Оборотная сторона

      Кирилл был рад моему присутствию рядом с ним наяву, даже если не показывал этого прямо и тем более не говорил. Он с большим удовольствием ел приготовленную мной еду, простую и без затей, но зато питательную, и так же с интересом слушал те вещи, которые я хотел ему рассказать. Правд был Джуффин, когда говорил, что мальчишка похож на меня даже больше, чем нужно было – меня точно так же можно было завлечь хорошей историей. Однако у него я надолго не задержался. Мной овладело странное томление духа, при котором я начал испытывать раздражение от вида так давно мне знакомых мне стен и предметов. Бесить меня начинало едва ли не все подряд, и я едва удерживал себя от того, чтобы не начать взглядом испепелять все так сильно меня раздражающее. Поэтому однажды поздним вечером, когда умаявшийся за день Кирилл отправился спать, я быстро собрался – стопку карт в один карман, сигареты в другой – и открыл для себя дверь в неизвестность, шагнув в Хумгат в неизвестном направлении. В конце концов, это судьба моя была – вечная дорога, непрекращающееся обучение и открытие нового, не останавливаясь и не задерживаясь нигде подолгу. В общей сложности, я пробыл у него меньше двух недель, а носило по иным Мирам так и вовсе неопределенное количество времени, но я так могу предполагать, не меньше дюжины дней.       Неопределенность и неприкаянность гнала меня вперед, и только один раз я вернулся в Мир Паука, и только для того, чтобы зайцем пробраться в поезд дальнего следования и довольно долгое время дрыхнуть на верхней полке поезда практически без перерыва, набросив на себя отводящие взгляд чары. В конце концов, мой путь привел меня в «Кофейную гущу», где Франк, едва меня увидев, молча поставил передо мной кружку крепкого кофе. Я знал, что выгляжу плохо, но он, во благодарение всем богам, не стал этого обсуждать.       -Ты знал о том, что Ключники не только открывают перед нужными людьми их двери, но и возвращают домой тех, кто потерялся? – только и поинтересовался он.       Я только пожал плечами.       -Бывают такие люди, что по неопытности или простого любопытства забредают туда, откуда не могут сами вернуться домой, – продолжил он. – Ключники могут почувствовать такого человека, это больше похоже на инстинкт, чем на осмысленное действие – найти потерявшегося среди всех Миров человека и вернуть его домой, если это действительно ему нужно. Ты производишь впечатление такого человека.       -Можно подумать, что я не могу найти дорогу обратно, – с сомнением произнес я.       -Я и не говорил про «обратно», – тут же поправил меня Франк. – Я говорю о твоем доме. Ты хоть знаешь, где это?       Стоило ему сказать про «дом», как я тут же представил себе чужие руки, тонкие и изящные, полные смертельной силы, с черными рунами на ногтях, записывающие что-то в ежедневник, и исполненное сосредоточенности, с резкими чертами, склоненное лицо. Когда карты обещали мне скорые изменения, я не ожидал, что первым измениться мое восприятие дома. Никогда не думал, что им окажется не определенное место, а вполне определенный человек.       -Я и так дома, – заявил я без особой уверенности. – Весь этот город создан мной и весь он мой дом.       –Конечно, ты можешь остаться здесь, – согласился Франк. – С годами и десятилетиями этот чудесный город сможет тебя излечить и помочь забыть обо всем тебя терзающим. Но в самом деле ты этого хочешь?       Я промолчал, потому что моей уверенности не хватало с этим согласиться. Я не был ни в чем не уверен.       -Я имел чести познакомиться с твоими дорогими друзьями, – не дождавшись от меня ответа, продолжил Франк, - и мне они показались достаточно хорошими людьми, чтобы в случае каких-либо проблем не смеяться над тобой, а попробовать помочь. Так почему ты не хочешь принять их помощь?       Я издал горловой высокий звук, который при должном воображении можно было принять и за возмущение, и за протест, однако над словами старого друга задумался. Даже несмотря на то, что Джуффин вероломно оставил меня подыхать от горя и тоски запертым вдали от всего, что мне дорого, умом я помнил, что он не раз и не два спасал мою задницу от всяких опасностей, так что я мог хотя бы мог выслушать его совет или попросту поплакаться ему в лоохи.       От всей души поблагодарив его, я отправился в Ехо, прямиком в Управление Общего Порядка. Едва оказавшись в кабинета Джуффина, я понял, что его нет в кабинете. Стол оставлен был в относительном порядке, без лишних предметов на столе и очищенной от еды и питья посуды, и оставленная трубка была холодной, как и небольшая жаровня недалеко от стола. Разбуженный от моей возни Куруш привычно начал ворчать, но я только умилился этому и скормил ему несколько орехов. Поговорив с ним немного, я узнал, что сэр Халли ушел уже пару дней как и не обозначил, когда собирается возвращаться. Ждать его в кабинете показалось мне бессмысленным, и я вышел из него, осторожно прислушиваясь к звукам из Зала Общей Работы. Четверо человек, и один из них точно Нумминорих, и вместе с их голосами в воздухе витали восхитительные запахи еды. Последнее было решающим, чтобы спуститься вниз.       Едва ли я преодолел две трети лестницы, меня заметили. В первую же секунду я осознал те принципиальные различия между мной самим и этими сидящими колдунами. Бед они не знали, что выпали на мою долю и выглядели сытыми и довольными собственной судьбой и жизнью. А еще нас различала одежда. И если мои коллеги были одеты в традиционные скабу и лоохи, то моя одежда на их фоне выглядела куда экзотичнее. Скаба была очень короткой, и походила больше на здоровый компромисс между скабой собственно и обыкновенной футболкой. Широкий пояс поверх скабы удерживал штаны из тонкой ткани, заправленные в сапоги военного образца с толстой резиновой подошвой. Поверх всего этого великолепия я носил теплое лоохи, в которое не раз и не два я закутывался вместо одеяла за неимение оного. И голова моя была непокрыта, без тюрбана, о котором прежде я даже не вспоминал, просто закалывая волосы подаренной заколкой в низкий хвост.       Мелифаро заткнулся на середине страстного монолога и поднял на меня тяжелый взгляд. Видимо, в первую секунду он принял меня за кого-то другого, потому что в следующую он высоко и восторженно взвизгнул, взметнулся с места и кинулся ко мне, крепко стискивая в объятиях.       -Я тоже рад тебя видеть, – заявил я, похлопывая его по спине. Он не отпустил меня, только стиснул еще сильнее. - Твои восторги мне понятны, но мои ребра! – прохрипел я.       Мелифаро отпустил меня, только не сразу.       -Доброго дня, Макс, – откликнулся Нумминорих, искренне радуясь моему появлению.       Я коротко кивнул ему и уселся за стол. -Ну что, Кофа, порадуй нас интересными сплетнями, – попросил я, наливая себе камры.       Стол хоть и был заставлен кушаньями, и запах исходил от них очень завлекательный, от мысли что-нибудь съесть желудок болезненно сжимался и я оставил эту идею.       -Как не удивительно, в последнее время мало чего в городе происходит, – заявил он, потягивая трубку. На мое появление он особо не отреагировал. – И на самом деле, это не очень хорошо. Все преступники и нарушители беспокойства, даже обычные пьяницы как будто замерли, укрылись в безопасности или в подвале, чтобы переждать надвигающуюся бурю.       -А что говорит леди Олла? – осведомилась Кекки. -Я пытался ее расспросить, – произнес Нумминорих может немного виновато, – но она как будто выглядела сердитой и даже немного злой. А я с женщинами, тем более сердитыми и иноземными, я не спорю.       Я чуть кивнул, разделяя его суждения. Нужно мне будет с ней поговорить, потому что на пустом месте она не стала бы злиться.       -Но кое-что интересное я могу рассказать, – снова заговорил Кофа. – Сегодня ночью на Площади Зрелищ и Увеселений будет применена Очевидная Магия больших ступеней.       -На это зрелище можно будет посмотреть, – предложил Мелифаро. – А кто такой одаренный будет применять?       -Штраф за применение уже оплачен леди Нилой Урилой, – ответил Кофа. –Было указанно, что она собирается гадать для узкого круга лиц.       -А давайте действительно посмотрим! - загорелся идеей Нумминорих. – Как ты думаешь, Макс?       Я только молчал, прикрыв глаза, и привычно потянулся за сигаретами, больше цепляясь за привычное движение, чем за желание курить. Я помнил, насколько горел взор Нилы, когда она рассказывала о том, чего пытается добиться. По всей видимости, она подошла к концу своих изысканий и теперь, закономерным итогом своей эпопеи будет вершить свою ворожбу. Так-то все она правильно сказала, она будет гадать, и будет ворожить, но только для одного-единственного человека, во всех мыслимых Мирах. Значит, она уже готова, больше чем готова, если даже уже оплатила штраф. Если она сделала это заранее, значит, понимает, что не сможет сделать это потом. Я просто не ожидал, что случиться это так скоро, и тем более в центре города. И я прекрасно понимал причины ее поступков, может быть даже слишком хорошо. Привычным жестом я попытался поджечь сигарету, но, потерев пальцы, не получил огня, как я привык это делать. Я тяжело посмотрел на пальцы, как будто их вина в этом. Только этого сейчас не хватало. Огонек веселого желтого цвета зажегся на учтиво поднесенной ладони. Подняв глаза, я увидел Мелифаро, наклонившегося совсем близко ко мне, с ободряющей улыбкой на лице и в глазах. Его ведь вид как будто говорил мне, что будь у меня какие-либо проблемы, он незамедлительно и без раздумий мне поможет. Его помощь мне понадобиться, подумал я, прикуривая от почтительно поднесенного огня.       -Ваше Величество настолько обленилось, что даже сам не хочет свою курительную палочку поджечь, приходиться с благоволением к его персоне ему прикуривать, – тут же съязвил он. – Что, настолько разбаловали твои подданные, насквозь пропахшие менкальим навозом?       -Самого менкальего навоза, до которого ты так охоч, я не принес, – без особого энтузиазма отозвался я, прикрывая глаза и мысленно вызывая в памяти светлый образ леди Сотофы Ханемер.       «Леди Ханемар, могу ли я проявить некоторую наглость и попросить тебя и твоих девочек для меня кое-что сделать?» обратился я к ней Безмолвной Речью.       «Для тебя – все, что угодно, мальчик» тут же практически отозвалась она.       «Нужно будет поставить оцепление в центре города и вывести из него всех людей.» озвучил я. «Один я не справлюсь, только если не разорвусь на много маленьких сэров Максов, и даже Тайный Сыск весь не поможет.»       Что мне нравилось в ней – это то, что на нее я мог положиться, и что она при необходимости вопросов задавать не будет. Надо, значит надо, и ее девочкам хорошая практика будет.       «Ты сейчас в Доме У Моста?» только и спросила она.       «Да, незабвейнейшая».       «Сейчас буду» откликнулась она и умолкла. Все равно, даже учитывая мощь девочек леди Сотофы, мне было неуютно и тревожно. Наверно, потому что я знаю, что последует за гаданием леди Урилы.       «Трикки Лай» позвал я. «Пожалуйста, зайти в Зал Общей Работы, прямо сейчас.»       Он не ответил, а я встал с места, обмакнув ноготь в забытую кем-то на столе чернильницу. Карта Эхо висела на одной из стен, пришпиленная заклинанием, сколько я себя здесь помнил, и сейчас я собирался ее немного испортить. Трикки вошел в Зал, исполненный живого любопытства, и сразу же за ним появилась Софора, попросту пройдя сюда Темным Путем.       -Что здесь происходит? – подал голос Кофа, встав со своего места.       -Смотри внимательно, – проговорил я, обращаясь к заместителю и подходя к карте. Приставив большой палец к изображенной на ней Площади Зрелищ и Увеселений, и чернильным ногтем провел окружность вокруг нее в километр примерно. – Сейчас же собери всех полицейских, отзови с дежурств и отдыха, и пусть заходят в дома, расположенные в пределах этой области, и выводят оттуда людей, всех и очень быстро – так, чтобы через час ни одного человека в жилых домах, тавернах и лавках не осталось.       -Зачем? – спросила Софора у меня за спиной. Я затянулся сигаретой, оставленной в левой руке.       -Чтобы если эта часть города была разрушена, то мирные люди не пострадали, – просто заявил я, смотря на карту, чтобы не смотреть ни на них, ни на кого иного. – Дальше. По этой линии нужно выставить оцепление, из самых способных твоих учениц, Софора, чтобы не пускали людей внутрь и, если понадобиться, сдержали то, что пойдет изнутри, – засыхающими чернилами я очертил еще один круг. – Дальше займитесь этой территорией.       -Макс, – позвала меня ведьма ласково. Я оторвал взгляд от карты и взглянул на нее несколько удивленно. Она сбила меня с мысли, потому что я пытался найти выход. –Макс, что такое произойдет, что возможно будут разрушения?       -Я разве не сказал? – откликнулся я. – Сэр Лойсо Пондохва собственной персоной и во плоти.       Леди Ханемер втянула в себя воздух долгим вздохом, явно сдерживая все те бранные слова, что рвались у нее с языка и в один шаг исчезла – скорее всего, отправилась к своим девочкам. Мелифаро даже приподнялся с места.       -Даже спрашивать не буду, откуда ты знаешь, что будет именно он, – проговорил сэр Девятый Том. – Но ты уверен?       -Леди Нила Урила в прошлом Младший Магистр Ордена Водяной Вороны, и Лойсо надо было бы лучше учетные списки персонала вести, – качнул головой я. – Трикки, ты еще здесь?       -Но сэр Халли не давал приказаний... – начал было он, но я закончить ему не дал, развернувшись к нему и сверху вниз пригвоздив взглядом.       -Объяснять ему будешь, почему люди умерли после прямого приказа их спасти, который ты не выполнил. И их родственникам заодно, – рыкнул я.       Трикки Лай мне ничего не ответил, явно испуганный моим тоном голоса, неглубоко поклонился мне и вышел прочь из Зала Общей Работы. Я глубоко вдохнул и выдохнул, разворачиваясь к сэру Кофе и его ученице.       -Нужно найти Джуффина, – проговорил я. -Я пытался позвать его Безмолвной Речью, – спокойно проговорил Кофа. Ну и нервы у него, мне самому до его спокойствия было далеко. – Но он не отвечает. Он либо в Холомии, либо на Темной Стороне, либо вообще в другом Мире.       -Я понимаю, насколько не нравится тебе использовать Истинную Магию, но нужно его срочно найти, – попросил я. – Думаю, он не захочет пропускать еще одну встречу с Лойсо.       -Мы сделаем все, что понадобится, – заверил он, и коротко, красноречиво взглянул на Кекки. Та только кивнула, и они оба, разом исчезли, уйдя на Темную Сторону.       -А мы с вами оправимся На Площадь Зрелищ и Увеселений на амобилере, – предложил я. Нумминирих коротко, решительно кивнул. – Только идите вперед, а мне еще нужно кое-что сделать.       -Не задерживайся, – хлопнул меня по плечу Мелифаро, проходя мимо меня. – А то уедем без тебя.       Без тени улыбки я кивнул, принимая к сведению, и, дождавшись, пока я останусь в помещении один, достал из внутреннего кармана расписанный линиями и цветами флакон. Он стал намного легче, чем при покупке, но все равно там что-то оставалось. Даже не разбавляя, я махом высосал все, что оставалось, и зелье горьким, острым комком скользнуло по горлу и тяжело осело в желудке.       Я не знал, что именно собирается сделать леди Урила, чтобы вернуть в этот Мир Лойсо – бы сама на ее месте сделал бы все, что угодно и то, что мне в принципе неподвластно. Но больше меня волновал сам Лойсо – я не знал, как он поведет себя, вернувшись сюда, но я могу предположить. Он мог быть недоволен, если его насильно выдернут в этот Мир, из места, где сейчас он благополучно обитает и думать забыл про Ехо. Он будет безмерно рад вернуться домой, если не забыл про Ехо и про ту горечь поражения, которую он здесь узнал и закономерно попытался бы отомстить, с максимально возможными разрушениями и смертями. Я не знал, что сделает Лойсо, окажись здесь – но учитывая Джуффина и Шурфа, которых уже наверняка поставили в известность, он решит, что его убить попытаются повторно, или снова провернуть трюк с умирающим Миром, со всеми вытекающими последствиями.       Но одно я понимал совершенно точно – в том состоянии, что я оказался сейчас, противостоять в полную силу я не смогу, или, что еще вероятнее, откину копыта в попытке это сделать. Сладких иллюзий я не строил, я понимал, что уровень боевой подготовки Лойсо значительно превышал мой, и с наскока тоже его вынести не получится. Тем более, с моими проблемами с Очевидной Магией. Поэтому я сразу же приказал эвакуировать простых жителей, которые не должны пострадать и тем более умереть. Разбитые дороги можно восстановить, разрушенные дома и таверны отстроить лучше прежнего, но вот прерванную жизнь восстановить нельзя будет. Я так же ясно понимал, что драку эту я не переживу, так же ясно, как то, что этот Мир, вопреки некоторым опасениям, может кончится вместе со мной. Однако я не слишком этого боялся, наоборот, мне было несколько все равно, что станет со мной после. Я мог довести Лойсо до крайнего истощения сил, а потом или Софора, или Джуффин добьют его. Такой план лучше совсем никакого.       Но прежде чем воплотить этот план, мне нужно кое-что еще. Вернее, нужно, чтобы кое-кто не помешал. Обходить все церемониальные процедуры у меня не было ни времени, ни желания, а на Безмолвную Речь Гуриг Восьмой не отзывался, скорее всего потому что приближался уже довольного глубокий вечер, который вполне можно было назвать ранней ночью. Заснуть у меня получилось быстро и легко, даже не устраивая собственный зад в кресле, стоило мне только прикрыть глаза, как я оказался перед дворцовыми воротами замка Рулх. Намеревался я вообще-то увидеть короля, и соответственно оказаться в его собственной спальной комнате, однако я совершенно забыл про Сонных Стражей. Двое из них стояли прямо напротив меня с весьма определенными намерениями «не пускать». Особенно хорошо это было видно по их неопределенных, туманных во сне лицах.       -Ты кто такой, – спросил один из них.       -Уходи, – просто сказал второй, и я даже не смог различить, кто и что говорил. Но это не имело значения.       -Если не узнали меня по моим очаровательным глазам, то я сэр Макс, и мне нужно к королю по срочному делу, – попытался пошутить я, но вышло откровенно слабо. Два       Стража переглянулись.       -Нельзя, – заявил один из них.       -Уходи сейчас же, – подхватил второй.       Мне это уже начало надоедать.       -Простите меня, – я развел руками, как будто действительно сожалел. – Но дело срочное и не терпит промедлений. Прочь с моей дороги, – ласково, почти нежно проговорил я и сделал двумя руками движение, как будто пытаясь продавить стену руками.       Обоих Стражей тут же разметало по воздуху, развеивая их в тонкий туман. На самом деле они отправились очень далеко отсюда, дальше даже, чем рассчитывали - они оба проснулись. Я же двинулся дальше и в один шаг оказался в темной, богато обставленной спальне. Большая часть обстановки терялась в темноте, только изголовье кровати и тяжелые складки свисающего балдахина, почти черного в темноте, освещались ровно горящей свечей, изредка принимающей вид небольшого светящегося гриба под колпаком. Эта вещь ясно указывала мне, что дело происходит во сне. Ничуть не стесняясь находиться перед спящим королем, чье лицо скорее угадывалось в темноте, чем было видно, я уселся прямо на пол, скрестив ноги.       -Ваше Величество, – негромко позвал я, уперевшись локтем о колено.       Король тут же открыл глаза, как будто бы не спал.       -Сэр Макс? – удивился он. – Что-то случилось? Как вы смогли пройти в спальню?       -Меня здесь нет, я вам снюсь, – просто объяснил я. – А случилось нечто поганое.       Гуриг сел в постели, лицом ко мне, и накинул на плечи одеяло. -Чем могу помочь? – спросил он.       Так, завернутый в одеяло, он выглядел намного младше своих лет, и напоминал больше взъерошенного подростка, чем короля самого большого государства в Мире. Я преисполнился сочувствием к нему, тем более тому, насколько дурные новости я должен был ему преподнести.       -Я попрошу вас и королевский двор не вмешиваться в происходящее. Тайного Управления Общего Порядка и девочек леди Сотофы Ханемер будет вполне достаточно. Остальные могут, – я замаялся, – погибнуть напрасно. – Гуриг Восьмой внимал мне и смотрел на меня очень внимательно, совершенно ясным взглядом. – Нас решил почтить своим присутствием сэр Лойсо Пондохва. Я сам окажу ему достойный прием.       -Если ты так считаешь правильным, – чуть кивнул он после некоторого колебания, ясно отразившимся на его красивом лице.       -Только одно я смею просить тебя сделать, – неожиданно для себя попросил я. – Мои ученицы, леди Олла и леди Базилио.       -Что именно мне сделать для них?       -Когда все закончится, не позвольте им плакать много, – произнес я на едином выдохе и исчез из чужого сновидения, выталкивая одновременно и Гурига, чтобы он проснулся.       Ускользнув от короля, я очутился в темноте. Это место было не Тёмной Стороной города Ехо, и это не было Хумгатом; в то же время это место не было мансардой в высотном доме с голубыми стенами в спальном район замечательнейшего города Москвы, даже если и было похоже на него. Это было какое-то иное пространство, имеющее только смутно знакомые мне черты, всплывающие из памяти, посередине абсолютно черного ничего. Тахта, доброй ей памяти и сладких снов, была чётче всего, как и стол, с приметными следами грязных стаканов и пустых бутылок на столе в вперемешку с негативами и распечатанными в плохом качестве снимками. Мне не нужно было в них всматриваться, это были мои "Едоки" и портретные снимки различных людей. Была хорошо видна противоположное сторона мансарды с окнами, куда я подошёл, осторожно отодвинув занавески. Окна эти, к моему радостному изумлению, выходили с первого этажа дома на какой-то узкой восточной улице. Я распахнул окно и едва ли не по пояс высунулся на улицу, ошарашенный горячим ветром, донесшего до меня сладостную смесь тончайших эфирных масел, шафрана и корицы, а так же звуки голосов множества людей, что ругались и зазывали купить товар. Орали животные, и мимо меня проходили многочисленные закутанные с ног до головы люди. Ветер игрался с тончайшими тканями, как будто впитывая в себя цвета этих полупрозрачных тканей. Где-то готовили еду – я слышал звон посуды и звук открытого огня. Вся эта какофония складывалась в гармоничную, красивую мелодию, которая мне очень нравилась и к которой хотелось присоединиться. Не торопясь, по улице мимо меня понесли паланкин на десятке слуг, и к моему изумлению, я не смог точно понять, что это - одна из густо населённых городов далёкой Индии или столица Куманского Халифата.       Однако моё любование прервал знакомый до дрожи в пальцах спускаемый затвор пленочного фотоаппарата. Я тут же отреагировал, ввалился обратно в комнату и захлопнул окно, отрезая от себя тяжелый запах и гомон хлипкими створками, разворачивая с тут же к источнику звука. Напротив меня, рядом с засраным столом стоял парень лет двадцати в добротной зимней дубленке и тяжеленных сапогах. Он как раз опускал фотоаппарат "Никон", являя мне моё собственное лицо двадцатилетней давности. Он улыбнулся мне, неловко немного и сочувствующее. Я знал этого парня, я был им до того, как начались все головокружительные приключения в Ехо. В старом кресле с другой стороны стола сидел мужчина в незнакомой мне синей форме плотной ткани с желтыми страховочными ремнями и таком же синем плаще на плечах. На коленях его лежал шлем. Я только коротко ему кивнул, мол, благодарю, и он мне улыбнулся, хорошей, открытой такой улыбкой и отдал честь, отвечая мне. Еще один мой двойник спал на тахте, подобрав колени к груди и скомкав в руках край одеяла. Я подошел к нему и прикоснулся кончиками пальцев к щеке. Он называл себя «накхом» и стал таким после знакомства с одним замечательным человеком из Германии, и я стал бы им, если поехал туда. Он сейчас спал и видел во сне все свои возможные судьбы, все свои жизни. Прямо сейчас ему снилось, как он стоит над собой и касается своей щеки пальцами. Я поспешил отступить назад, чтобы не чокнуться окончательно от такой круговерти. Эти все люди были мной, раньше, сейчас и потом, и все они благополучно не давали мне сдохнуть или чокнуться окончательно.       Наверняка здесь были и другие, те, кем я был, кем буду и кем мог бы быть. Но меня сейчас интересовали не все они, а весьма определенный парень, который шел ко мне из темноты. Что-то в нем, в тонких молодых чертах его лица, развороте плеч и осанке, что-то в тени на его лице было такое, даже и не опасное, а сильное, будто бы нарастающий оглушающий звон и плотная, густая тишина одновременно. Его не нужно было видеть, его можно было почувствовать с закрытыми глазами, как жар от огня или силу притяжения к земле. И он тоже выглядел как я, причем очень молодым, как я сам в лучшие мои годы. Мне уже удалось увидеть собственную силу со стороны но это, это было намного больше и сильнее, чем вообще возможно.       -Кто ты такой? – задал я вопрос прежде чем подумать.       -Ты знаешь сам, – отозвался незнакомец. – Я это ты.       -Я догадался сам, – кивнул я. – Но кто именно?       -Это имеет значение?       -Я думаю, да.       Взгляд его неуловимо изменился, делая его несколько печальным и мудрым. Я почувствовал, как на загривке холодеет ледяным страхом. Никогда не было у меня такого взгляда, а это значит, сейчас случиться нечто, что со мной никогда не бывало. Но как следует я испугаться не успел, только как следует прочувствовал первые признаки удушающего, подкатывающего к самому горлу страха.       -Я это ты, – ответил я просто. – Я это то, кем ты когда-либо был, и я это то, на что ты когда-либо будешь способен. Я это то, о чем ты забыл и чего еще не узнал.       На самом деле это оказалось проще, чем я мог ожидать. Страх неизвестности истаял, как последний весенний снег, и я понял, что стою я один в полной, плотной тьме и разговариваю с зеркалом, высоким, в два моих роста, в металлической, прихотливо разукрашенной восточными мотивами раме, но и оно истаило под моим взглядом, как и всякая иллюзия. Всегда было приятно поговорить с умным человеком. Я всегда здесь был один, и те другие мои отражения оказалось не больше, чем химерами, иллюзиями моего собственного разума, явленными только для моего собственного удобства. И вся эта тьма, которая меня окружала, нетронутая светом, которому до нее лететь сотни и миллионы световых лет, плотно ложащаяся на мои плечи и заставляющая меня не чувствовать собственного веса – это все я сам. Я развел руками перед собой, будто раздвигая песок, и упал вниз, как будто спрыгнул с последней ступеньки, чтобы приземлиться на покачнувшемся амобилере ровно ра месте возницы.       -Макс, темные магистры тебя побрали бы! – взвопил мужской голос позади меня. – Нельзя же так людей пугать! А если бы я помер бы от страха?       Я уселся на место возницы, тронул машину с места, и только тогда обернулся на источник звука. Позади меня сидели двое парней, безумно молодые, мальчишки еще, но что-то внутри меня подсказывало мне, что это свои, и даже подсказало мне их имена. Орущие чудо в золотых одеждах – Мелифаро – заткнулся и сел обратно на скамью. Видимо, что-то было в моем лице, что заставило его по-настоящему испугаться.       -Это ты, Макс? – опасливо спросил другой, с мягкими, медовыми глазами. Нумминорих, мой ученик, дух от моего духа.       -Нет, это Дед Мороз, – ответил я, набирая приличную скорость.       -Кто такой этот твой дед? – завопил золотой парень. – Поминаешь всяких темных грешных магистров, а потом удивляешься, что неприятности случаются!       Говорил он забавно, что слова, что тон его голоса я слышал впервые, однако прекрасно понимал, о чем он.       -Это не темный магистр, а скорее злой дух, – объяснил я, не сбавляя ходу. Новое состояние оказалось привычным, но достаточно хорошо забытым состоянием, вроде того как надеть штаны после долгих лет ношения скабы на голое тело. – Живет в густых, непроходимых лесах, скованных таким холодом, что не только кровь обращается в лед, но и камень трескается от мороза, вместе с ученицей, юной леди, замерзшей в таком лесу насмерть. В момент между Последним Днем Года и Первым Днем Года он ходит по домам и забирает непослушных и злых детей, оставляя после них в постелях только куски угля.       -Ух ты! – ухнул взбудораженный Мелифаро, больше пытаясь удержаться на полном ходу на своем месте, чем слушая меня. – А такого духа пытаются задобрить?       -Ему делают жертвоприношения, – кивнул я. Болтать и одновременно управлять быстро едущей машиной было просто и приятно. – Забивают крупное животное и его внутренними органами и кишками украшают хвойные деревья в лесу, а так же дарят сладости, самодельные блюда и самоделки, и водят хороводы с песнями вокруг таких елок, призывая забрать дары вместо детей.       -И это срабатывает? – спросил Нумминорих.       -Срабатывает настолько хорошо, что этот дух не только уходит сам, но и забирает с собой смертельный холод.       -Здорово, – откликнулся он. – Значит, пока холода нет, можно о нем не беспокоиться?       Я вспомнил – у него самого было двое таких вот непослушных детей, которых он обожал.       -Будь спокоен, дети твои в полной безопасности.       Я уже не думал об этом духе, это была только попытка заговорить зубы этим двум, чтобы они не начали выспрашивать обо мне самом. Наверняка уже они заметили, что со мной что-то не так, я сам это мог понять. Пустая грудь уже не болела, онемела, как под новокаиновой блокадой. Я перестал ощущать страх, который недавно мог парализовать меня с головы до ног. Даже не так - я даже перестал помнить, что я когда-либо мог бояться. Что страх высоты и падения покинул меня, что страх оказаться отвергнутым, дурных примет или неудач. Это стало для меня незначительным, неважным. Что со мной, не ведущим смерти, могло случиться такого ужасного. Даже если я и перестану существовать, то рано или поздно я смогу снова воплотиться в плоть и вернуть собственную личность вместе с воспоминаниями. Сырой мощи, собственной дури у меня оказалось гораздо больше, чтобы просто преодолеть это все. Эта сила ощущалось мной как притяжение, глубокое, широкое и неотвратимое, непреодолимое. Оно не имело источника для меня, я сам был этой силой, воплощенном в человеческом теле, несовершенном и уязвимом, по подобию тех, кто меня окружает. Это лицо, эта сущность была для меня только неудачной попыткой замаскироваться, горстью воды, брошенной в бушующий лесной пожар в жалкой попытке его потушить, маской шута, которая приросла к лицу. Как там пелось в той старой песне? Своей судьбы не ведают шуты и те, кого он пришел он веселить?       Площадь Зрелищ и Увеселений была видна задолго до того, как мы въехали на нее. Острой иглой меня прошило воспоминание – я иду пешком в звенящей радости, и множество людей вокруг меня, празднуют и веселятся, и разноцветные фонтаны бьют из-под земли, и меня ждет кое-кто важный для меня. Сейчас же, в ночной темноте, площадь была тиха и пуста, только изумрудное зарево с самой площади отсвечивало на стенах домов и стеклах. На полной скорости я въехал на площадь, свернул в сторону и резко затормозил. Двигаясь по инерции, я перемахнул через место возницы и быстрым, легким шагом направился к изумрудной полусфере, сияющей огнем в темноте, примерно шестьдесят метров в поперечнике. За ней были видны фигуры людей, мечущихся внутри, то ли охваченных безумием, то ли танцующих, то ли колдующих. Где-то вдалеке от меня я мог почувствовать других колдунов, слабых и сильных, и несколько еще появились в тот момент, пока я шел. Ощущая их колдовскую силу, я мог назвать каждого по имени, так же ясно, как будто услышал их голос. Но никто из них не в был в силах меня остановить, и никто даже не пытался. Не сбавляя шага, я просто прошел сквозь этот барьер, словно он для меня и не существовал. Лоохи на мне тут же вспыхнуло магическим изумрудным огнем, как и тюрбан, и в пару движений я скинул их прочь вместе с этим огнем. Должным образом зачарованная одежда выдержала и истратила все свои защитные свойства, чтобы защитить меня полностью, даже если для этого ей самой пришлось превратиться в пепел.       Внутри танцевали ведьмы, около двух десятков, все как одна нагие. Немногим раньше это могло меня здорово смутить, но сейчас я едва обратил на это внимание. Отсветы зеленого огня накладывали на их тела и лицо странные оттенки теней, делая их потусторонне-жуткими, пугающими в своем странном виде и движениях. Но это был не просто танец, а призывающих ритуал, способный пробиться не только на Темную Сторону, но так же через Жемчужину Небытия. Центром этой ворожбы была только одна ведьма, мечущаяся в середине в фуге собственного безумия. На запястье одной из вскинутых рук была повязана знакомая мне лента, а волосы ее стояли дыбом. Не раздумывая больше ни мгновение, я ринулся наперез ей, уворачиваясь от других танцующих ведьм. Если разрушить ритуал, то он не сработает, и тогда все можно будет разрешить малой кровью. Леди Нила Урила увидела меня, вскрикнула, как маленькая девочка, и бросилась от меня наутек. Я кинулся за ней. Дело всего лишь за малым – догнать, сорвать ленту и выдать профилактического подзатыльника. Я не думал, что у нее уже все готово, и магичить она будет прямо в городе, на виду у всех и с большим количеством жертв, но вот с чем приходилось иметь дело. Уворачиваться от двигающихся фигур требовало определенной концентрации и увертливости, и при моей собственной неуклюжести мне не повезло врезаться в других ведьм.       В третий раз от столкновения меня удержали, не слишком вежливо схватив за руку и потянув в сторону. Против собственной воли, я сделал несколько шагов в сторону, и уже готов был радостно поприветствовать булыжную мостовую, как меня подхватили под спину и прижали к чужой груди. Неведомым для себя образом я оказался прижатым к мужчине на голову выше меня – с лицом удивительно приятным и располагающим к себе. Меня прижимал к собственной груди Лойсо Пондохва собственной персоной. Наяву, совершенно точно материальный, он выдержал мой взгляд и, запрокинув голову, нервно засмеялся.       -Значит, вот что ты такое? Вершитель? – спросил он больше сам себя, отсмеявшись. – Наяву ты намного тяжелее, чем во сне. Премного впечатлен.       Подобный комплимент от такого человека, как он, ничего хорошего не значил. Все так же продолжая держать меня за запястье и под спину, он сделал несколько шагов назад, увлекая меня за собой, а потом влился в непрекращающийся танец ведьм. Мне пришлось идти за ним, не сводя глаз с его лица. Он не сильно переменился с тех пор, когда я видел его во снах. Те же жесткие белые волосы, сейчас перехваченные тонким кожаным ремешком, те же простые, но добротные одежды, не белые, а светло-коричневые. Его можно было принять за обычного городского жителя, если бы не его давящая, искрящая агрессией и старым, въевшимся чужим страхом.       Еще несколько шагов, и я понял, что меня не сколько просто тащат за собой, а танцуют, и эти движения подозрительно похожи были на бальные. Я попытался вырваться из чужой хватки, но Лойсо был физически намного сильнее меня. Еще немного, и я был бы вынужден прибегнуть к грубой магической силе, потому что мне продолжало не нравится, насколько близко он находился ко мне, но Лойсо как будто почувствовал мое намерение. Он говорил, что с провидением у него было плохо, но с предчувствиями у него было все в порядке. Он остановился, развернулся к спиной к ведьмам, которые перестали танцевать, и легко подул мне в лицо. Тело мое враз стало тяжелым, неподвижным, скованным сонным параличом. Ноги подогнулись и я тяжело повис на одной руке, которую продолжал держать Лойсо. Плечо и все суставы руки сразу заныли от такого обращения. Он что-то сказал в сторону, и зеленые отсветы на лицах стали таять. А потом и вовсе отпустил руку, позволив мне весьма неприятно упасть на землю. На меня и раньше накладывали заклинания сна, мне и самому приходилось засыпать через силу, но этот раз эта разновидность усыпляющих чар была мне незнакома и неприятна. Тело перестало слушаться, скованное сонным параличом, и сознание потихоньку стало заволакивать сонным дурманом. Бороться с этими чарами не стал, но только притворился, что заснул.       Тело мое лежало на брусчатой мостовой брошенное, как будто сломанное, и Лойсо прошел мимо него, как будто бы меня тут и не лежало, и ведьмы его так же обошли меня предусмотрительно за три шага и остановились на почтительном расстоянии от своего предводителя. Пондохва тяжело оглядел стоящих против него магов, все так же оставаясь в состоянии взведенной пружины. Я наблюдал за всем этим как будто бы со стороны, если бы я, к примеру, стоял несколько в стороне от надвигающейся драки. При появлении на площади Лойсо Пондохвы атмосфера неуловимо изменилась. Еще несколько минут назад дорогие мои друзья готовы были только лишь к аресту чересчур расшалившихся ведьм, то теперь появился столь серьезный противник, которым им был не по зубам. Настороженность и острое чувство опасности, висящие в воздухе тяжелым смогом, рождали неприятный мне страх       -Как будто знакомые все лица, – заявил Лойсо. – Магистр Мелифаро, какое дело у Ордена Потаенной Травы ко мне? – обратился он к сэру Девятому Тому, отчего он на целых полминуты потерял дар речи. Но опомнился быстро и легким движением ладони прикрыл глаза.       -Вижу как на яву, сэр Пондохва, и боюсь вы спутали меня с моим знаменитым дедом. – зачастил он. – Премного благодарен, но боюсь, не имел чести его знать его, чтобы говорить и действовать от его имени и вовсе не имею права и не стремился. Меня самого зовут сэр Мелифаро и я работаю под началом сэра Джуффина Халли, который, без сомнений и в скором времени явится сюда лично поприветствовать вас и вышвырнуть вон.       -Тараторишь в точности как он, – поморщился Лойсо, тут же теряя к нему интерес. – А твое лицо кажется мне знакомым, – обратился он к Нумминориху.       -Не сомневаюсь, сэр, – с почтением отозвался тот. – Позвольте назвать свое имя, – он мимолетно коснулся сомкнутой ладонью глаз. – Сэр Нумминорих Кута, я сын Лайсы Кута, Старшего Магистра Ордена Часов Попятного Времени и Карвена Куты, Младшего Магистра вашего Ордена.       -Я хорошо помню сэра Карвена, – с нескрываемым удовольствием в голосе отозвался Лойсо. – Твой отец был хорошим колдуном. Пошли со мной, – предложил он внезапно. – Я расскажу тебе об нем и выучу орденской магии.       -Благодарю за предложение, – отозвался он, чуть склонив голову. – Но я спрошу об этом позволения у своего учителя, – он посмотрел в мою сторону, – когда он очнется. Лойсо глянул на меня.       -Мы с сэром Максом хорошие друзья, – признался он. – Он не будет возражать.       -Еще как буду! – возмутился я, но никто меня не услышал.       Нумминорих только отрицательно покачал головой, от чего Лойсо только досадливо цокнул языком.       -Сэр Кофа Йох, – степенно кивнул ему Лойсо. – Только не говорите, что вы продолжили дело своего почтенного отца и присутствуете здесь для того, чтобы сопроводить меня в гостеприимные подвалы Ордена Семилистника?       -Совершенно точно нет, уважаемый, – отозвался Мастер Слышаший-Видящий.       -Тогда не вмешиваетесь не в свое дело, – отрезал Лойсо. – И почему меня не пришел встречать сэр Джуффин Халли самолично, а прислал своих подручных? – громко спросил он в пространство. – Когда меня потянуло через Хумгат, я был готов к тому, что он будет меня встречать лично, и даже к тому, что он собрался сводить старые счеты и прикончить меня наверняка.       Я мог видеть стоящих перед Лойсо колдунов его глазами, то есть не как своих хороших друзей, а как потенциальных соперников в драке. Эти две мальчишек, Мелифаро и Кута, вряд ли могли его, Великого Магистра, удивить чем-то неожиданным, но все равно стоило держать их в поле зрения. Сэр Кофа Йох, наоборот, являл собой весьма серьезного противника, как бывший Начальник Левобережного Полицейского Управления, мог доставить немало проблем и боли. И Чиффа, он наверняка сидел где-то в засаде, вне поля его восприятия, послав вперед свою свиту, чтобы его отвлечь и напасть потом со спины. Но этот Безумный Рыбник... Лойсо на пятках развернулся к Шурфу лицом.       -Ты Безумный Рыбник, - с каким-то особым злым удовольствием произнес Лойсо.       -Сейчас у меня другое имя, - откликнулся Шурф.       -С любым именем ты остаешься Безумным Рыбником, как я и помню, - огрызнулся Пондохва. - Всегда на моей памяти ты был безумен в своей охоте до чужой силы. Я помню те времена, когда ты был таким яростным и бездумным, разорял трактиры и понапрасну лил чужую кровь. И сейчас, как я вижу, выбрал совершенно глупый способ взять чужую силу.       -Я не брал сейчас чужой силы, - медленно проговорил Шурф.       -Закрыл бы ты свой рот, Лойсо, - посоветовал я, все равно зная, что он меня не услышит. - Не твоей заботы беды.       -Да я вижу тебя насквозь, не обманывай меня! - не внял мне Лойсо. - Это в самом деле достойная вершина всех тех безумных дел, что ты натворил. В свое время, когда я изучал способы получения силы, я слышал про этот способ, но он слишком, слишком рискованный. Мне бы он все равно не подошел бы, кровью не вышел нужной, а ты, как я вижу, не побоялся этой древней кейфийской магии.       Шурф больше не возражал ему, только молча слушал с неподвижным лицом.       -Я могу тебя понять, - тон голоса Пондохвы упал до вкрадчиво-соблазнительного.       – Чужая сила сладка, слаще чем даже все грешные бассейны твоего Ордена, тем более такая огромная и дикая, какую ты нашел. Наверняка тебе не составило особого труда обманом заставить тебе отдать чужое сердце, чтобы постоянно брать чужую силу.       Говорить Лойсо, чтобы тот перестал молоть языком, было бесполезно, и я только обреченно слушал, как он радостно выбалтывает мою сокровенную тайну всем готовым ее слушать. Но пока он говорил, холодная весенняя ночь неуловимо изменилась. Звезды, прежде хорошо видные на ночном небе, разом сиять перестали, как будто небо разом затянуло тучами. Воздух стал неимоверно тяжелым, как будто им стало трудно дышать, а людские силуэты на минуту показались прозрачными и очень хрупкими, будто из воды сделанными. Тьма, густая, сладкая, очаровательная и завлекающая, даже и не сама тьма, а только обещание ее присутствия наполнили этот город и благословенное небо над ним. Казалось, эта тьма обрушится сейчас же и утопит, унесет за собой всех за собой и исчезнет в тот же миг. Кофа первым вздернул голову наверх и всмотрелся в небо над собой. Поднял было руки, но тут же опустил, трезво оценив собственные силы и оглянулся на Шурфа. Тот на него даже не посмотрел, не отрывая пристального взгляда от Лойсо.       -Можешь наслаждаться, пока еще способен, – явно заметив перемены в окружении, он чуть пригнул колени и наклонился вперед, готовясь атаковать неизвестно что, - последнее дыхание того обманутого тобой кейфийца станет твоим собственным последним дыханием. Вот почему я сам не воспользовался в свое время этим методом. Моя-то шкура важнее, чем таким образом добытая сила.       Мне же самому этот пропитанный грозным предвкушением воздух показался живительным глотком холодной воды, сладким, желанным и простреливающей болью по всем зубам. Я обнаружил себя уже лежащим на земле, и теперь я мог пошевелиться. Кое-как, через силу, я двинулся, оторвал голову от брусчатки и даже попытался встать, уперевшись локтем. То ли краем глаза увидел, то ли просто услышал облегченный вскрик Нумминориха, но чары еще продолжали действовать, и больше двинуться я не мог. И руки мои меня больше не держали, и я снова упал лицом вниз. Пространство передо мной расступилось, преобразилось, расцветало всеми красками даже под закрытыми веками. Я упал лицом в мягкую синюю дрожащую траву Темной Стороны и не отказал себе в удовольствии полежать так некоторое время, упиваясь мягкими прикосновениями. За это время все серое желе, что оказалось на моем лице, было радостно сожрано этой самой травой, а вместе с ней пропало сонное оцепенение и тяжелый сонный морок.       Двигая еще не до конца послушными руками и с относительным трудом, я уселся прямо в эту синюю траву и подогнул под себя ноги. Я все еще чувствовал себя паршиво, как будто только очнулся от неприятного, вязкого сна, в душной тесной комнате после тяжелого ужина. Лойсо стоило устроить хорошую взбучку только из-за этого дрянного заклинания. Торопиться здесь было некуда, в любом случае я успею, а перевести дух полезно. Вытащив из-за пояса пачку сигарет, я вытащил одну и вставил в зубы. Хотел было поискать и зажигалку, но не понадобилось. Тоненькая струйка синеватого ветра скользнула по моей щеке и лизнула кончик сигареты, поджигая ее таким же, как и она сама, синеватым тлением табака. Я восхищенно проводил ее взглядом, но она была первой из своих маленьких друзей: вслед за ней ко мне прилетело целое скопище разноцветных тоненьких потоков воздуха. Они закружили вокруг меня, как глупенькие рыбки, забиваясь то в рукава, то за пазуху и за шиворот, то вороша мне волосы. Я выдохнул струю черно-синего дыма изо рта и его эти маленькие дети растащили как рыбешки подкормку, быстро и без малейшего следа. Играясь, я наматывал на пальцы дым от сигареты и щелчком пальцев разбрасывал его в разные стороны от себя, и разноцветные ветра тут же сжирали этот дым. Совсем немного отдохну, только пять минут или одну сигарету, и тут же вернуть обратно надирать Лойсо задницу. Один из них, отливающий жемчужным серебром, подлетел к моему лицу совсем близко и оказался втянутым в мою утробу вместе с дыханием. Впрочем, без особого вреда для нас обоих – на долгое мгновение вдоха и выдоха я ощутил его бесконечное счастье и веселье, легкость и игривость. Давненько я в себе этого не ощущал. Вместе с новыми эмоциями неосторожный ветерок дал мне нечто новое. Этот ветерок был частью Мира, не только его потаенной части, но всего Мира в целостности, и являлся бесконечно меняющимся, двигающейся, а самое главное, спокойно отдающей сколько может и берущей сколько надо. Для маленького потока воздуха и запросы были маленькими, но его пониманием Мира натолкнуло меня на дельную мысль. Все это время я боялся брать силу Мира, чтобы его собственно не истощить сверх меры, но я вовсе так же забыл, что в свое время дал этому Миру гораздо больше, чем другой иной чародей. -Мне нужно кое-что, – проговорил я этому серебристому потоку воздуха, докурив сигарету и привычно уничтожив окурок. – Что-то, чем я смог бы заткнуть Лойсо его поганую пасть. Что-то, что помогло бы преодолеть его, если дело дойдет до драки. Я разговаривал с этим ветерком как с равным, не сомневаясь не секунды, что он меня поймет. Серебристая змейка скользнула по моему лицу, защекотала шею и затерялась в волосах. От неожиданной щекотки я рассмеялся, и смех мой разлетелся от меня мелким стеклянным крошевом, сверкающим и переливающимся. Стайка разноцветных ветров брызнула от меня во все стороны. Мелкие пираньи должны знать, когда нужно уходить, когда прибывал большой и опасных хищник. Трава подо мной вздрогнула, а немногочисленные деревья недалеко встопорщили свою листву, будто кошка вздыбила шерсть. Откуда-то из неизвестных пределов ко мне летел такой же серебристо-перламутровый ветер, явно старший братец того мелкого, и летел он явно ко мне. Мир этот по сути твоей был добрыми и приветливым, и тем более тут, где я ощущал себя больше господином, чем гостем, и поэтому я поприветствовал его, как своего хорошего приятеля, этим рассыпанным смехом и широко распахнув руки. Большому ветру этого показалось мало, я ощутил, как отрываюсь от земли и вовсе перестаю что-то весить, и это невесомость была приятной и желанной, будто приступ хохота или сладкое мгновение собственного оргазма. Этот ветер не просто обдувал меня, он дул мне вовнутрь, безвозмездно отдавая мне всю свою легкость и искренность, любовь к существованию и безмерную радость. Этого ветра было так много, внутри меня, вокруг, что я даже вздохнуть не мог, но это было прекрасно. Мгновением позже я понял, что дышать мне вовсе и не нужно. Это меня не испугало, хотя разум дернулся на пару секунд в истошном вопле «так не бывает!» Это было как в старой сказке, когда сразивший дракона сам становится драконом. Это когда смотрящий на облака сам становится облаком, таким же недосягаемым и воздушным. И когда играешься с ветром, сам становишься одним из них. Все так же хохоча искристым, кристальным смехом, я вознесся выше, туда, где в вышине, обитали другие большие разноцветные ветра. Разбившись об алого, цвета свежей крови, приятеля, я растерялся и тут же собрался в оформленный поток гудящего, тяжелого ветра глубокого черного цвета. На фоне своих разноцветных собратьев я выглядел не слишком радостно, но всем остальным оказалось плевать на это, со мной играли и гонялись так же задорно, как и за всеми другими. Наверху было много места, и все радовались этому, как малые дети, хотя каждый был серьезным таким отдельно взятым ураганом. Мы общались, но делали это иначе. Кто-то дышал соленым запахом морских вод, кто-то незнакомыми мне лесами и засеянными полями. Встретил я и своего знакомца – янтарно-коричневого степного ветра Пустых Земель, с которым я на правах приятеля поделился запахом дыма от крепких сигарет, свежесваренного кофе и ароматом книжных страниц. Мои запахи понравились всем, и пришлось делиться еще, и я щедро дал эти запахи каждому.       Наигравшись всласть, я вспомнил, что мне нужно вернуться. Не прощаясь со своими новыми друзьями, я вынырнул на другой стороне реальности и оказался высоко над континентом. Видеть материк Углунгада с такой высоты мне еще не приходилось и сдуру я хотел заорать, но делать этого не стал, вспомнив, что бояться мне нечего и разбиться даже при большом своем желании я не смогу. Меня было много, я мог накрыть собой все небо над этим континентом, но я собрался, взял себя в собственные метаморфические руки и целенаправленно ринулся вниз, в Ехо, на Площадь Зрелищ и Увеселений, гудя от охватившего меня азарта и предвкушения. Цвета и очертания домов стирались из-за огромной скорости движения, но я видел их четко и в фокусе, не глазами, но и другими своими чувствами, о которых и понятия до этого не имел. Еще с большой высоты я увидел, как Площадь была взята в кольцо фигур в белых развевающихся одеждах, и раздул эти одежды еще сильнее, заставляя некоторых девочек завопить от неожиданности. В центре самой Площади я разглядел другие фигуры и не смог удержаться от шалости. В спину Нумминориху я дунул сильно и бережно, заставив его сделать несколько шагов и оторваться от земли, ненамного, но хватило, чтобы он радостно заорал. Мелифаро я без затей задрал лоохи на голову, а пока он с руганью выпутывался, содрал с головы Кофы тюрбан, размотал его и уронил на ближайшее дерево. Тому лентяю, что дрых на земле, я дал такой пинок, что другой я успешно провалился на Темную Сторону. Только вот идеальный порядок одежд Шурфа я не решился потревожить.       Лойсо и его ведьмам пришлось похуже. Часть своего потока я направил им в лица, забивая рот и нос, не давая ни дышать, ни говорить. Кто-то попытался выставить щит, но он практически тут же разбился с характерным стеклянным звуком. Мимопоходя я легонько хлопнул Лойсо по лицу, от чего он едва удержался на ногах, и направил себя в землю в стороне от всех, на выложенный разноцветным булыжником тротуар площади, позади него самого и его приспешниц. Мне казалось, что снова обрести человеческую форму мне будет гораздо труднее, чем стать бесплотным ветром, но кажется, я уже умел делать это раньше. Мне достаточно оказалось сосредоточится на воспоминании об ощущении собственного тела, и вот уже я встаю на свои вполне нормальные ноги, босые правда, я вспомнил об этом только тогда, когда холод земли обжег мне ступни.       -Лойсо, – произнес я своим голосом, в котором еще было слышно гудение ураганного ветра. – Лойсо, – повторил я уже нормально. – Я только хотел с тобой поиграть, как ты меня уронил на землю, – несколько обиженно заявил я.       Наверно, со стороны это выглядело намного ужасающе, чем я мог предположить, потому что он машинально на меня обернулся и отошел на несколько шагов назад, явно считая своих новых и старых знакомцев гораздо безопаснее меня. Ага, сейчас еще Джуффин явится, и он ему вовсе на шею кинется с воплями о помощи. Остальные уже более или менее были знакомы с таким явлением, как моя персона, так что особо ужасаться не стали. Равновесие среди находящихся здесь колдунов пошатнулось, и только бы дурак этого не почувствовал. -Убить всех остальных, – коротко приказал Лойсо своим ведьмам, и они безоговорочно кинулись выполнять его поручение. За всех своих остальных я не беспокоился, все эти милые ребята могли за себя постоять и не дать себя убить. В Тайный Сыск абы кого не брали. Мое же внимание было полностью сосредоточенно на Великом Магистре Ордена Мокрой Вороны.       В Лойсо Пондохве была определенная харизма и большая внутренняя сила, непомерная агрессия и непостоянство, что в сочетании с красивым, правильно сложенным и оттого достаточно привлекательным лицом делали его действительно опасным. И в то же время что-то во всем этом было неуловимо неправильными и даже омерзительным, жутким в своем только существовании. Вроде засунуть руку внутрь свежей раны, намеренно причиняя еще большей боли, или испачкать одежду смердящей грязью, или почувствовать сладковатый запах прогнившей плоти и осознать, что кого-то уже не спасти. Воображение все продолжало подкидывать мне всякие гнусностности, и я бы непременно бы перепугался всех и вся, будь я все еще тем человеком, коим пребыл совсем недавно. Сейчас же я только позволил этим всем картинкам возникнуть в моем воображении и так же легко пропасть. Сочетание этих крайностей притягивало меня к себе, возбуждало нешуточное любопытство. Он совсем не изменился, с той нашей первой встречи в том давно сгинувшем и жарком до безобразия Мире, но реальность придавала определенного веса его достаточно мерзкой на восприятие силе, основанной на чужом страхе и боли. Хотя он и говорил, что не станет больше пытаться разрушить этот Мир, он мог в любом случае противостоять попыткам его отсюда выдворить, что не могло не сказаться на самом Мире, который, благодаря моим настроениям, мог оказаться не таким уж и прочным местом, как могли его считать. Он так и считал – я мог потрогать его болезненное напряжение и готовности драться до последней крови практически руками.       Легко, практически не замахиваясь, он кинул в меня что-то зеленое и истекающее на землю. Я не знал этого заклинания, и увернуться от него не успел, ловя его фигуру, целиком и полностью, в фокус своего взгляда. Кинутое растеклось по моей груди, ощутимо толкнуло, и я вновь, как в первый раз, почувствовал отчаянно чувство ненужности. Я практически мог видеть наяву того, чего подспудно опасался больше всего и каким-то чудом только удержался на ногах. Это будто бы как снова Шурф уходил от меня в неизвестность, снова и снова оставляя меня одного, намеренно отстраняясь и держа между нами дистанцию. Это как будто снова и снова во рту растекалась болезненная кислица подлитого мне в кофе яда от старого друга. Это как будто я кричал, громко и звуком своего крика дробя камни. Это как будто я снова просыпался в неизвестном месте, без малейшего понятия кто я и зачем здесь. Но собственные кошмары меня уже не пугали так сильно, конечно, уже после того, как воплотились наяву. Продолжая удерживать Лойсо взглядом, я практически на ощупь стянул с себя это неизвестное заклинание и стряхнул его с рук на землю. Чем меньше на мне оставалось этой дряни, тем быстрее улетучивались из сознания противные картины.       -Не слишком удачная идея, – заявил я, избавившись от этого заклинания. – Попробовать призвать Воплощенный Ужас Вершителя – с таким же успехом ты мог бы снова попробовать воплотить свои старые мечты уничтожить этот мир.       Лойсо мне не ответил, он был очень занят. Кажется, он даже не мог дышать, не говоря уже о голосе и даже о крике. Не отводя от него взгляда, я на ощупь достал из-за пояса пачку сигарет и зажигалку, и так же, не глядя, закурил. Через минуту я отвел свой взгляд, а Лойсо упал на колени тяжелым мясным мешком. Я глянул на него быстрым острым взглядом. Не каждый день к моим ногам падали такие мужчины, но и не каждый день оказывался для меня последним. Хотелось бы мне прожить еще хоть один день, чтобы просто существовать и дышать одним с Шурфом воздухом, но мои сожаления напрасны и пусты. Лойсо не двигался и мне пришлось подойти к нему поближе. Кажется, он был сильно удивлен произошедшим, так, что даже глаза у него в разные стороны смотрели.       -Так не пойдет, – негромко произнес я. – Вставай давай, подними подбородок и притворись, что тебе не было больно. Ты должен улыбаться и делать вид, что ты самый счастливый человек, что раз получилось еще раз вдохнуть воздуха под этим небом. К моему удовлетворению, в себя он пришел довольно быстро, что я и мог ожидать от человека, еще при жизни заработавшего себе репутацию самого жуткого и злого существа. Человека, умудрившегося не только выжить в Смутные Времена, но и держать в ядовитой хватке страха один из сильнейших Орденов того времени. -Ты не Вершитель, – проговорил он, поднимаясь на ноги, и в голосе его я услышал удивление, перерастающее в уверенность. – Я встречал Вершителей в своей жизни, и хотя они были довольно могущественны, убить их было легче, чем ожидалось. Но на такое они не были способны...       Я снова поймал его своим взглядом и оборвал его обличающую речь на полуслове. То ли он был готов, то ли попросту потому, что мой взгляд застал его на выдохе. Лойсо закричал, высоко и страшно, настолько, что неприятно резануло по ушам, оглушая даже немного, и крик его расходился от него волнами, высокий и преисполненный безбрежной, выворачивающей нутро боли. Смешанный с магией, его крик всколыхнул воздух и ударил по камням под ногами и по домам, окружающие площадь, по каменным стенам, по разбивающимся стеклам и плоским крышам домов. В этом крике я слышал свой собственный голос, еще, казалось, совсем недавно такими я кричал сам. И я снова почти наяву увидел крошащийся камень. Лойсо кричал так, будто бы понимал меня, как будто бы сочувствовал всей той боли, что я больше не чувствовал. Может то, что я ее уже не чувствую, это плохо, а не долгожданное облегчение, как я думал еще недавно.       Выжав криком весь из себя воздух, Лойсо снова упал на колени, и из носа просочилась капля крови, особо выделяющуюся на фоне его бледного лица. Я смотрел на него, разделяя его боль, которую я заставил разделить со мной, и краем глаза уловил движение сбоку. Ко мне приближалась одна из ведьм Урилы, но прежде чем я успел что-то сделать, белоснежная вспышка чужого Смертного Шара догнала ее и с силой ударила в грудь, опрокидывая на землю. Ведьма упала и уже не поднялась, напоминая мне мертвую изломанную куклу. Больше меня занимал сам Лойсо, который снова поднимался. Подняв локти на уровень груди, правой рукой он провел по предплечью левой, будто бы вытаскивая спрятанное оружие, и действительно, в руке его появился недлинный, в длину того же предплечья, хищно изогнутый одноручный меч. Хотя названия я и не сказал бы сейчас, я помнил, что меч такой формы сделан специально и с любовью к человекоубийству - изогнутая посередине форма предназначалась для выдирания кусков плоти из ран противника. Чего-то подобного можно было ожидать от такого типа как Лойсо. Не мешкая, он кинулся с этим мечом ко мне, явно надеясь самостоятельно отделить от меня себе сувенир, но не сделал ни движения в сторону, продолжая смолить сигарету. Я даже на миг залюбовался его выверенными, смертоносными движениями, его легкой скользящим бегом на чуть согнутых ногах. Это было красиво, в какой-то степени из-за его высокого мастерства человекоубийства, переходящего в настоящее искусство. Но в то же время эти попытки меня убить напоминали попытки Эллы или Армстронга погрызть мне руки - выглядит страшно, но на самом деле нет ничего в этом опасного или серьезного. Как только он оказался в паре шагов и в секунде от того, чтобы порезать меня этим мечом, я поднялся на пальцы ног и даже оторвался на миг от земли в сладком ощущении невесомости. Надо отдать должное Пондохве, нервы у него истинно стальные, он даже не притормозил и даже не попытался отклониться от неизбежного удара. Меч его прошел сквозь меня, как будто меня здесь и не стояло, как будто я был сделан из другой материи, в этом Мире не имеющем ни веса, ни плотности. Пробежав мимо меня, он скользнул подошвами по камням и притормозил, разворачиваясь ко мне лицом, а я оказался снова на земле и только стряхнул с сигареты раскаленные угли. Не долетев до земли, они разгорелись и мелкими, смертоносными зарядами понеслись к нему. Такая атака для него была не слишком серьезной, но у меня и в планах не было убивать его. Я хотел только измотать его как следует, я только лишь играл с ним. Хотел бы я по-настоящему его смерти, то он бы умер тотчас же, и даже тела бы не осталось.       Лойсо не останавливался. Отбив все искры, он снова кинулся ко мне, намереваясь теперь напасть на меня со спины. Но я снова позволил невесомости сделать мое тело бесплотным, и как только он проскочил меня, я опустился вниз и, подняв левую руку, отвесил приличного подзатыльника. К его чести, на ногах он устоял, только с шага сбился.       -Ну что, теперь не будешь снова разбалтывать мои маленькие интимные тайны всем желающим послушать? – с напускной веселостью спросил я. – Только вот мои тайны могут сами себя сохранить, и на этой площади может оказаться гораздо больше мертвецов, чем я смогу вынести. Так что тебе лучше будет держать свои идеи при себе.       -Кто ты? Что ты такое?       -Ты что, меня не узнал? Я тот же самый Макс, что так ловко освободил тебя из того умирающего Мира.       -Ты монстр похуже меня будешь, – сделал вывод он. – Даже я никогда не прибегал к таким жестоким пыткам болью.       -Это были не пытки, а всего лишь сочувствие. – развел руками я. – Но если ты действительно хочешь увидеть монстра, то будет по твоему.       Не дожидаясь его ответа, я выдохнул сигаретный дым, и он плотным облаком окутал мою фигуру, распространяясь дальше, словно огромная приливная волна, удушающая и сковывающая движения. Наполнив площадь до краев, он остановился, удерживаемый моей волей. Этот туман, при правильном его использовании, может вбирать в себя реальность, оставляя, по мере прошествии времени и его рассеивании, такую же тяжелую серую пустоту. Это тоже можно считать своеобразным оружием, но доводить до этого предела мне сейчас совершенно не нужно было, я только лишь играл с Лойсо, а когда играешь, все не по-настоящему. Торман мне часто говорил, что любая моя привычка, любое мне привычное движение может стать моим оружием. Мне в руки не давалось никакое режущие и колющее оружие – так мои сами руки могли стать оружием грознее любого меча. Я был ленив и находился в достаточно плохой физической форме – однако при необходимости я мог быть убийственно быстр и ловок, хотя бы на короткое время. Я много курил, и он показал мне, как можно поразить цель с помощью моих курительных палочек. Саша был откровенно доволен, когда оказалось, что я могу плеваться ядом, и научил управляться с этим ядом. Перешибать плевком рядом стоящую цель было увлекательно, но куда коварнее и веселее было пользоваться собственной слюной, как универсальным смертельным ядом. Любое прикосновение моих губ могло оказаться смертельным, касались ли мои губы другого человека, что кожи, что других губ, или касались ли края посуды, делая любую пищу и напитки смертельными. Моя привычка ходить в черном и способность попадать на изнанку Мира и в пространство Между Мирами позволяли мне подобраться буквально в пару шагов подобраться к любой цели, даже самой подготовленной и опасной. А мое воображение и способность стратегически мыслить делали меня и вовсе изумительно смертельным. Меня вся эта мудреная наука человекоубийства не очень радовала, однако и трудностей особых не приносила, и сейчас я понимал, почему. Я уже это умел, учился бесконечно давно и в других жизнях, воспоминания о которых сейчас стали мне доступны. Сейчас-то я их не трогал, справедливо опасаясь эмоционального шока, а тогда вся эта наука казалась мне сплошным знакомым и забытым одновременно ремеслом, которое я вспоминал заново, бесконечным де-жа-вю. Сейчас же его его наука оказалась мне полезной. В густом тяжелом тумане я подобрался к Лойсо совсем близко, и в движении ногой ударил его под колено подсечкой, как крючком зацепляя его колени ступней, заставляя упасть грудью прямо на мой подставленный кулак. Тяжело упав на землю, он пытался заново вспомнить, как нужно дышать, а я в это время пару раз почти несильно пнул его в живот. Эти необходимые движения я проделал с неохотой и легкой брезгливостью, впрочем, легко преодолимой. Горячее полилось у меня из носа, и, кажется, рта, и я в одно движение скрыл собственное лицо непроницаемой пеленой тьмы.       Чужая воля развеяла этот туман, и я не стал удерживать его, только отошел от Лойсо на три шага назад. Я глядел только на него, но я так же мог видеть, мог чувствовать едва ли не кожей, что твориться на площади. Мои друзья отступили на края площади, чтобы никто из них не попал по случайности под мою или Лойсо тяжелую руку, а неизвестные мне ведьмы во главе с леди Нилой Урилой атаковали их, быстро и без опасения кого-либо задеть, по нескольких на одного. Мелифаро ушел в по большей части в оборону, изредка кидая от себя что-то искрящееся и очень точное, не затыкаясь ни на секунду, над чем-то смеясь, видимо, от большого волнения. Нумминорих наоборот, ни на секунду не оставался на месте, все время то уклоняясь, то проходя через Темную Сторону и заходя за спину противниками. В его движениях я узнал то, чему учил я сам, во снах по большей части. Кофа достал откуда-то широкий двуручный меч и в основном орудовал им, принимая на него чужие заклятия и атакуя сам. К Шурфу даже подходить близко не пытались – даже со своего места я чувствовал ту тяжелую, подавляющую магическую мощь. Огромную настолько, от его магии даже неярко светились одежды. Такого бы даже я застремался, не то что среднего разлива ведьмы. В голове промелькнула мысль, глупая по своей наивности – может быть, когда меня не станет, ему останется нечто посущественнее, чем только лишь память обо мне и что он сможет распорядиться моим сердцем и моей силой лучше и мудрее, чем сделал это я сам.       -Ну что, продолжим? – спросил я Лойсо, смотря, как он снова поднимается на ноги.       Что мне откровенно нравилось в тех магах, что выросли и выучились в Смутные Времена, так это то, что только их собственная смерть могла заставить сдаться, и то не всегда. Не желая больше тратить на меня больше времени, он снова поднял свой меч и кинулся на меня. Только теперь он подобрался ко мне на шаг и сделал несколько выпадов, широких и убийственных, в попытках хоть как-нибудь добраться до меня, но с таким же результатом, верее без оного. Я пропускал их все сквозь себя, мимо себя, уклоняясь и уходя с линии его удара, которые я мог вычислить – или угадать без труда. Чем-то это с его стороны было похоже на танец – шаг в сторону, поворот, прыжок на месте при попытке подсечь меня под ноги, поклон и разворот. При этом я сам не оставался в долгу – с усилием и с разворота толкал его в спину, подсекал ступней под колено или с усилием бил в свод стопы, подарил пару почти дружеских подзатыльников и трижды дернул за длинные волосы. Наверное, я здорово его разозлил своей такой неподатливостью, потому что он не только зарычал, как дикий зверь, но попытался даже укусить.       Он, наверно, воспринимал все происходящее максимально серьезно, будто бы на кону стояла его собственная жизнь. Как будто за то, что его призвали сюда, его тут же и прямо сейчас убили насмерть. Я же намеревался еще немного так с ним поиграть, а после найти уцелевшую таверну и так хорошенько выпить с ним и посмеяться над приятными и понятными нам обоим шутками. Я был уверен, что такие найдутся, и что этот парень поймет меня как никто иной. В один из ударов по запястью я выбил меч из его руки, и он со звоном ударился о камень тротуара. Лойсо даже не глянул на него, он снова кинулся на меня, с голыми руками, надеясь снова зачаровать меня каким-то своим поганым заклинанием. Но, что бы он не хотел на меня наложить, чары прошли сквозь меня, и он просто толкнул меня в грудь руками.       Наверно, он хотел что-то сказать, но осекся практически сразу, с медленно проступающим ужасом понимания на лице уставившись на собственные руки. Я видел этот его ужас четко, как будто он был моим собственным, когда он поднял голову и посмотрел прямо на меня, и сразу же перевел взгляд на Шурфа. Он все знает, и если Джуффин со своей убийственной удачливостью охотника просто догадался, этот человек сопоставил простые факты и сам пришел в ясный до прозрачности ужас от понимания. Добро пожаловать в мою жизнь, Лойсо, тебе, по всей видимости и по твоему крику не очень понравилось. Левой рукой, высоко и ломко вздернув локоть, он материализовал легкий топор, с тонкой изогнутой ручкой, вроде альпинийского ледоруба, с лезвием разом похожим на изящную французскую франциску и одновременно на немецкий основательный бартахт. Прежде чем кинуться на меня с этим дорогим даже на вид оружием, он поднес оборотную часть обуха и одними губами шепнул имя. Не мое имя, и я похолодел изнутри, разобрав его. Топор засветился холодным сине-зеленым светом, именно тем оттенком, каким бывает холодное штормовое море, и каким, я мог побиться об заклад, были бассейны Ордена Дырявой Чаши. Широко замахнувшись, он в последнюю секунду развернулся на пятках и метнул топор в Шурфа.       Несколько секунд полета зачарованного топора растянулись для меня практически в вечность. За это время я успел запаниковать, отвесить себе мысленную затрещину, успокоить себя дюжиной мудрых мыслей вроде «паникой делу не поможешь» «поорать сможешь потом, когда все закончится» «надо что-то сделать», запаниковать еще раз и наконец придумать. За целую секунду я втянул в себя воздух столько много, сколько смог, обратился в плотный угольно-черный ураган и воплотился снова уже в другом месте. Я успел перехватить на себе испуганный взгляд Лойсо еще до того, как запущенный топор ощутимо врезался мне в грудь левее центра, заставляя отступить на пару шагов назад и до крови рассечь ступню острым камнем. Успел, понял я, прежде чем осознал, что чародеев на площади прибавилось. Я узнал характерные отзвуки магии Джуффина Хали и Сотофы Ханемер, а так же уже несколько позабытое ощущение присутствия Мабы Кахоха. Но это значения уже не имело. Топор чуть вибрировал, неприятно отдаваясь ощущением в костях, но я помнил, какова на вкус магия Ордена Дырявой Чаши, и держал это воспоминание на поверхности, чтобы обмануть зачарованное на определенного человека оружие.       -Я не хотел этого делать! – закричал Лойсо. – Я только хотел тебя спасти!       Странное дело, боли практически не было. Болела рассеченная ступня, но вот столь большая инородная штука в моем организме не ощущалась совсем. И, вопреки собственным прогнозам, я мог сделать еще кое-что еще.       -А я только хотел с тобой поиграть, Лойсо, – прохрипел я. – Но кажется, ты настроен серьезно. Получается, мне тоже пора перестать с тобой забавляться.       Пондохва отступил от меня назад, но это его не спасло. Не обращая внимания на боль в ступне, я в несколько широких быстрых шагов нагнал его и схватил руками за его плечи, за локти и за запястья, а так же вцепился в одежду. В последнюю очередь я вцепился двумя ладонями в его шею, пытаясь попросту его задушить. Рывком прижав к себе, я почувствовал, как топор входит в мою плоть до самой ручки, разрывая кожу и одежду на спине. Он хотел убить Шурфа, и мне даже все равно уже было, зачем именно, но он прямо на моих глазах метнул топор в него, зачарованный убить лишь его одного. Помнится, еще одного такого деятеля я так же убил без раздумий, так же и поступлю сейчас с Лойсо. Все мои симпатии к нему не стоили такого одного простого факта. Я мог его разорвать пополам, силы у меня еще хватало, мог разорвать пальцами его горло и выпить его «острие духа», но не стал этого делать, можно сказать побрезговал даже. Мне было видно его лицо, такое красивое и очаровательное, искаженное смертельным, отравляющим страхом, и красное от попыток сделать глоток воздуха.       -Остановись, – едва слышно просипел он. – Я залечу... рану.       -Слишком поздно, – отозвался я. – Сам же сказал, что я умираю. С самого начала у меня и не было надежды пережить нашу встречу.       Я не знаю, откуда у него оставались силы, однако он потянул меня за собой, шагая назад, в то место, где раньше был защитный купол из зеленого огня. Босые ноги вляпались в что-то густое и горячее, неприятное, но это не заставило меня отвлечься от увлекательной процедуры удушения Лойсо. Едва мы заступили за черту, где раньше этот купол проходил, он снова налился ярким зеленым светом. Под моими руками что-то мягко хрустнуло и прогнулось, и даже представлять себе не желал, что именно это, и Пондохва повалился на спину, утягивая меня за собой. Кажется, я потерял сознание, потому что следующее, что я осознал, так это то, что лежу на спине, не в силах пошевелиться. Я глядел на зеленый купол над собой и на неясные фигуры за ним, и неяркие вспышки магии в безуспешных попытках его сломать. Одна из фигур поднялась в воздух и попыталась ударить ослепительным белым огнем сверху по куполу. Под ударами по куполу начинали расползаться длинные и ветвистые трещины. Это было красиво.       На секунду казалось я прикрыл глаза, а когда открыл, надо мной было черным и пустыми, без единой звезды и очень низким, чем-то похожим на непреодолимые глубины Хумгата. Мне нравилось так просто лежать и смотреть в него, учитывая, что при этом у меня ничего не болело. Я даже не сразу заметил, что не было защитного купола, фирменной непреодолимой защиты Ордена Водяной Вороны, отливающим мягким зеленым светом. Чары пали, потому что Лойсо умер или по другой причине?       Рядом со мной опустились и чужие руки легли мне на грудь почти рядом с топором. Теплая исцеляющая магия омыла меня изнутри, почти сразу же после этого из меня резко выдернули топор. Я дернулся и обмяк, не имея ни сил, не желания шевелиться. Где-то в стороне от меня был слышен голос Мабы Кахоха. Он не кричал, но лучше бы кричал, и только от звука его голоса стыли волосы в жилах и звенели чудом уцелевшие стекла в домах.       -Тебе голова на кой толк нужна, если ты в нее только ешь? – философски вопрошал он невидимого мне собеседника. – С самого начала я тебя предупреждал, что дело ты задумал гиблое, и что Вершителя просто стоит поискать получше в этом Мире и не искать за его пределами.       С другой стороны я больше почувствовал, чем услышал шорох ткани и рядом со мной на колени опустился Шурф. Я хотел было остановить его, сказать, что не нужно марать его мантию Великого Магистра чужой кровью, но не смог издать ни звука, и не смог даже пошевелить пальцем. Аккуратно меня подняли за спину и затащили на колени. Почти сразу же моего лица коснулась мягкая ткань, стирая что-то с лица, вытирая рот и щеки, а так же возле ушей. У меня снова пошла кровь? Прикосновения Шурфа были настолько легкими и нежными, что я даже мысленно огорчился, что мне не досталось их раньше - при жизни. Что мне нужно было сделать, чтобы их получить? Я так мог предположить, навскидку, прямо сейчас - так это быть вовсе другим человеком, таким, какой бы ему понравился. -      А теперь сам посмотри, какая тварь на твой зов откликнулась, – продолжал разглагольствовать сэр Кахох. – Оно не только без особых усилий, играясь, скрутило самого Лойсо Пондохву, но и своей смертью погубит и весь наш Мир! Его последнее дыхание станет нашим с тобой и всего этого Мира последним!       -У этой твари есть имя, – незнакомым голосом откликнулся у меня над головой Шурф. – Мне ли вам напоминать, что его зовут сэр Макс. А что касается этого Мира, то мне доподлинно известно, что он в свое время предпринял некоторые меры, чтобы этот Мир могли держать Вершители за его пределами, совершенно этого не осознавая.       -Это так, Джуффин? – получив ответ, тот продолжил. – В любом случае, его смерть не пройдет для этого Мира бесследно. В этом есть доля и твоей вины, Рыбник! Ты постарался на славу, доведя до смерти этого сэра Макса!       На своей груди я почувствовал чужую руку. Шурф пытался убедиться, что я еще жив, но даже я сам живым себя больше не чувствовал. Я вообще не понимал, кто я есть. Давно я уже не был тем простаком, который заглядывался на него каждый раз, как тот оказывался поблизости, и я уже не был и тем парнем, который тихо умирал от неразделенной любви к нему. Это уже было неважно.       -Разошлись тут оба, – сварливо воскликнула Сотофа. – А ну-ка тихо! Нечего в самом деле мертвецом объявлять живого человека!       -Уважаемая леди Ханемер, – обратился к ней Маба. – Ты же сама видишь, что эта... сэр Макс не дышит и сердце у него не бьется, и даже твои замечательные исцеляющие чары не помогли.       -Стремясь обругать своего воспитанника, ты внимание не обратил на очевидную вещь. Сердце-то у него бьется, будь здоров, только сердце его ищешь не там.       -Леди Ханемер, этого быть не может, – твердо заявил Шурф.       -Ты прекрасно знаешь, о чем это я! – вспылила ведьма. – Два дурака, чтобы вас обоих грешные магистры побрали! Ты-то о чем думал? Вцепился бы всеми руками в него, как в свои книжки, может, и не было бы сейчас таких проблем. Сердце он тебе свое отдал, менкал ты дугодумный!       Молчание Шурфа оказалось оглушительными и тяжелым.       -Что его здесь еще держит? – неожиданно спросил Маба. – Кто-нибудь давал ему Клятву Высокой Верности? Джуффин?       -Я не видел в этом нужды, – услышал я его голос. Маба свистяще вдохнул и разразился потоком непотребной брани.       -Если Макс еще не умер, я могу попробовать передать ему свою силу, – негромко проговорил Шурф. – Но только не здесь. Леди Сотофа, ты позаботишься об Ордене во время моего отсутствия?       -Можно подумать, я не справлюсь, – уязвлено проговорила она. – Иди уже.       Шурф приподнял меня, и я почувствовал его руки на моей спине, а грудью – горячий жар от его тела. Секунду спустя после живительно бодрого глотка небытия Хумгата мне в лицо ударил холодный соленый ветер Мира Пляжей.