Оборотная сторона

      Вид Шурфа, стоящего как изваяние самому себе посередине центра лектория, нагнал на меня легкое чувство де-жа-вю. Так же он стоял, как в тот раз, когда с плачевным успехом пытался меня научить драться. Я только тяжело вздохнул и начал спускаться к нему вниз.       -Твое недовольство я могу услышать со своего места, – заявил Шурф, разворачиваясь ко мне лицом. – Сегодня сделаем по-другому. Подойди ко мне.       -Я не хочу тебя поранить, – по-честному предупредил я, останавливаясь перед ним.       -Сомневаюсь, что тебе это удастся, – легко парировал он. – И сегодня я хочу с тобой поиграть.       Я несколько воспрял духом.       -Звучит гораздо лучше. И какие же правила игры?       -По очереди нужно дотянуться до ладоней, – он сам первым показал мне свои раскрытые ладони, которые он держал на весу в районе талии.       Я поглядел немного на ладони, ища подвох и соображая вообще, что здесь происходит, но протянул свои клешни к нему и больше просто провел по раскрытым ладоням, чем хлопнул. Шурф руки убрал и вопросительно посмотрел на меня. Догадаться, что от меня требовалось, было нетрудно, и сам подставил свои ладони. Шурф с готовностью и с легкостью перышка прикоснулся к моим ладоням и снова подставил свои. Поняв, что от меня требуется, я снова потянулся к нему, но в этот раз, все так же держа ладони на весу, он сделал два шага назад. Выдав звук, полный несправедливости, я ринулся вперед, за ним, и дотянулся все-таки до его рук, до кончиков пальцев.       Правила игры усложнялись. Готовый к чему угодно, я выставил свои ладони, и как только Шурф приблизился ко мне, развел руки в стороны с хитрющей улыбкой. Шурф не купился, и в мгновение ока и все так же не отводя от меня взгляда, так же развел руки и тыльной стороной рук дотянулся до меня. Теперь его очередь была, и он снова выставил руки, и я двинулся вперед сразу же, не отрывая взгляда от рук, пытаясь представить, куда он может двинуться. В один широкий изящный шаг он двинулся вправо, и благополучно промахнулся. Но такой проигрыш ничуть не смутил меня, наоборот, придал некого здорового азарта, и я кинулся за ним, целясь к его рукам. Все так же легко двигаясь спиной вперед, он зашагал зигзагом, из стороны в сторону в два шага. Только поняв, как он двигается, я ринулся в противоположную сторону, то есть не за ним, а наперерез, хлопнув его по ладони. Все это он затеял с одной единственной целью – расшевелить меня и увлечь новым видом деятельности, научить меня использовать то, что я уже умею.       -Очень хорошо, – констатировал Шурф, и он даже не сбился дыханием. – Ты двигаешься быстро, а можешь и еще быстрее. Сделай это своим главным преимуществом в бою.       -Твоя очередь, – напомнил я, глубоко хватая ртом воздух.       Шурф ринулся на меня, а я, не меняя положения рук, чуть присел на корточки и оттолкнулся от земли в быстром и сильном прыжке назад. Я помнил, что пространство за моей спиной не ровное, а уходит вверх ступенями, но все равно чуть вскрикнул, когда под ступни ткнулась одна из ступенек. Шурф в несколько широких шагов догнал меня, и я едва успел ринуться в сторону. Сильно оттолкнувшись от ступеньки, он в один широкий прыжок догнал меня, и, схватив за отворот лоохи, потянул обратно, к центру лектория. Только убедившись, что я приземлился благополучно, легко коснулся моей руки. Скорчив рожу, я мысленно закутался в заклинание невидимости, как в большую шубу, и ломанулся прочь от Шурфа. Помогло, правда, не очень удачно – он догнал меня так же быстро, как будто я и не использовал заклинание невидимости.       -Это нечестно, – выдавил я, пытаясь перевести дыхание.       -В драке нет ничего честного, – кивнул он, останавливаясь рядом со мной. – Есть только тот, кто слабее и тот, кто сильнее. Мне хотелось бы думать, что ты будешь сильнее, – я только коротко хохотнул. – Почему ты не используешь магию? Я не запрещал ее использовать.       -Я попробую, – не стал спорить я, перестав изображать из себя вытащенную на берег рыбку.       Шурф снова ринулся прочь. Он все держит под контролем, этот замечательный парень, однако что если что-то выйдет из-под его контроля? Я перевел взгляд на пол под нашими ногами и под моим тяжелым взглядом он покрылся тонкой коркой измороси. Почуявший неладное и уходящую из-под ног почву Шурф попытался удержать равновесие и почти упал спиной вперед, когда я добежал до него и поймал за ладонь, крепко ее удерживая. Многолетние навыки бега по льду зимой в далекой Москве никуда не делись, и тело само вспомнило, как надо правильно держаться на скользкой поверхности, чтобы самому не упасть. Удержав Шурфа от падения, я сам не удержался от торжествующей улыбки. Он с явно проступающим на лице интересом поглядел на меня, явно засчитывая этот этап.       Убедившись, что он стоит на ногах, я отпустил его руку, и он взмыл в воздух, снова разрывая расстояние между нами, и явно готовясь снова за мной бегать, но только без мешающей нормально бегать наледи на полу. Я мог бы снова заняться скачками, как бешеный заяц, однако в голову мне пришла идея изящнее. В один легкий шаг я ушел на Темную Сторону, с нескрываемым удовольствием вдохнул ее сладкий приятный воздух, и через секунду снова появился в лектории, на одной из ее ступенек. Шурф был совсем рядом, спиной ко мне, и я не отказал себе в еще одном удовольствии – на цыпочках быстро к нему подойти и чмокнуть в высокую скулу. Подходить к нему со спины я не боялся совершенно, даже несмотря на то, что он достаточно опытным убийцей, как он сам и сказал, моя появление не было для него сюрпризом. Я мог только предположить – из-за моего неритмичного дыхания, неконтролируемой магии или громких для него шагов. В любом случае, он не растерялся и схватил меня за ладони.       -На этот раз гораздо лучше, – заявил он, все так же не отпуская мои руки и не сводя с меня взгляда, поднял одну мою руку к лицу и невесомо коснулся кончиков моих пальцев губами. – Мне только нужно было правильно тебя заинтересовать в подобных тренировках.       -Значит, – я прочистил пересохшее горло и стараясь не думать, в каких еще моментах он сможет на меня так смотреть снизу вверх, – это не последняя тренировка?       -Мы будем так играть ровно столько, сколько захочешь, – он ослабил хватку, отпуская мою ладонь. - Так тебе понравилось? – с заминкой спросил он.       -Ты шутишь? – воскликнул я. – Это было замечательно! Я так прыгнул и потом ты тоже прыгнул! – я захлебнулся собственным восторгом и взмахнул руками.       Шурф отвернулся, расстилая на одной из огромных ступенек предусмотрительно прихваченное покрывало и доставая из пригоршни корзину с едой, но я успел увидеть, как он тонко и едва заметно он улыбнулся. Ему явно нравилось мое откровенно дикарское проявление эмоций и мое несдержанное поведение, но теперь я и не собирался прятать их. Плюхнувшись на плед, я без спроса залез в корзину и вцепился зубами в первый несчастный пирожок. Шурф присел рядом не торопясь, и разлил нам в кружки припасенную камру. Утолив первый голод, вспомнил кое-о чем и вытащил из пригоршни записную книжку с заложенной ручкой. Очнувшись после Обмена Тенями, я обнаружил, что пустая еще несколько дней назад тетрадь оказалась наполовину исписана моим малочитаемым подчерком. Я пролистал до чистого места и записал идею Шурфа насчет методик обучения меня. Пока я вазюкал ручкой по бумаге, краем глаза заметил, как Шурф смотрит на то, что я делаю.       -Я раньше не видел, чтобы ты записывал собственные мысли, – как бы невзначай заметил он.       -Записывал, – кивнул я. – Но делал это не столь систематично – бумажки терял, а тетради вечно забывал в собственной спальне, – я повел плечом и уткнулся взглядом только в одно слово, записанное поперек на полях тетради. – Могу я кое-что спросить у тебя?       -Все, что тебе угодно, – без колебаний отозвался он.       В нерешительности я еще раз провел рукой по странице. Шурф терпеливо ждал моего вопроса.       -Когда у меня была твоя Тень, – начал я, - все было совсем по-другому. Не так сильно на мне отражалось. Я бы не смог чисто физически несколько дней провести не то что в праздности, но даже без малейшего желания спать.       -Сон это большая часть жизни для тебя, но для меня сон мало что значит, – тут же ответил он. – Скорее всего, такая сила восприятия получилось из-за того, что мы обменялись сердцами.       Произнес он это спокойно и вроде бы равнодушно, но при этом опустил взгляд и ресницы его затрепетал. Он сожалел? О том, что предложил этот ритуал?       -Ты сожалеешь об этом? – не вытерпел я.       -О том, что отдал тебе мое сердце так поздно, позволив пройти через невыносимые страдания, – признался он через силу. – Я мог бы сделать это раньше на много лет.       -Ты сделал это ровно в тот момент, когда нужно было, – возразил я. Шурф вопросительно посмотрел на меня. – В ином бы случае меня бы поплавило не только от своей силы, но и от твоей тоже. Я хотел еще кое-что спросить, – выдохнул я в порыве идиотической храбрости. – За это время я ни разу ни слышал в своих мыслях Безумного Рыбника.       -Да, – согласился Шурф. – Его давно не слышно.       -С каких пор?       -Я впервые обратил на это внимание, когда сторожил твой сон в Шахруме. Я привык осаждать и заглушать его, но уже тогда этого не было.       Меня несколько зацепило, с каким равнодушием он говорил об этом. Как будто Рыбник это только лишь старая скаба, от которой радостно было избавиться.       -Ты понимаешь, что он был частью тебя? И что потеряв его, ты лишился части собственного разума? – заинтересованно спросил я.       -Это не самая большая из моих проблем, – без сожалений в голосе заявил он.       Я примолк, пытаясь представить, каково это лишиться собственной неотъемлемой части и не пытаться ее вернуть, более того, радоваться такой потере. Раздумывая под этой дилеммой, я не заметил, как заточил целый пирог.       -Тебе не стоит огорчаться моей потере, – заметил Шурф. – Он был не самой лучшей частью себя, и, можно так выразиться, я смог избавиться от самой дурной из моих привычек.       -С такой стороны я на проблему не смотрел, – признался я.       Некоторое время мы сидели и только истребляли приготовленные припасы. Кухня Ордена Семилистника была выше всяких похвал, а компания так и вовсе самая лучшая. Мы не говорили, занятые едой, но молчание между нами не было натянутым или тяжелым, наоборот, оно казалось мне легким и уютным. Я изредка поглядывал на Шурфа, и все не мог до самого конца поверить, что этот замечательный во всех смыслах человек теперь принадлежит мне. Вроде де бы мысль эта достаточно прижилась в моем сознании, но в то же время я смотрел на эту мысль, смотрел на Шурфа и диву давался, насколько близки мы были сейчас. И только сейчас меня осенило, что теперь мне совершенно не нужно что-то доказывать, выгрызать зубами или силой заставлять его быть рядом с собой. Это есть – и будет в любом случае. Сейчас я наслаждался жизнью высокопоставленного чиновника с весьма расплывчатыми обязанностями и высокой зарплатой, и не собирался что-то менять. Но если изменения пришли бы, по любой причине, я мог быть уверен, что Шурф сделает все возможное и невозможное, чтобы остаться со мной или оставить меня при себе. Это не было простым смирением перед собственной судьбой, это было легким принятием всего, что случиться со мной. Я больше мог не бояться собственных ошибок, которые совершал даже несмотря на собственную малопонятную силу, потому что рядом со мной был тот, кто мог меня поправить и направить, тот, которого мог направить я сам, и через восторг в его глазах заново увидеть все самое красивое, что может быть в этом Мире и иных других. И это был прекрасно.       -Могу ли я задать вопрос, – спросил Шурф через некоторое время после того, как мы закончили есть и я растекся по ступеням довольным существом. В ответ на его просьбу я только кивнул. – Что ты делал на Темной Стороне Иафаха?       Я поднял на него взгляд и внимательно посмотрел на него. Это Сотофа ему рассказала, или, что вернее было, нажаловалась на мою неуправляемость, а может, он сам догадался? Общая атмосфера, общий магический фон должен был значительно измениться после моего вмешательства.       -Я совершил ошибку, – признался я легко. – И сам же эту ошибку исправил.       И рассказал внимательно слушающему Шурфу все, как было и как есть. И про того теряющего Искру мальчика, про висевшее над Иафахом проклятие, которое я сам создал по собственной неосторожности и несдержанности, про последствия в виде тех битых зеркал и испорченных зелий, и про то, как самостоятельно выжигал на Темной Стороне проявление этого проклятия. Шурф слушал меня очень внимательно, изредка задавая вопросы, а после замолчал, обдумывая все.       -Я понимаю, что действовал слишком импульсивно, – проговорил я, садясь прямо. – Мне нужно было дождаться тебя, хотя бы поставить тебя в известность заранее, но избавив этого мальчика от болезни, я только и мог думать о том, что такое же проклятие висит над Иафахом. Все-таки проклинать у меня получается... – я замаялся, подбирая слово, – очень крепко.       -Не осуждаю тебя ни в коем разе, – оборвал меня Шурф. – Если ты счел нужным это сделать, то должен был сделать. Иначе тебя бы от сдерживания разорвало изнутри, – я только улыбнулся в ответ на эту шутку, но он, похоже, вовсе не шутил. – Тем более, ты поступил во благо Ордену, к которому не имеешь никакого отношения.       -Так получается, теперь имею опосредованное отношение, – тут же уточнил я, – из-за тебя.       -Тогда мое решение учить тебя драке куда более своевременно, чем я предполагал, - Шурфу пришлось кивнуть, соглашаясь с моим словами. – Но то, что я принял это решение без всей исходной информации – это мой просчет.       -Это не слишком важно.       -Ошибки в расчетах при неверных цифрах в уравнении неизбежны, – весомо заявил он. – И ответ тогда получается совершенно иным. Мне придется пересмотреть все то, чему я хотел тебя научить.       Это должно было меня напугать, но я испытал только предвкушение от будущих наших таких совместных игр.       -У меня есть идея, – сразу же заявил я, осененный ею. – Хочу кое-что показать. Выучить тебя новому фокусу.       Взгляд Шурфа стразу же, без промедления, стал скальпельно-острым и полным любопытства. Конечно же, он хотел, я мог бы даже не трудиться его спрашивать, хочет он или нет, хотя из моих уст это должно звучать так, что напугало бы даже меня самого.       -Что мне для этого нужно сделать? – только лишь осведомился он.       -Приготовится ко сну, – радостно оскалился я.       -Тогда ты иди первым, – предложил он. Это звучало вполне рационально, и я поспешил к бассейнам. Приведя себя в порядок довольно быстро, я понял, что ночную смену одежды я не взял, и поэтому завернувшись в полотенце до самого подбородка, Темным Путем добрался до своей спальни и только тогда отправил Зов Шурфу, что бассейны свободны. Когда я спал один, я совсем не придавал значения по поводу приличий, потому что в рамки приличий входило то, что спальня остается всегда частной территорией и туда посторонние не приходят. Поэтому обычно получалось, что я просто скидывал одежду и засыпал быстрее, чем добирался до подушки. Теперь же приходилось совершать омовение и натягивать ночную скабу прежде чем засыпать, но это было ничтожной платой за то, чтобы со мной рядом спал Шурф. И за многое иное, но сейчас я имел в виду именно этот этот немаловажный аспект моей жизни.       Натянув на себя простую черную скабу, я уселся посередине кровати на скрещенные ноги и принялся ждать. При этом скаба задралась и мне пришлось исхитриться и натянуть скабу на одно колено, другое оставив совершенно голым. Не предназначена такая одежда, чтобы в ней так сидеть. Чтобы не смущать Шурфа, я положил одно колено на другое, едва не завалился на одну сторону и все-таки прикрыл колени скабой.       Шурф вошел тихо, остановившись сразу за порогом. Я поприветствовал его радостной улыбкой и приглашающе похлопал по кровати рядом с собой. Оставив сапоги на полу, он в несколько шагов подошел ко мне и совершенно естественным движением опустился передо мной на колени и затем уселся на пятки. Мы оказались очень близко друг к другу, и не только в отношении расстояний – мы были открыты так полно друг другу, как до этого я и не представлял. Слишком близко, слишком проникновенно, слишком интимно. Никого иного я не пускал никогда к себе так близко. Он мог дать мне яд, и я выпил бы без промедлений, зная, что яд он мне никогда не предложит, сохраняя меня лучше, чем я мог бы сам себя. В таком случае мне самому надо бы собственную шкуру поберечь, чтобы его не расстраивать.       -Я хочу научить тебя искусству сновидений, – проговорил я негромко.       -Боюсь тебя огорчить, но совершенно не расположен к такой магии, – он только покачал головой.       -В тебе достаточно силы, чтобы знать, как управлять собственными снами и распознавать, когда во снах на тебя нападут, – я несколько замаялся. – Даже если у тебя не получится, то я просто хочу показать тебе кое-что.       Идея показать ему мой «восточный зал» все так же не оставляла меня, но сейчас приобрела кисловатый оттенок страха – а если не понравится, не заинтересует? Если моя работа покажется ему слишком простоватой и годной только на доработку?       -Прежде всего я хочу сказать, что рабочий сон похож на Темную Сторону – с его определенными правилами и возможностью в нем творить новое. Не иное состояние ума, а иное место, которое отражает наше состояние ума, – проговорил я вместо того, чтобы впасть в дебри самосожалений.       -Что за правила? – тут же спросил Шурф.       -Боюсь, спящим я гораздо сообразительней, потому что не могу их сейчас сформулировать, только лишь показать во сне, – признался я и показал на гору подушек. – Устраивайся как удобнее.       Шурф сопроводил меня недоуменным взглядом, однако послушно вытащил одну из самых больших пестрых подушек и улегся на один ее край, по своей привычке вытянувшись в одну большую прямую линию и сложив руки вдоль тела. Я глядел на это почти с умилением, зная, как он ляжет и как не сдвинется с места до самого утра. Улегшись рядом, по своему обыкновению свернувшись в компактный комочек, я смотрел на Шурфа сбоку, до тех самых пор, пока не позволил крепкому сну утянуть себя.       Весенний ветер, раздувающий где-то сбоку занавески, был по-зимнему холоден, но уже нес в себе первое дыхание приближающегося тепла. Неспешно колыхались занавески, и это было единственным звуком, помимо равномерного дыхания. Никого больше в этой большой библиотеке не было, потому что в этот очень ранний час вряд ли кому в голову пришла был идея находиться в библиотеке Ордена Семилистника. И вряд ли кому в голову пришла бы идея побеспокоить его занятого Великого Магистра. Шурф Лонли-Локли сидел за столом прямо и целиком и полностью сосредоточен был на огромной книге перед ним, и руки его, переворачивающие страницы, касались ее бережно и аккуратно. Никто бы со стороны, глядя на его, такого спокойного и безразличного, не догадался бы, что внутри его полно сожалений и острой горечи. Он уже привык к ним, как привыкают к яду в венах или всаженном в грудь кинжале, и виду подавать, что с ним что-то не так, не собирался. Он перелистывал страницу за страницей, внимательно прочитывал все, что было написано, запоминал, и потом снова переворачивал страницу. Это не было скучно, это не было нудно для него, и ему доставляло некоторое удовольствие так бережно касаться страницы книг и усваивать редкие знания, содержащиеся на них. Но время шло, а книга никак не кончалась, а раннее утро никак не желало переходить в уверенный полдень.       Потянувшись пальцами к одной из страниц, Шурф остановился. Что он делает в библиотеке Ордена в такое раннее время? В последне время он так рано не вставал, и тем более не предпочитал библиотеке общество Макса. Просыпаясь рано, как он и привык, он не отказывал себе в удовольствии смотреть на мирно спящего рядом Макса, такого обманчиво-беззащитного в своем сне. Смотреть, как он ворчит недовольно, когда Шурф встает и собирается, как подрагивают его ресницы, когда он бесшумно выходит из его комнаты. Шурф находил определенное удовольствие во всех этих маленьких деталях, что всегда предпочитал им утренние часы в библиотеке. Как он оказался в библиотеке? Как он пришел сюда, если он только что заснул рядом с Максом?       Действуя по-прежнему бережно и осторожно, Шурф закрыл книгу и развернулся назад, всматриваясь в ряды книжных шкафов. Все они были полны ценных книг, но кое-что более ценное крылось между рядов.       -Макс, – позвал он тихо, как будто боялся вспугнуть покой этого места.       В рядах полок зашуршало, и на короткую секунду ему показалось, что там ему навстречу идет страшное чудовище, которое его убьет, но это был всего лишь Макс, в его вечной черной скабе и лоохи, с его вечно непокрытой головой и растрепанными волосами.       -У тебя здесь столько прекрасных книг! – беспечно заявил он, как будто бы книги, которые он достает, менее интересны. Широким шагом он обошел стол, зацепил рукой стул и сел напротив, с живейшим интересом глядя на него.       -Это все мой сон? – уточнил Шурф, потому что не был до конца уверен.       -Да, – кивнул Макс. – Как ты понял?       -Книга не приближалась к концу, столько бы я не переворачивал страниц, – проговорил Шурф. – Да и утро не стремилось становиться днем.       -Я и не сомневался, что ты быстро распознаешь! – воскликнул с довольным видом Макс, как будто бы это его достижение. – Я уже собирался вытаскивать нас обоих, как ты меня позвал.       -Значит, правило первое – ясно понимать, что находишься во сне, различать явь и сновидения, – кивнул Шурф. – А у тебя столько времени это заняло?       -Около двух десятилетий, – с беспечным видом отмахнулся Макс, как будто в самом деле это не стоило усилий. – Только с появлением меня в Ехо я стал делать заметные успехи. Или успехи начали делать меня, – уточнил он задумчиво.       -Какое второе правило? – поспешил спросить Шурф, прежде чем красивое лицо Макса окрасится грустью воспоминаний.       -Ясно понимать, чего хочет твое подсознание, и при минимальном усилии иметь возможность собирать из ткани снов нужное, – тут же четко отрапортовал он.       -Покажи мне, – попросил Шурф.       -Погляди вокруг, – вместо этого предложил его друг. – Это место, тишину библиотечного зала и свежий ветер выбрало для тебя именно твое подсознание. Мелкие детали всегда различаются, не меняется погода за окном, или невозможность сфокусировать взгляд на чем-то, но окружение всегда создает твой разум.       Новым, уже понятливым взглядом, Шурф снова обвел взглядом свое окружение. Он узнавал не только место, но и время, когда он засиживался часами в библиотеке – когда он едва вступил в должность Великого Магистра и всеми правдами и неправдами пытался найти путь к Максу. Отсюда же и ранее бдение, и смертельная тоска в груди. Он снова перевел взгляд на сидящего напротив Макса, буквально источающим счастье и безбрежный оптимизм в его, Шуфровы, возможности. Он сам же прекрасно понимал и принимал все то, что может и не может в этой жизни. Под его взглядом темные его одежды светлели, выцветали до кипенно-белого, с неяркой голубой окантовкой по краю. Форменная одежда Ордена Семилистника на нем была из такого разряда невозможных вещей, как и желание привязать его к себе чем-нибудь, хотя бы паршивыми орденскими клятвами верности, которые он может легко с себя сбросить. Неприличное по своей алчности и глупости желание. Разве он вообще способен привязать к себе хоть чем-то такое могущественное и великолепное существо, как Макс, когда даже просто находиться с ним рядом желанно и больно в той же мере? Поверить в то, что он сам желает остаться рядом с ним?       -Шурф, смотри, – позвал его Макс снова, – что я еще тут могу.       В пустом пространстве над столом он пальцами обрисовал небрежный круг, а потом поднял ладонь вырисовывая в воздухе узкие спирали. Шурф как зачарованный проследил взглядом за его рукой, оборвавшей рисунок в воздухе небрежным взмахом, и тут же его заклинание обрело плотность и стало воткнутой в резную деревянную подставку тлеющей с одного длинной темной палочкой, источающей сладкий и в то же время терпкий запах, вместе с поднимающимися дымом рассеивающийся в пространстве.       -Что это, – спросил он, чутко принюхиваясь к запаху.       -Тлеющие благовония. Вещество на палочке тлеет, и, сгорая, образует дым, наполняющий комнату запахом. Это сейчас мирт.       -Мне по душе этот запах, – определил Шурф. – Приятный и в то же время сильный запах. Только не жги его больше в одном помещении с книгами. Сильный запах может не пойти им на пользу, да в то же время огонь с благовоний может перекинуться на них, – он хотел привести еще доводы, чтобы убедить в достаточной степени, но все его слова разбились о широкую улыбку Макса.       -Сделаю как ты скажешь, – заявил он.       Его заявление сбило с толку Шурфа, потому что такие слова услышать от него совсем неожиданно, от него, Вершителя, своей волей способного не только во снах обрести невиданную власть, но и имеющей ее уже наяву. Но собрался Лонли-Локли довольно быстро, он уже был привычен к манере своего друга выбивать почву из-под ног.       -Если ты говоришь, что это место создало мое сознание, то какое оно на самом деле? – быстро спросил он.       -Для того, чтобы остаться в порядке, ты должен накрепко помнить эти два правила, – он кивнул, и Макс продолжил. – И третье, самое главное. Я буду рядом с тобой и не позволю тебе забыться или потеряться. Чтобы не случилось и как бы страшно не было, я буду с тобой.       -Я запомню, – важно кивнул Шурф. Ему в самом деле не было сложно. А забыть про Макса так и вовсе выше всех его сил.       Макс так же кивнул ему в ответ, а затем поднял руку и щелкнул пальцами, скользнув большим пальцем сразу по безымянному и среднему. Звука щелчка он так и не услышал, а взор его залил белый свет. Библиотеки, сладкого запаха благовоний и свежего ветра больше не было, а только было бесконечное и невообразимое ничто. Достаточно плотное на ощупь, давящее на голову и на плечи, тяжелое для дыхания, и очень и очень белое на взгляд. Не глядя, он протянул руки, пытаясь нащупать, дотянуться до Макса, и тот поймал его руки, крепко сжал в своих. Судорожный глубокий вздох сделал он сам и после задышал спокойно, хотя и несколько рвано.       -Я разделил с тобой свое дыхание, – донеслись до него слова Макса, хотя тот стоял в шаге от него и несколько виновато улыбался. – Я не догадался, что дышать здесь будет сложно.       -Что это за место, – только и подумал Шурф, но был услышан.       -Не могу сказать точно, но могу предполагать, что это первородное пространство сновидений, не искаженно ничьим разумом и не ставшее формой, – завил он. – Другие могут называть Астралом, третьи – внетелексным опытом пребывания.       -У меня есть тело, – заметил Шурф.       -Это то, каким ты себя представляешь, – отозвался Макс. – Именно здесь оказывается сознание, когда засыпает, и именно из этого материла обретают форму самые сладкие сны и самые ужасные кошмары.       Осторожно оторвав одну руку, Шурф попытался зачерпнуть ладонью этого густого вещества, теплого и мягкого, какими могут быть только самые мягкие подушки и оделяла, и когда почувствовал его в своей руке, сжал и старательно подумал. Первое, конечно же, что ему пришло ему в голову – стоящий перед ним человек и его собственные, горячие и острые чувства к нему. Те чувства, которые он не смог сдержать, забрав его Тень, и которые развеяли его ветром под небом. В ладонь изнутри ткнулись острые холодные углы, которые из-под сжатых пальцев даже сверкнуло кроваво-красным.       -И сведущие в искусстве сновидений могут использовать этот материал по своему усмотрению, охранять или нападать на людей, – подытожил Шурф.       -Ты все правильно понял! – обрадовался Макс. – Мало того, такой сведущий человек может заглядывать в чужие сны и узнавать сокровенное, важное для человека, а так же общаться в таких снах с другими людьми, будь они даже в других Мирах.       Шурф кивнул, только сейчас понимая, насколько это искусство было серьезным и опасным. Он слышал о Королевских Сонных Стражах, которые охраняли сон Короля, он видел, как Джуффин использовал это чтобы быстро узнать информацию, и помнил, что сэр Кута сам мог использовать это умение, помимо своих прочих талантов.       -Помимо осознанного использования, большинство людей попадает сюда бессознательно, просто во время сна, и приносят с собой иногда свои страхи и отчаяние, горе и тоску, им сняться сны о смерти и муках. Такие сны могут порождать чудовищ, по-настоящему опасных, которые могут причинить вред или даже убить неопытного человека.       -Но не тебя, – заметил Шурф. – Те черные существа, что напали однажды на столицу – это же были местные кошмары. Ты смог сожрать одного из них.       -Как получилось выяснить, они мне пришлись по вкусу, – поморщился Макс. – Я говорю о том, чтобы ты был осторожен, когда находишься в таком рабочем сновидении.       Шурф понятливо кивнул.       -А ты как использовал это место? – не удержался он.       -В основном, в рабочих интересах. Воплощался в сновидца и гулял по Ехо, искал попавших в беду, – хихикнул Макс и глаза его вдруг загорелись азартом. – И еще кое-что. Пошли за мной.       Противиться его азарту и просто не в силах отказать ни одной его просьбе, Шурф последовал сразу за ним, даже не понимая, куда именно он идет. Стоило ему сделать несколько шагов, как его накрыло тепло горячего воздуха, смешанного со множеством запахов – сладкие фрукты, слабое тление, цветение неизвестных цветов, запах раскаленного песка и сухого ветра. Теплый пол под ногами чувствовался даже через сапоги.       Открыв глаза, которые он, как оказалось, успел прикрыть, Шурф обнаружил себя в просторном зале с высоким потолком, который был весь выложен мелким разноцветным блестящим камнем, собирающийся в замысловатые узоры. Длинные занавеси, расписанные искусной вышивкой, шевелились от движения воздуха, прикрывая высокие окна. Пол тоже был выложен камнем, но матовым, и посередине помещения лежал большой, слегка вытертый ковер. Часть помещения была отделена полупрозрачными занавесями, за которыми угадывались очертания просторного низкого дивана и еще прочих неизвестных предметов. Возле этой занавеси стоял низкий столик, ломившийся от разнообразной снеди и на нем стоял узнаваемый кувшин в виде запрокинувшей голову птицы. От всего этого, от обилия запахов и множества вещей, которых хотелось потрогать и рассмотреть, немного кружилась голова.       Макс был рядом, только руку его отпустил и отошел немного, давая пространство, но не отводил от него взгляда. Хотя он и улыбался, широко и приветливо, в глазах его отражалось застарелый испуг и страх, бесплотное ожидание. Как будто бы он и желал услышать его мнение, таки с равной долей не желал снова испытывать боли.       -Это место великолепно, – искренне отозвался Шурф, все еще недоумевая, откуда это в его глазах. – И это же не Куманский Халифат? Мы же еще спим?       -Спим, да, – подтвердил он. – Это пространство создал я сам, из материи сновидений, еще когда ждал тебя в гости. Мне потребовалось достаточно много времени, чтобы создать именно то, что я хотел, но получилось, – от избытка энтузиазма Макс раскинул руки и сделал несколько шагов по этому месту, пытаясь своими руками его обхватить.       -Откуда ты узнал? – спросил Шурф, не двигаясь с места и все еще пытаясь справиться с легкой дисгармонией ожидания и того, где он очутился.       -Что узнал? – не понял Макс и снова в его глазах отразилось то неприятное загнанное выражение.       -Что мне по душе подобные вещи, – утонил он. – Именно такого типа, как это – только одалисок не хватает да услаждающей слух музыки. Я никому не говорил.       -Ниоткуда, – облегченно отозвался Макс. – Это мое собственное то ли воспоминание, то ли тоска по прошлому, то ли попросту тяга к роскоши, я не разбирался. Если тебе нравится, то можешь приходить сюда во сне, отдыхать. Я помогу найти дорогу.       -Я смогу сделать это только по одному запаху, – предположил Шурф, и, когда Макс проскочил мимо него, поймал за руку и притянул к себе, бережно и крепко прижимая к себе за талию. – Все чудесно. Спасибо тебе.       Глаза Макса выглядели чернющими и такими глубокими, что можно было в них утонуть. И наконец-таки Шурф позволил себе роскошь утонуть в этих глазах без остатка и позволил себе поцеловать его в губы. Поцелуй вышел неспешным и глубоким, и целуя его, Шурф вложил всю глубину всей благодарности к нему, своей любви и восхищения. Напряженный, как струна, весь взволнованный, Макс наконец расслабился и успокоился и все то тревожащее и болеющее у него постепенно растворилось в ничто. Когда же все-таки Шурф отстранился, то и выглядел он куда лучше, куда приятнее, чем с той болью и страхом. Взяв его за руку, он повел к дивану и усадил в гору наваленных подушек, устраивая подобнее, потом вернулся к столику, налил красного незнакомого вина в чистую кружку и принес Максу. Он взял ее и машинально отпил несколько глотков.       -Ты сделал это место для меня специально? Чтобы я смог прийти к тебе во сне? – уточнил Шурф и получил только кивок в ответ. – Ты ждал меня, когда я даже подумать не мог поискать тебя в своих же снах, даже помня о том, что сон мы разделяли.       -Я дурак, да, – покаянно признался Макс.       -Мы оба совершили ошибки, и может я даже больше, чем можно, – Шурф на секунду прикрыл глаза, переживая краткий острый приступ боли. – Сможешь ли ты когда-нибудь меня за них простить?       -Я совершенно ни в чем тебя не виню, – тут же отозвался Макс. – Я просто счастлив, что ты сейчас со мной, а не где-то еще.       Шурф хотел было сказать, что можно было просто попросить его остаться, но тут же понял, что такая просьба, звучащая от Вершителя – скорее его непреложное желание и приказ, который невозможно не выполнить, и своим молчанием, нанося боль самому себе, он оберегал его самого от этой участи.       -Тогда позволь позаботиться о тебе, – тихо попросил Шурф, и, протянув руку, легко погладил его щеку кончиками пальцев. – Позволь забрать часть твоей тяжелой ноши. Ты мне не веришь? - поспешил уточнить он.       -Ты говоришь так сладко, что это кажется сном, – признался Макс.       -Так мы сейчас и делим сон, – уточнил Шурф, только произнеся это, поняв, что он имеет в виду. Что слова его слишком нереальны, слишком хороши, чтобы поверить в их искренность. Сколько же боли он ему причинил, особенно когда уговаривал сам себя не нарушать приличий и желать его так жадно даже в мыслях. За каждую такую секунду боли он бы без раздумий сам бы подставил свою плоть под нож, только бы избавить от нее Макса. Кружка в его руках накренилась, и Шурф подхватил ее, чтобы не разлилось, и тут же отпил из нее глоток. Стараясь не зацикливаться на расцветшей у него во рту буре, он наклонился тут же и припал губами к губам Макса, разделяя этот глоток вина на двоих. Ресницы его распахнулись от неожиданности, но пряное вино и его губы сделали свое дело, и он ответил на поцелуй, страстно и жаждуще, как будто желая выпить не только вино, но и его самого. Руки его вцепились в одежду, пытаясь зацепиться за него, чтобы если не удержать его, то самому удержаться.       Осторожно приобняв Макса за плечи, Шурф уложил его на спину бережно и осторожно, как будто бы он стеклянным был, и, отбросив в сторону взглядом мешающиеся подушки, разорвал поцелуй и лег рядом, не сводя пристального взгляда с него. Через несколько прерывистых вздохов Макс успокоился окончательно и развернулся лицом к нему. Ресницы его затрепетали, и он открыл глаза, снова уставившись на его взглядом, полным безграничного доверия. Теперь лицо его тонуло в полумраке его спальни, где они оба проснулись секунду назад. Лежащий совсем близко он него, Шурф заметил что от волос исходил тонкий, едва заметный запах мирта. Снова погладив кончиками пальцев его лицо, Шурф не удержался и погладил его по волосам, с бесконечной очарованием наблюдая, как Макс снова засыпает. В отличии от других снов, Лонли-Локли достаточно четко помнил произошедшее во сне, и то прелестное место, что он создал, конечно, бесподобно по своей сути и уникально, но ценным намного было то, как он видел, что терзающая боль покидает глубину его глаз. Одновременно боль его в груди ослабевала, как будто тугой узел скрученной боли и горечи стал немного слабее.       Вне зависимости от того, как мы с Шурфом проводили наши вечера и ночи вместе, жизнь в столице продолжала идти своим чередом, иногда фонтанируя через собственные края событиями. Продолжая вставать никак не раньше полудня, я перекидывался несколькими словами Безмолвной Речи, совмещая с завтраком и чашечкой кофе, а потом не без удовольствия окунался в повседневную жизнь. Еще несколько раз сводил девочек на Темню Сторону, больше наблюдая, как они сами могут туда попадать и там существовать, показал им Темный Путь и несколько собственных хитрых приемов. Несколько раз на весь день ходил гулять по городу, каждый раз как в первый раз поражаясь его красотой, восторгаясь только одному его факту существования. Заодно высматривал и помогал заблудившимся в собственных снах сновидцам. Ехо тоже был мне рад, по-своему, показывая мне самые лучшие свои стороны и принимая от меня подарки в виде мелких чудес, сделанных мной жителям. Я твердо знал, что даже самое маленькое чудо может стать причиной куда большего чуда, и поэтому дарил эти самые маленькие чудеса с неистощимым энтузиазмом и любовью. Во мне было много этой самой любви, и отдавая ее маленькую часть, я ничего не терял. Зато другие приобретали веру в чудо гораздо большую, чем было у них.       Иногда и чаще, чем мне хотелось, к делу меня припрягал Джуффин, и тогда мне приходилось заниматься делами Тайного Сыска. Не то, чтобы мне не очень хотелось, в самом деле, но сейчас меня было не прошибить чем-то неприятным. Я привычно ворчал на глиняные таблички и марал их своим жутким подчерком, провел несколько задержаний и разъяснительных бесед с расшалившимися мальчиками и девочками. Конечно, больше никто не додумался гадить на Иафах, но до прочих шалостей, местами достаточно опасных, местная молодежь была очень охотча. Джуффин потом ворчал, что в последнее время Тайный Сыск перестали бояться, и именно та категория молодежи, что только вошли во вкус использования магией и не чувствуют за нее ответственности. Я только улыбался широко – и извинял их всех и сразу их молодостью и невыветрившейся дурью в голове. В Эпоху Орденов такие молодые и буйные головы тут же принимались в недра разных Орденов, где излишнюю дурь из них вытаскивали усиленной нагрузкой и обучением. Сейчас же их излишний энтузиазм принимали учебные заведения, куда несколько провинившихся юношей и девушек по моей протекции. Конечно, после того, как я убедился, что злонамерения у них не было. Те же, кто действовал по злостным причинам, отправлялись в Холомии или за пределы столицы.       Из таких энтузиастов в свое время могли вырасти Великие Магистры и новые основанные ими Ордена, которые теперь будут незаконными, но такое случилось бы не со всеми, и эту проблемы лучше было бы решать по мере их поступления. Нескольких таких энтузиастов, которые могли бы стать такими Великими Магистрами, я сдал лично на руки Шурфу. Нехотя признав мою правоту, он их забрал себе в Орден. Я еще некоторое время мелко похихикивал, воображая себе пыточные подвалы Иафаха и то, что могли сделать с этими ребятами, разумом при этом понимая, что быть такого здесь не может быть как явления.       Я достал Мелифаро лично несколько книг по криминалистике, заручившись при этом рекомендациями Кирилла, и мы вместе целую дюжину дней вместе с примкнувшим к нам Нумминорихом разбирали их от корки до корки. Дом у Моста при этом ходил ходуном и даже может быть подпрыгивал крышей, но книги мы разобрали и взяли на вооружение некоторые положения из них. В частности, по итогам нашей работы Джуффин направил Королю предложение о вводе обязательного для изучения во всех высших школах и Ордене Семилистника курса изучения действующих законов Соединенного Королевства. Чтобы такие буйные головы знали наперед, чем могло грозить им неповиновение законам и что именно они могли нарушить. Несколько вечеров после мы с Шурфом потратили на обсуждение этого, а потом – книжки, которую я достал для него из Щели Между Мирами, что-то о общих основах руководства.       Жизнь вокруг нас продолжалась, бурлила событиями и обязательными делами, а между нами все так же оставалась легкой и приятной. Занятый весь день разными безусловно нужными и полезными делами, с Шурфом по вечерам я отдыхал душой. Но это не значило, что каждый день по вечерам я предавался приятному пороку безделья.       -Быстрее, – потребовал Шурф. – Ты можешь двигаться быстрее.       -Не могу, – захныкал я. – Ты требуешь у меня слишком многого.       -Когда ты прекратишь говорить «я не могу», то сможешь все нужно, – спокойствие Шурфа было не пробить. – Еще раз.       Я тяжело вздохнул и мысленно взял себя в руки. Я не жалел о том, что согласился на эти тренировки, но иногда, особенно в такие моменты, как сейчас, я только и хотел, что просто лечь на пол. Но необходимо было вставать и попытаться еще раз, потому что этого ожидает от меня стоящий передо мной Шурф. Когда я поднялся на ноги, он выставил передо мной свои ладони. Шурф смотрел на меня долгим, выжидающим взглядом, и я, оперевшись одной рукой об пол, поднялся на на ноги. Если он считал, что я смогу, то значит, так и будет на самом деле.       Едва поднявшись, я тут же ринулся вперед, отталкиваясь от пола мягкими сапожками. В этом плане мягкая местная обувь давала преимущество перед ботинками с толстой подошвой, защищающие ноги от холода или зноя. Бежать на носочках оказалось легче, как будто я летел над землей не касаясь оной. Но Шурф оказался быстрее, на расслабленных ногах оттолкнулся от пола и спиралью закрутился в движении, идеальными складками своих одежд рассекая воздух. Он двигался быстрее, чем я вообще мог двигаться, и чем вообще я мог увидеть его движения. И он считал, что я могу так же? Я двинулся в сторону, наперерез ему, пытаясь бежать все быстрее, но легкие горели, и мне все недоставало нескольких шагов до Шурфа. В очередной раз повернувшись вокруг своей оси, он мягко отпрыгнул в сторону, заставляя феерично пролететь мимо себя. На этот раз я удержался на ногах, что было значительным достижением.       -Попробуй по-другому, – предложил Шурф. – Не делай как я. Чтобы достичь такого же результата, потребуется долгие тренировки на протяжении не менее двух дюжин лет. Но тебя не хватит ни терпения, ни воли к этому. Найди свой способ.       -Что это вообще может значить, – пробурчал я, снова разворачиваясь к нему лицом. Но тем не менее, задумался. Мой собственный способ? Какие у меня есть преимущества, какой способ иметь возможность не отставать от Шурфа? – Давай попробуем еще раз, – согласился я.       Шурф ловко развернулся на носках сапог и снова метнулся прочь от меня. Он был прав, то, как он делает, совершенно не подходит для меня. Все время забываю, что я другой, значит, и мои методы должны быть другими. Мне нужно было сосредоточится, собраться в кратчайшие сроки, но вместо этого я расслабился и полуприкрыл глаза. Мой собственный путь, да? И я кинулся вперед, но не так, как раньше, а легче, будто бы порывом ветра, удушающим и рассекающим, бурей, заключенной в нежную человеческую кожу. Я не видел Шурфа, за которым бежал, но чувствовал его всего, его дыхание и теплоту его кожу, как будто бы находился совсем рядом с ним, ощущал мощь его силы и твердость его рук. И сделал то, что хотел, на самом деле очень давно – последовал за ним. В пару секунд нагнал его и напряженной рукой, с выставленным вперед пальцами и крепкими ногтями, повел с силой вперед. В последнее мгновение я увидел, как Шурф в прыжке отскакивает в сторону, и я, даже не успев испугаться, увел руку в другую сторону. Раздался жуткий треск проламываемого дерева, запах свежей древесины и я увидел, как рука моя вошла в одну из поднимающихся к верху огромных ступенек для слушателей. Я остановился на месте, неприятно проехавшись коленями по дереву и издал звук восторженной чайки.       -Макс, – позвал меня Шурф и через секунду оказался рядом со мной, бережно вытаскивая мою руку из пробоины. – Тебе больно?       -Нет! – воскликнул я. – Я не ожидал, что смогу, – поделился я, вместе с ним смотря на так поразившую меня собственную руку. Теперь, глядя на нее расслабленную, мало верилось, что я смог голой рукой пробить толстый слой дерева.       -Ты не пострадал, – произнес Шурф, проведя по ней своей ладонью и явно облегченно выдохнул. Чтобы и мне самому убедиться, я подвигал конечностью и сам вцепился в ладонь Шурфа. – Как ты это сделал, ты понимаешь?       -Кажется да, – я уселся удобнее, подогнув под себя одну ногу и достав сигареты. – Когда у меня была твоя Тень, я «убил» кувшин с камрой, и сейчас просто вспомнил то состояние тела. Я только не ожидал, что это сработает.       -Что ты сделал с моей Тенью? – переспросил Шурф.       -Кто-то очень глупый попытался отравить насмерть весь Тайный Сыск, но к его несчастью, случился я и послушался собственных инстинктов. Яд был в камре, и я точно так же, одним очень быстрым ударом руки, пробил кувшин до того, как из него выпил Мелифаро, – на одном выдохе протаратарил я. – Тебе Джуффин не рассказал? Я думал, он любит делиться подобным.       -Нет, не говорил, – покачал головой он. – И ты смог сейчас, со своей Тенью, вспомнить и привести тело в нужное состояние, чтобы превратить свою руку в оружие? И даже защитить свою руку смог так, чтобы она не пострадала? – дотошно уточнил он.       -Получается, так, - мне только и оставалось, что развести руками. – Это же хорошо?       -Если считать, что ты только что научился еще одному способу убийства, то замечательно, – заверил он. Я с некоторым недоверием покосился на дырку. В самом деле, вместо куска дерева вполне могла быть чья-то голова или даже шея, и тогда он был прав. – Продолжим или ты хочешь отложить?       Я чутко прислушался к собственной тушке. Тело несколько изумлялось произошедшим с ним, однако ничуть не возражало против продолжения.       -Давай еще, - заявил я, докуривая сигарету. – И больше мебель постараюсь не ломать.       -Ломай сколько угодно, – не скрывая собственного удовольствия и великодушно разрешил Шурф.       Занимались мы не только разрушительными всего и вся тренировками. Мы еще и просто отдыхали, просто валялись вместе на диване и разговаривали о всем на свете, что могло прийти нам на ум. Я еще раз и каждый раз при этом восхищаться глубиной его ума и широтой его взглядов, при этом, по своему объективному мнению, глубину раума сравниваемую с лужей. Вне моего понимания оставалось то, почему Шурфу продолжало оставаться со мной интересно, но тем не менее, его искренняя заинтересованность во мне и во всей той чуши, что я иногда мог нести, была очевидной.       Шурф стал регулярно брать Дни Свободы От Забот, высчитав свою какую-то оптимальность, чтобы и дела в Ордене не пострадали, и он смог провести со мной побольше времени - по-другому он и не смог бы сделать. Он предупреждал меня обычно заранее, и я, обычно никого не предупреждая, забывал на этот день о Доме У Моста и своих прямых обязанностях, и шел за ним куда бы он меня не позвал. Мы снова провели пикник на мысе залива Гокки, откуда нас однажды выдернули непредвиденные обстоятельства. Один раз мы выбрались на пикник на побережье Ташера, на горячий пляж с теплым морем. Огромная сила каждого из нас и возможность ходить Темным Путем превращали наши визиты к отдаленным от Эхо местам не больше чем простой вылазкой на природу с большой корзиной плотной и тяжелой еды. Конкретно этот пикник получился у нас больше похож на своеобразное свидание, чему я был несомненно рад. Мы много купались в теплом море, немного подурачились – я никогда не забуду выражение лица Шурфа, когда я окатил его водой – и много целовались, обнимаясь в одних скабах в этой же воде. После плотно поели и я повалился греть бока под горчим солнцем. Шурф лег на плед рядом со мной, и ровно десять минут лежал спокойно. Расслабился, как видно, и я испытал некое странное смешение умиления и гордости за то, что он позволил мне увидеть себя таким – спокойным, расслабленным и довольным всем и вся. Ничем не занятым, что для него совершенно не характерно. Это я, такой лентяй и сибарит, могу весь день валяться в постели и ничего не делать, даже если этого не далаю, но Шурфу необходимо быть занятым.       После он поднялся, сел по-русалочьи, подогнув ноги в одну сторону, и потребовал к изучению мои руки. Мои руки для него мне было совсем не жалко, только чтобы тушу мою не трогали и с места не двигали, разомлев под жарким солнцем. Солнце стояло еще высоко над горизонтом, а ленивый горячий ветер еще ласково обдувал кожу, еще даже не думая остывать. Изучал мои конечности Шурф долго и вдумчиво, трогал кожу, сгибы пальцев и ногти, избегая внутренней стороны предплечья, вдумчиво послушал, как я хихикаю от осторожных прикосновений к сгибу локтя.       Когда горячее солнце стало менее горячим и начало подумывать закатываться за горизонт, я эволюционировал обратно в прямоходящее создание, а не в расплющенное под горячим солнцем, и вытащил из Щели Между Мирами напитки – большой чайник свежего чая, кружку к нему и маленькие круглые пирожные, и себе большую кружку кофе. Несколько минут Шурф дегустировал угощение, и я смотрел, как трепещут его ресницы, просто смотрел, ради собственного удовольствия.       -Могу я попросить тебя рассказать, каким ты был раньше? – попросил он, откладывая пирожные и наливая себе еще чая. Вместо ответа я отпил кофе, в достаточной степени хороший, чтобы пить его без лицевой судороги.       -Раньше ты имеешь в виду, в этой жизни, то, что я могу вспомнить? – уточнил я.       -Если ты не возражаешь, – кивнул он.       Пару минут я цедил кофе, собираясь со стремительно разбегающимися мыслями. Почуяв, что их будут думать, они струсили и попытались сбежать, но я уже знал, что делать с такими маленькими паршивцами. Мысленно схватив самого жирного и главного, я начал ее думать.       -Все то время, сколько я себя помню, я ясно осознавал, что отличаюсь от всех остальных людей. С самого раннего детства, когда осознал сам себя, – начал я говорить и Шурф повернул голову на мой голос, но ничего не сказал, только внимательно слушая. – С самого детства, смотря на других людей, я понимал, что я другой, что я отгорожен от всех остальных людей этим шитом инаковости. В том Мире, где я родился, подобное не приветствовалось, и я старался не выделяться. Уважал собственных родителей, но отстранился от них довольно быстро. Имел много друзей, но дальше общего знакомства к себе не подпускал. Отличался ото всех, но старался из толпы не выделяться. Я не давал себя труда задуматься над этим, но, задумываясь об этом сейчас, я понимаю, что тот Мир, в котором я родился, очень тяжелый в своей сущности.       -И кем же ты был по жизни? – тихо произнес Шурф, как будто боялся спугнуть мою неожиданную откровенность.       -Я не смог найти своего места, – признался я через силу, как будто вскрывая старую рану. – У меня была квартира, куда приходили мои знакомые, мы вместе напивались, разговаривали разные разговоры, странные и непонятные иногда. Некоторым, кто не имел места для свиданий, предоставлял его. Но ни для кого не был хорошим, близким другом, каким я стал для Мелифаро, или еще ближе, каким я стал для тебя, – я коротко глянул на него, все еще внимательно слушающего. – Боги, для себя я благословением считаю, что у меня ученики появились! Шурф подвинулся ко мне ближе и положил свою руку на мою.       -Ты больше никогда не будешь один, – твердо заявил он, и я, смотря на него, прямо сейчас и безоговорочно поверил в это. – А чем ты зарабатывал на жизнь?       -Бес научил меня фотографировать, вот я и брал частные заказы на съемку свадеб и прочих торжеств.       -Бес это тот, у которого ты провел те несколько лет, что отсутствовал в Ехо? – я только кивнул. – А что такое «фотографировать»?       Только сейчас до меня дошло, что такой техники здесь никогда не было и никогда не будет. Я накрыл своей рукой его.       -Я сейчас вернусь, – пообещал я, накрывая своей рукой его. И сразу после этого, не вставая даже с места, Темным Путем шагнул в свою спальню. После горячего побережья здесь было холодно, и я цапнул корф с фотоаппаратом, а потом еще и вытащил половину проявленных фотографий из пакета, забрав только те, которые относились к Миру Паука.       -Смотри, – позвал я его сразу после того, как снова появился в том же месте, откуда ушел и уселся рядом с ним. – Это фотоаппарат, – я вытащил его из чехла и передал его Шурфу. – Это полностью механическое устройство, которое может запечатлевать на бумагу моменты жизни. Не роняй его, внутри хрупкие стекла, – он покрутил в руках непонятное устройство и вернул его мне. – И вот что получается, – я поменял в его руках аппарат на стопку снимков.       Приняв их не менее осторожно, он пододвинулся ко мне, так, что плечи и колени наши соприкасались, и начал рассматривать картинки. Увидев фотографии, где я совсем молодой, он остановился, несколько минут жадно рассматривал, а потом и вовсе провел пальцем по моему изображению.       -Здесь ты выглядишь таким... юным, – заявил он. – Мог ли он предполагать, что через года станет таким как ты?       -Глупым? – с долей самоиронии предположил я.       -Восхитительным, – поправил он. – А это Бес? – он показал на него на фотографии.       -Да, – я вытащил из стопки еще одну. – А это Веня и Раиса.       Быстро глянув на фотографию, он внимательно посмотрел на меня.       -Могу я уничтожить эту фотографию? – спросил он. – Только один их вид до сих пор причиняет тебе боль.       Я поколебался.       -Они столько хорошего для меня сделали, – протянул я в сомнении.       -Тогда лучшее, что ты для них и для себя можешь сделать – никогда больше не вспоминать, – видя, что я продолжаю колебаться, он продолжил. – Собственное прошлое может быть уроком или предостережением, а иногда может быть просто тем, что нужно отпустить.       Я подглядел на эту злосчастную фотографию еще немного, а потом решительно кивнул. Держа фотографию передо мной, он поджег в пальцах сноп огня и поджег им бумагу. Плотная и глянцевая, она горела плохо и пахла еще хуже, но Шурф был куда упрямее нее, и держал огонь до тех пор, пока от нее не осталось скрученного пепла. Стряхнув с рук пепел одним сильным движением, он снова взял фотографии.       -А это что за люди? Они омерзительны, – брезгливо заявил он.       -Я не знаю, кто они, – признался я. – Они случайно в кадр попали, и они здесь специально такие омерзительные. – Шурф вопросительно поглядел на меня. – Я не всегда был таким... хорошим, какой я сейчас. Помогающий людям, выводящим сновидцев за ручку из беды и утешающих страждущих. Было время, когда я ненавидел всех людей просто за то, что они существуют и ловил их изображения в самом худшем их существовании. Не думаю, что ты хотел бы знать меня таким.       -Я хотел бы знать тебя любым, – тут же парировал он. – И благодаря этим фотографиям я могу узнать, каким ты был раньше.       Я только покачал головой, оставаясь при своем мнении. Шурф снова взял мои руки в свои.       -Хорошо, что я таким остался в прошлом. Я был человеком, – я замолчал на пару секунд, подбирая слова, – который не сделал бы то, что я сделал сейчас. Не принял бы верных решений и тогда бы погибли люди. Как ты думаешь, каким мог быть человек, который стремился к такому пустому и пасмурному Миру, как Мир Пляжей?       -Не сожалей о том, что не случилось, – попросил Шурф. – Не цепляйся за прошлое, которого не произошло. Ты стал таким, каким есть, пройдя через свою ненависть к людям и оставив ее позади, как тяжелый и ненужный скраб. И в конце концов, Мир Пляжей прекрасен, в своей лаконичности и самодостаточности.       От его слов, тихих и совсем простых, у меня внутри что-то твердое стало мягким, как полежавший под солнцем воск. Как распустившийся ранее туго завязанный узел. Шурф чутко смотрел в мое лицо, отслеживая все мои нехитрые переживания.       -Могу я еще спросить? – осторожно произнес он.       -О чем?       -Мы связаны, – заявил он. – Что ты думаешь по этому поводу?       -Рядом с тобой я не чувствую себя лишним, – признался я откровенно, почему-то глядя на собственные – наши с ним сплетенные – руки. - Это слишком новое для меня ощущение, если я надел обувь впору вместо слишком маленького размера для меня. Я принимаю его, я принимаю тебе всем тем, кто ты есть, – я поднял глаза на него. – Но после всего, после стольких лет беспросветного одиночества, когда даже нет надежды, когда даже не было самого понимания, что может быть иначе, это даже немножко страшно.       -Чего ты боишься, – едва слышно произнес Шурф, как будто звук его голоса мог меня спугнуть.       -Что это перестанет быть таковым, – поделился я. Все мои старые друзья, все мои леденящие страхи на мгновение явили передо мной свои лица, но я смотрел только на Шурфа. – Что однажды окажется, что сам придумал этот замечательный Мир, или же он мне только приснился в полуденном нечаянном сне, и все хорошие люди, что я знаю, и в первую очередь ты сам, только странная прихоть моего собственного ума.       -Это очень маловероятно, можно даже утверждать, что невозможно, – в бархатце его голоса прорезалась сталь. – Но даже если такое случиться, то я прошу тебя только дождаться меня, и я обещаю, что смогу найти к тебе дорогу. Даже если я буду выдуманный, я приду к тебе в наваждении и проложу дорогу в твои сны.       Твердость его голоса и неколебимость утверждения внушало мне некое подобие уверенности и лишало меня всякой силы сидеть прямо. Повалившись вперед, я мертвой хваткой вцепился в плечи Шурфа, так сильно, что ему наверняка было больно, и уткнулся лицом в сгиб его шеи.       -Тебе, наверно, надоело каждый раз объяснять мне прописные истины, – булькнул я.       -Эта обязанность не будет меня тяготить пока тебе будет нужда в этом, – отрезал Шурф. Руками он нежно обнял за спину, как будто компенсируя резкость тона.       Продолжай пожалуйста, быть, изо всех сил подумал я, как будто отвоевывая у неизвестно чего право на его существование, потому что без этого человека, который так мягко и в то же время бескомпромиссно удерживал меня, у меня и вовсе не будет никакой почвы под ногами. За все годы моей жизни в Ехо да и не только там, я всегда искренне считал, что он чудо, существующее специально, чтобы поражать и восторгать меня своим существованием.       И сейчас, прямо так, не отпуская, он начал на память цитировать незнакомого мне поэта, про любовь и сияющее солнце бытия, я мало вслушивался в слова, только в звук его голоса и в потрясающий его ритм, что приятно гармонировали со мной, с тем мягким и нежным, что пульсировало внутри меня. Этот неизведанный огонь быть раньше тем яростным пламенем, что сжигал меня дотла в моей неразделенной любви. Когда замолк, я в ответ процитировал ему Рождественского, и его начинания в любви. Дисгармония его ритма и строк очень хорошо компенсировали и успокаивали его неровное сердцебиение, которое сейчас я очень хорошо чувствовал кожей и которое раньше было моим. Но его стихи я запомнил – они мне очень понравились.       Мы сидели еще долго, до того времени, как песчаный пляж под нами стал не таким уж теплыми и пока солнце совсем не скрылось за горизонтом, мы расцепились и отправились домой. Несмотря на все усилия Шурфа, я притащил на одежде целые кучи песка, но он только посмотрел на это безобразие с искренней улыбкой и пассом ладони заставил эти кучи исчезнуть.       На следующее утро, то есть когда я разбудился и влил в себя свежесваренный кофе с кучей специй, меня настиг Зов леди Сотофы.       «Не знаю, что ты сделал с нашим Великим Магистром, но он сегодня ходит весь день с улыбкой» поделилась она. Я едва не поперхнулся кофе.       «При всем моем уважении, леди Сотофа, ты говоришь о невозможных вещах. Чтобы он и показывал всем улыбку?»       «Двое глупых мальчишек» Безмолвная Речь не передавала эмоций, но в ее словах я почуял не упрек, а материнскую почти заботу. «Не на лице у него улыбка, а в глазах и в сердце. Хмурится на Послушников, ругает их за шалости, а глазами улыбается»       «Мы всего лишь устроили поэтическое соревнование» попытался откреститься я, но эту ведьму просто так не проведешь.       «Чтобы ты с ним не делал, продолжай» заявила она «С ним таким гораздо лучше работать, чем с сохнущем по тебе»       Не дав мне ни оправдаться, ни объяснить, она оборвала связь, оставив не столько в недоумении, сколько в собственной гордости. Нужно будет еще устроить вечер поэтических состязаний между нами.       -А что насчет тебя? – спросил я этим же вечером, когда мы закончили курс изнуряющих меня тренировок. – Что ты чувствуешь по этому поводу?       Мы примостились на одной из оставшихся целой огромных ступенек лектория. Помещение мы не щадили, в отличии от друг друга.       -Это для меня излишняя роскошь, коей я всегда был лишен, – без обиняков заявил он. – Возможно ты слышал обо мне, что во времена моей юности меня растил отец? – я только отрицательно покачал головой, потому что все самые скандальные слухи относились только к его более поздним годам. – Моя мама меня любила, но не стала меня растить и воспитывать. Как только стало возможным, она оставила меня, отца и весь этот Мир, отец счел именно меня виноватым в том, что так случилось, – доля некой подавленности мелькнула в его глазах, – и моим воспитанием по большей части занимались тогда слуги да богатая семейная библиотека. Только потом, десятилетия спустя, я мог предположить, что он так поступил потому что очень сильно любил мою мать. В Эпоху Орденов я состоял в Ордене Дырявой Чаши, но там и тогда я умел немногое, и ценили меня за это мало, да и обучали неохотно. Когда же я стал Безумным Рыбником, так меня и вовсе сторонились, избегая меня и моего упоминания наряду с сэром Понховой и его когортой. Этому, я могу утверждать, в то время со мной общаться соизволил только Джуффин и то с выгодой для себя. Даже со сменой личины не нашлось желающих познакомиться со мной ближе, да и у меня самого не возникало таких намерений. Большинство людей вели со мной, да и продолжают так вести примерно так же, как сэр Мелифаро. В этом мало хорошо было, но я научился не испытывать в этом потребность. В Ордене Семилистника меня приняли более чем холодно и не скрывали даже своего отношения ко мне. Репутация моя, знаешь ли, не пошла мне здесь на пользу. Так что из всех знакомых мне людей ты единственный, кто смотрит на меня не с жалостью или брезгливостью, или более того, с презрением, но с восхищением и интересом во взгляде. Только за одно это я бесконечно благодарен тебе.       -Я считал, что ты наслаждаешься тем, что мы имеем общие увлечения, – заметил я, пытаясь отвлечь его внимание от давнейших сожалений и горечи, явно звучащей в его словах. – Книги, стихи, совместная возможность истреблять чужие жизни, иное прочее?       Шурф удивленно моргнул, пытаясь разобрать в моих словах шутки и серьезность, но я не дал такой возможности, довольно заулыбался и с этой улыбкой на губах поцеловал его в щеку совсем рядом с тонкими напряженными губами. Эти губы тот час же раскрылись и накрыли мои, даря сладкий, благодарственный и долгий поцелуй. Голову приятно кружило, и я уцепился за предплечья Шурфа, чтобы удержаться, и он в ответ погладил меня меня по плечам, ласково, успокаивающее. Еще раз сотворив с моими губами нечто совершенное и совершенно точно непотребное, он отстранился и посмотрел на меня таким взглядом, будто я нечто бесконечно ценное и определено вызывающее восхищение. Это все я видел в его глазах, и это же я чувствовал в глубине своего естества, той глубинной части себя, которой всегда верил.       -Ужин? – не замедлил спросить он и я только согласился.       Это был один из тех дней, когда Шурф не отправился в Орден. Приближался День Середины Года, и на улице разгорался теплый летний вечер во всей его прекрасности после такого же прекрасного летнего дня. Мы обсудили уже все, что хотели на этот момент, и даже сговорились провести вечер этого дня в городе, на празднике, под чужими личинами, но вместе, и вместе устроились с книгами в моем кабинете на большом диване. Чистым удовольствием для нас двоих было сидеть вместе на одном диване, каждый занятый своей безмерно интересной книгой, но все же вместе. Из положения полусидя мне открывался прекрасный вид на Шурфа, как раз поверх книги, и мне стоило только перевести взгляд чуть выше и он упирался в прекрасный его профиль. Он был полностью сосредоточен на своей книге и рукой придерживал мои ноги на своих коленях. Кажется, ему доставляло отдельное удовольствие чуть поглаживать пальцами мои икры прямо сквозь одежду. Я же получал удовольствие от простого созерцания того, как его лицо полностью расслабленно, а взгляд сосредоточен на книге, и я даже со своего места видел, как движутся его зрачки. В голове даже снова проскользнула мысль, что мои ноги могут ему мешать читать, но я напомнил сам себе, как будучи с его Тенью мне удавалось легко сохранять фокус внимания сразу на нескольких вещах и что раз он продолжает это делать, значит, ему это нравится.       Его взгляд в один момент метнулся в мою сторону, и я едва успел опустить взгляд.       -Макс, что-то не так? Тебе неинтересна книга? – с непривычной мягкостью в голосе поинтересовался он. Кажется, я покраснел. Отгораживаясь книгой, я напрочь забыл о том, что не переворачиваю страницы, а Шурф это заметил. Глупо было предполагать, что он упустить это из внимания. Глупо было ожидать, что он теперь упустит из внимания что-либо, связанное со мной.       -Я считаю, что ты интереснее книги, – признался я, опуская ее на грудь. – Ты красивый, поэтому и смотрю на тебя.       -Категории оценки внешности я считаю делом исключительно субъективным для каждого человека и, оценивая собственную внешность объективно, не нахожу в ней ничего выдающегося, – брови его чуть приподнялись в немом удивлении. – Однако я нахожу приятным то, что так думаешь именно ты.       Лгуном я всегда бы достаточно плохим не только потому что мне лень было придумывать что-то, а еще и потому что я плохо запоминал собственную ложь. Поэтому сейчас решился пойти ва-банк и вскрыть все свои карты.       -Мне нравится не только как ты выглядишь, но как действуешь, как держишь в руках книгу или Дырявую Чашу, как ходишь или как убиваешь. Я могу перечислять все то, что ты делаешь отличным от меня способом, и все это вызывает желание смотреть на это бесконечно, – говорить праву сейчас, когда Шурф знал и принимал мои чувства такими, какие они есть, оказалось легко и приятно, и слова больше не душили меня изнутри, как раньше.       Он посмотрел на меня долгим изучающим взглядом, а потом, не глядя, закрыл книгу и отложил ее на край стола. Я весь подобрался, привстал на руках и едва успел поймать падающую книгу. В этот момент я завладел его вниманием полностью, и честно говоря, мне очень нравилось находиться так в центре его внимания. Не говоря ни слова, он только легонько похлопал ладонью по собственным коленям, приглашая присесть на них, а другой рукой так же легко, не удерживая, коснулся моей икры на правой ноге. Он приглашает сесть вот так? Это должно было быть смущающим, однако после того, как он побывал в моей шкуре, после того, как он узнал обо мне больше, чем я сам о себе смог бы узнать, это не должно быть смущающим. Тем не менее, когда я задницей уселся на его колени, когда затрещала ткань скабы, и когда я почувствовал, как Шурф со своей стальной хваткой попридержал меня за бедра, спину мне обдало жаром. Все настолько просто? Мы сделаем это прямо сейчас? Не то, что заниматься сексом для меня было чем-то недосягаемым, но рядом с ним все воспринималось по-особенному волнительно и остро. Балансируя на его коленях задницей, я вцепился в его плечи руками, пытаясь одновременно не грохнуться и убедить себя, что это не плод моего воображения. Слишком все невозможно выглядело. Совершенно не свойственно для Шурфа себя так вести, так нетерпеливо и так крепко держать меня, прямо говоря, за задницу.       -Макс, – снова позвал меня Шурф и я поднял на него взгляд. Он выглядел очень серьезным и немного даже грустным. – Пока ты не утратил способности мыслить здраво и пока я могу себя контролировать, я хочу предупредить тебя об одном.       -Все, что угодно, – буркнул я, понимая, что придерживая меня за бедра, он таким образом отстраняет меня от себя. Пальцы его весьма ощутимо вдавливали в мою плоть, и это ощущалось весьма любопытно.       -Ты чудовище, – чуть прикрыв глаза, констатировал он. – Я имею в виду, что ты должен знать, что если мы перешагнем эту черту, которая сделает нас любовниками, то я не смогу тебя отпустить. Когда я со своим характером тебе опротивею, или когда ты умрешь, я не смогу отпустить тебя, как ты отпустил леди Блимм. Я устраню любое препятствие и даже убью другого человека, если понадобится, для меня это не составит труда, – он снова посмотрел мне прямо в глаза, ожидая моей реакции.       -Я знаю, – кивнул я. – Никогда не сомневался в твоих способностях. И лучше тогда не отпускай, чтобы я вовсе не умирал.       -Я имею в виду, – тут же возразил он, – что только понимания твоего долга перед этой страной, твоими учениками и теми людьми, что ты называешь друзьями позволяет мне не мешать забирать твое внимание у меня. Будь на то моя воля, я бы полностью забрал тебя себе, даже понимая разумом, что это неправильно.       -Но по-другому и быть не сможет, – я на пробу двинул бедрами, но ничего получилось. Он удерживал меня не потому, что не решался сам, а для того, чтобы защитить меня от себя самого. Тогда я осознал, что руки мои-то свободны, и протянул к нему руки, нежно коснувшись линии его скул. – Я сам желаю отдавать тебе свое внимание, и как ты уже заметил, в последнее время крайне мало общался с другими людьми.       -Я заметил, – подтвердил он. – Ты балуешь меня своим вниманием. Но ты даже не знаешь, чего я желаю с тобой сделать, – процедил он сквозь зубы, вопреки своей воле следуя за моей рукой. От его уязвимости, его открытости передо мной у меня даже на секунду перехватило дыхание.       -Выпить моей крови? – предположил я, касаясь его тонких губ, за которыми прятались очень острые зубы. – Только если возьмешь ее всю, потом больше не будет, – хмыкнул я.       Страха как будто не было, и меня определенно вело. Шурф был по природе своей хищником, и я понимал это прекрасно, так же осознавая, что моя собственная натура мало чем отличается. Не привыкший сдерживать собственные желания, сейчас я изнывал от желания прикоснуться к нему как следует, или, если он так продолжит измываться над нами обоими, то как следует прикоснуться к себе. Но он продолжал меня удерживать, и с неожиданной кристальной ясностью я понял, что он боится что я могу снова исчезнуть, как я делал много раз до этого, боится того, что я могу исчезнуть в любую секунду, даже из его объятий.       -Я с тобой, прямо сейчас, - наклонившись, я шепнул ему прямо на ухо, будто страшную тайну. - И я всегда буду возвращаться к тебе, потому что ты мой якорь. Как якорь оберегает корабль, не давая ему сгинуть в бушующем море, так и я буду всегда возвращаться к тебе.       Образность и яркость сравнения так впечатлили Шурфа, что он низко, горлом зарычав, вздернул колени вверх, одновременно притягивая меня к себе, не отпуская меня и как будто бы даже еще сильнее впиваясь пальцами в мою плоть. Неожиданно для себя я соскользнул вниз и оказался совсем близко лицом к Шурфу, и увидел, как расширяются его зрачки. Я прижался грудью к его груди так близко, что и волоса свободного пространства между нами не осталось. Одновременно я как будто бы услышал, как рвется моя собственная скаба и как собственным твердым членом я упираюсь в его твердое естество. Это было очень новое и необычное для меня ощущение.       -Макс, – низким голосом позвал меня Шурф.       -Я впервые вижу тебя так близко, – признался, едва не касаясь носом его скулы.       Говорить, что впервые я так близко к нему не только лицом, я не стал, чтобы не смущать себя куда больше, только еще бесконечно долгую минуту смотрел на него, как будто видел его впервые, и прильнул к нему, покрывая его лицо мелкими быстрыми поцелуями. И одновременно всем телом, грудью и бедрами, делая широкое и медленное волнообразное движение снизу вверх. Я и представить не мог, откуда знаю такое движение, но мне понравилось, и ему тоже понравилось, потому что его стальная хватка на моих бедрах ослабла и он только поддерживал меня ладонями. Закончив заниматься глупостями, я прильнул к его губам в долгом и глубоком поцелуе, не заканчивая двигаться телом. Наши губы и языки скользили и сталкивались в изумительном хаосе, из которого вырисовывался не менее изумительный ритм.       -Макс, – разорвав наш поцелуй, Шурф снова позвал меня. – Мне нужна твоя кровь, – пытаясь восстановить дыхание, я промычал что-то неразборчиво-положительное, – Тогда я смогу...       -Я знаю, – невежливо рыкнул я. – Бери.       На лице Шурфа проступило слабое изумление, но он не стал уточнять. Руки него скользнули выше по спине, и я неосознанно выгнулся ему на встречу. Левой рукой он притянул меня к себе за талию, а правой скользнул выше, провел пальцами по шее и непреклонно наклонил мою голову влево. Лоохи соскользнуло с моих плеч и беспомощно повисла на локтях. В таком его объятии я должен был почувствовать себя как в ловушке, его острые зубы находились сейчас в непозволительной близости от моей беззащитной шеи, но я лишь ощущал себя бесконечно желанным, нужным ему настолько, что он не в силах себя сдержать. От этой мысли я сдавленно застонал и качнул бедрами сильнее, заставляя Шурфа коротко рыкнуть в мою шею. Ткань скабы натянулась и с неожиданным звуком порвалась, обнажая мое плечо.       -Я куплю тебе новую, – пообещал в него Шурф, едва прикасаясь губами к коже. Я ожидал, что он без промедления вонзит зубы, но он ласкал губами мою кожу, несколько раз провел носом, как будто смаковал вкус и запах моей кожи, как будто только крови моей будет ему мало.       Ожидать, пока он насладиться букетом, для меня было невыносимо, поэтому я завел руки ему за спину и легко нажал, побуждая действовать. Шурф еще секунду помедлил, будто в сомнении, но наклонился и легко поцеловал мою шею сбоку, потом еще раз и еще, как будто смакуя меня не только на запах, но и на вкус. В этих коротких сдержанных поцелуях было столько страсти, столько нереализованной нежности, что всхлипнул и прильнул к нему сильнее, полностью ложась грудью на него.       Одно из этих легких прикосновений расцвело оглушающей волной боли, и я только втянул в себя воздух, чтобы не закричать и не испугать Шурфа. Кажется даже я смог почувствовать, как именно его зубы прорывают мою плоть и проникают глубже, и как горячее вытекает из раны. Но столь драгоценной жидкости он не дал пропасть, широко слизнул и кубами прильнул к ране еще раз. Кажется, я смог почувствовать, как дернулось его горло, когда он сглотнул. Откинув голову назад, он плотно зажмурился, как будто ожидая страшного удара, которого не будет. Он всегда искал силы, и, как колдуны старой школы, вполне мог взять ее через кровь более сильного колдуна, и сейчас он ждал, когда моя сила накроет его.       -Это был я, – поспешил заявить я. – Все это время, что ты ощущал появление в тебе той дикой огромной силы, это было мое.       Он глаза открыл и посмотрел на меня долгим, проникновенным взглядом, ясно сообщающим, что я дурак. Ну или я действительно считал себя дураком.       Наклонившись, он широко лизнул своим горячим языком прямо поверх раны, и я только и смог охнуть от неожиданной острой боли, а потом плечо окатила широкая, щедрая волна мягкой магии и боль совсем исчезла.       -Ты на вкус словно грозовая молния, – признался он. – Если не умереть сразу, то бесконечно прекрасно и бесконечно огромно.       -Я не знал, как тебе сказать, – принялся оправдываться я. – Мне достало мозгов сообразить, что моя сила утекает к тебе, но я так и не смог сказать тебе.       Вместо ответа Шурф потянулся ко мне и впился в мой болтающий рот глубоким проникновенным поцелуем. Настолько хорошим, что надеюсь, он возьмет на вооружение этот способ меня заткнуть. Этот же способ и его поглаживающие меня по спине руки подсказали мне, что все хорошо. Я успокоился и с не меньшей страстью ответил на его поцелуй. Его губы еще отдавали медным вкусом моей собственной крови, но это только подстегивало.       Бедрами я снова сделал медленное движение вперед и волной выгнулся грудью навстречу к нему. Шурф глубоко выдохнул, проводя руками по моей спине, сверху вниз, а я еще раз скользнул вперед, все тем же волнообразным движением. Не знаю, откуда я взял вообще это движение, и как я мог двигаться так плавно, потому что горячее и тяжелое наливалось во мне все больше, как накрывающая с головой приливная волна, как у меня хватило выдержки. Но мне понравилось так двигаться, было в этом что-то знакомое и давно забытое, что-то дикое и горячее, так что я не останавливался, только лишь удерживал себя от того, чтобы сбиться с ритма и ускориться. Наши тела, скрытые одеждой, касались друг друга, потирались и становились все горячее. Вперед и вверх, как извлекаемая звуками флейты змея, как облаченный только лишь в тонкие ткани танцовщик, я танцевал у него на коленях. Шурф только смотрел на меня снизу вверх, редкое явление, взглядом пылающим и тяжелым, полным нетерпеливого вожделения, и я мог даже начать считать секунды до того момента, как выдержка оставит его. Но я хотел другого.       В нетерпении дернул голым плечом и дернул за горловину уже разорванной скабы. Мою проблему Шурф решил максимально просто и кардинально. Ухватившись двумя руками, он попросту разорвал скабу сверху вниз, будто она была бумажной, а не из крепкой ткани, открывая ему вид на всего меня обнаженного. Взгляд его метнулся сразу везде и всюду, но я не дал ему возможности как следует меня осмотреть, улегшись грудью на него. У меня была другая идея. Еще раз двинув бедрами вперед, я запустил руки под его скабу, и он помог мне поднять ее подол и прильнул к нему совсем близко, соединив наши члены вместе и дополнительно обхватив их двумя руками. И снова двинулся, не сводя взгляда с лица Шурфа. Вот так хорошо? Он зарычал, низко и гортанно.       -Двигай вместе, – отрывисто произнес он. – Медленно.       Я постарался, двигая одновременно руками и бедрами. Делать это одновременно, да еще и стараться не ускоряться оказалось довольно сложно, но я приноровился двигать бедрами вперед вместе с движением ладоней вверх. Двигаться было легко, мы оба были в собственной смазке, размазывая ее все больше и пачкая вокруг все сильнее, но сейчас он не обращал на это ровно никакого внимания, откинув голову назад и прикрыв глаза, не отрывая от меня опаляющего взгляда. Лица наши были совсем рядом, как и наши естества и наши души, стремившиеся друг к другу, стоны и тяжелое дыхание смешивалось так же вместе. Я продолжал двигаться, вперед и вверх, и с каждым движением все больше и больше разгоралось внутри меня тяжелая приливная волна. Я выгнулся в спине еще сильнее и не смог сдержать откровенно дурацкого стона, когда меня накрыло с головой и я выплеснулся на собственные руки, сжав их крепче и продолжая мелко, по инерции двигаться. Почти сразу же после меня кончил и Шурф, неожиданно подкинув меня на собственных бедрах вверх и достаточно сильно вцепившись в ноги, не произнеся при этом ни единого звука.       Я разжал руки и большим куском теста растекся по Шурфу, который при этом нашел силы накинуть мне на плечи лоохи и снова принявшись поглаживать по спине. Теплый вечерний ветер приятно холодил кожу, которая оказалась мокрой, и шевелил растрепанные волосы. Через пару минут Шурф скользнул руками между нашими соединенными телами и сотворил очищающее заклинание. Я же двигаться не желал, находя очень удобным вот так лежать на нем и предоставлять полную свободу действий. Которой он через некоторое время и воспользовался. Не снимая лоохи, он скользнул руками под нее и принялся сильными пальцами разминать мои мыщцы спины, а потом и шеи. Почувствовав, как сильно и уверенно его пальцы разминают мой загривок, я только застонал, поднял голову и наткнулся на довольный всей всякой меры взгляд Шурфа. И одновременно понял, что у меня снова стоит. Еще один раунд? Боги всемилостивые, я в деле.