***
Три. Два. Один. Назар делает финальный рывок и выплывет на поверхность, сплевывая воду, затекшую в рот. Производя достаточное количество шума, он подплывает к берегу и выходит на него, торопливо накладывая осушающие чары на свое тело, а после быстро натягивает худак и джинсы, стараясь согреться после недолгого купания. Разобравшись с предотвращением заболевания пневмонией, Назар садится на бревно, доставая из рюкзака заготовленный термос, и наливает себе немного чая. Запах от него исходит невероятный — мелисса, малина и облепиха, немного кислинки и сладкие нотки ягодного аромата. Грея руки о стенки пластиковой кружки, Назар делает пару осторожных глотков, чтобы не обжечь язык, и выдыхает в прохладный воздух облачко пара. Температура неумолимо катилась вниз, и на улице, особенно по утрам, было уже довольно холодно, если не накладывать на одежду согревающие чары. Сентябрь горел и подходил к концу, предрекая затишье перед долгой, затяжной зимой. В этих краях снег выпадал рано, порою даже в середине октября, но это не мешало насладиться осенью в полной мере после яркого, горячего лета. Ветер колышет кусты можжевельника, напевая какую-то свою тихую песню, и Назар оглядывается по сторонам, в очередной раз осматривая местность. С того раза, как Марк привел его сюда впервые, он приходил сам к озеру неоднократно, чтобы взять передышку и побыть в одиночестве, когда мысли в голове начинали мешать нормально функционировать. В этот раз вышло так же — едва Назар очнулся в спальне Марка, в его кровати, он тут же вскочил и унесся к себе, а после, собрав необходимые вещи, помчался на улицу, чтобы немного прочистить башку и прийти в себя. Произошедшее вчера было несколько неловким. Назара не особо парит, что он застал Марка в такой момент, куда больше волнует его состояние. Он был таким… Уязвимым и подавленным. Признаться честно, Назар никогда не видел его таким. Даже на войне Марк оставался сосредоточенным и серьезным, несмотря на то, что его разрывало от боли и страха изнутри, но прошлой ночью он будто окончательно потерял контроль, не смог оказать сопротивление и позволил демонам взять вверх. Марк бредил и лихорадил, хоть и был абсолютно здоров, звал и цеплялся хоть за какого-то живого, чтобы окончательно не потонуть в этом омуте. И этим кем-то оказался Назар. Он рад, что сумел помочь, но теперь просто-напросто не понимает, как ему вести себя. Ведь по факту ничего страшного не случилось. Да, был момент слабости, но это вполне нормальное явление, после войны мало кто отличался стабильным психическим и физическим состоянием. И Назар не собирается как-то указывать на это или ставить Марка в неловкое положение, потому что он сам примерно в таком же положении. Он не бредил в кошмаре, но было ощущение, будто бредил наяву. Потому что все утро ему мерещатся руки Марка на талии и его холодные губы на лбу, оставляющие абсолютно нежное, лёгкое касание в качестве немой благодарности. И это, наверное, совсем ненормально, но Назар не может, как бы не хотел, отделаться от этого воспоминания. А ещё от желания повторить, но уже в другой обстановке, с другим посылом. Вскрикивает ворон на том берегу озера, оповещая о чем-то, Назар наблюдает за его полетом и вздрагивает, когда слышит хруст ветки за спиной. Даже не видя подошедшего, он уже знает, кто там, потому не позволяет себе обернуться, продолжая залипать на водную гладь. — Почему-то я так и думал, что найду тебя здесь. Голос Марка выводит из размышлений и разгоняет кровь по телу с немыслимой скоростью, Назар пожимает плечами, не находясь с ответом, выливает остатки остывшего чая на землю и закидывает кружку в рюкзак. Туда же летят термос с телефоном. Марк подходит ближе и опускается на соседнее место, касаясь плечом плеча, поднимает с пожухлой травы камешек и бросает его в воду. Молчание не кажется гнетущим, но в нем с каждой секундой все больше возрастает напряжённое ожидание, и Назару кажется, что воздух, наэлектризованный до предела, сейчас просто вспыхнет. Он делает глубокий вдох, прикрывает глаза и облизывает пересохшие губы, сжимая в пальцах рукава худака. Нужные слова моментально покидают голову, вынуждая самостоятельно разбираться со всем. — Захотел прогуляться, — наконец, выдавливает из себя Назар, — Скоро такая роскошь будет недоступна. — Холодает, — как-то невпопад роняет Марк, вглядываясь куда-то в плотные заросли ели на том берегу. Вот и поговорили, думает Назар. Отличный диалог, самый содержательный, какой только можно придумать в сложившейся ситуации. От собственной растерянности хочется истерически хохотать, но Назар усилием воли давит этот вопль в груди и тихо, едва слышно спрашивает. — Ты как? — Порядок, — моментально отзывается Марк, кутаясь в безразмерную толстовку. Вот же дурень, не додумался наложить на нее согревающие чары. — Слушай, я насчёт вчерашнего поговорить хотел. — Валяй. — Во-первых, извини. За то, что повел себя по-идиотски в Центре. Я понимаю, что это глупо, и мне искренне жаль, что так вышло. Ты реально не должен мне ничего, поэтому твоя реакция вполне справедлива. А я реально ступил. Прости. Назар ошарашенно пялится на него и несколько заторможенно кивает в знак того, что извинения приняты. Если честно, он ожидал, что Марк продолжит гнуть свою линию, но вместо этого он пришел сам и попросил прощения. Это удивляло, без шуток удивляло. Все же на чердаке вчера Марк нехило так разогнался, а сегодня вдруг неожиданно успокоился, посмотрев на вещи трезвым взглядом. Вот правда — с новым днём всегда приходит ясность. — Я не обижаюсь, — говорит Назар, растягивая губы в непрочной улыбке, — Но, пожалуйста, не закатывай больше истерик без веских причин. И не веди себя, как ревнивый идиот. Это не прибавляет тебе очков. — Да знаю я, — вздыхает Марк, блуждая взглядом по земле под ногами, — Не буду обещать, что этого не повторится, но постараюсь держать себя в руках. И мне будет очевидно проще, если ты не будешь ошиваться рядом с какими-то хмырями. Что ж, в своих выводах Назар поспешил. Марк как всегда вывернул все таким образом, чтобы и изобразить раскаяние, и дать понять, что виноватым себя не считает. Хитрый придурок, перетянул одеяло и выставил все в выгодном для себя свете. Изобретательный идиот. — Начало мне нравилось больше, — фыркает Назар, приглаживая волосы на затылке, — Но сейчас сраться по новой я не хочу. Что там у тебя во-вторых? — Есть вопрос, — заявляет Марк, поднимая на него взгляд, — Ты как ночью у меня оказался? Пару секунд Назар размышляет, сказать ли правду или придумать какую-нибудь отмазку, но чаша весов перевешивает в сторону честности. — Я в ванной снотворное искал и услышал тебя, — признается он, — Зашёл посмотреть и увидел, что ты… В общем, внезапно у тебя оказался. Не подумай, я не сталкерил, реально случайно все вышло. — Я так и подумал, — усмехается Марк, но никаких признаков веселья на лице его на наблюдается. Напротив, он как-то мрачнеет перед следующими словами. — За это я бы тоже хотел извиниться. Меня иногда накрывает во сне, я перестаю что-либо понимать. Прости, если напугал, я смутно все помню. И спасибо за помощь. Мне полегче стало после зелья и твоего воздействия. — А что… Что снилось? — Пытки. Вот и весь ответ. Вот и ещё одно подтверждение, что ебаная война закончилась плохо для всех них, а кого-то вынудила каждую ночь воскрешать в голове пережитый ужас. Создатель, это ведь никому в здравом уме не было нужно, никто не хотел этого пиздеца, но все приняли на себя удар. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Назару неожиданно становится паршиво от осознания, что он по факту ничем не может помочь Марку. Даже его вчерашнее вторжение — это всего лишь небольшая победа, которая вряд ли увенчается бо́льшим успехом. Было бы можно разделить это на двоих… — Может, тебе стоит сходить к Алмасу? — неуверенно предлагает Назар, сжимая и разжимая замерзающие пальцы. — Даст зелье какое или посоветует чё. Всяко лучше, чем мучаться. — Может быть, — пожимает плечами Марк, — Но вчера ночью я впервые за долгое время нормально спал. — Настойка мелиссы — мощная штука. — Меня она никогда не брала. Во всяком случае, когда я засыпал в одиночестве. Назар подвисает, а затем чуть не давится воздухом, допирая, что Марк имеет ввиду. Становится неловко. Да, они уснули вдвоем, просто потому что Назар не нашел в себе сил уйти. Не смог оставить Марка одного на ночь, не после того, как он умолял побыть рядом. Ему это было необходимо. И Назар не мог ему в этом отказать. — Тогда я рад, что тебе лучше, — озвучивает наиболее безопасную мысль он, давя смятение, — Если нужна будет помощь — обращайся. Мне несложно, а тебе так проще. — Слушай, — осторожно начинает Марк, — Ты не напомнишь, что конкретно было? Я просто вспышками помню, как я накинулся на тебя, а потом после зелья сразу вырубился. В остальном пробелы. — Ничего такого, — заверяет его Назар. Поворачивается к нему лицом и уверенно добавляет. — Ты бредил, я нейтрализовал твои эмоции. Потом ты попросил остаться, и мы оба вырубились. — И все? — Все. Марк внимательно осматривает его с ног до головы, хмыкая себе под нос, и на секунду Назару кажется, что он придуривается, делая вид, что плохо все помнит. Будто ждёт, что Назар ему расскажет в деталях обо всем, что произошло ночью. Вот только он не намерен лезть с глупыми признаниями, которые непонятно что за собой повлекут. Они должны держать дистанцию. Так будет лучше. А глупое, нелогичное, шевелящееся чувство в груди Назар уймет. Это не так сложно. С этим можно справиться. — Окей, — тянет Марк, поднимаясь с места, — Раз мы с тобой обкашляли все вопросы, то предлагаю пойти позавтракать, пока Слава не уничтожил всю шарлотку. У него неконтролируемый аппетит и полное отсутствие здравомыслия. — Тогда нам действительно стоит поторопиться, — смеётся Назар, подхватывая свой рюкзак, — Я не переживу, если останусь без пирога. Марк дарит ему мимолётную улыбку, помогая встать, и отходит к тропинке. Назар лениво семенит за ним следом, прокручивая в голове все сказанное и услышанное, и бесшумно вздыхает. Дистанция. Им нужна дистанция. Чтобы им же было проще.***
Назар смиренно принимает один единственный факт — Охра в клане определенно играет роль тамады. Вечер стоял приятный, почти теплый, и все, чего хотелось, это развалиться в комнате с книгой или засесть на чердаке с косячком, чтобы банально расслабиться и забить на все переживания, но вместо этого пришлось подтянуться на очередную импровизированную вечеринку, устроенную Ваней, на этот раз в его спальне и с иным составом. Как у Охры хватало сил на организацию подобных сборов — вопрос насущный, ведь у Назара после тренировки с Марком, смены в Центре и двух телепортов не было ни малейшего желания тусить с ребятами. Вот только Ваня обладал немыслимым энтузиазмом и невероятным даром внушения, что закрадывалось сомнение, а точно ли он визуал. Ведь с таким напором и талантом убеждения его вполне было можно отнести к мыслителям. Либо Охра был просто упрямцем, не воспринимающим слово «нет». Причем не воспринимающим настолько, что даже вечно отстранённый Слава подтягивается к остальным и принимает участие в этом цирке. Цирк, потому что конкурсы у Вани абсурдные. Абсурдные, потому что играть в карты на раздевание в их возрасте — наиглупейшая из возможных затей. — И вот ещё держи, — Лия протягивает Вове два туза, один из которых козырной, и растягивает губы в самодовольной улыбке, — Надеюсь, на тебе осталось что-то помимо трусов. — Кому ты продала душу? — возмущённо спрашивает Вова, стягивая с себя носки. Это действительно последний атрибут одежды, помимо белья, который ему удалось сохранить. — Мне кажется, что ты мухлюешь. — Нельзя продать то, чего нет, — усмехается чародейка, собирая вновь разбросанную колоду, — А тебе стоит быть внимательнее. Либо не позволять втягивать себя в такие авантюры. — Мне кажется, что Вован прав, — подаёт со своего места голос Идан. На нем, к сожалению, одежды не сильно больше, чем на Красовицком — джинсы и носки, на этом все. — Ты явно блефуешь. — Или вы не умеете играть, — не скрывая веселья, парирует Лия. Она поднимает голову, окидывая взглядом присутствующих, и уверенно заявляет. — Моя следующая жертва Марик. На нем неприлично много шмотья. — Солнце, не лезь туда, куда не стоит, — предупреждает ее Марк, не отрываясь от экрана телефона. Он сидит на полу по-турецки, оперевшись спиной о кровать, и настукивает кому-то сообщение, не особо вникая в происходящее. — Иначе останешься в одном лифчике. А то и без него. Охра довольно присвистывает на такое предположение, за что получает подушкой по лицу от Ромы, устроившегося между ним и Лией. — Тогда я иду ва-банк, — объявляет она, раскидывая колоду на себя, Марка, Назара, Славу и Рому. Вова с Даней, Ваня и Идан не рискуют больше ввязываться в игру, понимая, что вместе со следующим проигрышем останутся нагишом. — За каждый проеб снимаем по два элемента одежды. Аксессуары не в счёт. Слав, твоя бандана тоже. — А мне бояться нечего, — пожимает плечами Слава, сгребая свои карты, — На мне две пары носков и три кофты. — Предусмотрительно, — усмехается Рома, вслед за ним принимая свой расклад. — Просто холодно. С ним молчаливо соглашаются все — в особняке в последние пару дней и правда дубак, хотя это только начало осени. Страшно представить, что будет твориться зимой. Назар осторожно подтягивает к себе свои карты, с каждой секундой все меньше желая продолжать игру. Конечно, он не был безнадежен, но Лия и правда обладала каким-то удивительным талантом и на протяжении последнего часа обставляла всех. Можно было бы подумать, что она останавливала время, но Назар понимает, что это вовсе не так, потому как не замечает даже малейших изменений в обстановке. Этот скилл он прокачал давно и умел улавливать вторжение часовщиков, а сейчас его явно не было. Дело было только в способностях Лии, никак не связанных ни с одним из ее даров. — Козырь — черви, — она демонстрирует красного короля, кладя его под колоду, и расправляет веер из карт перед своим носом. — Что ж, всем удачи. Того гляди полюбуемся голым Марком. — Скорее голым Ромкой, — ухмыляется Слава, поправляя пальцами зелёную бандану на голове, — Шестерка у меня, я начинаю. Партия в обыкновенного «дурака» идёт быстро — слишком много участников. Рома принимает подкинутое от Славы, недовольно бурча под нос, пропускает свой ход. Лия скидывает в центр импровизированного поля, развернувшегося на полу, козырную даму, но Марк, не глядя, отбивает ее тузом и кладет перед Назаром аж три десятки. Те тоже уходят в «бито» — в руках у эмпата остаётся всего две карты, ведь колода уже разобрана. Он со скучающим видом вертит их в пальцах, ожидая возможности избавиться, наблюдает за тем, как у Ромы ход за ходом возникает все меньше шансов на провал, а дальше игра разворачивается неожиданным образом — Слава с Лией выходят, освободившись от своих карт, Худяков пихает Марку того самого козырного короля и вслед за друзьями венчает себя негласным победителем. Назар так и сидит с двумя девятками и осознанием, что, кажется, раздеваться придется ему. И это становится реальностью, когда Марк в два хода обставляет его и откидывает голову назад с лукавой полуулыбкой. — Мда, не на такой исход я рассчитывала, — Лия подпирает щеку ладонью, вновь собирая колоду заученным движением. Ее длинные, ловкие пальцы справляются с тасовкой вполне успешно. — Ладно, в этот раз тебе повезло. Но в следующей партии ты останешься без штанов. Хорошо хоть, что в этой Назар остаётся в них. В кучу тряпок у окна летят его худак и футболка. Он зябко ежится от прохлады в комнате и кидает на Лию оценивающий взгляд. — Я повышаю ставки, — говорит Назар, чувствуя зарождающийся азарт, — Три элемента одежды за каждый проигрыш. Ему нет нужды пялиться на обнаженную чародейку — Создатель, он уже видел стольких, что впечатлить его будет трудно. Как и нет нужды ставить ее в неловкое положение, но есть святая необходимость немного приземлить ее. В этом же и есть суть игры — взять вверх. Процесс не менее важен, но сейчас нужнее результат. — Рискуем только мы с тобой, — подмечает Лия, вновь принимаясь за раздачу карт прежним участникам, — Если ты сейчас проиграешь, то придется снять все. Если проебу я, то на мне будет одно белье. Уверен, что хочешь такого? — Более чем, — заверяет ее Назар, растягивая губы в оскале. Он благоразумно молчит о том, что под спортивными штанами у него ещё и шорты, которые он так и не снял, натянув сверху ещё один слой одежды. — Но мы всегда можем поменять условия. Например, сыграть на желание. Это умышленно взятие на понт, и Лия прекрасно понимает это. Потому окидывает его пристальным взгляд и ухмыляется, давая осознать, что она не собирается вестись на такую провокацию. Назар невольно восхищается ею. Вроде мелочь, но вот в таких деталях и прослеживается характер. — Никаких смен правил, — Лия качает головой, демонстрируя новый козырь — девятку «крести», — Посмотрим, кто кого. Марк чему-то хмыкает себе под нос, делая свой первый законный ход на Назара бубновой восьмёркой. Слава снова выходит первым, вручив Роме два туза, тот отбивает их и тоже покидает игру. Назар вертит в руках козырную даму, мысленно засчитывая себе победу, и в принципе оказывается прав, когда Лия принимает ее и задумчиво потирает подбородок. Она с Марком оказывается на равных условиях — по три карты в руках у каждого. — Ром, прекрати подсказывать ей, — Слава толкает стихийника в плечо, когда тот нашёптывает что-то чародейке, — Это была ее затея, так что пусть сама разгребает. — Вообще-то это была затея Назара, — возражает Лия, бросая перед Марком козырного валета, — А играть на раздевание — затея Вани. Так что я просто жертва обстоятельств. — Жертва обстоятельств, как же, — бурчит Ваня, прерывая разговор с Иданом, — Ниче, что ты одна одетая осталась? — Это ненадолго, — фыркает Марк, — Смотри и учись. Он отбивает валета и кладет перед Лией десятку «крести», чародейка, даже не моргнув, накрывает ее дамой, вырученной ей Назаром, и отдает Марку последний оставшийся туз. Воцаряется секундное молчание, а затем Лия громко смеётся. На мгновение Назар подвисает, а затем заражается ее весельем — она снова обставила всех, оставив друга в дураках. — Пожалуй, я соглашусь с Иданом и Вовой, — вздыхает Марк, показывая шестёрку «черви» в своих руках, — Ты явно блефуешь. У меня нет других объяснений. — Всегда проще винить других, чем признать собственное неумение играть, — изрекает Лия с довольной ухмылкой, — Раздевайся, Марик. Настало время расплаты. Марк снова тяжело вздыхает и стаскивает через голову худак, откладывая его к образовавшейся куче тряпок. — Ещё две шмотки, — напоминает Слава, наблюдая за его действиями, — Давай-давай. Это с подачи Назара тебе досталось. — Эй! — Назар возмущенно дёргает плечом, — Я не знал, что так выйдет. — И все же предложил это ты, — смеётся Лия, — Вот как бывает — косячит один, а отдувается другой. Прелести семейной жизни. Махнув на нее рукой, Назар отворачивается в сторону, делая вид, что на ее слова ему все равно. Вот только на деле он смотрит на болтающих Вову и Даню по другой причине — пялиться на Марка, снимающего с себя футболку и носки, кажется чем-то слишком… Лишним. Да, именно так. — Ещё одну? — предлагает Рома, когда Марк заканчивает с выполнением условий, — Или хватит того, что мы итак чуть не довели все это до пошлятины? — Я хочу отыграться, — сообщает Марк, глядя исключительно на сияющую подругу, — Только с Лией. Партия на двоих. — Плохая затея, — резонно отмечает Слава, почесывая затылок, — Реально же голышом будешь сидеть потом. — Для него это не проблема, — Лия отдает Марку колоду и горделиво задирает нос, — Раздавай, раз не хватило. — И пусть победит сильнейший, — ржёт Идан со своего места, с интересом наблюдая за происходящим. Начинается новая партия, которая идёт куда дольше, чем предыдущие. Назар то и дело кидает заинтригованные взгляды на игровое поле, стараясь не переводить их на Марка, потому что ему, несмотря на прохладу в комнате с неналоженными согревающими чарами, становится пиздецки жарко. Дело лишь в концентрации полуголых людей на тридцать квадратных метров, убеждает себя Назар. Но не может, как бы не хотел, прекратить коситься на Марка. Он красивый. Блять, он реально красивый мужик, хоть Назар и не был особо падок на магов, но это факт, который бессмысленно отрицать. Кто бы мог подумать, что под слоями одежды скрывается настолько привлекательный парень. Широкая спина, плоский живот, бледная кожа с россыпью родинок. Никаких кубиков и горы неестественных мышц, но подтянутое тело с явными следами частых физических тренировок. Назару никогда раньше не доводилось смотреть на Марка так — оценивающе, и от этого в момент становится неловко. Они друзья. Просто друзья. И нехуй тут сидеть и любоваться. Правда внимание привлекает кое-что ещё. Назар концентрируется, прикладывая усилия, чтобы уловить, что именно не так, и неожиданно допирает. Кожа на груди и животе выглядят слишком чистой, ровной, даже слегка мерцающей. Маскирующие чары. Но на кой черт Марк использовал их? — И это тоже тебе, — Лия вырывает Назара из размышлений своим звонким голосом, кладя на плечи Марка две шестерки, — Разрешаю тебе ненавидеть меня, но только после того, как ты признаешь свою глупость. Дружище, ты абсолютно беспомощен. — Пожалуй, мне нужно будет взять у тебя пару уроков, — смеясь, Марк скидывает с себя карты и выпрямляется, окидывая взглядом ребят. — Советую всем отвернуться. На мне нихуя кроме штанов и трусов не осталось, а танцевать стриптиз для вас не входило в мои планы. — Могу дать тебе одеяло, — миролюбиво предлагает Охра, — Хоть не замёрзнешь в нем и прикроешь свой срам. — Вряд ли мне это поможет, но спасибо. Мысль о том, что Марк останется совершенно голым, резко вкручивается в сознание Назара и неприятно жалит где-то между ребрами. Правила есть правила, но, блять, какого черта все сейчас будут пялиться на его му… Друга. На его друга. — Я могу внести некоторые коррективы в условия? — спрашивает он, прежде чем успевает подумать. — Конкретнее? — Лия вопросительно изгибает бровь, и все собравшиеся как-то мигом затихают, прислушиваясь к их разговору. — На Марке нет трёх элементов одежды, — объясняет Назар, ощущая, как сердце в груди на секунду замирает, — Значит, он не может выполнить поставленное условие. Поэтому я предлагаю сделать это частично вместо него. Что-то снимет он, что-то я. Чтобы было честно. — Не уверена, что это… — начинает было чародейка, но резко осекается, ловя насмешливые взгляды Ромы и Славы, — В принципе можно. Если сильно хочется, то вперёд. — Наз, — Марк зовёт его и смотрит чуть прищурившись, — Не надо. — Да похуй, — выпаливает Назар, берясь за шнуровку штанов. Те слетают одним быстрым движением, открывая вид на широкие шорты до колен. — Подготовился что ли? — глумливо интересуется Слава. — Я то думаю, откуда столько уверенности. — А с вами по-другому нельзя, — отвечает Назар, снимая с себя вслед за штанами шорты, — Так что можно считать, что подготовился. Он остаётся в одних трусах, но это беспокоит мало. О каком вообще смущении идёт речь, если на войне его, полуголого и всего окровавленного, Женёк Мильковский заштопывал в спешке в палатке целителя? Шрам, тянущийся по внутренней стороне бедра, тоже не особо волнует. Не один Назар награждён подобным, смысла стесняться ноль. Но взгляд Марка, пристальный и внимательный, скользящий по собственному телу, вынуждает на секунду растеряться. «Не смотри так» — хочется рявкнуть Назару, но он лишь тянется за коробкой сока на полу, скрывая этим жестом свою внезапно возникшую нервозность. — Так, ну своего я однозначно добилась, — Лия складывает пальцы домиком, ища глазами новую жертву, — Слава, ты следующий. — Ни за что, — качает головой защитник, — Иначе все это перерастет в оргию, а Мироша меня за такое по голове не погладит. Мне не нужен развод с дележкой имущества и нервов, спасибо. — Ребят, — неуверенно встревает Охра, глядя в экран телефона, — Кажется, я немного пропустил встречу. — Какую встречу? — в один голос спрашивают Вова и Даня. Затем переглядываются, улыбаясь. Мальчишки совсем. — Блять! — Ваня вскакивает на ноги, двигаясь к куче одежды, — Мирон идёт сюда, чтобы узнать, какого хуя я не пришел. Быстро одевайтесь, ироды, пока он не увидел, чем мы тут занимаемся! Подрываются все и разом — отыскать в бардаке и суматохе свои шмотки в короткий отрезок времени оказывается непростой задачей. Назар успевает только нацепить на себя шорты и схватить свою футболку, а затем Ваня выталкивает всех за дверь, перекидывая через порог обувь собравшихся. Лия, хохоча, улетает к лестнице, помогая Идану и Роме распутать рукава переплетённых толстовок, Слава, к счастью, тоже одетый, подхватив свои кроссовки и Вову с Даней исчезает в другом конце коридора. Назар теряется — он все ещё плохо ориентируется в особняке и не имеет ни малейшего понятия, как ему запредельно быстро оказаться в своей спальне или, на худой конец, в своем крыле. Он так и стоит, каждый клеточкой тела ожидая появления Мирона, но вместо этого перед ним возникает Марк в одних джинсах и ворохом тряпья в руках. — Прямо и налево, — командует он, подбирая с пола свои кеды, — Оттуда вниз на второй. — Там же вроде тупик, — растерянно бормочет Назар, все же двигаясь в указанном направлении. — Только на первый взгляд. Они едва успевают свернуть за угол, как за спиной слышатся торопливые шаги предводителя Империи. Он ворчит себе под нос, громко стучит в дверь и, прежде чем его голос стихает в комнате Охры, недовольно объявляет. — Вань, я тебя на месяц запру дома, если ты ещё хоть раз так сделаешь. Назар, прижавшись спиной к стене и прижав к груди свою одежду, тяжело дышит, будто пробежал стометровку. От абсурдности ситуации хочется заржать — они, взрослые люди, прячутся от Мирона подобно нашкодившим школьникам, боящимся быть пойманными за чем-то непристойным. Марк стоит вплотную, вслушиваясь в происходящее, и разворачивается, чтобы выйти из тени своего укрытия, случайно касаясь голым плечом плеча Назара. Нервная дрожь прошибает обоих моментально. И оба остаются стоять. Будто под оглушающими чарами, застывают на своих местах, хотя нужды в этом нет. Горизонт чист, и можно быстро ретироваться к себе, чтобы не попасться на глаза Мирону, но они синхронно замирают, не в силах даже пошевелиться. Назару кажется, что у него едет крыша. — И как ты отсюда собрался попасть на второй этаж? — спрашивает он, не узнавая собственный голос. От близости Марка шарашит и плющит, и это ненормально, неестественно, глупо. — Телепорт открыть? — Там потайная лестница, — указывает головой на голую стену Марк, — Как в лучших сказках — используй вскрывающие чары, и она возникнет перед тобой. Но только в том случае, если особняк принял тебя за своего. Мера безопасности на случай нападения. — Как-то параноидально — нервно усмехается Назар, переступая с ноги на ногу. Ему холодно снаружи и жарко внутри, это какой-то большой, несмешной прикол. Создатель, да что ж с ним такое. — Всего лишь предусмотрительно, — мягко возражает Марк. Надо уходить, понимает Назар. Ведь нет смысла торчать тут в каком-то напряжённом ожидании, когда есть возможность свалить к себе. Принять холодный душ, чтобы немного успокоиться, пробежаться на поле, а потом лечь спать с пустой головой. Это определенно отличный план, реализация которого поможет прийти в себя. Но Назар не может сдвинуться с места, пригвожденный к стене взглядом Марка. Внимательным. Непростым. — Зачем ты наложил маскирующие чары? — Назар решает прервать затянувшееся молчание и тем самым утолить собственное любопытство. Вопрос мучал с момента первого наблюдения, а все ответы, которые успели возникнуть, были слишком неприятны. Засосы. Царапины от чужих ногтей. Следы. Это могло быть что угодно, и это бесило по неясной причине. — А ты наблюдательный, — хмыкает Марк, склоняя голову вбок, — Что ещё успел заметить? — Что ты играть не умеешь. Зачем чары? Марк оставляет его без ответа, улыбается и надвигается ещё на шаг ближе. — Нам всем есть что скрывать, — говорит он, шевеля дыханием волосы на виске Назара, — Я не исключение. Назар опасается поднимать голову, гулко сглатывает, ощущая ебаный пожар к груди. Если сейчас Марк сделает ещё полшага навстречу, то можно будет даже не вытягивать руку, чтобы коснуться его. Достаточно будет немного податься вперёд, и… Хлопает дверь, в коридор вываливаются болтающие о чем-то Мирон и Ваня. Марк вздрагивает и отступает назад, а затем и вовсе отходит к стене. Он шепчет заклинание, открывая доступ к скрытой лестнице, и вновь поворачивается к Назару лицом. — Пойдём, пока Мирон не нашел случайно нас в таком виде. Назар согласно кивает, перехватывает одежду в руках поудобнее и следует за Марком в темноту прохода. Глупость все это, просто глупость. Все эти минутные порывы и спутанные мысли, в утиль все. Не надо переступать через опасную черту, за которой будет точка невозврата. Назару хватило за его недолгую жизнь таких конечных станций, после которых некуда было потом возвращаться. А он не намерен больше терять. Надеяться не на что, тупо не на что. Они с Марком друзья. И портить ничего не нужно. У Назара есть лимит. Но он не хочет знать, когда он будет исчерпан. И постарается сделать так, чтобы никогда не узнать.***
— Ты неправильно делаешь. Марк кидает на Назара испепеляющий взгляд, предпочитая оставить его слова без ответа, и с трудом поднимается на ноги, потирая ушибленную задницу. День выдался удивительно хорошим — солнце будто с прощальной ласковостью грело и награждало всех позабытым теплом, заливая ярким предзакатным светом поле. В такой обстановке хотелось неспешно прогуливаться, говорить о вечном и простом одновременно, пить клюквенный морс и не думать ни о чем серьезном и неизбежном. Вместо этого Марк вновь потащился на очередную тренировку, проклиная все на свете и Назара в частности с его неисчерпаемым энтузиазмом. Или упрямством. Тут как посмотреть. — Что конкретно я делаю не так? — язвительно любопытствует Марк, стряхивая с одежды налипший мусор, — Не те заклинания? Не так использую собственный дар? В нем, разумеется, говорит злость. Но не на Назара, а на самого себя. Результат у этих нескончаемых вылазок на поле, конечно, был. Марк, как и обещал, прилагал усилия, старался, вновь учился владеть тем, что раньше ему было доступно в любом состоянии и в любой ситуации. Но то, насколько медленно шло дело, бесило. Он вновь пробивал защиту амулета и проникал в сознание другого мага, но не с первой попытки и не с прежней проворностью. Он вновь внушал мысли, но не с той точностью. Он вновь держал контроль и не допускал дерьма, но ненадолго. Ведь в конечном итоге все сводилось к тому, что его отшатывали, оглушали и откидывали. Причем не только на поле. Марка все больше и больше бесило ещё кое-что — Назар упрямо держал между ними дистанцию. Невидимую на первый взгляд, неощутимую, но стоило подойти вплотную к метафорическим границам, как их вновь разбрасывало друг от друга на безопасное расстояние вытянутой руки. Достаточно, чтобы почувствовать близость, но несправедливо много, чтобы коснуться. А Марк хотел коснуться, черт побери, с каждым днём всё больше и больше и объяснить себе это желание был не в силах. Коснуться всего, до чего сможет дотянуться, через любые глупые, ненужные барьеры. Потому что к Назару тянуло, как магнитом, как на песнь сирен или чары нимф, но в разы сильнее. И отрицать эту тягу было так же невыносимо, как держаться в стороне, имея лишь право смотреть. Смотреть и не трогать. Отдельный вид мазохизма. — Ты неправильно делаешь, — упрямо повторяет Назар, вставая с травы, и подходит к нему ближе, — Как тебе объяснить… Смотри, вот ты проникаешь в сознание. Какое твое первое действие? — В зависимости от цели, — отвечает Марк, избегая зрительного контакта. Сердечная лихорадка в его планы сегодня не входит. — Если что-то узнать, то просто остаюсь в голове и ищу нужную информацию. Или жду, пока она не проскользнет. Если внушить что-то, то тут тоже свой подход. Например, если мне необходимо нейтрализовать соперника, то я делаю это быстро. Просто резко посылаю что-то, чтобы убрать его с дороги. Тут медлить нельзя, иначе можно упустить момент. — В этом и проблема, — заявляет Назар, складывая руки на груди, — Ты торопишься. Чтобы не потерять контроль и добиться поставленной задачи, нужно делать все осторожнее. Принцип от меньшего к большему. Ты пытаешься рубить с плеча и идёшь напропалую, но из-за этого в итоге происходит откат. Не справляешься с силой собственного дара, поэтому тебя размалывает. Понимаешь? — Ты меня учить управлению собственным даром собираешься? — не скрывая возмущения, спрашивает Марк, — Наз, я согласился на эти тренировки, не потому что мне нужен наставник. Я делаю так, как делал всегда. — Но сейчас это не имеет результата. — Именно поэтому мы можем прекратить все. Марк отворачивается, демонстрируя полное отсутствие заинтересованности в продолжении беседы, и надевает амулет на шею. Что вообще Назар может понимать? Ладно, допустим, мыслители и эмпаты имеют схожую природу дара и почти одинаковый принцип его использования, но нужно ведь понимать, что различия все равно имеют место быть. Эмоции и мысли — это разные явления, воздействие на них тоже отличается. В случае с эмоциями действительно нужна осторожность, потому что они зачастую неоднородны, намешаны в одну кучу, их нужно правильно распознавать и усиливать, либо же нейтрализовывать. Когда дело доходит до мыслей, все меняется. Они всегда четкие, ограниченные, и влияние на них такое же — быстрое, резкое, точечное. Невольно Марк усмехается себе под нос. Они с Назаром разные не только из-за способностей. Назар всегда ощупывает почву на прочность, ищет запасные ходы, действует предусмотрительно. Он имеет власть над эмоциями и потому зачастую не позволяет им взять верх. Аккуратность. Сдержанность. Дальновидность. Все это совсем не про Марка. Он идёт напролом и меняет правила под себя, а не подстраивается под имеющиеся. Берет все в свои руки, преломляет ход событий так, чтобы было выгодно ему. И плевать на последствия, если что-то ему нужно здесь и сейчас, он этого добьется. Несокрушимых стен не бывает, как и не бывает неогибаемых барьеров. Кроме, возможно, одного. Стоящего в паре шагов с недовольным видом. Создатель, до чего же сложно. Они воплощение противоположностей и повязаны при этом на долгие годы вперёд. Как бы не случился однажды взрыв из-за этого. — Я почти пять лет учу с малых лет магов и чародеек работать с тем, чем их наградила природа, — говорит Назар, вновь оказываясь рядом. Взгляд у него внимательный, пристальный. Хочется скрыться, чтобы не попадать под него. Будто кожу содрали. — Я знаю, как с этим работать. И я пытаюсь помочь тебе, чтобы ты снова пришел к прежнему уровню. Но вместо того, чтобы услышать меня, ты упрямишься и ломаешься. Марк, небо не упадет тебе на голову, если ты воспользуешься моими советами. Или хотя бы попробуешь. — Ты — эмпат, я — мыслитель, — напоминает Марк, подавляя желание протянуть руку и поправить его растрепавшиеся от ветра волосы. Прячет ладони в карманы ветровки для верности. — Твои тактики мне заведомо не подходят. Твоим детям — вполне, но не мне. Я уже давно все умею, у меня давно есть свои принципы работы. И менять их нет никакого смысла, потому что до этого они никогда меня не подводили. — Сейчас они тебя подводят. Они не работают больше. Марк вздрагивает, как от пощёчины. Очередное напоминание о собственной слабости, такое же, как и россыпь шрамов на теле, как кошмары по ночам, как агатовый амулет на шее. Крик из ниоткуда — ты отбракован, парень, ты списан со счетов. Пережил войну снаружи и развернул ее внутри. Только теперь победа не столь очевидна, потому что проигрываешь каждый раз сам себе. Ты утилизирован самой жизнью. — Марк, я не это имел введу, — растерянно оправдывается Назар, меняясь в лице. До него, кажется, доходит неоднозначность собственных слов. — Просто… Блять. Давай начистоту и без обид, окей? Над твоим сознанием поиздевались так, что я реально удивлён тому факту, что ты не сошел с ума. И я ещё не беру во внимание то, что, как мне кажется, тебя пытали ещё и физически. И в совокупности это не могло пройти для тебя бесследно. Такое сильное угнетение возымело свой негативный эффект, поэтому тебя отбросило к самому началу. Это как в детстве, когда едва пробиваются первые зачатки дара, и ты не знаешь, каким образом их использовать и контролировать. Я не сомневаюсь, что у тебя получится все вернуть, но ты не понимаешь очевидных вещей. И тем самым препятствуешь процессу восстановления. — Каких вещей? — уточняет Марк, все сильнее желая уйти. От разговора, с поля, от самого Назара в конце концов. Слушать его, сдерживая мимолётные, продиктованные эмоциями порывы с каждой секундой становится все сложнее. Как и прятать колкую обиду на дне глаз, отводя взгляд в сторону. — Смотри, — Назар оглядывается вокруг, будто ища что-то, раздраженно машет рукой и продолжает, — Ладно, попробую на словах. Ты привык действовать резко и быстро, верно? И это неплохой метод, когда времени на реверансы нет и нужно решать задачу моментально. Но суть в том, что сейчас эта резкость тебя сбивает. Ты проникаешь в сознание, обходишь барьер, делаешь удар, а потом тебя откидвает. Контроль уходит от тебя, и либо прекращается внушение, либо меняется его посыл. Если ты будешь делать все медленнее, то и регулировать процесс будет проще. Как я уже говорил, принцип от меньшего к большему. Попробуй сначала прощупать почву, считать что-то, затем шаг за шагом увеличивать силу влияния. Я учу этому своих детей, можешь проверить, это работает. Назар выглядит таким увлечённым и оживлённым, что на секунду Марк задерживает дыхание. Создатель, да он же живёт этим. Живет стремлением научить, развить, способствовать прогрессу. Для него в этом весь смысл, а не в том, чтобы именовать себя сильнейшим эмпатом современности. Оставить после себя что-то. Таким же был Порчи. Буквально дышал возможностью принести пользу, помочь, посодействовать. Он тоже был отличным наставником, тем, кто умел объяснять на пальцах и делать все из ничего. От мыслей о друге у Марка начинает свербеть где-то в груди. Это та рана, которая не заживет никогда, сколько бы времени не прошло, сколько бы воды не утекло. Такие потери оставляют внутри пробоины с кратер, в которых ядом плещутся сожаление и боль. Вечное напоминание, от которого не сбежать никуда. Но Порчи бы хотел, чтобы они, все его друзья жили. Чтобы сам Марк шел дальше, а не стоял на перепутье, застряв во вчерашнем дне и не дойдя до сегодняшнего. Он бы хотел, чтобы все было в порядке. И сделал бы для этого все. И как тогда Марк может противиться этому? Как он может трусливо поджимать хвост и отрицать необходимость разбираться с пробелами? Это ведь такая глупость — бояться решать то, что можно решить. Что ещё можно изменить, переиначить, разобрать и собрать заново. Починить. Марк не боялся выходить на поле битвы, не боялся убивать и умирать тоже не боялся. Он боится остаться таким навсегда — сломанным и уязвимым. Но оставаться таким нет нужды. И Назар говорит ему об этом не первый день, пытаясь донести простую истину — Марк не один. И никогда не был один. И теперь уже точно никогда не будет. Наверное, осознание как-то отображается на его лице, потому как Назар замолкает и нерешительно тормошит, опустив ладонь на плечо. — Ты чего? — в его взгляде обеспокоенность вкупе с растерянностью, — Все нормально? — Абсолютно, — отзывается Марк, силясь не расплыться в глупой улыбке. Создатель, какой же он тупица. Упрямец, как и говорят постоянно Дима с Мироном, и совершенно точно правы. — Обрисуй мне ещё раз, что и как. Я хочу попробовать. Назар пытливо рассматривает его, закусив щеку изнутри, будто не веря услышанному, и медленно кивает. — Начинать надо с малого. Смотри… С завидной внимательностью Марк слушает его, впитывая как губка поступающую информацию, и все же не сдерживает улыбки. Все решаемо, все поправимо. Тем более если за дело берется Назар. А перечить ему Марк больше не намерен. Он собирается низвести до атомов собственные слабости. И дистанцию между ними тоже. Действовать осторожно, медленно, но верно. Чтобы каждый метафорический удар попадал в цель, чтобы Назар заразился от него этой временами невыносимой тягой. И все их различия перестали так бросаться в глаза, оставляя лишь единство, которым они награждены на всю жизнь. От малого к большему. Шаг за шагом.***
В кабинете у Алмаса всегда удивительно тепло. То ли дело в том, что он с приходом в клан выторговал у Мирона помещение на световой стороне особняка, то ли в том, что целитель отличался благоразумием и накладывал согревающие чары с наступлением холодов, но сидеть у него всегда было комфортно. Кроме тех моментов, когда это были не дружеские встречи, а обязательные визиты. — Садись на кушетку, — командует Алмас, закрывая дверь, — И сразу снимай амулет и все маскирующие. У меня не так много времени, нужно ехать в город за ингредиентами для зелий. Марк послушно выполняет все указания и с тяжёлым вздохом стягивает с себя свитер, откладывая его на спинку стула. Эти процедуры были необходимы. После войны повредился, к сожалению, не только рассудок. Пытки повлекли как психологический вред, так и физический, оставив за собой россыпь шрамов на всему торсу и проблемы с даром. А ещё боль в местах старых ранений, которая не покидала уже долгое время, продолжая проявляться яркими вспышками. Впрочем, и боль тоже была не только в теле. Она жила глубоко внутри, не желая исчезать и ослабевать. — Как у тебя со сном? — интересуется Алмас, выводя магическую диаграмму над головой Марка, — Все ещё кошмары? — Все ещё, — подтверждает Марк, опуская плечи, — Зелья не помогают. И шея все ещё ноет. — Ты амулет снимаешь хоть иногда? Вопрос справедливый, логичный и правильный. Как и возмущение, которое последует далее. — Нет. Но я… — Ты меня заколебал, — обрывает его Алмас, кидая неодобрительный взгляд, — Я не понимаю, какого черта ты меня не слушаешь. Сказано же было — снимать на ночь все обереги и чары. И днём тоже стараться ходить без них. Мне как тебе ещё это объяснить? Может, через Мирона? Или Лию заставить промыть тебе мозги, чтобы ты понял наконец. — Не нужно, — протестующе качает головой Марк. Это был уже пройденный этап, ни к чему хорошему он не привел в конечном итоге. Только к очередной ссоре. — Я буду снимать на ночь. Обещаю. — Не верю, — вздыхает целитель, осматривая показатели, —Так, ладно. Боль локализована в груди, шее и… Марк, ты чё с ногой сделал? — А, это я ударился на днях. На поле с Ваней вышли побегать, я об камень споткнулся. Там просто ушиб. — Идиоты, — фыркает Алмас, не отрывая глаз от диагностики, — Ладно, не критично. По физическим параметрам все в норме вроде. Щас глянем, что с твоей магией. Ты пока расскажи, как ведёт себя дар. — Рассказывать особо нечего, — пожимает плечами Марк, позволяя целителю продолжить свои манипуляции, — Назар таскает меня на поле и применяет методики, которые использует с детьми. Если честно, я и сам себя из-за этого ребенком чувствую. Вот знаешь, когда понимаешь, что можешь больше, но тебе не разрешают. Он называет это принципом от меньшего к большему, но по мне это чистое издевательство. Я тупо работаю вполсилы, хотя в состоянии сделать куда лучше. Только загвоздка в том, что если я усиливаю влияние, то теряю контроль. — А если действуешь постепенно, то не теряешь? — уточняет Алмас, не отвлекаясь от своего занятия. Получив утвердительный кивок, он расплывается в довольной улыбке. — Я искренне восхищен Назаром. Он умудряется справляться не только с задачей помочь тебе, но и с твоим характером. Уже есть какой-то результат? — Вроде того, — нехотя признается Марк, не обращая внимания на колкости касательно своего непереносимого временами упрямства. — Я снова могу проникать в сознание через барьеры. Как обереговые, так и природные, Лия подтвердит. А ещё начало получаться контролировать сам процесс внушения. Конечно, иногда откатывает, но уже лучше. Во всяком случае я сдвинулся с мертвой точки. — Невероятно, — целитель уже откровенно веселится, но резко замирает и меняется в лице. Повторяет почему-то. — Невероятно… Марк улавливает смену его настроения и неожиданно ловит себя на ощущении, что что-то не так. Будто шестое чувство, шепчущее «произошел пиздец». — Алмас? — зовёт он, пытаясь привлечь к себе внимание, — Блять, да что там такое? — А? — целитель выходит из оцепенения, вздрагивает, а затем сбивчиво тараторит. — Блять, Марк, я впервые такое вижу. Щас, погоди секунду. Он произносит какое-то заклинания и переносит магическую диагностику, устанавливая ее перед лицом Марка. Диаграммы Марк читать толком не умел, хоть и неоднократно пытался этому научиться. Не то чтобы это был какой-то необходимый навык, но он искренне считал, что лишним не будет. Правда успеха так и не добился, по-прежнему терялся во всех этих показателях, значениях, цифрах. Но кое-что Марк все же знал. В самом центре диагностики маленький пульсирующий шарик — его магия. Вся та, что живёт внутри, даёт силы и отвечает за способности. Благодаря которой доступны чары и использование дара. Марк видел ее с сотню раз во время всех тех проверок и процедур, которые проводил Алмас. Но никогда не видел ее… Такой. Раньше она отображалась четко, с очерченными границами, однородного желто-золотого цвета. А теперь были изменения. Во-первых, появились тонкие, неровные линии светло-зеленого оттенка, оплетающие шарик со всех сторон. Подобно кокону, они взяли в плотное кольцо пульсирующее тело, завернувшись вокруг него крепкой хваткой. Это была связь. Связь магии Марка с магией Назара. Удивительное и крайне любопытное зрелище. Так вот что происходит после обряда на физиологическом уровне — слияние. Колоссальный обмен магией, смешение, соединение. И, вероятно, в последующем — одно целое. Одно на двоих. — Это показатель наличия связи, — вырывает его из размышлений Алмас, указывая на какие-то символы и зелёные нити, — Пока ещё слабой, но прошло мало времени. А это — хуйня какая-то. Его ноготь проезжает по центру жёлтого шара, тыча в черную точку. Это как раз и есть второе изменение, которое замечает Марк. Какое-то инородное пятно, что-то, чего раньше не было никогда. Неизвестное. Новое. Опасное. — Что это? — стараясь не показывать испуга, любопытствует Марк, — Какая-то проблема? Это серьезно? — Последствия, — обтекаемо объясняет Алмас. Вздыхает тяжело, а затем неожиданно садится рядом, так и вперившись взглядом в диагностику, и добавляет. — Последствия твоих бесконтрольных убийств. Удивительно, что такие маленькие. Ненадолго Марк подвисает, обрабатывая услышанное, и резко допирает до смысла сказанных целителем слов. Это поражение. Условная инфекция, болезнь, вирус. Проникновение темной магии в его собственную из-за большого использования темных чар. Возможная причина сбоев и проскальзывающей жестокости, яд, проникающий во все поры. Который может увеличить концентрацию, если дать ему подпитку, после чего пути назад уже не будет. Марк, вероятно, на грани того, чтобы стать монстром. А они с Алмасом не додумались до вот этого момента ни разу проверить состояние магической ауры. Идиоты. — С этим можно что-то сделать? — голос Марка все же срывается на постыдную дрожь, хоть он и всеми силами пытается сохранить самообладание. — У меня есть возможность исправить или уже поздно? — Ничего не поздно, — успокаивает его Алмас, быстро беря себя в руки. Встаёт с кушетки, становится напротив и вновь изучает все показатели, продолжая говорить. — Поражение очень слабое, тебя спасло то, что у тебя большой запас сил. Это поправимо, я клянусь. А в твоем положении так тем более. Но нужно будет проверить Назара. — Чего? — Марк вопросительно изгибает бровь, не понимая, в чем заключается такая необходимость. — Зачем проверять Назара? — Твое исцеление будет напрямую зависеть от того, в каком состоянии магия Назара, — объясняет Алмас. Вновь шепчет какое-то неизвестное Марку заклинание, убирая все диаграммы, и подходит к своему столу. Уже оттуда чуть громче продолжает, выискивая что-то в выдвижном ящике. — От воздействия тьмы нельзя избавиться просто так, не существует какого-то универсального средства очистки или панацеи. Она потому и считается опасной — ее нельзя вывести. Но ее концентрацию можно уменьшить до условной нормы, которая не будет иметь никакого влияния. И сделать это можно через связь. Но для этого необходимо убедиться, что повержен только ты. — Хочешь сказать, что Назар перетянет часть вот этого дерьма на себя? — едва сдерживая возмущение, спрашивает Марк, — Отхапнет себе моих пороков? — Никто не пострадает, — заверяет его целитель, делая какие-то записи в блокноте, — Говорю же, ты не так уж и много поселил в себе тьмы. Но дело в том, что в тандеме с последствиями пыток и угнетения всего организма она влияет на тебя. Ты не в состоянии сопротивляться ей в одиночку. А если вы с Назаром поделите на двоих, то ее воздействие будет незаметно. Быть точным — никакого воздействия не будет вовсе. Вы оба крайне талантливые маги, ваши способности отличаются силой и совместимостью. Так что это вполне решаемая проблема. — А если в Назаре все же есть его доля тьмы? Алмас впервые задумывается, вертя в пальцах ручку. Видеть его таким немного непривычно — он все же был мастером своего дела, одним из лучших целителей, беспристрастным, собранным, всезнающим. Для него не существовало нерешаемых задач в пределах его компетенций, он легко справлялся с любыми сложностями. По словам Мирона Алмас даже разработал какие-то контрзаклинания против ряда проклятий, которые использовал на войне, спасая жизни других. Они не были апробированы и проверены, но целитель осознанно шел на риск, понимая, что это, возможно, единственный способ вытянуть магов с того света. Он всегда знал, с чем имеет дело. И всегда прилагал максимум усилий, чтобы добиться успеха. — Я думаю, что нет, — наконец, говорит он, откладывая свои записи в ящик стола, — Если бы это было так, то ваши совместные тренировки бы закончились печально. И на диаграмме по связи заметно, что его магия чиста. Во всяком случае не настолько поражена, как это случилось с твоей. Я проверю, что и как, а потом что-нибудь решим. Но, клянусь, начнёшь спорить — я точно расскажу все Мирону и Лие. И Диме, когда он вернётся. А, и Назару в том числе. Раз уж другие не могут на тебя подействовать, может, хоть твой муж справится с этим. — Не утруждайся, — бурчит Марк, надевая обратно свой свитер. Осмотр, кажется, подошёл к концу. — И не говори, пожалуйста, ничего Лие. Она без того сильно переживает, не хватало добавить ей новых причин для беспокойств. — Назару сам расскажешь, или мне с этим разобраться? — интересуется Алмас, подходя к нему. — Я могу преподнести это в правильном свете, если хочешь. Предложение в общем-то не такое уж и плохое. Слова целителя будут звучать весомо и логично, без лишней эмоциональности, как сухой факт, константа, данность. К ним будет проще прислушаться, их будет проще принять. Но это как-то неправильно по отношению к Назару. Если Марк собирается каким-то образом исцелиться с его помощью, то тут нужна максимальная честность. Потому что это не какая-то пресловутая тренировка или другая мелочь. Это серьезное вмешательство, которое повлечет изменение магии у них обоих. Причем в лучшую сторону для Марка и в худшую для Назара. Такое нужно как минимум обговорить. На такое нужно получить позволение. Ведь Назар имеет полное право отказаться, он не обязан делать этого. Марк сам то не уверен, готов ли попросить у него подобное. Отпугнуть тем, кем он стал из-за собственной ошибки. — Сам расскажу, — решает Марк, поправляя одежду и надевая на шею амулет, — Так будет лучше. Тебе он может не смочь отказать, ссылаясь на то, что ты целитель. А со мной он будет честен, и если не захочет на такое подписываться, то скажет прямо. — Назар никогда не будет изворачиваться и прогибаться, — усмехается Алмас, — Он воплощение упрямства. Занимает вторую строчку по упертости после тебя. Ну, это тоже близко к правде. Назар и правда не был безропотным и робким, легко отказывал, если ему что-то не нравилось. И все же Марк убежден, что должен сделать это сам. Он давал клятву не лгать, не предавать, не бросать. И собирается ее соблюсти. — Ты прав. Но я правда лучше сам. — Как хочешь, — пожимает плечами Алмас, отходя к двери. Открывает ее и указывает рукой в коридор. — Тогда пиздуй отсюда. Увидишь Назара, скажи, чтобы шел ко мне. И ещё раз ляжешь спать с амулетом, я тебя прибью. — Да как это вообще влияет то? — возмущается Марк, семеня к выходу, — Не вызывает же он кошмары и боль. — Он закрывает каналы связи. Все, иди. Алмас выталкивает его из кабинета и, не давая больше никаких объяснений, захлопывает дверь перед носом. Марк было хочет вернуться, потребовать рассказать подробнее, но забивает и лениво плетется к лестнице. Если целитель считает, что это как-то поможет, нет смысла ставить его слова под сомнение. Он бы не стал причинять вред, а уж в пользе его советов Марк убедиться успел. Да и сейчас есть задача поважнее — нужно найти Назара.***
У Назара почти нет страхов. Так однажды сказал сам Баста. И не то чтобы это было преувеличением или лестью — скорее константой и аксиомой. За годы совместного существования в рамках одного клана Вакуленко был убеждён, что один из его лучших магов фактически неуязвим. И, в общем-то, не был так уж далек от истины. Назар действительно мало чего боялся в этой жизни, и война это только подтвердила. Он не боялся бросаться в пучину огня, вытаскивая раненых товарищей с поля боя, не боялся вступать в сражение с превосходящими по количеству соперниками. Его не пугали кровь, разодранные и полумертвые тела, поражённые проклятиями, он абсолютно беспристрастно мог помогать целителям собирать по частям людей, удерживая тех, когда они бились в агонии. Назара не страшили их крики и слезы, как не страшили развалины, адский огонь и сигналы тревоги. С этим он умел справляться, умел разбираться, не думая и не торгуясь с самим собой. Все это было ему привычно, все это он мог преодолеть, скрывая боль, но не испытывая настоящего страха. Но у Назара все же было слабое место. Он боялся привязываться. Когда это началось, по каким причинам и кто на это повлиял, знает, должно быть, один только Создатель. Но это явление так или иначе было фактом — Назар никогда не подпускал никого близко. Факторов, что привели к такому раскладу вещей, было много. Одновременно же их не было вовсе. Это было абсурдно и, возможно, глупо, но Назар на самом деле не мог ничего с собой поделать и всегда, при любых обстоятельствах держал между собой и другими людьми приличную дистанцию. Разумеется, были те, кто пробил баррикаду и забрался под самые ребра, куда-то между четвертым и пятым, но таких проворных ребят было мало. К ним Назар относил Федю, как своего лучшего друга, Мишу, бывшего когда-то ему наставником, и давно, ещё до войны Макса Веро, Славу и Гришу с Бертом. Это был базовый минимум самых дорогих людей, которых он старался беречь, защищать и поддерживать, но, к сожалению, не сумел. После полугодовалого ужаса большую часть пришлось похоронить, как и похоронить даже мимолётную мысль о том, чтобы снова с кем-то сблизиться. Раньше дело было все же в свободолюбивости Назара. Он ненавидел оковы обязательств перед другими, потому максимально ограничивал себя от них, не желая подписываться на какую-либо взаимную зависимость. С друзьями Назар позволял себе подобное, но когда доходило до отношений, проводилась негласная черта, переступать за которую было запрещено. Он не отказывал себе в сексе, совместном времяпрепровождении, бессмысленных прогулках и долгих разговорах, но никогда не разрешал себе привязываться. Это был в определенной степени юношеский максимализм, диктующий оставаться свободным настолько, насколько это возможно, и в общем-то такой расклад не был плох. Назару всегда несказанно везло, и он с лёгкостью находил тех, кому тоже не были нужны крепкие связи. Это давало возможность устраивать личную жизнь так, чтобы не быть одиноким и обязанным одновременно. Жаловаться не приходилось. После войны все несколько изменилось. Назар взглянул на все иным взглядом, взглядом человека, прошедшего ад, и наложил ещё бо́льшее табу на любые отношения. Потому что он прекрасно помнил, как в сердечной агонии держал Арсена, когда пришли новости о гибели Аники, пока Женя пытался напоить его успокоительным. Тот шквал эмоций, исходящий от бьющегося в истерике Сени, был не просто диким. Он был ужасающим, мощным и безумно сильным, настолько, что после пришлось уже откачивать самого Назара, ведь он постыдно потерял сознание, не справившись с чужой болью. Это врезалось в память яркой, саднящей вспышкой, вечным символом того, как бывает, когда теряешь то, что любишь больше жизни. Теряешь безвозвратно, безапелляционно. И Назар четко для себя решил, что ему проигрывать такой сценарий не сдалось. Бывшая любовь к свободе стала настоящим страхом привязанности, которая в конечном итоге приведет только к боли. Он без того чувствовал ее слишком много — порою свою, зачастую чужую. И увеличивать концентрацию не хотелось. Потому что Назар знал, видел и понимал — есть погромы, от которых нельзя вылечиться. Этому было кучу подтверждений, самым ярким из которых являлись четыре могилы, на которые он ходил всего раз, не найдя в себе сил навестить погибших повторно. Было бы глупо добавлять новые раны, не исцелив старые. Было бы глупо допускать новые, имея шанс избежать такого исхода. А Назар глупым не был. Упрямым, своенравным, горделивым, но не глупым. Он хорошо усвоил урок: твоя слабость в твоих чувствах. И быстро пришел к выводу, что отсутствие слабостей награждает неуязвимостью и сохранностью целостности души. Потому сбегал от всего, что могло пошатнуть равновесие и выбить из колеи как в плохом смысле, так и в хорошем. Ведь в конечном итоге все сводилось к одному — любая потеря, будь то смерть или расставание, сделает больно. А от этого Назар просто-напросто устал. Этого он действительно боялся. Но появление Марка в его жизни стало каким-то переломным моментом. Сначала там же, на поле боя, когда они сидели под покровом ночи, измазанные копотью и кровью, смотрели на темное небо и искали слова, которых нет. Тогда Назар чувствовал, что он в шаге от того, чтобы сойти с ума, потому как было хуево настолько, что даже дышать казалось невозможным. И Марк был в таком же состоянии — неверящим в то, что завтра они проснутся. Потерявшим любую надежду, сбившимся с пути, забывшим про свет. Их сломало и разворотило обоих, и думалось, будто утро для них уже не наступит. Только вместо того, чтобы упасть на дно, они негласно разделили эту слабость на двоих. Молча, бесшумно, без лишних разговоров и слез. Дав себе мимолётную возможность спастись от этого ужаса, взять передышку, подчерпнуть веры на дне глаз друг друга. С рассветом все исчезло, они даже не говорили об этом, понимая, что сейчас это неважно. Важно было только то, что они вновь собрали себя по кускам и ошметкам, чтобы дойти до победного конца. Тогда Назара это не испугало, было много других вещей, которых стоило бы бояться. Много вещей, о которых нужно было думать, много задач, которые нужно было решать. В какой-то момент он и вовсе забыл об этом из-за чар забвения, но когда воспоминание вернулось, оно не принесло дискомфорта или отторжения. Напротив, все казалось правильным, верным, по-своему целительным, если не важным. Он легко принял и не придал этому большого значения. Секундная слабость не считалась пороком, когда ты одной ногой в могиле. Всего лишь шансом не потерять рассудок. Но после свадьбы события стали развиваться со стремительной скоростью. Между ними ничего не изменилось, во всяком случае Назар убеждал себя в этом. Он искренне верил, что они продолжат лавировать на этой волне взаимного уважения и приятельства, но с каждым днём всё больше осознавал, что это самообман. От прежней лёгкости в общении не осталось и следа, потому что Марк… Его стало много. И при этом недостаточно. Назара тянуло к нему со страшной силой. Как эмоционально, так и физически, и речь не о подгибающихся коленках и прочей ерунде. Это было что-то более глубинное, куда более ощутимое, крепкое. Он просто не был в состоянии сопротивляться тем эмоциям и чувствам, которые вызвал в нем Марк. Назар не мог назвать это влюбленностью или заинтересованностью, подобное ему было знакомое, но происходящее сейчас было неведомо, ново. Марка хотелось. Не как предмет желания или одноразового партнёра, его хотелось от корки до корки, целиком, с головой. Запихать его туда же, в грудную клетку, спрятать и сохранить. Или банально позволить себе коснуться его, пропустить сквозь пальцы мягкие, светлые пряди, вдохнуть поглубже его запах, зарывшись носом в макушку. И остаться стоять, пока сердечный галоп не успокоится окончательно. Пока не придет прежнее равновесие. И это было пиздецки нехорошо. Опасно, подсказывало подсознание Назару. Потому что, во-первых, был риск не получить взаимности. А, во-вторых, можно было привязаться. И тем самым поступиться своими принципами. Наплевать на те самые правила, которым клялся следовать. Снести собственноручно выстроенные стены. Назар не хотел этого всего. Сложностей, недомолвок и бессмысленных тупиков. Он отрицал, выстраивая по новой стены, а они рассыпались прямо на глазах, стоило Марку оказаться рядом. От его близости потряхивало, от его боли было больно самому, и дело было не в даре. А в зарождающемся чувстве, подобном огромной морской волне. И до момента, пока она накроет с головой, осталось совсем ничего. Потому что Назар мог поклясться, что от Марка шло ответное влечение во всех этих неоднозначных словах, незначительных касаниях и долгих взглядах. Они стояли ровно на границе, откуда путь однозначно в преисподнюю, и Создатель, Назар был готов согрешить. Ведь даже если и гореть, то гореть с Марком было привлекательной перспективой. Огонь часто несёт за собой пустоту, но ещё он оставляет после себя чистоту. Речь, конечно, не о копоти. Скорее о полном возрождении. И баррикада медленно падала. Осталось самую малость, проверить, кто из них окажется безрассуднее или смелее. Назар уверенно ставил на Марка, зная о его нетерпеливости. И, впрочем, как всегда оказался прав.***
Стук в дверь заставляет Назара оторваться от книги и кинуть недовольный взгляд в сторону входа. С некоторым разочарованием он кладет закладку между страниц, откладывает чтиво на тумбочку и поднимается с кровати, мысленно прикидывая, кого поздним вечером могло занести к нему. — Да иду я, иду, — ворчит себе под нос Назар, даже не пытаясь оповестить нежданного гостя о своем присутствии. Все равно заглушающие чары не пропустят и звука. — Что тако… Он осекается на полуслове, замирая в дверях, когда видит перед собой растерянного Марка. Тот стоит, заправив руки в карманы джинс, неуверенно улыбается и переминается с ноги на ногу, будто чувствуя себя максимально неловко. — Привет, — даже голос его звучит неуверенно, — Можем поговорить? — А, да, конечно, — Назар, наконец, выходит из оцепенения и пускает его в спальню, — Проходи, в коридоре дубак. У меня хоть согревающие наложены. Марк поспешно кивает, входит следом за Назаром внутрь и вновь нерешительно замирает, словно ожидая разрешения или указаний. Его поведение сбивает с толку. — Да не стой ты, чё как неродной, — усмехается Назар, опускаясь на кровать и хлопая по месту рядом с собой, — Садись и рассказывай. Случилось что-то? Осторожно Марк опускается рядом, не спеша начать разговор, стряхивает несуществующую пыль со штанины. Выглядит он конкретно потерянным, если не сказать встревоженным, потому Назар не торопит его, позволяя собраться с мыслями. Мало ли какие новости он принес, возможно, необходимо время для того, чтобы все правильно сформулировать. В молчании они проводят несколько минут. Назар рассматривает собственные руки, избегая зрительного контакта и любого психологического давления, продумывая варианты того, что может сказать Марк. Может, что-то произошло с Димой или Лией? Но тогда непонятно, причем тут Назар. Конечно, на ребят не было похуй, но чем он мог помочь, кроме как поддержкой и заверением, что все будет в порядке. Ведь неясно, будет ли на самом деле все в порядке и будет ли эта самая поддержка в тему. И нужна ли она вообще. — Я был у Алмаса, — наконец, говорит Марк, все так же не поднимая взгляда, — Он провел магическую диагностику и кое-что выявил. Мне нужно тебе рассказать об этом. У Назара резко холодеет внутри. От секундного страха глотку пережимает болезненным спазмом, который невозможно как-либо ослабить. Магическая диагностика показывала функциональное состояние организма и все протекающие в нем процессы, в том числе патологические и незаметные на первый взгляд. К сожалению, Назар уже сталкивался с подобным, когда у Феди в ходе проверки случайно обнаружилось засевшее внутри проклятие, которое медленно разрушало кости. Оно не проявлялось моментально, воздействие было не быстрым, но от этого не менее губительным. Благо, Женя нашел вовремя и смог остановить разложение, накачав Федю кучей зелий, которые спасли его от смерти. Но то, что мог выяснить Алмас, вполне возможно сведёт Марка в могилу. Ведь прошло много времени с момента окончания войны, а, значит, любое проклятье из известных Назару уже необратимо. Создатель, только не это. — Что случилось? — глухо спрашивает он, подавляя вопль. Нельзя показывать страх, просто нельзя. — Что-то серьезное? — Не знаю, — пожимает плечами Марк, случайно касаясь из-за этого движения плеча Назара, — Алмас говорит, что нет. Но произошли некоторые изменения в показателях. У Назара не выходит сдержать выдох облегчения в груди. С души будто камень падает, тяжёлый и грузный, опускается на дно, оставляя за собой лишь отголосок тревоги. Марк не умирает. Это уже хорошо. Это уже что-то. Вот такая суровая реальность — радоваться тому, что хоть кто-то пока ещё имеет возможность жить. — Какие изменения? — уточняет Назар, нервно ерзая на своем месте. Ожидание малоприятно. — Можешь сказать прямо, я не из впечатлительных. Так будет проще, чем кота за яйца тянуть. Выложи, как есть, а дальше разберемся. Если, конечно, мы че-то можем с этим сделать. — Идёт, — спустя паузу соглашается Марк. Он зажмуривается, словно перед прыжком в воду, сжимает едва заметно кулаки и медленно, максимально доступно берется объяснять. — Я уже рассказывал, что после случайного пленения перебил кучу Незаконных. Сейчас будет момент не самого приятного откровения, я пойму, если ты меня после этого назовешь психом. Я не использовал обширные убивающие чары, потому что рядом были мои ребята. Из-за того, что я крышей там поехал, я вырезал всех по очереди. Каждого, кто не успел сбежать или телепортироваться, хотя и этих тоже добил по максимуму. Одним махом просто, настолько с головой непорядок был. Даже Охра не смог остановить. Не перебивая, Назар слушает его, внимая каждому сказанному слову. В принципе, никакого отвращения они не вызывают. Война — то место, где кто-то умирает и кто-то убивает. Не то чтобы это нормальное явление, но только в условиях мира. Когда этого мира нет, то и границы дозволенного несколько видоизменяются. И тот факт, что Марк убил поочередно пять десятков Незаконных, не так уж и страшен. Были вещи пострашнее, уж это Назар знал. Марк тем временем продолжает. — Речь не о десяти или двадцати магах, — заявляет он, резко меняясь в лице. По нему ползет мрачная тень серьезности. — Восемьдесят четыре трупа. Единовременно. К каждому я применил отдельное заклинание. Действовал на боли и адреналине, как палач. Убил, переступил через тело, снова убил. И так, пока никого не осталось. Только тогда пришел в себя, и то лишь потому что Охра, наконец, дал по роже. Так бы ещё чего натворил, но мне, слава Создателю, не дали этого сделать. Правда того, что я успел наворотить, это не отменяет. Я убил восемьдесят четыре мага. — А я с сотню, — хмыкает Назар, ничуть не удивляясь подобному откровению. Борьба за жизнь всегда подразумевает одну простую истину: либо ты, либо тебя. — Или даже больше, на четвертый месяц считать перестал. Не подумай, я тут не меряюсь, кто больше, кто меньше. Просто ты должен понимать, что у нас не было выбора. Хочешь вернуться живым, будь готов запачкать руки в чужой крови. Это неудивительно, к сожалению. Но это уже в прошлом. — Да, выбора не было, — кивает Марк, потирая ладони друг об друга, словно стараясь поймать в них нужную мысль, — У других не было. У меня он был, я мог не трогать всех этих магов, но все равно вырезал их из-за минутного порыва. А про общее количество даже говорить страшно, это далеко не сотня и не две. После новостей о гибели Порчи меня сорвало с цепи, я перестал контролировать себя. Не буду сейчас оправдываться, такому нет оправдания. Но у такого есть последствия. Их то Алмас и нашел. Марк замолкает, словно предоставляя возможность додумать самому, какие такие последствия в ходе осмотра мог обнаружить целитель, и Назар действительно задумывается, пользуясь шансом догадаться самостоятельно. Магическая диаграмма показывает, как правило, состояние тела, рассудка и магии. Могли ли каким-либо образом повлиять на один из этих критериев совершенные убийства? Так, ну с телом очевидно мимо, боли после подобного «преступления» точно нет, иначе бы сам Назар давно сдох от нее. Возможно, что-то произошло с сознанием, какой-то блок или, напротив, прореха, которая теперь влияет на общее состояние. Если размышлять в таком направлении, то вполне вероятно найти логическое объяснение. Например, такое количество убивающих чар могло повлечь за собой проблемы с даром. У Марка он сбоит, причем конкретно, и причина может скрываться как раз в использовании такого рода заклинаний. Добавить сюда пытки и вуаля — способностям если не пиздец, то очевидно станет нехорошо. Это вполне разумный вывод. Но есть ещё магия, показатели которой тоже присутствуют на диагностике. Можно увидеть и оценить ее ауру, силу, наличие у нее связей с чужой магией. Женя ещё до войны любил потрепаться об этом, устраивал подобие лекций, чтобы каждый маг знал все о своей сущности. Это были полезные знания, во всяком случае сейчас они неплохо так помогают Назару допереть, в чем же дело. Если так прикинуть, то что-то могло случиться с магией Марка, что в свою очередь тоже могло стать причиной его проблем. Только что конкретно… Догадка петляет где-то рядом, Назару кажется, что он вот-вот ее поймает, но она ускользает из рук, растворяясь на периферии сознания. Ситуация бесит: быть в неведении — досадно, узнавать наверняка — боязно. Но раз уж он ступил на эту тропу, то нужно доходить до конца. Победного или похоронного. — Я так понимаю, либо что-то с твоим рассудком, либо что-то с твоей магией, — делится предположением Назар, поворачиваясь к Марку лицом. Вот сейчас ему нужно видеть его глаза, чтобы найти опровержение или подтверждение. — И то, и другое не особо приятно, верно? Во взгляде Марка вспыхивает страх. Осязаемый, яркий, болезненный, и сердце в груди Назара предательски екает. Похоже, все же похоронный. Создатель, молю тебя, пусть это будет… — Магия, — говорит Марк, не давая закончить мысленно мантру, — Дело в ней. Проблема в ней. Я ее… Испортил. По собственной тупости. — Как именно и насколько? — спрашивает Назар, усмиряя шквал собственных эмоций. Им нельзя расклеиваться обоим, это плохо кончится. — И что с этим можно сделать? — Я не уверен… — Мне похуй, в чем ты уверен, а в чем нет. Говори, как есть, иначе я сам все узнаю у Алмаса. Это не грубость ведь даже, всего лишь честность. Им не до глупых игр и двойных смыслов слов, не до недомолвок и скрытой сути вещей. Они скреплены — клятвой, обещанием, связью. Против воли, но неизбежно. И глупо будет лгать и изворачиваться. Не то положение. Далеко не то. — Тьма, — вздыхает Марк, пальцами зачесывая волосы назад. Так медленно и осторожно, словно успокаивая себя этими неспешными движениями руки. Вперёд, назад. Останавливается. Вновь вздыхает, собираясь с силами. — Моя магия повержена тьме. Не обширно, буквально точечно, но повержена. Она и является причиной моих сбоев, моей боли и моей слабости. А ещё ее нельзя вывести зельями, заклинаниями и молитвами. Как сказал Алмас, отсутствует универсальное средство очистки. Но есть способ, механизм которого я вряд ли смогу объяснить доступно. Мне нужна твоя помощь. Конечно, как Назар не додумался сразу. Изменение ауры как последствие использования темной магии. И непроизвольная жестокость Марка как раз является проявлением этого «заражения». Тьма оплетает его, подгибает под себя, стараясь завладеть целиком, но встречает сопротивление. Она же возрождает кошмары, несёт за собой боль, пытаясь сломать окончательно. Это ведь известный процесс, примеров дохуя. Правда ни одного, в котором удалось остановить все, Назар не помнит. И это хуево. — Как я могу тебе помочь? — он заставляет голос звучать ровно и спокойно, — Что могу сделать? — Начнем с того, что ты не должен, если не хочешь или считаешь, что не готов подписываться на такое дерьмо, — сообщает Марк со всей серьезностью, и Назар хочет действительно сильно его ударить. — Если ты все же готов помочь мне, идиоту такому, то нужно провести диагностику твоей магии тоже. Я правда не знаю, как все должно работать, но по словам Алмаса, если ты чист, то можешь вычистить и меня. Это принцип уравновешивания сил. Темная магия из-за связи распространится на нас обоих и дойдет до приемлемой нормы, которая не будет опасна ни для тебя, ни для меня. Я думаю, это что-то вроде диффузии. Если один стакан грязной воды смешать со стаканом чистой воды, то в обоих стаканах вода станет просто мутной. Тут так же. — Женя делал мне диагностику, — вспоминает Назар о последней процедуре проверки перед тем, как покинуть родной клан, — Я, как ты говоришь, чистый. Во всяком случае никаких отклонений он не нашел. Так что, я думаю, тебе можно помочь. Посмотрим, что скажет Алмас, но я точно в деле. Раз уж это обеспечит тебе безопасность, то попробуем. Цена не такая высокая. — Я запорю твою ауру, Наз. Пожалуйста, подумай… — Заткнись. Нет, серьезно, слушать тебя не могу, лучше помолчи. Ты меня в такие моменты бесишь, когда начинаешь затирать про то, что я ничего тебе не должен. А я могу помочь, я хочу помочь. И я помогу тебе, хочешь ты того сам или нет. — Но зачем… — начинает было Марк, но Назар снова обрывает его на полуслове. — Ещё раз заведешь шарманку про «зачем» и «почему», — он предупреждающе тычет ему пальцем в грудь, — И я дам тебе по роже. Будь добр, не еби мозги себе и мне. Я переживаю за тебя, и я сделаю все, чтобы перестать это делать. Все, что смогу. Усёк? — Выходит, ради себя? Назар буквально давится возмущением, но никак этого не показывает. Серьезно, блять? Ради себя? Ему же так всралось беспокоится о том, как все это повлияет на него, так всралось творить непонятную хуйню со своей магией, лишь бы оправдать статус хорошего партнёра. Блять, Марк либо идиот, либо манипулятор. Либо идиот-манипулятор, который угрожающе близок к тому, чтобы схлопотать по лицу. — Конечно, — язвительно отзывается Назар, поднимаясь на ноги. Он не в состоянии сидеть, внутри начинает клокотать недовольство. — Конечно, ради себя. Марк, ты уже совсем крышей поехал? Ало, я за тебя волнуюсь, дебил! У меня не так много терпения, чтобы спокойно наблюдать за тем, как ты мучаешься. Я насмотрелся на страдания дорогих мне людей, хватило! И я уже потерял достаточно народу из-за всякого разного дерьма, тебя я терять не собираюсь. Не особо отдавая отчёт собственным словам, Назар говорит и говорит, пытаясь выместись сдерживаемые уже долгое время эмоции. Он честно устал, просто заебался доносить очевидные вещи. А ещё устал от неопределенности, неоправданных и оправданных страхов, от зудящего под кожей желания схватить Марка за воротник черного свитера и притянуть к себе. Без какой-либо цели, просто сожрать подчистую его образ, впитать его, насытиться сполна. Потому что эта потребность уже окольцована болезненностью. Недостаточно. Не хватает. Марк встаёт со своего места как-то слишком резко, быстро оказывается рядом, пересекая расстояние в два шага, и ловит в кольцо рук, складывая их на талии. Так по-хозяйски, даже нагло, и будь другая обстановка и другая ситуация, Назар бы взъелся и извернулся, но он застывает в оцепенении, на автомате опуская ладони на чужие плечи. Что-то идёт не так, понимает он. Что-то конкретно идёт по пизде. — Марк, какого хуя ты творишь? Вместо ответа Марк улыбается. Самодовольно, лучисто. Сжимает между пальцами ткань футболки, медлит с секунду, блуждая взглядом от носа к губам, ждёт чего-то. А затем подаётся навстречу и целует Назара, прижимая его к себе.