Выход к свету

Новый порыв ветра раскачивает деревья, срывая с них остатки пожухлых листьев, и швыряет их прямо в лицо. Чертыхнувшись, Марк отряхивает волосы от мусора и накладывает на одежду чары непроницаемости и согревания, после чего возвращает внимание к изучению местности. Ничего особенного, к сожалению, не наблюдается. Несмотря на то, что на дворе предрассветный час и ничего толком не видно в темноте, света луны хватает, чтобы рассмотреть клочок почти пустого пространства, взятого в кольцо голыми стволами высоких клёнов. Трава уже вся сгнила от затяжных дождей, отчего земля стала влажной и мягкой, источающей странный аромат. Марк втягивает его поглубже и облизывает пересохшие губы, доставая из кармана куртки диктофон. Он прочищает горло и начинает запись, не прерывая наблюдения из своего укрытия. — Три километра на Восток от поселения Независимых, граничащего с территорией Династии. Кленовый лес, довольно густой. Запутывающих чар не выявлено, путь обратно найти возможно. Обнаружен участок, примерно пятьдесят на пятьдесят, наложены скрывающие и барьерные чары. Признаков жизни пока нет. Марк нажимает на кнопку и, удостоверившись, что запись транслирована Мирону на второе связанное устройство, убирает девайс обратно. Собравшись духом, он выходит из-за ствола дерева и осторожно проходится вперёд. Спустя два метра приходится остановиться, Марк натыкается на невидимую стену и аккуратно щёлкает по ней пальцами, отчего по всему барьеру, куполом воздвигнутого над поляной, пробегает едва различимая небесно-голубая волна, исчезающая где-то высоко над головой. Проследив за этим явлением, Марк обходит блок левее и останавливается, концентрируясь на звуках, но ничего, кроме завываний ветра не слышит. Вздохнув, он кладет руку на барьер и шепчет все известные ему отпирающие заклинания, а через минуту чуть не валится с ног, когда стена под пальцами исчезает, предоставляя доступ к дальнейшему исследованию. Слишком просто. Что-то тут не так. Марк прислушивается к внутреннему чутью и решает остаться на своем месте, откуда посылает череду выявляющих чар. После первых трёх попыток ничего не происходит, но он упорно продолжает шептать заклинания, и, в конце концов, раздается треск, а затем перед глазами появляется небольшая хижина, в окнах которой не горит свет. Оглянувшись вокруг, Марк осторожно ступает к ней, мысленно готовясь к чему угодно. Дверь оказывается не заперта, он медленно тянет ее на себя, но ничего больше сделать не успевает, как его резко хватают за воротник куртки и затаскивают внутрь, приложив лопатками о деревянную поверхность. Секундный испуг сменяется холодной решительностью, Марк выворачивается из хватки и прижимает оппонента к стене напротив, сжав пальцы на его шее, и зажигает свет при помощи чар. Перед ним оказывается совсем юная чародейка лет восемнадцати, которая не прекращает брыкаться в его руках в попытке освободиться. — Я отпущу тебя, если ты не станешь больше кидаться, — спокойно говорит ей Марк, слегка разжимая пальцы и обрисовывая заманчивую перспективу освобождения, — И я не причиню тебе никакого вреда, если ты не попытаешься сделать того же. На секунду она замирает, а затем прикрывает глаза и с разбегу врывается в сознание Марка, обходя защиту амулета. «Пусти сейчас же!» Шокированный таким поворотом, Марк отступает на шаг назад, давая своей пленнице набрать воздуха и прокашляться. К счастью, внушать она ничего не рискует, понимая, что долго не продержит влияния из-за его амулета, лишь оставляет послание. Его сбивает с толку все происходящее, но он потерял слишком много сил, чтобы добраться сюда, потому не собирается терять ещё и время. Отойдя от удивления, Марк заинтересовано осматривает чародейку с ног до головы, пока она приходит в себя. Рыжие волосы почти до поясницы, собранные в низкий хвост, веснушчатое лицо, вздёрнутый кверху нос. Худая до жути, свободная синяя толстовка болтается на ней, как мешок, а черные джинсы явно держатся лишь благодаря ремню. Ко всему прочему у нее очень тонкие запястья и щиколотки, но трогательные детские щеки. Ребенок ещё, понимает Марк, но уже довольно сильная мыслительница, несмотря на юный возраст. — Извини, если я тебя напугал, — он делает ещё полшага назад, чтобы обеспечить чародейке ощущение безопасности, и продолжает, — Я не хотел. Просто ты накинулась первая, а у меня сработал рефлекс. «Нехуй врываться среди ночи!» — все так же мысленно огрызается она. — Я не был уверен, что тут кто-то есть, — пожимает плечами Марк, пытаясь осознать, почему она не говорит ничего вслух, — Ищу одну целительницу, думал, что найду ее здесь. А почему… «Я немая. И, Создателя ради, прекрати так пялиться! У меня складывается впечатление, что ты какой-то маньяк, — безмолвно прерывает его чародейка, складывая руки на груди. — Как тебя зовут и кого ты ищешь?» — Марк. А тебя? «Не твое дело. Кого ты ищешь?» — Знаешь, мне было бы проще, если бы я хотя бы понимал, как к тебе обращаться. Опять же, прости, если напугал, это не было моей целью. Чародейка, беззвучно фыркнув, все же представляется. «Элла, — как-то горделиво заявляет она, смотря свысока, — И, поверь, мне хватит сил, чтобы выпиздить тебя отсюда, если ты сейчас же не объяснишь, какого черта припёрся.» — Приятно познакомиться, Элла, — улыбается Марк, пряча ладони в карманы куртки, — Я ищу целительницу по имени Евгения. По некоторым данным она была замечена в поселении неподалеку, поэтому я пришел сюда. Решил, что встречу ее, но, судя по всему, ошибся. Ты не знаешь, где я могу ее найти? «Зачем тебе целительница?» — интересуется Элла, сузив глаза. — Вообще-то вежливо задавать вопросы по очереди. «Не в твоём положении читать нотации. Ты ворвался ко мне посреди ночи, так что я имею полное право задавать свои вопросы и не отвечать на твои.» Марк едва слышно усмехается, вперившись взглядом в пол. Своенравная девчонка, упрямая. Таких всегда хочется поставить на место, но у него и впрямь мало времени. Только вот и узнать у нее хоть что-то необходимо, иначе весь проделанный путь окажется бесполезным. Кивнув самому себе, Марк снимает с шеи амулет и с лёгкостью проникает в рассудок Эллы. Он действует быстро, но стараясь не причинять ей вреда, перебирает все ее мысли, отрывки фраз и разговоров, пробираясь все дальше и дальше. Элла дёргается на своем месте, пытается остановить его, но Марк ее опережает и пригвождает обратно к стене. «Не сопротивляйся.» Элла не успевает предотвратить внушение, обмякает и подчиняется, позволяя копаться внутри своей головы. Она глубоко дышит через приоткрытый рот, лицо ее немного бледнеет, но сопротивляться чужой силе она не в состоянии, потому Марк продолжает и с каждой секундой все больше мрачнеет. Ему попадаются не самые приятные, даже откровенно ужасающие отрывки из ее воспоминаний, мольбы о помощи, бесконтрольные рыдания и обещания уничтожить каждого Незаконного, что ей попадется. Видать, бедняжка тоже пережила войну, побывала на передовой и в плену, потеряла кого-то из близких. Марк пытается огибать болезненные события, но не справляется и морщится, когда натыкается на ее крики, просящие не делать ей больно. «Нет! Нет, остановитесь! Не надо! — вопит она в одном из отрывков, срывая голос, — Нет! Уберите нож!» Он с ужасом в глазах заглядывает Элле в лицо, когда до него доходит, что последовало дальше. Незаконные перерезали ей голосовые связки, чтобы она замолчала. — Прости, что воскрешаю все это, — шепчет Марк, давя собственный внутренний вопль, — Я найду, что мне нужно, и сразу уйду, клянусь. Элла не отвечает ничего, сползает вниз по стене и роняет голову на колени, трясясь всем телом. Марку становится плохо, но он упорно продолжает, пока не находит то, что ему необходимо. «Жень, не уходи. Останься со мной, я не справлюсь без тебя.» «О, милая, не придумывай. Ты отлично справишься без меня, и ты это знаешь. А мне и правда нужно уйти, я не могу долго оставаться на одном месте.» «От кого ты скрываешься? Здесь ты в безопасности. Я клянусь, я смогу тебя защитить. Дай мне отплатить тебе за помощь!» «Элла, я не бегу, я так живу. Моя жизнь в вечных скитаниях, ты ведь знаешь. Я дам тебе знать, когда дойду куда-нибудь, где смогу обосноваться. Мы ещё встретимся, даю слово.» «Прекрати, — неожиданно умоляет Элла, и это уже не воспоминание, а реальность, — Я все скажу тебе сама, только прекрати!» Марк решает внять ее просьбе, медленно покидая чужой рассудок, но неожиданно чувствует боль в правом виске. Простонав сквозь зубы, он пытается закончить все, однако упускает момент, когда посыл возникает сам по себе, вгрызаясь в сознание опешившей Эллы голодным псом. «Задуши себя.» Она мысленно вскрикивает, но не может никак противиться, тянется руками к шее. В ужасе Марк всеми силами отгоняет внушение, с каждой секундой теряя контроль все больше, рывком натягивает на себя амулет и делает три шага назад, упираясь спиной о дверь, ровно в тот момент, когда Элла смыкает пальцы до побеления костяшек. Освободившись от чужого влияния, она заходится кашлем, стараясь набрать больше воздуха. В ее глазах скапливаются слезы, а все тело заметно потряхивает, пока она успокаивается и приходит в себя. Наблюдая за ней, Марк с горечью осознает, что Назар был прав. Если бы он снял чертов амулет раньше, связь бы давно избавила его от тьмы, и он бы не причинил вреда ни в чем не повинной чародейке, кидающей на него пронзительные, злые взгляды. — Прости, — Марк не рискует приближаться к ней, потому остаётся стоять у входа и говорить оттуда, — Я потерял контроль. Не хотел сделать тебе больно, просто мой дар немного не в норме. Последствия пыток. «Ублюдок, — шипит в его голове Элла, поднимаясь обратно на ноги, — Я думала, что ты убьёшь меня. Убирайся!» — Я уйду, обещаю. Просто скажи мне, где я могу найти целительницу, а потом я сразу же уйду. Элла награждает его ещё одним уничтожающим взглядом ярко-зеленых глаз, а затем разворачивается и уходит из коридора вглубь хижины, давая Марку знак рукой, чтобы он шел за ней. И он подчиняется, медленно ступает следом, стараясь отвлечь себя на изучение обстановки. Они оказываются в небольшой комнате, где Элла зажигает тусклый свет от ночника у кровати и садится на нее, доставая из-под подушки свой амулет, пока Марк осматривает помещение. Деревянные стены темно-коричневого цвета, два окна с черными шторами, небольшой камин, письменный стол в углу и один стул. Похоже, живёт она здесь одна, места слишком мало, да и не наблюдается признаков присутствия кого-то еще. Рассматривая фотографию над столом, на которой изображена Элла в обнимку с каким-то магом, Марк резко вздрагивает, когда чародейка вновь врывается в его рассудок. «Ты поэтому с агатом ходишь? — спрашивает она, внимательно осматривая Марка с ног до головы, — Из-за утери контроля над даром?» — Вроде того, — кивает Марк, переминаясь с ноги на ногу. — Это может произойти непроизвольно, поэтому я стараюсь обезопасить окружающих. Ещё раз извини, что так вышло. Я не хотел. «Хуй с тобой, — машет рукой Элла, повернув голову в сторону камина, где уже дотлевают угли, — Зачем тебе Женя? Хочешь, чтобы она излечила тебя от этого?» — Почти, — обтекаемо объясняет Марк, — Моему клану нужна целительница. У нас было много… Событий не очень хорошего характера. «То есть?» — Слышала про нападение на Центр развития? Элла задумывается и медленно кивает, а затем ее лицо озаряется от пришедшего к ней осознания. «Ты! — она тычет пальцем в его сторону, округлив глаза, — Ты был одним из тех, кто вытащил детей из здания! Я видела статью в газете. Мыслитель из Империи, верно?» — Верно, — подтверждает Марк с лёгкой улыбкой, — Только я вытащил их не один. Скорее я был одним из тех, кто сделал это. «Ещё эмпат из Газгольдера, — соглашается с ним Элла, а затем растягивает губы в улыбке, обнажая ряд ровных зубов, и добавляет, — Назар, кажется. Если не ошибаюсь, вы женаты. Межклановый союз, и все такое прочее.» — Боюсь спрашивать, откуда тебе это известно, — неуверенно тянет Марк, сбитый с толку ее заявлением. Судя по всему, газеты решили размусолить тему с их Назаром взаимоотношений с целью повысить продажи. Маркетинг, от которого становится противно. Однако с другой стороны, можно воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы добыть нужную информацию. — Но, да, мы женаты. И сейчас мой муж четвертые сутки лежит в изоляторе, потому что он поймал порядка трёх режущих заклинаний, после которых еще два дня был без сознания. И мне очень нужна целительница, понимаешь? Пожав плечами, Элла опускает голову и поджимает колени к груди, будто пытаясь этим жестом защититься. Марк ощущает, как она роется в его извилинах, но не одергивает ее, позволяя узнать о себе то, что сможет убедить ее помочь. Она недолго перебирает отдельные фрагменты разговоров и воспоминаний, а затем натыкается на его мысли, когда он сидел в изоляторе у Назара, сжимая его безвольно повисшую ладонь. Ей хватает тактичности не лезть глубже, потому она резко уходит обратно на периферию сознания, прекращая процесс. «Мне жаль, что он так сильно пострадал, — проносится в голове Марка ее тихий голос, — Но я не могу сказать тебе, где сейчас Женя.» — Почему? «Она просила не распространяться.» — Почему? — повторяет Марк, осторожно делая шаг к кровати, — Я не собираюсь причинять ей вред. Всего лишь попросить о помощи, ведь она сейчас очень нужна. «Я понимаю, — беззвучно вздыхает Элла, не обращая внимания на приближение Марка, — Но я правда не могу. Я многим обязана ей. Женя вытащила меня из плена под конец войны, устроила здесь и исцелила, а потом ушла. Я умоляла ее не бросать меня, но она сказала, что не может оставаться здесь вечно. Ее жизнь — это сплошные скитания, в которых она помогает страждущим. И Женя не имеет ни малейшего желания привязываться к одному месту, тем более к какому-либо из кланов. Я обещала ей, что не выдам ее. Я не могу нарушить данного слова.» Это вполне справедливо, понимает Марк. Благодарность за спасение, коя заслуживает уважения, но ему правда нужна эта целительница. Когда Мирон озвучил свою просьбу найти Женю, он рассказал, что та является чуть ли не единственной из ныне живущих чародеек, что может исцелить не только тело, но и магию. Он сделал акцент на этом, дав Марку понять, что все знает о состоянии его ауры, и это в общем-то не особо шокировало. Мирон все ещё был предводителем клана и все ещё был в курсе всего, что происходит с его магами, это было нормальным явлением. Куда больше удивило то, что он рассказал про целительницу и ее способности, ведь она действительно могла помочь, однако Марк не сразу поверил в это. Алмас ведь неоднократно повторял, что от темной магии нет лекарства, не существует заклинания или зелья, способного вывести ее, и ставить под сомнение его слова было глупо. Создавалось впечатление, будто Мирон лжет или ошибается, о чем Марк поспешил сообщить ему, но тот лишь сказал, что дело в древней магии, той, которая известна и доступна единицам. Признаться честно, все это звучало как бред или попытка ухватиться за какую-то призрачную надежду, даже на ложь, потому Марк решил посоветоваться с Алмасом и… Это оказалось правдой. Женя действительно могла восстановить ауру, так как была из рода известных целителей, которые на протяжении нескольких веков практиковали различные методы лечения. Только Алмас добавил, что не может быть уверен в том, что эта чародейка имеет навыки и знания своих предков, но Марку хватило того, что он узнал. И он был готов перевернуть весь мир, чтобы найти Женю. Ради Назара. Чтобы ему не было больно от их связи. Ведь несмотря на все попытки Алмаса скрыть очевидное, Марк понимал, что процесс сплетения магии и восстановления сильно бьёт по состоянию Назара. А сейчас, когда он едва пришел в себя после нападения, этого допускать было нельзя. Нужен был иной выход из сложившейся ситуации, иное решение. Без потерь, боли и мучений, потому что их хватило. Пора искать другой путь. Как и сказала Лия — что-то чистое и нетронутое. Марк присаживается рядом с Эллой, отчего матрас кровати слегка прогибается под весом их тел, и тихо говорит. — Я тоже понимаю тебя, — вздыхает он, причесывая волосы пальцами. Если он хочет добиться успеха, придется кинуть все карты на стол. К тому же чародейка может и сама обо всем узнать, а в таком случае честность Марка ее подкупит. — Но мне нужна именно эта целительница. Я… Внутри меня есть темная магия, возникшая в ходе войны. Она разрушает мою ауру, но, что хуже, она разрушает ауру моего мужа из-за нашей связи и причиняет ему боль. И мне тяжело смотреть на то, как он пытается помочь мне восстановить мою магию, а сам при этом страдает. Женя, возможно, единственная, кто знает, как исправить все. Я могу поклясться, что мой клан не будет удерживать ее насильно. Хватит того, что она расскажет, что мне делать, а после я даже не приближусь к ней. Обещаю. «Темную магию нельзя вывести, — возражает ему Элла, поднимая голову, — Это так не работает. Целительство так не работает.» — Я знаю, — Марк поворачивает к ней и добавляет, — Но я должен хотя бы попытаться. Иначе я не прощу себе, если с Назаром произойдет что-то ещё. На лице Эллы расцветает печальная улыбка, отчего вокруг глаз возникают морщинки. Она смотрит с невыносимой грустью, каким-то сожалением, и Марк не выдерживает, отводит взгляд в сторону, силясь не выдать того, насколько ему сейчас тяжело. Слишком много… Всего, наверное. Сначала война, потом проблемы с магической аурой, резня в Центре, Назар и Ваня, пострадавшие от рук Незаконных. Ещё и допрос, который Мирон клялся провести в ближайшее время, но все никак не проводил. Марк просто хочет немного покоя, безопасности и света для самых близких людей, хочет положить конец бесчинствам и наказать всех виновных, он хочет справедливости и отсутствия необходимости жить в вечной погоне за чем-то или в вечном бегстве от чего-то. Ему давно уже нужно остановиться, свернуть на тропу мира и остаться на ней, но он не может. Пока не может, сейчас у него есть обязательства. Перед погибшим от рук предателя Порчи, перед Назаром, перед самим собой. Он тоже устал, но боль и злоба заставляют двигаться дальше, стиснув зубы и закрыв глаза на собственные слабости. Потом, когда все закончится, он позволит себе выдохнуть, но пока что слишком рано. Нужно дойти до конца. Любой ценой. «Ты не такой придурок, каким показался сначала, — усмехается Элла, распуская волосы. Они рассыпаются по ее плечам яркой волной, в которой топится приглушённый свет жёлтой лампочки. — Ладно, я попробую тебе помочь.» — Правда? — Марк заглядывает ей в глаза и спрашивает, — Ты скажешь мне, где я могу найти Женю? «Я дам приблизительные координаты, которые у меня есть, но имей ввиду, что так просто ты ее не отыщешь, — предупреждает чародейка, — Женя много лет скитается и знает, как правильно заметать следы. Она использует даже магию крови, чтобы скрыть свою обитель. Тебе придется приложить усилия, чтобы обнаружить ее. К тому же я не могу обещать, что она не ушла на новое место. Мы нечасто поддерживаем связь.» — Этого будет достаточно. Что я могу сделать для тебя в ответ? На минуту Элла задумывается, заплетает длинную косу, закусив щеку изнутри и, наконец, отвечает. «Мне нужны некоторые зелья. В поселении, где я работаю, трудно найти ингредиенты, не говоря уже о готовых зельях, а у меня временами бывают приступы. Я не могу поехать в ближайший город, мне все ещё трудно выходить в большой свет. Сможешь достать пару склянок обезболивающего, успокоительного и снотворного?» — Без проблем, — кивает Марк, — Это выполнимо. Может, тебе нужно что-то ещё? «Да. Чтобы ты ушел из моего дома, наконец, — фыркает она, указывая глазами на окно. Уже начало светать. — Я хочу спать, поэтому иди. Встретимся послезавтра здесь же, ближе к полуночи. Принесешь зелья — получишь нужную тебе информацию. Идёт?» — Идёт, — соглашается Марк, поднимаясь с кровати. Он поворачивается к Элле и извиняющимся тоном говорит. — Ещё раз извини, что напугал. Я правда не хотел. «Ступай.» Не рискуя вновь заводить непростой разговор, Марк уходит в сторону коридора, но замирает на половине пути и, не глядя на оставшуюся сидеть Эллу, кидает через плечо. — Я наложу обратно все барьерные и скрывающие, не беспокойся, — он запинается, тяжело вздыхает и добавляет. — Ты очень сильная. Думаю, будь я на твоём месте, я бы был давно мертв. Элла ничего не отвечает ему, и Марк выходит из хижины, закрыв за собой дверь. На улице его встречает моросящий мелкий дождь, он сильнее закутывается в куртку, пока воздвигает стену невидимости над поляной, а затем неспешно бредет обратно к поселению, чтобы оттуда телепортироваться в особняк. По пути он достает диктофон, нажимает на кнопку и начинает ещё одну запись. — В хижине была обнаружена чародейка-мыслительница по имени Элла…

***

Марк оказывается в особняке лишь спустя час, однако, попав в пустую столовую, куда забросился совершенно случайно, понимает, что все ещё спят, раз никто, даже Алмас, привыкший вставать с рассветом, ещё не пришел на завтрак. Оглянувшись вокруг, Марк быстро выходит в коридор и поднимается на второй этаж восточного крыла, однако замирает и прячется обратно за угол, когда замечает, как дверь временной комнаты Вани отворяется. Слышатся чьи-то торопливые шаги в противоположную сторону, потому Марк осторожно выглядывает из укрытий и удивленно приподнимает брови, видя спину удаляющейся ко второй лестнице Лии. Не рискуя пускаться в размышления, что она делала у Охры в столь ранний час, он дожидается, пока ее силуэт не скрывается из виду, и лишь после этого крадётся по коридору к нужной ему двери и тихо входит, прикрывая за собой. — Ну и где ты был? Марк вздрагивает всем телом, но пересиливает себя, разворачивается лицом к лежащему на спине Назару и спокойно говорит. — В Центре Происшествий. — Ночью? — со скепсисом в голосе уточняет Назар, поворачиваясь на бок, и подпирает голову рукой. — Слишком много работы, — пожимает плечами Марк, подходя ближе. Он снимает с себя куртку, бросает ее прямо на пол и подсаживается на край кровати, внимательно осматривая Назара. — Как ты себя чувствуешь? Назар закатывает глаза и ничего не отвечает, ложится на живот, топя лицо в подушке, и делает вид, что не хочет разговаривать. Подобное поведение сбивает Марка с толку, но он решает не вестись на странную игру и, сняв с себя толстовку и ботинки, укладывается рядом, сгребая Назара в объятия. — Как это понимать? — спрашивает он, проводя ладонью по спине, обтянутой тканью черной футболки. — Как хочешь, — отзывается Назар, никак не реагируя на поглаживания. — Что было в Центре? Марк непонимающе пялится на него, пытаясь догнать, чем вызвана такая отстранённость. Может, он обидел Назара тем, что не предупредил заранее о том, что отлучится? Но ведь это было в порядке вещей, Марк в последние дни частенько пропадал в городе, стараясь разобраться с последствиями нападения Незаконных, и Назар знал об этом и не устраивал никаких сцен. Ситуация все же была нестабильной, чтобы ругаться из-за невозможности быть рядом постоянно. Да, вылазок ночью, конечно, не было до этого дня, но и подобное вполне имеет место быть, все же последствия штурма оказались довольно серьезными. Но тогда в чем причина? С чего вдруг Назар решил устроить ему допрос? Будто Марк мог уйти из дома на целую ночь просто так, это ведь абсурдно. Неожиданная догадка закрадывается в голову, и у Марка невольно вырывается смешок из груди, за что Назар награждает его неодобрительным взглядом и спрашивает, чем вызвано такое веселье. — Ты думаешь, что я где-то шлялся? — любопытствует Марк, даже не пытаясь скрыть, насколько его такое предположение забавит. — Наз, серьезно? Да я бы в жизни не полез в чужую койку, мне оно не надо. Тем более с моими принципами касательно брака. — Чего? — Назар хмурит брови, явно негодуя от подобного заявления. — Да я даже не думал, что ты к кому-то пошел. Мне просто не понравилось, что ты работаешь по ночам, когда в этом нет как таковой необходимости. Марк, серьезно, из нас двоих это у тебя проблемы с контролем ревности, а не у меня. В конце концов, не я вышел из себя, когда Андрей просто подошёл поговорить. Подобное объяснение многое ставит по своим местам, и Марк растерянно улыбается, осознавая, что ошибся. Да и Назар прав — у него нет проблем с доверием, это всегда было прерогативой Марка. Причем откуда взялась эта ревность — тоже неясно, но ощущение, будто это качество было заложено в базовых настройках, как неотъемлемая часть характера. И ничего с этим сделать не выходило, хотя Марк никогда и не пытался. Как и не видел смысла пробовать в полутона — его, значит, его. И незачем терзать себя какими-то сомнениями, точно не в этом вопросе. — Ладно, — лениво тянет Марк, выныривая из своих размышлений, — Так как ты себя чувствуешь? — Нормально, — отвечает Назар, все же придвигаясь ближе и прижимаясь всем телом, — Алмас снизил дозу обезбола, сказал, что он уже почти не нужен. Одну порцию разрешил, если совсем крыть будет, но я думаю, что смогу и от этого отказаться. Чтобы не было привыкания, а то это тоже хуево закончится. Назар говорит абсолютно ровным тоном, совсем не беспокоясь, но у Марка все равно внутри что-то дёргается. Да, привыкание от зелий не есть хорошо, но и прекратить их прием сейчас не кажется ему хорошей затеей. Даже если тело Назара перестанет болеть после всех ранений, оно не перестанет болеть из-за связи. А заставлять его страдать из-за своих ошибок Марк просто-напросто не хочет, это несправедливо, неправильно, иррационально, даже жестоко. Назар не обязан испытывать боль по той причине, что его муж испоганил свою магию. Назар вообще не должен испытывать боль, не после всего, что с ним произошло. — Слушай, может, ты пока не будешь прекращать пить обезбол? — осторожно предлагает Марк, ловя лицо Назара в ладонь, — Тебе надо восстановиться до конца, а так легче будет. — Не, нахуй, — отмахивается Назар, довольно подставляясь под касания, даже глаза прикрывает. — Мазь буду наносить, чтобы залечить раны, потом выпустят отсюда, на поле хоть разок сгоняю, чтобы в себя прийти. Да и толку от этих зелий ноль. Они синдром снимут, а причина никуда не денется. Потерплю, не хрустальный. Марк готов поспорить, ещё какой хрустальный. Не слабый, но уязвимый, как когда-то и сказал сам Назар. Будь дело только в ранениях, было бы проще, но ко всему прочему есть связь, имеющая свои последствия. А вот их и хотелось избежать любой ценой, но, Создатель, Марк не знает, как завести разговор, потому что предвидит реакцию Назара, и ничего хорошего она не сулит. Он ведь назовет это глупым упрямством, излишним переживанием, что хуже, недоверием. Но все это имеет совсем другое название. Забота. Самая обыкновенная забота. И ответственность. Именно то, на чем и строится нормальный брак, а Марк все же считает, что их союз тянет на адекватный. Возможно, даже на удачный. Счастливый, в конце концов. А счастье не подразумевает боли, намеренно и ненамеренно причиненной. Вот только как убедить в этом Назара, если он не устает твердить, что собирается разделить все пополам, несмотря ни на что? Этого Марк тоже не знает, ведь нередко теряется, когда сталкивается с убеждениями мужа. Переспорить его невозможно, но и согласиться с ним чревато. И день ото дня не легче. Будто чувствуя неладное, Назар открывает глаза и рассматривает Марка, приподнимается, опираясь на локоть, и нависает сверху с немым ожиданием. — У тебя такое лицо, будто ты кого-то убил, а теперь думаешь, где спрятать труп, — говорит он, проводя пальцем по складке между бровей Марка, — И я бы дал тебе какой-нибудь совет, но, во-первых, тебе придется признаться, а во-вторых, поторопиться. Скоро земля станет мёрзлой, и копать яму нам с тобой придется долго. А учитывая дубак на улице, мы с тобой после этого сляжем оба с простудой и прибавим Алмасу работы. — Очень нерадужная перспектива, — усмехается Марк, разглядывая все ещё заспанное лицо Назара и пересиливая желание поцеловать его, — Но не такая уж и реальная. Труп я утопил в озере, так что копать ничего не придется. — По весне ж всплывёт, — фыркает Назар, наклоняясь ближе. Останавливается буквально в дюйме от губ Марка и добавляет. — Говори давай. Он резко отстраняется, когда Марк подаётся навстречу, и ухмыляется, слыша разочарованный вздох. Ему очевидно нравятся эти глупые игры, судя по его самодовольной улыбке, и Марк бы с удовольствием подыграл, но не может. Его отвлекают невесёлые размышления, тревоги и страхи, от которых не выходит избавиться уже целый год. В последнее время их концентрация лишь увеличилась, как и количество хуевых событий, и это напрягает. А ещё пугает, выматывает и ломает все больше и больше, и первые в жизни Марку кажется, что он не вывозит. Он с силой трясет головой, отгоняя эту мысль. Нет, это всего лишь усталость на фоне бессонной ночи, переживание за Назара и тяжёлые дни. Марк не имеет права расклеиваться и ныть, не после всего, через что прошел. Это нелогично, бессмысленно и непозволительно. Он не главная жертва, есть те, кому досталось больше. Есть те, кто не выжил, а если и выжил, то лишился всего. У Марка же осталось почти все, а что-то он даже приобрел. Не в его положении сетовать на судьбу. — Ты меня вообще слышишь? — интересуется Назар, щёлкая его по носу, — Так, я тебя сейчас за дверь выставлю. Будешь в коридоре в облаках витать. — Слышу, да, — отзывается Марк, стараясь в очередной раз отогнать непрошеные мысли, — Все нормально. Просто задумался о том, что делать теперь. — Конкретнее? — Самое важное, это найти тех, кто стоит за нападением и провести допрос. Знаешь, мне кажется, что все это на совести одного и того же человека. И резня в Центре, и убийство Порчи. Как-то неожиданно Назар меняется в лице, приобретая растерянный вид. — С чего ты так решил? — тихо спрашивает он, будто у него нет сил говорить громче. — Не знаю, — честно признается Марк, задумчиво пялясь в потолок, — Просто в этом есть смысл. Предатель все ещё где-то на свободе, и ему ничего не стоило организовать штурм. Конечно, неясно, какие мотивы он преследует, но когда мы его найдем, то обязательно попытаемся узнать. Правда для этого Мирону пора бы пошевелиться, но если в ближайшие пару дней он ничего не сделает, я поговорю с Димой, чтобы он привел пленного, и сам со всем разберусь. Этот вопрос итак долго откладывался, тянуть больше нельзя. Слишком много потерь, игры в дипломатов сейчас не катят. Замолкая, Марк замечает, что Назар немного побледнел, и это наблюдение несколько тревожит. Он было хочет спросить, все ли в порядке, но его опережают. — Я думаю, что Мирон сделает все, что в его силах, — подаёт голос Назар, — Он наверняка и сам понимает необходимость допроса. Просто… Дай ему возможность решить все ровно, хорошо? На нем большая ответственность, не стоит увеличивать градус напряжения. Сейчас слишком неспокойно. — Не спорю, но ждать долго я тоже не стану. Поговорю с ним ещё раз, надеюсь, вскоре все решится. — Думаю, так и будет. Марк слабо улыбается и, не выдержав, все же заваливает Назара на спину и целует. Без обожания и страсти, скорее с щемящей нежностью, со странным трепетом, закладывая в каждое касание что-то большее, чем может сказать. Назар отвечает охотно, тянется ближе, оплетая руками шею, зарывается пальцами в волосы и слегка оттягивает их назад. От него по-прежнему пахнет гранатом и мелиссой, а ещё мятной зубной пастой и чем-то неуловимым, но очень пряным, настолько, что Марку кажется, будто он пьян. Хотя и это близко к правде — Назар умеет кружить голову одним своим присутствием, что уж говорить о поцелуях и о чем-то большем. Наградил Создатель нечеловеческой притягательностью, спору нет. Из сладкого морока чужих губ Марк выныривает лишь тогда, когда чувствует, как с него пытаются снять амулет. Он перехватывает это движение на автомате, отрываясь от Назара, и натыкается на его вопросительный взгляд, выдержать который почти невозможно. — Снимай. Это далеко не просьба, понимает Марк, но все равно качает головой, коротко целуя чужое запястье. — Не стоит, — мягко возражает он, все же заглядывая Назару в глаза, — В этом нет необходимости. — Снимай. — Наз… — Снимай. Говорит Назар безапелляционно, ясно давая понять, что спорить с ним если не бессмысленно, то очевидно энергозатратно. Он даже снова тянется, чтобы стащить оберег, но Марк ловко уворачивается, отклоняясь назад, за что получает лёгкую оплеуху по голове. — Ты меня заколебал, — заявляет Назар, садясь на кровати, — Мы сколько раз будем к этому возвращаться? Нет, не отвечай, потому что мы больше не будем к этому возвращаться. Либо ты сейчас снимаешь чертов агат, либо идешь на выход. И можешь не приходить, пока не начнешь думать головой. Идёт? — Я так не могу, — не выдержав, признается Марк. Он накрывает лицо ладонями и сбивчиво тараторит. — Назар, я не могу так. Я не могу смотреть на то, как тебя штормит после режущих заклинаний, и спокойно добавлять тебе новую боль из-за связи. Это неправильно, так нельзя, блять. Мои пороки не должны касаться тебя, ты не обязан чувствовать себя плохо из-за моих проблем. Пожалуйста, давай мы не будем снова поднимать эту тему. Замолкая, Марк ощущает, как у него дрожат губы. Ну да, только разрыдаться сейчас не хватало, блять, мало же того, что успел наговорить. Силясь не выдать себя с головой, он трёт глаза и удивленно распахивает их, когда Назар усаживается к нему на колени и отрывает руки от лица, проводя носом по скуле. — Ты чертов упрямец, — тихо смеётся он, касаясь губами щеки, — А ещё идиот, который не знает о значении слова «взаимность». — Это я то не знаю? — бормочет Марк, складывая ладони на пояснице Назара. Неожиданно все мысли и доводы куда-то испаряются, оставляя место инстинктам. Ещё и Назар сел крайне… Удачно. Так, что это отвлекает от всего остального. — В моей жизни ещё ничего не было не взаимно. — Тогда просто упрямец, — соглашается Назар, целуя в висок, — Я не знаю, как тебя убедить в том, что я хочу помочь. И не знаю, как тебе объяснить, что мне тоже несладко смотреть на то, как тебе хреново. На твои отходняки после кошмаров и откаты во время тренировок, и на то, как ты от боли морщишься. Особенно тяжело, что я понимаю, что могу помочь, но ты продолжаешь упираться. И выходит так, что в твоём варианте страдаем мы оба, а в моем никто. Только вот почему ты в таком случае выбираешь свой? — Потому что в твоём варианте плохо тебе, — объясняет Марк, прикрывая глаза, когда Назар спускается губами к шее, — Можешь считать меня придурком, но я вижу, какую боль причиняет связь. И не собираюсь ставить тебя под удар. Назар хмыкает себе под нос, закусывая кожу на кадыке, медленно проводит по ней языком и снова подаёт голос. — Я действительно считаю тебя придурком, — говорит он, считая пальцами клавиши ребер Марка, — Потому что вместо того, чтобы дать связи исцелить тебя, ты строишь из себя благородного рыцаря. В сухом остатке мы имеем тебя, поверженного темной магии, меня, сходящего с ума от беспокойства, и нерешенную проблему. Ты выбираешь сложный, долгий путь, который приведет в тупик, вместо прямого и простого. — И болезненного, — добавляет Марк, спуская руки на бедра Назара. Проводит ими вниз до колен, возвращается выше, сжимая худую задницу. — Поэтому лучше тупик, чем такой расклад. — Любопытно, — Назар выпрямляется, растягивая губы в улыбке, снимает через голову футболку и выкидывает ее на пол. Затем он снова наклоняется и шепчет прямо в губы Марка. — И снова глупо. Я могу и хочу помочь, а ты отказываешь мне в этом, не считаясь с моим мнением. Думаешь, мне кайфово от того, что творится внутри тебя? Нет, нихуя, Марк. Мне от этого только хуже, но самое хреновое, что я в состоянии исправить все, а ты не даёшь. Потерпеть немного — это не проблема. Помучиться несколько недель от мигреней — это не проблема. Темная магия в тебе — это проблема. Причем решаемая. Давай ты хотя бы раз позволишь мне сделать то, что я должен. Удивительно, насколько убедительными становятся доводы собеседника, когда он сидит на тебе сверху и беззастенчиво трётся задницей о твой пах. Марк понимает, что очевидно сдает позиции, потому что вместо споров хочет снять с Назара чёртовы штаны, но пересиливает себя и с невероятным трудом мычит. — Твоя боль не сто́ит моего исцеления. Пару секунд Назар молчит, обдумывая услышанное, а затем снова улыбается, непрочно и мягко, и качает головой. — Твое исцеление для меня сто́ит гораздо больше, чем какая-то там боль. Это конечная станция, ебаная точка невозврата, граница благоразумия. Марк сам стягивает с себя амулет и футболку, швыряет их на подоконник и заваливает Назара на спину, целуя его в губы. Голод просыпается мгновенно, вырубая сознание и подключая инстинкты, диктующие взять, пометить, сделать своим. Демон внутри вопит, что есть дури, пока Марк спускается к шее Назара, всеми силами пытаясь сдержать себя и не оставить следов. На периферии сознания маячит мысль, что надо сбавить обороты, успокоиться, чтобы не причинить боли и дискомфорта, но ее глушит назойливое, дикое желание, взявшее в плен всю рациональную часть естества. И Назар совсем не помогает вернуть контроль, напротив, он утягивает в ярое безумие все глубже и глубже, оплетая руками плечи. Марку кажется, что он летит в чёртову бездну, в самый настоящий ад, откуда выхода для него уже не будет, но не находит в себе сил остановиться и сдается. Он обхватывает зубами правый сосок Назара, стараясь не задевать раны, закусывает и широко проводит по нему языком, запуская руку в чужие штаны. — Я смотрю, ты уже наготове, — мягко усмехается Марк, обхватывая кулаком член Назара. — А ты отстаёшь, — парирует Назар, резко вдыхая, когда чужие пальцы задевают уздечку, — И используешь, блять, запрещённые приемы. Ненавижу тебя за это. — Звучит так, будто ты не хочешь, чтобы я взял в рот. — Ммм, нет, — Назар ухмыляется, облизывая без того влажные губы, и тихо продолжает. — Я рассчитывал на кое-кто другое. Если, конечно, ты не забыл, как этим кое-чем пользоваться. — Допиздишься же, — почти мурлычет Марк и целует в ключицу, продолжая водить рукой по стволу. — Я бы на твоём месте подумал о последствиях. — Я определенно точно думаю о последствиях, — стонет Назар, когда Марк надавливает подушечкой большого пальца на головку, — Одно из них в том, что если ты остановишься и не выебешь, то окажешься за дверью, блять. На секунду Марк все же замирает, несмотря на предупреждение, поднимает взгляд. Возбуждение на мгновение стихает, заставляя вспомнить о том, что Назар все ещё ранен и все ещё лечится, что ему может быть больно или неприятно. Тот, кажется, догадывается, о чем думает Марк, и ловит его лицо в свои ладони, поднимая голову. — Со мной все в порядке, — заверяет он уверенным голосом, — И мне станет в разы лучше, если ты не будешь так много думать. Просто, блять, сделай то, чего мы оба хотим. — Но твои… — начинает было Марк, однако Назар прерывает его на полуслове. — Я не хрустальный, — в который раз повторяет он, — И я хочу. Советую поторопиться, пока ты не оказался за дверью. Иначе я буду думать, что у тебя перестал вставать, и точно потребую развода. — Ещё раз заговоришь про развод — сидеть не сможешь. Назар усмехается и снова тянется поцеловать, раздвигает ноги, закидывая их на поясницу Марка, и шумно вздыхает, когда тот снова принимается неспешно водить рукой. Не рискуя испытывать его терпение, Марк отстраняется, снимает с него штаны и белье и вновь подвисает. Допустим, на недолгие уговоры то он и поддался, но вот продолжить не предоставляется возможным из-за неимения всего необходимого. Растерянность наверняка как-то отображается на его лице, потому как Назар хмыкает и указывает головой на тумбочку. — Там есть смазка, — сообщает он, ерзая на кровати, — В верхней полке. — Позволь уточнить, откуда? — выйдя из секундного оцепенения спрашивает Марк, все же протягивая руку в указанном направлении. И правда, флакон оказывается на верхней полке, заброшенный поглубже. — Ты что, до спальни ходил? Назар оставляет вопрос без ответа, поворачивает лицо к окну, намекая на то, что не намерен слушать нотации, и Марк тяжело вздыхает, садясь между его раздвинутых ног. Профилактическая беседа на тему того, что нужно выполнять все указания Алмаса, очевидна необходима, но ее можно отложить. Заставлять же ждать Назара явно не стоит, потому Марк смазывает пальцы, откладывает флакон в сторону и медленно поглаживает сжавшийся вход, пробуждая нервные окончания и проверяя реакцию на свои действия. Взгляд невольно цепляется за уже затянувшиеся ранения, преобразующиеся в скором времени в шрамы, и во рту становится немного сухо от воспоминаний о том, как Назар весь изрезанный безвольно лежал в его руках, пока не оказался в кабинете целителя. Но даже в этих отметинах и следах Марк видит красоту: отважную, настоящую. Это ведь было безумным риском — остаться лицом к лицу с Незаконными, количество которых превышало аж в четыре раза, использовать дар и оглушить их, невзирая на усталость и кровопотерю, попытаться вылезти из западни, хотя шансов на это фактически не было. Вероятность умереть была куда выше, чем вероятность выжить, но Назар, не раздумывая, поступил именно так, с целью спасти не столько себя, а сколько Марка. Он ведь прекрасно понимал, что их почти наверняка прикончат раньше, чем они успеют сделать хоть что-то, но все равно остался рядом. И от этой жертвенности становится тесно в груди, там разливается тоска вкупе со странным чувством, вытесняющим весь остальной мир. Осознанно пойти на смерть, имея шанс на стопроцентное спасение, это не только про благородство. Это про что-то большее, что-то куда более сильное, важное. Марк знает это, потому что сам был готов на подобное в Центре. Этому нет названия, а если и есть, нет необходимости произносить вслух. Слова ни к чему, поступки оказались красноречивее. Марк шумно втягивает воздух и осторожно толкается одним пальцем внутрь по самые костяшки, и с его губ непроизвольно срывается тихий полувздох-полустон. Он, наверное, никогда не привыкнет к тому, насколько Назар горячий и тесный, просто невероятный, умопомрачительный. Как и к тому, как он охотно отвечает на каждое действие, как подаётся навстречу и прерывисто вдыхает через распахнутый рот, прикрывая глаза. Это слишком охуенное зрелище — абсолютно покорный, распахнутый, открытый Назар, подхватывающий каждое движение, подставляющийся под каждое касание. Марку кажется, что он и правда бухой, потому что видеть подобное в живую каждый раз — не меньше, чем галлюцинация. И единственное желание, чтобы она не кончалась, ведь Назар, едва слышно постанывающий, когда в нем оказывается ещё один палец, это именно то, что Марк не прочь лицезреть вечно. — Блять, ты бы сейчас себя видел, — поддавшись порыву, говорит он, — Пиздец, ты просто какой-то пиздец. Назар оставляет его без ответа, срываясь на сдавленный стон, и сжимает в руках простынь. Ресницы его дрожат, нижняя губа закушена до такой степени, что начинает немного кровоточить, Марк наклоняется к нему и целует. Во рту остается привкус крови и мелиссы, от которого внизу живота стягивается тугой ком, он снова отодвигается назад и ввинчивает третий палец, который легко проникает внутрь. Терпеть с каждой секундой становится все сложнее, но Марк торгуется с самим собой, заставляя себя не торопиться. Как бы сильно он не хотел бо́льшего, Назара всегда нужно растягивать подольше, чтобы избежать любого дискомфорта, а в нынешних условиях так тем более. Только вот Назар явно не совсем согласен с такой позицией, потому как сам пытается насаживаться на руку, то и дело срываясь на приглушённые стоны вперемешку с матом. Ему очевидно нужно больше, и Марк идёт у него на поводу, разводя пальцы внутри и растягивая уже разогретые мышцы, на что Назар крупно вздрагивает всем телом и накрывает лицо руками, силясь ни то отгородиться от ощущений, ни то подавить издаваемые звуки. И когда он судорожно всхлипывает, сжимаясь вокруг пальцев, Марк не выдерживает, отводит руку и пытается снять с себя штаны, понимая, что если он не выебет его прямо сейчас, то просто-напросто свихнется. Ремень никак не хочет поддаваться, идея разорвать ебаные джинсы кажется не такой уж и глупой, но Назар не позволяет этому случиться, притягивает Марка за пояс ближе к себе и сам ловко, одним движением вынимает ремень из петель, расстёгивая молнию. Остатки одежды летят на пол вместе с остатками осмысленности, а затем Марк оказывается поваленным на спину, когда Назар с самодовольным видом нависает сверху, припадая губами к кадыку. — И как это понимать? — с придыханием спрашивает Марк, заставляя голос через силу звучать недовольно. — Так и понимать, — усмехается Назар, сползая чуть ниже и прикусывая его правый сосок. Неподвижно Марк лежит несчастные десять секунд, после чего пытается обратно вернуть себе управление, но Назар садится на него, придавливая всем весом к матрасу, и причитающе цокает языком. — И кто-то говорил, что терпения нет у меня. — Этот же кто-то говорил, что трахнет тебя так, что ты сидеть не сможешь, — расплываясь в довольной улыбке, отвечает Марк. Связывать слова во что-то членораздельное становится почти непосильной задачей, когда стояк упирается прямо в поясницу Назара. — Захотел поиграть в актива? — При всем моем самоуважении с тобой все же приятно быть снизу, — отзывается Назар, немного ерзая на своем месте. — Но только в плане ролей. Я хочу побыть сверху, если ты не понял. На дне радужек Марка вспыхивает такой огонь, что будь он реальным, он бы спалил нахуй не то что одного Назара, а весь чертов особняк. — Окей, — тянет Марк, устраивая руки на чужих бедрах, — Вперёд, даю тебе полную свободу. Он пиздит, и они оба понимают это. Потому что Марк в койке привык превалировать, и это на самом-то деле неплохо, но Назару, судя по всему, хочется побыть хоть немного ведущим, а не ведомым. Потому он слезает с Марка, указывая ему взглядом сесть прямо, и нашаривает флакон в ворохе сбившегося одеяла. Выливает немного смазки в ладонь, усаживается обратно на чужие колени и растирает ее по головке, а затем по всей длине мягким, даже осторожным движением. Марк шипит — не от боли, а от контраста горячей кожи и холодной смазки, и тянет Назара ближе к себе. В первенстве за нетерпеливость они побеждают оба. — Ты про полную свободу не забыл? — насмешливо интересуется Назар, складывая руки на плечах Марка, — Или все, кровь от мозгов вниз отхлынула? — Клянусь, блять, ты точно не сможешь сидеть. Назар самодовольно фыркает, точно зная, что угроза эта бессмысленна, осторожно приподнимается, придерживаемый ладонями Марка за талию, и резко опускается, вгоняя в себя его член целиком с первой попытки. С губ Марка невольно срывается стон, он упирается лбом в чужое плечо и отрывисто вдыхает, силясь не потеряться в ощущениях. А их оказывается слишком много — внутри Назара горячо и пиздецки узко, в то время как руки у него холодные, сжимаются на плечах, впиваясь в кожу ногтями. На секунду Марк пугается, что ему больно, вскидывает голову, но замечает выражение абсолютного кайфа на его лице и мгновенно успокаивается. Правда ненадолго, когда Назар сам начинает двигаться, плавно приподнимаясь и опускаясь, Марк снова чувствует, как в груди разгорается пожар, способный уничтожить все вокруг. Поудобнее обхватив Назара за талию, он помогает ему определиться с положением и темпом, постепенно ускоряясь. С непривычки бедра немного затекают, но это нисколько не мешает и не отвлекает от процесса, напротив, Марк каким-то образом умудряется не терять нити наблюдения и контролировать каждое движение. Он насаживает Назара по самые яйца, попадая головкой по простате, ловит губами его стон и переносит одну руку на ягодицу, сжимая ее пальцами. Неожиданно возникает непреодолимое желание залезть в голову Назара, чтобы узнать, о чем он думает, но Марк упрямо гонит его, даже в таком состоянии понимая, что этим может только навредить. Даже если не произойдет никакого осознанного внушения, это вовсе не значит, что посыл не образуется сам по себе. А учитывая то, как ещё несколько часов назад Марк чуть не прикончил Эллу, нельзя допускать даже кратковременного пребывания в чужом сознании. — Блять, пиздец, — отрываясь от губ Марка, стонет Назар, — Просто… Марк не даёт ему договорить, снова целует и ускоряет темп. Он резко вспоминает о том, что на дверь не наложены даже примитивные запирающие и заглушающие, что Алмас может явиться в любой момент, что за стеной Ваня, возможно, все ещё спит, и они его сейчас разбудят, но забывает об этом очень быстро, когда Назар запускает дрожащие пальцы в его волосы и оттягивает голову назад, открывая себе доступ к шее. Он наклоняется вперёд, закусывает кожу под ухом, а затем проводит по ней языком, опаляя ее дыханием, и Марк с трудом глушит стон. Прерваться невозможно, даже ради того, чтобы избежать конфузов, потому остаётся надеяться, что ни Алмас, ни Ваня, ни кто-либо ещё не рискнут ворваться в комнату. А если и попробуют, то Марк без зазрения совести запустит в них залпом оглушающих, потому что Назар так охуительно сжимается вокруг его члена, принимая целиком, что можно сдохнуть от переизбытка ощущений. Можно погибнуть от одного осознания, насколько он близко, насколько он сейчас искренен, податлив, распахнут. Будучи упрямцем во всех возможных стезях, Назар редко позволял увидеть себя уязвленным или покорным, но рядом с Марком открывался, разрешал коснуться чего-то скрытого от чужих глаз, надежно спрятанного, защищённого ото всех. И это определенно стоит того, чтобы забить на кого угодно в данную минуту, даже если произошло что-то важное, ведь кое-что по-настоящему удивительное творится прямо сейчас, пока Назар плавно приподнимается и опускается, подрагивая всем телом. Марк вгоняет член до основания, задерживается внутри на секунду, вытаскивает почти полностью и снова толкается по самые яйца. Бедра начинают затекать, потому он валит Назара на спину, нависая сверху, подхватывает его ногу под коленом и, не сбавляя темпа, втрахивает его в кровать, отчего она скрипит, но, к счастью, не бьётся о стену. Губами Марк инстинктивно ищет его губы, впивается в них поцелуем, не прекращая двигаться, с трудом сдерживая стон в груди. Назар льнет к нему, обнимает руками за плечи, прогибаясь в пояснице, пытается получить больше контакта и касаний. В проявлении эмоций он себя не сдерживает, стонет прерывисто, разрывая поцелуй, всхлипывает и прикрывает глаза, зажмуриваясь. В каждом его движении читается приближающийся оргазм, и Марк решает милосердно помочь ему, обхватывая его член рукой и рвано проводя по стволу вверх-вниз, подстраиваясь под свой ритм. Назар вздрагивает, шумно втягивая воздух через приоткрытый рот, просяще, жалобно ведёт бедрами, ещё сильнее сжимаясь внутри. Его тело ломает дугой, когда Марк задевает пальцем уздечку, он издает приглушённый вскрик и кончает в чужую руку, впиваясь ногтями в плечи. Наблюдая за тем, как его скручивает от волны удовольствия, Марк чуть ли сознание не теряет, поджирая дочиста каждую его реакцию, ощущая, как внутри него становится ещё у́же, ещё горячее. Он убеждает себя переждать хотя бы пару минут, пока Назар придет в себя, но проваливает задачу, когда тот разлепляет веки и окидывает его затуманенным взглядом. От дикого, бесконтрольного желания дойти до разрядки начинает кружиться голова, Марк на пробу толкается пару раз, ожидая, что его остановят, но Назар не останавливает. Он бормочет очищающие заклинания, вслед за ними неожиданно запирающие и притягивает Марка ближе к себе, намекая на то, что можно продолжить. Но того надолго не хватает, весь изведенный и разгоряченный, он выдерживает буквально несколько минут и кончает, не успевая вытащить член. Наваливается на Назара сверху, теряя опору, и хрипло стонет, уткнувшись носом ему в ключицу. Сколько проходит времени, прежде чем Марк, наконец, выходит из чужого тела, проговаривая очищающие заклинания, и перекатывается на соседнюю подушку, утягивая Назара в объятия, он не знает. Сердцебиение постепенно приходит в норму, тело становится совсем ватным, а глаза беспощадно слипаются после бессонной ночи. Марк понимает, что засыпать сейчас нельзя, потому как, во-первых, вот-вот может заявиться Алмас, а во-вторых, нужно зайти к Мирону и рассказать обо всем, что он узнал от Эллы, но сопротивляться усталости нет никаких сил. К тому же Назар так убаюкивающе гладит его по голове, что безумно хочется просто вырубиться к чертям и проснуться через несколько часов, а то и через сутки. Отгоняя дремоту, Марк целует Назара в губы и садится на кровати, разминая пальцами затекшую шею, тянется за своей футболкой на подоконнике, когда раздается стук в дверь. — Назар, если я сейчас войду и увижу Марка, то ты пролежишь тут по меньшей мере ещё неделю, — раздается недовольный голос Алмаса из коридора. — Я без вас устал на ночной смене, не прибавляйте мне работы. Твои ранения не заживут, если ты не будешь выполнять мои требования. — Тогда ты не войдёшь, — громко отвечает Назар, вскакивая с постели, и натягивает на себя торопливо одежду, — Пожалуйста, исполняй роль целителя, а не матери-наседки. С моими ранениями все в порядке. — Да что ты говоришь, — иронично тянет Алмас, все же не рискуя зайти внутрь, — Я два дня вытаскивал тебя с того света, а сейчас ты заявляешь, что все в порядке. Удивительно. — У моего организма отличные регенеративные способности. — Я смогу в этом убедиться, когда оторву тебе уши за то, что ты ни во что не ставишь мои слова. Назар хрипло посмеивается, надевая на себя штаны, кидает Марку его джинсы и обращается к Алмасу. — Дай мне буквально пять минут, — просит он, закидывая в тумбочку флакон со смазкой, — Зайди пока к Ване, он наверняка уже проснулся. — А как с вами, кроликами ебаными, не проснуться то? — неожиданно спрашивает Охра из-за стены, — Пиздец, я только глаза открыл, а по соседству трахадром. Слава Создателю, что заглушающие можно и с этой стороны наложить. — Заткнись, — приказывает ему Назар, растягивая губы в улыбке, — И пусти нашего многоуважаемого целителя к себе, пожалуйста. А то он уже устал в коридоре топтаться. — Кошмар, — обреченно вздыхает Алмас, — Ладно, Назар, я даю вам десять минут. — Марку определенно хватит этого времени, — язвит Ваня, — Ещё пять останется. Марк было открывает рот, чтобы поставить Охру на место, но Назар прикладывает к его губам палец, вынуждая замолкнуть. — Странно, Вань, у тебя, похоже, проблемы с расчетом времени, — глумливо говорит он. Выдерживает паузу и добавляет. — Хотя вроде ты имел возможность слышать все и подсчитать, сколько… — Так, все, хватит, — прерывает шуточную перепалку Алмас, — Ваня, я иду к тебе. И не дай Создатель я увижу, что ты тоже что-то натворил. Голоса стихают, Назар убирает руку от лица Марка и потягивается на месте. Он выглядит донельзя довольным, настолько, что Марк на секунду замирает, наблюдая за ним. Видеть его таким — невероятное, непередаваемое чувство. Видеть его таким — самое настоящее счастье. — Тебе пора, — сообщает Назара, выводя из оцепенения, — Заходи вечером, если будет время. Или после обеда. — Зайду, — обещает Марк, поднимаясь с кровати. Он хватает с подоконника свой амулет, но не рискует надеть его на шею, подбирает толстовку и торопливо следует к двери. Уже оттуда продолжает. — Пожалуйста, если вдруг твои раны вскроются, или… — Я скажу Алмасу, — перебивает его Назар, подходя ближе. — Все нормально, не парься. Иди, тебе надо отдохнуть. — Кажется, мы поменялись ролями. — Своевременная рокировка. Марк улыбается, едва заметно кивая, целует Назара, а затем отстраняется и снимает запирающие чары. Он осторожно выходит в коридор, опасаясь наткнуться на Алмаса прямо сейчас, и уходит к себе в спальню, ощущая разливающееся в груди тепло. Все будет в порядке. Рано или поздно обязательно будет.