***
Слава пятится назад, взмахивая рукой, и Мирон невольно выскакивает с места, но в следующую секунду муж принимает вертикальное положение и говорит что-то Ване, всем своим видом показывая, что все в порядке. Илья по боку тихо усмехается и усаживает друга обратно, дёргая за ворот джинсовой куртки. — С ним все нормально, не кипятись, — говорит он, подавляя зевок, — Ваня бы никогда не переборщил, ты же знаешь. — Да, знаю, — вздыхает Мирон, не сводя глаз с поля, где парни продолжают обсуждать что-то между собой, — Просто это уже на уровне рефлексов. Невольно выходит. — Бывает, — тянет Илья, закидывая ногу на ногу, — Да и ты имеешь право переживать. Не парься. Мирон дарит ему слабую улыбку и снова отворачивается, ежась от нового порыва ветра. Марк уехал в Центр Происшествий вместе с Димой, едва стрелка часов доползла до восьми утра, предварительно предупредив об этом Мирона. Он поблагодарил за выданные зелья, а затем поделился некоторым переживанием касательно Назара. Марка беспокоило его состояние и странное недомогание, но Мирон лишь пожал плечами, высказав вслух теорию о том, что, возможно, эмпат просто не до конца пришел в себя после нападения. Прекрасно понимания причину подавленности Назара, он не мог рассказать об этом Марку, потому в очередной раз солгал ему прямо в глаза, снова убедившись — ему никогда не выйти чистым из этой истории. Можно сколько угодно торговаться с собой, убеждать себя в том, что это во имя безопасности и всеобщего покоя, но это не поможет сбежать от неприятной правды. А заключается она в том, что Мирон по уши во вранье и восстановить доверие Марка не сможет уже никогда, если тот узнает обо всем. Справедливо ли это? Скорее да, чем нет. Но легче ли от этого? Мирон тяжело вздыхает. — Надо подготовить зелья для блокировки части воспоминий, — бросает он вслух пришедшую к нему с утра мысль, продолжая наблюдать за тем, как Ваня пытается обойти блоки в сознании Славы, — Сразу после допроса Ване и Назару нужно будет выпить их. И Диме для профилактики тоже. — А вы со Славой? — спрашивает Илья, ничуть не удивившись подобному заявлению. — Разве не будет логично вам всем заблокировать воспоминания о допросе, чтобы Марк ничего не просек? Мирон слабо улыбается на такую догадливость. Наверное, одной из главных причин, по которой Илья долгие годы был как его другом, так и его правой рукой, являлось вот это умение понимать все с полуслова. Без лишних, ненужных, глупых вопросов, сугубо по делу, не растрачиваясь на пустой трёп. В то же время позволяя душевные, долгие разговоры о былом и о предстоящем, кои тоже были необходимы временами, дабы не свихнуться в потоке задач, требующих непромедлительного решения. Удивительный баланс, который никогда не переставал удивлять Мирона. — Если Марку когда-то понадобится правда, будет лучше, если он получит ее от нас, — объясняет он, глядя на то, как Слава лупасит Ваню по голове, рассчитывая силы так, чтобы и наказать за неприятную иллюзию, и не навредить, — В то же время мы со Славой — это последние люди, к которым он полезет в голову. Так что таким образом я одновременно смогу обезопасить и Назара с Ваней и Димой, и иметь хоть какую-то возможность рассказать обо всем, когда придет время. Двух зайцев одним выстрелом. — Славче, прекрати сейчас же! — кричит Илья и, убедившись, что защитник прекратил свою экзекуцию, отойдя от Охры с недовольным видом, обращается к Мирону. — Не могу сказать, что идея отличная, но однозначно имеет смысл. В любом случае я поддержу любое твое решение, поэтому делай так, как считаешь нужным. Мое слово никогда не встанет против твоего. — Ну не скажи, — лукаво улыбается Мирон, заглядывая Илье в лицо, — Помнится, когда мы занимались обучением Лии, ты частенько спорил со мной на тему того, что я перегибаю. И она из-за этого любила заниматься с тобой, а меня провозглашала врагом народа. Мне пришлось отхапнуть немало ее «любви» потом. Илья хрипло посмеивается, откинув голову назад, и потряхивает плечами. — Да, бывало всякое, — соглашается он, растягивая губы в ответной улыбке, — Ты порою был несправедливо строг с нею. Какой бы силы не были ее способности, нельзя было забывать, что она все же девчонка совсем. Кто-то должен был относиться к ней по-доброму. — Но я не был с нею жесток, — возражает Мирон, следя глазами за тем, как Ваня пытается в очередной раз обойти барьер в сознании Славы, — Да, зачастую приходилось проявлять строгость, но это было необходимо. Внутри нее огромная сила, для раскрытия которой нужны были эффективные методы воздействия. На одной снисходительности мы бы далеко не уехали. — Знаешь, — задумчиво тянет Илья, потирая подбородок, — В общем смысле мы с тобой обучали Лию довольно… Сурово. Да, это не было жестоко, но ты не давал ей попуску, а мои старания это нейтрализовать были бесполезны. Но при этом она осталась прежней. Мягкой что ли. Даже убивающее заклинание ей так и не далось, хотя оно было одним из первых, которому мы пытались ее научить. А Марка в то время тренировал Порчи, и его методы были куда более щадящими, но при этом Марк стал более… — Жёстким, — помогает Мирон, кивая самому себе, — Я тоже думал об этом. Что как-то вышло так, что наставники и подопечные сильно отличались друг от друга. Но это оказалось довольно эффективным. — Определенно, — вздыхает Илья, — Если бы мы взялись за Марка, мы бы сделали из него машину для убийств. А Порчи не смог бы натаскать Лию так, чтобы сделать из нее воина. — Мне не нравится, что мы говорим о них, как о пушечном мясе, Илюх. — Мне тоже. Но нужно смотреть правде в глаза. Мирон вздыхает, не в силах найти опровержение словам друга. Никто не готовил молодых магов к войне. Никто не знал, что эта война вообще начнется. Прошлый опыт напоминал о том, что может произойти, потому приходилось держать в ухо востро, а витающая в воздухе угроза вынуждала учиться защищаться, обороняться и нападать. Обезвреживать врагов. Выживать. Мирону иногда кажется, что ничего не будет прежним. Никто из них никогда уже не будет прежним. Время идёт, войны кончаются, но боевые шрамы остаются. Не только на телах — душа страдает даже больше. А исцелить ее, как известно, очень сложно. Мирон знает это, ему все ещё было больно за то, что произошло много лет, хоть и утекло немало воды. Есть что-то, что остаётся с людьми навсегда. Неизлечимые болезни, назаживающие раны. — Если Марк в самом деле найдет Женю, то что ты будешь делать? — интересуется Илья, выводя из горьких размышлений, — Что ты будешь делать, если она расскажет ему о том, что было раньше? — Я не думал об этом, — честно признается Мирон, невольно вздрагивая, когда Слава в очередной раз пятится назад, — Единственное, что меня беспокоит, чтобы она ему помогла. Если Женя согласится исцелить его, то большего мне и не требуется, даже если она решит рассказать ему всю правду. Это ее право. — Ты понимаешь, что идёшь на риск? Когда Марк узнает, он вряд ли обрадуется и может разочароваться в тебе. — Понимаю. Но когда дело касается моей семьи — я готов пойти даже на смерть. Илья приподнимает уголки рта вверх, качая головой, и беззвучно усмехается. Мирон был склонен к преувеличению порой, но сейчас он предельно серьезен. Те маги, которых он собрал вокруг себя, действительно его семья. И он готов кусаться и рваться, чтобы обеспечить им покой и безопасность. Марк во время того разговора со свидетелями убийства Порчи назвал его политической шлюхой, и Мирон даже не пытался с этим поспорить. Если будет необходимость — он будет политической шлюхой. Будет карателем, деспотом, извергом. Кем угодно, любая роль, любая маска. Если это поможет уберечь семью. — Твоей вины в его заключении нет и никогда не было, — уверенно заявляет Илья, доставая из кармана пачку сигарет, — Как и нет твоей вины в том, что он сделал выбор в сторону тьмы. Ты пытался его спасти. — И к чему это привело? — устало спрашивает Мирон, протягивая другу зажигалку, — А я тебе скажу. К тому, что я дал ему сил, а он направил их на зло. Я взрастил монстра, который был готов уничтожить все на свете, а потом собственными руками застегнул на его запястьях кандалы и отправил гнить в тюрьме на всю оставшуюся жизнь. Знаешь, что самое ужасное? Что я осознавал, что к этому все рано или поздно придет, но все равно спасал его. Я был не лучше него. — Нет, Мирон, ты всегда был лучше него, — возражает Илья. Он затягивается, медленно выдыхает дым и продолжает. — Потому что ты в конечном итоге и сделал так, чтобы он никогда и никому не смог навредить. И ты все ещё коришь себя лишь по той причине, что допустил ошибку, которую сам же и исправил. Ты имеешь право скучать по хорошим временам с ним, ведь ты никогда не забываешь о плохих. Не воскрешай в своей душе шторм, иначе это приведет к беде. Мирону кажется, что его ударили. Оглушили, приложили головой об стену, потому что слова Ильи слишком правдивы. Он прав — Мирон скучает по тому человеку, что был ему другом, а не по тому, что стал чудовищем. Это разные версии одного и того же мага, но они имеют одно важное отличие. Первого Мирон спасал, а от второго спасал тех, кто ему дорог. Вот и все. Наверное, поэтому ему настолько важно помочь Марку. Избавить от тьмы и от риска оказаться в тюрьме, исцелить, вытащить из того дерьма, в котором он оказался как по вине Мирона, так и по вине других людей. Чтобы не позволить ему стать тем, кто заслуживает лишь призрения и десяти лет заключения. Чтобы дать ему шанс на счастье, которого он заслужил однозначно. — Я запретил себе помнить о нем что-то хорошее, — сглатывая ком к горле, говорит Мирон, — Так будет лучше для всех. Так будет проще. — Проще уже не будет никогда, — изрекает Илья, туша сигарету о камень на земле, — Но, возможно, будет правильнее. Правильнее не лгать хотя бы себе. Мирон набирает воздуха в грудь для ответа, но отвлекается на происходящее на поле. Он так и замирает с распахнутым ртом, наблюдая за тем, как Назар падает на колени, зажав уши руками, и вскрикивает. Илья тоже замечает неладное и, поймав испуганный взгляд Мирона, обращается в ворона и летит вниз, пока сам Мирон вскакивает на ноги и направляется следом, понимая, что, похоже, он совершил очередную ошибку.***
Миша всегда учил Назара, несмотря на то, что не был эмпатом, в случае резкого оглушения хвататься за реальность через физические свойства тела. Пытаться услышать, что происходит вокруг, или рассмотреть, что находится поблизости. Потрогать руками одежду, прочувствовать текстуру ткани, пуговицы, замки, швы. Контролировать вдохи и выдохи, напрячь поочередно мышцы шеи, спины и обеих конечностей. А затем сделать рывок и… — Вставай, — откуда-то извне раздается голос Вани, — Назар, подъем. Назар понимает, что необходимо подчиниться и сделать то, о чем просит Охра, он знает, что стоит на кону, но дикая слабость и оглушительная боль в висках не позволяют подняться на ноги. Стиснув зубы, Назар резко принимает вертикальное положение и чуть было не теряет равновесие, но Ваня подхватывает его под руку и позволяет навалиться на свое плечо, чтобы не упасть снова. — Терпи, — шипит он, удобнее перехватывая свою ношу, — Щас, подожди секунду. Не связывая слов, Назар так и не спрашивает, чего ему ждать, и опускает ставшие свинцовыми веки. Его трясет всего, словно осиновый лист на ветру, и он старается дышать как можно глубже, но это не помогает, как не старайся, избавиться от тошноты и от боли. Ваня говорит ему что-то ещё, но все плывет куда-то мимо, и единственная мысль в голове Назара, что не тонет в потоке иных, бесперебойных и тревожных, это то, что он однозначно лишился шанса на проведение допроса. От этого становится совсем паршиво, он едва слышно стонет сквозь зубы, готовый к тому, что сейчас Мирон с Ильёй и Славой остановят тренировку и загонят его к Алмасу, но ничего такого не происходит ни через минуту, ни через ещё несколько. Собирая остатки сил, Назар распахивает глаза и удивленно вздыхает, когда видит, что все трое застыли в одном положении с растерянными выражениями лиц. Не вдупляя, в чем дело, Назар было открывает рот, чтобы спросить, но Ваня его опережает. — Стоять можешь сам? — уточняет он, ослабляя хватку, — Я наслал им иллюзию, будто ничего не произошло. Если ты сможешь сделать вид, что все в порядке, то я сейчас прекращу внушение и дам им все увидеть. — Смогу, — заверяет Назар, отстраняясь от Вани. Его вновь покачивает, но он удерживает себя на ногах, и добавляет. — Прекращай, я нормально. Охра, удостоверившись, что Назар и в самом деле может справиться самостоятельно, выводит парней из мира грез обратно в реальность, делая шаг в сторону. Пару секунд не происходит ничего, а затем Мирон, громко выругнувшись, вопрошает, какого хуя произошло. — Ничего, — как ни в чем не бывало заявляет Ваня, рассматривая свои ноги, — Назар немного перестарался и оглушил всех болью. Все ровно. — Да я же видел, как… — начинает было Мирон, но осекается, растерянно хлопая глазами, — Или мне показалось? — Показалось что? — уточняет Назар, сохраняя невозмутимый вид, хотя стоит это ему немалых усилий, — Сори, я не рассчитал, видать, до вас с Ильёй тоже волной дошло. Без обид. — Нихуя не понимаю, — вздыхает Илья, убирая с куртки чёрное перо, — Мы сидели с Мироном, а потом какого-то хуя оказались здесь и… — Назар глушанул всех, включая меня, — терпеливо объясняет Ваня, — Вы с перепугу примчались на поле, а потом он наслал повторную волну. Могу ошибаться, но из-за связи его силы, судя по всему, нехило так возросли. Вот поэтому мы ниче и понять не успели, как он нас всех встряхнул. Бывает. — Он бы не смог так легко пробить меня, — возражает Слава, переминаясь с ноги на ногу, — Я держал барьер и дал отпор, я помню. А потом какого-то хуя очнулся, а здесь уже Мирон с Ильёй. Че-то не так. — Все так, — упрямится Охра, кидая на парней тяжёлый взгляд, — Слав, тебя даже я пробил, учитывая тот факт, что я уровнем явно пониже Назара. Ты просто не успел среагировать, такое и раньше бывало. Так что в норме все, не несите хуйни. Либо давайте продолжать, либо идём обратно. Развели не пойми что. Мирон переглядывается с Ильёй, тот в ответ пожимает плечами, пока Слава, нахмурившись, пытается осознать, где здесь наеб. Затаив дыхание, Назар ждёт их слов, опасаясь, что они уловят обман, но, к его облегчению, подобного не происходит. — Мы теряем хватку, — усмехается Илья, качая головой, — А молодое поколение, напротив, становится всё сильнее. Неумолимый ход времени и событий. — Похоже, так и есть, — растерянно улыбаясь, соглашается Мирон, — Ладно, давайте обратно. Завтра днём выйдем ещё раз. Вы нормально себя чувствуете? — Порядок, — отзывается Назар, отводя взгляд в с сторону, — Идите, мы сейчас с Ваней догоним вас. Илья обращается в ворона и взмывает вверх, исчезая в небе, Мирон отходит к выходу с поля, один только Слава задерживается. Он смотрит на Ваню с Назаром с подозрением, но все же сдается и, махнув на них рукой, волочится вслед за мужем, что-то бурча себе под нос. Когда все трое скрываются из виду, Назар поворачивается к Ване и тут же спотыкается на ровном месте, но тот успевает его подхватить за плечо. — Что с тобой? — спрашивает он, помогая перемещаться к тропе, ведущей к особняку, — Откат словил? — Вроде того, — признается Назар, с трудом передвигаясь даже с чужой помощью. Его подмывает ничего не объяснять, но понимание, что Ваня заслужил знать правду хотя бы за то, что прикрыл перед Мироном, вынуждает раскрыть все карты. — Я блок у Славы обошел, послал ему волну тревоги, вроде нормально все было, а потом он сопротивление оказал, я сильнее попер, и меня откинуло к хуям. То есть мой же дар меня и свалил к чертям, прилетело ощутимо. Сам ничего толком не понял, очухался — ты уже рядом. — Пиздец, — качает головой Ваня, придерживая Назара, когда они поднимаются к скамейке, — Ладно хоть, что цел. Болит чего? — Голова гудит, — подтверждает Назар, едва сдерживая болезненный стон из-за новой вспышки боли в висках, — И раны немного ноют. Но это хуйня, пройдет. Спасибо, что прикрыл, Вань. Я в долгу. — Считай, что рассчитались, — усмехается Охра, — Короче, щас план какой. Мы в изолятор вернёмся, пока Алмаса нет, я у него в кабинете натырю обезбола и стабилизаторов, потом тебе занесу. А ты у себя сиди, не высовывайся особо. Если до вечера не расштормит, придется сознаться во всем, но будем надеяться на лучшее. А завтра попытаемся без Славы на поле выбраться, чтобы спокойно потренироваться. Идёт? Назар словами выразить не может, насколько он благодарен Ване, как и не может понять, чем он заслужил подобную поддержку. Все, что он в состоянии сделать, это кивнуть в знак согласия и подарить слабую улыбку. — Спасибо, Вань. Для меня это дохуя значит. — Я понимаю, — улыбается в ответ Охра, отпуская Назара, когда они выходят к особняку, — Мы все же с тобой в одной лодке. Так что можешь на меня рассчитывать. Дальнейший путь они преодолевают в тишине, прерываемой лишь гулом ветра и шелестом сухой травы. Зайдя внутрь, расходятся в разные стороны — Ваня к Алмасу, Назар в свою комнату. Он убеждает себя доползти до восточного крыла, шипя сквозь зубы на каждой ступени лестницы, и, оказавшись в изоляторе, падает на кровать, проваливаясь в беспокойное забытье.***
Паша со стуком кладет на стол коробку с документами и вскидывает ожидающий взгляд на Марка, но тот лишь машет рукой в знак того, что дальше справится сам. — Ты иди, время уже час почти, — советует он, вставая со стула, — Я сам разгребу, тебе ещё сына забрать со школы. — Тебе бы тоже уже возвращаться надо, — причитающе цокает языком Паша, не рискуя все же открыто спорить, — Ты итак тут целыми днями торчишь, надо и отдыхать иногда. — Ерунда, — отмахивается Марк, разрезая скотч на картонной коробке канцелярским ножом, — Щас вот это просмотрю, потом поеду. Дима внизу ещё? — Уехал вроде. Слушай, а нахуя тебе личные дела то? Марк не сразу находится с ответом, не понимая, как ему правильно преподнести пришедшую к нему ещё пару дней назад мысль. Он не параноил и не был мнительным, но у него закралось подозрение, что Незаконным, устроившим нападение на Центр, помогал кто-то из города. Иначе как целая толпа магов сумела бы правильно настроить телепорт и оказаться внутри, а затем ещё и перекрыть всю сеть для остальных. Очевидно, что провернуть подобное самостоятельно, без чужих инструкций, было почти невозможно. Из этого вытекал вывод, что человек, направлявший Незаконных, хорошо знал строение Центра и был прекрасно осведомлен о всех возможных путях отступления. И сделал все, чтобы перекрыть их и не дать даже малейшего шанса на выживание всем, кто оказался в западне. Именно по этой причине Марк решил пересмотреть данные о всех, кто работал, преподавал или просто занимался в Центре, исключая тех, кто погиб или пострадал во время нападения. Разумеется, это займет кучу времени, но, возможно, это даст какой-то результат, ведь пока что расследования зашло в тупик и допрос выживших Незаконных не дал ничего. — Хочу кое-что уточнить для себя, — обтекаемо объясняет Марк, доставая первую папку. На фотографии оказывается чародейка, чья дочь погибла во время взрыва, и он откладывает стопку бумаг в сторону, доставая следующую. — Не то чтобы в этом есть необходимость, но мне так спокойнее. — Понял, — кивает Паша, хотя по лицу его не скажешь, что он действительно въехал в суть вещей, но и расспрашивать он явно не намерен. — Слушай, Марк, я все извиниться хотел. Мы с Олегом хотели к вам на третий подняться, но… — Не стоит, — перебивает его Марк, вынимая ещё два личных дела. Одно из них принадлежит ученику Назара, Вове, он бегло просматривает основные данные и переключается на следующее, но все же поднимает взгляд на Пашу и добавляет. — Вы вытащили Ваню и разобрались на первом этаже, все сделали правильно. Мы смогли выбраться и вытащить детей, так что с натяжкой можно сказать, что все закончилось нормально. — Назар пострадал, — вздыхает Паша, отворачиваясь к окну. На улице непогода — накрапывает мелкий дождь и ветер беснуется, кружа в воздухе сухие листья. — Нехорошо все вышло. Мы должны были вернуться за вами. Ничего не отвечая ему, Марк пожимает плечами и снова впивается взглядом в документы. Нехорошо — это мягко сказано, но уже ничего нельзя изменить, осталось лишь разобраться с последствиями и найти виновных. Паше очевидно стыдно, но стыдиться тут нечего, в конце концов, они с Олегом не просто так не явились на третий этаж. Как только парни отвели Ваню в подвал и отдали его в руки городского целителя, прибывшего к месту действий, они попытались попасть обратно наверх, но застряли на первом этаже, где Незаконные добивали остатки выживших. Остановить это было необходимо, да и справедливости ради, Марк успел зарекомендовать себя, как опытного бойца, который в состоянии выбраться сам из любой передряги. И он это все же сделал, несмотря на то, что чуть не погиб. Но и Пашу понять можно. Когда за спиной у тебя участие в кровавой войне, а дома жена и маленький сын, чувство ответственности не покидает ни на минуту и любой промах воспринимается слишком болезненно. Марк не сможет, как бы ни хотел, избавить его от вины, но он может хотя бы попробовать. — Паш, все нормально, честно, — успокаивает он мага, натягивая на лицо слабую улыбку, — Детей вытащить мы смогли, да и Назар уже почти в порядке. Конечно, ему пригодится время, чтобы восстановиться, но ничего смертельного с ним не произошло. Так что выдохни и иди домой. Все позади. — Все только впереди, — невесело усмехается Паша, заправляя руки в карманы джинс. — Ладно, я и правда пойду. До завтра. Он ещё раз оглядывает кабинет Марка и, подобрав с вешалки в углу свою куртку, выходит в коридор. Марк некоторое время смотрит на закрывшуюся дверь и, вздыхая, возвращается к изучению содержимого коробки. Дело идёт довольно быстро, так как большая часть досье принадлежит либо тем, кто был в тот день в Центре, либо тем, чьи дети пострадали в ходе нападения. Спустя час Марк уже было сдаётся и собирается телепортироваться в особняк, но натыкается на документы Назара. Не пересилив любопытства, он открывает папку и читает информацию о собственном муже, составленной его работодателем, с каждой секундой удивляясь все больше и больше. «Вотяков Назар Юрьевич, 10 августа 1991 года рождения (26 лет). Дар — эмпат. Является членом клана Газгольдер (испр. с сентября 2017 года является членом клана Империя). Семейное положение — замужем, детей нет. Участие в войне: Юго-Восточный фронт в период декабрь 2016 — февраль 2017; Южный фронт в период февраль 2017 — март 2017; Центральная линия фронта в период март 2017 — май 2017; Северный фронт в период май 2017 — июнь/июль 2017. В составе своего отряда под командованием Михаила Паньшина (прим. член клана Газгольдер, анимаг) освободил более 30 городов и поселений Независимых магов. На Юго-Восточном фронте получил ранение в левую ногу, по настоянию Василия Вакуленко (прим. предводитель клана Газгольдер, электрокинезист) должен был быть отстранён от дальнейшего участия в боевых действиях, но приказ не выполнил и продолжил наступление в сторону Южного фронта. Там получил ранение в спину, однако вновь отказался отправиться в госпиталь. В мае 2017 года на Центральной линии фронта попал под адский огонь и был принудительно отстранён от дальнейших боёв, но спустя десять дней присоединился нился к отряду на Севере, где оказался под влиянием чар забвения. Участвовал во всех боевых действиях вплоть до капитуляции Незаконных магов. Отмечен как солдат с высоким уровнем подготовленности. Ранее преподавал в магической школе в классе детей-эмпатов, имеет хорошие характеристики с прежнего места работы. На данный момент является одним из трёх сильнейших эмпатов (прим. в тройку входят также Савченко Олег Вадимович и Голубин Глеб Геннадьевич). Принят на должность педагога детей-эмпатов в Центре развития магов в сентябре 2017 года. График работы…» Дальше Марк уже не читает, лишь бегло просматривает остальные листы, на которых написаны детали касательно занятий, программы и формы их проведения и ученического состава. Эта информация не кажется ему важной, в отличии от той, в которой говорится об участии Назара в войне. Марк к своему стыду даже не подозревал о части событий, описанных в досье. Например, об адском огне на Центральной линии фронта и о попытках Басты отстранить его от дальнейших боёв. Это удивляет и в какой-то степени восхищает — получив такое количество ранений, продолжать сражения довольно опасно, но безусловно благородно. Однако сохраненные честь и слава Марка беспокоят мало, их наличие не спасет от гибели или от новых ранений. Во всем необходимы мера и благоразумие, и в случае хренового состояния в обязательном порядке каждый маг должен обращаться к целителям и покидать сражение. Марк тяжело вздыхает, убирая папку в кучу к другим. Это он сейчас так размышляет, когда война закончилась и главная опасность искоренена, тогда же, на передовой, он и сам шел в атаку, забивая хер на самого себя. Приследуя одну единственную цель, Марк не задумывался о том, что ему плохо, ему больно, что ему нужны отдых или помощь целителя. Его гнал вперёд страх, но не умереть, нет. Он всего лишь боялся, что мир погрязнет во тьме без возможности выйти снова к свету. И очевидно, что Назар мыслил ровно так же. Он тоже не уповал на удачу и не пытался помочь себе. Будучи шестерёнкой огромного механизма войны, он делал все, чтобы она прекратилась, чтобы снова наступил мир. И винить его в том, что он не заботился о себе, как минимум несправедливо. Ведь сейчас о нем есть кому позаботиться. И об этом не стоит забывать. Намереваясь уже сложить все папки обратно в коробку, Марк замирает, увидев на дне личное дело одного мага. Он достает его, смахивая пыль, и читает титульный лист. «Коновалов Андрей Сергеевич, 17 октября 1991 года рождения (25 лет). Дар — визуал. Является жителем поселения Независимых. Опекун (дядя) Гаврилова Никиты Леонидовича, 22 февраля 2009 года рождения (8 лет). Дар — стихийник. Никита Гаврилов состоит в группе по подготовке детей-стихийников у педагога Азарина Александра Романовича.» На пару секунд Марк задумывается, откуда ему знакомо это имя, а затем его осеняет. Ну конечно, тот хмырь, с которым Назар разговаривал в Центре больше месяца назад, друг, кажется. Беспричинное желание врезать Андрею отчего-то начинает зудеть под кожей, но Марк отгоняет от себя это секундное помешательство и, подгоняемый странным чувством, лезет в самый конец досье. «В день нападения Незаконных магов на Центр развития магов Гаврилов Никита присутствовал на занятиях. В ходе взрыва на первом этаже Никита почти не получил ранений, а после был выведен из здания через черный вход.» Отчего-то эта информация кажется важной, но Марк никак не может понять, почему. Простояв ещё с минуту, он бессильно выкидывает папку в коробку, которую убирает на подоконник и, взяв с вешалки свое пальто, спускается вниз, чтобы настроить телепорт домой. Пожалуй, на сегодня хватит, ночью он должен быть у Эллы, и если у него останутся силы, то с утра он снова приедет в Центр Происшествий и попробует понять, почему этот факт его сильно цепляет. Но все может подождать, есть дела более значимые, чем поиски, которые заводят в тупик. Это Марк тоже помнит и пренебрегать этим не собирается.***
— Я умер по твоей вине. Только по твоей. Федя чеканит по слогам, выделяя каждое слово, и в груди у Назара разливается яд, способный сгубить его за секунду. — Федь, нет, ты не умер, ты жив, — сбивчиво тараторит он, пытаясь подойти ближе, но с каждым шагом друг отдаляется все больше и больше. — Федь, ты жив, я клянусь, я тебя вытащу. Лицо Феди, залитое кровью, искажает злая ухмылка, он качает головой и смотрит пустыми глазницами, заглядывая ими прямо в душу. Сердце Назара обливается кровью, он чувствует титаническое бессилие и все пытается подобраться к Феде, но ничего не выходит. Отчаяние накрывет целиком, от макушки до пят, и хочется кричать и биться в истерике от страха и боли, но Назар не может выдавить из себя ни единого звука. Он делает ещё один рывок, но застывает на месте, когда Федя неожиданно оказывается на расстоянии вытянутой руки и принимается снова говорить. — Я умер по твоей вине, — повторяет он, разнося вокруг запах мертвечины, — И ты тоже умрёшь. Вы все умрёте. — Нет, пожалуйста, нет, — шепчет Назар, силясь не завыть, — Не говори так. Не надо, Федь, ты жив. — Вы все умрёте. Открывая рот для ответа, Назар сгибается пополам, чувствуя впышку боли в висках. Он кидает взгляд на друга, но перед глазами все плывет, а в следующую секунду он просыпается из-за того, что кто-то настойчиво трясет его за плечо, вырывая из кошмара. — Назар, очнись. Назар. Назар резко садится на кровати и тут же падает обратно на подушку, лишь благодаря силе воли он разлепляет веки и осматривает нарушителя своего сна. Перед ним оказывается обеспокоенный Марк, дрожащими руками сжимающий его плечи. — Ты кричал, — говорит он, когда понимает, что его слышат, — Что случилось? — Дурной сон, — отнекивается Назар, пытаясь сделать вид, что все в порядке, — Ничего критичного, просто кошмар. Ты из города? — Да, из города, — подтверждает Марк, отнимая ладони от чужого тела, — Что снилось? На мгновение Назар задумывается, может, стоит сказать правду. Не только про сон, но и про пропажу Феди, про чертов допрос, да про все на свете. Прекратить уже лгать в лицо, изворачиваться и прикидываться идиотом, пойти на тяжёлый, но честный шаг, пока не стало поздно, пока Марк не разочаровался в нем и своих друзьях. Назар даже было открывает рот, намереваясь вывалить все, как есть, но останавливается и закрывает его обратно. Эти не только честный, но и рискованный шаг. Ведь, во-первых, это может не помочь спастись от гнева Марка, а во-вторых, это небезопасно для него самого. Он все ещё рискует оказаться в тюрьме на десять лет, и измученное признание того не стоит. Ничего не стоит безопасности и свободы Марка, ничего на свете. — Хрень какая-то, — невнятно бормочет Назар, присаживаясь на кровати. Головная боль постепенно стихает, а, значит, зелья, принесенные Охрой, все же сработали. — Передовая, огонь и мертвые тела. Калейдоскоп случайных событий. Марк отчего-то меняется в лице, принимая растерянный вид, но быстро берет себя в руки и кивает. — Знакомо, — вздыхает он, потирая шею рукой, — А ты чего днём спать лег? — Устал, — пожимает плечами Назар, — На поле с Ваней ходили, потом вырубился. С непривычки, наверное. Это уже близко к истине, хоть и не на все сто процентов. После тренировки он и впрямь был почти без сил, потому кое-как дополз до комнаты и провалился в сон. Ваня пришел часом позже, притащил пару склянок обезболивающего и стабилизирующего, которые спиздил у Алмаса, пока тот ездил за ингредиентами в город, и разбудил Назара, заставив выпить все зелья, что удалось добыть. Потом он ушел, пообещав зайти ближе к вечеру, посоветовал никуда особо не высовываться, чтобы не спалить свое состояние, и Назар решил так и поступить, потому лег спать. Правда отдохнувшим он себя не чувствует, ощущение, будто короткий сон лишь ещё больше измотал, но хотя бы пропала безвольная слабость и мигрень, что уже неплохо. Если до завтрашнего утра все будет стабильно, то можно не переживать, что Мирон с Ильёй что-то заподозрят. — Как потренировались? — интересуется Марк, снимая с себя пальто. Взволнованным он больше не выглядит, и это приносить свою долю успокоения. — Вы вдовоем ходили что ли? — Слава был с нами, — отзывается Назар, наблюдая за тем, как Марк раздевается. Под верхней одеждой оказывается охуенная черная рубашка, подчёркивающая все достоинства красивого тела. — Мы ненадолго выбрались, иначе бы Алмас с Мироном нам головы открутили. Так уж, побаловались немного и обратно пошли. А у тебя че было? — Ничего особенного, — отвечает Марк, закатывая рукава, — Я просмотрел личные дела работников и занимающихся Центра развития, разобрал некоторые бумаги. Твое там тоже было, кстати говоря. Удивительно, как много можно узнать о собственном муже по какому-то случайному досье. Назар не знает, почему, но ему неожиданно становится боязно, что именно узнал Марк из его личного дела. По факту никакой удивительной или эксклюзивной информации там быть не может, максимум про прошлый опыт работы и известные всем данные, вроде принадлежности к клану и даты рождения. Но Марк отчего-то указал на свою осведомленность, будто ему в руки попало то, о чем в курсе не был никто. И Назара это определенно тревожит. — Что нарыл? — уточняет он максимально ровным тоном, ерзая на постели. — Количество половых партнёров? — Если бы мне в руки попала такая информация, я бы не был сейчас настолько спокоен, — усмехается Марк, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, — Всего лишь про твое участие в войне. Как раз про адский огонь, бессчетные ранения и твои отказы от госпитализации, несмотря на приказы Басты. Очень самонадеянно и глупо, я тебе скажу. Тебе повезло, что ты сумел выжить с таким набором увечий. — Создатель, ты об этом, — с нескрываемым облегчением выдыхает Назар, накрывая лицо руками, — Да какой там набор увечий, пару ранений и рассечений, хуйня. К концу боёв Женя даже ни одного проклятья не обнаружил, так что считай, что я был в отличном состоянии. — В отличном состоянии? — переспрашивает Марк, выгибая бровь, — Десять дней в госпитале, и те по настоянию Басты — это отличное состояние? Адский огонь и чары забвения — это отличное состояние? Тебе не кажется, что ты немного переиначиваешь суть вещей? — А тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? — в тон ему интересуется Назар, — Марк, мы были на войне, а не в симуляции, где в любой момент можно все прекратить и пойти на выход. Там умирали целыми поселениями, и такие мелочи, как ранения после режущих или ожоги — это хрень. Я в жизни не поверю тебе, если ты скажешь, что после каждого боя заявлялся к целителю или что ты соглашался покинуть сражение, чтобы залечить все. На передовой было две задачи — спасти, кого получится, и выжить самому. Вот и все. — Я знаю, — устало соглашается Марк, отводя взгляд на свои руки, — Просто это слишком… Рискованно. Я видел тех, кто вышел после адского огня, и это были не маги, а угли. Я их сам выводил оттуда. Поэтому у меня в голове не укладывается, как ты вообще вылез оттуда живым. Он замолкает, опуская голову вниз, выглядит теперь не только уставшим, но и поникшим, и Назар понимает, что Марк на пределе. Сначала известия о гибели Порчи, потом все эти неопределенности с допросом, нападение на Центр, извечные тревоги и отсутствие даже намека на покой. Это не могло пройти бесследно, это и не прошло бесследно. Пусть он не пострадал физически во время последних событий, он пострадал намного раньше, а сейчас его силы были явно на исходе, но он все продолжал изводить себя и пытаться сделать хоть что-то. И Назару стоит сделать что-то в ответ, чтобы перенять на себя часть этого груза, как бы ни было тяжело ему самому, потому что… Да нет тут нужды для объяснений, все итак предельно ясно. Потому он тянет Марка на кровать, заставляя лечь рядом, обнимает за живот и зарывается носом в его шею, щекоча кожу теплым дыханием. Назар не может заверить его, что все будет хорошо, что все невзгоды позади, не может пообещать, что впереди только счастливые дни. Все, что он может сделать — это быть рядом, какое бы дерьмо не происходило вокруг. — Я выжил, — тихо говорит Назар, потираясь лбом о челюсь Марка, — Ты выжил. Мне кажется, что о большем нам не стоит просить. Как и не стоит вспоминать постоянно о тех месяцах на войне. Выжить, чтобы перестать впоследствии жить — это бессмыслица. Платить двойную цену жестоко по отношению к самому себе в первую очередь. Поэтому с нас хватит. Мы сделали для других больше, чем могли. Возможно, уже подошло время сделать что-то для себя. — Например? — любопытствует Марк, запуская пальцы в волосы Назара. — Остановиться хотя бы ненадолго и насладиться моментом. Марк хмыкает себе под нос, ничего не отвечая, рукой поднимает голову Назара за подбородок и целует. Неспешно, тягуче и сладко, будто соглашаясь со сказанными словами, раздвигает губы языком и сплетает его с чужим. Назар подаётся навстречу, лезет ладонью под ворот его рубашки, утягивая ближе к себе, пытаясь вытравить из Марка всю боль, всю горечь и все его тревоги. А если не извлечь, то хотя бы дать понять — он готов разделить пополам. Вот так просто — без торгов с самим собой, без лишних раздумий и перебора вариантов. Ведь уже остался один единственный — им гореть вместе. И изменить это не выйдет.***
От очередного изучения бирюзы Назара отвлекает стук в дверь. Он закидывает камень в карман спортивных штанов, продолжая зажимать его в пальцах, и разрешает пришедшему войти. Спустя мгновение в комнате оказывается Ваня с подносом в руках. — Не против пожрать вместе? — интересуется он, укладывая свою ношу на тумбочке у кровати. Выпрямляется, осматриваясь по сторонам, и спрашивает. — А Марк куда делся? — В город уехал, — отвечает Назар, освобождая место гостью около себя на расправленной постели, — Сказал, что какие-то дела в Центре Происшествий. Мне начинает казаться, что он там живет. — Он скорее живёт здесь, — усмехается Ваня, падая рядом и поднимая крышку с подноса, — Что ни день, Марк тут. Про ночь я вообще молчу. — Завались, — просит Назар, расплываясь в непрочной улыбке, — Иначе один будешь сидеть. Ваня фыркает себе под нос, суя Назару в руки тарелку с овощами и курицей, берет свою порцию и начинает ковыряться в ней вилкой. Его болтливости можно позавидовать, ведь даже с набитым ртом он продолжает что-то рассказывать про то, как виртуозно проник к Алмасу и напиздил там зелий, специально достав склянки с самой дальней полки, чтобы обнаружить пропажу сразу же было невозможно. Потом он начинает трепаться про то, как его достал Слава своими заебами касательно того, что произошло на поле. Защитник упорно твердил, что Назар не мог глушануть всех болью, ведь он после ранения должен быть слаб, а не наоборот, на Ваня неоднократно и очень прямо послал его нахуй, не имея желания объяснять суть и влияние связи. Назар слушает его в половину уха, ковыряясь в тарелке, реагирует междометиями и короткими вопросами, сознанием пребывая не здесь, и Охра, кажется, замечает это, потому замолкает и пихает в бок, взывая к вниманию. — Ты чего загруженный такой? — уточняет он, нанизывая на вилку кусочек брокколи, — Переживаешь из-за того, что на поле случилось? — Вроде того, — подтверждает Назар, откладывая посуду обратно на поднос. Аппетита особо нет, а запихивать в себя пищу силой не хочется. — Я как-то ссу, что Мирон все просечет и запрет тут. Так-то по факту он будет прав, но мне от этого нихуя не легче. — Не просечет, — качает головой Ваня, вытирая рот салфеткой, — Мои иллюзии устойчивые, не сходят так просто. Да и Мирон с Илюхой без амулетов были, так что все нормально будет. — А Слава? Он то с природным барьером, точно все поймет и побежит Мирону рассказывать. — Не надо параноить, — просит Ваня, притягивая к себе бутылку с апельсиновым соком, — Слава не тупой, это да, но его рассудок тоже не был защищён, ты его перед моей иллюзией все же пробил. Так что он может только догадываться, что именно произошло. Главное, чтобы Марк ничего не просек случайно, тогда, считай, дело в шляпе. — А при чем тут Марк? — удивляется Назар, вопросительно вскидывая брови. — Он без амулета, ты без амулета, — объясняет Охра, закручивая крышку, — Он может проникнуть в твое сознание и считать все. И в таком случае у нас реально возникнут проблемы, похлеще тех, что появятся, если о нашем с тобой маленьком секрете узнает Мирон. Замолкая, Ваня кидает на Назара нечитаемый взгляд, пока тот раздумывает над услышанным. Он как-то забыл, что Марк теперь по его же настоянию постоянно был без оберега и действительно мог с лёгкостью прочитать мысли. Конечно, он никогда так не делал, беспокоясь, что потеряет контроль и причинит вред, но чем больше проходило времени, тем устойчивее становился Марк. Связь медленно, надсадно, но исцеляла его, и он возвращался к прежнему уровню владения способностями. А это означало, что совсем скоро он сможет опять воздействовать на чужое сознание без страха натворить хуйни. И это же означало, что Назар больше не может быть уверен, что у него получится виртуозно все скрыть. Внешне он в состоянии не подать виду и не проболтаться, но защитить свой рассудок он не сумеет. Марк всегда был сильным мыслителем, с лёгкостью обходил и дар защитника, и барьер амулета. Назар же сам отказался возводить блок при помощи оберега, следовательно, рисковал случайно раскрыть все карты. Но делать этого нельзя, ведь затем обязательно будут последствия, которые будет невозможно предотвратить. Значит, надо что-то решать уже сейчас. И Назару бы хорошо придумать, что именно, ведь до допроса остался всего один день. — Марк пока что не рискует залезать ко мне в голову, — роняет вслух он, выплывая из своих размышлений, — Но очень скоро он сможет это сделать. Поэтому мне надо как-то скрыть от него все свои мысли и воспоминания о допросе, но не надевая при этом амулет. Правда я даже не представляю, как провернуть подобное. — А, бля, точно! — неожиданно оживляется Ваня, щёлкая пальцами в воздухе. — Мы с Мироном базарили по этому поводу. Он сказал, что я, ты и Дима выпьем какое-то зелье, которое перекроет частично воспоминания, чтобы Марк ничего не смог узнать случайно или специально. Вроде Женя Мильковский должен нам его подогнать, я щас точно не скажу. В общем это решаемая проблема. Сорян, я че-то совсем забыл об этом. — А чё за зе… Назар не успевает договорить, его прерывает очередной стук в дверь. Ваня вопросительно изгибает бровь, указывая взглядом в сторону входа, беззвучно спрашивая, ждёт ли кого-то Назар, но тот лишь пожимает плечами, ведь гостей действительно не ждет. Алмас уже заходил, Марк уехал на всю ночь, а Лия должна быть в городе. Стук повторяется, потому Назару приходится встать и пустить внутрь кого-то, кто так решительно хочет попасть в комнату, но стоит ему открыть дверь, как у порога оказывается черный доберман с какой-то бумагой в зубах. Чуть не вскрикнув от испуга, Назар выдыхает, а затем непонимающе хмурится, не въезжая, откуда в особняке животные. — Илюх, ты что ли? — спрашивает из-за спины Ваня, разглядывая собаку, — А чё псиной явился? В нормальном обличии не судьба была? Доберман в ответ только негромко рычит, тянет голову к Назару, намекая забрать записку, и раздражённо машет хвостом. Назар же стоит в оцепенении несколько секунд, силясь догнать, что происходит, и, наконец, въезжает. Илья, будучи анимагом, мог принимать форму не одного животного, а как минимум двух. И это довольно любопытное открытие, Назар даже не подозревал, что Мамай имеет подобные способности. Не дождавшись, пока у него заберут ношу, Илья выкидывает бумагу на пол и, развернувшись, уходит к лестнице. Только тогда Назар выходит из оцепенения, поднимает ее и, закрыв дверь, возвращается к кровати. — Чё там? — любопытствует Ваня пытаясь рассмотреть принесенную Ильёй записку, — От кого? — Ща посмотрим, — отвечает Назар, разворачивая лист. Это оказывается послание от Мирона. Всего несколько строк, но каждая из них подобно удару по голове. «Со мной связался Баста, они нашли ту искательницу. Она отследила Федора и дала примерные координаты, это почти в сутках пути от Газгольдера даже с использованием телепорта. По ее словам его, возможно, уже нет в живых, слишком слабая аура. Мне жаль. Уничтожь письмо, как прочтёшь. Мирон.» К горле начинает сушить, а в носу щипать, Назар дрожащими руками зажимает записку, пока все написанное расплывается перед глазами. Ваня ещё несколько раз спрашивает, в чем дело, но, заметив состояние эмпата, сам осторожно вынимает из его пальцев бумагу и изучает ее содержимое. Закончив, он тяжело вздыхает, а затем накладывает на дверь несколько заглушающих и запирающих, аккуратно касаясь плеча Назара. — Если тебе нужно выпустить всю хуйню, то лучше момента ты не найдешь, — тихо говорит Ваня, — Я посижу рядом, считай, что меня нет. Не держи в себе, а то будет хуже. Гулко сглотнув, Назар несколько раз кивает, словно китайский болванчик, прячет руки в карманах штанов, чтобы скрыть дрожь, и нащупывает в одном из них камень. Плотнее стиснув его в ладони, он встаёт со своего места, делает ровно два шага вперёд и останавливается. В груди начинает саднить, и каждый вдох выходит болезненным до невозможности, Назар горько усмехается себе под нос, а затем резко оборачивается, снося с тумбочки поднос. Его срывает с резьбы моментально, комната с каждым мгновением все больше и больше начинает напоминать руины Центра развития, получая ущерб от летящих во все стороны заклинаний. Ваня из разумных соображений отползает к двери и садится на пол, ожидая, пока поутихнет бунт эмоций, но Назар лишь сильнее входит в раж. Он не понимает, что конкретно делает, разносит помещение, не беспокоясь о том, что кто-то увидит или услышит, разъебывает кровать, оставляет следы на стенах и полу, разбивает посуду. Но вскоре вспышка истерики сменяется горечью, Назар падает на колени и глухо воет, прижав руки к груди. Его друг, его лучший друг умер из-за него. Федя погиб, потому что стал обладателем небезопасной информации по его вине, и изменить это уже нельзя. Отчаяние накрывет целиком, Назар шумно втягивает воздух, с трудом сдерживая рыдания, и заходится кашлем. Он раскрывает ладонь, в котором лежит камень, несколько секунд смотрит на него, пытаясь взять под контроль дыхание, а затем на бирюзу падает несколько слез, и новый залп истерики заходит на новый круг. Спустя то ли час, то ли несколько минут Ваня подходит со спины, кладет руку на плечо Назара и тянет наверх, вынуждая подняться на ноги. Он ничего не говорит, не выражает сожаления, лишь коротко обнимает, а после, проговорив восстанавливающие чары и приведя комнату в прежний вид, укладывает Назара на кровать. Тот в полубреду не осознает происходящего, послушно отпускается на постель и упускает момент, когда Ваня оказывается в его голове. Назар протестующе дёргается, но Охра насылает мощную иллюзию, действующую, подобно колыбельной. Тяжёлая волна дремоты подступается осторожно, надвигается с периферии сознания прямиком в центр и отключает Назара, проваливающегося в очередной беспокойный сон.