За дверью спальной комнаты

Проснувшись утром следующего дня, коим значился понедельник, Чжун Ли понимает одну простую вещь: он окончательно проебался. Эта мысль заседает в его сознании так крепко и звучит так чётко, что Чжун Ли не может сдержать громкого вздоха, полного разочарования в самом себе. И какой он после всего произошедшего отец? А человек? «Отвратительный», — подсказывает собственное сознание, из-за чего Чжун Ли впадает лишь в большее уныние. Выходить из комнаты решительно не хочется — будильник на семь прозвенел пять минут назад, а значит, Сяо тоже скоро будет вставать. Они просто не могут не столкнуться где-то в квартире: ванная у них одна, кухня тоже. Чжун Ли не знает, как будет смотреть в глаза своему сыну, которого вчера совратил собственными руками. — «Просто отвратительный», — повторяет сознание, заставляя его крепко зажмуриться. — «Может, притвориться больным и не выходить сегодня из комнаты? Нет, Чжун Ли, ты должен быть выше этого. Ты — взрослый в данной ситуации, а значит, вся ответственность на тебе, не забывай об этом». Он лежит в кровати, предаваясь самобичеванию, до тех пор, пока не слышит звук хлопнувшей в коридоре двери: Сяо занимает ванную. Обычно Чжун Ли встает немного раньше, чтобы сварганить им лёгкий завтрак и успеть пообщаться с сыном, однако сегодня последнее, чего ему хочется — это видеть разочарованного в нём Сяо и как-то обсуждать всё произошедшее, поэтому он тянет до победного. Нехотя поднявшись с кровати, Чжун Ли решает сразу переодеться в рабочую униформу и выйти из комнаты в таком виде — всё-таки он потратил порядком десяти минут на самокопание, а мог бы уже приготовить яичницу. Затянув галстук, он набирает побольше воздуха в лёгкие и открывает дверь, ведущую в коридор. Сяо ещё не вышел из ванной, и это даёт Чжун Ли фору на моральную подготовку (хотя как в подобной ситуации вообще можно быть морально готовым?) и готовку завтрака. Когда он надевает фартук и встаёт за плиту, Сяо в обычной домашней одежде — хорошо хоть не в футболке Чжун Ли — и с полотенцем на голове входит на кухню. Он мельком смотрит на отца, как делает это обычно, и Чжун Ли отмечает, что на юношеском лице нет ни капельки разочарования, испуга или отвращения: тот выглядит как обычно, — из-за чего Чжун Ли чувствует небольшую растерянность. «Неужели ему не противно от того, что я с ним сотворил?» — неуверенно думает он, немного нахмурив брови. Еда в сковородке только начинает готовиться, так что Чжун Ли не может отойти далеко и остаётся приглядывать за яичницей у плиты, пользуясь этим в качестве предлога для того, чтобы отложить разговор ещё на какое-то время. Он на автомате тянется к чайнику и ставит его на подогрев, после чего окончательно зависает, продолжая обмозговывать происходящую ситуацию. — Доброе утро, пап, — как ни в чём не бывало произносит Сяо, проходя к обеденному столу. Чжун Ли же, до сих пор не зная, как уложить всё в голове, так и замирает, глядя в дверной проем, где только что стоял сын. Сяо, заметивший нехарактерное Чжун Ли поведение, обеспокоенно поджимает губы. — Пап? — вновь окликает его тот. Чжун Ли от голоса сына даже не шевелится, продолжая выглядеть так, будто бы только что кого-то похоронил. Не получив никакой реакции во второй раз, Сяо немного повышает голос, дабы всё-таки привлечь к себе внимание: — Пап! Вздрогнув, Чжун Ли отмирает и, проморгавшись, наконец, вновь поворачивается к плите, стараясь как можно более естественно продолжить готовить завтрак. Будто бы это не он только что совершенно не подозрительно пялился в одну точку с лицом, полным скорби этого мира. — Что-то задумался, извини. Доброе утро, Сяо, — его голос дрожит, а сам отец совершенно не смотрит в сторону сына, предпочитая пялиться на ни в чём неповинную сковородку, и Сяо понимает: им срочно нужно поговорить. Сяо принял свою ориентацию и влюблённость в отца ещё в четырнадцать лет. Сначала он ненавидел себя, хотел умереть, стереть себя с лица Земли, лишь бы не осквернять Чжун Ли своим существованием, однако с возрастом понял, что это просто часть него, которую он никак не сможет изменить. Сяо честно пытался сделать это: встречался с разными девушками и парнями, однако ни с кем из них не ощущал себя так же, как с отцом — спокойно, радостно, по-настоящему счастливо. Тем не менее, Чжун Ли этот кризис ещё не проходил. Сяо даже не уверен в ориентации своего отца — если до этого он не задумывался о парнях в подобном плане, то это окажется кризисом в квадрате. Справиться с чем-то подобным будет гораздо сложнее. Сяо не собирается оставлять Чжун Ли наедине со своими демонами. Да, тот уже взрослый и должен уметь преодолевать многие трудности самостоятельно, но поддержка близких — это то, без чего не может обойтись человек любого возраста. Так считает Сяо. Так его научил папа. Вздохнув, Сяо поднимается со своего места и идёт к плите. У него нет конкретного плана действий — только цель: он хочет утешить своего отца, дать ему понять, что всё нормально, что они справятся с любой трудностью, даже если эта трудность заключается в их взаимном влечении друг к другу. И что он никогда и ни за что не отвернётся от него. Тем более сейчас, когда они только-только начали идти по пути, близкому к истинным желаниям Сяо. — Пап, — подойдя к Чжун Ли, Сяо кладёт руку к нему на плечо, обозначая своё присутствие. Тот ожидаемо вздрагивает и едва удерживается от того, чтобы отстраниться, скинув ладонь сына. Всё в Чжун Ли так и кричит о том, как сильно он сейчас загоняется из-за сложившейся ситуации и собственных мыслей. — Пап, я знаю, что это нелегко тебе даётся, но мы должны всё обсудить, — настойчиво произносит Сяо, сжимая плечо немного крепче, будто бы отец в самом деле может сбежать. Чжун Ли прерывисто выдыхает, но голову не поворачивает, продолжая сверлить взглядом бедную яичницу. — Не понимаю, о чём ты, — стоит отдать ему должное: голос практически не подводит, оставаясь таким же ровным. Однако Сяо слишком хорошо знает Чжун Ли, чтобы купиться на нечто подобное. «Пытается косить под дурачка, — хмыкает Сяо, не убирая руки. — Что ж, он сам нарвался». — Не делай вид, что всё забыл от одного бокала вина. Ты ещё не настолько стар, чтобы страдать от амнезии из-за нескольких глотков алкоголя, — Сяо закатывает глаза. — Повернись и поговори со мной, — его голос звучит уверенно и совершенно безапелляционно, что со стороны Сяо является настоящей редкостью. Не то чтобы тот по жизни безвольный или вроде того, но едва ли он каждый день отдаёт приказы собственному отцу. Глубоко вздохнув, Чжун Ли делает, как было велено, однако взглядом с Сяо не встречается, нервно бегая им по комнате. Он выглядит таким потерянным и угнетённым, что на секунду кажется гораздо младше, чем есть на самом деле. Сяо думается, что в этой ситуации взрослым будто бы становится он сам. «Или лучше сказать более опытным?» — это заставляет грустно усмехнуться. — Пап, посмотри на меня, пожалуйста, — мягко просит он, убирая руку с плеча. Чжун Ли делает вид, что не слышит просьбу сына, продолжая блуждать взглядом по кухне, и это немного раздражает Сяо, из-за чего он непроизвольно повышает голос вновь: — Чжун Ли, чёрт тебя дери, посмотри мне в глаза! Вздрогнув от изменения громкости — до этого Сяо ни разу не разговаривал с Чжун Ли подобным тоном — он изумлённо смотрит на сына. Тот выглядит так уверенно и хмуро, что Чжун Ли становится стыдно за свои действия. С каких пор он стал вести себя, словно ребёнок-переросток? — Пап, — тон Сяо снова становится мягким, и Чжун Ли расслабляется: тот факт, что сын не ненавидит его, заставляет радоваться и ощущать небольшое облегчение, пусть он и не перестаёт винить себя во всём происходящем. — Я знаю, что ты сейчас переживаешь кризис. Твоя картина мира перевернулась, и ты не можешь принять себя. Возможно, тебя даже тошнит от самого себя, — на этих словах Чжун Ли вздрагивает, и Сяо понимает, что попал в точку. «Неужели он тоже переживал нечто подобное? — изумлённо думает он, нервно сжимая кулаки. Чжун Ли слышит, как говорит Сяо: он будто бы знает все эти чувства досконально, словно он давным-давно прожил их. — Он переживал нечто подобное, а я даже не знал об этом. Да я отец года», — шепчет мерзким голосом подсознание, заставляя Чжун Ли сильнее окунуться в тёмное чувство ненависти к себе. — Но я хочу, чтобы ты знал одну вещь, — Сяо продолжает говорить, выглядя при этом как никогда убедительно. Он всем своим видом пытается передать, что все его слова — правда, в которую Чжун Ли нужно просто поверить, доверившись сыну. — Я не чувствую отвращения по отношению к тебе и не жалею о том, что произошло вчера. Более того, я хочу повторения, — от внезапного признания он всё-таки смущается и начинает говорить тише, немного сбавляя собственный напор. Чжун Ли же, вновь увидев смущённого сына, ощущает, как в груди щемит от всепоглощающей нежности. И всё-таки он его любит. Всем сердцем. Пусть и не совсем по-отцовски. — И это не изменится. Я люблю тебя всю свою сознательную жизнь, — Сяо, несмотря на собственное стеснение, говорит пылко, страстно, так, как могут говорить только юноши его возраста. Он не отводит янтарных глаз от своего отца, пытаясь подкрепить свои слова взглядом и общим видом. И Чжун Ли, не сдержавшись, улыбается уголком губ. — Ты ещё совсем ребёнок, Сяо. Не понимаешь, о чём говоришь. То, что я сделал… — слова отца по-настоящему злят его. Тот говорит так ласково и поучительно, будто бы сыну снова десять лет, и он сказал какую-то несусветную глупость, не понимая всей сложившейся ситуации. Подобное практически приводит Сяо в ярость: он раздражённо сверкает глазами и сжимает руки в кулаки. — Я сам тебя поцеловал! Я сам полез на тебя! Если бы я всё это не сделал, а просто продолжил молча тебя любить, всего бы этого не случилось, так что если ты хочешь кого-то винить во всей этой ситуации, то вини меня! — он прикладывает руку в груди, как бы указывая, на кого стоит пустить весь негатив. Чжун Ли качает головой: Сяо всегда таким был, всегда пытался взять на себя больше, чем следует. Слишком взрослый и серьёзный для своих лет — он слишком хорош для Чжун Ли. Он его просто не заслуживает. — Я не могу винить тебя за твои чувства, солнце, — нежное прозвище, слетевшее с мужских губ, заставляет Сяо немного умерить свой пыл, упёрто поджав губы. Злость в груди постепенно начинает успокаиваться — с детства он быстро заводился и так же быстро остывал, — однако в янтарных глазах по-прежнему можно увидеть ничем не скрываемый яростный блеск. — Так получилось, и я понимаю это. Но я не должен был поддаваться подобному порыву. Сяо, я взрослый мужчина, к тому же — твой отец. Подобное неприемлемо в обществе, — Чжун Ли старается держать себя в руках и рационально разложить все по полочкам, убедить не столько сына, сколько себя в собственных словах. Выходит, мягко говоря, хуёво, потому что внутренний голос неумолимо скандирует: «Обними его», «Поцелуй его», «Да плевать на это общество», — и едва ли у него получается его заглушить. — Да какая к чёрту разница, кто ты?! — Сяо приближается к Чжун Ли ещё на один шаг и проникновенно заглядывает в его глаза снизу вверх. — Все люди достойны любить и быть любимыми. Не у всех любовь относится к понятию «нормальности», такова жизнь, пап. Тебе ли не знать? — это риторический вопрос, на который Сяо не ждёт ответа, и Чжун Ли, внимательно слушающий его тираду, понимает это. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Сяо на секунду опускает голову, а затем, вновь посмотрев на отца, решается на очередную авантюру, внезапно вспыхнувшую в его мозгу: — Давай поцелуемся на трезвую голову, и тогда ты решишь, хочешь ли продолжать то, что мы начали, или всё это было ошибкой и нам стоит прекратить, — то, что он предлагает — довольно смело, и Чжун Ли в очередной раз поражается его безрассудной отваге. Ему определённо предстоит ещё многое узнать о сыне. — Что? — переспрашивает Чжун Ли, надеясь выкроить себе немного времени для побега, однако ему не дают и шанса на отступление. На предложение, которое делает Сяо, едва ли нужно было отвечать — тот сам принимает решение и моментально начинает действовать. Подойдя ещё ближе, Сяо берёт отца за галстук, перед этим достав его из-под фартука, и, потянув тот на себя так, чтобы Чжун Ли наклонился, накрывает его губы своими. Конечно, за одну ночь он не может научиться целоваться как профессионал, однако по памяти сразу же открывает рот, мысленно ликуя, когда язык Чжун Ли проникает в него. Само собой, тот не смог сдержаться: будем честны — он слишком плохо старался для этого. Едва ли подобное в его силах: не тогда, когда Сяо, такой упёртый и настойчивый, вновь целует его сам. Углубив поцелуй, Чжун Ли автоматически кладет ладони на поясницу сына и притягивает того к себе, прикрывая глаза. Такое чувство, что нужен был лишь небольшой толчок, и он снова ведёт в поцелуе, заставляя Сяо, уже отпустившего серый галстук, льнуть к нему всем телом. Он тянется руками выше и обнимает отца за шею, стараясь прижаться к нему ещё сильнее. Вся злость, дурные мысли и ненависть к себе мгновенно теряются в откровенном желании обладать. На трезвую голову поцелуй ощущается ещё более крышесносно: распалённые жаром друг друга тела так близко, что становится тяжело дышать; горячие языки, сплетающиеся в страстном танце, заставляют терять голову одновременно с дыханием, а весь накопившийся негатив переходит в вожделение, постепенно захватывающее каждую клеточку их тел. Когда Сяо начинает постепенно отходить к обеденному столу, утягивая за собой отца, Чжун Ли всё-таки находит в себе силы отстраниться. Одновременно открыв глаза, они оба тяжело дышат, прижимаясь друг к другу лбами. Лицо Сяо, все раскрасневшееся от нахлынувшего смущения, вызывает в Чжун Ли столько желаний сразу, что становится страшно. Сегодня им ещё нужно попасть в школу и на работу — эта мысль кажется самой адекватной из всех, и он решает ухватиться за неё, как за спасительную нить. — Такими темпами мы опоздаем, — шепчет Чжун Ли в губы напротив, наблюдая за своим сыном сквозь полуопущенные ресницы. Сяо, смотрящий на него снизу вверх уже более застенчивым взглядом, отпускает его шею и, уперевшись руками в обеденный стол, нагло усмехается. — Если это поможет тебе в принятии себя, можно и опоздать, — произнеся это, Сяо придвигается чуть ближе и, встав на носочки, целует Чжун Ли в шею, заставляя того неровно выдохнуть. — Тебе не хочется? — он уже знает ответ, чувствует жар, исходящий от отца, но всё равно решает уточнить, услышать заветные слова от него самого. — Хочется, солнце, — фраза, словно услада для ушей Сяо. — Но мне нельзя опаздывать на работу, — вопреки своим словам Чжун Ли не отстраняется, продолжая разглядывать сына, возбудившегося от одного лишь поцелуя. Сам же он после вчерашнего старается держать себя в узде — член в штанах лишь начинает затвердевать, пока что не принося значительного дискомфорта, что позволяет Чжун Ли не терять остатки разума. Сяо, поняв, что настало время для применения секретного оружия, выпячивает вперёд нижнюю губу и делает щенячьи глаза, становясь похожим на Кота из «Шрека». Они смотрели этот мультик вместе, когда сын был гораздо младше. Тогда Сяо сильно вдохновился методами воздействия этого персонажа на окружающих и, переняв их, начал использовать нечто подобное на отце. Конечно же, это прекрасно работало — всё-таки Чжун Ли души не чаял в своём чаде. Едва ли с годами что-то изменилось: буквально спустя минуту Чжун Ли вздыхает, признавая собственное поражение — подобное выражение лица Сяо всегда заставляло его уступать. — Хорошо. Но только если быстро и только тебе, — счастливая улыбка, моментально возникшая на лице сына, заставляет сердце сделать кульбит. Кто бы мог подумать, что в девятнадцать лет Сяо будет радоваться не новой машине или телефону, подобно своим сверстникам, а быстрой дрочке от отца перед школой. «И куда это всё нас приведёт?» — думает Чжун Ли, любующийся счастьем на лице Сяо. Он чувствует мимолетную дрожь в теле, но быстро подавляет её и, хитро улыбнувшись, приближается к лицу сына, чтобы горячо прошептать ему прямо в губы: — Но для этого тебе нужно снять с себя штанишки. Тебе же не хочется замарать чистое бельё прямо перед школой? От бархатистого тона Чжун Ли Сяо возбуждается лишь сильнее и даже не замечает, как тихо скулит в ответ. Он и не думал, что простые слова окажут на него такое воздействие — не то чтобы Сяо было с кем проверять, — а в совокупности с резкой переменой в настроении отца вся ситуация заставляет Сяо буквально пылать изнутри, желая получить больше. Совладав со своими руками, он быстро приспускает штаны вместе с трусами и, подняв голову вновь, заглядывает обратно в янтарные глаза в надежде на похвалу, некое одобрение своих действий. Чжун Ли, увидевший выражение лица Сяо, ухмыляется. — Умничка, — от слов отца член дёргается, а тело будто бы прошибает током. Он, конечно, знал, что ему нравится, когда Чжун Ли его хвалит, однако никогда бы не подумал, что до такой степени. Чжун Ли же, заметив интересную реакцию сына на его слова, оставляет данную особенность в голове в качестве заметки на будущее. — Сейчас папочка сделает тебе хорошо. Доверься мне, — он шепчет эти слова, обжигая губы Сяо горячим дыханием, а после кладет ладонь на его член. Чжун Ли начинает нежно ласкать сына, ловя его сбивчивые стоны ртом и буквально упиваясь ими. Изначально он хотел быстро покончить с этим, чтобы не давать себе слабину на слишком большой срок, однако приоткрытые губки, раскрасневшиеся щеки и шальной взгляд Сяо вынуждают Чжун Ли оттягивать момент его оргазма, водя ладонью нарочито медленно, позволяя себе насладиться прекрасным видом ещё немного. Сяо плавится в объятиях отца, позволяя умелым рукам доводить до исступления своими ласками. Он несдержанно стонет и выгибается, в какой-то момент ухватываясь за рукава рубашки на плечах, чтобы стать к Чжун Ли ещё ближе. Сяо тянется к лицу отца, всем своим видом выражая потребность в поцелуе, и тот, правильно растолковав это действие, наклоняется к сыну, вовлекая в него младшего. Однако на этот раз поцелуй оказывается совершенно не быстр и будто бы нарочно замедлен в темпе — Чжун Ли, почувствовав власть, сам контролирует ритм, подстраивая его под неторопливые движения руки. В какой-то момент Сяо, лишь сильнее распалившийся от ласк и поцелуев, ощущает, что ему недостаточно, ему мало всего этого для того, чтобы кончить. Он хочет, чтобы отец ускорился, позволил ему забыться в резких движениях, и получить оргазм от его рук. — Пап, — Сяо практически всхлипывает ему в губы, продолжая отчаянно цепляться за светлую рубашку. Его глаза прикрыты, а ресницы трогательно трепещут, немного задевая щеки Чжун Ли — весь его вид выражает наслаждение и огромное желание. Он же продолжает наблюдать за сыном, откровенно любуясь его эмоциями и им самим. — Я хочу кончить, — он говорит тихо, будто бы стыдясь собственного признания, однако достаточно чётко, чтобы Чжун Ли смог услышать его слова и усмехнуться. — Я знаю, — произнеся это, он будто бы замедляется ещё сильнее, заставляя Сяо прижиматься к Чжун Ли в попытках увеличить темп или хотя бы привлечь внимание отца к волнующей проблеме. Выходит, мягко говоря, не очень: Чжун Ли и не думает двигать рукой быстрее, заставляя Сяо изнывать от возбуждения. — Ты не ускоришься? — его голос звучит хрипло, и Чжун Ли жалеет, что не может записать этот момент на диктофон. Сын тяжело дышит в его губы, иногда срываясь на стоны, когда Чжун Ли задевает особо чувствительные точки, и время от времени вскидывает голову, прикрывая глаза. Именно эти моменты Чжун Ли обозначает как самые близкие к оргазму, и поэтому периодически останавливается, не давая Сяо желаемого. — Только если ты меня об этом попросишь, — нравится ли Чжун Ли эта игра с сыном? О, да, безумно. Маленький тёмный демон, до этого активно подавляемый им, вдруг вырывается наружу и теперь постепенно превращается в полноценного Дьявола, завладевая его разумом и телом. Теперь в его мыслях только пошлое, развратное, грязное, заставляющее покраснеть даже самых безразличных людей. — Попроси меня, Сяо. Попроси как следует, — Чжун Ли шепчет последние слова прямо на ухо сыну, заставляя того крупно вздрогнуть и покрыться мурашками. Он целует нежную кожу за ним, постепенно спускаясь губами к шее, от чего Сяо совершенно теряется в водовороте из ощущений, будто бы тая от них. — Только попроси, малыш. Всё в твоих руках, — ох, как же Чжун Ли хочется сейчас услышать нечто подобное от Сяо. Он никогда не признается вслух, но ему с самого начала доставляло особое моральное удовольствие, когда сын приходил к нему с просьбами: будь то починка сломанной игрушки или покупка сладостей для их воскресного вечера, — Чжун Ли кайфовал от этого и с радостью выполнял каждую его просьбу, если та оказывалась в пределах разумного. Возможно, оно перешло и на сексуальные потребности Чжун Ли, а может, оно всегда было именно ими, но активно подавлялось сознанием, из-за чего до последнего оставалось чем-то безобидным. Мы никогда не узнаем. Прерывисто выдохнув через нос, Сяо сильнее сжимает плечи отца и сбивчиво произносит: — Папочка, пожалуйста, позволь мне кончить. Наверно, в эту секунду в сознании Чжун Ли что-то окончательно ломается: заслышав слова сына, он резко подхватывает того под бёдра и сажает прямо на стол для их общего удобства. Теперь Сяо может уткнуться прямо в плечо отца, пряча в нём своё алое от смущения и возбуждения лицо. Это позволяет ему продолжать горячо шептать Сяо прямо на ухо, не наклоняясь слишком сильно. — Всё для тебя, — сказав это, Чжун Ли ускоряет темп своей руки, создавая пошлые звуки, распространяющиеся по всей кухне. Он прикусывает мочку уха сына, заставляя того шумно выдохнуть через нос и задрожать всем телом: юношеская чувствительность вперемешку с бурей эмоций внутри заставляют Сяо реагировать более чутко на каждое прикосновение и слово. Конечно же, особо громкие стоны хорошо глушатся, поскольку Сяо так и не отнял лица от чужого плеча, не в силах сесть ровно и посмотреть в янтарные глаза напротив, однако это не мешает Чжун Ли слышать их, наслаждаясь каждым звуком, исходящим от сына. Когда он в очередной раз в рывке проводит по члену ладонью, Сяо крупно вздрагивает и изливается в ладонь отцу, пачкая его фартук. К счастью, сперма не попадает на одежду — переодеваться прямо перед выходом было бы весьма затратно по времени. Сяо не шевелится, пытаясь отойти от бурного оргазма, а Чжун Ли не спешит отстранять от себя сына: на этот раз он вполне осознавал все свои действия и теперь должен столкнуться с последствиями принятых собой решений. Им обязательно нужно будет обсудить всё происходящее сегодня же и больше не откладывать разговор в дальний ящик. Но то будет вечером, а пока что он может свободно наслаждаться горячим дыханием Сяо и ощущением его тела, разморенного послеоргазменной негой, у себя на руках. — Только не засни так, пожалуйста. Мне ещё нужно помыть руки и бросить фартук в стирку, — ровно произносит Чжун Ли, терпеливо дожидаясь, пока Сяо немного придёт в себя и отпустит его рубашку. Сын, будто бы резко осознав ситуацию, быстро отстраняется от отца, но рук не убирает. Их взгляды встречаются: Сяо долго смотрит на отца, видимо пытаясь отыскать проблески вины, и, не найдя каких-то признаков самобичевания, удовлетворенно кивает сам себе. Наконец отпустив отца, Сяо слезает со стола, становясь рядом с ним, и, видимо, только тогда до него доходит, что он, вообще-то, сейчас стоит посреди кухни без трусов и штанов, а ещё ему только что подрочил человек, в которого он влюблён добрый десяток лет (если не больше). Все эти мысли ураганом проносятся на его лице, а после заставляют очаровательно покраснеть. Чжун Ли, заметив реакцию сына, улыбается и гладит Сяо по волосам чистой рукой. — Приходи в себя и собирайся. Если поторопишься, то даже не сильно опоздаешь на первый урок, — и когда тот хочет задать вполне очевидный вопрос, отец опережает его, отвечая заранее: — Мы обсудим ситуацию вечером. Сейчас в приоритете учеба. Давай-давай. Сяо, так ничего и не сказав, быстро кивает и, натянув брюки с трусами, вновь уходит в ванную, чтобы привести себя в порядок. В штанах Чжун Ли уже привычно тесно, а на сердце творится настоящий сумбур. Завтрак успешно подгорает.

***

Чжун Ли опаздывает на работу всего лишь на десять минут. Он быстро заходит в главное здание и, кивнув Ху Тао, стоящей за стойкой дежурного, проходит в сторону своего кабинета. Их небольшой городок не может похвастаться огромным отделением полиции: пять офицеров, один сержант, один капитан, заместитель шефа и сам шеф полиции, коим является Чжун Ли, спокойно умещаются в помещении, состоящем из небольшого зала ожидания, рабочего пространства для сотрудников, кабинета шефа и места временного задержания преступников. Полноценной тюрьмы у них нет — да и в ней не то чтобы есть необходимость: если особо опасных преступников и задерживают в их районе, то обычно отправляют в Нью-Йорк, который является ближайшим к ним мегаполисом с нормально развитой правоохранительной системой. Чжун Ли бы сказал, что всего перечисленного более чем достаточно, чтобы поддерживать порядок в их городке — всё-таки тут мало что происходит, и их небольшого отделения вполне хватает, чтобы организовывать массовые праздники и выписывать штрафы. Однако, несмотря на ряд преимуществ в виде минимальной выездной работы, у маленьких городов есть и свои недостатки: спустя полчаса после прибытия шефа на рабочее место о его опоздании и хмуром виде знали буквально все в отделении. По всей видимости, это произвело своеобразное впечатление, потому что Чжун Ли может наблюдать сквозь стеклянные стены своего офиса, как его немногочисленные подчинённые громко шепчутся между собой, собираясь в небольшую кучку у кофемашины и мини-холодильника (это небольшое пространство негласно считается зоной отдыха), и периодически поглядывают в его сторону. Чайльд — его заместитель, стоящий посередине этого круга сплетников, моментально ловит его недовольный взгляд и, правильно поняв намёк, прерывает свою беседу. Махнув напоследок коллегам, он выдвигается в сторону офиса Чжун Ли. Сплетники же, потеряв Чайльда, не расходятся, а будто бы наоборот придвигаются поближе друг к другу, начиная шептаться ещё более усиленно. Долго это не продолжается: Эола — их сержант — быстро берёт ситуацию в свои руки и разгоняет ленивых офицеров по своим местам, за что Чжун Ли мысленно благодарит её. — Доброе утро, — Тарталья натягивает на губы лучезарную улыбку и проходит внутрь, аккуратно прикрывая за собой дверь. Несмотря на то, что их отделение кажется совсем маленьким и технически отсталым, прошлый шеф позаботился о том, чтобы его кабинет был звукоизолированным и обладал максимальным количеством технических устройств вроде принтера последней модели. Чжун Ли никогда не понимал, зачем Аждаха так сильно парился на этот счёт, но, став шефом после его отставки, решил ничего не менять. Иногда наличие лишнего оборудования неплохо играет на руку: когда единственный на всё отделение принтер внезапно ломается, техника в кабинете шефа приходится весьма кстати. — Плохо спал? — не сказать, что они с Чайльдом сильно близки или что-то в таком духе: когда-то давно они сходили на пару свиданий, а потом Аякс, получив отказ от Чжун Ли, почти сразу нашёл себе новую подружку. Или парня? Чжун Ли не сильно вникал в подробности личной жизни своего коллеги. Но именно те свидания и сблизили их достаточно, чтобы, оставаясь наедине, отбрасывать любые формальности и иметь возможность разговаривать на более менее личные темы. — Бурная ночка? Или утро? — ухмыльнувшись, Тарталья усаживается на один из стульев, стоящих перед столом, и закидывает ногу на ногу, всем своим видом выражая абсолютную безмятежность. Чжун Ли же от его вопросов, наоборот, напрягается. — С чего ты взял? — последнее, чего бы ему хотелось — это чтобы все в отделении узнали об особенностях его личной жизни, ведь та в последнее время и правда стала слишком особенной, чтобы делиться с кем-то её подробностями. Если нечто подобное всплывёт у него на работе или на учёбе Сяо, это наверняка обернётся проблемами для них обоих. Хорошо, что сын уже совершеннолетний, и опека не сможет разлучить их или вроде того, иначе проблем доставляла бы не только совесть Чжун Ли, но и государство. — Ну, — задумавшись на мгновение, Чайльд окидывает шефа цепким взглядом, от чего тот на секунду чувствует себя совершенно беззащитным. — Ты выглядишь уставшим, но довольным, что уже наталкивает на некие мысли. А ещё у тебя рубашка нормально не заправлена в штаны, — он кивает на одежду Чжун Ли и тихо смеётся, когда тот, резко поднявшись с места, начинает пытаться как можно быстрее привести себя в порядок. — Расслабься. Не думаю, что кто-то бы вообще обратил на это внимание, — Аякс отмахивается от его подозрительного взгляда и расслабленно откидывается на спинку стула, продолжая смотреть на растерянного босса. — Но ты же обратил, — Чжун Ли, по-прежнему стоящий за другой стороной стола, скрещивает руки на груди и скептично поднимает бровь. — Я просто внимательный, — пожимает плечами Чайльд, и ему в самом деле нечего противопоставить подобному аргументу. Тарталья и правда обладает поразительной внимательностью к мелочам, что вполне могло бы пригодиться ему на службе в полиции, будь их отделение раза в три больше. Чжун Ли уже который год задаётся вопросом, почему Аякс предпочёл огромному Нью-Йорку с большими возможностями карьерного роста их небольшой городишко, где практически ничего не происходит, а работа полицейского заключается в совершенно базовых вещах вроде регулярного патрулирования, заполнения отчётов и сопровождения школьных поездок. Это же пустая трата талантов Чайльда, о чём Чжун Ли не раз говорил самому Аяксу, призывая его перевестись. Само собой, тот шефа не слушал и делал, как ему самому заблагорассудится — в этом и заключается вся суть Аякса. Спустя какое-то время Чжун Ли забил на нравоучения: Тарталья хорошо выполняет свою работу как его заместитель, и этого ему вполне достаточно. А всё остальное — не его дело. — Ясно, — Чжун Ли прокашливается и, ещё раз проверив свой внешний вид, всё-таки садится обратно на кресло, возвращая уже серьёзный взгляд на Тарталью. — Что-то происходило, пока меня не было? — он спрашивает скорее из чувства ответственности и предписанных протоколов, чем из реальной потребности узнать. Ответ вряд ли сильно удивит его. — Ты опоздал на десять минут, а не часов. Успокойся. В нашем городе практически никогда ничего не происходит, — выдав вполне предсказуемый ответ, Чайльд закатывает глаза, и Чжун Ли, наконец, с чистой совестью может выдохнуть. — Тогда ладно. Можешь идти, — он кивает коллеге и, когда тот встаёт, чтобы выйти из кабинета, вспоминает кое о чём ещё, моментально вскидывая голову. — Погоди, — Тарталья резко останавливается и оборачивается, вопросительно подняв брови. — Пока я не забыл, позови сюда капитана Рагнвиндра, — Чжун Ли говорит спокойно, чтобы никак не выдать своих истинных эмоций и настоящих причин для внезапно возникшего желания поговорить с подчинённым. Нужно делать вид, что дело в работе и только в ней. — Дилюка? Это ещё зачем? — удивляется Тарталья. Чжун Ли в принципе редко вызывает кого-то к себе «на ковер» — только когда дело касается выговоров или каких-то специальных заданий в соседних поселениях: оттуда зачастую делают запросы в их отделение, поскольку не везде есть полицейские участки, а вызывать блюстителей правопорядка из самого Нью-Йорка не всегда представляется возможным. К тому же, это считается чем-то вроде зоны их ответственности. — Надо кое-что обсудить, — коротко отвечает Чжун Ли, всем своим видом давая понять, что на большую информацию Аякс может не рассчитывать. Скорее всего, это породит лишь большую волну слухов, но этого в любом случае не избежать. Такова участь маленьких городков, где все друг у друга на виду, а каждая новая собака твоего соседа считается отличным поводом, чтобы перемыть ему косточки в принципе. — Ладно, — Тарталья просто пожимает плечами и, усиленно скрывая собственное любопытство, выходит из офиса, чтобы подойти к столу Дилюка с новостями. Капитан Рагнвиндр прибыл в их город совсем недавно, однако, несмотря на это, о нём уже ходит множество разнообразных слухов, включая те, из-за которых Чжун Ли и заинтересовался личным разговором с коллегой. Последние события просто не оставили ему иного выбора — ему срочно нужна чья-то помощь. Глубоко вздохнув, он складывает руки в замок и принимается ждать. Чжун Ли наблюдает за тем, как Аякс наклоняется к сидящему за компьютером Дилюку и что-то негромко говорит тому почти на ухо, получая в ответ недоуменный взгляд. Рагнвиндр мельком смотрит в сторону Чжун Ли, поджимает губы, а потом, кивнув, поднимается со своего места, чётким шагом направлясь в нужную сторону. Тарталья провожает того заинтересованным взглядом, после чего, вновь пожав плечами — можно назвать это его привычкой, — возвращается к работе. Всё-таки её никто не отменял. Дилюк, быстро дошедший до офиса шефа, открывает стеклянную дверь и проходит внутрь. Он вопросительно смотрит на Чжун Ли, так и оставаясь стоять у входа, будто боясь подходить ближе. Он может понять его опасения: всё-таки не каждый день тебя к себе зовет твой босс. А, учитывая особенности резюме Дилюка, с которыми Чжун Ли познакомился ещё во время их собеседования, его осторожность вполне оправдана. — Вызывали? — в его позе легко читается небольшая напряжённость, однако лицо остаётся беспристрастным, что создаёт резкий контраст и оставляет довольно смешанное впечатление. За месяц совместной работы на новом месте Дилюк так и не смог сблизиться с кем-то из их отдела, предпочитая шумной компании сплетников уединение. Единственные, с кем он поддерживает хоть какой-то контакт — это Тарталья, который сам лезет к Дилюку в силу своей природной общительности, и Ноэль, поскольку та, пожалуй, единственная из офицеров, кто относится к своей работе ответственно, за что Рагнвиндр её действительно уважает. Однако именно сегодня девушка отсутствует в отделении из-за ночного дежурства по городу. Вскоре её должна сменить Эмбер. Так что с утра Дилюк лишь перебросился парой слов с Аяксом. Ну, и теперь удостоен загадочного разговора с шефом. — Да, присаживайся, — Чжун Ли кивает в сторону стула, на котором ранее сидел Чайльд, и Дилюк послушно садится на указанное место, устремляя взгляд алых глаз на шефа. Всё в нём будто бы находится в ожидании смертельного приговора, и Чжун Ли не может не удивиться подобному выражению лица коллеги. — Я что-то сделал не так? Снова косяк в отчётах? — он выглядит очень серьёзным и готовым взять ответственность за любой свой промах, касаемый работы, и Чжун Ли мысленно восхищается им. На самом деле, он может лишь предполагать, почему Дилюк так сильно переживает по поводу совершения ошибок: тот ещё ни разу не давал шефу усомниться в своей профпригодности. Все поручения всегда выполняются чётко в указанные сроки, а сам Рагнвиндр, в отличие от своих коллег-лентяев, порой даже берёт переработки, никогда не жалуясь на нагрузку. С чего бы ему вообще переживать о возможности выговора по поводу незначительных ошибок? «Должно быть, это связано с той историей», — догадывается Чжун Ли. Около года назад на весь штат разразился дикий скандал: братья Рагнвиндр, сыновья одного из самых влиятельных бизнесменов страны, совершили совместный каминг-аут, поцеловавшись на каком-то светском мероприятии, за что были лишены наследства и любой поддержки родственников. Несмотря на то, что Кэйа был усыновлен семьей Рагнвиндр и приходился Дилюку некровным родственником, жёлтая пресса быстро накинулась на парней с громкими заголовками вроде «Инцест средь бела дня!» или «Особенности влияния больших денег и попустительства родителей». С тех самых пор СМИ буквально не давали им продыху, постоянно преследуя бедных парней, выслеживая их новые квартиры, одновременно с этим выпуская статью за статьей. Само собой, содержание этих статеек здорово подмочило им репутацию, из-за чего у них обоих случились большие проблемы с работой. Дилюк, который уже работал в одном из департаментов полиции Нью-Йорка, моментально был уволен, а Кэйа, ещё обучающийся в академии, отчислен. На новые места их, конечно же, брать никто не собирался. Насколько Чжун Ли известно, братья всё ещё находятся в процессе суда со штатом: этим как раз сейчас занимается Кэйа, оставшийся в Нью-Йорке. Однако Крепус — их отец — наверняка спонсирует нужных людей, чтобы не дать парням выиграть это дело. По всей видимости, именно поэтому Дилюк и уехал подальше от мегаполиса, устроившись на работу в их небольшое отделение: суд судом, но им всё ещё нужно на что-то жить. Как раз в то время в их участке не хватало одного человека, и Чжун Ли, славящийся своей непредвзятостью в отношении каждого сотрудника, стал последней надеждой Дилюка. Он, узнав о вакансии от знакомых, почти сразу же приехал в их городок, чтобы пройти собеседование на открытую должность. В тот момент он даже был готов вновь стать офицером, лишь бы не просиживать без денег и работы. Само собой, Чжун Ли, взглянув на заслуги Дилюка, без вопросов взял новичка, восстановив его в прежней должности капитана: едва ли его волновала личная жизнь человека, когда дело касалось работы. Главное, чтобы тот отвечал нужным требованиям и выполнял свои обязанности. Пожалуй, Чжун Ли — единственный из отдела, кто за этот месяц так ни разу и не спросил Дилюка об этой истории: не было интереса. Но, видимо, сейчас всё изменится, потому что в свете последних событий ему срочно нужен хоть какой-то совет. — Нет, нет, всё в порядке, капитан. В этот раз вы не допустили ошибок в отчёте, — Чжун Ли медленно мотает головой, и Дилюк, видимо до этого решивший, что его вызвали на увольнение, облегчённо выдыхает, после чего начинает быстро оправдываться. — Не подумайте ничего, шеф. Просто за эти полгода меня так часто увольняли спустя месяц работы, что я не могу не думать о плохом, когда оказываюсь так внезапно вызван к начальству, — Рагнвиндр немного виновато поджимает губы, будто бы извиняясь за лишние мысли, но Чжун Ли лишь доброжелательно улыбается уголком губ в ответ, призывая коллегу расслабиться. — Не переживайте. Я никогда бы не уволил квалифицированного работника из-за какого-то дурного скандала. Вы ведь не виноваты в том, что ваш отец не смог смириться с чувствами своих сыновей. Насколько я знаю, вы даже не кровные родственники, — Дилюк на автомате кивает, а Чжун Ли, мысленно радуясь возможности перевести разговор в нужное русло, наблюдает за тем, как его плечи постепенно расслабляются. — На самом деле, как отец, я не могу поддержать решения мистера Рагнвиндра. Надеюсь, вас не задевают мои слова, но я его решительно осуждаю. — Правда? — Дилюк удивлённо вскидывает брови: в последнее время он редко слышал слова поддержки в свой адрес — что уж говорить об осуждении в сторону Крепуса. Как правило, люди боялись резко высказываться в адрес бизнесмена, а порой и вовсе открыто поддерживали его в «борьбе против инцеста и содомии». Чжун Ли медленно кивает в ответ. — Не посчитайте меня грубым, но я совсем не ожидал от вас такого, — он скрещивает руки на груди, будто бы пытаясь найти подвох в словах Чжун Ли. — И вы позвали меня, чтобы сказать это? — Рагнвиндр с сомнением нахмуривается, и Чжун Ли вдруг ощущает, как волнение, успешно подавляемое им до этого, начинает бушевать внутри: вот он — отличный шанс, чтобы попросить совета. Как же это глупо — обращаться к малознакомому человеку за советом. И всё-таки отчаяние толкает нас на самые странные поступки. — На самом деле, у меня с недавних пор появились некоторые, хм, вопросы, немного связанные с вашей проблемой, — Чжун Ли, поймавшись подозрительный взгляд Дилюка, ощущает небольшую неловкость, но, всё же собравшись с силами, продолжает говорить: — Вы не подумайте: обычно я вообще в подобном не заинтересован. Сплетни и скандалы довольно далеки от моей сферы интересов. Просто недавно произошла одна, — он замолкает на секунду, пытаясь подобрать нужное слово, — ситуация, в которой я всё никак не могу разобраться. И сейчас мне требуется небольшая помощь с ней, а вы — единственная подходящая кандидатура, сразу пришедшая на ум. — Вы хотите спросить совета, я правильно вас понял? — Дилюк, наконец целиком убедившийся в том, что он и его карьера в безопасности, кажется, хмыкает, и Чжун Ли искренне изумляется новой эмоции, проскользнувшей на его лице: кажется, то было любопытство. Чжун Ли кивает. — Тоже влюбились в некровного родственника? — проницательно уточняет Рагнвиндр, вгоняя Чжун Ли в ступор своей резкой прямолинейностью. — Да, что-то вроде того, — сказав это, он вдруг ощущает ужасное смущение: он ни за что бы не поделился чем-то подобным с другим человеком, а, тем более, с малознакомым коллегой младше него на добрый десяток лет, но ситуация заключается в том, что Дилюк — единственный его кандидат на хоть какую-то моральную поддержку и, возможно, дельный совет в этой ситуации. Всё-таки чем-то их положение оказывается схожим, если не считать небольших различий в виде возраста и типа отношений с возлюбленным. — До недавнего времени я даже не рассматривал его в подобном плане. Или думал, что не рассматривал, — Чжун Ли прикрывает глаза, стараясь унять бешено бьющееся сердце в груди. — Но не так давно он, видимо заранее спланировав всё, переступил со мной черту, и я поддался на провокацию, хотя не должен был, — Дилюк, внимательно слушающий каждое слово, неотрывно наблюдает за сменяющимися эмоциями на чужом лице и мысленно удивляется тому, что на самом деле происходит на душе у их шефа. Неудивительно, что тот решил обратиться к Рагнвиндру: наверняка чувство вины и ненависти к себе преследовали его всё это время, уничтожая Чжун Ли изнутри. Может быть, Дилюк не даст каких-то дельных советов, но, по крайней мере, сможет побыть островком, свободным от осуждения общества и самого себя. Он знает, как важна сторонняя поддержка в подобном вопросе: у них с Кэйей таковой, к сожалению, не оказалось, и поэтому Дилюк искренне желает помочь запутавшемуся в этой ситуации Чжун Ли. Возможно, благодаря его поддержке тому станет хоть немного легче. — Что бы вы понимали, я намного старше него и знаю его практически с пелёнок, поэтому мне кажется, что мои чувства и эмоции — это нечто аморальное, неправильное. Так хочется… — Сбежать ото всех, закрыться от него и начать все отрицать? — продолжает за него Дилюк, понимающе улыбаясь. Чжун Ли выглядит удивлённым и открывает рот, порываясь задать очевидный вопрос, но оказывается опережён: — Откуда я это знаю? Чувствовал то же самое. Но, поверь, — Рагнвиндр внезапно переходит на «ты», а Чжун Ли не хочется его исправлять: судя по всему, им ещё не раз предстоит вот так общаться на общую тему, так что сближение любого плана пойдёт на пользу, — избегание не кончится добром. Твой «родственник», — Дилюк показывает кавычки пальцами, — из-за твоего поведения может начать накручивать себя. — «Кэйа делал так же». — Тем более ты говоришь, что он младше, а значит, имеет меньший опыт в отношениях. Всё, что ты сейчас можешь сделать — это поговорить с ним по душам, выяснить, насколько всё серьезно с его стороны, — Дилюк делает небольшую паузу, чтобы дать Чжун Ли осмыслить его слова. Он знает, что со стороны Сяо всё серьёзно, и без лишних разговоров: слишком давно тот бросает на отца тоскливо-влюблённые взгляды и посылает неоднозначные сигналы. — Как я понимаю, ты уже точно конкретно так вляпался во всё это. Если поддался соблазну, значит ты и правда в него влюблён — бессмысленно отрицать очевидное, — Чжун Ли нехотя соглашается со столь рациональным доводом и тихо вздыхает. — И если вы вынуждены постоянно контактировать друг с другом, то и игнорировать ситуацию не сможете. Значит всё, что остаётся — это выработать ряд правил, которых вы будете придерживаться в ваших своеобразных отношениях. Лучше так, чем спонтанные встречи и порывы, из-за которых правда всплывёт наружу, и общественность узнает обо всём в подробностях — у вас в городе устроить нечто подобное ещё проще, чем в Нью-Йорке, — Дилюк презрительно фыркает, тем самым выражая свое отношение к подобному. — Сам понимаешь, от такого могут начаться проблемы не только у тебя, но и у него. Если нужны доказательства, просто взгляни на нас с Кэйей. Он уже полгода пытается отсудить у Нью-Йорка и отца денежную компенсацию, а СМИ не забывают о нас ни на секунду, — в его словах звучит непрекрытая усталость, и всё, что остаётся Чжун Ли — это молчаливо ему посочувствовать. — Тебе повезло больше — едва ли ты медийная личность, но всё-таки стоит соблюдать некую осторожность. Так что лучше поговори с ним, обозначь границы и всё будет хорошо, — Дилюк на самом деле говорит дельные вещи, больше не сдерживаясь в своих эмоциях. Ему словно прорывает плотину: слов много и каждое будто бы оказывается оторвано от самого сердца. «А обсуждал ли он хоть с кем-то всю эту ситуацию? — Чжун Ли мысленно жалеет Рагнвиндра. — Повезло, что мы встретились здесь. Возможно, таким образом нам обоим станет легче жить». — Да, ты прав. Так и сделаю, — Чжун Ли задумчиво кивает в ответ на огромную тираду Дилюка. Тот выглядит удовлетворенно: возможно, сейчас он спас огромное количество нервных клеток своего босса и его возлюбленного. Одна лишь мысль о том, что кому-то ещё пришлось бы пережить то, что пережили они с Кэйей, заставляет его содрогнуться. Такого и врагу не пожелаешь. Немного подумав, Рагнвиндр решает сменить тему, чтобы немного разбавить атмосферу: — Можно вопрос? — уточняет он перед этим, чтобы не ставить Чжун Ли в неловкое положение. — Конечно, — тот кивает в ответ. — У тебя на самом деле есть ребёнок? — Дилюк и правда оказывается удивлён этим фактом: по какой-то причине Чжун Ли выглядит больше трудоголиком, нежели примерным семьянином, поэтому наличие у него ребёнка не кажется чем-то обыденным. Но кто он такой, чтобы судить других людей по внешнему виду? Несмотря на то, что Рагнвиндр пытался сменить тему разговора, он сам неосознанно выбрал именно ту, что лежала ближе всего к их проблеме. Однако едва ли Дилюк, с интересом ожидающий ответа на свой вопрос, догадывается об этом. — Да. Сын. Он оканчивает школу в этом году. Осенью уже будет учиться в университете, — удивительно, как сильно человек может преобразиться, говоря о своем чаде. Дилюк с изумлением наблюдает, как черты строгого лица сглаживаются, а губы растягиваются в нежной полуулыбке. «Хорошо, что на свете ещё существуют родители, искренне любящие своих детей», — с какой-то грустью думает Рагнвиндр и, не удержавшись, задаёт ещё один вопрос: — А что бы ты сделал на месте моего отца в нашей ситуации? — почему-то сейчас его как никогда заинтересовали чужие отношения типа отец-ребенок. Может быть, всё это время они действительно заблуждались, и это не Крепус — плохой отец, а они с Кэйей — плохие дети? — Поддержал бы своего сына. Я люблю его, несмотря ни на что. Ребёнок не заслужил осуждения просто потому, что не вписался в мою картину мира и не исполнил каких-то моих ожиданий, — «Значит, дело всё-таки было в нём». — И вам с твоим возлюбленным не нужно переживать на этот счёт. По моему мнению, проблема здесь заключается вовсе не в вас, а в мистере Рагнвиндре, — Чжун Ли пытается подбодрить Дилюка, и тот, ощутив небывалый прилив сил от, казалось бы, простых слов, благодарно улыбается в ответ. — Спасибо за твои слова, — негромко произносит Рагнвиндр, смущённо опуская взгляд на свои руки. Пожалуй, у него ещё никогда не бывало настолько откровенных разговоров с кем-то, помимо Кэйи. Удивительное чувство. — Это тебе спасибо за то, что выслушал. И за совет, — Чжун Ли звучит искренне благодарным, и Дилюк чувствует, что в будущем они станут гораздо ближе из-за своих необычных сексуальных предпочтений и странных влюбленностей. — Ладно, пиши, если что. Постараюсь помочь, — решив, что на этом их разговор окончен, Рагнвиндр поднимается со своего места. Чжун Ли в знак вежливости поднимается вслед за ним. — Хорошо, капитан. Я это правда ценю, — в янтарных глазах плещется теплая искренность, так что Дилюк, недолго думая, исправляет его: — Дилюк. — Что? — Чжун Ли недоуменно хмурится. — Зови меня Дилюк, — поясняет Рагнвиндр, смущенно засовывая ладони в карманы. — Это будет уместнее, как мне кажется. — Хорошо, — тот улыбается уголком губ. — Тогда ты зови меня Чжун Ли, — предлагает в ответ. — Договорились, — кивнув, Дилюк протягивает ему руку для рукопожатия. Тот мешкается лишь секунду, а затем отвечает тем же жестом. Они сжимают ладони друг друга, как бы закрепляя начало своего своеобразного сотрудничества. — Договорились. Они разжимают руки, и Дилюк выходит из кабинета шефа, аккуратно закрывая за собой дверь. Его настроение заметно улучшается — это отмечают практически все коллеги, находящиеся в зоне видимости, однако подойти с интригующим вопросом никто не решается, опасаясь реакции капитана. Только Тарталья, поддавшись своей детской любопытности, подходит к Рагнвиндру, решившему остановиться в зоне отдыха, чтобы заварить себе утренний кофе, и по-приятельски закидывает тому руку на плечо. Дилюк, уже привыкший к постоянному вторжению в свое личное пространство со стороны Аякса, лишь раздражённо вздыхает, даже не предпринимая попытки отстраниться. Это совершенно бесполезно, о чём Дилюк давно в курсе. — О чём говорили? — непринужденно спрашивает Чайльд в своей манере, наблюдая за тем, как Рагнвиндр нажимает на нужные кнопки. Кофемашина начинает жужжать, постепенно заполняя пустую кружку, пока Дилюк неотрывно смотрит на этот процесс. — Да так, — отмахивается он, разумно решая не распространяться насчёт проблемы Чжун Ли. Если бы он хотел, наверняка бы сам поведал своему заместителю о собственных любовных терзаниях, но раз тот задает подобный вопрос, значит, даже несмотря на общую близость друг к другу, они такие проблемы не обсуждают. — Ты знал, что у шефа есть сын? — Дилюк, осознавая, что от Аякса ему всё равно не отвертется, переводит тему, дабы увести коллегу подальше от опасного обсуждения личной жизни Чжун Ли. — Ага, взрослый уже, — Чайльд прекрасно увидел небольшую манипуляцию Дилюка, но виду не подал, позволяя тому скрытничать. «Всё равно рано или поздно я узнаю, о чём они там шептались». — Помню, тот заходил пару раз, заносил обед, — Тарталья воскрешает образ паренька в голове: низкий, нелюдимый, с янтарным цветом глаз — если не знать наверняка, то можно подумать, что Сяо приходится их шефу родным сыном. — Они даже чем-то похожи с Чжун Ли. Так сразу и не сказать, что он приёмный, — Аякс отмечает, как на его словах Рагнвиндр немного вздрагивает и всё-таки переводит взгляд на собеседника. Он не может прочитать эмоцию в алых глазах, но отмечает небольшое замешательство, проскользнувшее на лице. — Приёмный?.. — Дилюк определённо о чём-то задумывается: его взгляд расфокусируется и начинает глядеть куда-то сквозь Тарталью. Однако он довольно быстро берёт себя в руки, возвращаясь к своему кофе. Достав из холодильника начатые сливки, Рагнвиндр разбавляет свой напиток, вызывая у Чайльда небольшой приступ отвращения — сам он пьёт кофе в чистом виде, на дух не перенося сахар, молоко и иные добавки. — Ага. Тот его совсем крохой усыновил. Ну, насколько я помню, — Тарталья говорит непринуждённо, пытаясь всем своим видом внушить доверие, но, видимо, выходит у него не очень, потому что Дилюк не выглядит как кто-то, готовый здесь и сейчас выложить все грязные секретики их босса на стол. — А что? — он немного склоняется к Рагнвиндру, намекая на то, что всегда готов поделиться информацией в обмен на информацию иного толка. Дилюк же, взяв свои эмоции под контроль, окидывает того невпечатленным взглядом. — Да нет, ничего, — он отпивает из кружки, прежде чем поставить точку в их разговоре. — Пора возвращаться к работе, — и уходит в сторону своего стола, больше на Аякса не глядя. Тот от осознания, что с ним не захотели сплетничать да ещё и послали заниматься чем-то продуктивным, практически взвывает, но, следуя примеру капитана, также идёт к своему рабочему месту. — Какой же ты зану-уда, — тянет Тарталья, обиженно надувая щёки. Дилюк же на него даже не смотрит: он выводит компьютер из состояния сна мышкой и возвращается к заполнению документа, от которого его отвлекли ранее. Ему будет над чем подумать ближайшим вечером, однако в топе его приоритетов всегда остаётся работа. Как бы там ни было — Чжун Ли по-прежнему его босс.

***

День пролетает совершенно незаметно: Сяо не успевает и глазом моргнуть, как ему уже нужно возвращаться со школы домой. Утреннее приподнятое настроение остается с ним на протяжении всей учёбы, не опускаясь даже из-за внезапной контрольной, устроенной мисс Райдэн на последнем уроке. Одноклассники не устают поражаться лёгкой полуулыбке, не сходящей с лица их вечно угрюмого одноклассника на протяжении дня, а классная руководительница мысленно отмечает, что, должно быть, день рождения её подопечного прошёл на «ура». Сяо же, придя домой, надеется, что Чжун Ли не решит сбежать от него в другой штат, и все у них будет хорошо. Поскольку до выпускных экзаменов остаётся всего лишь пара месяцев, Сяо старается посвящать всё своё свободное время подготовке к ним и вступительным от выбранных университетов на нужную специальность. Именно поэтому, дабы скоротать ожидание отца с работы, он усаживается вместе с учебником по теории цвета на диван в гостиной и принимается читать, стараясь отогнать шальные мысли на второй план. Хорошо, конечно, что его мечты начинают сбываться, и Чжун Ли, кажется, даже отвечает на его чувства, как он и мечтал на протяжении этих лет, однако учеба по-прежнему остается его приоритетом именно из-за любви к папе. Всё-таки он — его кумир, и Сяо не хочет разочаровать отца плохими отметками или общей неуспеваемостью по учёбе. Сяо обязательно сдаст выпускные экзамены и поступит в желаемое учебное заведение. Папа точно будет им гордиться. Сяо решает в этот раз обойтись без конспектов и просто пробежаться по уже пройденным темам, чтобы вспомнить материал: иногда подобное бывает довольно полезно. Он настолько погружается в чтение, что не замечает, как проходит несколько часов — порой учёба утягивает его слишком глубоко, и он совершенно перестает следить за временем или состоянием своего организма, за что получает постоянные нагоняи от отца. Сяо не отвлекается на внешние раздражители и даже не замечает, как входная дверь несильно хлопает, оповещая о приходе Чжун Ли. Сяо опоминается лишь тогда, когда до его плеча мягко дотрагивается чья-то ладонь, заставляя испуганно вздрогнуть и резко повернуть голову в сторону отца, стоящего возле дивана. Тот выглядит спокойным, но Сяо может уловить небольшой блеск беспокойства в глубине янтарных глаз. В сердце что-то приятно сжимается. — Ты меня напугал, пап, — Сяо, наконец очнувшись от небольшого наваждения, закрывает книгу, перед этим положив между страницами закладку, и откладывает её на кофейный столик, чтобы сконцентрировать всё внимание на Чжун Ли. — Не слышал, как ты вернулся, — признаётся он, осматривая Чжун Ли с головы до ног. Тот успел снять пальто и сейчас оставался стоять в своей рабочей форме, удачно подчёркивающей хорошую фигуру настоящего полицейского. Сяо цепляется взглядом за галстук и, в красках вспомнив сегодняшнее утро, густо краснеет, смущённо отводя взгляд. Не хватало ещё возбудиться от простых воспоминаний в самый неподходящий для этого момент. — Ты не откликнулся на приветствие, так что я начал волноваться, но теперь вижу, что ты просто зачитался, — мягко улыбнувшись, Чжун Ли переносит ладонь на волосы сына и нежно растрёпывает их, заставляя Сяо замереть: ему нравится, когда отец сам проявляет тактильность в его отношении, и искренне наслаждается каждым его прикосновением — даже самым невинным. — Ты наверняка ещё и не обедал, да? — проницательно замечает Чжун Ли, убирая передний локон за краснеющее ушко. Сяо от его слов смущается пуще прежнего и скромно кивает. Чжун Ли вздыхает. — Тебе нужно лучше заботиться о себе, Сяо. А что будет, когда ты съедешь и будешь предоставлен сам себе? Учиться на дизайнера ведь очень сложно, и без должного ухода за собой, ты можешь испортить своё здоровье, — убрав ладонь с его волос, Чжун Ли скрещивает руки на груди и выжидающе смотрит на сына. Тот упёрто поджимает губы. — Пап, я уже давно не маленький и сам могу решить, когда и что мне есть, — Сяо вновь поднимает взгляд на отца и несильно хмурится, всем своим видом выражая несогласие с словами Чжун Ли. Ему приятна забота любимого человека, однако порой папа относится к нему совсем как к неразумному ребёнку, и это заставляет бунтарскую душу Сяо возмущаться. Ему уже девятнадцать лет, в конце концов! — Для меня ты всегда будешь маленьким, Сяо, — в улыбке Чжун Ли проскальзывает та самая трогательная забота, которой тот из года в год одаривал Сяо в подобные моменты, и тот, поддавшись её влиянию, не смеет препираться в ответ. — Ты — мой сын, солнце. Это естественно, что я переживаю о твоем состоянии. Оценки — это важно, но твоё здоровье гораздо важнее. Ты понимаешь, малыш? — он говорит так проникновенно и нежно, что Сяо просто не находит сил, чтобы придумать достойный ответ. Он молча кивает, опуская голову. Слова отца неожиданно задевают его. Но не в хорошем смысле — в нём будто что-то надламливается, заставляя растерянно замереть. «Неужели он всё-таки решил сделать вид, будто бы ничего не было? Он не любит меня? Но я же помню его прикосновения, взгляды… Неужели это все было неправдой? Но зачем? Из жалости ко мне?» — мысль проносится за мыслью, заставляя хорошее настроение Сяо мгновенно улетучиться. Он редко надумывает лишнего, однако, когда дело касается Чжун Ли, сложно не думать о плохом — здесь каждый шаг ощущается так, будто бы ты идешь по тонкому льду с завязанными глазами: мало того, что ты не знаешь, куда наступать, так ещё и не понимаешь, в правильном ли вообще направлении идёшь. Сяо глубоко задумывается над этой темой и, видимо, совсем перестаёт контролировать своё выражение лица, потому что отец, заметив что-то в нём, обеспокоенно хмурится. — Тебя что-то тревожит? — Чжун Ли в самом деле переживает за сына: в каких бы они отношениях сейчас не состояли, они все еще являются друг другу близкими людьми, несмотря ни на что. И Чжун Ли не может просто закрыть глаза на состояние Сяо. Он уже догадывается о том, какой ответ последует, но всё равно хочет его получить. — Нет, просто… — Сяо мнётся, не зная, как правильно сформулировать мысль, а потом решает просто выдать всё в лоб: — Что мы будем делать дальше? Я имею в виду наши изменения в отношениях. Ты хочешь всё забыть? Ты меня не любишь? — он начинает тараторить, а вопросы один за другим вырываются из его рта, заставляя Чжун Ли растерянно замереть. Незамеченной не остаётся и легкая истеричная нотка, затесавшаяся в его голосе. Он и не думал, что Сяо воспримет его слова, цель которых заключалась совсем в ином, в подобном свете. — Для начала успокойся, малыш, и не надумывай лишнего раньше времени, — Чжун Ли старается выглядеть как можно более спокойным и надёжным, чтобы вселить Сяо уверенность и снизить его тревожность касательно данного вопроса. — Я как раз хотел обсудить это с тобой сегодня. И мы всё обязательно проговорим, однако только после того, как поедим. И тебе, и мне это действительно необходимо сейчас, — Чжун Ли старается звучать одновременно строго и нежно, чтобы лишний раз не давить, но и не давать слабину. Если он сейчас поддастся Сяо, то тот вновь повернёт ситуацию в нужное ему русло. Всё-таки сын хорошо умеет манипулировать им не только в сексуальном плане. — Хорошо, — Сяо поджимает губы, решая не спорить. Папа не выглядит так, будто собирается разбить ему сегодня сердце, и вообще всем своим видом производит лишь положительное впечатление. На самом деле, Сяо бы даже сказал, что сейчас настроение Чжун Ли выглядит гораздо лучше, чем утром, что не может не успокаивать. — Разогрей нам остатки вчерашнего карри. А я пока что схожу переоденусь, — он улыбается по-семейному тепло, от чего плечи Сяо расслабляются. Даже если ему сегодня и разобьют сердце, едва ли Чжун Ли станет хуже к нему относиться: лето под одной крышей они точно переживут, а потом он и вовсе уедет учиться в Нью-Йорк. — Понял, — кивнув, Сяо встаёт со своего места, чтобы выполнить просьбу. Чжун Ли же, уже собиравшийся уходить, резко останавливается у выхода из гостиной и поворачивается к сыну. — Кстати, я принёс миндальный тофу. Если что, он стоит на столе. Купил специально для тебя, — от слов отца на лице Сяо расплывается по-детски счастливое выражение, и Чжун Ли не может не умилиться подобной смене настроения. Как же ему всё-таки нравится радовать своего сына. — Спасибо, пап! Я сейчас же всё разогрею! — сказав это, он кивает для верности и быстро скрывается в направлении кухни. «И всё-таки он ещё совсем ребёнок, — с нежностью думает Чжун Ли, уходя в свою комнату. — Ребёнок с мыслями и желаниями взрослого», — вздыхает, вспоминая, какой разговор им предстоит. Хочется верить, что он к этому готов.

***

Они практически не разговаривают во время еды, полностью сосредотачиваясь каждый на своей тарелке: Чжун Ли пытается придумать подходящие слова для их дальнейшей беседы, а Сяо просто старается не думать о плохом, целиком концентрируясь на вкусе своего десерта. Когда ужин заканчивается, тарелки убраны в раковину, а чай оказывается допит, Чжун Ли делает особо глубокий вдох, чтобы успокоить внутреннее волнение, и переводит серьёзный взгляд на Сяо. Тот ожидающе смотрит на него в ответ: отступать некуда. — Сегодня я много думал о нашей ситуации, — Чжун Ли начинает говорить как можно более спокойным голосом, дабы не создавать лишней тревоги для сына, однако внутри ощущает безумное волнение. Кажется, у него даже начинают трястись руки, — и пришёл к определённым выводам, которые теперь хочу обсудить с тобой. — Что ты решил? — сразу же спрашивает Сяо, внимательно наблюдая за отцом. Его сердце бешено бьётся о рёбра, затрудняя дыхание, но он из всех сил старается не начать паниковать. Всё-таки пока что Чжун Ли не давал ему для этого никаких причин. — Я решил, что нет смысла убегать от чувств, Сяо. Нас влечёт друг к другу — это факт, и его нужно просто принять. От того, что я начну отрицать свою, — он запинается и будто бы на секунду пересиливает себя, — влюблённость в тебя, ничего особо не изменится, — по лицу Сяо не скажешь, но от признания отца в нём будто бы взрываются настоящие фейерверки. «Он сказал, что влюблён в меня! Правда сказал!». Поверить в это одновременно сложно и желанно, поэтому Сяо изо всех сил удерживается от довольного выражения лица: всё-таки Чжун Ли ещё не закончил говорить. — Вряд ли мы сможем избегать друг друга на должном уровне, а такие внезапные порывы, как сегодня утром, могут плохо кончиться для нас обоих, — папа звучит довольно рассудительно и серьёзно, благодаря чему Сяо вспоминает, что, вообще-то, разговаривает с взрослым мужчиной, имеющим огромный багаж жизненного опыта. Быть может, вся эта ситуация сейчас противоречит его сложившейся картине мира и каким-то давно установленным принципам, но по Чжун Ли видно, что он изо всех сил старается измениться ради него, ради Сяо. И это не может не греть ему душу. — И что ты предлагаешь? — спрашивает Сяо, чувствуя, как сердце бьётся уже не от волнения, а от накатывающего предвкушения. Если Чжун Ли только что по сути признался ему в любви, это значит, что к их взаимоотношениям родитель-ребёнок прибавится романтическая подоплёка. От подобных мыслей ощущение внутреннего счастья становится ещё больше. — Предлагаю по-новому рассмотреть наши отношения, выдвинуть определенный ряд правил, поделиться желаниями, а также расчертить рамки, чтобы не создавать друг другу неприятностей. Что думаешь? — Чжун Ли смотрит на сына, пытаясь предугадать его дальнейшую реакцию на подобные заявления. Конечно же, тот не будет злиться или ненавидеть его — его очаровательный сын любит его всем сердцем: Чжун Ли видит это по его глазам, лицу, действиям, — однако он почему-то до сих пор боится увидеть отвращение на любимом лице. Наверно, потому что сам Чжун Ли по-прежнему ощущает ненависть по отношению к самому себе. «Нужно будет обязательно поработать над этим. Ради Сяо». — Думаю, это отличная идея, пап, — несмотря на все подозрения, Сяо лишь мягко улыбается и едва заметно кивает головой, давая понять, что готов к диалогу. — Кто начнёт? — Ты можешь начать. Думаю, у тебя за годы накопилось много чего интересного, — Чжун Ли ободряюще дёргает уголком рта в намёке на улыбку и, заметив нервозность сына, протягивает ладонь через стол, чтобы взять того за руку. Сяо, благодарно прикрыв глаза на секунду, послушно тянется навстречу, сжимая их руки. Становится легче. — Не переживай. Я не осужу тебя, ты же знаешь, — на слова его Сяо кивает вновь и, набрав в лёгкие побольше воздуха, начинает говорить. — Ну, для начала я бы очень хотел, чтобы мы оба были честны друг с другом. Знаю, что мы и так выполняем этот пункт, но я сейчас говорю преимущественно про сферу чувств. Романтических чувств, — он старается придать своим словам убедительности, не отводя пристальный взгляд от янтарных глаз от Чжун Ли, что у него очень хорошо получается. — То есть если нам обоим что-то будет не нравиться или если что-то будет беспокоить, мы тут же расскажем друг другу об этом, без утайки и недомолвок, — поясняет Сяо, делая акцент на слове «беспокоить». — К примеру, я знаю, что ты много загоняешься по поводу всей этой ситуации, возможно, даже ненавидишь себя, испытываешь отвращение, — заметив, как лицо Чжун Ли на секунду преображается, выдавая его эмоции, Сяо вновь вспоминает сегодняшнее утро: кажется, он даже испытывает небольшое дежавю, — так что очень прошу тебя делиться со мной своими переживаниями, мыслями и эмоциями, даже если они негативные. Пожалуйста, не закапывай их в себе. Это очень важно для тебя, меня и для наших дальнейших отношений, — в его словах звучит столько неприкрытой заботы, что у Чжун Ли на секунду перехватывает дух. И его он называл ребёнком? Разве ребёнок может говорить такие по-взрослому значимые вещи? Пожалуй, в некоторых вопросах Сяо гораздо более зрелый самого Чжун Ли, и он правда не знает, радоваться ли ему этому факту. — Я понимаю, — он склоняет голову набок и на мгновение задумывается о чём-то, после чего произносит: — Тогда я хочу внести в этот пункт кое-что от себя. Если ты не возражаешь, конечно, — Чжун Ли вдруг начинает выглядеть ещё более нервным, чем раньше и, чтобы прийти в себя, оглаживает большой палец Сяо своим, как бы успокаивая их обоих. Сяо на его слова кивает, давая свое молчаливое согласие. — Если ты вдруг влюбишься в кого-то другого, то не будешь давить в себе это чувство и прямо скажешь мне, дабы мы решили, что делать с нашими отношениями, — Сяо уже открывает рот, чтобы возмутиться: всё-таки он влюблён в отца практически с пелёнок и такие слова задевают его за живое, будто бы обесценивая силу его чувств, — когда Чжун Ли поднимает свободную руку, призывая сына к молчанию. Сяо не остаётся ничего, кроме как молча продолжить слушать его. — Ты не знаешь, влюбишься ты в кого-то, кроме меня, или нет. Никто не знает. Возможно, я влюблюсь в кого-то ещё, — слова отца отдаются глухой болью где-то в груди, но Сяо давит это чувство: Чжун Ли прав — никто не может знать, что ожидает их в будущем. — Если такое вдруг произойдет, ты можешь рассчитывать на мою честность. И я жду того же от тебя, — Чжун Ли смотрит серьёзно, проникновенно, из-за чего Сяо быстро сдувается. Подобный взгляд кого угодно заставит сдаться. — Хорошо? — Хорошо, — смиренно бубнит Сяо вслух, а мысленно всё равно думает, что ни за что бы не смог влюбиться в кого-то, кроме папы. «Это просто невозможно. Я слишком сильно люблю его уже не первый год». — Ещё что-нибудь? — вопрос честности оказывается закрыт, и Чжун Ли участливо интересуется о следующей теме их обсуждения, одновременно с этим пытаясь заглянуть в янтарные глаза сына. Тот всё-таки поднимает взгляд, задумчиво прикусывая нижнюю губу. На ум почему-то больше ничего не идёт: всё-таки основы отношений они давно заложили во времена обыкновенного взаимодействия в ролях отца и сына, и моментов, которые стоило бы обговорить, остаётся не так много, как предполагалось ранее. Многие вещи уже долгое время присутствуют в их жизни на протяжении какого-то времени, являясь чем-то обыденным для них обоих. К примеру, Сяо не нужно лишний раз озвучивать свою потребность в постоянной поддержке: Чжун Ли на правах отца оказывал её сыну с момента создания их семьи. И подобного между ними гораздо больше одного момента, что не может не радовать их обоих. — Я пока что не придумал, — Сяо ведёт плечом, в самом деле пытаясь сообразить хоть что-нибудь, однако в голове от такого большого количества хороших новостей всё смешивается в единую кашу, и он не может нормально сосредоточиться на мыслительном процессе, по большей части отдаваясь своим ярким эмоциям. — Давай ты. Может, я ещё к чему-нибудь приду. — Ладно, — Чжун Ли кивает и, выдержав небольшую паузу, дабы подобрать правильные слова, перенимает у Сяо «эстафету». — Тогда я прошу не распространяться о наших отношениях где-либо ещё и как-то проявлять их особенности на публике. Я знаю, что ты уже не маленький и сам всё прекрасно понимаешь, но не могу не заострить на этом внимание, — Чжун Ли говорит медленно, будто бы заранее проверяя реакцию сына. Тот ничем не выдаёт свои эмоции, внимательно слушая монолог отца, и Чжун Ли не остаётся ничего, кроме как продолжить: — К сожалению, мы не можем быть парой в обычном понимании. По крайней мере, не в этом городе. Здесь все друг друга знают, и у нас обоих могут начаться проблемы, если кто-то вдруг заметит наши особые отношения. Ты ведь понимаешь это, да? — осторожно спрашивает Чжун Ли, наблюдая за любыми изменениями на его лице. Сяо, вопреки всем ожиданиям, не возмущается и даже не хмурится, а лишь серьёзно кивает, всем своим видом демонстрируя согласие со его словами. — Да, я понимаю, пап. Это и правда очень важно, — наверно, Чжун Ли и правда сильно недооценивает сына: именно сейчас тот демонстрирует отцу всю полноту своей зрелости, а также показывает серьёзный подход к их ситуации и отношениям. — Хорошо, что ты это понимаешь, малыш. Я ценю это, правда, — Чжун Ли ободряюще кивает, выражая гордость за сына, после чего вновь возвращается к насущной теме. — Что-то пришло на ум? Может, что-то связанное с сексом? — он не чувствует и капли смущения от поднятой темы, однако Сяо моментально краснеет, выдавая своё стеснение поднятого вопроса с потрохами. Чжун Ли мысленно бьёт себя по лбу: его сын же совсем ещё «зелёный» в подобном, и ему стоит проявить немного больше внимания к данному аспекту, не забывая об этом. Вряд ли он с ходу расскажет Чжун Ли о своих предпочтениях и фетишах, опираясь на два с половиной случая их сексуальной близости. — Ничего такого, — Сяо говорит совсем тихо, одновременно с этим бегая взглядом по комнате. Он сжимает ладонь отца чуть сильнее, показывая свои истинные чувства. Кажется, та начинает потеть ещё больше. Чжун Ли, немного подумав, решает взять ситуацию в свои руки. Всё равно ничего путного из Сяо в таком состоянии он не вытянет. — Тогда я скажу кое-что важное. Пожалуйста, выслушай меня, не перебивай, — просит он спокойным тоном, из-за чего Сяо подозрительно косится на отца: если тот применяет свой «миротворческий» тон, значит, ему определённо не понравится сказанное. Именно таким голосом тот в детстве заставлял его есть брокколи. — Я не буду давить на тебя в плане секса и сразу предупреждаю, что на первых порах мы не будем заходить дальше оральных ласк, — Чжун Ли выглядит максимально серьёзным в своих словах, и Сяо моментально вскидывается: этот вопрос ставит очевидную рамку, которую он не сможет пересечь даже при большом стремлении. Между ними как будто вырастает непреодолимый барьер. Они ведь только-только решили, что Сяо уже не ребёнок, а значит, может заниматься любым сексом с любимым человеком. Разве не так? — Но, пап… — начинает возмущаться он, однако моментально оказывается прерван. — Никаких «но», — отрезает Чжун Ли. — Я не хочу, чтобы ты занялся своим первым сексом с проникновением, поддавшись гормональному порыву. Это должно быть обдуманное, взвешенное решение: всё-таки подобный секс требует сильной эмоциональной отдачи и доверия со стороны обоих партнёров. Не хочу, чтобы ты жалел о сделанном выборе, — Чжун Ли, несмотря на готовность Сяо порывисто опровергнуть каждый его довод, объясняет всё размеренным, спокойным голосом, и это довольно быстро охлаждает пыл сына, заставляя его обиженно надуться. Сяо в самом деле совсем нечего противопоставить отцу в этом плане — он сопротивляется его словам больше для вида, поддаваясь своей юношеской упёртости. — Да не буду я жалеть, — Сяо продолжает ворчать, однако Чжун Ли точно знает, что тот уже согласился с ним: это видно по его лицу. — Я хочу, чтобы мой первый раз с проникновением был с тобой, — смущённо добавляет Сяо, чувствуя, что от подобных слов готов сгореть от жара своих пылающих щёк. — Тогда время в этом вопросе не будет играть большой роли. Нет ничего такого, если мы немного подождём, чтобы потом ни о чём не жалеть. Ты так не думаешь? — Чжун Ли мягко улыбается сыну, на что тот закатывает глаза, но всё-таки согласно кивает. Тема оказывается исчерпана, и они замолкают, ещё какое-то время сидя за столом. Чжун Ли продолжает держать Сяо за руку, периодически поглаживая того по костяшкам. Каждый погружается в свои собственные мысли, пытаясь понять, всё ли они обозначили в их разговоре. Когда молчание затягивается, Чжун Ли всё-таки подаёт голос: — На этом всё? — уточняет. Сяо недолго думает: он будто что-то внезапно вспоминает и бурно заливается краской в очередной раз. Чжун Ли заинтересованно приподнимает брови, всем своим видом выражая желание выслушать мысли сына, и тот, собравшись с силами, всё-таки решает озвучить их. — На самом деле, у меня есть кое-какая просьба, — неуверенно начинает он, не поднимая взгляда от их сцепленных рук. Его голос звучит тихо, робко, и Чжун Ли не может поверить в то, что пару минут назад тот же самый человек уверенно доказывал ему что-то твёрдым тоном. «Всё-таки Сяо — удивительный человек». — Какая же? — заинтересованно спрашивает Чжун Ли, смотря прямо на сына. Он с удовольствием отмечает восхитительную искренность на любимом лике. Чжун Ли наблюдает на симпатичном лице нечто, похожее на его детскую эмоцию, когда маленький Сяо хотел попросить папу о чём-то сильно желанном, но стеснялся озвучить собственное желание. Это одновременно умиляет и заставляет одернуть себя. Думать о Сяо в детском возрасте в этой ситуации кажется чем-то неправильным. — Мы можем спать в одной кровати… вместе? — весь вид Сяо такой робкий и ранимый, что у Чжун Ли непроизвольно сжимается сердце. И как он вообще может отказать такому очаровательному созданию? — Пожалуйста, — поспешно добавляет он, всё-таки поднимая взгляд на отца. Это будто бы дополняет его милейший образ, и Чжун Ли даже не пытается ему сопротивляться, моментально кивая в знак согласия. — Конечно. Почему нет? — он улыбается, когда видит искреннее счастье в глазах сына. Ради таких моментов стоит жить — Правда? Здорово! — Сяо едва ли не подскакивает, чтобы обнять отца, однако почему-то в последнюю секунду останавливается, будто одёргивая себя, и тупит взгляд в стол, немного поджимая губы. Не хочет давить? — Ага, — Чжун Ли, так и не дождавшись объятий, к своему неудовольствию отпускает ладонь Сяо и поднимается из-за стола. — Думаю, мы всё обсудили, — в янтарных глазах мелькает огорчение: рядом с отцом он совершенно не может контролировать порывы своих чувств. — Если тебе будет чем поделиться или добавить что-то к нашим «правилам», ты всегда можешь подойти ко мне с этим разговором. И даже если ты захочешь просто поговорить без особого повода, я всегда буду здесь для тебя, чтобы выслушать. Хорошо? — Чжун Ли смотрит на ещё сидящего сына сверху вниз с привычной теплотой в глазах, и Сяо расслабляется. У них всё обязательно будет хорошо. — Хорошо, спасибо, пап, — искренне благодарит он, также начиная подниматься со своего места. — Я тогда ещё позанимаюсь в своей комнате, — «а потом лягу к тебе в нашу кровать» не договаривает Сяо, заставляя себя вовремя прикусить язык. Остаток предложения даже в голове звучит чересчур смущающим, чтобы вот так озвучить его Чжун Ли. — Не засиживайся допоздна, — будто прочитав между строк, он понимающе улыбается, но про неестественную паузу ничего не говорит. — Если что, приходи в гостиную, посмотрим вместе что-нибудь. — Я слишком хорошо тебя знаю, ты наверняка займёшься сейчас работой. Не буду отвлекать, — Сяо фыркает, скрещивая руки на груди. Всё-таки в этом плане они с отцом безумно похожи. — Ты не отвлечёшь. Я буду только рад провести время вместе, — признаётся Чжун Ли, и Сяо честно не знает, что ему на подобное отвечать. Он по-прежнему не может привыкнуть к этой стороне отца, всё ещё сомневаясь в реальности происходящего. Слишком резкий переход всего за один день. «Интересно, о чём таком он думал, раз так быстро сменил свое мнение на этот счёт?» — гадает Сяо, стараясь прочитать ответ на лице отца, что у него, конечно же, не получается. — Я учту это, — всё-таки отвечает он. «В любом случае, нужно наслаждаться таким его поведением. Кто знает, что будет завтра». За своими мыслями Сяо не замечает, как Чжун Ли выходит из-за стола. — Иди сюда, — выдёргивает из мыслей мужской голос. Сконцентрировав взгляд на отце, он видит, что тот манит его пальцем и, почувствовав, как сердце пропускает удар, послушно подходит ближе. — Что такое? — смущённо спрашивает Сяо, моментально получая ответ на свой вопрос. Чжун Ли, наклонившись к лицу сына, оставляет на его губах лёгкий, нежный поцелуй, совершенно не похожий на последний. В него будто бы вложены все чувства отца, все его потаённые желания и надежды, и Сяо от подобного едва ли не плавится, податливо прикрывая глаза. Однако всё заканчивается так же быстро, как и начинается. — Удачной учёбы, — Чжун Ли честно пытается полностью отдаться радости в этот момент: Сяо не против поцелуев, не против всего этого, и ему ведь правда хочется романтики с ним. Но почему тогда на сердце скребутся кошки? Сможет ли он когда-нибудь принять свои собственные чувства, как он сделал это с чувствами Сяо, или ему суждено годами страдать от ненависти к себе? — С-спасибо, — его мальчик убирает волосы себе за ухо и смущённо отводит взгляд, от чего Чжун Ли моментально забывает все свои переживания, искренне наслаждаясь милейшим выражением на его лице. Сейчас он здесь, вместе с Сяо, а остальное не имеет значения. Пока они не выносят их отношения за двери спальной комнаты, никто не должен пострадать.

***

Когда Сяо заканчивает с учёбой на сегодня, часы на телефоне показывают час ночи, и он, с ужасом посмотрев на них, резко закрывает тетрадь по алгебре. Неужели он провозился с домашкой так долго? Время пролетело слишком быстро — Сяо даже не успел закончить последнее запланированное упражнение. Глубоко вздохнув, он встаёт из-за рабочего стола и потягивается, разминая спину. «Интересно, папа уже лёг спать?» — думает он, выключая настольную лампу. Сяо зачастую засиживается за учебниками до поздней ночи, прямо как сейчас, и каждый раз, когда перед сном выходит из комнаты за водой или в туалет, свет в комнате отца оказывается выключен. Обычно он не беспокоит Чжун Ли после одиннадцати вечера, но сегодня им впервые за столько лет предстоит спать вместе, и Сяо не может не переживать по этому поводу. — «Он же не выгонит меня? А вдруг он передумал?» — в голове проносится множество тревожных мыслей, так и норовящих развить в груди у него панику. Сяо быстро мотает головой, чтобы отогнать их и, подойдя к кровати, берёт большую футболку, чтобы переодеться в неё в качестве пижамы. — «Нет, папа бы так не поступил. Он наверняка ждёт меня сейчас», — эта мысль успокаивает Сяо, и он, решив не загоняться по каждой мелочи, начинает стягивать с себя штаны. Сяо довольно быстро разбирается с одеждой, оставаясь в одних трусах и безразмерной белой футболке. Немного подумав, он решает взять с собой подушку, чтобы не стеснять Чжун Ли своим присутствием, и, выключив общий свет в комнате, выходит из неё, чтобы направиться к соседней двери. Их с папой комнаты располагаются через стенку друг от друга, так что слышимость всегда была их общей проблемой. Хотя едва ли им теперь есть, что скрывать друг от друга. Приблизившись к приоткрытой двери, Сяо неловко замирает у неё, внезапно думая о том, что спать с Чжун Ли в его же футболке будет довольно смущающим предприятием. Он старается откинуть эту мысль куда подальше, дабы лишний раз не провоцировать самого себя, и открывает вход в комнату до конца. Там, как и ожидалось, уже царит полумрак, разбавляемый теплым светом прикроватной лампы. Посмотрев на отца, Сяо замирает — по всей видимости, за ожиданием сына он успевает уснуть и теперь лежит на боку лицом к входу с закрытыми глазами. Его ресницы трогательно трепещут, оставляя на щеках небольшие тени, и Сяо замирает, непроизвольно залюбовавшись красотой Чжун Ли. «Я опоздал», — с грустью думает Сяо, чуть сильнее сжимая подушку в руках. — «Если сейчас лягу, он проснётся. Нужно выключить ему свет и идти обратно», — решает он и, подойдя ближе, уже тянется к кнопке на лампе, когда Чжун Ли, чуть нахмурившись, приоткрывает янтарные глаза. Сяо, заметив внимание отца, резко замирает на месте, будто преступник, пойманный на горячем, так и не достав до выключателя. — Сяо? — сонно спрашивает Чжун Ли, вглядываясь в лицо сына, застывшего у лампы. Его голос звучит немного хрипло и так сексуально, что Сяо на мгновение ощущает жар, прокатившийся по телу. — Ты чего тут стоишь? — Я, эм, — растерявшийся Сяо будто бы забывает все слова разом, тупо уставившись на Чжун Ли в поисках какой-то подсказки. Едва ли на лице отца он находит хоть какие-то ответы. — Когда я пришел сюда, ты уже спал, так что решил выключить тебе свет и уйти к себе. Извини, я не хотел тебя будить, — произносит на одном дыхании, как если бы боялся быть перебитым или осуждённым. Чжун Ли же, тихо вздохнув, улыбается так ласково, что Сяо с концами теряется в водовороте собственных чувств. — Иди сюда, чудо ты моё, — Чжун Ли приподнимает край одеяла и хлопает по свободному пространству ладонью, приглашая сына к себе. — Только свет выключи, — Сяо, наконец-то отмерев, всё-таки щёлкает кнопкой на лампе и, быстро дойдя до кровати, кладёт подушку возле подвинувшегося Чжун Ли, после чего ложится к нему, моментально оказываясь в теплом плену одеяла Отец не выглядит взволнованным: он определенно слишком сонный для того, чтобы задумываться о мелочах вроде близости сына к его лицу или чего-то в таком духе. Сяо же, в отличие от него, не может не то что закрыть глаза и уснуть — он даже дышать нормально не может. Чжун Ли лежит совсем недалеко — он снова закрывает глаза, видимо приготовившись отойти ко сну, и теперь его теплое дыхание ощущается практически на губах, заставляя Сяо смутиться ещё сильнее. А худшее в этой ситуации — преступная красота отца, которую видно даже сквозь темноту комнаты: всё-таки они по-прежнему лежат друг к другу достаточно близко. — Ты так во мне дыру просверлишь, — невозмутимо произносит Чжун Ли, даже не открывая глаз. Он всю жизнь довольно хорошо чувствует чужие взгляды — особенно такие пристальные, как взгляды сына, — поэтому неудивительно, что Чжун Ли так легко ощутил, как Сяо буквально пожирает его глазами, ловя того с поличным. — Извини, — почему-то нормальный голос отказывается подчиняться Сяо и становится практически пищащим, от чего отец улыбается уголком губ. Едва ли это можно хорошенько разглядеть при таком-то освещении (его отсутствии), однако Сяо практически уверен в этой его эмоции: всё-таки он слишком хорошо знает Чжун Ли. — Я отвернусь, чтобы не мешать тебе спать, — решив действовать мгновенно, он переворачивается на другой бок, оказываясь практически на краю кровати. Чжун Ли вздыхает громче. — И откуда ты такой на меня свалился, м? — слова звучат нежно, и сердечко Сяо, пожалуй, могло бы взорваться лишь от них, однако жопа чувствует, что приключения только начинаются. Чжун Ли, так и не дождавшись ответа от сына (вопрос-то был риторический), без предупреждения подползает немного ближе и, приобняв Сяо за талию, притягивает того поближе к себе, обволакивая жаром своего тела. Он забывает, как дышать, двигаться, говорить и моргать — настолько сильное чувство счастья на пару со смущением поселяется внутри. — Ты же не умрёшь от сердечного приступа? — в шутку спрашивает Чжун Ли, прикладывая ладонь к груди Сяо, из-за чего тот, кажется, начинает мелко дрожать. — Всё в порядке, пап, — тихо отвечает он. Правда в том, что всё даже лучше, чем в порядке, все просто восхитительно, прекрасно, великолепно, потрясающе. Но если Сяо внезапно начнёт радостно кричать на всю квартиру, фонтанируя своими эмоциями направо и налево, вряд ли Чжун Ли оценит этот порыв — всё-таки ему завтра на работу. Поэтому Сяо молча придвигается чуть ближе и немного ёрзает на месте, пытаясь улечься поудобнее. — Это хорошо, — кажется, Чжун Ли утыкается носом прямо в затылок Сяо, потому что тот может ощущать теплое дыхание на своей шее, от чего по коже пробегают приятные мурашки. Их ноги переплетаются, а соприкосновений кожа к коже становится так много, что он просто не может не поерзать вновь. Чжун Ли в ответ на его движения издаёт непонятный звук. — Ты ведь не уснёшь, да? — в его голосе не звучит недовольства или осуждения — это простая констатация факта. Всё-таки он тоже хорошо знает своего сына, чтобы легко делать определённые выводы. — Извини. Я мешаю? — виновато произносит Сяо, чувствуя, как внизу живота что-то приятно тянет. «Не лучшее время», — думает он, но не может не начать возбуждаться. Едва ли Сяо вообще может контролировать подобные порывы, когда предмет его воздыхания находится так близко, нежно обнимая за талию. — Нет, просто ты трёшься об меня всем своим телом, солнце, задевая не самые скромные места. Такими темпами мы оба не сможем уснуть еще очень долго, — Чжун Ли усмехается, и Сяо, осознав смысл его слов, замирает как вкопанный. Ладонь, до этого лежащая на груди Сяо, начинает медленно ползти ниже, а сам Сяо внезапно ощущает, как к его заднице прижимается что-то твёрдое. — Я, — в горле пересыхает, а горячий узел, начавший завязываться некоторое время назад, будто бы становится ещё туже, заставляя член в трусах дернуться. — Я не специально, — и это самая настоящая правда. Он не планировал соблазнять Чжун Ли сегодня, а всего лишь хотел поспать вместе с ним в одной кровати. Но, хей, как ему сопротивляться собственному влечению, когда сзади лежит возбужденный предмет его воздыхания, явно оказывающий ему знаки внимания? — Я тебе верю, малыш, но сейчас это действительно не имеет значения, — судя по всему, Чжун Ли немного приподнимает голову, дабы иметь возможность шептать Сяо прямо на ухо, опаляя его кожу своим дыханием. Ладонь же его добирается до паха сына, заставляя того рвано выдохнуть через нос: Чжун Ли ещё даже не начинает ласкать его член, а он уже начинает несильно подрагивать, поддаваясь приятно накатывающим волнам вожделения. — Всё, что сейчас имеет значение, — Чжун Ли, поддев резинку его трусов, приспускает их, чтобы открыть доступ к члену, — это твоё небольшое возбуждение прямо здесь, — он целует Сяо в ухо, несильно прикусывая мочку, пока берёт член в ладонь. Сяо под ним тихо скулит. — Ты прекрасен, — шепчет совсем тихо, но оттого гораздо более возбуждающе, и проводит рукой по стояку сына, заставляя того простонать. Чжун Ли неторопливо оглаживает большим пальцем налившуюся кровью головку, начиная постепенно наращивать темп ласк. Он опускается чуть ниже по шее, проводя по ней языком, от чего Сяо сильнее цепляется за простыни, всем своим телом поддаваясь назад, дабы быть как можно ближе к любимому человеку. Кажется, он задницей задевает пах отца, потому что тот вновь издает этот странный звук, и вдруг понимает: тому нравится, когда Сяо вот так трётся об него, его это возбуждает не меньше, чем действия Чжун Ли возбуждают самого Сяо. Решив поддразнить того чуть больше, он уже нарочно выпячивает задницу, начиная ёрзать по члену отца сильнее. Тот определённо кайфует от подобного, потому что дыхание над шеей Сяо становится глубже, прерывистее, а стояк, прижимающийся к нему сзади, тверже. Нарастающее возбуждение Чжун Ли заставляет его с наслаждением прикусить губу: приносить удовольствие партнёру отчего-то доставляет даже большее упоение, чем любые другие ласки. — Ты же доиграешься, малыш, — едва ли не рычит ему на ухо Чжун Ли, и Сяо, блять, не может удержаться от всхлипа. Услышав настолько пошлый звук со стороны сына, он сам непроизвольно толкается бёдрами навстречу заднице Сяо, выбивая из него сдавленный стон, однако быстро одёргивает себя, моментально останавливаясь. Несмотря на общее возбуждение, он быстро понимает, что к чему, и нарочно придвигается ещё ближе, ёрзает сильнее, а ладонью проводит по своей груди. Одеяло, которым они были укрыты всё это время, тем временем сползает не без помощи ног Сяо, оказываясь где-то внизу двуспальной кровати. Это открывает Чжун Ли совершенно бесстыдный вид на сына, которому он честно пытается не поддаваться. Выходит так себе. — Папочка, я хочу, чтобы тебе тоже было приятно, — закинув голову назад, Сяо встречается взглядом с Чжун Ли. Глаза, уже привыкшие к темноте, не могут разглядеть всего, но ему достаточно и собственного воображения: перед взором прекрасно рисуются немного приоткрытые губы, властный янтарь и растрёпанные волосы, красиво обрамляющие лицо. — Я не могу, солнце. Я доставлю тебе удовольствие, но, — Чжун Ли, будто бы потеряв весь свой запал, осекается, когда Сяо, даже не поворачиваясь к нему всем телом, начинает скользить ладонью по его бедру, постепенно двигаясь к паху. Когда рука накрывает вставший его член и несильно сжимает тот прямо сквозь ткань трусов, Чжун Ли громко выдыхает через нос и прикрывает глаза, пытаясь совладать с собой. — Мы договорились, помнишь? — напоминает Сяо, дразняще проводя ладонью вверх-вниз. Кажется, Чжун Ли сейчас находится в полной его власти: тот всегда был хорошим манипулятором, и теперь это проявляется не только в повседневной жизни. Ему стоит лишь захотеть, как отец тут же исполнит все его желания. Другой вопрос в том, что Сяо по жизни не слишком часто использует эту свою способность вить из Чжун Ли верёвки. Наверно, именно поэтому эффект оказывается гораздо ярче обычного. — Мне хочется, чтобы ты кончил вместе со мной, папочка, — из-за неудобной позы и разницы в росте он едва ли может дотянуться до губ отца, однако его гибкости хватает, чтобы оставить быстрый, просящий поцелуй где-то в районе шеи. Это становится последней каплей. — Хорошо, ладно, — «Ничего же не случится, если мы получим удовольствие вместе?». Чжун Ли уже предчувствует, как на следующее утро будет мучиться от совести на пару с виной, но просто не может отказать сыну, когда тот просит его о подобном. Он прав: они договорились, что между ними теперь не только обычные отношения отец-сын, но и какая-никакая романтика. А люди в отношениях занимаются сексом. Пусть Чжун Ли и оговорил заранее свое отношение к анальному сексу в ближайшее время, остальные его виды все ещё остаются для Сяо вполне допустимым вариантом, чем он, конечно же, собирается активно пользоваться. Другой вопрос в том, что сам Чжун Ли будто через себя перешагивает, когда позволяет себе кайфовать от близости с Сяо. «Грязный, грязный, грязный. Он не должен прикасаться к тебе. Не смей извращать его», — набатом звучит в голове, и Чжун Ли не может не содрогнуться от подобной бури в голове. Его поток мыслей внезапно прерывает Сяо, который, будто прочитав мысли отца, уже приспускает его боксерки, одними подушечками пальцев касаясь головки члена. Чжун Ли, моментально очнувшись от транса, немного дергается и решает выбрать меньшее из зол. — Нет, малыш, я сам, — шепчет на ухо, стараясь не показаться подозрительным, и проводит ладонью по всей длине члена Сяо, заставляя того мгновенно забыть о своём порыве раздеть отца. Он быстро справляется с нижним бельём самостоятельно, припуская его до коленей. Уже вставший член прекрасно ложится поверх задницы Сяо, заставляя Чжун Ли нервно сглотнуть вязкую слюну, скопившуюся во рту. Так хочется войти в него, взять его: нежно, долго, властно, — насладиться им в полной мере. Наверняка внутри Сяо безумно узкий и горячий, а еще чертовски податливый. От подобных мыслей всё внутри сворачивается, а член болезненно ноет, требуя внимания. Однако Чжун Ли не даёт себе поблажки, быстро пытаясь придумать, как можно поступить в этой ситуации. На ум тут же приходит замечательная идея. — Будь умницей, — он спускается немного ниже и, придвинув свой пах к Сяо, помещает член между его бедер, — сожми их хорошенько, — от низкого голоса отца по телу проходится приятная волна, и он подчиняется словам Чжун Ли, старательно, но не слишком сильно сжимая его член своими бедрами. Горячее ощущение между ног, приятные, неторопливые ласки и быстрые поцелуи в плечо заставляют Сяо плавиться, целиком погружаясь в восхитительные ощущения, отдаваясь им с головой. — Сейчас мы вместе получим удовольствие, как ты и хотел, — ласково произносит Чжун Ли, оставляя очередной поцелуй на плече Сяо. Тот кивает, насколько позволяет его положение, и ощущает, как он на пробу толкается между его бедер, одновременно с этим резко проводя по члену Сяо, от чего тот стонет гораздо громче. Немного осмелев, Чжун Ли, распробовав удовольствие на вкус, начинает совершать толчок за толчком, прижимаясь к сыну как можно ближе. Бедра приятно сдавливают его член, а пошлые звуки шлепков кожа о кожу заставляют потеряться в безумном калейдоскопе страсти. Чжун Ли хочется больше, сильнее, глубже, но пока что всё, что он может себе позволить — это жаться к Сяо, нежно сцеловывать с него капельки пота, выступающие на светлой коже, заставлять того выгибаться в его руках и громко стонать, когда пальцы задевают головку и уздечку. Чжун Ли всеми силами пытается удерживать в себе этого зверя, названного похотью: он уже достаточно запятнал своего сына, чтобы делать это ещё больше. Но внутренний пожар страсти будто бы напрочь сжигает всю вину и ненависть к себе, замещая их на желание доставить и получить как можно большее удовольствие здесь, вместе с его собственным сыном. Сяо не хватает надолго — после нескольких резких движений он бурно кончает, пачкая ладонь Чжун Ли и простыни. Наблюдая за дрожащим от экстаза юношей, он мог бы продержаться и подольше, однако открытый в немом стоне ротик, так и манящий его поцеловать, вынуждает наклониться к нему и, сделав ещё один межбедренный толчок, горячо выдохнуть прямо туда, так и не поцеловав аккуратные губы Сяо. Оргазм накрывает резко и совсем неожиданно — всё-таки Чжун Ли сдерживался несколько недель, не давая себе кончить от мыслей о сыне, а секса у него не было довольно давно, так что семени оказывается предсказуемо много. Между ног у Сяо становится влажно от чужой спермы, однако тот не стремится отстраниться, так и оставаясь лежать на боку спиной к Чжун Ли. Их довольно быстро отпускает лёгкая послеоргазменная дрожь и, прежде чем Чжун Ли успевает сказать Сяо о том, что им стоило бы немного помыться перед тем, как возвращаться ко сну, тот уже тихо сопит у него под боком, так и не сменив своей позы. «Хорошо быть молодым», — с любовью думает Чжун Ли, нежно убирая прилипшие к щеке волосы Сяо за ухо. Он садится на постели, решая, что сам приведёт сына в порядок. Это меньшее, что он сейчас может для него сделать. Чжун Ли думает, что будет ненавидеть себя ещё сильнее и, возможно, даже расплачется от только что содеянного с телом сына, однако в груди вместо этого поселяется приятное удовлетворение, заставляющее его шокировано замереть. Чжун Ли не знает, бояться ли ему проснувшегося внутреннего дракона, который, наконец дорвавшись до желаемого, теперь требует большего, и решает оставить эти думы на утро. Перед тем как встать с кровати и дойти до ванны, он оставляет на виске Сяо нежный поцелуй. «Пока ты рядом, я со всем обязательно справлюсь».