Оборотная сторона

      -Нет, даже не думай, – решительно отрезал я.       Нумминорих, опоздавший к началу совещания, робко вошел в Зал Общей Работы и тихо уселся в кресло рядом со мной. Я же только приоткрыл глаза и коротко кивнул ему. Так я сидел с закрытыми глазами, да еще и закинув ноги на стол. Сил у меня видеть больше Мелифаро не было. Он же сидел напротив меня, облокотившись локтями о стол, наклонившись ко мне и даже отставив кружку с камрой от себя. Кофа сидел на дальнем конце стола и наслаждался истреблением каких-то маленькими пирожными и в общем споре не принимал участие. Кекки тоже молчала; оба из них высказали свое мнение и теперь, я так понимаю, попросту наслаждались зрелищем. Джуффин отсутствовал, но дверь в его кабинет была приоткрыта, так что я не сомневался, что он не пропустил ни слова.       -Ну почему же? – не отступал Мелифаро. – Ты чудовище, раз отказываешься от такого уникального шанса. Я же тебе хорошее дело предлагаю.       -Ты мне предлагаешь мне полную чушь, – парировал я.       -Только один раз, ну что тебе стоит. От тебя много не убудет, если ты пойдешь со мной.       -Вот как раз из-за тебя я не пойду, – заверил я. - Стоит только на тебя посмотреть, как сразу становиться понятно, куда ты меня затащить хочешь.       -Что ты хочешь сказать?       -То, что моим глазам становится больно, когда я на тебя смотрю, – огрызнулся я. – Слишком много блестящего.       -А ты делаешь плохо моему сердцу всем своим видом любителя дерьма менкалов, – тут же отозвался он. – Раз не хочешь, давай сделаем так. В самый первый раз я заплачу за тебя, а после сам решишь, нужно ли оно тебе.       -Вы говорите о Квартале Свиданий? – наклонившись ко мне, спросил Нумминорих.       Джуффин в своем кабинете громко и искренне заржал. Кекки прыснула в кулачок.       -Мы говорим о портном, который многие годы шил для Мелифаро его бесподобные наряды. Я не хочу ходить в нарядах, подобных этому, – я взмахнул рукой, обхватывая всего Мелифаро, сегодня в короткой многослойной скабе, каждый из тончайших слоев которого имел свой цвет, плавно переходя из нежно-зеленого в цвет солнечного света.       -Тем он и хорош, что тебя выслушает и сделает в точности, как ты хочешь, – азартно выкрикнул сэр Девятый Том.       -Если я не ошибаюсь, тебя обшивает сэр Амелин Рабовин? – встрял Кофа.       -Не ошибаетесь, – кивнул тот.       -Макс, на твоем месте я бы последовал бы совету Мелифаро, – кивнул Мастер Слушающий-Кушающий. – Я знаю этого портного. Он старой школы, шил еще во времена Орденов, да и в Смутное Время он обшивал за хорошие деньги несколько Орденов, несмотря на то, что они между другом враждовали не на жизнь, а на смерть. Даже после принятия Кодекса он не гнушался за отдельную плату накладывать на нее защитные заклинания. Тем более если за костюм ты платить не будешь.       Я перевел взгляд на него, прищурился и снова посмотрел на Мелифаро.       -Я даже сам отвезу тебя к нему! – воскликнул он.       -Так вовсе до завтрашнего дня ехать будем, – буркнул я, вставая из-за стола. – Говори адрес.       Ателье, за неимением иного названия, находился в глубине Старого Города, и даже не имел вывески. Но, я так полагал, она и не нужна Мастеру с таким высоким уровнем репутации. Слетев с амобилера быстрее даже меня, Мелифаро двинулся в сторону неприметных дверей в глубине переулка, и мне оставалось только следовать за ним. Войдя след за ним за простую дверь, я незамедлительно огляделся, и увидел только небольшое помещение, уютное в своей простоте – низкий стол с подготовленным кувшином и тарелкой с печеньем, три рядом составленных высоких и широких зеркала и еще один стол, широкий и высокий, рядом с зеркалами.       -Сэр Мелифаро, – из глубин помещения появился невысокий мужчина средних лет, с овальным лицом, аккуратно подстриженными бородкой и волосами и добрыми улыбающимися глазами, окруженными очень характерными мимическими морщинами. Он чем-то напоминал мне еврея, но только общим впечатлением дотошности и въедливости.       – Вижу вас как наяву, – он степенно и неторопливо приложил ладонь к лицу. – Вам понравился ваш последний костюм?       -Я в полном восторге, – заверил он. – Но здесь я не за этим. Я привел вам нового клиента, – он повернулся ко мне. – Знакомься, чудовище, сэр Амелин Рабовин, – тот неторопливо и церемониально поклонился.       -Сэр Макс, – коротко представился я, коротким жестом касаясь раскрытой ладонью лица. – Вижу вас как наяву.       Портной несколько изменился в лице, глаза его распахнулись более чем положено в культурном обществе, и рот даже немного приоткрылся, но его воспитание взяло вверх над неожиданным изумлением и осознанием и он взял себя в руки и свое лицо привел в состояние благожелательного дружелюбия. Конечно же, он не узнал меня в первый же момент, я без чужого лица уже на улицу давно уже не выхожу. Кажется, он более в курсе общего положения дел относительно моей персоны, чем положено знать простому обывателю, что меня самого вводило в некоторое замешательство. Моя слава, конечно же, бежит далеко впереди меня. На самом деле я очень скромный, хоть и дикий варвар с далеких окраин этого Королевства. Настолько далеких, что в другом Мире находятся.       -Это большая честь для меня, сэр Макс, – проговорил он. – Буду рад помочь вам с костюмом. Пожалуйста, снимите пожалуйста, маскирующие чары.       Я оглянулся на Мелифаро, который уже с удобством устроился в кресле рядом с угощением, и тот коротко кивнул.       -Сэр Мелифаро наложил на меня чары тайн, которые не позволяют мне распространяться насчет сотрудников Тайного Сыскного Войска, которые ко мне приходят.       Я поднял руки к лицу и энергично потер им кожу, а потом и провел по волосам, снимая таким незамысловатым жестом собственные чары.       -Вы прекрасно выглядите, сэр Макс, – оценил портной, высоко задрав подборок. – У вас тонкие аристократические черты лица и редкого цвета волосы. Кажутся темными, но на солнце вспыхивают потаенным светом медного золота, – я смутился и несколько сгорбился, машинально закутываясь в скабу. Портной обошел меня по кругу, внимательного приглядываясь к тому, что я утром не глядя на себя напяливал, – Однако ваша одежда может сказать мне, что человек вы несколько рассеянный и рядом с вами нет достаточно близкого человека, чтобы вам на это указали. Ваше лоохи из черной ткани, однако я могу сказать, что оно достаточно долго использовалось, чтобы это стало видно. Однако скаба относительно новая, глубоко болотного цвета, и совершенно не подходит к лоохи.       -Да, вы правы, – кивнул я, несколько раздосадованный. – Я достаточно рассеянный.       -Я могу составить вам гардероб таким образом, чтобы вам не приходилось выбирать наряд, – предложил он.       -Только один комплект, – тут же подал голос Мелифаро, жуя печенье. – Сэру Максу больше не нужно.       -Как будет угодно, – покладисто кивнул сэр Рабовин, отходя к столу и беря с него мерную ленту. – Будьте любезны, снимите верхние одежды.       Я повел плечами и подхватил соскользнувшую скабу, положив ее на край стола.       -Если я не ошибаюсь, вы опекун юной леди Базилио, – проговорил Амелин, подходя со спины и начиная меня измерять.        -Да, именно он, – отозвался Мелифаро.       -Чрезвычайно милая и приятная в общении леди. Одно удовольствие с ней работать. Прекрасное воспитание. Она могла бы присмотреть за вами, – преложил он.       -Это скорее заслуга сэра Трикки Лая, чем сэра Макса, – заверил Мелифаро с подозрительной хитроватой улыбочкой. – Этот человек может влиять только отрицательно.       -Базилио замечательная, – согласился я. – Даже если она создание сэра Лая, то природой она больше на меня похожа. Но сейчас она больше готовиться поступить в Королевский Университет.       -Плод мимолетного знакомства этих двух замечательных и талантливых колдунов нашей эпохи, – этот невыносимый человек склонил голову, смотря на меня. – Макс, ты понял меня правильно, да? Романтического знакомства, – подло уточнил он.       Я оскорблено охнул и развернулся было к нему, но портной положил мне ладонь на спину в мимолетном жесте, и я замер на месте.       -Ты знаешь, ничего такого не было, – недовольно проговорил я.       -Знаю, – тут же согласился он. – Но ты очень интересно отреагировал, и я даже знаю, почему.       Сэр Амелин Рабовин тем временем окончил обмерять мою тушку, и отошел на пару шагов назад и окинул меня пристальным взглядом, под которым я почувствовал себя совсем голым.       -Для вашего роста вы достаточно сильно худы, – наконец, заявил он. – Для вашего же здоровья вам нужно плотнее питаться.       -Бесполезно, – заявил я. – Ем как менкал, и все таким же и остаюсь.       -В любом случае, не сочтите за труд принять от меня совет, сэр Макс, – заявил портной. – Как сэру Мелифаро, вам с вашим лицом и цветом волос категорически нельзя носить яркие цвета.       -Ну и славно, – облегчение в голосе я и не пытался скрыть.       -Вам отлично подойдут строгие чистые цвета. Угольно-черный, серый, белый. Темные оттенки зеленого или красного. Никогда и ни в каком случае светлые или нежные оттенки, а та же неопределенные оттенки цвета вроде болотного или коричневого. Допускаются рисунки или орнаменты, но только по краю одежды и в указанных пределах.       -Белый с голубым, – не выдержал Мелифаро и сам заржал своей шутке.       -Ни в коем случае, – откликнулся портной прежде чем я успел что-то сделать. – Синий и все его возможные оттенки будут слишком контрастировать с вашим уникальным цветом волос. У меня есть кое-что подходящее именно для вас, сэр Макс. Обождите минуту.       Он вернулся через минуту, как и обещал, неся моток с тканью, и точным жестом развернул, расстилая по столу. Ткань оказалась угольно-черной и с ненавязчивым узором из красных цветов по краю. Я подошел и повел рукой по ткани, ощущая, как приятно и мягко она ощущается под ладонью.       -Подойдите к зеркалу, – попросил сэр Рабовин, и я послушно вернулся на место. Он тем временем подхватил ткань со стола и на манер скабы накинул мне ее на плечи. Красный на черном каким-то магическим образом оттенил мои темные волосы, даже в помещении заставляя их вспыхнуть глубинным медным цветом.       -Шейте, – проговорил я несколько севшим от впечатления голосом. – Я такое цветастое обычно не ношу, но это что-то невероятное.       -Полностью с вами согласен. И еще один вопрос, сэр Макс. Насколько мне известно, вы много колдуете, – осторожно заметил он. – От частого колдовства, особенно высоких ступеней, ткань платья может истощиться и изорваться. В Эпоху Орденов для предотвращения этого на одежду накладывали защитные заклятия. Могу ли я возродить в отношении вас эту славную традицию?       Я протянул руку к плечу и провел ладонью по ткани, стекающей буквально с моего плеча.       -Буду вам премного благодарен, – ответил я хриплым от волнения голосом.       Портной аккуратно снял с меня ткань и подал мне скабу.       -Платье будет готово к завтрашнему дню, сэр Макс. Для меня будет честью обшивать вас, – он немного поклонился. Я в ответ коротко наклонил голову.       -Ну вот и славно, – поднялся со своего места Мелифаро, о существовании которого я уже успел забыть. – Я проголодался. Пошли в трактир, – ультимативно предложил он.       Я вернулся к этому портному назавтра после полудня, сразу после того, как поднялся и привел себя в порядок. Даже вытащил из Щели Между Мирами электробритву на батарейках и потер ею вечно заросший подбородок и щеки. С одеждой из такой ткани просто неприлично щеголять щетиной, даже если она была короткой и придавала брутальности моей физиономии, на мой предвзятый взгляд. Кроме того, тщательно прополоскал себя в бассейнах и использовал специальные притирки для тела. Кажется, так тщательно в последний раз приводил себя в порядок только в другой жизни, желая произвести впечатление и заманить к себе девушку. Перышки свои чистил не спеша и с удовольствием, и только когда счел приготовления достаточными, шагнул Темным Путем их своего дома прямо на улицу перед мастерской портного.       -Добрый день, сэр Макс, – степенно поприветствовал меня сэр Амелин Рабовин. – Ваш костюм готов, – он указал ладонью в сторону ширмы, куда я и поспешил направится. За ширмой, плотной непрозрачной тканью, держащейся на одних честных чарах, три зеркала были составлены углом, точь-в-точь как на узнаваемых советских трельяжах.       Подивившись только такому сравнению, я тут же разделся и взял со стоящего рядом портновского стола первый предмет одежды, длинное, до пят, лоохи. На неискушенный взгляд, он был похож на черную тунику до пят, прямого покроя, с неглубоким вырезом ворота и разрезами сбоку до середины бедра. По долу только пустили узор из цветов и плотный кнат, который не позволял легкой ткани вздираться куда не надо и удерживая заклятия, собственно, наложенные на лоохи. На теле же он ощущался очень правильным и нужным образом, ткань приятно льнула к телу, нигде не стягивала и не топорщилась. Это было намного удобнее обычного готового платья, тем что сидело как влитое на моей не слишком притязательной фигуре. Не задерживаясь, я сразу же надел на себя скабу. На женский манер ее обычно закалывали  посередине булавкой, на мужской манер же аккуратными складками закидывали на одну сторону за плечо, оставляя открытой рабочую руку примерно до плеча. Я же в силу природной лени и несобранности приспособил булавкой пристегивать скабу примерно в районе левой ключицы, чтобы эти грешные складки не разъезжались как последние распутные девицы.       Закончив возиться с булавкой, я выпрямился и взглянул в зеркало. На скабе красного было больше, его пустили и по долу, и по краю рукава, причем даже некоторая несуразность самих цветов выглядела с аристократичным шиком и немного даже высокомерно. И, безусловно, дорого. Отражение справа уже лыбилось во всю рожу, показывая все удовольствие увиденным, а слева продолжала разглаживать складки, больше попросту не переставая щупать приятную на ощупь ткань, чем действительно их поправляя.       -В Эпоху Орденов тюрбаны носили несколько иначе, чем принято делать это сейчас, – донесся из-за ширмы до меня голос сэра Рабовина. – Попробуйте начать заматывать тюрбан на с передней части головы, а с затылка.       Я взял со стола третью часть одежды и, испустив вздох, полный терпения, сложил пополам, заправил длинные концы волос за уши и обернул ткань как предложили, перекрутил их в жгуты после пересечения и снова свел сзади, связав вульгарными простыми узлами. Однако остались довольно длинные концы.       -Концы тюрбана при необходимости перекрещивали перед лицом и концы заправляли за сам тюрбан, для защиты рта и носа от отравляющих и прочих воздействующих заклинаний.       Я попробовал сделать так и неожиданно получилось красиво и экзотически, на восточный манер танцовщиц, прикрывающих так лицо для соблазнения. Разные культуры, разные этнические потребности от одежды, здесь такая завесь для лица больше напоминала защитную маску. Я даже в зеркала не стал смотреться, чтобы не видеть, что мои отражения думают по этому поводу. Свесив эти грешные концы за спину, я торопливо обшарил старую скабу, и все, что нашлось во внутренних карманах, переложил в карманы новой. Оправив еще раз новенькую скабу, я широким шагом вышел из-за ширмы.       -Вы прекрасно выглядите, – одобрительно оценил сэр Амелин Рабовин.       -Спасибо за вашу работу, – сдержанно проговорил я, чувствуя, что начинаю смущаться. Обычно я в таком состоянии начинаю нести чушь несусветную, потому скомкано попрощался, еще раз поблагодарил и как можно быстрее постарался выскочить наружу.       Я шел по улице в новом наряде и чувствовал своим телом, как мягко его облегает непривычно мягкая и легкая ткань. Красный цвет на черном играл красивыми цветами, и само это и ощущение, и сочетание цветов, которые я видел на своем теле, дарило мне какое-то новое ощущение. Раньше думал, что одежда дает только защиту от наготы и соблюдение некоторых приличий, но сейчас именно я ощущал нечто иное. Как будто сама одежда давала мне некое ощущение собранности и концентрации, самоуважения что ли. В такой красивой одежде я чувствовал себя значимым и важным человеком. И не знал раньше, что простая одежда может так влиять на самоощущение. Может, и прав был Мелифаро, когда говорил, что мне нужно сменить гардероб. Конечно же, я не доставлю ему чрезмерное удовольствие этой информацией, но это было так. И этот тюрбан, его свешивающиеся сзади концы заставляли меня держать спину прямой, не сутулится и держать подбородок выше. Да уж, старые традиции, даже в простой одежде позволяли чувствовать себя другим человеком, настоящим всемогущим колдуном. Другое дело, что я был очень сильным колдуном, всемогущим Вершителем, но вся моя сила и вся моя магия была основана на самоощущении, и если я буду чувствовать себя уверенно и значимо, то смогу на самом деле быть таким колдуном. Я уверенно чувствовал свою силу, и она распускалась вокруг меня дивным цветком, наподобие тех, которыми были прошиты подол скабы и лоохи.       «Ты там еще не заплевал до смерти моего портного, чудовище?» в моей голове возник веселый голос Мелифаро.       «Я подумывал об этом» так же шутливо ответил я. «Но лекция о временах Ореднской Эпохи отвлекла от этого. Ты знал, что одежда тогда была еще одной защитой на колдуне?»       «Почему это была? В моей семье такую традицию не прерывали, и меня научили ею следовать. Только об этом не говорят публично, знаешь ли», уведомил Мелифаро деловито. «Только не думай, что я просто так тебе одежды подарил» заявил он. «У меня было злостное намерение. Это мой подарок тебе ко Дню Середины Года, чудовище.»       Я замер на месте, как будто в меня выстрелили из баумба. Со всеми своими заботами и мыслями я и думать забыл про этот праздник.       «Могу предположить, что ты забыл про него» в его голосе не было слышно насмешки, но она была, я мог побиться об заклад. «Он сейчас в самом разгаре, так что можешь прямо приходить на Площади Увеселений и Зрелищ. Только на саму площади не иди, здесь много народа.»       «Спасибо» только и смог выдавить я. Идея Мелифаро принять участия в Празднике Дня Середины Года была в общем хорошей идеей. Праздники в Эхо отличались от тех, какие я помнил в Мире Паука, и отличались в лучшую сторону. Больше веселья, больше искренней, широкой радости, делая сам весь город на самую чуточку лучше, каждый раз. Мне нравилось, когда людям вокруг меня было хорошо и весело, мне тоже тогда становилось весело.       Я шагнул Темным Путем в десяти минутах ходьбы от самой площади, на крыше дома. Большая площадь, к которой сходились несколько улиц, и сейчас на ней развернулся большой праздник. В первое мгновение меня оглушил шум гомона толпы и яркий солнечный свет. Я и не обратил внимание, что сегодня так солнечно, а даже если и заметил, проигнорировал.       Большой праздник в Эхо это не только повод собраться вместе и повеселиться, а так же подарить подарок, но так же хорошая возможность заработать для трактирщиков, выставивших свои столики на свежий воздух, но и для прочих мелких лавочек, владельцы которых разложились прямо на тротуарах. Здесь готовили еду на свежем воздухе, и множество запахов вкусной еды смешивались в воздухе. Неразличимые в толпе музыканты играли легкий веселый мотив, и множество людей уже танцевало в самом центре площади. Фонтан, бивший из центра Площади, бил своими струями в небо и рождал многочисленные радуги. Все желающие могли окунуться в фонтан и побрызгаться водой, детский и взрослый смех смешивался со звуками бьющей воды и игрой музыкантов, рождая прекрасную симфонию городского довольствия и чистого счастья.       Сегодня вышло на площадь много людей, и здесь я даже видел множество семей с маленькими детьми, и здесь гуляло множество парочек, трогательно державшихся за руки. Кто-то запускал в небо цветные иллюзии и фейерверки, яркие и цветастые, к вечеру, когда стемнеет небо, зрелище будет попросту великолепным. На домах крыш вокруг площади тоже расположились люди, в основном большими группами. Всем было весело, я слышал смех и чувствовал чужую радость как свою. Она бурлила под кожей веселыми мелкими пузыриками, и мне нравилось это ощущение.       Мелифаро я увидел у торговца самоцветами, и он был не один. Рядом с ним была его жена Кенлех, я узнал ее со спины, и Нумминорих с Хенной и детьми – их я услышал даже с крыши. Пробормотав заклинание, я спрыгнул с крыши и мягко спланировал на землю, и быстрым шагом двинулся к ним. Сэр Девятый Том увидел меня первым и не выдержал, громко, от души заржал. Кенлех почтительно склонила голову, Нумминорих искренне мне обрадовался, а Фило и Нита повисли равномерно с обоих моих сторон.       -Я перед собой вижу более забавное зрелище, но тем не менее сдерживаюсь, – заметил я, осторожно снимая с себя детей Куты. Пришлось каждому достать по сладкому леденцу в форме петушиной головы из-под края скабы из Щели Между Мирами, чтобы переключить их внимание.       -Попросту не ожидал тебя увидеть... – он несколько раз вдохнул и выдохнул, успокаиваясь, – таким прилично выгладившим. Не как дикарь с Пустых Земель, а как и достойный житель столицы.       -Рад, что смог угодить твоим вкусам, Мастер Солнечный-Сияющий, – парировал я. Мелифаро сейчас действительно как будто кусочек сияющего в чистом небе солнца спустилось и разгуливает по улицам. Его скаба была прошита буквально золотыми сияющими нитями. На ум пришло, что ему нужно подарить бисер и пайетки, да побольше, пару мешков притащить из другого Мира – я вспомнил, как в руках пересыпались и блестели на свету, когда я сунулся в рукоделие моей очередной девушки. Мелифаро от такого обозначения только счастливо захохотал, а я только слабо улыбнулся. Оставив две семьи наслаждаться праздником без моего присутствия, я прошелся по площади, не торопясь и всматриваясь в лица людей и торговые лавки, уже немного привыкнув к обилию шума и гама. Купил несколько мелочей, сожрал что-то сладкое на палочке. Люди в основной своей массе были рады празднику, они полностью отдавались легкой атмосфере веселья и легкости. Я помню первые годы после моего первого в Эхо, сейчас общая атмосфера, общее настроение людей было намного легче, намного спокойнее, чем тогда. Я не мог точно сказать, в чем это дело выражалось, меньше стало ожидания гибели, меньше страха, что ли, но сейчас стало намного лучше. Наверно, после того, как Мир перестал находиться на собственном пороге гибели, это отразилось на общем настроении и эманациях, витающий в воздухе. Я чувствовал это, при всей моей восприимчивости к чужому настроению, и мне приятно было чувствовать. Так же я ощущал некую гордость от честно проделанной работы, от многих и многих часов упорного труда, столько выпитого кофе и еще больше собственных воспоминаний, с острой нежностью и отчаянием от невозможности вернуться в это чудесное место.       Однако, при всем этом великолепии радостного праздника, я чувствовал некоторую отстраненность от всех этих празднующих веселых людей. Как будто я и моя сила была отдельно, а вся остальная разношерстная толпа, взрослые и дети, отдыхающие люди, музыканты и трактирщики – отдельно от меня. Никакого объективных причин для этого не было, но самоощущения никогда меня не подводили, и поэтому я не спешил отбрасывать прочь такие невнятные интимные переживания от собственного сознания. Во всей этой толпе отдыхающих людей я был не то, что бы лишним, но я определенно не являлся неотъемлемой частью этой толпы, частью города. Я твердо знал, что не являлся урожденным жителем этого города, мой первый вдох точно был совершен не под этим небом, но никогда до этого я не чувствовал такой почти физической отдаленности, отстраненности от всех остальных людей. Гуляя среди людей, я пытался разобраться , что я чувствую. Определенно что-то новое это было, чего никогда я не испытывал. Боль, конечно же, я не переставал чувствовать боль внутри моего сущего, слабую, но постоянную, тупую и ноющую. Грусть и опустошение, казалось бы парадоксальные в такой прекрасный день, слабое чувство вины перед этими ничего не подозревающими людьми, неизвестно отчего, и навязчивое одиночество – все это вместе отделяло меня от людей получше бронированного стеклянного колпака. На самом деле этого не было, это мне только мерещилось неизвестно с какого перепугу.       В какой-то момент, гуляя в толпе, я почувствовал эхо чужой силы, непоколебимой и сокрушающей, несравненно прекрасной в этом своем спокойствии. Я узнал эту силу, не сколько сокрушающую мощь, а попросту этакий профиль силы, чужое дыхание существа, который для меня и не был-то чужим. Я оглянулся за свою спину, как будто глазами пытаясь увидеть того самого человека, и еще раз, вглядываясь в толпу, в лица людей, полы скабы хлопнули от моего резкого движения. Здесь на площади где-то был Шурф, и я обрадовался этому, просто и искренне, как только мог радоваться его появлению и всем последующим благам, которые могут со мной случиться рядом с ним. Даже если эти блага сведутся к кружке камры, я буду ей рад. И разом устремился навстречу его силе, ему самому. Побежал сломя голову и не разбирая дороги, как говориться в таких случаях, и полная площадь народа никак этому не способствовало. Бегать в толпе людей было нелегко, тем более форсировать наперерез нее, но я старался, одновременно не теряя скорости и пытаясь обходить стоящих и идущих людей. Стоило мне на этом сосредоточиться, как мне получалось обогнуть стоящих или идущих людей в одном прыжке или рывке в сторону – один рад я даже увернулся от медленно едущего а – и при этом при всем здоровый адреналин, выплеснувшийся в кровь, дарили мне на диво приятные ощущения. Бежать было приятно, уворачиваться от нерасторопных прохожих еще приятнее, и не на кого не наталкиваться было втрое приятнее. Причем удовольствие я получал не столько от преследования, сколько от самого процесса движения. Дыхание сбилось окончательно, сердце стучало где-то в горле, а ноги немилосердно запросили пощады. Для меня, не любившего тяжелые физические упражнения как вид, подобное тихо изумляло, а на большее и не способен был сейчас, всего и так было слишком много.       Мне показалось, я увидел в толпе самого Шурфа, далеко и со спины, в той же стороне, откуда и веяло его силой, и я двинулся к нему теперь целенаправленно, не сводя с него глаз. За полминуты добравшись до него, я всего лишь моргнул, чтобы он исчез. По инерции я пробежал еще немного, и развернулся кругом на месте, придерживая ладонями полы взметнувшейся в воздухе скабы. Тут же я снова почувствовал чужую силу – в голову тут же ударило радостное «Шурф» – и меня весьма ощутимо хлопнули по спине.       -Попался! – заявил он и цепко схватил меня ладонь, продолжая мое движение разворачивая к себе лицом. Шурф был одет в простую серую лоохи традиционного покроя, до земли, и до колен скабу темнее оттенком. Он цепко и тяжело меня осмотрел, и, судя по довольному лицу, увиденное ему понравилось.       -Предположим, попался, – согласился я без особого энтузиазма. Все мое внимание уходило на то, что он держал мою ладонь голой рукой. Обычно он старался прикасаться ко мне либо через одежду, либо рукой в перчатке, но сейчас я точно видел и чувствовал тепло его кожи. Почему он решил ко мне прикоснуться, когда он обычно либо надевает тонкие перчатки, либо хватает меня за плечо, либо за плечо, прикрытое скабой. Чудные дела творятся. – И что ты будешь делать с добычей?       -Потащу обедать, – невозмутимо заявил он и направился прочь из толпы, к периферии празднества, к установленным в прохладной тени деревьев столикам. Усадив меня на стул, он только тогда отпустил мою руку. – Тебе нравится новая одежда?       -Весьма удобно, – сдержанно заявил я.       -Тебе идет этот цвет, – заявил он бесцеремонно. – Весьма правильно смотрится с цветом твоих волос.       -А раньше, значит, не сочеталось, – заявил я, несколько уязвленный.       -Раньше ты попросту внимания не обращал, что на тебе вообще надето, – прямо заявил он. – Рассеянность не самая худшая черта твоего характера, да к тому же у тебя есть немало других достоинств, уравновешивающих их. Не скрою, такое твое отношение к собственной внешности меня с самого начала нашего знакомства меня несколько...       -Бесило, – угодливо подсказал я.       -Не нравилось, – закончил он. – Но я всегда отделял свое отношение и свои эмоции от моих действий, не позволяя на них влиять, а сейчас я воспринимаю твою неряшливость и неорганизованность как часть твоей натуры, – видимо, мое лицо было настолько выразительным в глубине моих эмоций, потому что он тут же продолжил. – В любом случае, я нашел тебя сегодня на празднике, чтобы принести свои искренние извинения.       Говорил он это с таким равнодушным и каменным лицом, что я подавил в себе мимолетный, но сильный порыв кинуть в него чашку с кофе, и меня бы не остановило, что кофе там еще есть. С таким ничего не выражающим лицом можно... Я не знаю, занятия у Младших Магистров проводить, а не извинения приносить. Я не только не видел отражения его эмоций на лице, но и не чувствовал их, хотя тот же самый Нумминорих едва ли больше часа назад был искренне рад меня видеть на празднике. Можно было подумать, что Лонли-Локли в самом деле все равно.       -Я признаю, что моя вынужденная работа в качестве Великого Магистра Ордена Семилистника занимает гораздо больше времени, чем я сам бы желал ей уделить, и отнимает время от тех дел, которым я бы действительно хотел бы заняться.       Я сжал зубы и стиснул пальцы на чашке так, что едва она трещинами не пошла, удерживая себя от очевидного в своей прямоте пожелания спалить Иафах ко всем чертями и лично Лойсо в угоду. Вот радость будет старому другу и славный подарок к его возвращению.       -Дай угадаю, – проговорил я, делая глоток кофе. – Инспектировать библиотеку Семилистника и его винные погреба.       Шурф удивленно моргнул и тут же снова взял себя в руки.       -Совершенно неверно. Этим я могу заниматься и сейчас, но я имел в виду мои обязательства по отношению к тебе. Последнее время я ими преступно пренебрегаю. И, насколько я могу судить по тебе и твоему поведению, опасения мои вовсе не беспочвенны. Что-то изменилось в тебе, и совсем не в нужную строну.       Я во второй раз подавил желание запустить в его сторону что-нибудь, может даже вовсе для метания не предназначенное. Изменилось, ну надо же. Я вцепился пальцами в столешницу, раздумывая над такой нелегкой концепцией моих желаний швыряться вещами. Раньше от непонимания или чрезмерности ситуации я просто порывался орать и выть, теперь дело перешло до едва сдерживаемой агрессии. Нехорошо как получается. Шурф наклонился ко мне и накрыл своей рукой мою сведенные в судороге пальцы, но сделал это с непередаваемой точностью и выветренностью, так, чтобы я мог без труда свою руку убрать.       -Макс, – позвал он меня и перевел взгляд на его лицо, – я желаю тебе только добра, и я искренне беспокоюсь за твое благополучие. Позволь мне...       Что он хотел сделать, так и осталось для меня неизведанным, потому что я неожиданно так в глубине собственной головы и одновременно откуда-то со стороны я услышал громкий крик, что заглушил и его слова, и гомон празднующей толпы и веселой музыки, и в том числе и мои мысли. Солнечный свет даже вроде как померк. Тонкостенная чашка в руке бесшумно брызнула осколками и темными каплями. Этот крик был определенно человеческим, но это было и неведомым Зовом, и слабым тянущим прочь отсюда чувством. Я видел, как Шурф говорил, как двигались его губы, и как искренняя тревога отражается на его лице, но слов его не слышал, этот звук застилал все иные существующие звуки.       Шурф вскочил с места и в мгновение ока оказался рядом со мной, бережно касаясь моего лица, возле глаз и почти ныряя кончиками пальцев под тюрбан. Он снова что-то сказал, и я только смог разобрать сложносложенное «Нумминорих». Неуклюжим движением руки я избавил себя от его прикосновений и так же неуклюже, как мешок с картошкой, сполз со стула на мостовую, полагая, что там безопаснее. При чем тут сэр Кута, я в упор понять не мог, звук в моей голове приобрел отчаянные, болезненные ноты и тянул все более настойчиво в иную сторону, совсем прочь от этого места. Шурф  переместился со мной на землю, и он пристально смотрел на меня, пытаясь взглядом то ли удержать, то ли еще что-то. Я глянул на него снизу вверх, совершенно не к месту изумился чуду его существования и перестал существовать сам.       «Перестал существовать» не совсем верное определение, если выражаться точнее. Я-то и слов таких подобрать не могу, чтобы передать то мое состояние. Я престал существовать как человек, мыслящее прямоходящее, одетое в изумительной красоты новенькое платье, только что от портного, и стал чистой мыслью в бескрайней пустоте всего сущего, бескрайнего и великолепного в своем проявлении, чистым звуком в нетронутой тишине, ярчайшей вспышкой света в непроглядной темноте. Я таких слов не знал, только догадывался, что их не существует в принципе, остаются только жалкие косноязычные попытки его описать, да и попросту продолжать пребывать в нем – его дорогим гостем, лелеемым сыном, неотъемлемой частью и порождением его дыхания. Всем сразу и ничем этим одновременно. Я не мог описать это словами, да и делать мне не нужно было. Подобный контраст не пугал, это место скорее принимало меня в свои мягкие объятия с любовью и заботой, сдирая все совершенно не нужное и обнажая всю мою самую суть. Такое было правильным и самым мне нужным на свете. Но оставаться таким я не мог, меня тянуло в определенную сторону, как будто бы свет маяка или тонкая леска, сам став вьющейся путеводной нитью, двинулся в эту сторону, позволил себя увлечь и притянуть в нужное место.       Передо мной оказалось препятствие, и я, не раздумывая, толкнул его плечом в край, заставив препятствие распахнуться и заскрипеть. Звякнула задетая мягким сапогом переполненная пепельница и упала на пол, веером рассыпав неприглядное нутро. Я попридержался рукой за скрипучее окно и оглянулся мимолетно назад, в двадцатиэтажную пропасть, и поспешил сойти с узкого подоконника внутрь квартиры, чтобы не омрачать окрестностями своими испуганными воплями. Оказавшись в помещении, я с подступающем отвращением узнал его – тесная гостиная в типичной малосемейке, которые до перестройки множились как грибы после дождя, наполненная сейчас острым запахом дерьмовой сивухи, орущим про футбол телевизором и сизая от сигаретного дыма. Ни раскрытого окна, ни опрокинутой пепельницы ни моего появления из окна никто не заметил, что заставило меня почувствовать себя несколько уязвленным.       Пятеро людей сидели за накрытым столом, пили сивуху, закусывали какими-то консервами и смотрели футбол, выражая свое неодобрение профессионализмом игроков громким и некультурным матом. Кто же меня звал так сильно? Перво-наперво мне нужно было поговорить с этими человекообразными. Щелчком пальцев открыв окно, я нагнулся к столу и взял с него пульт дистанционного управления телевизором и вдавил ногтем красную кнопку. Телевизор облегченно заткнулся и сдох. Благословенную тишину прервал весьма закономерный вопрос, заданным одним из пьяниц.       -Ты кто, пидор?       -Вижу как на яву, – бросил я, коснувшись пальцами лба в беглом жесте приветствия. – Мой добрый друг Мелифаро называет меня Ночным Кошмаром, и в чем-то он прав, – говорун начал подниматься, и в его пьяненьких глазах воцарилась надежда на славную драку, но я был не в настроении. – Чтобы вы все спали и видели дурные тяжелые сны я хочу, – проговорил я, собираясь подкрепить свою волю убийственными в своей убедительности Смертными Шарами, но это не понадобилось. Он встать до конца он так и не успел, завалившись назад, мгновенно застигнутый сном. Все остальные даже встать не успели, так и попадали кто кого застигло. Женщина с грязными волосами и припухлым испитым лицом упала лбом в стол.       В соседней комнате что-то громко упало и из коридора ко мне выбежал тучный мужик с обвисшим животом, в старой застиранной майке-алкоголичке и трениках. Однако самое впечатляющее в нем было красное, трясущееся от ярости и гнева лицо и кожаный ремень с тяжелой металлической бляшкой, которым он на меня замахнулся. Никогда и никто в моей жизни, сколько я себя помнил и что скрыто было от меня за пеленой забвения, не поднимал на меня руку и не пытался бить. Родители об этом даже и не думали, в институте в драках меня всегда прикрывали товарищи, как головой способного только думать, а не бить, а позже меня взяли под заботливое крылышко всякие паранормальные создания, которые подобным невежеством не страдали. Собственная природа даже выворачивала мне ум и сознание, никогда тела не трогала. Раньше никто меня не бил, и впредь никто не посмеет. Я даже рук поднимать не стал, только в порыве вдохновения перевел взгляд на ремень, и тот вырвался из его рук, меланхолично зависая в воздухе.       Мужик даже сначала не понял, что произошло только с ошеломленной физиономией аквариумной рыбки открывал и закрывал рот, не в силах сформулировать мысль, и переводя взгляд то на спящих своих сотоварищей, то на парящий в воздухе ремень, то на меня в столь экзотическом для этого Мира наряде. Вслед за ним вбежал в комнату парень с заплаканным лицом, в котором я даже не сразу узнал Кирилла. Мало того, что лицо у него было мокрое от слез, так под глазом у него расползалось лиловое, а на руке и плече под старой растянутой майкой я увидел очень приметные белые тонкие следы. Мне и не нужно было спрашивать, что здесь проходит, я ясно и в прозрачной стеклянности видел их эмоции и дурную муть паленого алкоголя. Я медленно перевел взгляд обратно на мужика, и, видимо, взгляд мой был очень красноречив, потому что мужик разом утратил хмель и ярость в глазах.       -Нет, не надо! – запричитал он неожиданно тонким, как у женщины, голосом. – Я больше не буду!       Все так же молча я перевел взгляд на ремень над его головой, и тот, как будто этого и ждал, перекувыркнулся в воздухе и обрушился широким кожаным ремнем на его плоть. Он предсказуемо завизжал.       -Иди сюда, – негромко попросил я.       Кирилл не отреагировал, во все глаза смотря как ремень, которым несколько минут назад били его, сейчас бьет его обидчика. Я повторять не стал, сделал сам несколько шагов к нему. Парень испуганно дернулся, когда я поднял руку.       -Ты в самом деле считаешь так? – спросил я. – Ты думаешь, что я тебя буду бить?       Он застыл на месте, подрагивая в ожидании новой боли, когда я поднес руку к его лицу. Легким, бережным движением я кончиками пальцев прикоснулся к наливающейся гематоме. Заклинания я так и не вспомнил, но зато я точно знал, как изливается из меня сила, исцеляя другого человека – так я залечивал разбитую рожу Мелифаро после драки. Так же легко проведя по белым следам на коже от ремня, заставил их исчезнуть. Другую руку я положил ему между лопаток и послал мягкую волну магии, утешая и успокаивая, даря чувство уюта и безопасности.       -Ты все правильно сделал, – негромко произнес я, не отнимая руки. – Ты позвал меня, а я пришел и помог тебе. Теперь все закончилось.       Он разрыдался снова, уткнувшись лицом мне в плечо, а я только что мог и погладить его по волосам, размышляя, сколько раз он так звал и молил об избавлении, но никто не являлся. Насколько отчаянным и сильным был его крик, что пробился ко мне через Хумгат.       -Иди умойся и успокойся, – попросил я, отнимая его от себя. Кирилл шмыгнул носом, коротко кивнул, и, не поднимая головы, вышел из комнаты. Где-то в отдалении зашумела вода.       Незнакомый мне жирный мужик продолжал повизгивать, и это мне уже начинало надоедать. Я посмотрел на него, прямо и тяжело, мысленно пожелав ему заснуть и вспомнить позже все как дурной сон – и меня, и Кирилла – и стараться больше не вспоминать. Он послушно упал на месте и заснул, ремень звякнул бляшкой и тоже упал, а я только брезгливо скривился. Никогда не любил такой своей безоговорочной власти над людьми, но сейчас был особый случай, и мне пришлось такое использовать. Стремясь избавиться от дурного послевкусия, от собственной брезгливости и чужого перегара в голове, я подошел к столу и оценочным взглядом проинспектировал его содержимое, вернее, наличие приличной выпивки на столе. Таковой не нашлось, все сплошь и совсем дурно пахнущая мерзость, которую даже в руки я побрезговал брать, зато нашлась нераспечатанная пачка довольно неплохих сигарет. Один из алкашей пошевелился, застонал во сне и я машинально на него глянул, обмерев от сладостно шевельнувшегося во мне ужаса. Этот мужчина примерно сорока лет, худой и осунувшийся, с отражением невыносимой муки на лице то ли от обильных возлияний, то ли от невыносимости бытия, был мне определенным образом знаком, как может быть знакомо отражение в зеркале. При определенных обстоятельствах и при более проявленном мной скептицизме, я мог бы оказаться на его месте. Не случись со мной Олле и еще ряд необъяснимых здравой логике явлений, не случись со мной Эхо, я так бы и продолжал вести богемный образ жизни и привечать на своей квартире полуслучайных знакомых, готовых угостить меня дармовой выпивкой. Я бы наверняка попытался вытравить неприятные и непонятные мне ощущения и видения крепким алкоголем, чтобы через десять лет, в одной из квартир, где я напиваюсь, через окно шагнул незнакомец и заявил, что его считают Ночным Кошмаром. Он вряд ли вспомнит эту встречу, приняв за очередной плохой и невозможной действительности сон, а мне надо помнить, чтобы понимать, кем я мог бы стать.       Я торопливо отвернулся от этого мужчины и для верности вышел из гостиной на кухню. Лучше выпивки мне поможет хороший кофе и может быть, что-то вкусное на пожрать. Шкафчики кухни и холодильник оставили меня в легкой печали и голоде, но зато, как в компенсацию, я нашел остатки выдохшегося старого молотого кофе и такие же старые специи: из этого можно было уже что-то сварганить. Скинув на один из двух свободных стульев скабу и примостив сверху тюрбан, я принялся колдовать над маленькой кастрюлькой, следя за тем, как кофе пытается от меня сбежать. Человеческую турку для кофе я здесь так и не нашел. К тому моменту, как Кирилл вышел из ванной, с розовыми щеками и мокрыми волосами, зачесанными мелкой расчетской назад и с видом более ясным и собранным, кофе был уже готов. Он даже майку сменил, на более новую и с длинным рукавом. Как будто не зная, куда себя деть, он сел за стол, на крохотную табуретку между шкафом и столом. Я уже и забыл, какие тесные здесь могут быть квартиры, после-то щедрых на пространство домов Эхо. Я поставил две разномастные глиняные кружки и разлил кофе ему и себе.       -У меня есть несколько вопросов, – хрипло заговорил он и прокашлялся.       -Задавай, конечно, – великодушно разрешил я, усаживаясь напротив.       -Как ты появился здесь так вовремя?       -Когда мы с тобой встретились в первый раз, я признал тебя как своего ученика, – объяснил я, – а сейчас ты меня позвал, не словами может быть, а разумом.       -Ты пришел из другого Мира? – уточнил он, и я кивнул. – Теперь я могу этому поверить, глядя на твою одежду. Почему ты одет в женскую ночную рубашку?       -Это лоохи, традиционная одежда того Мира, где я живу, – ответил я. – Повежливей будь к чужим традициям, какими бы нелепыми они бы не казались. В любом случае, мне приходилось носить и лоохи, и штаны, которые пережимают все самое важное у мужчины, так что я могу точно сказать, что удобнее будет.       Он хотел мне возразить еще, уже было открыл рот, но до него дошло, о чем я говорю, и запунцовел щеками и лбом, потупив взор в кружку с кофе.       -Сколько тебе лет, парень? – додумался я спросить.       -Шестнадцать, – нехотя выдавил он. – Перешел в этом году в девятый класс.       Привычным движением я распечатал пачку сигарет и закурил одну, так же привычно разжигая сигарету от пламени, возникшего в ладони, которую я сложил лодочкой. Девятый класс, значит. Насколько я помнил, это последний год общего школьного образования, который заканчивать нужно обязательно.       -Значит так, – решительно заявил я. – Здесь ты больше не останешься.       -Что значит «не останусь»? – тут же вскинулся он. – А куда я пойду? Туда, где ты сейчас живешь?       -Ты туда добраться не сможешь, – покачал головой я. – Я имею в виду, в этой квартире не останешься. Люди, ударившие ребенка, поступят так и впредь, а бегать каждый раз, как этот червяк напьется, я не буду.       -И что же делать?       -Помнишь тот двор, где я тебя нашел? – я затянулся. – Там у меня квартира есть, там и поживешь, – решил я. – Окончишь школу, присмотришь за квартирой, разучишь несколько полезных фокусов да и сам окончательно определишься с тем, что хочешь делать по жизни.       -Но мне всего шестнадцать! – возмущенно вскрикнул он. – За один год я вряд ли чего успею решить!       -А я тебя в чем-то ограничиваю? – в лоб спросил я. Кирилл заткнулся. – Живи сколько хочешь, я к тебе только приходить буду. Понадобиться – посплю на полу. Надеюсь, ты достаточно взрослый, чтобы проследить за собой?       -Ты так легко разбрасываешься словами, – недоверчиво заявил Кирилл. – Хочешь забрать меня из семьи, поселить в своей квартире. Так люди не делают.       -Мне плевать кто и что делает, – отрезал я. – Как захочу, так и будет. Так было, когда я жил здесь, и так стало, когда я стал самым настоящим колдуном, – я поглядел на него тяжело и пристально, давяще немного, но не слишком сильно. – К тому же я взрослый и твой наставник, а ты – мальчишка еще, и слушаться меня будешь бесприкословно. Понятно?       Кирилл скуксился, но недоверчивое выражение его лица пропало.       -К тому же, я хочу, чтобы ты научился колдовству, – поманил конфеткой я. – В тех пределах, которые здесь возможны. Ты же сам хочешь этого? Мир Паука тем и характерен, что все и каждый плетут здесь свои паутины, разной степени прочности и липкости. Проживя здесь первые тридцать лет своей жизни, да и обзаведясь таким якорем в виде ученика, мне тоже нужно уметь плести такие паутины. Парень только кивнул.       -Вот и славно, – кивнул я. – Иди и собирай вещи, какие тебе нужны.       Он тут же рванул прочь. Не торопясь, я допил кофе и выкурил еще сигарету. На другом конце квартиры что-то упало и разбилось. Я по старой привычки спалил бычок от сигареты, накинул на плечи скабу, не утруждая себя ее скалыванием, и направился к источнику шума, по пути заматывая новым способом тюрбан. Заглянул по пути в гостиную, где сейчас все спали, и пошел дальше, в самую дальнюю комнату. И самую маленькую, где сейчас и был Киррил. Он хаотично набивал одну из сумок одеждой, а на полу уже лежало несколько книг. Я уселся на стол и стал наблюдать за его сборами сверху вниз. В чем-то мыс ним более похожи, чем может показаться. Закончив с одеждой, он более чем бережно засунул плоскую электронную штуку в такую же плоскую сумку и еще с десяток предметов с такой же странной и исходящих из них энергией.       -Это все? – спросил я, указывая на кучу посередине комнаты.       -Да, – кивнул он. – Как будем нести?       Я хитро улыбнулся, одним жестом уменьшил всю кучу и спрятал в пригоршне. Кирилл вцепился руками в плоскую сумку и перекинул ремень через голову, подхватывая другой рукой куртку.       -Пошли, – кинул я и двинулся в сторону выхода. Парень не двинулся с места.       -Ты собираешься выходить на улицу в таком виде? – уточнил он. Я оглядел себя и не нашел ничего странного и только развел руками. Парень закатил глаза. – Сделай так, чтобы ты оказался в штанах.       Я изобразил на своем лице понимание и мнимое раскаяние и провел ладонью по воздуху возле своего тела, сверху вниз. Эти чары мне в свое время показал Джуффин, и предназначалось оно для укрытия от чужой слежки. Сейчас же я полностью переменил одежду, наколдовав себе джинсы, простую футболку и кожаную куртку, которая осталось в шкафу в моей спальне. А тюрбан стал легкой кепкой.       -Все равно ты выглядишь как старпер, – скептически оценил он.       -Цыц, щенок! – весело откликнулся я. – Это не старье, а классика, она всегда в моде.       Кирилл с сомнением хмыкнул, но двинулся к выходу, но прежде чем выйти из квартиры вслед за ним, приостановился и обернулся, привлеченный незнакомым звуком. Из гостиной, старательно изгибаясь, полз ко мне кожаный ремень с бляшкой, целенаправленно и в мою сторону. Мне на секунду стало жалко это новоявленное живое существо, заколдованное мной с неуместной старательностью, и я присел на корточки и подставил левую руку. Ремень как широкий браслет обвил мое плечо и умильно пристроил бляшку на тыльной стороне плеча.       До моего дома, который оказался не так уж и близко, прошел без особых происшествий, я только шел рядом с Кириллом, заложив руки за спину и с умеренным интересом осматривался по сторонам. Примечал изменения, наслаждался тяжелым запахом выхлопных газов  и примечал, что меньше стало зеленых деревьев, чем десять – или двадцать – лет назад. В чем-то парень был прав, назвав меня старпером, но меня это совершенно не трогало. Только на меня налетела старая бабка, скрюченная и низенькая. Я попридержал ее за руку, не давая упасть, за мгновения зажмуриваясь от ее боли – в суставах, в потрохах, и наиболее острая в голове – и поморщился уже во второй раз от потока непотребной брани, которая она обрушила на меня. Кирилл отошел назад, готовый ко всему угодно. Одним незаметным жестом я избавил ее боли вместе со всеми болезнями и широко улыбнулся, чувствуя, как истаивает собственная боль. Кирилл смотрел во все глаза на это, он видел, что я сделал, но спрашивать ничего не стал. Позже он все обдумает и сделает правильные выводы.       Поднявшись в мансарду, я оставил ее на попечение молодого парня весте с его плоской сумкой, вывалив предварительно все его вещи на пол. Он был растерян, но это была хорошая растерянность, когда осматриваешь вверенное пространство и прикидываешь, с чего начать. Вернув платью прежний его вид, я помахал ему ручкой и шагнул в дверной проем, с намерением оказаться в Эхо, и, миновав Хумгат, шагнул еще раз на Площадь Зрелищ и Развлечений, оказавшись почему-то по самую щиколотку в бегущей по вымощенному булыжником тротуару воде. А еще Площадь была абсолютно пуста, на ней только весело бежали ручьи по тротуару, где раньше сидели торговцы, смятыми комами ткани и палок лежали разбитыми, вынесенные столы трактиров так и вовсе были разбиты в труху. Еще какие-то предметы плавали в воде, больше не поддающиеся опознанию. Деревья, дома, все было очень мокрое, и самое главное, площадь была пуста – ни одного больше человека, и, конечно же, больше не было праздника. Я с минуту пялился, как вода весело огибает мои ноги в мягких сапогах, а потом додумался послать Зов Мелифаро. Тот на него не откликнулся, но сразу же выбежал из ближайшей подворотни. Простоволосый, без тюрбана, мокрый с головы до ног, но с сияющей довольной улыбкой на роже.       -О, явился Ночной Кошмар! – обрадовался он. – И совершенно сухой, ты посмотри на него! – в голосе его проскользнуло искреннее возмущение, и я в ответ только наложил на него высушивающее заклинание. – Ты даже не представляешь, что здесь произошло!             Буквально за несколько минут на небо наползли тучи и хлынул очень сильный дождь! Такой сильный, что люди едва успели забежать в дома и трактиры, едва успели слезть с крыш! Думаю, теперь празднество продолжится исключительно по трактирам. Никогда такого не видел, – он развернулся на месте, пытаясь широким взмахом руки охватить всю площадь. – Ты можешь себе представить?       -Вполне могу, – кивнул я. – Только здесь этого никогда не видел.       -Это наверняка чье-то колдовство, – авторитетно заметил Мелифаро. – Кто-то из мятежных Магистров постарался, некому больше праздник Дня Середины Года портить. Джуффин того же мнения, и уже ушел на Темную Сторону искать причины такой непогоды. А ты где был, что такой сухой?       -В другом Мире, – нехотя ответил я. – Или ты думаешь, что у меня дела только здесь есть?       -Да шляйся где хочешь, – великодушно разрешил он и я отчетливо услышал в его голосе уязвленную гордость. Ему было интересно, где я был. Но я расскажу ему позже. – Не намок, ну и ладно. Мокрый Ночной Кошмар жалкое зрелище.       За всем его гомоном я прислушался к окружению, таким способом, каким учуял чуть раньше Шурфа. Площадь была пуста, и только сам сэр Девятый Том искрился своей магической силой.       -Где Шурф?       Едва задав вопрос, я понял, что больше не чувствую ощущения его силы. Возможно, он на другом краю площади?       -Он ушел, – заявил Мелифаро, движением ладони просушивая волосы. – Из-за дождя или по другой причине его вызвали в Иафах...       Едва он договорил, я полностью осознал, что на площади Шурфа нет. Он ушел, не       дождавшись меня, что сводило все его заверения и извинения к пустому сотрясению воздуха. От такой мысли я весь обмер и замер на секунду на месте. Ему не было жаль и он не сожалел о том, что вынужден был проводить свое время в Ордене. В любом случае, при желании он бы смог найти время и возможность сам явиться ко мне на крышу Мохнатого Дома. Значит, то, что он говорил мне буквально недавно, это все далеко от искренности? Он мне врал?       -К его чести, – судорожно продолжил Мелифаро, видимо, углядев все эти мысли на моем лице, – исчез он только пару минут назад, а до того явился сюда и выглядел крайне обеспокоенным. С Нумминорихом говорил зачем-то с самым серьезным видом, а потом разразился дождь и он помогал уводить людей с площади.       -А где он сам? – спросил я и тут же понял, почуял, в каком направлении мне нужно двигаться. Это как с Кириллом связь ощущалась, только вот по-другому. Как будто питье разного вкуса, или прикосновение пальцев к разным поверхностям. – Неважно совершенно, сам найду.       Я пошел по этой связи и через десять минут спокойной ходьбы по улицам, превращенными в неглубокие речки, я вышел к трактиру, перед которым сэр Кута сидел на корточках перед зареванным ребенком и что-то ему спокойно объяснял. Если ребенок настолько сильно испугался ливня, то что могли чувствовать другие, взрослые? Мелифаро вот никогда не видел такого, да и в Смутные Времена, судя по реакции Джуффина, таким колдуны развлекались. Я не хочу, чтобы в этот город снова тонул в страхе.       -Нумминорих, – позвал я, подходя ближе к парню, когда ребенок успокоился и убежал. – Пойдем, я научу тебя новому фокусу.       Парень поднял на меня взгляд и явно обрадовался. Сэр Кута был из того рода людей, что радуются любой инициативе и любому движу, особенно если можно было узнать что-то новое или научиться новому колдовству. Мне нравился его неиссякаемый оптимизм и хлещущая буквально из него любовь ко всему сущему. Рядом с ним я и сам начинал все это испытывать.       -Иди за мной, – позвал я и сам первым шагнул Темным Путем в собственную спальню. Нумминорих появился вслед за мной и с умеренным любопытством осмотрелся.       -Мы будем изучать что-то о сновидениях?       -Я понимаю, что ты можешь знать о сновидениях может даже больше меня, – проговорил я, снимая тюрбан. – Однако такое ты вряд ли испытывал. Когда-то, много лет назад, я появился в этом мире через грань сна и реальности,  Потом, на грани смерти, мне удалось ускользнуть из опасного места через сон.       -То есть, заснув в одном месте, ты мог проснуться в совершенно другом месте? – уточнил Нумминорих, смотря, как я скидываю с плеч скабу. – Я слышал о таком, но считал чем-то запредельным       -Совершенно верно, – кивнул я. – Тогда я проделал это совершенно бессознательно, на одних инстинктах. Сегодня же я попробую вместе с тобой сделать это сознательно. К тому же, хочу тебе кое-что показать.       Я улегся на постель, подгребая под себя подушки. Нумминорих лег рядом со мной, прямо в скабе, сняв только тюрбан, осторожно примостившись на подушку рядом со мной.       -Попробуй остаться на грани сна и бодрствования, сохранить баланс между двумя состояниями, – проговорил я, закрывая глаза. – После я попробую это сделать сам и потяну тебя за собой.       Мне понадобилось некоторое время, чтобы отрешиться от всех захлестнувших меня эмоций и расслабить тело. Некоторое время я плавно погружался в сон, мягко засыпал, чувствуя, как тело сковывает сон, а сознание медленно проваливается в мягкое пространство, сладкое и приятное, как беззаботные и легкие облачка. Я чувствовал рядом с собой Нумминориха, как легкое и светлое дыхание вечности своего Мира. Я мягко потянул это дыхание и он провалился вместе со мной.       Всю мою сознательную жизнь мои отношения с моими собственными снами были всего чем-то особенными и очень важным. Каждый день я с большим удовольствием укладывался спать – иное дело, что полноценно я мог заснуть только к утру, мучаясь практически всю первую половину дня. Зато сны мои были такими же реальными для меня, как и явь. Это было частью моей жизни, и воспринимал ее как приятное и полезное дополнение, а не просто пустые видения и фантазии разума. Прочитанные во сне мною книги я помнил наяву, даже если в реальности их никогда не держал в руках, а плотный обед, съеденный в том же сне, давал мне ощущение сытости на весь день. Будучи ребенком, я думал, что такое происходит со всеми людьми, но приобретя опыт и некоторые годы жизни в запасе, я понял, что только я сам могу такое выделывать. С годами я приспособил такое собственное пространство для личного пользования и еще позже, когда водоворот событий увлек меня в свои паранормальные объятия, использовал собственные сны как «безопасную зону», подчиненную исключительно моему собственному разуму, безо всякой дьявольщины. В тех же снах долгое время я видел мой Город в Горах, воплощенный позже в реальность, так же как канатная дорога, пустынный песчаный пляж и тихий английский парк. Еще позже, когда я перестал барахтаться как утопающий и поплыл, даже безо всякой уверенности, меня все в тех же снах вынесло на Джуффина. Имел в виду, что для меня лично сон представлялся таким же реальным пространством, как и прочее, и для моего восприятия так же различий было очень мало. Для меня было очень удачным, что Нумминорих в свое время прошел обучения у Сонных Наездников, чтобы научиться управлять собственными снами. Еще в собственных снах я становился лучшей версией самого себя, как будто бы в пространстве снов я избавлялся от всех своих самых досадных и неприятных недостатков. Во мне не оставалось неуклюжести и некоторой рассеянности и невнимательности, я переставал страдать проблемами с координацией и с неуверенностью. Будь я таким всегда, не только засыпая, в жизни я бы наверняка избежал бы многих неприятных и попросту постыдных ситуаций. Но мне приходилось иметь дело с тем, что есть.       Но сейчас я спал сладким сном праведника, поэтому, став собственным сладким сновидением, я уверенно тащил с собой Нумминориха и сам нырял все глубже и глубже, не боясь ничего и никого. Здесь, в пространстве снов, не было безопасно, здесь копошились разные твари, созданные из той же материи снов – чужие кошмары, которых испугались слишком явственно, чужие злые намерения или эмоции, не дожившие до утра, твари покрупнее, которые уже сами охотились на спящих или даже на бодрствующих людей, способные проникать в реальный мир. Я показал на них своему ученику и объяснил, что они опасны; и в то же время показал, что сильно бояться их не стоит, потому что даже во сне мы остаемся здесь самыми страшными и сильными хищники, шуганув парочку мелких кошмаров.       Цель моего путешествия была однозначна. Продолжая держать своего друга за руку, я мягко возник посередине собственной мансарды, много лет верно служащим мне пристанищем. Нумминорих появился рядом и сразу принюхался к окружению и присмотрелся.       -Здесь есть запахи! – воскликнул он восторженно. – Они слабее, чем в реальности, но все же есть! И здесь в большей степени пахнет тобой!       -Я здесь жил долгое время, – я присел на край тахты, на которой спал сейчас Кирилл и призрачной рукой погладил его по голове, лишая его мимолетных тревог и волнений пережитого дня.       -Нам даже не потребовались заклинание? – уточнил он.       -Пространство снов материя гораздо более мягкая и податливая, чем материя какого-либо из Миров, и строго направленные заклинания совершенно не нужны, достаточно только направленной и сформулированной волей. Засыпая просто так, не имея желания что-либо сделать во сне, наш разум, наш сонный облик попросту свободно путешествует в сонном пространстве, однако, если задать определенное направление, то можно получить то, что нужно. – объяснил я. – Тем более, если за дело беремся мы, колдуны, которые изначально более привычны изменять окружающий нас мир.       Нумминорих смотрел на меня во все свои глаза и с некоторым даже благоговением и уважением во взгляде. Да, во сне я не только храбрый бываю, но еще и умный.       -Ты раньше приходил ко мне во сне, – восторженно заявил он. – Давал советы и учил некоторым заклинаниям. И не только ко мне, но и к Кекки приходил, и к Мелифаро! Значит, тебе здесь удобнее работать?       -Можно и так сказать, – кивнул я.       -И воплотиться здесь можно? – не замолкал он. – То есть пересечь Хумгат через пространство сновидений, не испытав его воздействия для непросвященных? Заклинание для этого есть?       -Попросту представь, что на тебя выливается целый бассейн теплой хорошей воды, и станешь не сновидением, а обычным человеком, – проговорил я, не зная этого до сего момента.       -А этот мальчик? – он кивнул на спящего. – Он пахнет как ты, как будто он... – нюхач замаялся в смущении. – Как будто он твой сын, – голос его сошел на нет в недоумении.       -На самом деле он мой ученик, – просто объяснил я. – Как и ты. Сегодня я вытащил его из не самого полезного для него окружения, и решил, чтобы он жил здесь. В любом случае, он Вершитель, – многозначительно посмотрел на Нумминориха. – Поэтому я решил его взять под опеку, и поэтому может он пахнуть как я.       Он серьезно кивнул.       -Ты его мне хотел показать? Почему?       -Потому что тебе я доверяю, – с обезоруживающей честностью заявил я. – Тебе и Мелифаро, поэтому я могу рассказать тебе этот секрет.       -А как же сэр Джуффин Халли? – спросил он, а я только тяжело вздохнул.       -Раньше, до того как пропасть на долгие годы, я доверял ему безмерно, больше даже, чем самому себе, – признался я с некоторой грустью. – Но теперь я вижу в нем человека, который может меня использовать в собственных интересах и бросить тонуть. Ты меня понимаешь?       -Понимаю, – откликнулся он. – Сэру Халли ни слова. А другие? Сэр Кофа, я понимаю, далек от подобных вещей, а как же тогда леди Ханемер? Сэр Лонли-Локли?       -Думаю, орденских дел им хватает с лихвой, да и знать о слабом колдуне в другом Мире без особой необходимости им вовсе не нужно, – проговорил я. Думать о нем в таком ключе недоверия и опаски было для меня непривычно и несколько больно, но собственный инстинкт, древний и пессимистичный, как вымершие динозавры, толкал меня под руку.       -Почему ты мне вообще говоришь мне о нем?       Я промолчал, не желая сам себе формулировать.       -По большей части я действую и думаю, собственно, говорю тоже, не под влиянием каких-то далеко идущих планов или целей, как, к примеру, делает Шурф, – я посмотрел на сладко спящего Кирилла. Лицо его разгладилось, тяжелые кошмары больше не терзали его разум. – И не плету интриг, как любит делать сэр Халли. Не той природы я человек, чтобы этим заниматься. Я просто делаю, что считаю нужным в данный момент, и не горстью больше. Это как будто, – я примолкнул, пытаясь подобрать наиболее подходящее и адекватное сравнение. Иногда попросту таких слов еще не придумали, – как будто танцевать на горячих углях босиком, да еще под незнакомую мелодию, которую никогда не слышал и никогда впредь не услышишь, отбивая ритм точно в нужное время.       -У меня тоже порой возникает такое чувство, но очень редко, – отозвался Кута. – И ты так все время живешь?       Я только пожал плечами.       -Как ты можешь всегда, чтобы не случилось, оставаться таким оптимистом? – задал я ему встречный вопрос. – Я бы так не смог. У каждого свои недостатки и свои преимущества.       Я снова поглядел на спящего мальчика. Иногда спонтанные, но добрые поступки имеют значения в последствиях больше, чем хорошо продуманные и просчитанные действия. Мое спонтанное решение взять этого мальчика под опеку лишило его возможности вырасти в злого и циничного ублюдка, творящего беспредел, воплощающего в жизнь все самое худшее, что может вырасти в ребенке, испытавшем семейное насилие, и показал ему, что такое доброта. Сделал кое-что важное, пусть даже немного. Пусть это будет моим недостатком, я готов с ним смириться.