой. Но меня так не резали. Да и не бывает шрамов без раны! Это было что-то другое и меня это напугало.       Я снова вспомнил капище и деда, который сказал, что хотел обменять меня на родных… А ведь Григорий тоже был в коконе! Он тоже хотел вернуться. Ожить, понял я. Ценой моей жизни и души. Как это подло, хотя с другой стороны, Григория можно понять. По итогу Марья и дети вернулись. Я не стал жертвой лесного духа. Нам удалось убежать. Это несомненно радует. Но, вдруг, Лесная мать вернется за мной? Спасет ли меня то, что у Нее больше нет тела? Кто знает. Надеюсь, Она забрала себе Григория и успокоилась. Точных ответов не было и снова проснулась тревога.       Что, если еще ничего не закончилось?