Оборотная сторона

      Я не понял, что меня разбудило, но явно было еще очень рано – в комнате царили еще предрассветные сумерки. Спросоня, не размыкая ее как следует глаз, я недовольно заворчал и попытался удержать то, пыталось от меня ускользнуть, то ли крепкий сон, то ли решившую убежать подушку. На секунду все замерло, но потом все таки из-под меня убрали руку, которую я во сне принял за подушку и обнимал. Я поднял голову и разлепил глаза, готовый возмущаться, но увидел перед собой Шурфа и все слова умерли у меня в горле. Я вспомнил, это было на самом деле, а не приснившийся мне сладкий сон. Он остался со мной, просто так, чтобы просто вместе отдохнуть, я видел его вчера в своей постели, в одной скабе и без тюрбана.       -Спи, еще очень рано, – тихо проговорил он мне и я окончательно разуверился в том, что это мне грезится. Шурф успокаивающе погладил меня по волосам, а я голову повернул и ткнулся лицом в его ладонь, как так давно и хотел. Он длинно выдохнул, а потом, придерживая другой рукой за плечо, опустил меня обратно в постель. Успокоенный этим его ласкающим движением, я тут же уснул, но не забыл проследить, как он взял свои сапоги с пола, а сложенные лоохи и тюрбан – со стула и мягко, бесшумно уходит прочь за дверь.       Второй раз и окончательно я проснулся за полдень, когда солнце пыталось пробиться лучами сквозь плотно зашторенные окна. Я поднялся с постели и подошел к окну, стремясь высунуть нос на улицу, но перед этим мне пришлось повозиться со шторами, которые не только были сведены, но и скреплены магией. Справился я с ними достаточно быстро, буквально через три минуты и с десяток крепких выражений. Улица встретила меня ярким солнцем, стоящим высоко в небе, и милыми звуками бурлящей городской деятельности. А воздух, воздух пах и вовсе очаровательно – молодой распустившейся листвой, нежными цветами и свежестью далекой морской воды.       -Доброго тебе утра, Макс, – раздалось из-за спины, и я поспешил нырнуть обратно в недра собственной спальни. Посередине комнаты стоял Шурф собственной персоной и глядел на меня с некоторой настороженностью во взгляде. – Ты выспался?       -Ну раз сейчас далеко за полдень, значит выспался, – поспешил заверить я, пытаясь поспешно зачесать растрепанные волосы пятерней. Рядом с безупречным Шурфом я после сна казался особенно растрепанным.       -Может, тогда позавтракаешь? – предложил он, изящным жестом руки опуская до того спрятанную в пригоршне корзину рядом с постелью. Обычно я с утра ограничивался чашкой кофе, и то по большей части чтобы по-человечески проснуться, но сегодня было совершенно особенное утро. Все еще пытаясь пригладить волосы, я опустился на кровать, подогнув под себя одну ногу, и сунул нос в корзину. Он определенно меня балует, с такими-то вкусными штуками.       -Ты тоже присоединяйся, – предложил я, расстилая одеяло перед собой вместо обеденного стола.       -Я не думаю, что имею право... – начал было Шурф, но я бесцеремонно его перебил.       -Кто имеет право, так это ты, – я похлопал по постели рядом с собой.       Шурф пару минут еще сомневался, однако снял и аккуратно повесил на спинку стула мантию, снял сапоги и опустился на постель рядом со мной так близко, что бедра наши соприкоснулись. Такая близость с ним была для меня чем-то новым, в том смысле, что что он всегда оберегал свое личное пространство, неукоснительно следил, чтобы его кожи не касался никто посторонний. Видимо, сейчас он настороженно ожидал, как я отреагирую на его подобное вопиющее нарушение личного пространства. Ему я позволил, даже не потому что я дикарь невежественный и позволяю так бесстыдно себя трогать каждому, а только потому что ему можно было все, как я только что и сказал. Это тоже было одной из граней флирта, которым мы с ним успешно наслаждались. Я первым взял из приготовленных кушаний самый симпатичный кусок и отправил себе в рот.       Нам не нужно было говорить друг с другом прямо сейчас; рты наши были заняты шедеврами, меньшим и не назовешь, кулинарного искусства кухни Ордена Семилистника, зато наши руки были красноречивы. Передавая чашку или тарелку, мы соприкасались пальцами, совершенно намеренно, так же, найдя сложенный в корзину мясной пирог вкусным, я бездумно взял еще кусок и поднес его к губам Шурфа – мол, попробуй. Он обжег меня взглядом, но все же взял еду с моих рук, задев, тоже скорее всего совершенно намеренно, мои пальцы. Когда я прикончил кружку с кофе, он подлил мне камры, совершенно не спрашивая. Это было новым способом нашего общения, и этот новый способ, не исключая тепла его тела, достаточно сильно отвлекавшего мое внимание, мне очень нравился.       Помимо этого, Шурф обо мне беспокоился, это было понятно даже по тому только, какие взгляды он на меня бросал. Как будто бы я мог быть «не в порядке», хотя я и сам не знал, в порядке я ли нет, да и не сильно меня это беспокоило. Шурф считал, что после всего случившегося должно было проявиться это «не в порядке»? Так это же совершенно не важно. Сотофа как сказала тогда? Все у меня в конечном счете будет хорошо, и беспокоится по этому поводу не было смысла. К тому же я пребывал в твердой святой уверенности, что со мной ничего дурного и страшного случиться не может. Как там говориться? «Воду на мне возить можно»? Нет, кажется это было «на мне пахать можно». Другое дело Шурф, который считает, что за мной пригляд нужен, и страшно переживает за меня. Понимая его уязвимость к собственным эмоциям, я вел себя паинькой и послушно, едва ли не демонстративно ел перед ним.       Удовлетворившись осмотром моей жующей физиономии, он несколько демонстративно пожелал мне хорошего дня, пристально оглядел меня, и в одно прикосновение ногтя убрал пятно со скабы, которое я умудрился сейчас поставить. И, несколько смутившись собственного порыва, ушел прочь Темным Путем. Скорчив рожу объевшегося меда и патоки сладкоежки, я бодро вскочил с постели и принялся приводить себя в порядок. Отпуск мой закончился, и меня ждали в Доме У Моста.       Середина дня на нашей половине Управления Общего Порядка встретила пустотой и чистотой. Конечно же, все уже давно работают, только я один как сибарит, изволяю показать свою рожу на работе не раньше обеда. Однако кое-кто был здесь, на втором этаже, в кабинете Джуффина, и я даже узнал его. Обрадовавшись без меры, я поспешил по лестнице вверх, перепрыгивая через ступеньку, и, не останавливаясь, толкнул дверь его кабинета. В гостевом кресле напротив самого Джуффина сидел Лойсо Пондохва собственной персоной и с газетой в руках пятилетней давности. Живой, все бы грешные магистры бы его побрали. Видеть его, в этом месте, да к тому же рядом с сэром Халли, который даже не пытается с ним что-то сделать, а только до смерти пытается закормить свежей камрой и несвежими газетными сплетнями. Еще бы полгода назад я бы знатно прифигел и огласил окрестности чаячьим криком, но сейчас я только обрадовался присутствию Лойсо как визиту старого и хорошего друга. Он мне не был врагом, никогда не был, в отличии от всех остальных. Причем такого вида, что всуе поминают вместо черта и винят во всех бедах, даже если о них он ни сном, ни духом не ведает. Я заулыбался как придурок и угнездился во втором гостевом кресле рядом, одновременно доставая из Щели Между Мирами бутылку с алкоголем. Лойсо и Джуффин посмотрели на меня разом – первый с подозрением, а второй без особой радости.       -Если я бы всерьез захотел бы тебя убить, ты был бы уже мертв, – парировал я, разливая янтарную жидкость по трем пустым кружкам. – Ну, за встречу, – воскликнул я и первым отхлебнул. Яблочный сидр, достаточно крепкий для самого понятия «сидр». Оба колдуна последовали моему примеру. Конечно же, выдержанный алкоголь гораздо интереснее выдержанной газеты.       -Ты не представляешь, Лойсо, как я рад тебя видеть! – заявил я, отставляя кружку после пары глотков. – Всегда хотел узнать, как ты обосновался после того, как встречались в последний раз. По виду так можно сказать, что не бедствуешь.       -Ты тоже, – буркнул Лойсо. Я прищурил глаза, пытаясь понять, что именно он имеет в виду, но он продолжил. – Гораздо лучше, чем раньше.       -Я думаю, сейчас не время и не место предаваться сладким сплетням, – неожиданно встрял Джуфиин. – Я могу только порадоваться тому, что ты нашел место, которое тебе по нраву, и вернуться туда незамедлительно.       -Куда лучше того места этот город и этот Мир, под небом которого я родился, – парировал Лойсо и кивнул на газеты. – Тем более и твоими усилиями он стал гораздо лучше, чем было раньше.       -Ехо стал именно таким только благодаря отсутствию в нем тебя и всего твоего славного Ордена, - Джуффин говорил мягко, но в тоне его голоса слышалась сталь. Тем более я не желаю, чтобы ты общался с сэром Максом.       -С кем и в какие игры мне играть, я могу теперь сам уже решить, Джуффин, – возмутился я. - И на моей памяти ты никогда не возражал против моего общения с Лойсо. Что же теперь изменилось?       -Стал бы я волноваться, если бы не заметил, как ты сильно на него похож, как будто ты его любимый и обласканный вниманием ученик.       -Может, случись я в пределах Ехо в Смутные Времена, то попал бы прямиком в его дружелюбный Орден, – я сладко заулыбался, вспомнив, как представлял себе такой расклад и вспомнив, в каким именно контексте я это представлял себе.       -Упаси меня от этого все Древние Магистры, - пробормотал Лойсо, с удовольствием слушая нашу перебранку.       -Можно подумать, тебя в Тайном Сыске обделяют, - хмыкнул Джуффин, – раз ты так в чужой Орден стремишься.       -Обделяют! - с небывалым удовольствием заявил я. - Попрекают съеденным куском хлеба и каждой выпитой кружкой камры! И ещё работать заставляют! – и в подтверждении своих же слов стукнул кружкой об стол.       Лойсо не выдержал и заржал, здоровым таким смехом хорошо откормленной лошади.       -А ты прекрати злорадствовать, – сверкнул на него глазами Джуффин. – Мало того, что ценных сотрудников сманиваешь, так еще и с таким трудом наведенный в городе порядок развеять пеплом по ветру хочешь.       -В самом деле, Лойсо, возвращайся обратно, – предложил я. – И забирай с собой свою леди Урилу. Я как-нибудь приду к тебе, тогда и напьемся как следует.       -Я не хочу уходить, – искренне возмутился Лойсо и глаза его вспыхнули каким-то недобрым зеленоватым отсветом. – Это мой дом! Я здесь родился и здесь и останусь!       Джуффин хотел что-то возразить, но я не дал ему это сделать. Так уже было, я могу легко угадать, что последует дальше за их спором. Начнутся оскорбления, потом дело дойдет и до драки, а там и пострадать кто-нибудь может, может даже пострадает столица. Но я был сейчас слишком благодушен, чтобы во все это ввязываться или просто допустить.       -Ну тогда оставайся, – великодушно разрешил я. Джуффин стукнул зубами. – Мне же лучше будет, не придется к тебе далеко ходить. К тому же, я хочу признаться, – проникновенно продолжил я, – что ты всегда, с самой первой нашей встречи в чужом Мире, показался мне очаровательным. Мне всегда импонировали злодеи такого типа, как ты, и я с большим удовольствием поддался твоим чарам, даже твердо о них зная. Более того, я с радостью назову тебя своим другом.       -Могу представить, что обо мне наговорили, – небрежно фыркнул Лойсо, явно польщенный. – И что с того?       Джуффин, к его чести, уже догадался, к чему я клоню, и глаза его азартно блеснули.       -Как ты думаешь, что станет делать такой человек, как Безумный Рыбник, когда узнает об этом?       Чиффа захохотал от души, даже немного помолодев лицом. Он никогда от недостатка воображения не страдал.       -Полагаю, он развеет меня своими дурацкими Перчатками Смерти просто из принципа, – осторожно предположил он.       -Все верно, дорогуша, – кивнул я.       Лойсо кинул быстрый взгляд на утирающего слезы Чиффу, а потом на меня.       -Что мне нужно сделать, чтобы убраться из этого Мира как можно быстрее?       Вместо ответа я встал с места и беспрекословно потянул Лойсо за рукав, и ему ничего не оставалось, как последовать за мной в дверь, за которой расстилалось Пространство Между Мирами. Провожая его и широко ему улыбаясь, я уже скучал по Лойсо и предвкушал нашу следующую встречу.       Я вернулся в кабинет Джуффина через дюжину минут, и, снова усевшись задницей в кресло, подцепил свою кружку с сидром. К моему вялому удивлению, она была пуста, и я наполнил ее снова под внимательным взглядом сэра Халли. Все правильно – такого сидра раньше мне хватило бы, чтобы тихо и мирно уснуть под столом, однако сейчас я едва ли чувствовал себя пьяным, только удивительно легким, то ли от пузырьков в сидре, то ли от освежающей прогулки через Хумгат.       -Ну что, Чиффа, – хулиганисто усмехнувшись, я подлил и ему яблочной амброзии. – Какие интересные сплетни ходят в городе?       Моя жизнь вернулась в привычное русло, насколько мою жизнь можно было назвать устоявшейся. Днем я пропадал в Доме У Моста, распугивая коллег, полицейских и прочих желающих здесь появиться своей сияющей физиономией; так же регулярно выбираясь в город по служебным надобностям или просто поесть в трактире с сэром Кофой или Мелифаро. Реакция мох коллег на такие перемены в поведении оказалась вполне ожидаемой и закономерной. Сэр Кофа только понимающе хмыкал в свою трубку, рождая замысловатое облачко дыма. Джуффин приобрел дурную привычку пристально и тяжело, понимающе глядеть на меня, и я его взглядом я предпочитал не замечать, как и его выбешивающего понимания. Мелифаро перестал вопить по каждому поводу, когда видел меня, но продолжал сиять, как начищенная корона и вступать со мной в дружеские перепалки, и я с удовольствием позволял себе поддаться его такому сияющем настроению. Сэр Луукфи Пэнц взял за обыкновение поздравлять меня каждый раз, когда видел, что только добавляло мне хорошего настроения. Все знали про его феноменальную рассеянность, граничащую с откровенной небрежностью, и никто не удивлялся. В том числе и я – мне просто оказалось представить, что он поздравляет не меня теперешнего, а меня из будущего, которого по причине своей рассеянности видит вместо меня.       Моя собственная жизнь закрутила меня волчком, не позволяя усидеть на месте, не давая возможности оглашать окрестности постоянными радостными криками. Впрочем, все могущие услышать и так слышали мою радость – собственную силу я и не собирался скрывать, и всякий сведущий в магическом искусстве мог учуять кругами разлетающуюся от меня магическую мощь. Хотя пользоваться Очевидной Магией я еще не решался и прикуривал даже от подаренной зажигалки, Истинная магия изливалась из меня широко и свободно, видимо, просто от того простого факта, что в груди у меня снова стучит сердце. По хорошему, мне бы отоспаться еще, остаться еще на дюжину дней дома, но я чувствовал себя попросту неспособным больше оставаться на одном месте. Служебные дела, как будто дожидающиеся моего возвращения, сразу накинулись на меня всем скопом. Будь я менее удалив или менее опытным, взвыл бы голодным вурдалаком и спрятался за дверями собственной спальни, боясь казать носа наружу. Меня охватывала жажда деятельности, и не только потому что я чувствовал себя обязанным за все то время, когда пропадал неизвестно где и ребята выкручивались без меня, но так же из-за обыкновенного своего шила в заднице и простой радости от того, что могу заниматься этой работой. Я попросту наслаждался, что могу это делать, видеть дорогих мне друзей и знакомые мне стены Управления Общего Порядка, а так же прекрасные и бесконечные улицы Ехо. Понимание того, что всего этого могло и не быть, подстегивало меня, и от воодушевления я даже некоторое время ходил не касаясь подошвами сапог тротуаров, попросту парил в нескольких сантиметрах от земли. Мелифаро тут же нашел это обстоятельство смешным и тщательно обсмеял в свойственной себе манере. Я с удовольствием отвечал ему на такие дерзкие, на грани фола, шуточки.       И если дни у меня оказались занятыми множеством срочных дел, которые без моего присутствия грозили перерасти в настоящую проблему, то все вечера и ночи я безвозмездно отдавал Шурфу. Уяснив, что я совсем не против его присутствия на своей территории, он приобрел приятную для меня привычку приходить после бдений в своем Ордене в Мохнатый Дом и проводить время вместе со мной. Видимо, он успевал разгребать все дела за день или научился спихивать часть своих обязанностей на секретарей или даже нашел толкового заместителя. Меня это радовало безмерно, в его ежедневных появлениях я находил радость и непоколебимость этого Мира.       Нам было чем заняться. Потратив день, я смотался в Мир Паука и притащил несколько настольных игр. У меня получилось раздобыть хорошую доску с нардами, доску с двухцветными камнями для игры в «го», и так же доску для игры в шашки. Монополией я откровенно побрезговал, а все карточные игры отмел по той же причине, их не любил Шурф. Охотчему до всего нового и необычно, игры понравились Лонли-Локли, особенно когда я сопроводил объяснение не очень краткой исторической справкой. Конечно, ему не могло не понравится, особенно игра в «го», которая по сути своей была игрой в захват чужой территории и про глубоко продуманную стратегию. В такие минуты, когда мы играли в такие стратегические игры, лицо его приобретало выражение крайней сосредоточенности и внимательности. Я только тихо ликовал, понимая, что ему нравится такое вот занятие и что источником его эмоций, на которые он всегда бывает достаточно скуп, являюсь я сам. Может, я просто боролся за его внимание с его Орденом и многочисленными его обязанностями, может быть мне просто нравилось находиться рядом с ним. Может даже все вместе.       Иногда к нашим настольным играм присоединялись Олла и Базилио, которые больше наблюдали и не стеснялись комментировать ход наших игр. Я было шикнул на них, чтобы не мешали, но Лонли-Локли в неподражаемой своей манере и многословно заверил, что мои девочки ему не мешают и прогонять их нет никакой надобности. Я попробовал как-то сыграть с ними, но Олла особого энтузиазма к такого рода играм не проявила, а Базилио все пыталась комментировать каждый свой и мой ход. Шурфу было все интересно, и со стороны зрителя он смотрел за игрой с не меньшим наслаждением, чем принимал в них участие.       Достаточно часто он приносил с собой ужины, и мы вместе набивали утробы, болтая обо всем, что угодно, кроме отношений между нами. Несмотря на то, что теперь я твердо знал, что я ему не безразличен, и что вызывал у него эмоции, которые теперь мог воспринимать. Кажется, раньше этого сделать не мог, потому что для этого нужно было сердце. То же самое относилось и к Безмолвной Речи. Значило ли это, что каждый раз, когда я обращаюсь к нему Безмолвной Речью или сопереживаю его эмоциям, то каждый раз протягиваю между нами, между нашими сердцами тонкую нить? Сколько же таких нитей протянуто между нами, подумать только страшно, и это я даже не беру в расчет то, как мы проводили Обмен Тенями, как спасали друг другу жизни и помогали друг другу оставаться в разуме. Это тоже не могло не влиять. Получается, мы сами связали наши сердца друг с другом, и все мои глупые выходки только из-за этого? Подумать тошно, каким ослом тугодумным я был еще несколько лет назад. Можно было просто искренне обрадоваться очередному его появлению и просто сказать «ты мне нравишься». Понятное дело, Шурф бы немало этому удивился бы, но дело с мертвой точки сдвинулось. Но что когда у меня просто бывало. Мне всегда этот парень нравился, и именно поэтому в его присутствии язык у меня скукоживался и нести я мог исключительно всякие глупости и все, что угодно, кроме того, что нужно было. И даже теперь, когда я чувствовал себя сияющим от каждого его появления в Мохнатом Доме, мне было непросто сказать что-то подобное. Да, конечно, Шурф не оттолкнет меня сейчас, может даже и ответит нечто подобное и смущающее, но я не мог подобрать слов, которыми мог описать то, что хотел ему сказать. Я был очарован его манерами и грацией, я находил несравненное удовольствие в разговорах с ним, я ощущал триумф завоевателя в том, что такое чудо, как он, теперь принадлежит исключительно мне и в то же время я благоговел перед одной только мысли, что принадлежу ему. Всего этого, всех моих эмоций было слишком много, чтобы я мог как следует облечь словами хоть что-то из них.       Мы не говорили о том, что испытываем друг к другу – я чувствовал себя слишком остро воспринимающим все, как обнаженный нерв, и по той же причине не выспрашивал Шурфа о его чувствах – я щадил его собственные эмоции. Шурф все еще казался настороженным, слишком аккуратным насчет меня. Касался меня руками очень нежно, аккуратно, как будто я фигурка из застывшей сахарной карамели, чуть надави сильнее и треснет сверху вниз. Я был готов чему угодно с его стороны, но только не к этой тихой, вытягивающей мою душу нежности, граничащей с благоговением. Он вел себя так, как будто его любовь, его чувства ко мне недопустимы и противоестественны, и будто бы если он сделает одно неверное движение, то небеса разверзнуться и его на месте поразит громом. Что за ерунда лезет в голову. Зная его в достаточной степени хорошо, я просто предположил, что он пытается свыкнуться со своими взаимными чувствами, пытается сдерживать их только для того, чтобы они не разорвали его надвое. Так то оно так, таким же образом мои взаимным чувства уже разодрали меня на множество частей, и каждое мгновение этой жизни, когда я сам живой и более того, неразрывно связан с Шурфом, ослепляло и вводило в неизмеримый восторг. Нужно проявить терпение и понимание, и дать ему возможность принять и понять свои чувства.       Но Шурф не торопил меня, и даже не думал о том, что я делаю что-то не так. Он считал, что я знаю, что делаю, и я не спешил его разубеждать в этом. Долгими вечерами и заканчивая далеко за полночь, мы играли, вместе кушали и вели бесконечные разговоры, и даже проводил вместе с ним время в тишине, читая каждый свою книжку. Зато в такие моменты я мог, уже не спрашивая позволения, улечься головой ему на колени, и он зачитывался книгой, попутно чисто машинально поглаживая меня по волосам. Когда я попытался робко прислонить ступни рядом с ним, Шурф, не говоря ни слова, подхватил мои ноги и перекинул через свои колени, позволяя вытянуться на диване. Ноги мои так же ему мало мешали, как и голова. Спрашивать про его удобство я не решался, хорошо помня, как он мне раньше говорил, что ему достаточно удобно от такого возмутительного и непристойного с его стороны вторжения.       К превеликому моему восторгу выяснилось через некоторое время, что Шурф очень хорошо умеет слушать весь тот бесконечный бред, что я готов был вываливать на его бедные уши и голову. Он откладывал книгу или письмо, которым занимался, разворачивался ко мне и слушал, слушал очень внимательно и с не иссякающим интересом. Ему в самом деле было интересно, и все, что я ему рассказывал, он принимал за правду и чистую монету. Бредом это я уже сам называл весь тот чистый поток сознания, неясных воспоминаний, разговорах с неизвестными мне людьми и представлений о неведомых мне вещах. Как, к примеру, я мог со знанием дела говорить о двух сторонах одного тихого европейского города, в котором никогда не бывал, изнаночной и оборотной, о людях, живущих в этих городах как о своих старых приятелях, и о принципиальном различии между магией и материей этих двух сторон? Шурфу было все интересно, а мне было интересно ему рассказывать эти истории, находя в нем живейший отклик. И, как мне подспудно казалось, эти истории у меня не закончатся никогда, а если такое и произойдет – мы с ним можем отправиться влипать в такие истории вместе.       Один раз я расположился на мягком кеттарийском ковре, вооруженный щетками и расческами, и занялся вычесыванием прибалдевших от этого Армстронга и Эллы. Начесал с них порядочную кучу шерсти и потом кормил с рук сырым мясом. Шурф в это время сидел с книгой, но я достаточно часто ловил на себе его взгляды, так что книга в его руках в тот вечер оказалась скорее ширмой. Шурф глядел на меня с таким выражением лица, которое мне запомнилось надолго. Вроде бы и спокойно он на меня глядел, но это был такой взгляд, который отдавал чувственностью и удовольствием. Можно было легко ошибиться, прияв его короткие взгляды из-под ресниц за что-то иное, но его взгляд обжигал мне кожу, заставлял считать себя важным для него, воспринимать желанным. Это было действительно чем-то новым для меня.       Мне нравилось то, что самого Шурфа в моей жизни стало больше. Однако же он сам был вынужден поддерживать мой ритм жизни, с бесконечными ночными разговорами, с ранним подъемом и его уж совсем ответственной работе. Как-то раз, в течении одного из таких наших совместных вечеров, я заметил, как он смотрит в книгу с несколько отсутствующим выражением лица. Мне понадобилось долгих нескольких секунд, прежде чем до меня дошло – ему нужно хорошенько выспаться, так, чтобы никто его не смог разбудить. Тогда я поднялся на ноги и поднял на ноги его. Не слушая возражений, я накрепко вцепился в его руку и потянул за собой, к ближайшей двери, чтобы вывести через густой мокрый туман прямо в сад рядом с «Кофейной гущей», в мой родной город Шахрум. Триша чрезвычайно громко и радостно встретила нас, но я знаками попросил ее быть потише, и повел Шурфа дальше, в свою комнату. Я не думал о том, как мы поместимся на одноместной кровати, да и будет ли ему вообще на ней удобно, однако моя комната явила мне разумный компромисс – широкую, от одной стены до другой, кровать на низкой подставке.       -Ты можешь здесь выспаться, – заверил я Шурфа, избавляя его от тяжелой мантии Магистра. – Мы в Шамхуме, ты можешь здесь спать сколько угодно.       Он что-то благодарно пробормотал в ответ и улегся посередине постели, уснув тут же. Я накрыл его одеялом, распахнул окно, позволяя свежему воздуху свободно выдувать из комнаты все душное тепло, и сам как можно тише вышел прочь из комнаты. Триша внизу изнывала от нетерпения. Как и все кошки, она была безмерно любопытна и нетерпелива, и тут же набросилась на меня с бесхитростными и в то же время очень проницательными вопросами. Конечно, стоило отвести Шурфа в любую другую спальню, а не в свою собственную комнату.       -Я об этом догадывалась, – призналась она бесхитростно. – Кому еще ты мог доверить право созидания этого города, кроме как твоему собственному сердцу? Он такой хороший! – не удержалась от восхищения она. – Благодаря ему в городе появилось несколько магазинов с книгами, в которых содержатся такие красивые и точные слова, а так же магазинчиков, где продаются тайны и очень ценные предметы!       -Ты теперь сама мое любопытство растревожила, – признался я. – Придется теперь пойти и посмотреть, что за магазинчики такие.       Шурф сделал для этого города гораздо больше, чем явил пару магазинчиков. Благодаря ему этот Город в Горах перестал быть уютным и невесомым наваждением, в котором мне бы жилось достаточно вольготно, мне бы только да и нескольким бесплотным призракам. Франк свою кофейню обустраивал на свой вкус и своими силами. Теперь же все дороги и дома здесь были незыблемы и достаточно материальны, чтобы по ним могли гулять обычные люди и путешествующие проездом. Он так же дал возможность этому городу со временем и должными стараниями стать большим и полноценным Миром, чудесным и прекрасным, как весь Шахрум.       И я отправился гулять по такому воплощенному сладкому сновидению. Но гулял я не столько как праздный зевака, сколько как хозяин, полноправный владелец этого места. Мне нужно было убедиться, что с этим местом все в порядке, что люди здесь веселы и беззаботны, цветы раскрываются, являя миру свое нежное и прекрасное нутро, а деревья и сады плодоносят. Все было в порядке, но и приложить некоторые усилия мне пришлось, в основном для того, чтобы устранить мелкие непорядки. Несколько улочек показались мне грязными, захламленными, и я вручную убрал старые ветки и подмел улочки от старых листьев и мелкого мусора. Починил перекосившуюся калитку одной милой даме в возрасте, попутно болтая с ней о всяких житейских пустяках. Она носила большие очки на носу и несколько раз назвала меня «внучком», но я был совершенно не в обиде. Смазал и починил несколько скрипевших на крышах флюгеров, прогулялся по местному рынку с гомонящими продавцами, внимательно следя за тем, чтобы торговлей занимались честно, никого не обвешивали и не обдирали. Меня на улицах узнавали, почтительно кланялись, и я кивал им в ответ. Скорее всего, одного только появления здесь хватит для того, чтобы продавцы не обкрадывали покупателей, а те не стали бы слишком нагло торговаться и сбивать цену.       Обойдя город и притомившись, я вернулся назад в «Кофейную Гущу». Триша возилась где-то в погребе, Франк еще не вернулся, и я прошел за барную стойку совершенно спокойно. Отлив себе из бочки с водой немного, я омыл руки и лицо. Здесь, совершенно недалеко отсюда, спал крепким сном Шурф, и неожиданное желание защитить его и уберечь накрыло меня так сильно, что пришлось прикусить зубами край рукава лоохи. Сколь тяжела его ноша, что лишает его сна, что заставляет его заниматься ненавистным ему Орденом Семилистника, что отнимает так много сил. Я глухо зарычал, вымещая все свое негодование на рукаве. Сие дикарское действие позволило мне немного успокоится, и понять, что я нахожусь совершенно не в том месте, где должен быть. Поэтому я последовал обратно, в свою же комнату, где под одеялом возлежал драгоценный Лонли-Локли. Осторожно, стараясь не шуметь, я зашел за порог и остановился, до сладкого исступления вглядываясь в его резкие, расслабленные глубоким сном черты лица. Я теперь мог не только смотреть, но и прикоснуться, обвести пальцем эти невозможные острые скулы и хищных очертаний подбородка. Это предвкушение было сладким до невозможности, как предвкушение праздника в детстве, ярких вспышек то ли гирлянды, то ли свечей на торте, и звонкого радостного смеха.       -У тебя очень тяжелый взгляд, – тихо, но четко проговорил Шурф.       -Я тебя разбудил? – шепотом спросил я. - Я не хотел, честное слово.       -Просто иногда ты слишком громко думаешь, – он шевельнулся, не открывая глаз, и легонько похлопал по месту на постели рядом со своей подушкой.       Приглашение было как нельзя более красноречивым. Мне никогда не приходилось так быстро раздеваться, и не думал даже, что такое возможно, но через полминуты я уже устраивался рядом на торопливо прихваченной подушке. Я оказался настолько близко, что видел, как трепещут его ресницы. Как можно выразить общую концепцию счастья? Иметь позволение находиться так близко, что можно вдохнуть запах кожи, едва уловимый и исчезающий, и смотреть на тонкие губы, только лишь представляя, как приятно будет их касаться.       -Все еще очень громко, – заявил Шурф непререкаемым тоном и я тихонько хихикнул, тут же пытаясь расслабиться и ни о чем не думать. Под одним одеялом с ним было тепло, можно сказать жарко, и это тепло действовало на меня успокаивающе. Засыпая, я вспомнил о том, что хотел показать ему тот «восточный зал», но мысль эту отмел. Позже, сейчас никаких прогулок по сновидениям, только лишь здоровый и продолжительный отдых.       Засыпая и даже во сне я ощущал близкое присутствие Шурфа, его дыхание и тепло его тела. Момент пробуждения же ознаменовался для меня тем, что меня стиснули в районе груди и прижали спиной. В волосах запуталось чужое дыхание. Первые несколько минут я только хлопал глазами и с силой их сжимал, пытаясь то ли их до конца открыть, то ли включить голову. Я определенно был в Шахруме, это можно было легко понять по вкусу воздуха, по-весеннему холодного ветра, выстужающего комнату через распахнутое окно, и определено рядом с Шурфом. Только вот во сне я наверняка ерзал и крутился, потому что теперь я лежал прижатый спиной к груди Шурфа и он обнимал меня двумя руками, обхватывая снизу в районе живота, а сверху поперек груди. Мало того, одну мою ногу удерживали в стальном захвате. Видимо, уж слишком сильно я метался во сне или Шурфу приснилось, что я большой и мягкий плюшевый мишка, которого нужно потискать. Шурф все еще спал, я буквально чувствовал разливающиеся вокруг него мягкое сонное оцепенение, и дыхание его, которое щекотало мне шею, было размеренным и глубоким.       Вторым приятным сюрпризом оказалось то, что у меня накрепко стояло. Ничего нового или необычного в этом не было, но не в постели со спящим Шурфом! Я понимал, что выбраться из его захвата у меня нет шансов, а так же что могу разбудить своим шумным дыханием, не то что движением. Так что разобраться с этой проблемой самостоятельно мне сейчас не грозило, придется оставить все как есть и надеется, что Шурф не проснется раньше времени и не заметит это маленькое недоразумение. Я даже шевелиться не стал и задышал в такт его дыханию, медленно и глубоко, и только мог ощущать, как ниже живота плавиться от растекающегося, упоительного жара. Я глубоко вдохнул и выдохнул. Я считал, что мои «угли» придется раздувать долго и с усилиями? Несколько ночей, проведенных в одной постели, хватило для того, чтобы я воспылал. Его дыхание, путающееся в моих волосах, никак не способствовало, так же, как и обнимавшие меня узкие ладони с сильными пальцами и расчерченными черными рунами ногтями. Двигаясь медленно и осторожно, я накрыл его руки своими, чувствуя под пальцами твердые скорлупки ногтей и мягкую кожу. Этими руками я мог любоваться бесконечно, и так же бесконечно, как выяснилось, я мог их гладить.       Шурф длинно выдохнул мне в шею и прижал к себе еще крепче, обхватывая двумя руками мою грудь и подушечками пальцев буквально вдавливая в меня руки. Первым, что он сделал, едва проснувшись – это притянул к себе, как будто бы мало меня во сне поймать, как будто бы слишком мало не отпускать из своих рук, несущим другим смерть и разрушение и такими бережными со мной. Я сам вцепился в его руки, будто бы недостаточно он прижимал меня к себе, для надежности, чтобы меня не унесла накрывшая с головой мягкая приливная волна оргазма. Содрогаясь и сгорая в расцветающей под закрытыми веками вспышкой сверхновой, я сдавленно застонал, пачкая собственную скабу семенем.       -Доброе утро, – негромко проговорил мне на ухо Шурф, когда я вновь обрел возможность дышать и видеть.       Руки его оказались поверх моих рук, а ногу он одну закинул поверх моего бедра. Я булькнул что-то невразумительное и задышал часто и быстро. Слава всем богам, он не стал что-то еще говорить, только продолжал крепко держать меня. Такой – в коконе его рук и ног – я лежал, приходя в себя и размышляя над такой противоречивой для меня концепцией. Утро в принципе как часть дня для меня никогда добрым не было, только как одна сплошная мерзость, наполненная спешкой, мелкими неприятностями вроде пролитого кофе и синюшных от плохой бритвы и плохой выпивки коллег. Дело исправилось в Ехо, когда в мое распоряжение попали кружечка кофе всегда под рукой из Щели Между Мирами, бальзам Кахара и работа, начинающаяся после заката, когда я подниматься стал после полудня.       -Могу сказать, что ты изменил для меня только что всю концепцию этого понятия, -признался я, когда перестал плавиться от желания и обрел возможность дышать ровно.       Поняв, что я уже пришел в себя, он ослабил хватку и я обрел возможность сесть в постели и оглянутся на него. Шурф выглядел расслабленным и довольным, видимо, со сна, и смотрел на меня прямо и выжидающе.       -Как ты себя чувствуешь? – спохватился я. – Ты выспался?       -Да, просто замечательно, – ответил он, не отводя от меня взгляда. – Спасибо за такую прекрасную возможность отдохнуть и за чудесное утро.       -Что ты имеешь в виду?       -Все сразу, – тут же пояснил он, не давая мне простор разгуляться воображению.       Значит, вот что значит для него чудесное утро – со мной под боком и удерживая меня, бесстыдно изливающегося в постель? Шурф сел в постель рядом со мной, подогнув под себя ноги, и одеяло съехало, позволяя мне увидеть только лишь тонкую скабу, в которой он спал всю ночь. Вчера-то я не особо глядел, во что он был одет, и только сейчас представилась такая возможность. Щурф был худ и тонкокостен, и очертания его тела только угадывались под одеждой. Я знал на практике, что он может быть нечеловечески силен, и сочетание его обманчивой хрупкости и беззащитности с безжалостными фактами того, как он играючи может поднять меня одной рукой, кружило мне голову.       -Макс, – позвал он, отвлекая меня от собственных сладостных мыслей. – Мы можем вернуться в Ехо прямо сейчас? Мне хотелось бы воспользоваться бассейнами уже в Мохнатом Доме и не беспокоить Франка и Тришу неподобающим видом.       -А? Да, конечно, сейчас, – я сполз с кровати. Скаба съехала вбок, и я бедром ощутил холодное и растекающееся. Глянул и покраснел мгновенно, все еще чувствуя на себе взгляд Шурфа, и махнул рукой, проговаривая про себя очищающие чары. Я был таким перед ним – уязвимый и раскрытый, опаленный собственным оргазмом, и он не нашел это для себя отталкивающим или неприятным, потому что он продолжал на меня смотреть, как будто не в силах отвести взгляд. Накинув лоохи, я оглянулся на него. Пока я возился, он успел полностью одеться и с готовностью взял меня за руку, когда я протянул ему, прежде чем распахнуть дверь и радостно низвлечь нас обоих в Хумгат. Шурфа я держал крепко, даже здесь, и буквально осязал его спокойное непоколебимое присутствие.       Только очутившись в моей собственной спальне, я отпустил его руку. По идее Шурф должен был тут же отправиться к своим любимым бассейнам, но он задержался. Потянувшись, казалось бы совершенно естественным движением тела, он прикоснулся своими тонкими губами к моему лицу, чуть выше скулы, и только потом, будто бы смутившись собственного порыва, скрылся за дверью. Привалившись к косяку двери, будто бы ему, а не мне нужна была поддержка, я зачем-то потрогал тыльной стороной ладони это место, где коснулись его губы. Лицо мое горело, и наверняка было цвета спелого помидора.       Новая судьба сидела на мне как влитая и облегала меня самого во всех нужных местах очень правильно, нигде не жало и не давило. Лонли-Локли баловал меня своим присутствием каждый день и переодически выгуливал в одну из многочисленных таверн этого города. С чужими лицами, конечно же, но меня забавляла такая игра, как будто бы мы сами это не мы, а только два простых влюбленных друг в друга человека, без громких титулов и тяжелых нош за спинами. Впрочем, притворяться беззаботным у моего друга не очень хорошо выходило, и я отдувался за двоих, делая это с превеликим удовольствием. Наверно, я со своим кривлянием, не затыкающимся ртом и непомерным энтузиазмом выглядел по местным меркам не очень прилично, но Шурф все продолжал смотреть на меня с неисякающим интересом, и я, пользуясь такой индульгенцией, продолжал творить дичь. Я понимал, что веду себя как чокнутый, по уши влюбленный дурак, но не хотел и не мог остановиться.       В те далекие времена, когда я только появился здесь, на меня оказали глубокое впечатление различие между нормами поведения двух разных Миров. Здесь не было открытой одежды в приниципе, и я с диким удивлением на лице смотрел на людей, у которых только лицо и руки выше запястий были открыты. Даже в самое теплое время здесь носили одежду с длинными полами и рукавами, а об открытой обуви здесь в приниципе не слышали. Нагими или даже просто в одной скабе другого человека имели право видеть только лекарь, портной и самые близкие члены семьи, будь то мать или отец, муж или жена. Даже простое похлопывание по спине или прикосновение к локтю считалось знаком очень близкой дружбы. Так же, как и сдержанность в публичных проявлениях эмоций и сдержанность в прикосновениях. Так же одним из таких основных правил являлось сохранение любой частной, личной жизни в тайне. Это считалось таким же неприличным, как, к примеру, пройтись по городу в неглиже. Публично проявлений чувств здесь не показывали и не обсуждали, чужие сердечные тайны оставляли в секрете и даже когда обсуждали, делали это с подсердечным стыдом и острой пикантностью приобщения к запретным тайнам.       Глубокие корни этих традиций я сначала не понял, следовал только формально, но когда узнал про Времена Орденов и Смутное Время, мне хватило ума понять подоплеку такого поведения. В те времена, когда Очевидная Магия не была под запретом и использовалась повсеместно, то с помощью одного даже прикосновения умелому или просто злонравному колдуну можно было натворить много бед. Зачаровать, принудить что-то сделать, заставить замереть на месте без возможности движения или вовсе просто убить. Знание же сердечных тайн и использование этой информации во зло приравнивалось к запретным манипуляциям с собственным сердцем. Раньше я не особо понимал, чего такого страшного можно сотворить с сердцем, пока сам не попал в такую ситуацию, но теперь относился к этому с предельным вниманием.       Шурф был колдуном старой школы, родившимся и воспитывавшимся еще в далекие времена Эпохи Орденов, прекрасно знающим, что можно сделать простым прикосновением, насколько опасным это может быть, и всю жизнь следующего простым и внятным правилам, чтобы зашиться от чуждого дурного колдовства. Простая на первый взгляд одежда, с наложенными на нее защитными чарами, тюрбан на голове, тоже непростой, тонкие перчатки почти до самых локтей, даже если он и не пользуется своими Перчатками Смерти, и высокие сапоги. Все, чтобы максимально закрыть кожу и защититься от случайных прикосновений. Сам же я в этом плане хорошо если про тюрбан вспомню, перчатками и вовсе не пользовался. Меня больше защищала моя собственная репутация, чем хорошие защитные чары, а в последнее время я тоже носил специально заговоренную одежду.       Нетерпимый в силу воспитания и специфики работы к чужим прикосновениями, он позволял мне прикасаться к его одежде и к его коже, и этой привилегией я регулярно злоупотреблял. Я глядел прямо ему в глаза, улыбался во все лицо, вторгался в его личное пространство, наклоняясь к нему и через весь стол протягивая к нему руку, поглаживая его кончики пальцев своими, а под столом приставляя свою ногу с его. Глядя на самого себя и свое поведение со стороны, я мог предположить, что просто пытался Шурфа соблазнить, отчаянно и головокружительно флиртуя с ним, как с женщиной, которую собираюсь затащить в свою постель. Думать такое о Шурфе казалось несколько неправильным, кощунственным, но остановиться я не мог, да и не хотел особо, видя живейший отклик на такое свое неприличное поведение. Его как будто забавляли и одновременно очень интересовали мои такие самцовые ужимки, а может ему интересно было, куда меня занесет нелегкая и какие границы я могу нарушить. Кажется, в какой-то степени ему нравились такой бесстыдный и наглый вид проявления внимания к нему, если я до сих пор я не получил по голове за собственное поведение. Однако дальше таких диких ужимок не шел, помня все-таки о приличиях.       В один из вечеров я ждал Шурфа на крыше Мохнатого Дома, угнездившись на диване под пледом, с книжкой в руках. На столе его уже ждала россыпь угощений и не заваренный чай в большом чайнике, который нужно было только залить горячей водой. В моем кабинете было тепло и ветер больше не рвал страницы, но я все равно по привычке уже кутался в плед. Лонли-Локли обновил все защитные чары, что были здесь наложены, и теперь никакой ветер нас уже не беспокоил. Зачитавшись, я и не заметил, как небо начало темнеть. Заметил опустившиеся сумерки только тогда, когда стал плохо различать текст. Проморгавшись и для верности потерев глаза, я уставился на сумеречное небо, пытаясь сообразить, почему так темно и почему до сих пор нет Шурфа. Я как-то уже успел привыкнуть к его обществу и отвыкать от такой роскоши не собирался. Прежде чем разозлиться на неведомые обстоятельства, удерживающие его неведомо где, я вспомнил, что могу теперь просто его спросить, и радостно оскалился этому факту.       «Шурф» легко позвал я его Безмолвной Речью «Ты где пропал?»       «Известно где, в Иафахе», тут же откликнулся он. «Прошу прощения, что задержался, моего внимания потребовали неотложные дела. Ты меня ждешь?»       «Если задержишься еще немного, я выпью весь твой чай и съем все пирожные» заверил я, не скрывая облегчения. Все как обычно, ничего страшного не случилось.       «Когда наешься, ложись спать без меня» отозвался он.       «Могу заверить, это были очень вкусные пирожные» хихикнул я, и Шурф исчез, не сочтя нужным комментировать последнее высказывание.       Вопреки ожиданиям, я не стал есть оставленные для него сладости, а только наложил чары на еду и вернулся к книге. Разворачивающаяся на страницах история оказалась гораздо интереснее моих мнимых угроз. История оказалась занимательна настолько, что я уснул с книжкой в руках и проснулся только тогда, когда пальцы начали неметь от холода, а по бокам стал пробирать предательский холодок. Если я проспал на крыше всю ночь, значит, Шурф так и не закончил свои неотложные дела и не погнал меня спать в теплую постель. Никогда не просыпался сам в такое ранее время, и даже не подозревал о его существовании. С удовольствием потянувшись, я попытался растереть замерзшие пальцы, но без толку. Подумал было о кружке обжигающе горячего кофе, но за ней пришлось бы лезть в ледяное нутро Щели Между Мирами.       Кроме того, я испытывал странное тяжелое томление в груди. Я было подумал, что успел соскучится по Шурфу, но чувство это мне было знакомо, и не годами, а десятилетиями. Признаться, давненько я не испытывал именного такого рода беспокойство, преходящее в навязчивое желание выплеснуть этот энтузиазм вовне. Поискав глазами вы пределах доступного тетрадь или даже просто грешные салфетки и закономерно не найдя, я медленно поднял глаза в темное еще небо. Все то, что я не смел сказать прямо, все что терзало меня много лет, пока я здесь отталкивал Шурфа или маялся у Беса, я мог сказать прямо сейчас. Поднявшись с постели и не отрывая взгляда от темного неба, я подошел к краю крыши и вдохновенно вскинул руки. Стоило поторопиться, пока не рассвело.       Часом позже и обливаясь потом, я с недоумением вспоминал о том, что мне когда-то было холодно, более того, я с удовольствием пошарился в Щели Между Мирами и вытащил чашку белого тонкостенного фарфора с восхитительно пахнущим кофе. Не торопясь, я подержал чашку в ладонях, подспудно считая минуты. Я не стал беспокоить занятого Шурфа, этого совершенно не нужно было делать, он придет ко мне сам, и приманку я подготовил совершенно шикарную. Только вот насколько быстро он оторвется от своих сверхважных дел и догадается поглядеть в окно, сколько времени будет вчитываться и скорее всего, захочет записать себе. Я наслаждался этим тайным знанием, тем, насколько близко мне посчастливилось узнать этого необыкновенного человека. Я успел только сгрызть одно из пирожных и только пригубить кофе, когда Шурф явился в мой кабинет. Даже не глядя на него, я мог почувствовать каким-то седьмым или десятым чувством, как вокруг него раскручиваются полыхающие потоки магической силы. Только увидев меня, он обошел кресло, в котором я угнездился, и требовательно заглянул в мои глаза.       -Это был ты? – потребовал он ответа.       -Если ты имеешь в виду наступление скорого рассвета, то такое случается совершенно самостоятельно, – я довольно заулыбался. Довести Шурфа до цугундера мне уже давно не получалось, и вот же – сейчас он готов потерять человеческий облик.       -Я имею в виду – стихи на небе, – выдавил он, балансируя на тонкой грани собственной выдержки. – Они – мне?       Высоко в темном небе, постепенно светлеющим от скорого рассвета, горели ровные строки стихов.       Мне тебя любить суждено судьбой       На двоих делить каждый миг с тобой:       Радость иль печаль, негу или боль       Мне тебя любить суждено судьбой.       Чашу сладких чар мне б испить до дна       Поцелуев жар – он хмельней вина,       Шепот – словно крик ночи колдовской       Мне любить тебя суждено судьбой.       В томном свете звезд я зажгу свечу       И щекой прильну к твоему плечу       Ночь накроет нас счастья пеленой       Лишь тебя любить мне дано судьбой.       -Они только для тебя, – немного смущенно заявил я.       Как и стоял, Шурф осел на пол, и складки его белого лоохи опустились на пол словно крылья невиданной птицы. Я почти соскользнул с кресла, опираясь задницей только на его край, готовый к чему угодно.       -Никто и никогда не дарил мне столь проникновенных стихов, – признался он, ловя мои руки. Я и сам не прочь был подержаться за него, так что сам вцепился в его ладони. – Ты знаешь, кто их написал?       -Не могу сказать, что знаю, – откровенно признался я. Лицо Шурфа исказило ошеломлением и некоторой даже беспомощностью. Я и сам ощутил на себе его столь сильные эмоции, проникаясь ими и торопливо продолжил. – Имени тебе точно не назову, потому что не помню, как меня тогда звали и как давно они родились на свет. А может быть, они вовсе только что появились, – признался я.       Мне хотелось добавить еще, про то, как эти невысказанные слова терзали меня, обжигая изнутри и как томили изнутри, как раздирали только одним фактом своего существования. Но слова застряли в глотке, потому что так Шурф на меня никогда еще не смотрел. Дыхание его сбилось, а хватка его рук стала поистине стальной, как будто бы я мог вырвать свои руки. Тонкие губы раскрылись, и взгляд мой тут же метнулся к ним, глаза его заблестели и с такого близкого расстояния я смог увидеть, как стремительно расширяется зрачок. Он смотрел на меня как на нечто самое важное в своей жизни, на нечто ценное и прекрасное, чего он не захочет да и не сможет никогда отпустить из своих рук. Кажется, он забыл про все на свете, все его мысли и порывы были устремлены ко мне.       Я же сам в то же время чувствовал на себе его плавящий взгляд, чувствовал, как его руки держат мои, и вместе с тем я больше не ощущал себя принадлежащим какому-либо Миру, будь это место, где я выбрал жить или где сделал свой первый вдох. Я воспринимал только притяжение к нему, наподобие того, что заставляют планеты вращаться вокруг своей звезды или что заставляет траву и цветы расти сквозь почву к солнцу. Или даже не просто чувство, а твердое знание, наподобие почвы под ногами или сладкого запаха кофе. Я еще раз посмотрел на его губы, и как зачарованный, больше не в силах сопротивляться этому притяжению, потянулся к ним, целуя их мягко, нежно, с восприятием медленно разливающегося по венам золотого восторга.       Отстранившись на секунду, я поглядел на ошеломленное лицо Шурфа – кажется, по-настоящему смог удивить только в нашу первую встречу в «Трехрогой Луне» и сейчас – а потом он отпустил мои руки и обхватил мою голову и притягивая обратно, ясно показывая, как нужно целоваться. Следуя за ним, я опустился на пол. Его тонкие губы скользнули по моим губам, сладко впиваясь и тут же нежно скользя, лаская и тут же облизывая. Я расслабился, позволяя ему вести, сделать это как он хочет, чтобы подловить нужный момент и впиться в его нижнюю губу. Поцелуй наш был нежен и страстен, и в то же время мы пили жар и страсть с губ друг друга, как самое хмельное вино. И как от вина, голова моя приятно закружилась, и я совершенно не по своей воле застонал. Шурф разорвал поцелуй и глянул на меня сверху вниз, жарким и тяжелым взглядом, от которого может загореться тонкая бумага и опилки. Я снова потянулся к нему, и он снова поцеловал меня, с неиссякающим желанием.       Когда дыхание мое закончилось, я оторвался от его губ и уперся лбом в его лоб, пытаясь восстановить дыхание. Шурф все смотрел на меня, и кожей я чувствовал, что он так же пытается глубоко и ритмично дышать. Небо просветлело окончательно, и видел, как солнечные лучи ложатся на его алые губы и нежный, неяркий румянец на скулах.       -Любовь моя, – с ощутимой хрипотцой в голосе проговорил он.       Ответить я не успел. Я ничего не успел сделать, потому что в небе над городом что-то ярко вспыхнуло, грохнуло, и мне в спину ударила волна воздуха. В следующую секунду я осознал себя лежащим на полу, погребенным под Шурфом, яростно сжимающим меня в объятиях, а над нами серебрился в солнечных лучах тонкая пленка магического щита.       -Что.., – пробормотал я, пытаясь вдохнуть.       -Я не знаю, – в голосе Шурфа явно промелькнул хорошо сдерживаемый страх.       Я застыл на месте, прислушиваясь и ожидая, что что-то еще случиться. Но больше ничего не случилось и я ладонью погладил щеку Шурфа, привлекая к себе внимание.       -Пошли поглядим, – предложил я.       Во взгляде Шурфа проскользнуло сомнение, но шит он убрал, поднялся на ноги и подхватил меня под локоть, помогая подняться. Вовремя – ноги меня держали плохо, и мне пришлось прислониться к креслу.       -Тюрбан, – предупредил он, потом всмотрелся в мое лицо и провел ладонью перед губами. Что, так было заметно, что мы целовались? Следующим жестом он провел ладонью перед своим лицом, убирая все следы нашей страсти.       «Чтобы тебя вурдалаки драли, Макс!» от неожиданности возникшего в моей голове голоса Джуффина я поморщился. Видя, что про тюрбан я забыл, Шурф сам принялся укладывать мне на голову.       «И тебе доброго утра» без особого воодушевления откликнулся я.       «Дуй немедленно на крышу Управления» приказал он.       -Ты отгородил нас обоих от Безмолвной Речи? – спросил я, поняв, что большую часть экспрессивного монолога сэра Халли я пропустил.       -Я посчитал необходимым позаботиться о том, чтобы нам никто не помешал, – сухо заявил он и пригладил складки тюрбана, а затем, будто бы ему было мало, ласково провел пальцами по моему лицу и коротко прикоснулся губами к уголку моего рта.       -Это было очень своевременно, – откликнулся я, чувствуя, как по венам растекается бодрящий адреналин. Вот это действительно – доброе утро, и никакого кофе не надо, чтобы взбодриться. Коротко улыбнувшись собственным мыслям и Шурфу одновременно, я схватил его за ладонь и утянул за собой Темным Путем прямо на крышу Дома У Моста.       Традиция строить дома в Ехо именно с плоской крышей принадлежит скорее всего неисправимому романтику, который намеренно ввел эту моду с целью иметь возможность как можно чаще на нее выбираться и любоваться прекрасными видами города с высоты трех, а то и пяти этажей. Не слишком высоко, чтобы испугаться, и достаточно для того, чтобы взирать на абрис мелких улочек и широких прямых улиц и на бездонное небо над головой, раскрашенное в мягкие цвета восходящим или заходящим солнцем. Мне такая традиция полностью по душе, не зря же я обустроил собственный кабинет на крыше одного из самых высоких зданий в городе. По всей видимости, Джуффин полностью разделял мои взгляды, потому что сидел на крыше и щурился на восходящее солнце. Можно сказать, он выглядел довольным и даже отчасти счастливым. Может, из-за ясной погоды и яркого солнца, а может просто как человек, полностью осознающий, только что миновавший смертельную опасность. Слишком он уж был бледен лицом, слишком явственно от него несло кислым, ядовитым страхом.       -По правде говоря, сейчас бы я не отказался от твоих мерзких курительных палочек, – заявил он, когда рассмотрел меня. – Сэр Лонли-Локли, как приятная встреча. Не говоря ни слова, я вытащил из кармана сигареты и протянул пачку Джуффину, чтобы он сам вытащил себе сигарету. Подумал немного и сам вытащил губами одну из них. В воздухе, помимо приятных утренних запахов еды из ближайшего трактира, нагревающейся черепицы и свежего весеннего ветра, разливался еще один запах, неприятный и кисловатый, будто от чего-то сгоревшего. Определенно знакомый мне запах.       -Что здесь произошло? – невозмутимо спросил Шурф, как будто бы он и не целовал меня парой минут ранее, подавая мне огонь, от которого я с радостью прикурил.       -Чтобы я знал, что произошло, – хмыкнул Джуффин, проследив за этим взглядом. – Я приехал в Управление еще до рассвета и спустя некоторое время отправился в подвалы по известной надобности. После, вместо того, чтобы поднятья обратно, я немного прошелся по коридорам, и в одном из его тупиков нашел продолговатый предмет, от которого несло стылой и очень мерзкой смертью.       -Что это за предмет? – осведомился Шурф тоном, предполагающий, что его собеседник идиот.       -Я не знаю, я никогда таких не видел, – огрызнулся Джуффин. – Но на предмете светились колдовские цифры, идущие к нулю. Тут я попытался позвать Макса, но наш владыка не пожелал ответить. Оставить непонятную и явно опасную штуку на месте я не мог, и поэтому пришлось тащить ее сюда, на крышу. И когда цифры уже подошли почти к нулю, эту штуку я подкинул. Да кто же знал, что такое случится! – он с нескрываемым удовольствием затянулся.       -Почему ты не ушел с этой штукой Темным Путем или через Хумгат? – с явным недовольством поинтересовался Шурф. – Или уничтожить Лисьим Пламенем?       -Все он правильно сделал, – проговорил я, прикрывая глаза. – Неизвестно, детонировала бы взрывчатка, попытайся бы на нее воздействовать магическим путем. Неизвестно еще как ее умудрились сюда протащить... может быть попросту убрали в пригоршню, – под закрытыми веками как наяву я видел, какие разрушения зданий может произвести такая штука... да и сам неоднократно ее устанавливал, и знаю, как она выглядит и как работает.       -Взрывчатка? – переспросил Шурф. Я открыл глаза.       -Это такая специальная штука, которая... наподобие того, чтобы создать управляемый огонь, а потом сжать его в руках, – я руки развел и свел вместе, ладонь к ладони, – до горошины, оставить в нужном месте, и через заданное время огонь под давлением вырвется обратно, уничтожая вокруг себя все на своем пути – сжигая воздух, разрушая стены, – я взмахнул руками, – убивая людей. Но полностью механическая, без капли магии. Ужасающая штука, но в сам момент взрыва, когда огромный вал огня охватывает здание или вырывается с грохотом, этот момент...       -Прекрасен, – закончил за меня Шурф.       -Мне понятно, господа любители прекрасного во всех его проявлениях, – подал голос Джуффин. – Но мне больше интересно, кому мне следует открутить голову за такой сюрприз в подвалах Управления.       -Я могу попробовать выяснить, – проговорил я, как следует затянулся и выпустил сигаретный дым не в сторону, как обычно, а вверх. Оставшуюся сигарету я испепелил, не оставив даже пепла. Дым не стал рассеиваться, а истончался, растянулся высоко над нашими головами Шурф задрал голову, глядя на происходящее, а Джуффин, наоборот, с умеренным любопытством поглядел на меня.       -Мой сигаретный дым немного знаком с ветрами Темной Стороны, в том числе с их свойством проявлять чужеродные и опасные заклинания наяву, – объяснил я. – Вот и посмотрим, могли ли добавить к механическому устройству чего-либо магического.       -Погляжу, ты единственный здесь, кто понимает, что происходит, – с подозрением произнес Джуффин.       -Лучше посмотри наверх, – посоветовал я, улыбнувшись ему в ответ на явную грубость. А посмотреть было на что. Сигаретный дым развеялся и сверху на нас опускалась тончайшее плетение, трепеща на невидимом ветру своими резными краями. Тончайшей работы, будто бы вывязанное из тончайшей, полупрозрачной нити, оно плавно опускалось вниз, явно приближаясь ко мне, будто почувствовав мою симпатию к нему. Однако в паре метров над моей головой «кружевная салфетка» передумала, затрепетала на месте, как сердце неверной возлюбленной и нехотя двинулась к Шурфу. Он смотрел на эту салфетку внимательным взглядом, полной яростной любви и беспредельной открытости – я видел этот его взгляд и узнавал его. Потому что я знал, куда и как смотреть, и потому что не раз видел такой взгляд в зеркале. Я тут же подскочил к нему, лицом к лицу, и попытался перехватить голой рукой это плетение.       -Это чары подмены чувств, – произнес Лонли-Локли, перехватывая мою руку. – Сложное и очень редкое плетение чар, на изготовление которых требуется не менее трех дюжин дней и рассчитаны они явно на тебя.       -Все-таки дай посмотреть, – попросил я, но он руку мою не отпустил.       -Они могут быть смертельны для тебя, – разумно предположил Шурф.       -Я аккуратно, – пообещал я. – И ты же здесь. Ну?       Стальная хватка ладони на моем запястье разжалась, и я мог коснуться края хитро сплетенных чар. Никакой такой смертельной опасности я от них так и не почувствовал, зато смог унюхать тонкий запах сжигаемых горьких трав, старых книг, увидеть отблеск разноцветных кристаллов, тусклый блик зеркала... И яростное в своем неколебимое желании лицо женщины со всклокоченными волосами.       -Твое доверие ко мне не поддается всякой логике, – заявил Шурф, выдирая из сладкого чувства радостного узнавания. – Но все же рисковать не стоит.       Я слабо дернул головой в намеке на согласие, и он рукой сделал характерное движение, поджигая парящее в воздухе плетение. Несмотря на уничтожающий Серебристый Огонь Ордена Семилистника, чары гореть не пожелали, только затрепетали краями. Я подхватил ладонь Шурфа снизу, и белый с серебристыми всполохами огонь переродился, отливая опасной газовой синевой. В этом пламени чары вспыхнули и прогорели очень быстро, как будто бы из паутины были сделаны. Шурф посмотрел на меня очень внимательно, и я, несколько смутившись, отпустил его руку.       -Джуффин, – позвал я, разворачиваясь к нему, – Леди Нила Урила осталась жива после моей встречи с Лойсо?       -Она единственная из тех ведьм жива осталась, – неприятно ухмыльнулся Джуффин. – Я отпустил ее. Единственное, в чем она была тогда повинна – так это в публичном колдовстве больших ступеней, за что штраф уже уплатила. Остальное она выполняла по приказу своего Великого Магистра. Ты думаешь, это она? Можешь ее найти? Свежего следа ее нет, но я считаю, ты вполне сможешь ее разыскать, – лицо его на миг приобрело неприятные хищнические черты, – если захочешь.       -Зачем мне ее искать, если я знаю, что она держит павильон для гаданий на Сумеречном Рынке, – я хитро подмигнул Шурфу. – Пошли.       Шурф с готовностью протянул мне руку, и я шагнул с крыши прочь Темным Путем, в темноту тесного павильона с книжными шкафами и столом для гаданий. Не отпуская мою руку, Шурф потянул меня в сторону, и правильно сделал – через секунду на этом месте появился Джуффин.       -Никогда не думал, что попаду в подобное злачное местечко, – заявил он, осматриваясь цепким, препарирующим взглядом.       Шурф отошел к книжным шкафам, привлеченный, видимо, обилием книг.       -Вполне уютно место, – я пожал плечами и разжег в ладони огонь, чтобы хорошенько осветить все вокруг. – Леди Урила в мой первый визит сюда была очень вежлива и честна, так что злачным местом я назвать не могу, – привлеченный нехарактерным отблеском от света, я направился к центру помещения, к столу, где мне когда-то пытались споить приворотное зелье. Широкий рабочий стол был расчищен, а посередине лежал раскрытый хромированный чемодан. Джуффин подошел к нему и хищно оскалился. Чемодан был пуст, а внутри него был уложен уплотнитель, имеющий шесть продолговатых выемок, каждая с хороший такой мясной рулет.       -Именно такой формы и была взрывчатка, – он царапнул крепким ногтем край выемки. – И если их было шесть, то значит, где-то находятся еще пять таких хороших взрывов. Занятно, – протянул он. – С чего бы такой милой и могущественной леди так ненавидеть Управление Общего Порядка, чтобы желать его так уничтожить?       -С того, что мы все вместе поспособствовали тому, что ее многолетние планы рухнули в одно мгновение, – просто объяснил я.       -До этого мгновения я был уверен, что это все устроил ты, – прямо заявил сэр Халли. – Мерзкое механическое устройство, твоя потрясающая осведомленность о нем. С тебя станется отомстить мне за все то, что я тебе наговорил.       -У тебя разыгралось воображение, – отмахнулся я. – Я не стал бы так все усложнять и отправляться в другой Мир за приспособлением, о котором даже и не помнил. Я бы мог попросту проклясть Дом У Моста, и он бы рухнул за дюжину дней. Я же Вершитель, ты же помнишь? Так или иначе, рано или поздно.       Джуффин фыркнул, то ли с сомнением, то ли с насмешкой.       -Прошу прощения за задержку, – заявил Шурф, выходя из темноты. – Со мной связался король с просьбой разъяснить ситуацию, а так же я сам связался со своим секретарем и отдал распоряжения, чтобы предотвратить панику в Ордене и в городе.       -Теперь нужно выяснить, как леди Урила раздобыла этот чемодан, – заявил я. – Она прошла с ним через Хумгат, так что сейчас отправимся обратно.       Я закрыл крышку чемодана, щелкнул замками и взялся за его ручку, одновременно представляя, как берет его другая рука, тонкая, женская, с многочисленными звенящими браслетами на запястье. Она взяла его с твердой, утрамбованной серой земли – с асфальта – и ушла через Хумгат сюда. Она сильно рисковала, потому что понятия не имела, детонирует содержимое чемодана или нет, но воля ее была крепка и страха она не ведала, как истинная выученица Лойсо. Под локти меня схватили двое, каждый со своей стороны, и ледяное дыхание Хумгата меня едва опалило, прежде чем я положил чемодан на асфальт и стал на него твердо, обоими ногами в сапогах. Вместе они выглядели довольно причудливо, и я несколько секунд в ошеломлении пялился на такое сочетание, прежде чем поднять глаза. Шурф стоял ко мне спиной, чуть согнув колени и выставив руки вперед, готовый к чему угодно. Я легко положил ему руку на плечо, немо убеждая, что опасности нет, успокаивая, и он расслабился, выпрямился и опустил руки.       -Каждый раз забываю, как тяжело здесь находиться, – недовольно заметил Джуффин, отнимая руки от лица.       Мы втроем оказались на прямой дороге, по обеим сторонам которой раскинулась жаркая пустыня отвратительно-резкого оранжевого цвета, с опорами электропередач на одной стороне. Мы втроем смотрелись на этом фоне как три вырядившихся психа, коими, впрочем, для этого места и являющимся, явно чужими. Каждому свое время и свое место, и нам здесь не было места, как и впрочем, широкой черной опаленной огнем полосы посередине дороги. Шурф подошел к выплавленному асфальту, присел на корточки и коснулся пальцами.       -Это было сделано Зеленым Огнем – фирменной гадостью Ордена Водяной Вороны, – заявил он, поднимаясь. – Леди Урила была здесь.       Ничуть не сомневаясь в его словах, я огляделся, присматриваясь и вскоре нашел необходимое – небольшую бусину, явно с браслета этой милой леди, лежащую на краю дороги. Раздавив ее ногой, я уничтожил чары, что были на нее наложены и на разбитый и сожженный грузовик, съехавший с обочины. Грузовик с логотипом министерства вооруженных сил Америки, такой же, как и на чемодане, и я совершенно не удивился, узнав ее.       -Здесь перевозили эту взрывчатку, – пояснил я, подходя к грузовику и рукой проверил температуру двигателя. Чары укрывали его не хуже хорошего тента, и мотор совсем остыл. – Это что-то вроде амобилера, только больше и с крышей.       Видя, что я подхожу к этому неведомому агрегату без опасений, оба колдуна приблизились.       -Возница мертв, – отозвался Джуффин, магией отперев дверь водительского места. – Голова разбита.       -Зато второй еще жив, – донесся голос Шурфа с другой стороны машины. Я поспешил к нему. Второй солдат висел на собственном широком ноже, пришпилившем его как бабочку за его собственную форму к боку машины. Я потянул руки к шлему, и, нащупав хитрые застежки, отстегнул и снял шлем. Случайно коснувшись кожи, я с проклятиями отдернул руки и для верности отступил назад.       -Его голова, – я поморщился, как от собственной боли, – леди Урила пытала его, пытаясь выяснить, что в повозке.       Солдату было едва за двадцать, его лицо было очень молодым и искаженным безумием, страхом и болью. Леди Урила не церемонилась с ним, и в процессе превратила его мозг в хорошую кашу, буквально, и теперь парень едва оставался жив, источая смертельный ужас, непонимание и страх уже перед нами в ожидании повторной пытки. Продолжая жить, он продолжал страдать, и я не вытерпел его страданий. Прищелкнув пальцами, я создал крошечный шарик зеленого огня, который тут же втянулся в парня.       -Ты должен больше ничего не чувствовать, – быстро проговорил я. – И заснуть, глубоко, так глубоко, что больше никогда не просыпаться.       Обезображение лицо парня расслабилось, и он расслабленно свесил голову, уснув навсегда, как я и приказал. Тяжелой, душной волны безумия от него больше не шло, и я облегченно выдохнул.       -Ты мог приказать ему выздороветь, – предположил Шурф.       -Нельзя было, – отрезал я. – От него практически ничего не осталось, только безмерный страх и тяжелое безумие. Да к тому же, выживи, он запомнил бы и нас, и леди Урилу, и мог бы об этом рассказать всем, кто его стал слушать.       -Можно было стереть ему память, – предложил Джуффин.       -Такое бы он никогда не забыл, - я только покачал головой. – И рано или поздно сошел с ума вновь, на этот раз своим безумием навредив окружающим.       -Что сделано, то сделано, – философски отозвался Шурф.       -И еще кое-что, – я отправился к задней части машины.       Задние двери были заперты, да еще и хитрые ручки были, но через полминуты они не выдержали, и раскрыли свои секреты. Двери распахнулись, и я ступил на подножку, легко забравшись внутрь. Двое колдунов следовать моему примеру не стали, только страшными глазами поглядели на меня. Я поглядел на них, а потом – вокруг себя. Стоило чего страшится довольно сильным и опытным колдунам – я стоял в узком пространстве, до краев набитым оружием, самым разнообразным, да к тому же, источающим каждый ауру острой, неотвратимой смерти. Я-то знал, что без особых действий ничего из этого смерти не принесет, однако со со стороны впечатление я явно производил неизгладимое. Оглядевшись, я приметил такой же чемодан, вытащил его из креплений, уложил на пол и раскрыл. Этот чемодан был полон, и я взял в руку одну из бомб, упакованных в легкий пластиковый футляр, с электронным табло.       -Джуффин, такая взрывчатка была? – спросил я, и в ответ только услышал отборную ругань, подтверждавшую мою догадку. Едва я уложил бомбу обратно, Шурф вскочил одной ногой на подножку, и, схватив за шиворот, выволок прочь из этого грешного фургона. Мало того, что выволок, так еще и отпустил, только когда я оказался на добрый десяток метров от этой машины. Джуффин магией запечатал двери, от избытка эмоций вложив несколько больше, чем надо, и машина покачнулась.       -Надо уничтожить эту дрянь, – заявил он, отойдя от машины. – Макс, давай лучше ты, твоим Синим Огнем, чтобы даже следа не осталось.       Я скосил глаза на машину и воскресил в памяти то незабываемое ощущение ненависти и ярости, с которым я вызвал Синий Огонь в первый раз, но ничего не случилось. Я просто тупо смотрел на машину и ничего с ней не случалось.       -Джуффин, иди обратно, – попросил Шурф тоном, не предполагающий возражений. – Мы вернемся несколько позже.       Сэр Халли поглядел на нас, хмыкнул и тут же рассыпался горячим, искристым пламенем, возвращаясь в Мир Стержня. Я вдруг ощутил себя таким уставшим, как будто занимался тяжелой физической работой, настолько, что даже ноги перестали держать меня. Я бы плюхнулся как мешок с костями, если бы Шурф вовремя не попридержал меня за локоть и не помог усесться на асфальт. И тут же присел рядом, тревожно вглядываясь мне в лицо.       -Я мог бы исцелить этого беднягу, – заявил я, не отрывая взгляда от машины. – Мог бы приказать ему исцелиться полностью, телом и разумом, – машинально потянувшись за сигаретами, и не попадая собственными трясущимися руками в карман. Шурф без слов скользнул рукой во внутренний карман лоохи, и, вытащив пачку сигарет, поджег одну из них и поднес ко мне, позволив обхватить губами. – Но это безумие, рожденное непониманием, страхом, невыносимой болью и тем, через что заставила его пройти леди Урила, осталось с ним навсегда, въелось в сознание и дух, и осталось с ним навсегда, отравляя его как смертельный яд, – я затянулся и взял сигарету в руки. Сигарета в руках плясала будто одержимая. Шурф молчал и слушал мня очень внимательно. – Я так долго чувствовал себя слабым, что мне кажется, что эта слабость, эта беспомощность точно так же въелась в меня, как и безумие в этого парня, – я нервно хохотнул. – Я уже как-то привык считать себя всемогущим, так что это ощущение мне абсолютно точно не нравится, но отделаться от него я не могу. Таким опустошенным я никому сам помочь не могу, ты видел, даже самое простое заклинание Смертных Шаров меня так насухо выжимает!       Я затянулся еще раз, но сигарета не приносила мне обычного равновесия, как было раньше.       -Прежде всего, не забывай про дыхание, – проговорил мой друг спокойно. – Когда ты чувствуешь, что тебя что-то расстраивает или не получается, сосредоточься на собственном дыхании как основной неизменной составляющей. Дыши на счет, как я тебя учил, но если сложно, просто вдыхай и выдыхай.       Я послушно засопел носом, как и было велено, а Шурф тем временем продолжил.       -Я не считаю тебя слабым или беспомощным, – голос его звучал бескомпромиссно и тяжело. – Одним только своим существованием позволил стать Ехо намного лучшим городом, чем он мог быть, и ты так легко держишь весь мой Мир. Ты смог воплотить свои собственные сны в прекраснейший город, и это так же не составило тебе особого труда. Так что в свете этих фактов считать тебя слабым попросту нелогично.       Я продолжал дышать глубоко и ровно, даже когда хотел возразить ему.       -Нынешняя твоя слабость возникла из-за того, что ты слишком долго существовал без сердца. Ты мог не придавать этому значения, но это наподобие тяжелой, смертельной болезни, – я попытался что-то сказать, но Шурф держал меня взглядом, и я не смог этого сделать. – Я полностью понимаю, что это моя вина, и понимаю так же то, что ты из-за этого болел настолько долго, что готов был к смерти и едва не ступил за ее порог, – пойманный его взглядом, я продолжал смотреть в его глаза и видел в них отражение каждого слова. – Теперь же ты выздоровел, и любовь твоя взаимна, и подобные приступы слабости нормальны, так и должно быть, когда ты восстанавливаешься.       -И что же мне делать? – я облизал пересохшие губы.       -Не спеши и не торопись, – заявил Шурф. – Позволь своему телу и духу взять то, что нужно. В твоем распоряжении сколько угодно времени, и я помогу тебе с этим. Ты обращал внимание, какую еду я тебе приношу? Это специальная магически насыщенная еда, и я постоянно направляю в тебя магическую силу.       -Значит, мои постоянные приступы хорошего настроения и голод – это твоих рук дело? – ресницы Шурфу дрогнули и опустились, в немом согласии. – И это правда? Ты не уйдешь?       -Самая настоящая правда, – заверил он. – Ты попросил меня однажды и я останусь навсегда.       Я прикрыл глаза, стараясь дышать медленней и глубже, и ощутил, как он обнимает меня сбоку, обхватывая меня руками за другое плечо. Виска коснулись его губы, и я вспомнил, что он уже целовал меня вот так вот, с режущей по сердцу с невыраженный любовью, в тот раз, когда я впервые заснул головой на его коленях. Под сомкнутыми веками стало горячо, и я распахнул глаза, ощущая, как это горячее стекает по щекам, и вставая пеленой перед глазами. Но эта пелена не помешала мне увидеть, как грузовик с оружием вспыхнул иссия-синим пламенем.       Вот так, в обнимку, мы просидели на горячем асфальте еще достаточно долгое время, пока я не успокоился, и только тогда он отвел меня обратно, в Ехо, предварительно деликатно прикоснувшись губами к скуле. Ощущение от этого прикосновение мне хватило, когда мы отправились каждый по собственным делам. Мне определенно следовало показаться в Доме У Моста, после такого-то происшествия. Коллеги мои были напуганы достаточно, чтобы можно было легко увидеть, и я успокоил их - подколол Мелифаро, убедил Кофу, что напасть известная и справиться с ней возможно, Нумминориха приободрил и послушал его рассказы про новые шалости его детей. Сам же Джуффин был не духе, с какой-то целеустремленной мрачной решительностью добраться до леди Урилы и душевно с ней поговорить. Я сомневался, что она жива останется после такого общения, но сомневался, что он сможет самостоятельно до нее добраться. Леди Нила при всей своей одержимости не похожа была на человека, который допустит ошибку и позволит поймать себя. Конечно, я мог сам попробовать ее поймать, на что мог рассчитывать Джуффин, но я совершенно не видел в ней угрозы и испытывал к ней даже что-то похожее на сочувствие - как может насытившийся наконец человек смотреть на голодающего.       Когда же наконец к вечеру дела приняли хоть какой-то организованный вид, я раскланялся с Джуффином и отправился в Мохнатый Дом амобилером. Быстрая езда и бьющий в лицо ветер помогли мне расслабиться после долгого дня, а быстрый подъем по лестнице на самый верх так и вовсе позволил забыть, что у меня до этого были какие-то проблемы. В моем кабинете меня ждал Шурф, устроившись на диване с очередной книжкой. Увидев меня, он потерял всякий интерес к книге и улыбнулся мне, одними глазами, но так тепло, что сердце у меня затрепетало. Я пришел не один, а с едой, и поэтому следующее некоторое время мы потратили, поглощая ее. Мне не удавалось никак избавиться от навязчивой мысли, что мы с Шурфом целовались, и эти воспоминания заставляли меня желать еще, множество других поцелуев с ним и не только в губы. Несколько непривычно и смущенно мне было, когда он целовал меня, этими легкими быстрыми прикосновениями губ к лицу, и мне было интересно, что почувствует он, когда я поцелую его, например, в острый угол его челюсти или вовсе в изгиб шеи за волосами, где начинается тюрбан. Как он отреагирует? Сорвется ли хоть звук с его губ или для этого мне придется потрудиться для этого? Мне хочется увидеть его открытыми, собственным эмоциям и моим прикосновениями, свободным в проявлении этих самых эмоций. Попробовав вкус его губ, мне оказалось этого мало, мне нужен он весь. Во время обеда Шурф то и дело на меня поглядывал, и могу побиться об заклад, мои темные намерения были ему известны. Закончив есть, он аккуратно раскурил маленькую трубочку, и я, в пример него, достал свои сигареты.       -Макс, научи меня использовать Синий Огонь, – попросил меня Шурф когда закончил курить свою трубку.       Просьба была неожиданной, и большое благо, что я ничего во рту не держал в этот момент, потому что бы обязательно поперхнулся.       -Зачем тебе это? Ты не сможешь его удержать, – воскликнул я.       -Магической силы мне вполне хватит, чтобы держать его под контролем, как и любой прочий разрушительный огонь, – отозвался Лонли-Локли. – А надо мне затем, чтобы иметь возможность его использовать.       Подразумевая, конечно, «когда я не смогу его использовать».       -Не сомневался в том, что тебе хватит силы его разжечь, – качнул головой я. – Но чтобы контролировать его, нужно использовать собственные эмоции.       -Если я не показываю собственные эмоции, это не значит, что я их не испытываю, – возразил Шурф. – Я считаю неприличным их показывать так же, как и ходить по улице с непокрытой головой.       -Хорошо, – кивнул я и сунул руку за отворот лоохи, чтобы через минуту достать тетрадь с твердой обложкой и плотными листами. Кажется, именно такие используют, чтобы рисовать в них красками. – Смотри, какая хороша тетрадь, – взгляд Шурфа устремился к ней. – Бумага тут же впитывает чернила, не позволяя ей растекаться, и так же позволяет хорошо ложиться краске. На такой бумаге можно делать быстрые зарисовки, например, если на улице увидел приметный цветок или человека с привлекательными чертами лица, – я положил тетрадь на стол и поставил рядом с ней оставленную еще утром и давно уже холодную чашку с кофе. – А эта чашка желает уничтожить такую хорошую тетрадь, залить все ее страницы и безвозвратно испортить.       Я раскрыл тетрадь, взболтал кофе так, чтобы пролилось за край и поставил посередине страницы так, чтобы на чистой, нетронутой странице остался черный круглый след. Шурф, следящий за моими манипуляциями очень внимательно, убедительно нахмурился.       -И остановить это непотребство можно только уничтожив чашку Синим Огнем, – закончил я. – Попробуй сам.       Шурф одарил чашку самым неприязненным из своего арсенала взглядом, но чашке было все равно, как она стояла на странице, оставляя грязные подтеки, так и осталась.       -А как тебе самому удалось овладеть им? – спросил он.       Я достал сигарету практически не глядя, и сунул в губы, прикуривая от занятной зажигалки. Затянулся, выдохнул первый, самый сладкий дым, глядя в никуда, собираясь с мыслями. То, что происходило со мной на страницах «Книги об Огненных Станицах», я никому не рассказывал. Отделался общими фразами, а кому было интересно, сами все додумали. Я надеялся, что меня начнет выспрашивать Шурф, но он не стал этого делать. А сам я просить помощи не стал, считая, что справлюсь сам. Все так же глядя в никуда, я лаконично, практически голыми сухими фактами, рассказал все, что со мной происходило.       -Все было не так, – заявил я, гася очередной окурок в этой чашке. Две ее товарки уже плавали дохлыми рыбешками. – Безразличный Кофа, злобный Мелифаро, цинично использующий меня Джуффин, сбежавшая в страхе Меламори. С самого начала я не догадался, что происходит что-то неправильно, а потом просто закрутился в делах, которые не давали мне просто сесть, покурить и внятно подумать.       -И я, оставивший тебя, – констатировал Шурф.       -Это было самое обидное. Позови ты меня с собой, я бы отправился не раздумывая, но на этих грешных страницах как будто все происходило самым худшим для меня способом. Я не мог толком даже отдохнуть, ни выспаться даже, что говорить о приятном отдыхе в какой-нибудь таверне с камрой и плотным обедом. Тот Джуффин даже не позволял совместить производственные совещания с полным подносом из таверны, что было достаточно подло с его стороны.       -Поэтому после возвращения оттуда ты всегда заказываешь в таверне еду в Дом У Моста.       -Всю свою жизнь для меня сновидения и наваждения были такой же частью бытия, как и твердая материя реальности, – согласно кивнул я. – Все свои сновидения я проживал как наяву, читая там книги, знакомясь с новыми людьми, – я затянулся, – может даже в этих сновидениях были мои собственные воспоминания. Так же было со самовнушением, я мог поверить в любую ерунду, которую только сочинял. Так что эти кувшины с каморой и пирожки каждый раз спасали мой рассудок, потому что там их не было.       -Вовремя набитая утроба действительно может сохранить ясность мышления, – подтвердил Шурф.       Я поглядел на него, подозревая, что он издевается, но он оставался предельно серьезен и внимателен.       -И только представь, насколько подавлен и насколько беззащитен был, насколько отчаявшимся был, когда пожелал всем своим сердцем, всей своей сущностью уничтожить то, что я любил. В Мире Паука есть такое устойчивое пожелание сгореть синем пламенем, когда желают уничтожить без следа и пепла. И я пожелал этого, Шурф. Я искренне возненавидел все, что меня окружало, всей своей сущностью, и я испытывал безмерную, испепеляющую ярость. И у меня получилось. И я даже облегчения не испытал, как будто вместе со всем Синим Огнем у меня выжгло изнутри всю мою ненависть и ярость.       Шурф сидел с несколько отсутствующим видом, с плотно сжатыми губами и тонкой морщинкой, прорезавший его высокий лоб.       -Вот поэтому я спрашиваю тебя: ты это сможешь? Испытать ненависть такой силы, такую ярость, и самому сгореть в этих чувствах?       -Как ты сам их контролируешь? – он разомкнул тонкие губы.       -Никак не справляюсь, – тут же отозвался я. – Собственных чувств я никогда не прятал и подавлял, более того, с трудом представляю, как можно это сделать.       Медленно Шурф прикрыл веки, будто бы с трудом, и на несколько минут застыл на месте. Я знал, он усиленно думает над поставленной перед ним задачей, и мало того, я был уверен, что у него получится. Это было еще одной чертой, которая мне нравилась в нем – за чтобы он не взялся, все доводит до конца и исполняет все лучшим образом. Дисциплина, безжалостность к себе в поисках лучшего результата, методичность, тщательность исполнения – все то, что мне откровенно не доставало.       -Просто представь, – вкрадчивым тоном змея-искусителя заговорил я, - как эта грешная чашка последует за тобой в Иафах, станет магическим образом появляться рядом с тобой каждый раз, когда ты возьмешь в руки важный документ или бесценную книгу. И каждый раз будет так пачкать листы бумаги, и более того, проливаться каждый раз на твои чистые одежды и как каждый в Ордене будет знать, как ты не можешь справиться с этой чашкой.       Как будто в протест моим словам Шурф негромко, но отчетливо зарычал, жутко и низко, горлом, и лицо его исказилось совсем несвойственной ему злобой дикого зверя. Все мои инстинкты завопили об опасности, и только силой воли остался на месте, и, не сводя с него настороженного взгляда, оперся руками в подлокотники кресла, поднялся на руках и подогнул под себя ноги, готовый вскочить в любое мгновение. Шурф распахнул глаза, впиваясь буквально взглядом в бедную чашку, которая тут же послушно возгорелась пламенем насыщенно синего цвета. Мало того, что чашка загорелась гибельным Синим Огнем, и очень скоро закончилась, так еще под этим Огнем затрепетали бесценные страницы блокнота, но не сгорели, а стали первозданно-чистыми, свободными от святотатственных пятен. Я не сомневался в том, что Шурфу удастся не только создать такой огонь, но и суметь справиться с ним. Уничтожив чашку, Огонь погас, не тронув ничего более, а Шурф сам накрепко зажмурил глаза. Мне был известен этот страх, что можно причинить вреда и тому, что любишь, а не только тому, что ненавидишь. Взметнувшись с места, я пересел на диван рядом с Шурфом и осторожно, бережно прикрыл ему ладонью глаза.       -Ты все правильно сделал, – тихо шепнул я ему почти в самое ухо, почти коснувшись губами уха. – Ты большой молодец.       Мне ли не знать, как самая даже маленькая поддержка может творить настоящие чудеса. Шурф несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, а потом мягко перехватил мою руку и опустил ее ниже, легко прикоснувшись губами к моим кончикам пальцев. И только потом открыл глаза, одарив меня благодарственным взглядом. На крыше мы были одни, и эти его неяркие, но чувственные проявления эмоций, предназначенные только для меня одного, были бесценны. Только под одним его таким горячим взглядом, восхищенным и чувственным одновременно, я ощущал себя нужным ему.