***
— Наз, — шепотом, — Наз, просыпайся. Мы доехали. Назар с трудом разлепляет глаза, щурится от неяркого свечения, исходящего от рук Марка, и заторможенно кивает, вслепую нашаривая ручку на дверце машины и вываливаясь из теплого салона. Он сам не заметил, как задремал, пока они ехали обратно в особняк. После салюта вся их команда мечты налакалась в сопли, и им пришлось выторговывать у какой-то знакомой Охры зелье протрезвления, чтобы Лия могла сесть за руль. К счастью, склянка досталась им быстро, и доехать они смогли, вроде как, без приключений. Во всяком случае так думает Назар, потому что сразу после того, как он оказался в машине, его вырубило к чертям от количества выпитого алкоголя и испытанных за один вечер эмоций. На улице дико холодно, и Назар стучит зубами, пока быстро, насколько позволяют подкашивающиеся от усталости ноги, идёт до особняка. Остальные тоже спешат как можно скорее оказаться внутри, потому не тратят силы на разговоры и обсуждение, а зайдя в холл, разбредаются по своим комнатам, попутно желая друг другу не умереть наутро от похмелья. Марк тенью следует за ним, пока они добираются до второго этажа, не пытается завести разговор или что-то спросить. Назар и сам сейчас в той кондиции, в которой праздная болтовня не встречается с энтузиазмом. Все же ярмарка удалась на славу, хоть и выжала кучу сил, но стала действительно своевременной передышкой. Отпирающие чары даются Назару лишь со второй попытки, он дёргает ручку двери на себя, заходит внутрь и едва успевает снять кроссовки с худаком и включить свет, как Марк прижимает его спиной к стене и накидывается с требовательным поцелуем. Усталость улетучивается моментально. Назар не успевает отвечать, суматошно залезает ладонями под толстовку Марка и едва слышно стонет ему в губы. Возбуждение накатывает на раз-два, и без того пьяный рассудок плывет ещё сильнее. Огромных усилий стоит не растечься прямо у двери, но Назар, превозмогая желание и поплывшее сознание, толкает Марка вглубь спальни, направляя того к кровати. Они путаются в ногах, ловят коленями и локтями всю мебель, пытаясь одновременно дойти до точки назначения и избавиться от одежды. Когда Назар, стоя у заблаговременно расправленной постели, снимает с Марка футболку, вместе с ней на пол летит его амулет. Он не обращает на это никакого внимания, но Марк резко отстраняется и нагибается за своим оберегом, вызывая у Назара разочарованный вздох. — Зачем он тебе сейчас? — шепотом спрашивает он, не в силах говорить громче. — Чтобы все не закончилось тем, что я в три часа ночи буду искать Алмаса по всему особняку, — отзывается Марк, возвращая амулет на шею. — Хуйню несешь же… Договорить Назару он не даёт, снова целует, в этот раз куда мягче и спокойнее. Плавность его касаний пьянит не меньше, Назар дрожащими руками расстёгивает ремень на его джинсах и стаскивает их вместе с бельем. Марк чему-то усмехается в поцелуй, переступает через штанины и толкает Назара на кровать, навалившись сверху. Вся необузданность и расторопность куда-то исчезают, на их место неожиданно приходят неуловимая нежность и размеренность. Как с Назара исчезают его штаны, он не замечает, окунаясь с головы до ног в происходящее. Марк действует медленно, гладит бока и живот, проходясь по ним ногтями, перемещается губами к пульсирующей жилке на шее и накрывает ее губами. Назар не чувствует раздражения от его нерасторопности, как это было в первый раз, напротив, улавливает волну и позволяет себе расслабиться. Запускает пальцы в волосы Марка, направляя его то к линии челюсти, то ниже, к вздымающейся груди. Ему хорошо, ему просто охуенно от этой хаотичной ласки, от осознания невероятной контрастности Марка. Прошлой ночью на чердаке он был нетерпеливым и настойчивым, сегодня же совсем иначе. Жадный до каждого касания, Марк будто пытается заполнить собой все пространство, сузить весь мир до него одного, эгоистично вытеснив все остальное. И Назар разрешает ему, ерзает на месте, силясь не застонать, когда он осторожно обхватывает зубами сосок. По-хорошему, надо бы наложить заглушающие чары, запирающие бы тоже не помешали, но оторваться друг от друга за гранью возможного, потому Назар в очередной раз забивает на это, продолжая плавиться под Марком. Тот успевает сползти ниже, мокро целует в тазовую кость, оставляя на ней едва заметный след, обхватывает возбужденный член рукой и проводит по нему вверх-вниз. Назар все же не справляется, итак весь вечер сдерживался, и срывается на стон, утягивая Марка обратно к себе. — Ты чего? — интересуется он, прикусывая мочку уха, — Не хочешь? — Хочу, — выдыхает Назар, оглаживая ладонями его спину, — Но не отсос. Тебя хочу. От взгляда Марка, затуманенного и ошалевшего, можно сойти с ума или сдохнуть, Назар не сомневается. А ещё не врёт — он действительно не хочет, чтобы ему сосали, он хочет куда больше. Отдаться с потрохами, раствориться и упасть в осадок, чтобы к утру не осталось никаких сил и мыслей в измученной голове. Он ведь не любил быть снизу. Но это было раньше. С Марком же Назару нравится абсолютно все. Марк снова накрывает его губы своими, проникает языком в рот, пытаясь одновременно потрогать везде, куда дотянется. Все же отстраняется и отодвигается назад, усаживаясь между раздвинутых ног Назара, и внимательно осматривает его с ног до головы. Затем, кивнув чему-то своему, перевешивается за край кровати, нащупывая под ней заброшенный туда флакон со смазкой. Назар устраивается поудобнее, наблюдая за тем, как Марк щедро выдавливает ее на ладонь, задерживает дыхание. Процесс подготовки всегда малоприятен в самом начале и все еще вызывает некоторое отторжение, но необходим, как ни крути. Марк будто замечает его напряжение, медленно, очень аккуратно оглаживает вход влажными пальцами и толкается одним внутрь. Двигает им не спеша, давая привыкнуть к ощущениям, снова целует в живот, и Назар моментально расслабляется, разводя ноги ещё шире. Ему пиздецки приятно даже не столько от всей этой движухи, сколько от заботы Марка, его подчеркнутой внимательности и осторожности. Каждый чертов раз он старается делать все так, чтобы Назару нравилось, и от этого в груди становится пиздецки тепло. Внизу же становится совсем горячо, Марк, не чувствуя сопротивления, добавляет сразу ещё два пальца и с нажимом трет простату. Назар рефлекторно сжимается и глухо стонет, неосознанно пытаясь свести ноги обратно, но Марк не позволяет, удерживая второй рукой за правое колено, и продолжает растягивать его, доводя до мелкой дрожи. — Марк, пожалуйста, — сбивчиво хрипит Назар, в очередной раз вздрагивая, когда пальцы касаются простаты, комкает в руках простынь, — Блять, да вставь уже. На удивление Марк потакает просьбе, убирает руку и вновь отодвигается. Подтаскивает Назара ближе к себе, пристраивается и плавно входит, одним движением оказываясь внутри целиком. Назар зажмуривается, облизывает пересохшие губы и пытается вернуть под контроль резко сбившееся дыхание, мысленно отсчитывая от одного до десяти. Один, два. Три… Марк выходит почти полностью и вбивается снова до основания, вынуждая прогнуться в пояснице и вцепиться в свои плечи дрожащими руками. Назар вскрикивает от того, как остро все ощущается, и откидывает голову назад, так и не открывая глаз. Четыре, пять. Пять… Четыре… По шее бегут мурашки, когда Марк закусывает кожу на кадыке, Назар всхлипывает, просяще подмахивая бедрами на каждый толчок, пытается насадиться глубже. От концентрации звуков, касаний и ощущений кружится голова, во рту беспощадно сохнет, а внизу живота дикий жар, с каждой секундой становящийся все нестерпимее. Пять, шесть. Шесть, семь, восемь. Марк подхватывает Назара под коленом, закидывая его ногу к себе на поясницу, и угол проникновения меняется. Головка скользит по простате, Назар хрипло стонет и тянется к Марку всем телом, льнет к нему, ища губами его губы. Поцелуй выходит безумно чувственным, не лишённым нотки дикого желания, и Назара прошибает повторно. Внутри натягивается струна, готовая лопнуть в любую секунду, сердце стучит где-то под горлом. Лёгкие буквально разрывает от недостатка воздуха, Назара потряхивает, и он готов жалобно заскулить, когда Марк зажимает пальцами сосок, целуя под ухом. Семь, восемь, девять… Один, два, три. Простынь сбивается под бедрами, Назар подаётся навстречу, готовый вот-вот отлететь за край, тянется к своему члену, но Марк отпихивает его руку, прижимая ее к матрасу, и переплетает их пальцы. Он что-то бормочет, наверняка что-то охуенное, потому что во время секса он всегда говорит что-то охуенное, и Назар всеми силами пытается разобрать его слова. — Кончи так, — долетает до его слуха, — На мне. Без рук. Назар даже не хочет спорить — он готов хоть без этих просьб, хоть без рук. От возбужденного, хриплого голоса Марка внутри все обдает кипятком, Назар поджимает пальцы на ногах, чувствуя, что оргазм не за горами. Марк двигается снова и снова, точно угадывая с углом, тяжело дышит в ухо. Его амулет скользит по груди Назара, и от контраста холодного камня оберега и горячей кожи хочется выть, но возможно только простонать, срывая голос. Утром гарантированно будет болеть абсолютно все, но Назару плевать, ему совсем немножко нужно, ещё совсем чуть-чуть, и… Оргазм накатывает резко, выбивая остатки воздуха из лёгких, Назар судорожно вздыхает и спускает себе на живот. Сквозь плотный туман в голове он улавливает, как Марк сдавленно стонет и замедляется, но не даёт ему остановиться и снова тянет его к себе. — Не вытаскивай, — язык с трудом ворочается во рту, но Назар прикладывает все усилия, чтобы озвучить вслух свое желание, — Можешь прямо в меня. Я хочу. С губ Марка снова срывается стон, который он топит в очередной поцелуе. Надолго его не хватает, он толкается ещё буквально пару раз и кончает глубоко внутри, теряет опору и наваливается на Назара сверху, дрожа всем телом. Десять. Они так и лежат несколько минут, приходя в себя и успокаивая сердцебиение. Марк отмирает первый, выходит из Назара и проговаривает очищающее заклинание, а затем падает рядом, сгребая его в объятия. Назара хватает лишь на то, чтобы погасить свет при помощи чар, он опускает голову на грудь Марку и очерчивает пальцем длинный шрам под ключицей, который раньше почему-то не замечал. Ему хочется спросить, откуда он, но Марк не даёт вопросу прозвучать, наклоняется и целует, проводя ладонью по спине. Назар моментально забывает о своем стремлении и подаётся навстречу. Вот это ему нравится не меньше, чем сам секс — мимолётные касания и медленные, тягучие и сладкие поцелуи, безграничная нежность, приходящая на смену страсти. С Марком охота именно так: мягко, ласково, полюбовно. С Марком в принципе всегда охота. Вне зависимости от внешних обстоятельств и событий. — Марк, — едва слышно зовёт Назар и, убедившись, что на него обратили внимание, продолжает, — Мне с тобой пиздецки хорошо. Марк издает нечленораздельный звук, вместо ответа поглаживая его по голому плечу. Назар давит досадливый вдох и зарывается носом ему в шею, обхватывая руками за живот. Не то чтобы ему было нужно какое-то душещипательное признание, но подобные вещи он все же говорил нечасто, и хотелось какой-то реакции на свои слова. Впрочем, возмущаться сил нет, все тело ватное и разомлевшее, требует отдыха, и Назар идёт у него на поводу, прикрывая глаза. Сквозь полудрёму он чувствует, как Марк ворочается рядом, а затем накрывает его одеялом. Спустя несколько минут, прежде чем вырубиться окончательно, до слуха Назара долетает едва различимое: — Мне с тобой ещё лучше.***
— Улыбочку! За словами Лии следует шумный звук щёлкнувшей камеры, а затем заливистый смех счастливой Маши и недоуменный возглас Димы. Чета Барановых, неожиданно вспомнив дату собственной свадьбы, решила незапланированно отметить годовщину, подтянув на импровизированную вечеринку всех, кто был в особняке. К сожалению, список гостей оказался несправедливо мал — Марк с Лией, заскочившие буквально на полчаса Мирон со Славой, и Идан с Ваней. Остальные члены клана пребывали где-то за пределами дома и передавали свои искренние поздравления и извинения за отсутствие. И Назар в том числе — ему поставили дополнительную тренировку, потому он пообещал подъехать чуть позже, как только закончит все свои дела в городе, прихватив с собой бутылку хорошего виски. — Создатель, пять лет, как я женатый маг, — шутливо сокрушается Дима, подливая жене вино, — Скажи мне кто в мои двадцать, что вскоре я стану примерным семьянином, я бы ни за что не поверил. Вот уж точно — поворот судьбы. — Если скажешь, что это поворот не туда, то жить будешь в коридоре, — мурлычет Маша, забирая у него бокал, — Ты сам решил сделать мне предложение, так что за все последствия отвечаешь тоже сам. — Если честно, после такого предложения я сильно сомневался, что ты согласишься выйти за него, — едва сдерживая смех, говорит Идан, — И не только я. Мы все думали, что ты его пошлёшь. — Я тоже так думал, — усмехается Дима, почесывая затылок, — А вообще, это все ваша с Порчи и Марком вина. Кто из вас вообще решил, что огненное шоу и лепестки роз, летящие с неба, это хорошая идея? Они ж вспыхнули, как спички, и получилась не романтика, а пожароопасная ситуация! Вот бы Мирон обрадовался, если бы мы из-за вас, пьяных упырей, спалили к черту особняк. — А ты ответственность не перекладывай, — смеётся Марк, откидываясь на спинке стула, — Это между прочим была твоя идея, а не наша. Мы всего лишь уговорили Рому помочь и поддержали тебя в стремлении сделать все красиво. И выпить перед этим, кстати, тоже предложил ты. Я помню, что Порчи уговаривал тебя не налегать, но ты героически выдул половину коньяка и пошел устраивать сюрприз. А мы, как твои верные соратники, пошли следом. — И спасли тебя от гнева Мирона и горящих штанов, — добавляет Идан, быстро обмениваясь с Марком насмешливыми взглядами, — Рома тебе говорил, что от открытых огненных фигур лепестки в воздухе загорятся, но ты упёрся, что тебе нужно все и сразу. Если бы мы тебя не потушили, то все закончилось бы кабинетом Алмаса. — Прекратите меня позорить, — бессильно стонет Дима под смех собравшихся, пряча лицо в ладонях, и обращается к жене, — Маш, не слушай их. Я правда был не настолько безнадёжен. — О, ну что ты, Дим, — иронично тянет Маша, трепля его по голове, — Конечно, ты не был безнадежным, когда делал предложение. Куда более безнадёжен ты был на свадьбе, когда пришел в джинсах и кроссовках. Я думала, что провалюсь под землю, когда многоуважаемый Витя Гевиксман заключал обряд. — Меня саботировали, — защищается Дима со страдальческим выражением лица, — Эти ироды убедили меня, что наряжаться необязательно, и я пошел у них на поводу. Маш, я сам там чуть от стыда не умер, честное слово. — Протестую! — Идан громко стучит стаканом по столу в знак возражения. — На мальчишнике ты сказал, что не хочешь всех этих издержек церемоний и с удовольствием оденешься попроще, потому что тебя тошнит от официоза. — И мы решили и тут поддержать тебя в твоём начинании, — подхватывает Марк, отпивая рома, — Поэтому все выглядели максимально просто, чтобы не ставить тебя в неловкое положение. — Вообще-то не все, — встревает Лия, цепляя вилкой кусочек сыра, — Мы с Ваней и Ромой оделись вполне прилично. Все же это была свадьба, а не обычная попойка. — И я вам за это безмерно благодарна, — вздыхает Маша, снисходительно глядя на мужа, — Я когда у алтаря стояла, меня Витя спросил, точно ты ли жених. Потому что на фоне Вани в костюме ты выглядел так, будто пришел случайно. Создатель, мы же с Лией это платье мне неделю выбирали, а потом ещё неделю у швеек ушивали под меня. А ты заявился, будто школьник в рваных джинсах, ещё и довольный до невозможности. И парни не лучше были. Спасибо хоть, что трезвые. — Маша, прости меня ради Создателя, — умоляющим тоном просит Дима, обнимая посмеивающуюся жену, — Клянусь, я их больше в жизни слушать не буду! Ты ведь такая красивая была в тот день, я думал, что у меня галлюцинации. Или что Ваня опять иллюзиями раскидывается. — А что сразу я то? — восклицает Охра, отвлекаясь от поедания бутерброда. — Честно, это был один из самых лучших дней в моей жизни, — игнорируя недовольство Вани, продолжает Дима, — Даже несмотря на все мои выкидоны. Маша улыбается, прижимается ближе к нему и целует в угол рта, прикрыв глаза. Возмущённой или обиженной она вовсе не выглядит, скорее невозможно счастливой, и Марк невольно вторит ее улыбке, кивая светящимся от радости Ване, Лие и Идану. Свадьба ребят была действительно немного сумбурной. Маша, понадеявшись на благоразумие Димы, не стала проверять, подготовил ли он костюм к церемонии, и доверила ему это нелегкое дело. А Дима по обыкновению налажал. Ошибка, конечно, не была фатальной, но смотрелось все и впрямь несколько комично — Маша в шикарнейшем белом атласном платье в пол и… Просто Дима. В синих джинсах, старых кедах и слегка мятой белой рубашке. И они все, его самые близкие друзья, в не менее обычной одежде. Это не испортило в целом праздник, потому что, черт побери, это был момент искреннего счастья, но впечатление было самую малость смазано. Маша все ещё без слез (предположительно от смеха) не могла взглянуть на свадебное фото. «Прекрасная невеста и ее младший брат» — именовали снимок главные эксперты в сфере съёмок и всего с ними связанного, Лия и Ваня. И Марк, в общем-то, был с ними солидарен. Дима на фото был несузарен. Но от этого не менее счастлив. И, твою ж мать, ведь действительно прошло столько лет с того события. Марк не особо задумывался о том, как стремительно летит время. Он не замечал того, как оно утекает из-под пальцев, просто потому что не было никаких крупных перемен, не было какой-то нужды фиксировать в памяти каждый прожитый день, потому что он редко отличался от предыдущего. Но это было до войны. После нее изменилось слишком много, и каждая минута стала дороже золота, каждое воспоминание — дороже жизни. И, что хуже, изменились они сами. Из беспечных, безбашенных, молодых они за какие-то полгода превратились в сломанных, разбитых, уничтоженных. Повзрослели в один миг, даже не успев понять, что произошло, не успев осознать, что как раньше не будет уже никогда. Война закончилась снаружи, все Незаконные были либо в тюрьмах, либо под стражей, либо в бегах, но она не прекратилась внутри. Напротив — там она поселилась основательно, крепко. Навсегда. Марк трясет головой, отгоняя паршивые мысли. Он не будет думать об этом. Хотя бы сегодня, на годовщине свадьбы его лучших друзей, он не будет снова заглядывать внутрь себя. Там нет ничего нового, удивительного или светлого. Так и незачем тратить такой хороший вечер на то, чтобы в очередной раз убедиться в своей слабости. Идан восторженно рассказывает внимательно слушающей Лие о каком-то сверхновом заклинании, и Марк уже было хочет присоединиться к обсуждению, но замечает Диму, указывающего головой на двери столовой. Без лишних слов они оба поднимаются со своих мест и, извинившись, в чем правда нет никакой нужды, волочатся к выходу. — Ох, блять, — Дима чертыхается, открывая окно на террасе восточного крыла, и глубоко вдыхает впущенный внутрь морозный воздух, — Духота — пиздец. — И холодно — пиздец, — ухмыляется Марк, выбивая из пачки сигарету, а затем тянет ее другу, — Будешь? Дима принимает свою порцию никотина, прикуривает и помогает с этим делом Марку. Они дымят, пуская на улицу кольца дыма, наблюдают за тем, как на территорию особняка опускается тьма. Вечер медленно сгущает краски, переходя в ночь, вдали виднеются силуэты деревьев еловой посадки. Странно, уже довольно поздно, а Назар все ещё не вернулся домой. Стоит позвонить ему, узнать, где он там пропадает. — А где Назар то? — спрашивает Дима, будто читая его мысли, и выкидывает бычок в пепельницу, стоящую на полу, — Он же вроде обещал подскочить. — Не знаю, — пожимает плечами Марк, отправляя свою докуренную сигарету вслед за Диминой, — Задержали в Центре, может. Ща чирикну ему. Он достает телефон из кармана с намерением написать, как скоро Назар приедет, и с удивлением замечает два новых сообщения от него. «Я приеду ближе к восьми. Сори, задерживают.» — Назар. «Нихуя, к девяти. Тут очень сложный пацан, придется остаться подольше. С меня две бутылки.» — Назар. — Да, его задержали, — говорит Марк, настукивая ответ, — Он готов в качестве извинений привезти две бутылки вискаря. Выторгуем побольше или все же будем милосерднее? «Какой ещё пацан?» — Марк. — Нам бы и одной хватило, — машет Дима с улыбкой на лице, — Лишь бы приехал. А то столько времени прошло, а я нихуя с твоим мужем не пообщался нормально. Даже свадьбу, блять, твою пропустил. Хуевый какой-то из меня друг. — Димон, давай без актов самобичевания. Мы все понимаем, почему тебя не было, так что забей хуй. Есть дела поважнее, чем присутствовать на какой-то там свадьбе. — Даже если это свадьба моего лучшего друга? — Даже если это свадьба твоего лучшего друга, — подтверждает Марк, залипая в экран мобильника. — И, давай будем честны, это была не столько церемония бракосочетания, сколько скрепление союза между Мироном и Бастой. А политики тебе и у Старейшин хватало. Так что ничего такого ты не пропустил. «Тебя встретить, может?» — Марк. — Я бы не сказал, что тут просто политика, — хмыкает Дима, отводя взгляд в сторону. — И что это должно значить? Повисает недолгое молчание, Марк все же убирает телефон, не дождавшись ответа, и пристально оглядывает друга с ног до головы. Тот, не выдержав подобного давления, вздыхает и объясняется. — Не знаю, но когда вчера утром я зашёл в твою комнату, тебя там не оказалось. Хотя позже в столовой ты сказал, что проснулся не так давно. И либо ты уснул на чердаке, в чем я очень сильно сомневаюсь, либо… — Либо ты слишком догадливый черт, — прерывает его Марк, не скрывая улыбки, — Признавайся, отследил меня, да? — Не специально, — оправдывается Дима, разводя руками, — Кто ж знал, где ты пропадаешь. Вдруг случилось чего, мне пришлось проверить. Ты же мог уехать куда-нибудь без предупреждения, а потом ищи свищи тебя. Я все ещё помню ту историю с цирком. — Ну и что выяснил? — глумливо интересуется Марк, доставая ещё одну сигарету. — Что ты спиздел мне, когда назвал свой брак политическим союзом, — фыркает Дима, забирая у него всю пачку, — Я, конечно, в подробностях не нуждаюсь, но жду хоть каких-то объяснений. Например, почему ты спал у Назара и какого хуя он весь пропитан… Тобой. Я серьезно, не смотри так не меня. Только совсем отбитый бы не почуял. И на тебе тоже есть следы его магии. Вряд ли вы там просто разговаривали. — Ну, разговоры у нас имеют место быть, — справившись с удивлением, говорит Марк. Он как-то упустил тот момент, что их с Назаром неожиданно близкое взаимодействие стало заметным через призму магии. Нет, это было нормальным явлением, но Марк правда не ожидал, что оно настолько очевидное, что даже Дима успел почувствовать, не говоря уже о других, более внимательных членах клана. Во всяком случае это объясняло странные переглядки Лии, Мирона и Славы. А ещё пристальные взгляды Алмаса. — Я на самом деле не знаю, что конкретно тебе рассказать, просто… Так сложилось. Сначала я свалил все это на связь и ее проявление, а потом как-то понял, что нихуя. Не причем тут обряд Смоки. Мы просто… Законнектились. Ближе, чем друзья. Ну, как. Насколько мы могли быть друзьями будучи супругами? Как выяснилось, ни насколько. — И как выяснилось, ты не в состоянии просто сказать, что тебе нравится Назар, — глубоко затягиваясь, бормочет Дима, — Да, брат, объяснять все словами — явно не твое. Но я могу сделать вывод, что у вас все в порядке, верно? — Да, верно, — выдыхает Марк вместе с дымом. Все же красноречивостью он и правда не отличался. Особенно когда дело касалось таких щекотливых тем. — Мне не стрёмно сказать, что он мне нравится. Просто не уверен в необходимости озвучивать все вслух. И Назар придерживается того же мнения. — Позволь поинтересоваться. Ты же не прижал его к стенке со своим излюбленным требованием хранить верность? Марк поджимает губы, крутя сигарету в пальцах, и ничего не отвечает. Он ведь не прижимал к стенке, просто сказал, как есть. Что для него это важно, черт побери. Имеет же он на это право. Дима, кажется, догадывается по молчанию, что это значит, и неодобрительно цокает. — Удивительно, что он тебя не послал, — качает головой он, туша второй бычок, — Ну ты хоть не перегнул? А то я представляю, как ты ему это заявил после свадьбы. На его месте я бы сразу побежал оформлять развод. — Э, нет, вроде не перегнул, — неуверенно отзывается Марк, переступая с ноги на ногу, — Ну во всяком случае за разводом он не побежал. И это было до свадьбы. — В смысле? — хмурит брови Дима, глядя исподлобья на друга. — Ну… Я сказал ему о том, что похождения наши прекращаются, ещё до свадьбы. Мне показалось, что так честнее. Дима тяжело вздыхает, накрывая лицо руками, и Марк с трудом сдерживает смешок, кидая окурок в пепельницу. Ну да, он с немного повернут на теме верности, но ведь все в пределах разумного. На честном слове, не более того. Почти что. — Замечательно, — Дима обречённо усмехается, — Замечательно, что ты его этим не спугнул. Хотя вернее сказать, что он не послал тебя к черту с твоими требованиями. Потому что, клянусь, будь я на его месте… — Но ты не на его месте, — перебивает друга Марк, поворачиваясь к нему лицом, — И, поверь, если бы он не был доволен раскладом, он бы не стал себя сдерживать. Назар довольно своенравный, он может высказаться против, но не сделал этого. Так что все в норме. Соблюдаем данные нами клятвы. — Я все же убежден, что ты загнал беднягу в тупик. Если он будет посылать мне сигналы sos, я непромедлительно займусь его освобождением. — О, конечно. Я ведь такой тиран. Они оба посмеиваются, Марк выкидывает бычок и потягивается на месте. Создатель, как же хорошо, когда ничего не болит, когда друзья рядом, когда безопасно жить в мире. Без страха не проснуться завтра. Или проснуться и узнать, что кого-то из своих не стало. — Дим, а что насчет допроса? — Так, — Дима предупреждающе вытягивает палец в его сторону, — Никаких разговоров о Незаконных, войне и поимке виновных сегодня. У меня чертова годовщина свадьбы, и я не хочу тратить такой хороший вечер на плохие воспоминания. Завтра — пожалуйста, но сегодня — нет. — Ладно, — легко соглашается Марк, разворачиваясь в сторону коридора, — Сегодня предадимся только хорошим воспоминаниям. Но потом… Он не успевает договорить, у левой стены раздается лязг, а в следующую секунду на ней образуется телепорт. Яркая вспышка света заполняет собой все пространство, а ещё через пару секунд слышится чье-то недовольное бормотание. Когда Марк снова приобретает возможность видеть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки, он замечает стоящего перед ним Назара, отряхивающегося после телепортации. — Пиздец, городская сеть — это какой-то кошмар, — причитает он, смахивая с куртки пожухлые листья, а затем поднимает голову и расплывется в непрочной улыбке, — О, я удачно выбрал место заброски. Поздравляю с годовщиной. Назар протягивает Диме пакет с бутылками, не прекращая воевать с налипшим на одежду мусором, и переводит взгляд на Марка. Тот лишь растягивает губы в ответной улыбке, предрекая мысленно ещё более приятное продолжение вечеринки. Что ж, виновник торжества, пожалуй, прав. Хотя бы на один вечер стоит откинуть все страхи, сомнения и опасения. Хотя бы на один.***
— Нет. И мы не будем это больше обсуждать. Марк застёгивает последнюю пуговицу на рубашке, глядя в зеркало в ванной, поправляет укладку. Он кожей ощущает прущее от Назара недовольство, но упрямо делает вид, что ничего не замечает, продолжая сборы в город. В последнюю неделю ругань возникала все чаще по одному единственному поводу — амулет. Назар доказывал и убеждал, просил, уговаривал, даже шантажировал, прося снять оберег и дать начаться процессу восстановления, в то время как Марк продолжал игнорировать все просьбы и угрозы и носить агат на своей шее. Он понимает, что создаёт впечатление идиота, но ничего поделать с собой не может. Потому что он банально боится потерять контроль и причинить кому-то вред. Потому что помнит, как чуть не сгубил двух чародеек в лагере в самом конце войны, когда решил просто забавы ради порыться в их головах. Тогда все вышло предотвратить, но чувство ответственности за все свои действия Марка так и не покинуло, хоть и прошло уже несколько месяцев. Он просто не может допустить того, что сделает Назару больно. Этого он себе не простит по многим причинам, вдаваться в которые бессмысленно. Очевидно одно — как только контроль окончательно вернётся к нему, он избавится от всех оберегов. Но не сейчас. — Нет, мы будем это обсуждать! — восклицает Назар, поднимаясь с кровати, — И ты снимешь хуев амулет, иначе я просто ебну тебя! — Прекрати кричать, — холодно просит Марк, поворачиваясь к нему лицом, — Я уже сказал — как только все стабилизируется, я обязательно все сниму. Пока ещё рано. — Как же ты меня заебал, — бессильно стонет Назар, подходя ближе, — Я тебе в тысячный раз объясняю: пока ты не снимешь, ничего не стабилизируется. Тебе уже Алмас говорил же, что ты этим агатом блядским перекрываешь все каналы связи, и она из-за этого не может начать процесс восстановления. Мы такими темпами никогда не приведем тебя в норму. Марк, хорош ломаться, как телка, просто сделай, что тебе говорят. Это не так сложно. С губ стремиться сорваться очередная колкость или напоминание о том, чем порой заканчиваются совместные тренировки на поле, но Марк сдерживает себя. Вдох, выдох, сжать кулаки, разжать. Разогнать немного кровь в холодных ладонях, поднять взгляд на ставшего вплотную Назара. И не сдержать глупой улыбки, как бы не старался. Какой же он забавный, когда настолько недоволен. Верхняя губа аж дёргается от возмущения, ноздри разъяренно раздуваются, а темные, почти черные глаза сужены в щели. Кажется, будто через мгновение заедет по роже, но нет, стоически сохраняет самообладание, выжидающе глядя. Всклокоченный, готовый лезть на рожон, такой он нравится только больше. Хочется стиснуть его в объятия, зацеловать, а затем утащить в койку и оттрахать так, что он сидеть не сможет. Или, напротив, взять неспешно, тягуче и сладко, продлевая момент близости по максимуму. Жаль, что время поджимает, уже пора выдвигаться, а так можно было бы воплотить в жизнь любое желание. Ну ничего, вечер не за горами. — Алло, ты меня слышишь вообще? — Назар щёлкает пальцами у него перед лицом, взывая к вниманию. — Язык проглотил, блять? Снимай, говорю, свой чертов амулет, пока я его с тебя вместе с кожей не содрал. — Слышу я, — отмахивается Марк, вновь поворачиваясь к зеркалу. Отражение в последние дни радует — исчезли мешки под глазами, кожа стала ровнее, здорового цвета. Сказывались хороший сон и адекватное питание. — Наз, давай я вернусь из города, и мы с тобой спокойно поговорим, окей? — Тут не о чем говорить, — летит в ответ, — С сегодняшнего дня ты не носишь оберег. В город — пожалуйста, но дома — нет. И я не буду повторяться, иначе, как ты любишь говорить, пеняй на себя. Понятно? Марк устало вздыхает. Более, чем понятно, только червь сомнения все ещё методично поджирает изнутри, не давая покоя. И пора бы уже действительно делать то, что требуется, но решиться порой несказанно сложно. А уж когда риски не просчитаны, так тем более. Простить себя за непоправимое не получится. А избежать этого непоправимого? Вопрос. — Ладно, — нехотя соглашается он, кивая самому себе, и повторяет. — Ладно, я буду снимать амулет дома. Это все, что ты от меня хочешь? — Почти, — уклончиво отвечает Назар, склонив голову вбок, — Ты хули не рассказывал, что в Центр Происшествий перевелся? Выпад вынуждает застыть с распахнутым ртом. И вот какая сука все растрепала? Неужто Дима язык за зубами не удержал и опять все распиздел? Хотя это вряд ли, он обычно не распространялся, если его просили. А Марк просил? Вроде нет. Блять. — Ты и не спрашивал, — непринужденно пожимает плечами он, по новой поправляя воротник рубашки, дабы скрыть растерянность. — Ну перевелся, и что? Такая же работа, просто в другом месте и с другим коллективом. — И совсем другого характера, — вздыхает Назар, протягивая руку к Марку. Его ловкие пальцы быстро приводят внешний вид в порядок и ласково, даже нежно проезжаются по плечам. — Это твое дело, но мог рассказать. На мозги капать не собираюсь, занимайся, чем хочешь. Только не бери на себя больше, чем вывезешь. Тебе нужно прийти в норму, а не перегореть. — Знаю, — кивает Марк, все же не сдерживая порыва и утягивая Назара в объятия, — Все в порядке. Мне там даже нравится. Назар что-то неразборчиво бормочет, прижимаясь грудью к его груди, и смиренно позволяет схватить себя в кольцо рук. Марк поглаживает его по спине, все больше понимая, что никуда он ехать не хочет, но все же пересиливает себя и отстраняется. Мажет по губам Назара поспешным поцелуем, не давая желанию остаться дома взять вверх, и уходит в спальню. — У тебя есть занятия сегодня? — интересуется, закидывая в рюкзак телефон и зонт. Погода предрекала дождь. — Я могу зайти, как закончу. Вместе двинем обратно. — Всего одно в час, — отзывается Назар, лениво волочась в комнату. Он падает на кровать, раскинув руки в стороны, пялится в потолок и говорит. — Закончу в три. А ты? — Где-то так же, — прикидывает вслух Марк, доставая из шкафа плащ. Смотреть на Назара нельзя, он все ещё без футболки, пестрит вчерашними засосами и тянет к себе, словно свет тянет мотылька. Так можно проебать все дела, а это в планы не входило. — Тогда я зайду. Ты один двинешь или с кем-то? — С Охрой. У него какая-то встреча там же, в Центре. Сказал, что поможет с телепортом. — Окей. Тогда там и встретимся. Марк все же не выдерживает, уже стоя в дверях разворачивается, подходит к кровати, наваливается на Назара сверху и целует его в губы, вкладывая в каждое касание свою пропащую нежность. Ответ получает мгновенно, Назар закидывает руки ему на плечи и размыкает зубы, позволяя языку проскользнуть внутрь. Правда долго обмен флюидами не продолжается, Марк, в последний раз мазнув губами по его носу, отстраняется, встаёт и снова семенит к выходу. Уже собираясь исчезнуть в коридоре, он оглядывается на все ещё лежащего Назара и вновь не сдерживает улыбки. До вечера. Нужно всего-то продержаться до вечера.***
Грохот раздается откуда-то с нижнего этажа, заставляя стены содрогнуться. Алиса испуганно вскрикивает и отпрыгивает к окну, прерывая воздействие на сознание другой ученицы, которая вслед за ней сбивается и прижимает руки к груди в защитном жесте. Назар подрывается с места, торопливо подходит к двери и выглядывает в коридор. Тишина. Только вот едкое чувство тревоги моментально разливается в груди, когда снова слышится какой-то треск, а затем высокий женский вскрик все так же откуда-то снизу. Назар растерянно оглядывается по сторонам, не понимая, что случилось, но все же берет себя в руки и входит обратно в тренировочную комнату, накладывая на дверь запирающие чары. Что-то происходит. Чуйка, возникшая во время войны, подсказывает, что что-то определенно нехорошее и небезопасное. Мозг активно пытается подбросить хоть одну догадку, но беспокойство, растущее с каждой секундой, сбивает и валит все мысли в одну кучу. Назар делает глубокий вдох, заставляя себя собраться, и внимательно осматривает детей. Сегодня их всего пятеро. Алиса, ещё две десятилетние чародейки, Дина и Эльза, восьмилетний Леша и Вова. Тот самый шестнадцатилетний маг, потерявший всякое управление даром. Команда, мягко говоря, слабовата, но их задача сейчас лишь в том, чтобы остаться в безопасности и не пострадать. Назар раздумывает несколько минут, прикидывая в голове план действий, и обречённо вздыхает. Снаружи какой-то пиздец, это понятно по крикам и звуку бьющихся стекол. Пока что все разворачивается то ли на первом, то ли на втором этаже, но времени, чтобы добраться до третьего, нужно не так уж и много. Значит, нужно действовать быстро. Оставаться с детьми здесь нельзя — пока там творится вакханалия, Назар там и нужнее. Но и оставлять их одних тоже не вариант. Только если наложить на двери все запирающие и защитные чары из известных и молиться, что все будет в порядке. Можно попробовать эвакуировать всех через окно, но что происходит на улице — неизвестно. Плохой расклад. Думай, думай, думай. — Ребят, — максимально спокойным тоном обращается к подопечным Назар, — Давайте вы сейчас все наденете свои амулеты и сядете на пол подальше от окна. Дети испуганы, но выполняют поручение безропотно. Один только Вова прожигает Назара пытливым взглядом, не спеша натягивать свой оберег. Он, вероятно, понимает чуть больше, чем малыши. Все же не зря успел побывать на войне. — Сядьте в круг, — велит Назар, когда дети оказываются на полу, — Давайте поиграем. Я называю животное, а следующий за мной называет животное на последнюю букву. Я начну. Бегемот. Алиса, тебе на «Т». — Тигр, — шепчет юная чародейка, невольно вздрагивая, когда за дверью вновь раздается шум. — Назар Юрьевич, а что происходит? — Ничего. Возможно, это строители. Я слышал, что на первом этаже должны поменять полы. Продолжайте, я сейчас всё проверю и вернусь к вам. Назар отходит к дальней стене и, концентрируясь изо всех сил, пробует открыть телепорт в особняк, но неожиданно натыкается на блок. Кто-то перекрыл сеть транспортировки. Блять, с каждой минутой все хуже и хуже. Он подзывает к себе Вову, подавляя страх, сочащийся наружу. Подопечный быстро оказывается рядом и вопросительно изгибает бровь, плотно сжав губы. Ему тоже ничего неясно, но он, к сожалению, имеет подозрения касательно происходящего. И сейчас, увы, это на пользу. — Сеть телепортов перекрыта, кто-то очень сильно хочет, чтобы мы отсюда не смогли выбраться, — тихо говорит Назар, чтобы остальные дети его не услышали, — Я спущусь вниз, чтобы осмотреться, на дверь наложу запирающие и защитные, на окна тоже. Вов, я понимаю, что тебе сейчас не по себе, но мне нужна твоя помощь. — Какая? — напряженно спрашивает Вова. — Ты оглушающим владеешь? — получив утвердительный кивок, Назар продолжает, — Хорошо. Смотри, я понятия не имею, что там могло случиться, но готовым нужно быть ко всему. Если вдруг сюда ворвутся до того, как я вернусь, тебе придется отразить нападение. Я знаю, что ты ещё не до конца пришел в норму, но сейчас нет выбора. Вов… Ты убивающие хоть раз использовал? Вова резко бледнеет, закусывает щеку изнутри и едва заметно кивает. — Приходилось, — шепчет он, — Не один раз. — Мне жаль, — вздыхает Назар, кидая взгляд на сидящих в кругу детей. Дина, кажется, над чем-то смеётся. — Но сейчас в этом есть необходимость. Я не прошу тебя применять их, но если вдруг что-то пойдет не так, то тебе придется. Это слишком серьезная просьба, я знаю. Но… — Я понимаю, — прерывает его Вова, облизывая пересохшие губы, — Идите, я справлюсь. Все в порядке. Назар оценивающе смотрит на ученика, скупо кивает ему и, хлопнув по плечу, отходит к окну. Сначала он думает наложить только запирающие и защитные чары, чтобы если не предотвратить возможное нападение, то хотя бы оттянуть его, но все же скрепляет все ещё и заглушающими. Если дети начнут паниковать, возникнет шум, из-за которого их легко будет обнаружить. А это не самый лучший расклад. Закончив с окном и задернув все шторы, Назар в последний раз оглядывает подопечных и выходит в коридор. Здесь он применяет те же заклинания, а после, глубоко вдохнув, осторожно пробирается вдоль стены, следуя к лестнице. Единственная мысль, успевающая возникнуть его в голове прежде, чем раздается взрыв, — «Создатель, будь милостив хотя бы к детям».