***
—… от поселения Независимых на Северо-западе на границе Версуса. Дубовый лес, двигаться строго на Запад 36 миль, затем 8 на Юго-запад по течению реки. Дом скрыт магией крови. Запись прекращается, Мирон выключает диктофон и устало откидывается на спинке кресла, широко зевая. Марк прислал информацию ночью, но прослушать её вышло только сейчас, когда он уже прибыл домой и лег спать. И это хорошо, ему определенно нужен отдых, ведь в последние дни он то пропадал в Центре Происшествий, то занимался поисками Жени по всей стране. От мыслей о последней Мирон усмехается себе под нос. Женя не меняется, хотя прошло уже много лет, все так же скитается, скрывая свое местоположение ото всех. И ведь не мнительна и не боится чего-то, а просто привыкла оставаться в тени, дабы не стать случайно жертвой политических игр из-за своих способностей. Она была действительно талантливой целительницей, умеющей то, что многим просто неподвластно. Даже та же защитная магия крови, которой не владела большая часть магов, была ей доступна, как доступны древние чары, что могли исцелить даже того, кто уже, казалось бы, не имеет на спасение шанса. Мирон знает это по себе — когда-то давно Женя смогла вернуть силы человеку, что погибал по собственной глупости, восстановив внутри него баланс. Она приложила немало усилий, чтобы вывести из него все то, что он поселил в себе, выполняя просьбу Мирона. Сам Мирон был уверен, что поступает правильно, он думал, что спасает друга, того, кто просто совершил ошибку, которую необходимо исправить. Однако в итоге все это привело к хреновому исходу, после чего Женя вновь исчезла, не желая больше принимать участие в этом. Те события давно канули в лету, но Мирон все ещё винил себя. За то, что верил в того, кто этого не заслуживал, за то, что понимая, к чему все идет, продолжал поступать, слушая эмоции, а не разум, за то, что уговорил Женю исцелить монстра. Она не хотела этого, но он настоял, и чародейка сдалась. Наверняка она жалела об всем, но спросить у Мирона не было шанса, потом это уже перестало иметь значение. А сейчас появилась необходимость в ее даре, и он совсем не уверен, что она вновь пойдет навстречу, но вера в ее благородство все же вселяет надежду, что она не откажет. Да и ситуация теперь совсем другая — Марк не чудовище и хочет избавиться от тьмы, а не набраться сил и уничтожить весь мир. Он все ещё приверженец света, и Женя очевидно поймет это. Во всяком случае, Мирон надеется на это. Он распахивает глаза, переводит взгляд на окно. Солнце уже встало, но скрыто из-за туч, с каждым днём становится все холоднее и холоднее, и речь не только о погоде. У Мирона внутри будто лёд — ему страшно за то, что будет дальше. За допрос, что состоится уже этим вечером, за то, что они узнают от пленного и узнают ли вовсе. Ему не хочется верить в то, что предатель где-то среди своих, но он не может отрицать этого. Все факты на лицо, и уже пора выявить крысу и наказать ее по всей строгости закона, но Мирон будет лжецом, если скажет, что он готов к этому. Ему уже однажды приходилось сковывать друга и бросать его в тюрьму, и проигрывать схожий сценарий не хочется, но выбора нет. Выбора у него никогда и не было, лишь его иллюзия. Короткий стук дверь отвлекает Мирона от мыслей, он разрешает войти и поворачивается лицом ко входу. Через мгновение в кабинет проскальзывает Назар и выглядит он, мягко говоря, хреново. — Доброе утро, — приветствует его Мирон, указывая на стул около себя, — Что-то случилось? — Доброе, — отзывается Назар, присаживаясь рядом, — Я хотел спросить по поводу допроса. Буквально пару вопросов, потом мы с Ваней хотели выйти на поле. Мирон вопросительно изгибает бровь, намекая, что ждёт продолжения, и Назар тяжело вздыхает, ерзая на стуле. — Во-первых, по поводу зелья, перекрывающего часть воспоминаний, — начинает он, сложив руки в замок, — Как оно действует? Просто блокирует для остальных, или я обо всем тоже забуду? — Второе, — отвечает Мирон, подмечая про себя явную встревоженность Назара, — Зелье действует точечно и стирает только то, что нужно, а не все подчистую. Нужно будет ещё использовать определенное заклинание, но это вам объяснит Женя Мильковский, он лучше осведомлен. Вася уже предупредил его, чтобы он изготовил три порции для тебя, Вани и Димы. — Понятно, — кивает Назар, закусывая щеку изнутри. Он отчего-то старается не встречаться взглядами, будто не в силах смотреть Мирону в глаза. — Тогда ещё вопрос. Как мы отправимся в Газгольдер? В том смысле, что Марк же будет дома и явно заметит мое отсутствие. — Мы телепортируемся к Басте ближе к вечеру, — говорит Мирон, вспоминая все детали последнего разговора с Вакуленко, — Марк как раз уедет по делам, его не будет в особняке. Но на всякий случай я скажу ему, будто мы отправляемся в Газгольдер, чтобы вы с Васей поговорили лично и чтобы он удостоверился, что с тобой все в порядке. Илья приведет пленного сразу туда. Отсюда выезжать будем я, ты, Ваня и Слава, Дима воспользуется городским порталом. Как закончим, сразу вернёмся домой, возможно, ещё до прихода Марка. Все схвачено, не беспокойся. Назар долго молчит, обдумывая услышанное, и, наконец, нерешительно кивает. — Я тебя понял, — он было поднимается с места, но замирает и едва слышно спрашивает. — По поводу Феди… Его и правда нет в живых? — Я не знаю, Назар, — честно признается Мирон, — Так мне сказал Вася, а ему об этом сообщила искательница. Он отправил на поиски двоих магов. Как только будет что-то известно, я дам тебе знать. Постарайся не накручивать себя, возможно, Федор жив. Искатели могут ошибаться. — Как все просто с твоих слов, — сквозь зубы цедит Назар, — Но я тебя услышал. Спасибо, что уделил времени, я пойду. Он вскакивает со стула, и Мирон даже не успевает открыть рот, как Назар оказывается за дверью, бесшумно прикрыв ее за собой. Гул его шагов слышится ещё несколько секунд, а затем все стихает, и пространство погружается в тишину. Мирон бессильно сползает по спинке кресла, пряча лицо в ладонях, и трясет головой. Он понимает Назара. Пусть не на все сто процентов, но он знает, каково это — испытывать вину за гибель друга, ведь он сам прошел через эти девять кругов ада, оказавшись в итоге на десятом, после смерти Порчи. И без приукрас — это чертов яд, способный уничтожить, низвести до атомов, сломать без возможности вновь собраться по кускам и воссиять, как прежде. Такая боль живёт вечно, от нее нет противоядия, нет антидота, что подарит способность свободно дышать, не ощущая, как горло обхватывают невидимые путы. Хуже только сны — те самые, в которых твой друг жив и весел, таков, каковым не будет уже никогда из-за тебя одного. Он испытал это, выпил этой горькой водицы, нахлебался ею. Теперь подобная участь настигла Назара, и Мирону искренне жаль его, но он не может никак помочь. А если бы и мог, то гордость эмпата не позволила бы принять эту поддержку. Порочный круг, выхода из которого нет. Или есть, но только один. Для того, чтобы Назар не тащил всю оставшуюся жизнь этот груз на душе, необходимо, чтобы Федор был жив и не был предателем. Тогда, возможно, все сложится нормально, и у всех них будет ещё один шанс начать все с чистого листа, запустив новый круг таймера. Чтобы, наконец, жить, а не выживать. Когда-то это случится. Вставая с кресла, Мирон кидает взгляд на настенные часы. Почти восемь, пора бы на завтрак. И найти Славу, спросить, как он спал, заглянуть к Илье, пока он не уехал во Дворец, поговорить с Марком. Диму бы тоже застать, предупредить обо всем. Дел много, день будет суматошным, беспокойным, определенно долгим. Но если он положит всему конец, Мирон готов его пережить. Хоть один раз, хоть тысячу. Лишь бы, Создателя ради, все закончилось.***
Марк стучится несколько раз, но ответа не следует, и тогда он бесцеремонно входит в комнату Назара, предположив, что тот ещё спит, но, оказавшись внутри, обнаруживает кровать пустой. В ванной никого не оказывается тоже, сбитый с толку Марк ещё несколько раз осматривается, но поиски не приносят успеха, Назара будто след простыл. Лишь незаправленная постель намекает, что ушел он не так давно, но вот куда именно — большой вопрос. Марк уже было собирается выйти и пройтись по особняку, чтобы найти мужа, но задерживается, заметив на тумбочке забытую им бирюзу. Он подходит ближе, берет камень в руки, осматривая его при свете дня, и не сдерживает удивленного вздоха, когда кусок минерала начинает светиться. Явление длится буквально пару секунд, после чего бирюза приобретает прежний вид, Марк ждёт ещё с минуту, но ничего не происходит. Решив, что позже он спросит у Назара, что это было, он убирает камень в карман и идёт обратно к себе. Сразу после возвращения Марк пошел спать, измотанный телепортом и отсутствием нормального сна. Поначалу он хотел пойти к Назару, но подумав о том, что разбудит его своим появлением, направился в свою спальню. Ночевать в ней одному было холодно, неуютно и немного тревожно, потому Марк проворочался до утра, а потом не сдержался и пошел в восточное крыло. Что-то подсказывало ему, что нужно срочно, просто непромедлительно найти мужа, но на пути возникли некоторые препятствия, в виде отсутствия Назара в изоляторе. Возможно, он рано встал и пошел завтракать, имело смысл проверить столовую и самому закинуться хотя бы кофе. Предположение Марка себя не оправдывает — в столовой оказываются только неспешно завтракающие Дима с Машей и Лия, со скучающим видом ковыряющаяся в тарелке. Завидев друга, они зовут его присесть, но Марк отмахивается, пообещав подойти позже, и спрашивает, не видел ли кто Назара. Чета Банановых отвечает, что понятия не имеют, в то время как Лия сообщает, что Назар вместе с Ваней и Славой вышел на поле. Удивившись подобному заявлению, Марк благодарит ее и идёт за своим пальто, чтобы выйти на улицу. Пока он преодолевает путь от первого этажа до второго и обратно, он прикидывает, на кой черт парни пошли на тренировку, и вываливается из особняка, накладывая на одежду согревающие чары. Остановившись у скамейки на склоне, Марк кидает взгляд вниз и остаётся на месте, наблюдая за тем, как Назар с Ваней измываются над Славой, подкидывая ему одновременно ложные эмоции и иллюзии. Со стороны кажется, что защитник держит оборону, но все же заметно, что сопротивление его давно пало. Решив ненадолго прервать происходящее, Марк идёт к парням, сильнее кутаясь в свое пальто. При его появлении Ваня ойкает, сбивается и прекращает воздействие на Славу, тот, вынырнув из галлюцинации, хочет было швырнуть в Назара заклинанием, но Марк оказывается быстрее, перехватывает его запястье и отпихивает в сторону. Обстановка в момент становится напряжённой, защитник награждает его тяжёлым взглядом и отходит в сторону, что-то бурча себе под нос. — Ещё раз увижу такое — руки вырву, — предупреждает Славу Марк, а затем обращается к Назару, повернувшись к нему лицом, — Ты зачем в такую погоду на улицу вылез? Ангину хочешь заработать? — Марк, не начинай, — просит Ваня, накидывая на голову капюшон, — Мы просто хотели побаловать себя издевательством над Славой. В изоляторе мало развлечений, знаешь ли, приходится выкручиваться. — Марш домой, — не слушая объяснений Охры, командует Марк, — Иначе Алмас тебя запрет ещё на хуеву тучу времени. — Мы не закончили, — возражает Назар, а затем переключает внимание на защитника и кричит ему, — Далеко не уползай, ща продолжим! Слава в ответ машет рукой, давая понять, что он никуда и не уходит, достает из кармана пачку и выбивает себе сигарету, дабы скрасить ожидание. Он убийственно спокоен, в то время как Марк чувствует, как закипает от недовольства, которое держать внутри не в силах. — Домой, — упрямо повторяет он, прожигая Назара взглядом, — Сейчас же. Иначе я сам тебя отведу. — Ты мне мать? — выгнув бровь, уточняет Назар, — Может, ты целитель? Или я что-то упустил, и ты теперь предводитель Империи? Нет? Что ж, тогда я не считаю нужным следовать твоим указаниям. Если так сильно хочешь вернуться, то иди, тебя никто не держит. Я приду, как только захочу. Разговор окончен. Что-то в его поведении настораживает, но Марк не понимает, что именно. Назар никогда не был послушным и безропотным, но все же никогда и не был настолько отстраненным и холодным. Он и выглядит как-то странно: бледный, под глазами глубокие тени, губы сухие и обветренные. Вид у него несколько болезненный, уставший, и Марк осознает, что оставлять его на поле неразумно. Да вот только не убедить же никак этого упрямца, он же даже слушать не хочет. Но хотя бы попытаться достучаться стоит. — Вы можете выйти днём, когда немного распогодится, — примирительно предлагает Марк, заглядывая Назару в глаза, но тот отворачивается в сторону, — Да хватит вести себя, как ребенок, неделя в изоляторе — это не приговор. Ты в состоянии потерпеть пару дней, пока окончательно не восстановишься. — Да мы уже в норме, — встревает позабытый всеми Ваня, пытаясь пресечь зарождающуюся ругань, — Марк, ну правда, часок ещё тут позависаем и пойдем домой. Не разводи срач на пустом месте, Создателя ради. — Норма относительна, — серьезно заявляет Марк, не сводя с Назара взгляда, — И раз Алмас вас не выпускает, значит, не просто так. Идём обратно, это не обсуждается. Слава, я уверен, терпеливо дождется, пока вы будете в состоянии вылезать на тренировки. — Марик, ну ты чего… — начинает было Охра, но его перебивает Назар, раздраженно взмахивая рукой. — Хватит, блять, командовать, — шипит он на Марка, тыча ему пальцем в грудь, — Всю ночь хуй пойми где был, потом заявился сюда, с нихуя на Славу нагнал, а щас права качаешь. Марк, пиздуй домой, пока я тебя сам не выгнал. Честное слово, бесят твои рыцарские замашки, глаза только мозолишь. Ноги в руки и вперёд, никто не держит. Он замолкает, сверкая глазами, и Марк едва слышно усмехается себе под нос. Рыцарские замашки, значит. Ну раз Назар так хочет поиграть в принцессу, то грех ему в этом отказывать. Потому Марк делает вид, что отступает на шаг назад, выводя за спиной одной рукой руну путешествий. Из-за того, что он не может нормально сконцентрироваться, приходится выстроить путь не прямиком в комнату, а на порог особняка. Впрочем, это мелочи, с крыльца можно будет спокойно дойти до второго этажа. С этими мыслями Марк резко приближается к Назару, наклоняется и, обхватив его за бедра, закидывает к себе на плечо ровно в тот момент, когда открывается телепорт. Отсалютовав охуевшему Ване, Марк поудобнее укладывает брыкающегося и орущего матом Назара и вступает в портал. Их выбрасывает на первый этаж возле лестницы, что оказывается очень удачно, ведь удерживать извивающееся тело довольно сложно. Однако Марк справляется, даже когда получает пару раз по башке, не отпускает Назара вплоть до момента, пока они не заходят в комнату в восточном крыле, и лишь тогда осторожно опускает свою ношу на пол, своевременно подаваясь назад, когда ему пытаются заехать по носу. Назар взбешён до предела: ноздри раздуваются, лицо перекошено от праведного гнева, руки сжаты в кулаки. С другой стороны, болезненным он больше не выглядит, на щеках проглядывается здоровый румянец, а от сдержанной холодности не осталось и следа. — Какого хуя ты творишь, блять?! — возмущается он, трогательно топая ногой, — Ты охуел?! Я тебя спрашиваю! Марк как ни в чем не бывало снимает с себя пальто и бросает его в кресло, запускает ладонь в волосы, отмечая про себя, что пора бы подстричься, игнорирует крики Назара. Тот от подобного поведения лишь ещё больше выходит из себя и, не сдержавшись, пихает Марка в грудь. И это фатальная ошибка с его стороны, ведь Марк, будучи сильнее физически, толкает его к кровати и валит на постель, прижимая его запястья к матрасу. — А теперь послушай меня ты, — вкрадчивым шепотом начинает он, наклоняясь вплотную, — Во-первых, пока Алмас не убедит меня, что с тобой все в порядке, ты не будешь своевольно шляться по территории. И ты не будешь со мной спорить и ругаться на эту тему, потому что в первую очередь это делается для тебя, а не для кого-то ещё. Во-вторых, по ночам я не шляюсь где попало, а работаю в Центре, пытаясь найти тех, кто чуть не убил тебя. Ещё одна подобная выходка — и ты у меня сидеть здесь будешь не неделю, а до Рождества. А если сейчас не успокоишься, я тебя так оттрахаю, что ты даже лежать не сможешь, не то что сидеть. Вопросы? — Я тебя сейчас ёбну, суку такую, — огрызается Назар, пытаясь пнуть Марка по ноге, но промахивается, — Хватит альфачить, блять, быстро отпусти меня! Свои представления устраивай в другом месте, тут тебе не твой любимый цирк! — Значит, ты не понял, — театрально вздыхает Марк, подаваясь ещё немного вперед. Он целует Назара за ухом и продолжает. — Придется объяснять по-другому. Назар в очередной раз протестующе дёргается, тычет коленом в чужой живот, но стоит Марку отнять одну руку от его запястья и уложить ее на его пах, тут же замирает, прекращая сопротивляться. Довольный подобной реакцией, Марк ощутимо сжимает его член через ткань джинс и усмехается, когда слышит шумный вздох. — Отпустить тебя? — издевательски интересуется он, задирая толстовку на животе Назара, — Пойдешь? Только скажи, тебя тут никто не держит. — Какая же ты сука, — вздыхает Назар, вздрагивая, когда чужие пальцы заползают под ремень штанов, — Ёб твою мать, да что б… Он не договаривает, сам притягивает Марка ближе к себе и целует. С напором, требовательно и грязно, хозяйничая в чужом рту с неистовым рвением. От него прёт очевидным желанием, приятной агрессией даже, и Марк сам не замечает, как быстро заводится в ответ. Он пытается расстегнуть на Назаре джинсы одной рукой, но у него никак выходит достать ремень из петель, и тогда Назар отпихивает его от себя, помогая с этой непростой задачей. В четыре руки получается быстрее, Марк стягивает через голову свитер, пока Назар воюет с замком на штанах. На пол летит все — ботинки, джинсы, белье, осмысленность и благоразумие. Предусмотрительно на дверь Марк накладывает несколько запирающих и заглушающих, опасаясь убить любого, кто посмеет помешать, возвращает свое внимание к Назару и целует его сам. В особняке в последние дни особенно холодно, но здесь, в этой комнате до безумия жарко, настолько, что можно сгореть до тла и восстать из пепла. Ведь Назар так охотно отвечает, размыкает зубы, тянет ближе к себе, позволяя трогать, гладить, сжимать собственное тело. Его недовольство сменяется желанием, он терзает губы Марка до покраснения, но даже тогда не отпускает. Остраняется, чтобы схватить ртом воздуха, но больше не успевает ничего, как Марк разворачивает его на живот, заставляя задрать задницу, и целует в поясницу. Назар не противится, послушно укладывается, подбивая себе подушку, ждёт дальнейших действий. У Марка же неожиданно возникает желание немного помучать его, но не в качестве наказания — это нездоровая хуйня, так не делается. Ему просто хочется немного обострить все ощущения Назара, заставить его метаться по постели, просить невербально о большем, чтобы потом довести до состояния невоспрития реальности, до исступления, до невменоза. Повинуясь это порыву, Марк достает из тумбочки флакон, слегка встряхивает его и выдавливает на ладонь немного смазки. Он греет ее в пальцах, а затем нарочито медленно поглаживает вход, слегка надавливая. Назар отзывается почти сразу, шумно втягивает воздух и вздрагивает всем телом, уткнувшись лицом в подушку. Ноги его непроизвольно разъезжаются в стороны, и Марку стоит больших усилий не начать растягивать его прямо сейчас, но он все же сдерживается, продолжая растирать смазку и пробуждать нервные окончания. Осторожно, не спеша, сменяя необузданность на подчеркнутую аккуратность, касается каждого миллиметра голой кожи, чувствуя, как Назар инстинктивно сжимается, подаваясь навстречу. Он просяще ведёт бедрами, намекая не медлить, и Марк, сжалившись, толкается одним пальцем внутрь на всю длину. Тем не менее, он не торопится, растягивая момент, словно карамель, поджирая дочиста каждую реакцию Назара на все свои действия. Его рваное дыхание и дрожь по всему телу, тихие, едва слышимые стоны. Как он вообще терпит и не начинает просить поспешить, Марк не понимает, но намерен испытать его терпение на максимум. Потому он вынимает палец полностью, снова оглаживает кожу на анусе, а затем вовсе отводит руку, запуская ее под живот Назара, и обхватывает его член, размашисто проводя от основания до головки. Назар снова крупно вздрагивает, срываясь на сдавленный стон, и пытается развернуться на спину, но второй рукой Марк придавливает его обратно к кровати, заставляя лежать спокойно. — Ну уж нет, ты уже проебал свой шанс свалить, — усмехается он, надавливая подушечкой пальца на влажную головку, — Так что не дергайся. — Я тебя точно ёбну, — сквозь зубы шипит Назар, все же оставаясь на своем месте, — И сам тебя выебу, скотину такую. — Я бы не был так в этом уверен, — облизывая пересохшие губы, отвечает Марк, — И не кидался бы угрозами в твоём положении. В довесок своих слов, он сжимает яйца в кулаке, на что Назар глухо матерится, вновь топя лицо в подушке. Ему мало, Марк прекрасно понимает это, но давать бо́льшего он все равно не торопится. Раз уж по-хорошему не доходит, придется объяснять немного иначе. Того гляди, научится вежливости, на худой конец сдержанности. Послушным его сделать не выйдет — уж больно своенравный, но хотя бы менее упрямым. С этими мыслями Марк отнимает руку от его члена, добавляет ещё смазки и толкается внутрь двумя пальцами. Назар на подобное выдыхает с облегчением, раздвигая ноги ещё шире, раскрывается целиком, и мычит, когда Марк с нажимом трёт простату, надавливая ровно по центру. Он не может сказать точно, как это должно ощущаться, снизу он был давно, да и воспоминания уже затерялись в череде других, но ответная реакция Назара приводит к мысли, что это довольно приятно. Масла в огонь подливает то, как Назар сжимается вокруг пальцев, не желая их выпускать, и Марк глубоко вдыхает воздух, силясь не поддаться собственному возбуждению. А оно довольно сильное, настолько, что перед глазами плывут цветные пятна, а в голове полный бардак. Успокаивая пожар внутри, Марк вгоняет третий палец по костяшки, улавливая, как Назар издает нечленораздельный звук и сжимает в руках простынь. Он уже не дрожит — его колотит всего, мышцы спины, плеч и бедер напряжены до предела, и на секунду Марку кажется, что кожа на них может в любой момент лопнуть. Второй рукой он проводит по выступающим позвонкам, наклоняется и целует между лопаток, втягивая запах Назара. Гранат, мята, мелисса, бадьян и, кажется, лаванда, нежная и немного сладкая. — Хорош облизывать меня, — цедит Назар, пытаясь пихнуть Марка локтем, — Выеби уже. Или че, забыл, как пользоваться членом? — Пока ты нормально не попросишь — даже не подумаю, — парирует Марк, проводя языком по его шее, — Так что давай, прояви немного вежливости к собственному мужу. — Да пошел ты… Назар не договаривает и закусывает наволочку, когда Марк разводит пальцы внутри, растягивая мышцы. Удивительно, как только он умудряется огрызаться в таком состоянии и связывать слова. Возможно, терпения в нем порой действительно не хватает, но вот выдержки, судя по всему, вполне. Или это просто упрямство и гордость, не позволяющие упасть до постыдных просьб, Марк не знает, но твердо настроен сломать лёд. Потому он в очередной раз вытаскивает пальцы и снова медленно, дразняще поглаживает кожу вокруг сжимающегося от каждого касания входа. Из груди Назара вырывается хрип, он жалобно всхлипывает и резко прогибается в пояснице, когда Марк снова вгоняет два пальца. Ему, быть откровенным, нравится наблюдать за тем, как внутри Назара идёт борьба между желанием и рассудком. Сознанием он не хочет поддаваться и просить о чем-либо, но тело, напротив, умоляет о бо́льшем. И это по-своему очаровательно: понимать, что по сути то он уже сдался, но держит хлипкую оборону, что рассыпается пылью гнева, отрицания и торгов с самим с собой. — Блять, — выдыхает Назар, когда Марк снова вгоняет третий палец, скользя им по простате, — Сука, хватит издеваться. Ты можешь просто вставить, наконец? — Ммм, нет, — издевательски тянет Марк, целуя его в спину, — Я все ещё не услышал вежливой просьбы. Упорно Назар продолжает молчать, и Марк, хмыкнув себе под нос, второй рукой снова обхватывает его член. Он неспешно надрачивает, то и дело специально касаясь уздечки, губами проходится по его шее и закусывает мочку уха, слегка оттягивая ее назад. Назар рвано вдыхает и, в конце концов, сдается. — Пожалуйста, Марк, — невнятно бормочет он. — Что? — уточняет Марк, прекращая все свои махинации, — Что ты хочешь? — Пожалуйста, выеби уже. Большего добиться все равно не выйдет, понимает Марк, потому послушно убирает руки и, добавив еще смазки, растирает ее по головке и приставляет ее ко входу. Он несколько секунд медлит, заставляя Назара помучаться в ожидании, и резко натягивает его на себя, насаживая на член целиком. Внутри оказывается тесно и влажно, на мгновение Марк теряется, упираясь лбом в спину Назара, но вскоре выходит из оцепенения и начинает двигаться. С углом угадывает почти сразу, потому, устроив ладонь на плече Назара, примитивно долбит его в довольно быстром темпе. Благо, волнения по поводу того, что ему больно, Марк не испытывает, не зря все же растягивал так долго, но вот переживание касательно того, что Назар вырубится от переизбытка ощущений все же есть, но оно исчезает так же быстро, как и возникает, когда он начинает стонать в голос. Он резво подмахивает бедрами, подхватывая каждое движение на половине пути, принимает полностью, охуительно сжимаясь на особо глубоких толчках, и Марк начинает сомневаться, что продержится долго. Ему в принципе было трудно долго сдерживаться, когда дело доходило до Назара, и касалось это не только секса. Его хотелось только для себя от корки до корки, испить его до дна, засунуть под ребра и спрятать там от всего чертового мира, пометить, сделать исключительно своим. Марк догадывается, что это не самое здоровое желание, но не отрицает его наличия, как и не пытается воплотить его в жизнь или избавиться от него. Он порой с трудом понимает себя, но прекрасно осознает, что Назару подобное может не понравиться. А вот происходящее ему нравится вполне, судя по тому, как он подаётся навстречу, как трясется всем телом, как между стонами хватает распахнутым ртом воздух. Он весь натянут, как струна, вспотел и явно извелся, потому Марк выходит из него и укладывает его на спину. Выглядит Назар и впрямь уставшим: лицо красное, лоб покрыт испариной, губы обкусаны. Но взгляд, ошалевший, дикий, затуманенный намекает на то, что он более, чем заинтересован в продолжении, и это подстёгивает по новой. Марк разводит его ноги, проводит одним пальцем по входу, на что Назар дёргается, шипя сквозь плотно стиснутую челюсть, и утягивает к себе. Он сам обхватывает член Марка рукой, направляет, а после давит на его поясницу, вынуждая снова войти на всю длину. Откинув голову назад, Назар шумно втягивает воздух и глухо стонет, когда Марк оставляет поцелуй на его шее. — Попробуешь остановиться — убью, блять, — шипит он, закидывая одну ногу за спину. Марк оставляет его без ответа, поудобнее обхватывает под коленом и толкается до звонких шлепков. Вид у Назара и впрямь немного утомленный, но абсолютно довольный. Он из раза в раз срывается на хрипы, не беспокоясь о том, что кто-то услышит, снова утягивает Марка вплотную и целует его в губы. Жадно, голодно, сплетая свой язык с чужим, так оголтело, что Марк чувствует, как постепенно срывается за край. Единственное, что останавливает его — это желание увидеть, как Назар кончит под ним первый, потому он разрывает поцелуй и трахает его грубее, жёстче, до сорванного голоса, до жалобных всхлипов и закатанных под прикрытыми веками глаз. Назар было пытается обхватить свой член, но Марк отпихивает его руку, прижимая ее за запястье к матрасу, вбивается в его тело, прикусывая кожу на шее. Он сам на пределе, настолько, что едва обрабатывает происходящее, ведомый единственной мыслю довести Назара до разрядки. Отсчитывает от одного до десяти, сбивается на трёх, начинает заново, и сипло втягивает воздух, когда чувствует дикий дар внизу живота. Спустя мгновение Назар вскрикивает, его ломает дугой, и он кончает себе на живот, вонзив короткие ногти в плечи Марка. Ещё с минуту он дрожит, блуждая замыленным взглядом по потолку, пытается восстановить дыхание и заплетающимся языком проговаривает очищающие чары. Он запускает руку в волосы Марка, убирая прилипшие ко лбу пряди, и тянется за поцелуем. Марк принимает это как сигнал, что можно продолжать, потому вновь начинает двигаться, догоняя собственный оргазм. Он маячит где-то в шаге, совсем близко, а когда Назар инстинктивно сжимается, прижимая ближе к себе, Марк с хриплым стоном кончает, роняя голову на чужое плечо. Его самого нехило колотит, силы разом покидают, оставляя место нечеловеческой усталости после почти бессонной ночи, беспокойных дней в Центре Происшествий и постоянной тревоги. Волна дремоты накрывает с дикой скоростью, но Марк, приложив усилия, выплывает из морока и отстраняется от Назара, вытаскивая член из его тела. Наложив очищающие чары, он падает рядом, утягивая мужа в объятия, рефлекторно ищет его губы своими губами и мягко целует в угол рта. Измотанный и разбитый оргазмом, он хочет немного неприхотливой ласки, и Назар явно улавливает это, проводя ладонью по его щеке. Он отодвигается назад, пальцами считает родинки на лице, едва слышно усмехается, когда Марк морщит переносицу, и оставляет короткий поцелуй на виске. Бесконтрольное, животное желание схлынивает, оставляя за собой потребность в близости другого характера, и даже чёртовы слова кажутся лишними и ненужными, потому Марк ничего не говорит. Он рассматривает Назара, запоминая каждую его черту, подпитывается его образом, сохраняя его где-то глубоко внутри. Будто это самое важное, что только может быть, будто на свете нет ничего больше, что стоит хоть капли его внимания. И, возможно, так и есть на самом деле. Завтрашний день не сулит ничего, что точно принесет покой, но сегодняшний наполнен им. Даже не день — конкретно этот момент, он пропитан теплом и умиротворением, несмотря на ещё не остывшие простыни, на непогоду за окном и на тьму внутри. Все это кажется такой мелочью, что хочется смеяться, но Марк лишь касается губами лба Назара и шепчет на выдохе. — Я… Слова стрянут в глотке, повторная попытка произнести их терпит поражение, и Назар снисходительно усмехается, качая головой. — Не нужно, — просит он, — Я понял. Я тебя тоже. Улыбаясь, Марк пробует утянуть его в новый поцелуй, но Назар ловко выворачивается из его рук и вскакивает с кровати. Он находит в ворохе тряпья свою одежду и поспешно натягивает ее на себя, ныряет в ботинки, даже куртку накидывает на плечи, пока Марк пытается понять, что происходит. Когда до него, наконец, доходит, Назар уже оказывается у двери, откуда насмешливо сообщает, что идёт на поле. — Потрахаться, конечно, здорово, но я все ещё не твоя вещь, чтобы беспрекословно следовать твоим требованиям, — говорит он, открывая дверь, — И в следующий раз я не буду терпеть подобные выходки. Ты мой муж, я не спорю, я принимаю это, я даже рад этому. Но свою свободу я забрать не дам. Прежде чем Марк успевает ответить хоть что-то, Назар исчезает в коридоре, разнося по нему гул шагов. Он длится недолго, затихает спустя пару мгновений, и Марк бессильно падает обратно на подушку, накрывая лицо руками. К счастью, возмущения он не испытывает, скорее странное удовлетворение и теплое, даже горячее чувство, разливающееся в груди. Ладно, черт с ним, пусть Назар немного побалуется на улице, потом Марк все равно затащит его обратно домой и удостоверится, что все в норме. А пока можно немного передохнуть, быть может, позавтракать и даже сгонять в город. Ближайшие дни обещают быть несколько суматошными, значит, нужно поймать момент и немного расслабиться. От перегрузки лучше не будет никому, только хуже. А хуже Марк больше не хочет. Ему хватило. Теперь будет только лучше, потому что теперь он потерян безвозвратно в том, что изначально даже не выбирал. Он по уши в Назаре. И пусть хоть весь мир ополчится против их союза, плевать. Эту войну Марк определенно выиграл.***
— Слав, стой! Назар сбегает вниз к полю, по пути застегивая куртку, пока защитник замирает в немом ожидании с издевательской ухмылкой на лице. На крик также оборачивается Ваня, сидящий на земле с сигаретой в зубах, что тоже не сдерживает улыбки, хотя всеми силами пытается ее скрыть. — Явился, не запылился, блять, — усмехается Слава, когда Назар подходит к нему и останавливается, силясь отдышаться, — С койки сразу на поле? Похвально, похвально. — Завались, — раздражённо машет рукой Назар, растягивая губы в довольной улыбке, — Лучше давай делом займёмся, пока Мирон не вышел и не разогнал нас всех. — Скорее пока Марк не очухался и снова не устроил похищение, — ржёт Ваня, поднимаясь на ноги, — Я ебать охуел, когда он тебя в телепорт утащил. Думал, что живым мы тебя уже не увидим. — Полтора часа почти ждали, блять, — ворчит Слава, заправляя руки в карманы куртки, — Я, конечно, понимаю, тестостерон хуярит не в себя, но можно как-то поуважительнее к людям. Вано, они тебе, наверное, ещё и спать по ночам не дают, да? — Завались, — повторяет Назар, не давая Ване даже открыть рта, — Хватит уже резину тянуть, давайте чем-нибудь полезным займёмся уже. Пожав плечами, Слава принимает расслабленную стойку, невербально призывая начинать тренировку. Переглянувшись с Ваней, Назар возвращает внимание к защитнику и, приложив палец к виску, осторожно начинает воздействие на его рассудок. И то ли дело в том, что Слава устал, то ли в том, что силы Назара действительно увеличились, но блок пробивается почти с первой попытки, и весь вихрь эмоций защитника вырывается наружу, накрывая с головой. Стараясь не концентрироваться на них, Назар пробирается глубже и глубже, обходя ментальные барьеры, прицеливается, готовя посыл, и… Замирает. Ему не хочется делать больно, как бы абсурдно это не было, учитывая тот факт, что вечером будет допрос, но причинять боль Славе нет никакого желания. Потому Назар собирается с силами и шлёт волну совсем другого чувства. Восторг. Защитник хмурится, пытаясь сдержать широкую улыбку, даже прикрывает рот рукой, но все же сдаётся и хрипло посмеивается, светясь от радости. Он все пробует как-то успокоиться, возводит новые и новые блоки, но Назар сметает их и прёт напропалую ровно до момента, пока Слава, чуть не прыгая на месте, просит остановиться. Лишь тогда эмпат делает шаг назад и отгоняет посыл, разминая пальцами виски. Он чувствует странную слабость, но, к счастью, не испытывает боли, потому легко удерживает себя на ногах и поднимает взгляд на Славу. Тот отвечает не менее пристальным, даже внимательным, прочищает горло и говорит о том, что это не совсем то, что им нужно сейчас. — Спасибо, конечно, это было довольно приятно, — насмешливо тянет он, — Но сегодня тебе придется применить немного иначе свои способности. Если ты понимаешь, о чем я. Так что, Назар, соберись. Я не слабак, выдержу негативное воздействие. — Сам попросил, — вздыхает Назар, настраиваясь по новой, — Так что держись. Не давая Славе очухаться, он направляет на него убийственную, дикую волну, способную уничтожить на своем пути все. Боль. Слава сдавленно стонет, хватая ртом воздух, сгибается пополам, а после вовсе падает на колени, обхватив руками плечи. Его колотит крупной дрожью, не выдержав, он заваливается на бок и запрокидывает голову назад. Зрачки его сужены, лицо стремительно бледнеет, а вены резко разрезают синими змеями светлую кожу. Не сводя с него глаз, Назар прищуривается и добивает его, сам едва удерживая вертикальное положение. Агония. — Эй, Назар, хватит! Ваня подскакивает сзади, встряхивает его за плечо, прерывая внушения, и с тревогой наблюдает за тем, как Слава, рвано втягивая воздух, пытается встать. Он пошатывается на месте, и тогда Охра подлетает к нему и помогает ему подняться, тихо спрашивая, все ли в норме. — Порядок, — хрипит Слава, смотря на Назара, — Вот так правильно. Красавчик. Назар не отвечает ему, отворачивается в сторону и сглатывает ком тошноты, ежась от холода. Он не хотел так сильно воздействовать, но все равно сделал это. Даже при условии, что контроль Назар не потерял, он все равно причинил Славе боль, и от этого становится паршиво. Разумеется, все было по согласию, но от неприятности ситуации это не избавляет. А ведь над пленным во время допроса придется сотворить что похуже, чтобы получить нужную информацию, и это неправильно, но… Это необходимо. Выбора все равно нет. И никогда не было. — Я домой, — вырывает из размышлений голос Славы, — Жрать хочу, и к Мироше зайти надо. Вечером встретимся если чё. Не дожидаясь чьего-либо ответа, он уходит с поля, немного прихрамывая, и Назар вновь чувствует укол вины. Он все же переборщил, хоть и не вышел из себя, но не рассчитал, перегнул палку. Хоть Слава и не из тех, кто жалуется или ноет, но все равно вышло как-то не очень. Стоило быть осторожнее. Замечая растерянное выражение лица Назара, Ваня подходит к нему и несильно пихает в бок. — Ты как? — спрашивает он, — Нормально все? — Не знаю, Вань, — честно отвечает Назар, отведя взгляд на землю под ногами, — Как-то нехорошо со Славой получилось, надо было помягче. — Забей, — фыркает Ваня, в момент успокаиваясь, — Он сам всегда на рожон лезет, а получает, сразу жопу прижимает. Жаловаться не побежит, так что не парься. Ты себя то как чувствуешь? Не хуевит? — Не, порядок. Я на всякий зельем ещё закинусь стабилизирующим, и двинем в Газ. От упоминания родного клана в груди вновь начинает свербеть. Беспокоит все — и причина визита, и то, как теперь смотреть в глаза своим ребятам после всех событий и пропажи Феди. Баста, разумеется, не рассказал никому, что это Назар его подставил, но рано или поздно все все равно обо всем узнают, и тогда праведного гнева будет не избежать. И можно было бы забить, но Назар прекрасно понимает, что не сможет. Он виновен, к сожалению, это чистая правда. И неважно, насколько эта вина большая, одно ее наличие уже делает его тем ещё мудаком. Прибавить сюда постоянную ложь Марку и предстоящие пытки, и можно смело крутить петлю. Веревка все равно давно уже вьется, скоро будет конец. Но что он принесет — совсем неясно. И это незнание куда страшнее, чем что-либо другое. — Не кори себя, — будто читая его мысли, просит Ваня, — Не тащи этот груз, не надо. Возможно, Федя жив, и ты зря начинаешь панихиду так рано. Его обязательно найдут, а мы найдем предателя и накажем его по всей строгости закона. Увидишь, все будет в норме. — Ты сам то веришь в это? — вопросительно изгибает бровь Назар, — Вань, мы по уши в дерьме, и ты знаешь это. Давай не будем делать вид, что все круто, когда это не так. Чистыми из всей это истории мы с тобой не вылезем, даже если выпьем все зелья мира, чтобы заблокировать воспоминания. Забытье, возможно, сделает так, чтобы мы успокоили душу. Но на деле все останется как прежде. А реальность наша такова, что мы лжем, пиздим прямо в глаза и каждый раз ошибаемся, пытаясь поступить правильно. А, в конце концов, будем пожинать плоды наших с тобой решений. — Ты становишься пессимистом, — неодобрительно качает головой Ваня, медленно отходя к выходу с поля, — Давай по фактам тогда. Наша ложь оправдана тем, что мы не хотим заключения Марка. Нападение на Центр произошло не по нашей вине, а по вине Незаконных, решивших убить мирных магов. А пытки — это единственный способ найти и уничтожить крысу. Если делить мир на чёрное и белое, то можно очень быстро разочароваться не только в себе, но и в самых близких людях. — Даже так? — хмыкает Назар, идя следом. — Даже так, — подтверждает Охра, поднимаясь по склону, — Мы можем называть Марка жертвой нашего молчания, но если смотреть правде в глаза, выяснится, что он перебил свыше восьмидесяти Незаконных разом и поселил внутри себя тьму. Мы также можем обвинить Мирона в том, что он играет в двойные игры, а потом вспомнить, что он кожи вон лезет, чтобы уберечь Марка и найти виновных в смерти Порчи. Если брать во внимание тебя, то, с одной стороны, ты пиздишь собственному мужу и собираешься пытать пленного на эмоциях, а с другой, ты спасаешь его и ищешь тех, кто убил твоего друга. Чёрно-белая призма полна разочарований, поэтому честнее видеть полутона. Зло не всегда является таковым, как не всегда добро остаётся добром. Мы живём в другом мире, и лучше понимать это, нежели обманывать самого себя. Иначе можно очень сильно обжечься. Ваня замолкает и прячет лицо в вороте куртки, греет обледеневшие щеки дыханием, пока Назара обдумывает его слова. Неожиданная философия Охры излишне правдива, но от правды редко бывает утешение. Конечно, ее нужно принимать, иначе мир переварит тебя и выбросит за борт, но это порой несказанно сложно. А в условиях постоянного нервного ожидания так тем более. Но Назар и правда не намерен обманываться. Этот этап он уже прошел, болезненно, надсадно, но прошел. Лгать другим можно бесконечно, но лгать себе неразумно как минимум. А он намерен теперь хотя бы иногда руководствоваться не только эмоциями, но и рассудком. Чтобы не делать больно себе и другим. — Я могу спросить? — осторожно уточняет Назар, и, получив кивок, выпаливает, — Если по твоей логике поступки и деяния каждого из нас можно поделить на плохие и хорошие, то что ты скажешь о Лие? — То есть? — Что плохого ты можешь сказать об ее выборах? Назар осознанно кидает эту затравку, желая утолить собственное любопытство. Не то чтобы его сильно беспокоили взаимоотношения Вани и Лии, но было интересно, что у них происходит. Конечно, не факт, что сейчас прозвучит признание или его подобие, но все же хоть кто-то можно узнать. Ваня долго молчит, и когда они почти доходят до особняка, наконец, отвечает. — Есть те, кто всегда поступает честно и правильно, — говорит он, принимая задумчивый вид, — Но это же и идёт им в ущерб. Лия одна из таких. Она воплощение света, но горя для других, она сгорает порой. Я не говорю, что у нее не бывает промахов, но… В ней нет тьмы. Поэтому ее легче сломать. — Разве сила не на стороне добра? — с тихой усмешкой интересуется Назар. — Мы живём не в том мире, — слабо улыбается Ваня в ответ и добавляет, — Но, пожалуй, я готов сделать все для торжества добра. — Ради чего? — Хотя бы ради того, чтобы ее не погубили. До встречи вечером. Затихнув, Ваня коротко кивает Назару, и заходит в особняк, не оборачиваясь. Какое-то время Назар смотрит ему вслед, прокручивая в голове все сказанное и услышанное, и вздыхает. Если для того, чтобы в их жизни вновь вернулся свет, придется запачкать руки в тьме и грязи, он сделает это, не моргнув. Смыть с себя это вряд ли выйдет, но иногда средства оправдывают цель. И цену, что кажется неподъемной, на деле вполне себе можно заплатить. Оставив все, что есть. Оставив покой, силы и частичку души. Оставив часть себя самого.***
Марк едва успевает отскочить в сторону, когда порыв ветра с улицы со звоном пригвождает к каменной стене распахнутую форточку. Слышится треск, а в следующую секунду на полу оказываются осколки битого стекла и кусок деревянной створки. Чертыхаясь себе под нос, Марк быстро докуривает сигарету, кидает бычок в пепельницу и берется устранить беспорядок. Как только восстанавливающие чары придают окну прежний вид, он закрывает его, удостоверившись, что все скреплено надёжно, выходит с террасы в пустой коридор и, ежась от холода, направляется в восточное крыло. Он так и не сгонял в Центр Происшествий, попросив Диму пересмотреть остатки личных дел и узнать всю информацию про Андрея Коновалова. Марк не мог объяснить себе, почему это для него так важно, а другу так тем более, но все же настоял на том, чтобы проверить его досье. Дима помочь согласился, предупредив, что вечером ему нужно будет заскочить ещё в одно место, потому то, что он нароет, оставит в кабинете. В общем-то Марка это устроило, потому как сегодня он все равно не сможет ничего просмотреть, ведь буквально через пятнадцать минут ему нужно выдвигаться на поиски Жени, и сейчас у него осталось совсем немного времени, чтобы заглянуть в изолятор. У Мирона он уже был, тот сказал, что им с Назаром и Ильёй нужно будет сгонять в Газгольдер, чтобы встретиться с Бастой, но это не должно затянуться. Ничего против Марк не имел, да и выходило довольно удобно — как раз к тому моменту, как он вернётся домой, Назар тоже прибудет обратно, а, значит, следующий день они смогут частично провести вместе. Дойдя до восточного крыла, Марк без стука входит в комнату и нос к носу сталкивается с Ильёй. Мамай что-то неразборчиво бормочет и тут же выходит в коридор, отходя в сторону лестницы, пока Марк пытается понять, что он тут делал. — Он пришел предупредить, что через полчаса мы выдвигаемся, — будто читая его мысли, подаёт голос Назар, сидя на подоконнике, — Спросил про самочувствие и передал стабилизирующее зелье от Алмаса. — Понятно, — Марк кивает сам себе и, закрыв дверь, подходит к кровати, — Ты как? Назар молча пожимает плечами, отворачивается к окну. Погода сегодня пасмурная, тяжёлые тучи зависли близко к земле, предрекая ни то очередной дождь, ни то снег. — Порядок, — машет рукой он, не глядя на Марка, — Переживаю немного. — Из-за чего? — уточняет Марк. Он усаживается рядом и припадает головой к холодному стеклу, рассматривая Назара, улыбается одними уголками губ. Красивый. Создатель, до жути красивый, невозможный, нереальный просто. Как Марк вообще умудрялся два года видеть в нем только друга? Загадка, разгадать которую уже вряд ли выйдет. — Беспокоишься, как пройдет встреча со своими? — Вроде того, — соглашается Назар, проводя пальцем по стеклу. Марк наблюдает за его действиями и беззвучно усмехается, замечая, что он чертит руну жизненного баланса и покоя. Как никогда кстати. — Мы все же давно не виделись, хуй знает, насколько там все изменилось. Возможно, я запомнил Газгольдер одним, а сейчас он совсем другой. — Разве это плохо? Все имеет свойство меняться. — Разумеется. Это просто бессмысленное беспокойство. Назар замолкает, продолжая рисовать символы. Руна смелости и героизма, руна чистого разума и… — Газгольдер все ещё твой дом, — тихо говорит Марк, перехватывая руку Назара и не давая ему нанести последний символ, — И маги в нем — все ещё твои друзья. Тебе не о чем волноваться. — Я знаю, — отвечает Назар, переплетая их пальцы, — Просто бессмысленное беспокойство. — Хочешь, я пойду с тобой? — Не нужно. Нам будет полезно немного отвлечься. Марк согласно хмыкает и тянет Назара ближе к себе, сгребая в объятия. Тот даже не сопротивляется, льнет всем телом, вжимаясь так, будто хочет срастись в единый организм и облегчённо вздыхает, когда Марк проводит ладонью по его спине. Они сидят молча, пребывая в своих мыслях, Назар трётся носом о его плечо, гладит по шее и отстраняется, выпутываясь из плена рук. — Тебе пора, — говорит он, но всем видом кричит о том, что не хочет отпускать, — Дела в Центре вряд ли могут подождать. — Подождут, — фыркает Марк, все же понимая, что действительно пора бы выдвигаться, — Ты сегодня же вернёшься? — Скорее всего. А что? — Зайти к тебе? — Ты тут фактически живёшь, — усмехается Назар, кидая лукавый взгляд, — Сам то хоть помнишь, когда в последний раз в своей спальне ночевал? — Подловил, — Марк улыбается в ответ, запуская пальцы в волосы, — Просто эта комната больше. Люблю свободное пространство. — Она меньше, чем твоя. — Ладно, она просто ближе. Назар закатывает глаза и повторно советует поторопиться со сборами. — Езжай уже, а то вернёшься только к обеду. — Бывает всякое, — пожимает плечами Марк и осторожно уточняет, — Все точно в норме? Выглядишь загруженным. — Порядок, — отзывается Назар, а затем отлипает от стекла и толкает его к выходу, — Все, пиздуй, время тянешь. Высказать свое возмущение Марк не успевает, Назар снова отворачивается, намекая на то, что разговор продолжать не собирается, потому приходится послушно ретироваться. Уже стоя в дверях, Марк незаметно оглядывается и, прежде чем выйти из комнаты, замечает, как Назар выводит последнюю руну на окне. Руну жизни и смерти.